УДК 00 + 321.96
ББК Ч11+Т3-4
Е.Ю. Ольховская
г. Чита
Интеллигенция как духовная элита общества
В статье «Интеллигенция как духовная элита общества» автор раскрывает историю появления понятия «интеллигенция», показывает его соотнесенность с духовными ценностями, обосновывает его связь понятием «духовная элита» и анализирует различные подходы к определению его содержания.
Ключевые слова: интеллигенция, элита, ценности.
Ye.Yu. Olkhovskaya
Chita
Intelligentsia as spiritual elite of society
The author describes the history of "intelligentsia” notion formation, as well as the way this notion is related to spiritual values. The article also contains the analysis of various approaches to the contents of the notion and its connection with the "spiritual elite” notion.
Key words: intelligentsia, elite, values.
В научной литературе нередко субъект интеллектуальной элиты ассоциируется с понятием «интеллигент». Придерживающийся данной точки зрения, К. Манхейм утверждал, ссылаясь на работы П.П. Лаврова и К.Н. Михайловского, что проблема «интеллигенция» была впервые, вероятно, поставлена в царской России. Цицерон (с точки зрения ряда исследователей, введший в обиход данный термин) раскрывал его с двух позиций — как «разумность» и «способность к пониманию». В дальнейшем Гегель способность человека к пониманию сущности природных и социальных проблем рассматривал как процесс самопознания теоретического духа, Шеллинг — как создающую и рефлектирующую способность. В русле данных подходов как «критически мыслящую личность» характеризовал интеллигенцию и П.Л. Лавров, подчеркивая при этом, что не каждый образованный человек склонен к данному процессу, поэтому среди таких людей существует немало «дикарей высшей культуры». Русский историк П.Н. Милюков называл интеллигенцию «умом и цветом народа» [см.: 6; 8].
С середины XX в. стали появляться мери-тократические идеи «власти заслуженных» (самых умных, талантливых, деловых и т.д.) — элиты, отобранной по признаку способностей. Термин «меритократия» (лат. теплив — «достойный», и греч. кгаО — «власть») введен М. Янгом в 1958 г., который сатирически изобразил грядущий крах новой олигархии, оправдывающей свое господство тем, что она состоит из наиболее интеллектуально одаренных людей, рекрутируемых из разных классов и стран [см.: 11]. Однако только современные американские социологи (Д. Белл, З. Бжезинский) придали данному термину позитивный смысл и на его основе сконструировали теорию политической меритократии как интеллектуальной элиты.
Создатели теории «элиты заслуги», или «ме-ритократии», попытались соединить элитаризм не только с идеей политической демократии, но и социальной справедливости; а также сконструировать общество, девизом которого стал бы принцип «каждому — по его заслугам». Согласно данной концепции, современное общество идет к господству элиты компетентности (от «элиты крови» — аристократического, рабовладельческого и феодального общества (т.е. доиндустриального); затем «элиты богатства» — капиталистического (индустриального) общества, к «элите знаний» — постиндустриального общества). В связи с этим в постиндустриальном обществе экономические отношения оттеснятся на второй план и решающую роль начинает играть процесс производства знаний. Гарантируя необходимый жизненный минимум для всех, Белл выступал и против того, что он называл «чрезмерным эгалитаризмом» — необоснованным притязанием масс на полное равенство с элитой.
Большое внимание исследованию проблемы интеллигенции как духовной элиты уделяли Н.И. Бердяев, Н.О. Лосский, В.С. Соловьев, С. Франк, которые сосредоточили свое внимание на нравственном самосовершенствовании человека (понимании его богочеловеческого бытия) как ведущем механизме эволюции общества, культуры и личности. Представители данного направления, пытаясь философски осмыслить роль и место России в истории человечества, рассматривали отечественную культуру как органическую составляющую православной культуры. В связи с этим процесс развития человека в культуре они трактовали как восхождение к абсолютным ценностям и усовершенствование себя по абсолютному идеалу образа Христа.
В отличие от западно-европейского толкования культуры как источника жизненного ком-
форта отечественные либеральные мыслители, в первую очередь, в культуре выделяли иерархию духовных ценностей. Дифференцируя с этой целью понятия «цивилизация» (нижний уровень культуры, ориентированный на повышение благосостояния человека) и «культура», они подчеркивали направленность последнего на самопознание и служение высшим идеалам. В связи с этим принципиальное значение для понимания высшего смысла человеческого существования и определения эталона творческих возможностей личности (критериев высшего уровня самосовершенствования, в том числе и степени благотворного влияния на развитие культуры гениальных и талантливых людей) имело ранжирование ценностей, предложенное Н.О. Лосским. Стремясь преодолеть разрыв между идеальным и субъективным, выдающийся русский философ дифференцировал ценности на Абсолютные, вечные (существующие в Царствии Божьем) и производные от них, вторичные, ценности значения (не выходящие за пределы Бытия человека) [см.: 7].
Органически дополняли идеи Лосского концепции идеала человека и соборности общества Н.А. Бердяева и В.С. Соловьева, выстроенные на позициях единения людей на основе их любви к Богу как источнику Добра, взаимопонимания и взаимопомощи. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что представления русских философов о соборности — целостном сообществе людей, направленном на нравственную организацию социума, ни в коей мере не нивелировало значение индивидуальной личности. Индивидуальность, как одна из высших духовных ценностей, также включалась ими в христианский идеал человека. Индивидуальное своеобразие личности трактовалось с позиций ее возможностей в постижении Абсолютных ценностей и «в способности переходить за границы фактического феноменального бытия, в способности жить не только в себе, но и в другом» [7, с. 446]. В связи с этим понятие «индивидуальность» основывалось не столько на признании своего достоинства, сколько на стремлении помочь другому человеку в его самосовершенствовании.
Подобный подход русской религиозной философии являлся прямым контрастом не только идеалам Сверхчеловека Ницше, но и утилитаризму Г. Спенсера и ряда других ученых. Так, Н.О. Лосский, полемизируя со Спенсером, отстаивавшим идею, что основой жизни является извлечение пользы, и доказывающим, что биологическая жизнь построена на борьбе за существование, обратил внимание на то, что даже природе свойственно «...творить нечто, не имеющее отношение к собственной пользе
и выгоде. Жизнь существа, обнаруживающего такие стремления, отмечена в том или ином отношении печатью благородства, достоинства, красоты» [7, с. 74]. А В.С. Соловьев в отличие от Ницше утверждал, что земной шар завоевывают не хищники, а кроткие существа, такие, как люди, нацеленные на идеи взаимной поддержки, а не борьбы. Более того, он доказывал, что «высшие формы могут развиваться только в среде, где взаимная помощь широко развита» [9, с. 80]. Эту же мысль продолжил и Н.А. Бердяев, доказывавший, что генезис общества нельзя полностью отождествлять с законами природы, по логике которых побеждает сильнейший. Исходя из характеристики общества как духовной соборности, он аккумулировал идею, что высшей ценностью является нравственный человек [3, с. 96 — 120].
Таким образом, рассматривая концепции русской религиозной философии, создавшей предпосылки становления отечественной эли-тологии, следует особо подчеркнуть тот факт, что великие ученые еще до возникновения идей меритократии на Западе сумели обосновать роль личности в развитии культуры, в том числе и элитарной («сильной», «высшей»), на основе идеалов высокого уровня ее восхождения к духовному самосовершенству и творчеству, а не подавления «биологически сильными» «биологически слабых» [9, с. 80]. При этом особо следует подчеркнуть, что отечественная философия, особенно религиозная, настаивая на необходимости воспитания человека в содружестве «сильных» и «слабых» натур, не декларировала признание идей эгаэлитаризма как вектора осмысления проблем справедливости и равенства.
Более того, в современном научном знании
Н.А. Бердяев считается одним из крупных российских элитологов, несмотря на то, что в конце жизни он стал более близок к позиции социального персонализма [см.: 1]. Доказывая, что гений и талант принадлежат к духовной аристократии (сотворенный Богом), Бердяев выступал против «плебейско-пролетарских» требований «уравнительной справедливости» [см.: 2]. При этом самый высокий уровень в персоналистической иерархии Бердяева занимала творческая личность, а ее высшим проявлением называлась гениальность. В связи с этим он отстаивал неравенство и иерархию культуры и социума, т.к. культура создается индивидуальной личностью, верхами интеллектуального слоя. Близких взглядов на элиту придерживался и Н.О. Лосский, доказывавший, что отбор в элиту наиболее одаренных лиц усиливает государство. При этом возвышение личности — элитизацию он рассматривал как «правильный путь к Царству Божьему» [1, с. 182].
Большое внимание проблеме социального закрытия элиты уделял П.А. Сорокин. Родоначальник теории социальной стратификации предупреждал, что монополия власти узкого привилегированного слоя делает общество закрытым, препятствующим росту талантливых выходцев нижних слоев. В связи с тем что «головастики» (Сорокин в начале XX в. не употреблял термины «элитарная личность», «элита») превосходят реальную элиту, падает качество правления, создаются социальные катаклизмы, ведущие к смене элит. Сорокин подчеркивал историческую вину предреволюционной русской политической элиты, больше заботившейся о своих интересах и тормозившей продвижение талантов из народа [см.: 10].
После Октябрьской революции исследования проблемы элиты в отечественной науке были запрещены и возобновились только в 90-е гг. XX в. В исследованиях процессов эли-тообразования к советской правящей элите относили номенклатуру, а также людей, входящих во власть и приближенных к ней, а к постсоветской — новый класс, в основном вобравший в себя личности, имеющие отношение не только к рычагам власти, но и собственности. Российская культурная элита, выполняющая в демократических странах роль социального стержня государства, в преобладающем своем составе попала в категорию «новых бедных», высококвалифицированных работников, сохраняющих приверженность идеалам своей социальной группы, но экономически не обеспеченных. Более того, для данной статусной категории России осталась свойственна политическая аморфность и отход от функций критики власти.
В целом создавшаяся в России ситуация являлась следствием волюнтаристского и стихийного рекрутирования элиты в советский период, отстранения основной части высшей интеллигенции от принятия политических решений и отсутствия позитивного образа элитарной личности в менталитете народа. Таким образом, анализ объективной действительности вскрыл несовпадение научных представлений об элитарной личности и нравственных установок, профессиональных качеств элиты «новых русских». Рост неравенства, «утечка мозгов», начавшееся самовоспроизводство высшего класса, ухудшение материального положения основной части населения спродуцировали потерю веры в социальную справедливость и возможность меритократического управления обществом, а также порождали отождествление в менталитете социума категорий «элиты» и «квазиэлиты» (псевдоэлиты).
Так, например, проведенное фондом Эберта исследование выявило социально опасную закономерность: чем богаче человек, тем выше уровень его готовности преступить во имя достижения своих целей нравственные нормы. Низко по сравнению с профессиональными устремлениями оценивалась и политическая активность культурной элиты [см.: 4]. Культурная элита отошла еще более чем в предшествующие этапы, от сферы влияния на умонастроения общества. Позиции своеобразного ретранслятора базовых ценностей поведения и идейнополитических ориентаций она по-прежнему предпочитала оставлять в области деятельности политических лидеров. Вследствие этого высокостатусная группа элиты в отечественном мышлении скорее ассоциировалась с категорией политиков, бизнесменов, в том числе и представителей теневой экономики и т.п., чем с категорией ведущих деятелей российской культуры.
Однако при пассивном отношении к участию в политической жизни страны научная элита начала 90-х гг. большое внимание уделяла разработке теоретико-методологических основ изучения проблемы особенностей элитообра-зования России.
Проведенное под руководством профессора С.А. Кугеля санкт-петербургское исследование позволило рассматривать интеллектуальную элиту как особый тип российской элиты, включающий широкий круг представителей интеллектуального труда. Если сфера политической элиты ограничивалась ответственностью за успехи и неудачи в социально-политическом развитии, то интеллектуальной — выходила на проблемы футурологии. Интеллектуальная элита описывалась как продукт длительного развития, в ходе которого в истории России в нее попали лица разной социальной направленности: высокоталантливые люди, пробившиеся через сословно-классовые препоны; достаточно талантливые и работоспособные; выбившиеся за счет высоких перегрузок, возникающих вследствие необходимости работать не только за себя, но и высокопоставленных лиц; около научные, претендующие на статус интеллектуальной элиты в силу своих обширных связей [см.: 1].
В отличие от позиций вышеназванных авторов В.И. Добрынина и Т.Н. Кухтевич предлагали рассматривать элиту как единую статусную группу, связанную с феноменом социальнокультурных традиций и несущую ответственность за коренные интересы и ценности общества, его дальнейшее развитие. В этом случае, считали они, вместо традиционного противопоставления политологического и культурологи-
ческого подходов в дифференцировании элиты ее анализ должен основываться на качественных характеристиках представителей высшей социальной группы и делении на статусные категории «элиты» и «квазиэлиты». Однако при этом вышеназванные авторы все-таки использовали в своем исследовании понятие «интеллектуальной элиты» для обозначения высоко престижной группы профессионалов и дифференцирования их от номенклатуры. Более того, они утверждали, что в условиях советской России «подлинной элите как воплощению ответственности, духовности народа и общества не было места, она была не нужна» [5, с. 40].
Однако наиболее обоснованной нам видится позиция Г.К. Ашин, Гаман-Голутвиной, А.В. По-неделкова и др., отстаивающих позитивность тенденции движения от монолитности элит к плюрализму [см.: 1]. Отечественные элитоло-ги, выделяя политико-административную элиту, экономическую, региональную и культурную; настойчиво подчеркивают необходимость нравственного приоритета последней. Данное положение обосновывается тем, что именно культурная элита должна выполнять функции генерирования новых идей, отстаивания ду-
ховных ценностей и критики власти. В связи с этим для культурной элиты свойственна естественная неоднократность: в ее состав входит не только научная элита; но и элита искусства и спорта, создающая новые формы эстетического освоения деятельности. Также культурная элита дифференцируется на технократическую и гуманитарную. Утрата культурной элитой вышеперечисленных функций опасна для общества; так негласный запрет в советский период критики власти привел к отрыву власти от народа и манипулированию его интересами; поэтому маргинальное положение культурной элиты в системе элит — одно из ведущих препятствий построения демократического общества. Другой опасностью называлась монолитность элиты, склонность к авторитарному правлению. Если конфликтующие элиты — угроза для стабильности политической системы; то монолитные — для свободы народа, это фактор превращения его в объект управления элиты. В условиях гражданского общества горизонтальные связи в элитах должны преобладать над вертикальными; а стратегическая роль политической элиты должна сопровождаться нормативной (смыслопорождающей) культурной.
Библиографический список
1. Ашин, Г.К. Элитология. — М.: МГИМО, 2005. - 544 с.
2. Бердяев, Н.А. Философия неравенства. — М.: ИМА — пресс, 1990. — 288 с.
3. Бердяев, Н.А. Русская идея. — Харьков: ФО ЛИО; М.: ОООАСТ, 2000. — 400 с.
4. Добреньков, В.И. Социология. — М.: ИНФРА-М, 2003. — 642 с.
5. Добрынина, В.И. Формирование интеллектуальной элиты в высшей школе. — М.: МГУ, 1996. — 93 с.
6. Лавров, П.Л. Опыт истории нового времени. — Женева: Вольная русская типография, 1888. — Т. 1. — 480 с.
7. Лосский, Н.О. Условия абсолютного добра. Основы этики характера русского народа. — М.: Политиздат, 1991. — 368 с.
8. Милюков, П.Н. Интеллигенция и историческая традиция // Интеллигенция в России: сб. статей. — СПб.: Земля, 1910. — 258 с.
9. Соловьев, В.С. Оправдание добра: нравственная философия. — М.: Республика, 1996. — 479 с.
10. Сорокин, П. Социальная стратификация // Человек. Цивилизация. Общество. — М.: Политиздат, 1992. — С. 297 — 334.
11. Янг, М. Возвышение меритократии // Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. — Academia, 1991. — С.317 - 346.