Институциональный подход в экономической науке и к экономической науке. Часть 2

Ефимов Владимир Максович

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

6

ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОМ ЭКОНОМИКИ

www.hjournal.ru

DOI: 10.17835/2076-6297.2015.7.4.006-059

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЙ ПОДХОД В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКЕ И К ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКЕ ЧАСТЬ II

ЕФИМОВ ВЛАДИМИР МАКСОВИЧ,

доктор экономических наук, ЦЭМИ РАН, Docteur en Etudes du Developpement, Женевский университет, независимый исследователь, Франция, e-mail: [email protected]

В статье делается попытка обосновать альтернативную принятой методологию экономической науки, а также осуществить соответствующий пересмотр истории этой дисциплины. В ней объясняется, почему эта дисциплина, как в своей ортодоксальной форме, так и для большинства ее неордоксальных направлений, является познавательно бесплодной, социально-экономико-политически вредной. Статья может рассматриваться как манифест, призывающий к радикальному изменению дисциплины. Как такой манифест статья, вероятно, могла бы быть названа «Экономическая дисциплина: от покаяния к воскресению», то есть я предлагаю экономистам покаяться в том зле, которое дисциплина принесла, и на базе этой рефлексии возродить ее на другой методологической основе, которая способна сделать экономическую науку социально полезной. Вторая часть статьи, опубликованная в этом номере журнала, состоит из двух разделов. В первом из них (раздел № 4) экономическая наука рассматривается как институт и обсуждается как его возникновение и эволюция, так и современное функционирование. На основании произведенного анализа можно сделать вывод об очень высокой степени устойчивости этого института и невозможности его реформирования без активного внешнего к этому институту вмешательства. Пятый раздел статьи посвящен связи социальной роли экономической науки с её методологией. В нем утверждается, что социальной функцией экономической науки является изучение реальности как она есть и подчёркивается, что на выполнение экономистами именно этой функции и должно быть направлено их образование.

Ключевые слова: экономический мейнстрим и теологические традиции англо-саксонских университетов; рождение институционализма и традиции немецких исследовательских университетов; экономическая наука как институт; ценностная типология академических (университетских) экономистов; методологическая классификация академических (университетских) экономистов; социальная функция экономической науки; нововременная модель научного исследования; конструктивистское представление о научном исследовании; аутические экономические наука и образование; социально -экономические реформы, и реформа экономических науки и образования.

Институциональный подход в экономической науке ...

7

INSTITUTIONAL APPROACH IN ECONOMICS AND TO

ECONOMICS

PART II

YEFIMOV VLADIMIR, M.,

PhD, Central Economics and mathematics Institute of RAS, Docteur en Etudes du Developpement, University of Geneva, Independent Researcher, France, e-mail: [email protected]

The paper attempts to justify an alternative to conventional methodology of economics, as well as make a corresponding revision of the history of this discipline. It explains why the discipline in its orthodox version, and for the most unorthodox directions, is cognitively sterile and socio-economico-politically very harmful. The paper can be seen as a manifesto which calls for a radical change in the discipline. As a manifesto, it probably could be called "Economics: from repentance and resurrection", that is, I suggest to economists to repent of the harm that this discipline has brought and on the basis of this reflection to revive it in the different methodological framework that is able to make economics socially useful. The second part of the paper, which is published in this issue, consists of two sections. In the first one (section number 4) economics is regarded as an institution and discusses its origin and evolution, as well as its current operation. On the basis of the analysis made in this section we can conclude that this institution has a very high degree of stability and because of that it cannot be reformed without an active external intervention. The fifth section of the paper is devoted to the link of the social role of economics with its methodology. It argues that the social function of economic science is the study of reality as it is, and underlines that economic education must be oriented in this direction.

Keywords: economic mainstream and the theological tradition of Anglo-Saxon universities; the birth of institutionalism and the tradition of German research universities; economic science as an institution; types of academic economists according to their values; methodological classification of academic economists; the social function of economics; modern model of scientific research; constructivist view of scientific research; autistic economic science and education; socio-economic reforms and the reform of economic science and education.

JEL: B52, C91, D03.

4. Институциональный подход к анализу экономической науки

С профессионализацией и институционализацией экономической науки, которым уже более ста лет, академические экономисты входят в некоторые профессиональные сообщества и свои исследования проводят во вполне определенных институциональных рамках. Было бы нереалистично предположить, что ни академическое сообщество, членом которого является экономист, ни институты, в которые он погружен, не влияют на его продукцию, то есть производимые им идеи/теории. Изучение этого влияния может происходить совершенно по-разному в зависимости от того, в рамках какого институционализма мы собираемся проводить исследование. Если академический экономист, то есть производитель академической продукции (публикаций) и услуг (преподавания), рассматривается как максимизатор своей выгоды, а институты, в рамках которых он действует, как ограничения в оптимизационной задаче, которую он постоянно решает, то в этом случае исследование проводится в рамках институционализма рационального выбора. Как правило, оно предполагает создание абстрактных

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

8

Ефимов В. М.

моделей, предпочтительно математических, построенных на базе каких-то априорных гипотез (Кузьминов и Юдкевич, 2007; Сонин, Хованская и Юдкевич, 2008). В этом разделе статьи я попытаюсь применить к анализу экономической науки альтернативный подход, а именно подход исторического институционализма. Как отмечалось в предыдущем разделе и как видно из самого названия этого подхода, он предусматривает рассмотрение зависимости от пройденного пути, т.е. по существу сводится к применению эволюционного институционального анализа. Анализ этот ведется на базе конкретных исторических данных, почерпанных из самых разнообразных источников1.

В Западной Европе институт экономической науки возник под влиянием института национального университета и института национальной академии наук. Университеты появляются в XIII веке, национальные академии наук в XVII веке, а экономическая наука институционализировалась только в XIX веке. Поэтому эволюционный анализ собственно института экономической науки в каждой стране требует предварительного рассмотрения института университета и института академии наук в этой стране. Первые университеты представляли собой ассоциации преподавателей и/или студентов, имеющие свои уставы, регламентирующие их деятельность по учебе и обучению, а также выборные органы управления. Они были нацелены на взаимопомощь, защиту от потенциальных опасностей со стороны как населения, так и властей (Charle et Verger, 2007. P. 13). Преподаваемые базовые предметы были латынь, риторика, логика, арифметика, геометрия, астрономия, музыка, а венцом обучения была теология. В качестве прикладных дисциплин выступали право и медицина. Возникновение этих ассоциаций было вызвано не только общим подъемом Запада, с экономическим обновлением, ростом городов и ускорением обменов. Оно было связано с нуждой католической церкви, гражданских властей и правящих классов в образованных людях для ведения своих дел (Ibid. P. 8, 9). Первые университеты, будучи ассоциациями, тем не менее сильно зависели от поддержки светских властей, то есть короля, но решающей была поддержка со стороны пап (Ibid. P. 15) и очень скоро университеты практически полностью подчинились церкви.

В XIV и XV веках, официально оставаясь учреждениями церкви, университеты все больше и больше подпадали под контроль городов и государств, которые ждали от них, с одной стороны, подготовки грамотных и компетентных юристов для различных административных органов, а с другой стороны, разработки национальной и монархической идеологии, которая сопровождала рождение современного государства. В обмен за потерю автономии университеты получали всевозможные выгоды, в том числе выплату государством заработной платы профессорам, и стали выполнять отведенную им роль обучения будущих элит, а также поддержания и укрепления установленного общественно-политического порядка (Ibid. P. 19). Каждый университет имел все или некоторые из следующих четырех факультетов: искусство, медицина, право, теология. Обучаемые

дисциплины, по существу, остались те же, что и в XIII веке. Искусства делились на искусства слов и знаков (грамматика, то есть латынь, риторика, диалектика) и 1

1 Подобный анализ может быть связан с новой дисциплиной под названием «Институциональная история экономической науки» (по-видимому, термин Institutional History of Economics был впервые предложен голландкой Эстер-Марьям Сент (Esther-Marjam Sent)), в которой вместо истории только учений (идей), изучаемых в «Истории экономической мысли», должны ставиться вопросы как и почему те или иные авторы пришли к своим идеям/теориям, и почему на том или ином историческом отрезке, те или иные идеи/теории получают все большее распространение, а другие игнорируются большинством членов профессионального сообщества или даже придаются забвению. По существу, в этой дисциплине речь должна идти об изучении социального процесса производства, распространения и поддержания экономических идей/теорий. Предмет и метод институциональной истории экономической науки существенно отличаются от предмета и метода истории экономических учений. В ней изучаются не только и не столько произведения (теории/идеи) экономистов, но и правила (формальные и неформальные) функционирования сообществ академических экономистов, а также верования (идеи и ценности) относительно своей профессии, разделяемые членами этих сообществ. Информационными источниками здесь являются автобиографии, биографии, интервью, всевозможные документы, отражающие функционирование экономических школ, факультетов, а также экономических ассоциаций. Изложенное в этом разделе статьи может рассматриваться как попытка внести некоторый очень скромный вклад в развитие этой дисциплины.

Институциональный подход в экономической науке ...

9

искусства вещей и чисел (арифметика, музыка, астрономия, геометрия). Точные науки преподавались в старых рамках зафиксированных Аристотелем и Птолемеем (Ibid. P. 33). Обучение медицине основывалось на римских источниках. На факультете права акцент делался на преподавании церковного права, нацеленного на усиление папской власти. Высшей дисциплиной была теология, в рамках которой, с одной стороны, изучалась и интерпретировалась библия, а с другой стороны, собственно теология, находящаяся в то время под влиянием философии Аристотеля (Ibid. P. 26). В целом вся система университетского средневекового образования носила сугубо схоластический характер.

Начиная с XVI века университетской автономии приходит конец. С этого времени полностью устраняются выборные органы управления, а правила его функционирования, включая набор студентов, экзамены и содержание обучения, определяются государством. При зачислении от студентов требуют клятвы верности, принятой в королевстве религиозной конфессии (Ibid. P. 26). Традиционно университеты упрекаются в том, что они сохранили вплоть до XVIII века устаревшее обучение, основанное на старых средневековых авторитетах (Аристотель в философии, Пётр Ломбардский в теологии, Кодификация Юстиниана в праве, Гиппократ в медицине) и полностью игнорировали новаторские течения, рожденные вне университета. К ним относятся учения Декарта и Ньютона, философия Просвещения, новое право и даже новые интерпретации в теологии. Правительства и церкви в XVIII веке поручали университетам стоять на страже единомыслия и бороться со всякого рода отклонениями от него. Так, Сорбонна блюла интересы абсолютизма и католической церкви, а Кембриджский и Оксфордский университеты были непосредственно связаны с англиканской церковью. Университетский диплом служил свидетельством определенной социальной принадлежности, знаком лояльности установленному политическому порядку. Настоящее образование приобреталось вне университета: в семье, в салонах, путем прослушивания частных лекций, чтения книг, а также непосредственно на практике в начале карьеры (Ibid. P. 56). Если некоторые университетские преподаватели или студенты и входили в число ученых и мыслителей этой эпохи, то делали они свои открытия и разрабатывали свои труды вне университета. Институтами, в рамках которых эта деятельность осуществлялась, в то время были академии и научные общества, а также кабинеты богатых любителей науки (Ibid. P. 53, 54).

В католической Франции никаких существенных институциональных изменений университета не произошло вплоть до Революции 1789 года. В консервативной Англии реформа университета также не стояла на повестке дня. Реформа института западноевропейского университета пришла из протестантской Германии. В 1810 году в Берлине был основан университет2, который по инициативе его создателя Вильгельма Гумбольдта в значительной степени порвал со многими традициями института средневекового университета. Этот университет стал первым так называемым исследовательским университетом, то есть одновременно учебным и исследовательским учреждением. Концепция Гумбольдта (Humboldt, 1979) трактовала науку не как нечто законченное, что преподаватели должны передавать студентам, а как «задачу, которая еще не решена» и для решения которой нужно никогда не останавливать исследования. Отношения между преподавателем и студентами становятся совсем не такими, как раньше. Преподаватель теперь в университете присутствует не только и не столько для студентов, сколько все они вместе, «и преподаватель, и студенты, находятся в университете для науки». Действующие исследователи, которые не являются штатными сотрудниками университета, получают право преподавать в нем. Признавая полезность борьбы и трений по научным вопросам между преподавателями университета, Гумбольдт в своем проекте оставляет право их

2 Решение по созданию нового университета было вызвано потерей Пруссией в результате Тильзитского мира Магдебургского герцогства с его Королевским университетом в Халле.

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

10

Ефимов В. М.

назначения исключительно за государством, так как «университеты по своей природе (настолько) тесно связаны с интересами государства, чтобы было как-то по-другому».

На концепцию Гумбольдта оказали влияние первый ректор Берлинского университета Йоганн Фихте. По нему, назначение ученого сословия — «это высшее наблюдение над действительным развитием человеческого рода в общем и постоянное содействие этому развитию» (Фихте, 2000. C. 761-762). Он считал, что цель всей работы ученого в отношении общества есть «нравственное облагораживание человека» и «обязанность ученого — устанавливать всегда эту последнюю цель и иметь ее перед глазами во всем, что он делает в обществе» (Указ. соч. C. 766). Фихте приводит слова, которые по его мнению каждый ученый должен сказать себе: «Я призван для того, чтобы свидетельствовать об истине, моя жизнь и моя судьба не имеют значения; влияние моей жизни бесконечно велико. Я — жрец истины, я служу ей, я обязался сделать для нее все — и дерзать, и страдать» (Указ. соч. C. 767). Вторым советником Гумбольдта, оказавшего на него сильное влияние, был философ и профессор теологии Берлинского университета Фридрих Шлейермахер. Он также как и Фихте настаивал на необходимости нравственного совершенствования, рассматривая его как долг индивида по отношению к себе и к обществу и одновременно как процесс слияния индивида с Богом. Он основал новую дисциплину герменевтику как науку истолкования текстов, как «учение об искусстве понимания» письменных документов вообще (Шлейермахер, 2004), которая положила начало интерпретативной парадигме в гуманитарных науках.

О какого типа науке и исследованиях говорит Гумбольдт в своем проекте ? Об этом можно легко догадаться исходя из того, что в своем проекте он считает, что «без сомнения можно доверить развитие науки исключительно университетам, при условии их надлежащей организации, и вполне обойтись без академий». Академии же в то время представляли собой организации, нацеленные исключительно на экспериментальные науки. Так, Лондонское королевское общество (Royal Society of London for Improving Natural Knowledge), основанное в 1662 году "для содействия успехам естествознания", избрало выражение "Ничего на словах" (Nullius in verba) своим девизом, что означало, что доказывать можно только данными научного эксперимента, а не словами научных авторитетов, в отличие от средневековой схоластической философии, для которой непререкаемыми авторитетами были Аристотель и отцы церкви, а научная истина строилась на дедуктивной логике в согласии с божественным провидением3. Важную роль в создании Лондонского королевского общества сыграл призыв Фрэнсиса Бэкона к экспериментальному изучению природы. Общество ставило основной своей целью опытное исследование. На одном из первых собраний общества его цели были сформулированы в следующих словах: «Общество не будет признавать никаких гипотез, систем, учений натуральной философии, предложенных или признававшихся древними или современными философами..., но будет испытывать и обсуждать все мнения, никакого не принимая до тех пор, пока после зрелого обсуждения и иных доказательств, даваемых правильно поставленными опытами, не будет несомненно доказана истинность каждого положения»4. «Лондонское Королевское общество развития естественных наук» собрало ученых, занимавшихся новой, или экспериментальной, философией. В 1662 г. Карл II утвердил «Статут», в котором устанавливались права и прерогативы Королевского общества. Цель общества — составить «точное описание всех природных явлений» простым и лаконичным языком, близким к языку «ремесленников, крестьян, торговцев», а не языком «философов». В королевских хартиях относительно общества его существование связывается с поиском истины и подчеркивается экспериментальный характер получения знаний, которому будет способствовать общество. Как Королевское

3 См.: (http://dic.academic.ru/dic.nsf/latin_proverbs/1704/NuHiusJ.

4 См.: (http://www.biografia.ru/arhiv/himia24.html).

Институциональный подход в экономической науке ...

11

общество, так и Парижская Академия наук5, были созданы по образцу Accademia del Cimento (Академия опытов)6, основанной в 1657 г. князем Леопольде Медичи.

Лондонское королевское общество с момента своего создания, как и другие академии наук того времени, функционировало не только и не столько на основе формальных правил (писанных норм), сколько в соответствии с неформальными правилами научной этики, за которыми стояла высшая ценность поиска истины. Американский социолог и историк науки Стивен Шейпин в своей книге «Социальная история истины. Благовоспитанность и наука в Англии семнадцатого века» (Shapin, 1994) исследует эти правила и ценности, используя биографический метод7. Центром внимания в исследовании Шейпина был один из главных основателей Лондонского королевского общества Роберт Бойль, который принадлежал к старинному аристократическому роду. Как и для других членов этого одного из первых институционализированных сообществ ученых -исследователей, его присутствие в нем никак не было связано ни с какими материальными интересами. Наоборот, получив после смерти отца значительное состояние, он тратил его на проведение исследований, которые носили экспериментальный характер. В изучении природы он был последовательным противником схоластической философии и давал предпочтение опыту перед умозрением, что было реакцией на прежнее схоластическое направление, так долго господствовавшее в науке. Анализируя биографию Бойля и документацию Лондонского королевского общества, Шейпин приходит к образу члена сообщества ученых-исследователей как джентльмена (a scholar and a gentleman), для которого правдивость в поиске истины и в передаче другим результатов своих экспериментальных исследований «гарантировались нравственностью» (underwritten by virtue): «Джентльмены настаивали на правдивости их отношений как знак их положения и их чести. Признание правдивости джентльмена было признанием его идентичности. Свобода действий и идентичность рассматривались как условие правдивости, в то время как стеснение и нужда (constraint and need) признавались как почва для лживости» (Shapin, 1994. P. 410). Для них любовь к истине была даже выше репутации и славы (Ibid. P. 280). Как мы видели выше, близкие ценности для людей науки полтора века спустя проповедовал один из идеологов института исследовательского университета Йоганн Фихте.

Как видно из вышеизложенного, институт науки, возникшей в виде академий, не имел ничего общего с институтом университета того времени и только реформа Гумбольдта начала XIX века дала начало постепенному изменению ситуации в университетах вне Германии. Это относится и к Кембриджскому университету, где учился Исаак Ньютон. В его время «возрожденческий свежий ветер нового исследования, наука Галилея, Кеплера, Декарта еще в недостаточной

5 Во Франции благодаря хлопотам министра Кольбера в 1666 г. (год правления короля Людовика XIV), была основана Парижская королевская академия наук. В знаменитом "Меморандуме", написанном Христианом Гюйгенсом для министра Кольбера, утверждается, что основным и наиболее полезным занятием членов академии должна быть "работа над естественной историей в соответствии с планом, намеченным Бэконом". Вот в основных чертах проект Гюйгенса: эксперименты с вакуумом при помощи насосов для определения веса воздуха; замер взрывной силы пороха, помещенного в закрытый железный или медный контейнер с достаточно толстыми стенками; исследование силы пара, силы и скорости ветра и изучение возможности его применения в навигации и работе механизмов; анализ "силы... движения под действием удара". Гюйгенс пишет, что есть много полезных вещей, которые остаются совсем или почти неизвестными нам, и перечисляет некоторые из них: природа тяжести, тепла, холода, света, магнитного притяжения, дыхание животных, состав атмосферы, рост растений и т.д. (http://society.polbu.ru/antiseri_westphilosophy/ch49_i.html).

6 Академия опытов замышлялась для пропаганды науки и должна была способствовать расширению познаний в области физики путем коллективной экспериментальной деятельности своих членов, следуя методу, установленному Галилеем, на работы которого она прямо опиралась. Полное представление о работе Академии было дано Джованни Тарджони Тодзетти в четырех томах "Atti е Memorie inedite dellAccademia del Cimento e notizie aneddote dei progressi delle sienze in Toscana" («Труды и неизданные отчеты Академии опытов», Флоренция, 1780). После общего введения в «Очерках» приводится описание термометров и методов их конструирования. Затем дается описание гигрометров, барометров и способов применения маятников для измерения времени. Далее идут четырнадцать серий систематических экспериментов: исследования атмосферного давления, затвердевания, термического изменения объема, пористости металлов, сжимаемости воды, предполагаемой «положительной легкости», магнитов, электрических явлений, цвета, звука, движения брошенных тел. (www.portal-slovo.ru/impressionism/36328.php).

7 Знаменитая монография «Польский крестьянин в Европе и Америке» (Thomas and Znaniecki, 1926), положившая начало интерпретативной парадигме в американской социологии, была также основана на этом методе.

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

12

Ефимов В. М.

степени проникли через Ла-Манш. Несмотря на влияние Фрэнсиса Бэкона, в Кембридже веяло еще средневековой теологией и схоластикой. В год рождения Ньютона появился в печати английский перевод трактата ученого кембриджца Джозефа Меде “Ключ к Апокалипсису”, в котором устанавливалась связь божественного откровения с действительной историей. В этой книге не трудно угадать прообраз будущих ньютоновских “Толкований на Апокалипсис”» (Вавилов, 1945, гл. 2). Хотя Ньютон всю жизнь считал свою теологическую деятельность8 не менее важной, а может быть и более важной, чем свои исследования в области естествознания, знаем мы его прежде всего как физика. Как ученому-физику ему сильно повезло, что его студенческие годы, он поступает в университет в 1661 году, совпали с первыми годами деятельности Королевского общества, созданного в 1662 году. Далее его научно-исследовательская деятельность будет связана именно с ним. Под впечатлением открытий Галилея в области астрономии, сделанных им с помощью сконструированного им телескопа, Ньютон-студент уже в 1664 году занят работой по совершенствованию телескопа, а в 1666 году собственноручно изготавливает для него несферические стекла. В 1671 году он посылает свой телескоп королю Карлу II, который передает его в утвержденное им несколько лет до этого Лондонское королевское общество, где он получает высокую оценку, а его изготовитель Ньютон в начале 1667 избирается членом этого общества, а с 1703 года и до конца своей жизни является его президентом (Вавилов, 1945, гл. 14). По мнению С. И. Вавилова, «телескоп Ньютона можно назвать увертюрой ко всей его дальнейшей деятельности. Как в увертюре, предшествующей большой музыкальной пьесе, переплетаются основные мотивы этой пьесы, так в телескопе Ньютона можно проследить истоки почти всех главных направлений его дальнейшей научной мысли и работы» (там же). Вся исследовательская деятельность Ньютона-физика проходила в институциональных рамках академии, то есть Лондонского королевского общества для содействия успехам естествознания, главной целью которого было развитие нового экспериментального метода, а потому демонстрация различных новых явлений и приборов составляло одно из основных занятий еженедельных заседаний (там же).

Если считать рождением национального сообщества экономистов возникновение соответствующего общества/ассоциации, то в Германии это произошло в 1873 году (Союз социальной политики - Verein fur Socialpolitik), в США в 1885 году (Американская экономическая ассоциация - American Economic Association) и в Великобритании в 1890 году (Британская экономическая ассоциация — The British Economic Association, позже переименованная в Королевское экономическое общество - Royal Economic Society). Во Франции такого общества/ассоциации так и не возникло. Также как и появившиеся двумя веками ранее академии наук (научные общества), такие как Лондонское королевское общество или Парижская академия наук, они представляли собой добровольные объединения лиц, но в отличие от них это были не просто те, для кого наука была страстью и никак не была связана с получением ими своих доходов9, а те, для кого преподавание экономической науки стало профессией, а именно университетские преподаватели-профессора этой дисциплины. По существу национальные сообщества ученых экономистов возникли как сообщества преподавателей этой

8 «Ньютон был несомненно глубоко религиозным человеком и, кроме того, ученым богословом <...> В наше время такое совмещение специальностей несомненно покажется странным; в XVII в. это было почти правилом, особенно в Англии. Бойль писал богословские трактаты и учредил особую кафедру для "научной" борьбы с атеизмом. Знаменитый математик Уоллис издал множество богословских сочинений; учитель Ньютона (в Кембриджском университете) Барроу был священником. <...> Многие ученики и друзья Ньютона были одновременно богословами. Ньютон не представлял исключения в этом смысле, тем более что и семейная обстановка (родственники - священники) располагала с ранних лет к занятиям богословием. В этом смысле богословие перешло к Ньютону по наследству и по традиции <...> Можно проследить длинную череду философов и ученых, усвоивших и развивших религиозные мысли и взгляды Ньютона в XVIII и XIX вв., поэтому с исторической точки зрения нельзя не считаться с огромным влиянием Ньютона и в этом отношении. Соединение примитивного механического материализма с деизмом стало стандартом для очень многих естествоиспытателей XIX в. Родоначальником такого мировоззрения (хотя и в не столь грубой и примитивной форме) был, несомненно, Ньютон» (Вавилов, 1945, гл. 15).

9 Для них наука была призванием, но не была профессией.

Институциональный подход в экономической науке ...

13

дисциплины в университетах страны и тем самым экономическая наука как институт с самого начала была привязана к институту университета. Во второй половине XIX века германские и британские университеты еще сильно различались. Первые в результате реформ Гумбольдта стали исследовательскими университетами, а вторые продолжали еще нести на себе следы господства теологии и схоластики и это непосредственно касалось политической экономии, которая рассматривалась как часть политической или социальной философии с ее абстрактно-априорным подходом. На мой взгляд, это в решающей степени определило радикальную разницу в характере экономических наук в этих двух странах. Что касается особенности начального этапа в формировании сообщества академических экономистов в США, то она состоит в том, что Американская экономическая ассоциация была создана экономистами, прошедшими обучение в немецких университетах, и благодаря этому по своей методологии были ближе к немецкой исторической школе, чем к британской неоклассической, хотя уже в следующем поколении экономистов направление влияний изменилось.

Нередко в дискурсах относительно экономической науки происходит смешение понятий нормативности и практической направленности. Так, неоклассическая экономическая теория нормативна, но не имеет практической направленности. Наоборот, Новая немецкая историческая школа, возглавляемая Густавом Шмоллером, не была нормативной, ее даже часто обвиняют в том, что она чересчур описательна, но была непосредственно нацелена на социально -экономичесие реформы. На первый взгляд это может показаться даже парадоксальным. Однако такое соотношение нормативности и практической направленности в этих двух школах легко объяснимо. Для того, чтобы предложить действенную реформу, нужно хорошо знать реформируемую действительность, иначе имеется мало шансов на ее успех. Напротив, задача наукообразной проповеди определенной идеологии абсолютно не требует от экономической теории тесной связи с реальностью в виде ее практической направленности. В центре внимания Союза социальной политики был так называемый «социальный вопрос». Под этим термином понимались социальные проблемы индустриализации и урбанизации, вызывающие обеднение, классовые конфликты и социальный распад. В своем вступительном слове на заседании открытия Союза Шмоллер определил как основную его задачу нахождение общей среди академических экономистов позиции относительно реформы общественных отношений с последующими усилиями повлиять в соответствии с этой позицией на общественное мнение. Он считал, что популярные экономические верования относительно коммерческой свободы и экономического индивидуализма могут создать скорее еще больший беспорядок, чем ожидаемое розовое будущее. Он высказал уверенность в том, что немецкое государство является в состоянии уменьшить социальное напряжение и может способствовать национальному единству. Оно должно стоять выше корыстных классовых интересов, устанавливая законы, направляя администрацию и справедливой рукой защищая слабого и возвышая нижние классы (Tribe, 2002. P. 10).

Союз развертывал свою работу, заказывая исследования социальных проблем, основанных на сборе данных для понимания общественных отношений и явлений, связанных с социальным вопросом, и доклады по этим исследованиям заслушивались на его заседаниях. Во многих случаях Союз получал финансовую поддержку от правительственных учреждений для сбора этих данных (Ibid. P. 12). Среди исследуемых проблем были такие, как эффективность фабричных законов, проблемы и злоупотребления, порождаемые обществами с ограниченной ответственностью, устройство органов промышленного арбитража, реформирование прямого налогообложения в интересах социальной справедливости, заводское регулирование относительно здоровья и безопасности, ответственность завода за болезнь и травмы работников, ограничения на работу женщин и детей,

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

14

Ефимов В. М.

регулирование ученичества, регулирование продолжительности рабочего дня, реформа торговых палат, правовая защита бастующих рабочих и профсоюзов (Grimmer-Solem, 2002. P. 184-185). Среди тех, кто проводил эти исследования был и Макс Вебер. Он был активным членом сообщества экономистов Новой исторической школы10 11 и шмоллеровского Союза за социальную политику. Так, в 1890 году под эгидой Союза он провел обстоятельное исследование, отчет о котором составлял около 900 страниц, относительно условий сельскохозяйственных рабочих к востоку от Эльбы. Позже Вебер участвовал и в других «полевых» исследованиях, касающихся положения рабочих (Eliaeson, 2002. P. 89-91). Немецкая историческая школа понимала под экономической наукой комплексную исследовательскую деятельность, прежде всего связанную с работой с данными, нацеленную на осмысление действительности и на ее реформирование. Для экономистов этой школы теория рассматривалась не как единственная, но как высшая форма такого осмысления. Спор о методах (Methodenstreit) между Г. Шмоллером и К. Менгером был по существу спором не столько о методах, сколько о характере экономической науки и ее роли в обществе. Если для Шмоллера экономическая наука была инструментом социально-политико-экономических преобразований с активным участием государства, то для Менгера, а вслед за ним и всей неоклассики, она была идеологическим обоснованием ненужности оных. Спор о методах имел своего исторического предшественника в XVII веке. Это был спор между Робертом Бойлем и Томасом Гоббсом. «Против Бойля выступил философ Томас Гоббс (1588—1679), который не считал эксперимент методом научного исследования. По его мнению, единственным орудием науки является мышление» (Боголюбов, 1984). Выпускник Оксфордского университета, Гоббс (1588—1679) стал классиком политической философии с ее абстрактно-априорным подходом, в рамках которой развивались и обсуждались различные социально-политические проекты. Он считал этот подход единственно возможным способом познания11. Его последователи политэкономы, а затем и экономисты неоклассики, несколько смягчили этот взгляд на получение знаний. Они допускали применимость экспериментального метода в естествознании, но отрицали такое применение в социально-политикоэкономической сфере.

Исходя из той роли, которую Г. Шмоллер играл в Союзе, за социальную политику он стал «академическим импресарио, выполняющим посредническую роль между академическими и правительственными институтами и, как результат этого приобрел большое влияние на назначение на должности и должностное продвижение в прусских университетах» (Tribe, 2002. P. 9). В Германии того времени быть «экономистом» означало быть нанятым в качестве преподавателя экономики в одном из государственных университетов. Такие должности там существовали уже в XVIII веке. Преподавание экономики осуществлялось в основном студентам в области права, для которых курсы экономики были обязательными. Докторские степени были обязательны для тех, кто хотел стать университетским преподавателем, а также играли важную роль для получения должностей в некоторых подразделениях государственной администрации, особенно в статистических учреждениях, которые возникли уже в 30-х годах XIX века. Власть таких профессоров, как Шмоллер, дополнялась определением тем диссертационных исследований для все возрастающего количества аспирантов и возможностью получения государственного финансирования для проведения определенных частей исследований. Ничего подобного не существовало в Великобритании того времени (Ibid. P. 4).

В отличие от Германии, в Великобритании XIX века быть «экономистом» вовсе не означало быть университетским преподавателем экономики и это произошло потому, что в Германии термин экономист (Nationalokonom) был связан с

10 В своей вводной лекции в качестве профессора экономики и финансов в Университете Фрейбурга он представился как «молодой представитель немецкой исторической школы» (Weber, 1989. P. 200).

11 Их спор прекрасно проанализирован в книге (Shapin and Schaffer, 1985). Мы вернемся к этому спору в разделе 5.

Институциональный подход в экономической науке ...

15

преподаваемой дисциплиной, в то время как в Великобритании термин экономист означал «черту социальной и политической культуры», откуда и появление в 1843 году журнала The Economist, нацеленного на защиту свободной торговли (Ibid. P. 4). В середине 90-х годов XIX века в Великобритании было только два полноштатных профессора экономики: Альфред Маршалл в Кембриджском университете и Эдвард Гоннер (Edward Gonner) в Ливерпульском университете. Британская

экономическая ассоциация, основанная в 1890 году, имела мало чего общего с немецким Союзом социальной политики. Все вышеназванные ассоциации экономистов, немецкая, американская и английская, издавали свои журналы, однако насколько можно судить по отчету о первом заседании Британской экономической ассоциации (The Economic Journal, March, 1891. P. 1-14) публикация журнала была чуть ли не единственной целью ее организации12 13 14 15. Отчет о первом заседании ассоциации свидетельствует, что Альфред Маршалл был против организации специальных встреч для проведения научных обсуждений. По его мнению, это может принести больше вреда, чем пользы, так на эти встречи будут приходить те люди, у которых «время не очень ценится» (Ibid. P. 8). В этом же духе он высказал требование о включении в устав ассоциации обязательного утверждения кандидатов в члены комитетом ассоциации (Ibid. P. 9).

Очевидно, что видение научной деятельности Альфреда Маршалла было отличным от видения не только Густава Шмоллера, но и Роберта Бойля вместе с Мишелем Вевёркой. Такое дистанцирование «экспертов» от «людей практики», то есть акторов, очень характерно для британского сообщества «профессиональных» экономистов XIX века. Уже Джеймс Милль, отец Джона Стюарта Милля, говорил, что нет худшего авторитета в любой области политической экономии, чем «чисто практические люди» (mere practical men) (Coats, 1993. P. 402). Все это согласуется с тем, как Маршалл повлиял на дисциплину экономической науки. С одной стороны, он сохранил в целостности традиционный для британской политической экономии абстрактно-априорный подход, четко сформулированный Дж. С. Миллем в его статье «Об определении предмета политической экономии; и о методе исследования, свойственном ей»13: «В определении науки политической экономии, которое мы попытались очертить, мы охарактеризовали ее как преимущественно абстрактную науку и ее метод как априорный метод (the method a priori)14. Таков, без сомнения, ее характер в понимании и учении всех наиболее известных выдающихся учителей. Рассуждения в ней производятся и, на чем мы настаиваем, должны производиться на основе предпосылок, а не на основе фактов»15 (Mill, 1994. P. 56). С другой стороны, интегрируя маржиналистскую революцию, в своем «экономикс» он сузил предмет дисциплины устранив из нее такие беспокоящие (troublesome) вопросы, как распределение доходов и богатства, структура власти и социальная справедливость (Coats, 1993. P. 396).

Направленность британской традиции в политической экономии, а затем и в экономикс на абстрактно-априорный подход выводится, на мой взгляд, из глубоких теологических традиций английских университетов. Значительную часть времени их долгой истории они были нацелены на подготовку священнослужителей, и это не могло не отложить на них отпечатка. Это продолжало сказываться и на пересечении XIX и XX веков, когда британская экономическая наука начала процесс своей институционализации. Кратко проследим это влияние на центральное лицо в этом

12 Очевидно в это время уже предполагалось, что университетские преподаватели-профессора-экономисты должны производить научные публикации.

13 См.: (Милль, 20076. С. 985-1023).

14 Для Милля моделью для политической экономии служит геометрия, а невозможность применения экспериментального метода в этой науке он «доказывает», апеллируя к понятиям научного закона, причинноследственных связей и полностью контролируемого эксперимента. Конечно, в его время дискурсивноинтерпретативный подход еще не существовал, при котором целью исследования является не поиск причинноследственных связей, а истолкование, интерпретация действий людей.

15 Перевод мой (В.Е.).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

16

Ефимов В. М.

процессе институционализации — Альфреда Маршалла16. Отец Альфреда, кассир в Английском банке, будучи выходцем из клерикальной семьи, предназначал его на путь священника протестантской церкви. Для этого он с раннего детства заставлял своего сына штудировать древние языки, в том числе и иврит, для того чтобы читать в подлиннике священные тексты, однако Альфреду эти занятия не очень нравились, его влекла больше математика. Поступив в колледж Сент-Джон Кембриджского университета17, Маршалл реализовал свои честолюбивые устремления, заняв второе место по математике, и тут же был принят в аспирантуру, желая посвятить себя изучению молекулярной физики. Однако под влиянием дискуссий, имевших место в Кембридже, довольно скоро он изменил свои планы. «Его стремление изучать физику было (по его собственным словам) пресечено внезапным пробуждением в нем глубокого интереса к философским основаниям знания, особенно в связи с теологией. Когда Маршалл был на последнем курсе в Кембридже, предпочтение, которое он отдавал математике перед древними языками, отнюдь не помешало ему сохранить прежние религиозные верования. Он все еще думал о посвящении в сан и временами даже мечтал стать миссионером в далеких странах. «Миссионером» он остался навсегда, но после недолгой борьбы с самим собой он отбросил свои религиозные верования и превратился в то, что обычно называли агностиком <...> На склоне лет он говорил, что «религию я воспринимаю как склад ума» и что, хотя он отверг теологию, он все более и более верил в религию» (Кейнс, 1993. С. 7).

Познакомившись с трудами Рошера, Маркса и Лассаля, «он решил ближе ознакомиться с практическим бизнесом и с жизнью трудящихся классов, <...> установить контакты с лидерами профсоюзов, кооперативов и других групп трудящихся. Однако понимая, что изучение практической жизни и труда людей не принесет конкретных результатов в течение многих лет, он решил заполнить это время написанием отдельной монографии или специального трактата о внешней торговле, так как основные факты относительно этой отрасли хозяйства можно почерпнуть из публикуемых документов <...> Роковым оказалось решение Маршалла отказаться от плана написать серию монографий по отдельным экономическим проблемам в пользу создания всеобъемлющего труда, который должен был родиться целиком и полностью в голове экономического кудесника» (Указ. соч. С. 16, 17). Таким образом, хотя такие авторы, как Рошер, Маркс и Лассаль и толкали Маршалла на изучение реальности, нацеленное на решение конкретных экономических проблем, он вскоре от этого отказался, так как понял, что на этом пути быстрых результатов не получить. Маршалл был сильным математиком, но слабым философом. В области методологии он шел на поводу у Дж. С. Милля, а в области экономической науки развивал и синтезировал теории, которые были созданы до него (Автономов и др., 2008. С. 256). Маршалл только начинал свою деятельность в качестве экономиста, а Милль и Рикардо уже безраздельно господствовали в экономической теории. Его экономические исследования начались в 1867 году, когда все еще давая частные уроки по математике, он перевел довольно много положений Милля и Рикардо на язык математики, прежде всего используя графические методы (Кейнс, 1993. С. 14, 15, 17).

Ниже я привожу признания Милля и Маршалла с тем, чтобы читатель сам смог их проинтерпретировать. Моя же интерпретация их такова: Альфред Маршалл посвятил свою жизнь развитию теологии светской утилитаристкой религии, доставшейся ему в наследство от Дж. С. Милля, в которой он теологически пытался доказать правомерность существовавшего общественного порядка.

Дж. С. Милль в своей автобиографии рассказывает, какое решающее

16 В качестве источника я использую, в основном, биографию Маршалла, написанную его знаменитым учеником (Кейнс, 1993).

17 До сих пор (2009 год) целями этого колледжа, зафиксированными в его уставе, являются содействие образованию, религии, изучению и исследованию. Обращаю внимание читателя, что религия стоит на втором месте, а исследование на четвертом, последнем. (“The aims of the College, as specified by its Statutes, are the promotion of education, religion, learning and research”). (http://en.wikipedia.org/wiki/St_John0/o27s_College,_Cambridge).

Институциональный подход в экономической науке ...

17

влияние произвели на него труды Иеремия Бентама: «На каждой странице (его трактата о законодательстве) он открывал ясную и широкую концепцию того, какими должны быть человеческие мнения и институты <...> Когда я закрыл последний том его трактата, я стал другим человеком. «Принцип полезности»18, понимаемый, как его понимал Бентам, <...> стал краеугольным камнем, который соединил вместе разрозненные части моих знаний и верований <...> Сейчас у меня были вера, доктрина, философия и, в самом лучшем смысле этого слова, религия, внушение и распространение которой могло бы стать основной зримой целью жизни <...> Я должен упомянуть также (его) книгу «Анализ влияния естественной религии на мирское счастье человечества». Это было изучением не истины, а полезности религиозной веры, в самом широком смысле, вне частностей какого-то отдельного Откровения. Это была книга, которая (вслед за его трактатом о законодательстве) произвела на меня наибольший эффект» (Mill, 2008. P. 40, 42). По свидетельству Дж. М. Кейнса Маршал никогда не отклонялся от утилитаристских идей, которые господствовали среди экономистов предшествующего ему поколения. Следующие отрывки из воспоминаний Маршалла дают ключ к пониманию того, с какими мыслями он пришел в экономическую науку и как он видел свою роль в ней: «От метафизики я перешел к этике и считал, что трудно оправдать нынешние условия жизни общества. Один мой друг, весьма начитанный в области, которую теперь называют наукой о морали, постоянно твердил мне: «Ах, если бы ты разбирался в политической экономии, ты бы так не считал». Тогда я прочитал «Политическую экономию» Дж. С. Милля, и она произвела на меня глубокое впечатление. У меня возникли сомнения в правильности тезиса о неравных возможностях, противопоставляемого тезису о материальном достатке. Поэтому я во время каникул посещал беднейшие кварталы ряда городов, обходил одну улицу за другой и всматривался в лица самых бедных людей. В результате я решил как можно обстоятельнее изучить проблемы политической экономии. <...> Примерно в 1867 году, когда я преподавал математику в Кембриджском университете, (я задался вопросом) в какой мере условия жизни британских (и иных) трудящихся классов удовлетворительны, чтобы обеспечить им полноту жизни? Люди постарше и мудрее говорили мне, что производственных ресурсов не хватает для того, чтобы огромная масса людей могла пользоваться свободным временем и возможностями для получения образования; и они говорили, что мне необходимо изучить политическую экономию. Я последовал их совету и счел себя лишь временным путешественником в стране сухих фактов, которому затем очень скоро следует вернуться в богатый мир чистой мысли» (Кейнс, 1993. С. 9, 10).

Итак, молодой Альфред Маршалл оказался очень недолгим «временным путешественником в стране сухих фактов», он оставил идею ознакомления с практическим бизнесом и с жизнью трудящихся классов, установления контактов с лидерами профсоюзов, кооперативов и других групп трудящихся, понимая, что изучение практической жизни и труда людей не принесет конкретных результатов в течение многих лет, и поэтому следует вернуться в «богатый мир чистой мысли». Таким образом, колеблющийся между ролью «философа-математика» и «антрополога-историка» Маршалл выбрал первую, так как вторая не принесет конкретных результатов в течение долгого времени, что для молодого университетского преподавателя-исследователя, в условиях произошедшей институционализации экономической науки в Англии, могло оказать негативное, а может быть и роковое влияние на его академическую карьеру. Отсюда можно предположить, что в его ценностной структуре «служащий» явно доминировал над «любопытным альтруистом». Безусловно, утилитаристские идеи Дж. С. Милля, а также его определение экономической науки как абстрактной, использующей априорный метод, сильно помогли ему в этом, легитимируя такую позицию.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Роль Милля как виновника нынешнего положения экономической науки,

18 Бентам в своих трудах дает многочисленные формулировки этого принципа, но в конечном счете он сводится к требованию максимизации удовольствия и минимизации страданий (Clero et Laval, 2002. P. 54).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

18

Ефимов В. М.

ставшей по существу теологией некой мирской религии, трудно переоценить. Это он, в своей «Системе дедуктивной и индуктивной логики и связанными с этим взглядами на принципы очевидности и методы научного исследования» (Mill, 1886), усилил существовавшее со времен античности представление о дедуктивной и индуктивной логике как основы мышлении19. Сделав известными позитивную философию Огюста Конта в англоязычном мире (Милль, 2007a), Милль в то же время исказил ее, усилив уже существовавшие в ней ее картезианские черты (причинность, неизменные законы, невозможность сбора фактов без теории). Он создал теорию замены моделью реальности, отождествляя манипуляцию с моделью с реальностью. Эту мысль он взял из классической физики, придав универсальность этому подходу, игнорируя, что в такой физике рассматривались простые системы и, что даже для них, отождествлению модели с реальностью предшествовал сложный комплекс взаимодействия наблюдений, экспериментирования и математического моделирования, в том числе многие предположения были результатом наблюдений. Очень характерна известная фраза, высказанная Ньютоном по этому поводу: «Гипотез я не выдумываю» («Hypotheses non fingo»). Адам Смит развивал свою политическую экономию как политическую или социальную философию без особых претензий на ее сравнение с естествознанием. Невидимая рука у Смита, глубоко верующего человека, это — Провидение. В этом он следовал духу его времени, ведь даже у Бойля и Ньютона научное исследование было не чем иным, как раскрытием замысла Божьего, и тем самым ученые были мотивированы тем, что способствовали своему, а вместе с тем и человечества, приближению к Господу. В отличие от Смита оба Милля, и отец и сын, не разделяли христианскую доктрину. Милль-отец получил теологическое образование в одном из английских университетов, но, потеряв веру, никогда не работал священником, не был он и академическим работником. Милль-сын никогда ни в каком учебном заведении не учился и не работал, а также как и его отец зарабатывал на жизнь, работая в одной из торговых компаний. Отец был единственным учителем сына с трехлетнего до зрелого возраста. Деятельность отца и сына как мыслителей никак не была связана с получением каких-либо доходов. Но если для отца, как для Смита, статус политического философа был вполне приемлем, то для Милля-сына был необходим авторитет науки, равнопорядковой с естествознанием. В этом отношении очень характерна история критики одного из трудов отца одним из сторонников использования эмпирического метода в рассмотрении политических явлений. Отец отреагировал фразой: «Я не писал научный трактат о политике, я просто приводил аргументы в пользу парламентской реформы» (Mill, 2008. P. 87). Милль-сын счел неправильной реакцию своего отца на эту критику. По его мнению отец не должен был соглашаться с ненаучностью своего труда и именно это побудило сына заняться разработкой его «Системы логики». В ней он заимствовал элементы дискурса современного ему естествознания, но при этом он отбрасывал его основу, а именно его экспериментальное начало. Ему удалось убедить общество, что абстрактноаприорный подход в обществознании имеет тот же статус научности, что и само естествознание, и тем самым он придал силы использовать этот подход таким молодым людям, как Маршалл, в эпоху затухания влияния традиционных религиозных чувств. К сожалению, его искаженное представление о науке

19 Когнитивная наука, которая сделала особенно за последние десятилетия значительный прогресс, экспериментально установила, что в основе нашего мышления лежит не логика (дедукция, индукция), а другие процессы. Так, Джералд Эдельман, американский биохимик, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине, автор многих книг, посвященных исследованию работы мозга, считает, что «мозг функционирует прежде всего не столько на основе логики, сколько на базе распознавания образов (pattern recognition)» (Edelman, 2006. P. 58). Американский когнитивный психолог Ф. Джонсон-Лейерд, который один из первых использовал понятие ментальных моделей (Johnson-Laird, 1983), исследовал, в том числе и экспериментально, как человек осуществляет дедуктивные и индуктивные выводы. Он пришел к выводу, что, в отличие от того, что думали, следуя древним грекам, философы эпохи Просвещения, не существует так называемых «законов мышления», которые выражаются в явном виде в формальной логике и вероятностном исчислении и которым люди следуют, осуществляя умозаключения (Johnson-Laird, 2006. P. 415, 417). Исходя из его теории, эти умозаключения происходят на основе ментальных моделей портретного (iconic) типа, которые являются репрезентациями структур соответствующих структурам мира (Ibid. P. 418). См. мой обзор достижений когнитивных наук в (Ефимов, 2007. С. 21-24).

Институциональный подход в экономической науке ...

19

продолжает влиять на умы и в наши дни.

Однако не все британские экономисты-современники Маршалла пошли по пути, предначертанным Дж. С. Миллем. Среди них выделялся экономисторик Уильям Каннингем20 (1849 — 1919). В своей статье «Почему у Рошера так мало влияния в Англии?», опубликованной в «Анналах американской академии политической и социальной науки»21, он дает объяснение засилья в британской экономической науке априорно-абстрактного подхода. Причину этого он видит в том, что в основу институционализации экономической науки в Англии было заложено миллевское понимание этой науки. Хотя книги Рошера и Милля вышли в течение одного и того же десятилетия, они, по его мнению, дали совершенно разные направления развитию экономической науки в своих странах. Книга Рошера, как он считает, дала толчок истинной революции в экономической науке, а именно немецкие экономисты стали «наблюдать и изучать реальные экономические условия общества в прошлом и настоящем, а не просто формулировать гипотетические принципы, которые только дилетант-лжеученый (the sciolist) способен превратить в готовые рецепты устранения любых недугов социальной жизни (Cunningham, 1894. P. 318). В отличие от немцев, которые уделяли большое внимание изучению прошлого, сбору данных, «Милль совсем не интересовался прошлым и сравнительно мало деталями современного опыта. Его взгляд был направлен в будущее <...>, в некоторое стационарное состояние, и это не стимулировало ни наблюдений, ни исследований» (Ibid. P. 318). В другой своей статье Каннингем критикует Маршалла, найдя много ошибок в анализе исторических явлений в его книге «Принципы экономической науки», и указывает на методологический источник этих ошибок, а именно попытку формулирования универсальных «принципов», верных для всех времен и народов, и в этом случае на экономическую историю нужно смотреть просто как на иллюстрацию реализации этих «принципов» (Cunningham, 1892b. P. 493). А вот, как он описывает механизмы функционирования института экономической науки, как он сложился в Великобритании конца XIX века: «Те, кто выберут отказ от конформизма по отношению к господствующей моде в сообществе, где они живут, должен ожидать изгнания из него, а тирания интеллектуальной моды еще более надменна, чем на Бонд Стрит и Сэйвил Роу22. Любой, кто отказался бы в Англии следовать экономической моде последних лет, должен был бы иметь много помех в проведении своих собственных исследований, а также в руководстве исследованиями других; учебные комитеты будут осуществлять по отношению к нему въедливый контроль, а редакторы и издатели рассматривать их рукописи с подозрением. Это естественная судьба тех, кто не плывет по течению. Английским экономистам-представителям реалистической школы не нужно жаловаться, когда им создают препятствия в их работе, и каналы для публикации для их трудов закрыты» (Cunningham, 1894. P. 327). Уильям Каннингем был не в состоянии как-то повлиять на учебный и исследовательский процесс в области экономики, и он нашел для себя убежище в дисциплине экономической истории, в конечном счете создав в 1926 годе Общество по экономической истории (Tribe, 2002. P. 3).

Альфред Маршалл был истинным архитектором института экономической науки в Англии. Когда он в 1885 году стал профессором политической экономии в Кембриджском университете, эта дисциплина в Англии находилась в удручающем состоянии. Репутация ее была низка, в частности, из-за острых разногласий ведущих авторов в этой области. В университетах было мало возможностей для преподавания и исследований, политическая экономия занимала очень мало места

20 Многие труды этого автора были переведены на русский язык: Современная цивилизация в некоторых ее экономических проявлениях. Киев; Харьков: Ф. А. Иогансон, 1898; Основные черты современной цивилизации. Харьков: В. Н. Головкин, 1899; Западная цивилизация с экономической точки зрения. В 2-х т. М.: А. И. Мамонтов, 1902-1903; Рост английской промышленности и торговли. Ранний период и средние века. Пер. с 3-го англ. изд. М.: С. П. Яковлев, 1904 - 1909; От чего зависит вздорожание жизни. Роль продавца и покупателя. Киев: П. И. Бонадурер, Ф. А. Иогансон, 1916.

21 Очень показательно, что эта критическая статья была опубликована в США, а не в Англии, где у автора, по-видимому, были проблемы с ее публикацией. Правомерность этой гипотезы будет видна из последующего изложения.

22 Две знаменитые торговые улицы Лондона.

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

20

Ефимов В. М.

в учебных планах, в котором «все еще доминировали античная классика и теология». Экономическая дисциплина практически не присутствовала в списке экзаменов, а преподавалась профессорами, интеллектуальные интересы которых концентрировались на других дисциплинах (Coats, 1993. P. 106). Маршалл разработал и ввел университетский унифицированный экзамен по экономической теории, тем самым все студенты пропускались через чистилище неоклассической доктрины. Экзаменационная система по экономикс служила той силой, которая удерживала эффекты «дезинтеграции классической догмы» (Ibid. P. 120). Это он ввел правило, в соответствии с которым к эмпирическим исследованиям допускались студенты, только имеющие уже степень бакалавра и тем самым работа с данными канализировалась в соответствии с неоклассической теорией (Ibid. P. 111). Маршалл нарочито и успешно оберегал своих студентов от методологических разногласий, которые мучили экономистов его поколения, и способствовал возникновению духа непрерывности поколений, уважения и верности авторитетам прошлого. Половина экономических кафедр в Великобритании была занята учениками Маршалла, а его влияние на систему экономического образования в этой стране простиралось и еще шире (Ibid. P. 107-109). В течение четверти столетия, он, без сомнения, мог повлиять на большую часть назначений на должность преподавателей экономикс в Англии (Ibid. P. 121).

Итак, в Великобритании конца XIX века стараниями Маршалла был дан старт институту экономической науки, основанной на неоклассической экономической теории с ее абстрактно-априорным подходом. Практически в то же самое время (десятком лет ранее) в Германии стартовал институт совершенно другой экономической науки, которую, пользуясь терминологией Огюста Конта, в отличие от первой, которую он назвал бы абстрактной или метафизической, можно назвать научной или позитивной. Такая экономическая наука в Великобритании так и не возникла, а в Германии ее конец непосредственно связан с приходом к власти нацистов, которые в 1936 году распустили Союз социальной политики (Der Verein fur Socialpolitik)23, ее институциональное ядро.

Но вернемся в конец XIX века. В это время профессионализация и связанная с ней институционализация экономической науки активно развивалась за океаном в США. И здесь возникает уникальная и крайне интересная ситуация институционализации перенесенных из Европы в эту страну двух образцов экономической науки, а именно английской и немецкой. В США в это время имеется два типа университетов. С одной стороны, это университеты, доставшиеся США в наследство от колониального периода, когда территории, на которых возникла эта страна, были просто заморскими территориями Великобритании. Эти университеты естественно создавались по образцу британских университетов. С другой стороны, после обретения независимости в США возникают новые университеты, которые в XIX веке создавались сразу как исследовательские университеты, имеющие в качестве образца немецкие университеты. К первому типу американских университетов относится Гарвардский университет. Основанный в 1636 году, он является старейшим высшим учебным заведением страны. Сначала он был конгрегационалистким24 учебным заведением и в течение многих лет готовил священнослужителей. Свое название, сначала как Гарвардский колледж (1639), а затем и как Гарвардский университет (1780), он получил в честь молодого священника Джона Гарварда, который пожертвовал ему свою библиотеку в 400 книг и 779 фунтов стерлингов. Постепенно из университета выделялись специализированные факультеты. В настоящее время Гарвардский университет состоит из 9 факультетов, одним из первых из которых был богословский (Harvard 23 24

23 Союз возобновил свою деятельность через 12 лет в ФРГ, однако это была по существу другая организация в другой стране. Военное присутствие США в ФРГ и СССР в ГДР, по моему мнению, определили типы экономических наук в этих странах, а именно неоклассическую экономическую теорию в одной и марксистскую политическую экономию в другой.

24 Конгрегационалисты (Congregational church, индепенденты) — левая ветвь английского кальвинизма, утверждавшая автономию (Independence) каждой приходской общины (Congregation).

Институциональный подход в экономической науке ...

21

Divinity School, 1816). В нем проходят подготовку как будущие священники, так и светские специалисты в области религий ("religious studies"). Университет Джонса Хопкинса, открытый в 1876 году, является первым американским университетом, созданным в соответствии с немецкой моделью исследовательского университета, связанной с именами Вильгельма Гумбольдта и Фридриха Шлейермахера. Университет назван в честь Джонса Хопкинса, который пожертвовал на его создание 3,5 млн. долларов25. На церемонии открытия университета его первый ректор Дэниэл Гилман определил его цель следующим образом: «Поддержка исследований ... и продвижение ученых, которые своим мастерством продвигают науки, которыми они занимаются, и общество, в котором они живут»26. Гилман полагал, что обучение и исследование являются взаимозависимыми, что успех в одном зависит от успеха в другом. Читатель, наверное, уже догадался, какой университет станет цитаделью неоклассического экономикс и какой откроет дверь для научного, основанного на опыте и эксперименте подхода в экономических исследованиях в Америке.

Фрэнк Уильям Тауссиг (Frank William Taussig) (1859 - 1940) не был включен М. Блаугом в число ста великих экономистов до Кейнса (Blaug, 1986), однако эта оценка не соответствует его влиянию на эволюцию институционализированной экономической науки в США, а так как после Второй мировой войны она стала доминировать на Западе, то, следовательно, такая оценка не соответствует его роли в мировом развитии этой дисциплины27. Тауссиг окончил Гарвардский университет и проработал в этом университете профессором всю свою жизнь. Его рассматривают как «американского Маршалла», который благодаря своему положению в Гарвардском университете, своему знаменитому учебнику 1911 года и контролю на протяжении 40 лет журнала Quarterly Journal of Economics (он был главным редактором журнала с 1889 по 1890 и с 1896 по 1935) способствовал распространению Кембриджской версии неоклассики в Соединенных Штатах28. Тауссиг, за исключением двух лет (1917-1919), когда он служил советником в правительстве Президента Вудро Вильсона (Woodrow Wilson), возглавлял почти 50 лет (1885 — 1935) кафедру экономики Гарвардского университета. Сменил его на этом посту Джозеф (Йозеф) Шумпетер. Фрэнк Тауссиг был в 1904 — 1905 гг. Президентом Американской экономической ассоциации, но не он стал ее создателем, им был Ричард Эли Richard Theodore Ely, 1854 — 1943).

В отличие от Тауссига, Эли был включен Блаугом в его список «ста великих». В своей краткой профессиональной биографии Ричарда Эли Блауг достаточно хорошо излагает его историю как последовательность событий, однако моя интерпретация этой истории будет совсем другой. В 1876 г. Эли завершает свою трехлетнюю учебу в Колумбийском колледже, в котором основное внимание уделялось античной классике и математике, а вопрос об академической свободе, свободе думать и свободе выражать свои мысли даже не ставился (Ely, 1938. P. 124). Годом позже он уезжает на три года в Германию учиться в аспирантуре. В Халле он встречает своего соотечественника и будущего друга Симона Петтена, который представляет его своему профессору Йоханну Конраду, соорганизатору шмоллеровского Союза за социальную политику (Verein fur Sozialpolitik) и главного редактора влиятельного журнала Jahrbucher fur Nationalokonomie und Statistik.

25 Джонс Хопкинс был банкиром, владельцем железнодорожного и судоходного транспорта. Он занимал 69-е место среди 100 самых богатых людей Америки того времени. Сумме, которую он пожертвовал, 7 млн. долларов на университет и больницу, названных в его честь, соответствует 131 млн. долларов в масштабе 2006 года.

26 "The encouragement of research...and the advancement of individual scholars, who by their excellence will advance the sciences they pursue, and the society where they dwell".

27 Косвенно его значение в экономической науке подтверждается современным переизданием многих из его книг, в том числе и его двухтомного учебника «Принципы экономической науки» (Principles of Economics, 1911), выпущенного разными издательствами в 2000 и 2003 годах. Далеко не все 100 экономистов из списка Блауга удостоены такого внимания.

28 “He has come be regarded as the "American Marshall", not only for his affinity to the doctrines of Alfred Marshall, but also for his highly influential role in American economics. Taussig's prime position at Harvard, his famous 1911 textbook and his control of the Quarterly Journal of Economics helped spread his version of Cambridge Neoclassicism throughout the United States”. (Этот текст был ранее выставлен в Википедии, но сейчас он заменен на другой. В.Е.).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

22

Ефимов В. М.

Колеблясь в выборе специальности между философией и экономикой, молодой Эли делает выбор в пользу последней под влиянием лекций Конрада. В 1878 году он прибывает в Хайдельберг для обучения в аспирантуре под руководством Карла Книса и через год получает степень доктора (Ph.D). Как он впоследствии вспоминает: в своей преподавательской деятельности уже в Америке он активно использовал книги и конспекты лекций Книса (Ibid. P. 124). От него и других немецких экономистов он усвоил «действительно научный подход» (a fundamentally scientific approach) при котором относительность и эволюция играют важную роль. Этот подход отвергает, что одна и та же политика является хорошей во все времена и применительно ко всем странам и тем самым полностью отмежевывается от догматического английского экономикс (Ibid. P. 58). Под влиянием Книса он понял также, что центром всякого экономического исследования должен быть человек, а не абстрактные механические законы (Rader, 1966. P. 13).

С 1881 по 1892 годы Эли преподает в Университете Джонса Хопкинса. Время работы в этом университете было самым плодотворным для Эли, но в то же время самым трудным периодом его карьеры. Дело в том, что единомышленники Тауссига в американских университетах составляли абсолютное большинство. Со своей приверженностью идеалам и подходам Немецкой исторической школы Эли постоянно подвергался нападкам, да и при господствующем общественном мнении относительно характера экономической науки не все студенты правильно воспринимали его критику априорно-абстрактного подхода и его изложение альтернативных подходов немецких экономистов (Ibid. P. 29). Уже на второй год своего пребывания в Университете Джонса Хопкинса он выступает на университетском семинаре с полемическим докладом «Прошлое и настоящее политической экономии», в котором он резко критикует классическую парадигму в экономической науке. Позднее он публикует расширенный текст этого доклада в виде брошюры, которую он завершает следующими словами: «Исторический метод в политической экономии не может привести к доктринерским крайностям. В его основе лежит эксперимент; и если даже какой-то сторонник этой школы верил бы в социализм как конечную форму общества, он бы стоял за медленный переход к тому, что он считает лучшей организацией человечества. Если эксперимент показывает ему, что реализация его идей ведет к злу, он бы призвал к его остановке. Продвижение вперед должно идти шаг за шагом с тем, чтобы имелась возможность наблюдать эффекты данного курса действий. Новая политическая экономия больше не позволяет науке быть использованной как орудие в руках жадных и алчных для подчинения и угнетения трудящихся классов. Она не признает ни laissez-faire в качестве оправдания отсутствия действий, когда народ голодает, ни вседостаточности конкуренции как предлога для изнурения бедных. Она означает возврат к великому принципу здравого смысла и христианского наставления. Любовь, великодушие, благородство характера, самопожертвование и все то, что есть лучшего и самого правильного в нашей природе, должно найти свое место в экономической жизни» (Ely, 2005. P. 64).

Ректор университета Дэниэл Гилман был обеспокоен появлением в прессе резкой критической реакции на эту публикацию Эли. К счастью, один из членов попечительского совета университета успокоил ректора, объяснив ему, что критика проистекает от сторонников laissez-faire. Однако вскоре с письмом по поводу брошюры Эли к ректору обратился высокоуважаемый математик Саймон Ньюкомб (Simon Newcomb)29, сотрудничающий с навигационным отделом Министерства 29

29 Учился в Гарварде (Lawrence Scientific School of Harvard University). В 1861-1877 профессор математики в Морской академии и астроном-наблюдатель Морской обсерватории в Вашингтоне. В 1877-1897 руководитель Американского морского астрономического ежегодника («Nautical Almanae»). Преподавал математику и астрономию в университете Джонса Хопкинса. Познакомившись с трудами Курно и Джевонса стал заниматься также применением математических методов для построения экономических теорий и опубликовал в этой области две книги: «Метод и предмет политической экономии» (The Method and Province of Political Economy, 1875) и «Принципы политической экономии» (Principles of Political Economy, 1885). Последняя из названных книг была очень положительно оценена Дж. М. Кейнсом. Саймон Ньюкомб входит в список «ста великих экономистов до Кейнса» по версии М. Блауга. (http:// en.wikipedia.org/wiki/Simon_Newcomb).

Институциональный подход в экономической науке ...

23

военно-морского флота30. В этом письме он писал: «Кажется несколько несуразным видеть такую уничтожающую и массированную атаку на введение любого рационального или научного метода в экономике, исходящей из университета, другие специальности которого продвинулись в противоположном направлении <...> Я никогда не был в состоянии увидеть большую разницу между возражениями против политической экономии, выдвигаемых с точки зрения новой школы и общими возражениями публики относительно ценности теоретической

науки» (Rader, 1966. P. 32). Война между Эли и Ньюкомбом продолжалась еще немало времени. Студенты Эли выступали в его защиту, боясь, что Ньюкомб вынудит Эли уйти в отставку, что уже случалось в других университетах, однако Эли сам тоже не оставался в долгу и после выхода в 1885 году книги Ньюкомба «Принципы политической экономии» — публично разгромил ее на университетском семинаре (Ibid. P. 32, 33). Атаки на Эли прессы и Ньюкомба были не самыми большими испытаниями, которые пришлось ему пережить, позже уже в Висконсинском университете в 1894 году он станет предметом специального разбирательства в попечительском совете университета его исследовательской и преподавательской деятельности, по существу процесса с присутствием адвокатов со стороны обвинения и защиты. Он был обвинен в распространении социалистических и других «опасных теорий» и поддержке забастовок и бойкотов организованных профсоюзами. В конечном счете Эли был оправдан и это оправдание стало знаменитым и широко комментируемым, вплоть до наших дней, прецедентом укрепления в США института академической свободы (Ely, 2005. P. 218-233; Rader, 1966. P. 130-158; Schlabach, 1963-1964). Однако все это не могло не сказаться на профессиональной деятельности Эли, взгляды которого после этого инцидента приняли более консервативный характер (Rutherford, 2006. P. 4).

Английский историк, методолог и социолог экономической науки Боб Коутс дает следующее объяснение наличия в то время подобных атак на таких экономистов, как Эли: «Легко понять, почему переключение внимания с обучения укоренившимся истинам на продвижение знания и исследование текущих проблем вызывало трения между социальными учеными и некоторыми частями их аудитории <...> Конец девятнадцатого века был временем тревожных экономических, социальных и политических напряжений, и тот факт, что бизнессообщество обычно получало неблагоприятные отзывы в печати, когда экономисты предпринимали более полное изучение их деятельности, увеличивало вероятность того, что даже самые объективные и беспристрастные исследования дадут пищу бесчисленным критикам современного капитализма, среди которых новые ученые обществоведы становились все более видимыми. Были также и идеологические источники конфликта. Laissez-faire и консервативный социальный дарвинизм все еще были руководящими верованиями среди членов социальной и деловой элит, в то время как многие молодые обществоведы были реформаторами, которые рассматривали разнузданный индивидуализм и неограниченную конкуренцию как причину многих, если не всех, текущих экономических и социальных зол. В некоторых случаях они становились сторонниками некоторых форм христианского социализма, симпатизируя принципиальной социалистической критике капитализма, не обязательно соглашаясь с анализом, осуществляемым социалистами и с предлагаемыми ими средств его лечения. Как можно было бы и ожидать, в некоторых кругах такие взгляды рассматривались опасно радикальными, откуда рост напряжений внутри академического сообщества, так как бизнесмены все больше и больше заменяли священнослужителей в попечительских советах колледжей и университетов» (Coats, 1993. P. 439-440). Эти строки, с одной стороны, дают портрет Ричарда Эли, а с другой стороны, показывают институциональные механизмы канализирования деятельности экономистов в

30 Наверное, сотрудничество выдающихся американских экономистов-математиков с военными ведомствами является традиционным, так как Нобелевский лауреат по экономике Кеннет Эрроу долгое время был сотрудником оборонного научно-исследовательского института RAND corporation (Окрепилов, 2007. С.124, 125).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

24

Ефимов В. М.

американских университетах того времени.

Личность Ричарда Эли может служить хорошим примером той связи, которая неизбежно существует между ценностями, разделяемыми экономистом и используемой им методологии. Любопытство, любознательность является обязательным качеством ученого, вставшего на путь экспериментального исследования. Наука для такого ученого — это не столько профессия, сколько призвание. Его нацеленность на удовлетворение собственного любопытства доминирует другие его жизненные цели, включая, как правило, и материальные. Но так как он обычно передает приобретенное знание обществу и тем самым является полезным людям, такой ученый может рассматриваться как альтруист. Экспериментальные исследования, в отличие от теоретических, в особенности, если эти последние основываются на априоно-абстрактном подходе, требуют всегда большой организации и больших ресурсов. В этом отношении очень знаменательна известная фраза академика Л. А. Арцимовича31 «Наука — лучший способ удовлетворения личного любопытства за государственный счет». За альтруизмом ученого-экспериментатора всегда стоят определенные идеи-ценности. Для Ньютона, Бойля и многих ученых того времени — это была христианская идея любви к Богу. Исследования были призваны открыть замысел Божий и тем самым приблизить к нему как самого исследователя, так и христианское общество. Для таких экономистов, как Уильям Каннингем, Ричард Эли и Джон Коммонс, христианские идеи также играли решающую роль в их профессиональной ориентации. Все трое, кроме своих трудов, отражающих их научные исследования, оставили нам также книги, в которых они рассматривали социально-политико-экономические проблемы с точки зрения христианского учения32. Очень важно подчеркнуть, что для них их христианская вера была важным стимулом в их экспериментальных исследованиях, однако их вера никогда не определяла результаты исследования. В этом видна резкая разница с априорно-абстрактными экономическими теориями, когда выводы уже заранее предопределены верой, как имело место в классической политической экономии, марксисткой политической экономии и неоклассической экономикс. Экономистами типа Эли и Коммонса эспериментально-эмпирические исследования проводились для того, чтобы понять изучаемую действительность с тем, чтобы зная как существующая система работает на самом деле, на этой основе разработать предложения и меры по поводу того, как ее лучше реформировать исходя из христианских ценностей, среди которых центральной является «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Здесь также видна колоссальная разница с теорией и практикой реформ, проводимых на базе таких априорных теорий, как неоклассическая экономикс. Очень интересно в этом отношении свидетельство В. Л. Глазычева на полит.ру33 относительно его беседы с одним из высокопоставленных российских чиновников, который не желал знать, как оно есть, а хотел только, чтобы ему сказали, как надо. Эта позиция соответствует подходу Дж. С. Милля, А. Маршалла, П. Самуэльсона, а затем и Джеффри Сакса, а также тех российских реформаторов, которых он консультировал. Подход Эли и Коммонса противоположен и состоит в том, что для того чтобы знать «как надо», нужно знать «как оно есть», но проблема состоит в том, что узнать «как оно есть» требует очень большой работы по сбору информации и ее анализу и нужно быть очень мотивированным социально, чтобы ее качественно сделать.

В 1885 году в институционализации американской экономической науки происходит важное событие — возникновение Американской экономической ассоциации. Инициаторами создания подобного профессионального объединения стали молодые американские экономисты, прошедшие обучение в немецких

31 В 1950 г. Л. А. Арцимович возглавил экспериментальные исследования по управляемому термоядерному синтезу. В 1952 г. открыл нейтронное излучение высокотемпературной плазмы. Руководил созданием термоядерных установок «Токамак». На установке «Токамак-4» в 1968 г. в лабораторных условиях были зарегистрированы первые термоядерные нейтроны. В 1953 г. был избран академиком АН СССР, в 1957 г. — членом президиума АН СССР. С 1966 г. - член Американской академии наук и искусств.

32 См.: (Cunningham, 1902; 1909; Ely, 1889; Commons, 1967).

33 См.: (http://polit.ru/article/2004/09/21/glaz/).

Институциональный подход в экономической науке ...

25

университетах. Это Йоханн Конрад, ближайший соратник Шмоллера, посоветовал им, когда они были еще в Германии, создать организацию типа немецкого Союза социальной политики для того, чтобы через нее экономисты-исследователи смогли влиять на политику и прежде всего на коренные изменения в области социального законодательства. Был разработан проект программы «Общества для изучения национальной экономики» (Ely, 1838. P. 134). В этом названии хорошо прослеживается его идейная преемственность с Verein fur Socialpolitik в том, что общество создается для проведения исследований, а не для обмена мнениями, и в том, что объектом этих исследований будет конкретная национальная американская экономика со всеми ее специфическими национальными чертами, а не некая абстрактная экономика, результаты теоретизирования относительно которой будут верны всегда и повсюду. Однако молодым энтузиастам реализовать этот проект не удалось из-за слишком большого сопротивления. Тогда Ричард Эли предложил менее радикальный проект «Американской экономической ассоциации», который мог бы получить поддержку и служить по крайней мере делу защиты экономистов, ориентированных на изучение социально-политико-экономической реальности. Такой проект удалось реализовать, и Эли на долгие годы стал секретарем этой организации, однако она не имела практически ничего общего с немецким Союзом социальной политики. Наверное исполняемая им роль в Американской экономической ассоциации положительно повлияла на профессиональную безопасность Эли, однако его положение в Университете Джонса Хопкинса прочным так и не стало (Ibid. P. 107), ну а о получении каких-то ресурсов и организационной поддержки со стороны университета для проведения эмпирических исследований нечего было и мечтать. Что удалось сделать в этом университете, то это подготовить своих студентов для проведения таких исследований, и это, безусловно, было решающим для их налаживания в другом американском университете, куда Эли переходит в 1892 году и куда позже он перетаскивает своих учеников, в том числе и Дж. Коммонса. Этим университетом был Висконсинский университет, где он проработал профессором и деканом факультета экономики, политологии и истории до 1925 года. В этом университете, благодаря исключительному стечению обстоятельств, рожденное в Германии действительно научное направление в экономической науке получает необыкновенно сильное, хотя и временное, развитие. Этими обстоятельствами были наличие глубокого политико-институционального кризиса в стране (Baritono, 1993), прибытие прошедшего немецкое обучение Эли и подготовленной им в немецком духе команды молодых американских экономистов в Висконсин, где политическая воля губернатора Роберта Лафоллета34, соединенная с политической волей на национальном уровне Президента Теодора Рузвельта35, способствует созданию очень благоприятных институциональных условий для экспериментальных экономико-институциональных исследований в Висконсинском университете.

В 1892 году Ричард Эли прибывает в Мэдиссон и становится деканом факультета экономики, политологии и истории Висконсинского университета. На этом посту он проявил себя как хороший организатор оригинального типа обучения будущих экономистов и экономических исследований, тесно связанных между собой. По существу он следовал концепции исследовательского университета В. Гумбольдта, в соответствии с которой преподаватели не должны передавать студентам знания как нечто законченное, а должны вовлекать своих студентов в свой исследовательский процесс, помня, что «и преподаватель, и студенты находятся в университете для науки». Он называл свой метод и обучения, и исследования the

34 Лафоллет (La Follette) Роберт Марион (1855 — 1925), политический деятель США. По образованию юрист. В 1885— 1891 член палаты представителей конгресса от Республиканской партии, в 1901—1905 губернатор штата Висконсин, с 1906 сенатор. Программа Лафоллета, отражавшая недовольство широких слоев населения политикой как Республиканской, так и Демократической партий, предусматривала ограничение экономического и политического могущества монополий, демократизацию политической жизни страны, улучшение положения фермеров и рабочих.

35 Теодор Рузвельт (Theodore Roosevelt, 1858 — 1919) — американский политик, 25-й вице-президент США, 26-й президент США в 1901—1909. В 1901 году в своем первом послании Конгрессу США Рузвельт объявил своей целью достижение большей социальной справедливости.

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

26

Ефимов В. М.

look and see method. Он считал, что мир может быть постигнут как жизненный поток, но для этого нужно войти в него (Ely, 1838. Р. 184). Не все внутри университета и вне его положительно отнеслись к применению этого метода. Как я уже отмечал выше в 1894 году он был обвинен в распространении социалистических и других «опасных теорий» и поддержке забастовок и бойкотов, организованных профсоюзами. Однако атаки на Эли полностью прекратились с приходом к власти губернатора Лафоллета. В период его губернаторства факультет Эли значительно расширился, а в 1904 году один из его наиболее способных, последовательных и мотивированных учеников в Университете Джонса Хопкинса, Дж. Коммонс получает должность профессора в Висконсинском университете. По мнению Эли, оживляющую силу метода look and see никто не охарактеризовал лучше, чем это сделал Дж. Коммонс: «Академическая деятельность представляет собой мозги без опыта. Другая, ‘практическая’, крайность — это опыт без мозгов. В первом случае мы получаем незрелые (half-baked) теории, в другом — эмпирические определения» (Commons, 1964. P. 106). Метод look and see включает в себя интервьюирование, которое Коммонс называл «лучшим методом исследования» (Commons, 1990. P. 106), а также исследование практического типа, нацеленного на изменение изучаемого объекта. Последний тип исследования активно практиковался в команде Эли-Коммонса, а значительно позже получил название — исследование действием (action research). «Мой опыт в Германии, писал Эли, прежде всего привлек мое внимание к важности соединения книжного знания и практического опыта <...> Изучение книг рассматривалось как нечто важное, но ни в коем случае не достаточное <...> Никто не был удачливее профессора Коммонса в осуществлении этой идеи. Он был связан, с одной стороны, с рабочими, а с другой стороны, с управленцами промышленности. Представителей и тех и других он приводил на свои занятия, считая, что его студенты должны знать их, побывав с ними в контакте лицом к лицу <...> Он мог восхищаться профсоюзным лидером, он мог понять трудягу и у него вызывали истинный восторг крупные промышленные лидеры. Для того, чтобы понять их точку зрения он стал членом Висконсинской промышленной комиссии, получив творческий отпуск и тем самым освободившись от своих университетских обязанностей. Таким образом ему удалось понять практическую сторону экономических проблем» (Ely, 1838. P. 187, 188).

Лафоллет окончил Висконсинский университет в 1879 году и конечно никогда не был студентом Эли, однако, когда Ричард Эли прибыл в Мэдиссон, Лафоллет его приветствовал словами «Вы были моим учителем», имея по-видимому в виду, как много он получил, читая его труды (Ibid. P. 216). Когда в Висконсине появился Коммонс, Лафоллет был уже его губернатором36, и благодаря этому Коммонс стал сразу чувствовать себя инсайдером в этом штате, таланты которого были полезны людям, облеченным властью, в то время как в других местах его рассматривали опасным радикалом. Со временем они сблизились и стали дружить семьями. Во время губернаторства Лафоллета установилась тесная связь между руководством штата, его делами и проблемами и университетом, которая впоследствии получила название Висконсинской идеи37. Коммонс использовал много возможностей служить штату, и одним из наиболее ощутимых вкладов Коммонса была его работа по законодательству и особенно социальному законодательству (Harter, 1962. P. 45). Он был глубоко вовлечен в разработку законодательных актов, касающихся трех программ реформ в штате Висконсин: первая касалась регулирования предприятий общественного пользования, таких как железные дороги; вторая касалась регулирования технической безопасности и введения компенсации рабочих в случае получения производственных травм; и наконец, третья касалась разработки первой в стране системы выплаты пособий по безработице (Ibid. P. 89). За время своей работы в университете Коммонс руководил сам или был соруководителем 46 аспирантов, многие из которых так или иначе

36 Как известно, в США роль губернатора в определении политики публичного университета его штата очень велика, так, например, именно он назначает членов его попечительского совета (Дмитриев, 2005. С. 37-46).

37 См.: (McCarthy, 1912).

Институциональный подход в экономической науке ...

27

были вовлечены в практическую деятельность своего руководителя. Общепризнанно, что он и его аспиранты оказали очень большое влияние на американское законодательство и политику (Rutherford, 2006). Американский историк экономической мысли, Филип Майровски, пишет по этому поводу следующее: «Многие из экономических функций правительства США, которые мы сегодня принимаем за само собой разумеющиеся, были делом рук Коммонса и его студентов в первой половине двадцатого века» (Mirowski, 1987. P. 1027).

Ричард Эли передал Джону Коммонсу метод обучения студентов, который он освоил в Германии. Вместо повторения того, что было сказано на лекциях и прочитано в учебниках, немецкие университетские преподаватели рассматривали студентов как своих коллег в поиске нового знания. «Это то, что делает обучение в Германии истинным удовольствием для каждого настоящего любителя занятий исследованиями. Здесь и только здесь вы узнаете, как делать независимую, действительно научную работу,» — вспоминал Эли (Rader, 1966. Р. 13). Коммонс, хотя и читал лекции, но отдавал предпочтение индивидуальной работе со студентами, а также занятиям в небольших группах. И занятия эти состояли в том, что преподаватель вместе со студентами разбирал, укладывая в определенный порядок (marshalling) факты, что позволяло продвигаться в понимании рассматриваемых явлений. Проводя как исторические, так и «полевые» исследования, Коммонс активно вовлекал в них своих студентов. Так, в написании его объемного четырехтомного документального исследования по истории труда в Соединенных Штатах (Commons et al, 1966) участвовали его 8 студентов/аспирантов (Rutherford, 2006). Его ученики вспоминают: «Это не было исследованием для исследования. Может быть некоторые (из его студентов) хотели продолжать работать над историей труда и чувствовали, что здесь остается еще много чего сделать, однако многие из его студентов (аспирантов) проводили исследование с целью его использования в различных баталиях по усовершенствованию чего-то, это то, что сейчас мы называем «исследование действием» (action research). В некоторых кругах это вызывает насмешки, но я считаю, что именно такого типа исследование является самым важным и полезным типом исследования в социальных

науках» (Raushenbush and Raushenbush, 1979. P. 9). Хотя трудовая тематика занимала важное место в исследованиях Коммонса, она была далеко не единственной. После недавнего мощного экономического кризиса, вызванного финансовым дерегулированием, интересно вспомнить, что в круг интересов Коммонса входило также банковское регулирование, по которому он даже подготавливал некоторые заготовки проектов (Harter, 1967; Whalen, 2008), однако эта его деятельность по-видимому не получила поддержки.

Исследовательско-реформаторская деятельность Коммонса получала поддержку большого бизнеса. Так, в 1906 году он участвовал в обследовании 35 компаний, как муниципальных, так и частных, занятых поставкой газа, электричества, тепла, а также трамвайного транспорта в Соединенных Штатах и Англии. В частности, на британских островах он провел для этой цели пять месяцев (Harter, 1962. Р. 72). Это исследование проводилось для финансируемой большим бизнесом Национальной гражданской федерации, которая занималась разработкой и лоббированием как на штатном, так и на федеральном уровне законов, касающихся государственного страхования по безработице, федерального регулирования торговли и регулирования предприятий общественного пользования38. Затем он был вовлечен в анализ результатов обследования в Питсбурге в той части, которая касалась заработной платы. Это обследование финансировалось фондом Расссела Сэйджа (Harter, 1962. Р. 72). В 1907 году Коммонс избирается секретарем Американской ассоциации трудового законодательства, которая финансировалась Рокфеллером и Морганом. Эта организация продолжала быть очень влиятельной в двадцатые и тридцатые годы с исполнительным секретарем — бывшим ассистентом Коммонса в Висконсинском

38 См. статью Murray N. Rothbard (2006). (http://mises.org/story/2225).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

28

Ефимов В. М.

университете. Ассоциация занималась законодательством относительно предприятий общественного пользования, минимальной заработной платы, максимальной продолжительностью рабочего дня39, а также законодательством в пользу профсоюзов.

Почему такое успешное с социальной точки зрения направление, как висконсинский институционализм, возглавляемый Коммонсом, по существу перестал существовать? Можно предположить, что одной из причин была следующая: после завершения с помощью институционалистов изменений40, в которых правящие классы были заинтересованы, последние прекращали поддержку первых и переключались на поддержку неоклассиков, идеологически помогающих им сохранить свою доминирующую роль в обществе. По меткому выражению Шмоллера, экономическая наука «стала орудием класса собственников». Это безусловно так, но на мой взгляд, победа неоклассики над конструктивистким институционализмом имеет еще несколько причин. Среди них главной, по моему мнению, является то, что объявленное Новым временем разделение науки и философии/теологии применительно к политической экономии не было осуществлено. Благодаря схоластическим рассуждениям Дж. С. Милля, использующих слабости контовского позитивизма политическая экономия получила статус науки, оставшись политической или социальной философией, то есть наукой, равносильной естествознанию, так и не стала. А дальше уже сделало свое дело мировоззрение Нового времени применительно к науке, выражающееся в так называемом научном методе41, и от экономиста, осмелившегося ради познавательной и социальной эффективности своих исследований отказаться от этого мировоззрения, требуется большое мужество и работоспособность в освоении и применении необщепринятых подходов. Кроме того, так как основой функционирования и воспроизводства научных сообществ является общение (публикации, конференции, лекции и т.д.), то неоклассики в этом отношении имеют колоссальные преимущества перед конструктивистскими (прагматическими и дискурсивными) институционалистами. Для первых оно требует намного меньше усилий из-за их простых и унифицированных, универсальных для всех проблем и контекстов, понятий, схем и способов изложения.

Будучи запущенным неоклассическое направление экономической науки может проявлять необыкновенную устойчивость и без особых контролирующих воздействий из вне. В соответствии с определением Т. Куна: «научное сообщество состоит из исследователей с определенной научной специальностью. В несравнимо большей степени, чем в большинстве других областей, они получили сходное образование и профессиональные навыки; в процессе обучения они усвоили одну и ту же учебную литературу и извлекли из нее одни и те же уроки <...> В результате члены научного сообщества считают себя и рассматриваются другими в качестве единственных людей, ответственных за разработку той или иной системы разделяемых ими целей, включая и обучение учеников и последователей. В таких группах коммуникация бывает обычно относительно полной, а профессиональные суждения относительно единодушными» (Кун, 2002. С. 227-228). Но здесь речь идет об устоявшемся сообществе, а мы начнем наши рассуждения, предположив, что такого состояния равновесия пока нет. Для того, чтобы проследить механизм динамики состава сообщества академических экономистов, нам потребуется выделить их типы с точки зрения ценностей, которые они разделяют относительно своей профессии и классы в соответствии с их методологическими взглядами

Мой многолетний опыт работы на экономическом факультете МГУ и на экономическом факультете Савойского университета во Франции, а также богатый опыт общения со значительно более широким кругом академических экономистов в России и во Франции позволил мне сделать следующую типологию академических

39 В конце XIX века в США продолжительность рабочего дня была 14 - 19 часов (Rader, 1966. Р. 24).

40 Значительное смягчение классовых конфликтов путем создания государств всеобщего благоденствия (welfare states).

41 См.: (Светлов, 2008).

Институциональный подход в экономической науке ...

29

экономистов с точки зрения ценностей, которые они разделяют относительно профессии академического экономиста:

1. Экономист-преподаватель/исследователь должен изучать

действительность для того, чтобы ее понимать и тем самым быть полезным обществу, передавая ему и, в частности, своим студентам это понимание. Сама познавательная деятельность является для него страстью, а материальное вознаграждение за нее имеет второстепенное значение. Назовем такой тип экономиста любопытным альтруистом;

2. Деятельность экономиста состоит в том, что он строит «красивые» теории, которые, как он надеется, будут положительно оценены его коллегами и студентами. Заниматься этой деятельностью с удовольствием можно только в том случае, если она достаточно хорошо оплачивается. Условно назовем такой тип экономиста эстетом;

3. Профессия академического экономиста ценна тем, что дает возможность получить, как правило, стабильную, уважаемую, хорошо оплачиваемую работу с частыми и продолжительными отпусками-каникулами и возможностью общаться с интересными людьми. Такой тип экономиста можно назвать служащим;

4. Экономист-исследователь, будь то преподаватель ВУЗа или сотрудник НИИ, должен внимательно следить за тем, какие направления научного производства сейчас модны, позволяют получить научные гранты, а также пользуются спросом в научных журналах, на научных конференциях, семинарах и выездных школах, и осуществлять свою исследовательскую деятельность так, чтобы иметь возможность успешно «продать» свою научную продукцию. Такой экономист стремится использовать любые возможности, чтобы зарабатывать вне своего основного места работы на контрактной основе в качестве эксперта-консультанта или лектора-преподавателя. Назовем экономиста такого типа коммерсантом.

Каждый член сообщества академических экономистов может иметь черты всех четырех типов, а его реальное поведение зависит от «веса в нем» каждого типа. Источником ценностей являются определенные верования/убеждения. Так, для Каннингема, Эли, Коммонса, у которых явно доминировал первый тип, это была вера в христианское учение. Значительная часть западных академических экономистов, с которыми я встречался, принадлежали к четвертому типу и явно были убежденными адептами рыночной религии, о которой речь шла в первом разделе этой работы. Преподавание неоклассической экономической теории для них не ставило никаких моральных проблем, так как они по существу преподали теологию своей религии. Престижность того, чем они занимались, гарантировалась в частности присуждением Нобелевских премий экономистам, работающим в соответствующих областях. Для Ариэля Рубинштейна, статью которого я цитировал в первом разделе статьи, работа в этих областях все-таки создавала некоторые моральные неудобства и по-видимому этим и вызвана публикация его статьи-исповеди.

Академических экономистов можно также разбить на три класса с точки зрения методологии, которой они следуют в своей профессиональной деятельности:

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

1. Экономисты, которых можно назвать философами/математиками, разделяют методологические взгляды Дж. С. Милля, К. Маркса и П. Самуэльсона. По Миллю, экономическая наука - абстрактная наука и ее метод это - априорный метод (the method a priori). Рассуждения в ней должны производиться на основе предпосылок, а не на основе фактов. В предисловии к первому тому «Капитала» К. Маркс указывает, что при анализе экономических форм невозможно пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами, то и другое должна заменить сила абстракции. Наконец «подход (Самуэльсона) к теории <...> вобрал в себя два правила, которые, можно сказать, служат отражением неоклассической экономики. Эти правила можно сформулировать следующим образом: в отношении каждой экономической проблемы следует: 1) сократить число переменных и оставить лишь минимально необходимое количество простых экономических взаимосвязей; 2) если

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

30

Ефимов В. М.

возможно, то переформулировать ее как проблему оптимизации с заданными ограничениями» (Самуэльсон и Барнетт, 2009. С. 191);

2. Экономисты второго класса — эконометрики/статистики. Они согласны с М. Фридманом, что «теория — это способ, которым мы воспринимаем (perceive) «факты», и мы не можем воспринимать (perceive) «факты» без теории» (Friedman, 1953. Р. 34; Фридмен, 1994. С. 44). Французские профессора, цитируемые в первом разделе работы, стоят на этой позиции. Они, и многие другие вместе с ними, считают, что экономическая наука должна следовать методу, соответствующему «традиционному научному подходу». Он состоит в том, что сначала нужно идентифицировать и дать точное определение понятиям и свойствам, которые характеризуют экономическую деятельность (потребление, производство, капиталовложения...), а также сформулировать базовые гипотезы относительно этих свойств. После этого можно перейти к формулированию теорий, которые представляют собой формализацию функциональных связей между предварительно идентифицированными элементами. Проверка (верификация) этих теорий в принципе осуществляется путем эксперимента, однако если не доказано обратное, в экономике такой эксперимент не может быть построен никак иначе, как путем сопоставления с количественно выраженной историей на основе статистики и эконометрики;

3. Наконец экономистов, к классу которых принадлежу и я, можно назвать антропологами/историками. Они считают, что источником знаний, приносимых экономической наукой относительно быстро изменяющейся сложной реальности, могут быть, в конечном счете, только эмпирические исследования. Последние служат не столько для проверки (верификации) теорий, как для их конструирования. Сконструированные понятия и теории должны вытекать из эмпирических исследований, а если определенные понятия и предшествуют им, то они представляют собой элементы видения42, а не теории, и должны носить самый общий характер (например, понятие института). Экономист должен работать прежде всего с текстами, но не только и не столько с текстами публикаций экономистов прошлого и настоящего, сколько с текстами, порожденными социально-политикоэкономическими реальностями. Эти тексты могут быть законодательными актами, программами политических партий, опубликованными выступлениями политических деятелей, другими документами, отражающими деятельность и дискурсы акторов. В большинстве случаев для своего исследования ученый нуждается вступить с актором в непосредственный вербальный контакт. Именно такой контакт и есть для экономической науки, как и для других социальных наук, то, что в естественных науках называется научным экспериментом. Работая с транскриптом бесед-интервью или работая с протоколами исследования действием (action research), он формирует концепции/понятия, которые в сжатой форме отражают изучаемое явление и, образовав связную систему, дают исследователю понимание этого явления. Будучи достаточно продвинутой, разработанная связная система концепций/понятий может образовать теорию, но конечно теорию контекстную. Далее эксперимент может быть продолжен путем обращения в прошлое. Анализ истории изучаемой части действительности проводится на базе исторических документов, представляющих собой законодательные акты и политические дискурсы, опять же не только и не столько для проверки (верификации) этой теории, а ее уточнения и расширения. Это расширение должно содержать понимание исторических истоков изучаемого явления. Как на первом, так и на втором этапе, конечно, используется не только качественная, но и количественная информация, но последняя служит скорее для идентификации проблемы, чем для ее решения, которое осуществляется на базе прежде всего информации качественного типа.

42 Напомним, что в рамках определенного видения даются ответы на следующие три вопроса: 1) «Что нужно исследовать?», то есть как превратить объект исследования в предмет исследования; 2) «Как нужно исследовать?», то есть какого типа методы нужно при этом использовать; 3) «Что ожидать в качестве результата исследования?».

Институциональный подход в экономической науке ...

31

Таблица 1

Вероятная совместимость типов и классов академических экономистов в условиях профессионализации и институционализации их деятельности

Тип академического экономиста с точки зрения ценностей, которые он разделяет применительно к своей профессии

Класс академического экономиста с точки зрения методологии, которой он следует в своей профессиональной деятельности Любопытный альтруист Эстет Служащий Коммерсант

Философ/математик X X X

Эконометрик/ статистик X X X

Антрополог/историк X X X

Возникает вопрос: все ли указанные выше типы и классы академических экономистов совместимы? На мой взгляд — нет, и выше я привожу таблицу, характеризующую возможную совместимость этих типов и классов. А. Маршалл не стал «антропологом/историком» именно потому, что не был «любопытным альтруистом», он понял, что такая деятельность потребует многих лет усилий, прежде чем принесет какие-то результаты. Помогла ему в этом утилитаристская идеология, пришедшая у него на смену христианской вере, которую он покинул. По этой же причине «коммерсант», поставленный перед выбором, который не повлияет на его материальное положение, среди трех методологических направлений также никогда не станет «антропологом/историком». Усилия, которые необходимо делать «антропологу/историку» в своих исследованиях и обучении студентов, будучи постоянно вовлеченным в полевые исследования, не идут ни в какое сравнение с усилиями «философа/математика», который один раз подготовив свои лекции и практические занятия, может повторять их из года в год практически без изменений. Намного меньших усилий требуется также и от «эконометрика/ статистика». Современный американский институт экономической науки, который все больше и больше копируется в Европе, не стимулирует реалистичных исследований, и по меткому выражению Н. А. Макашевой, толкает экономистов на подготовку таких статей, которые требуют «минимальной стадии до письменного стола» (Автономов и др., 2008. С. 762).

На рис. 2 я предлагаю схему, которая иллюстрирует, как институт экономической науки оказывает решающее воздействие на ее характер, тип ее продукции и состав сообщества академических экономистов. Рассматривая схему как отражение некоторого динамического процесса, мы увидим, что этот процесс достаточно быстро «сходится» к вполне определенному устойчивому состоянию. Таким состоянием для экономической науки на Западе является широко понимаемая неоклассическая экономическая теория.

Сообщество академических экономистов состоит из людей, окончивших аспирантуру и защитивших диссертацию, на что уходит в западных университетах более пяти лет, и работающих в основном на экономических факультетах университетов. Центральная совокупность идей содержится в обязательных для аспиранта экономических факультетов этих университетов курсах микроэкономики, макроэкономики и эконометрики. Экономическая наука как социальный институт включает правила, а также идеи и ценности, стоящие за этими правилами, определяющие доступ к профессии и оценку профессионалов. В состав правил

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

32

Ефимов В. М.

института экономической науки входят, такие как те, которые определяют порядок утверждения учебных планов и программ, метод подбора студентов, правила конкурсов на замещение вакантных должностей преподавателей-исследователей, правила предоставления грантов, правила принятия статей для публикации в научных журналах, порядок публикации учебников и научных монографий, организации научных семинаров, конференций и т.д. Правила эти, по крайней мере основные из них, первоначально всегда являются внешними по отношению к сообществу экономистов, но с его стабилизацией в соответствии с интересами экономической и политической элиты все большее и большее число полномочий по составлению правил и порядку их применения может переходить к самому сообществу экономистов.

Рис. 2. Треугольник институционального анализа экономической науки

Пройдемся по вершинам этого треугольника, начав с «сообщества экономистов». Все они участвуют в циркуляции идей, то есть они преподают студентам и пишут статьи и/или книги. Эти идеи проходят через институциональный фильтр (экономическая наука как институт), преподавание проверяется на соответствие учебным планам и программам, рукописи статей и книг либо принимаются к публикации, либо отклоняются, и санкционированные экономисты либо корректируют свое поведение, либо в конечном счете покидают профессию. Идеи, порождаемые сообществом экономистов, не только фильтруются институтом, но и оказывают на него влияние, например, используемая большинством экономистов методология, которая определяет, что считать «научным», а что нет, или принадлежность большинства экономистов к определенной школе и фиксация ими, какие идеи могут оцениваться положительно, а какие нет. Студенты, которые со временем заменяют выбывших членов сообщества, подвергаются тщательному многоэтапному отбору. Этими этапами являются вступительные экзамены и отборочные процедуры для разных ступеней обучения, экзамены в течение процесса обучения и выпускные испытания (экзамены, защиты и пр.). Установленный институт экономической науки канализирует этот процесс и вероятность того, что среди молодых кандидатов, участвующих в конкурсах на вакантные должности, появится кто-то, кто будет шагать не в ногу, достаточно мала, но даже если такой обнаружится, то конкурсная комиссия скорректирует «ошибку» учебного процесса. Существующее положение института экономической науки таково, что на все эти фильтрующие и направляющие воздействия связь науки с действительностью не оказывает никакого влияния. Все это и объясняет явление устойчивости схоластического/теологического характера экономической науки.

Институциональный подход в экономической науке ...

33

5. Социальная функция, методология и обучение

Для Шмоллера, Эли и Коммонса экономическая наука была не чем иным, как инструментом социально-политико-экономических преобразований в своих странах с активным участием государства. В этом и состояла ее социальная функция. Для того, чтобы получить свидетельства о том, какова социальная функция современной экономической науки, обращаюсь к поисковым системам Интернета. Набираю на http://www.ya.ru/ «социальная функция экономической науки». Со словом «социальные» всего один результат, а именно статья С. Г. Кары-Мурзы в журнале «Науковедение», № 2 за 2000 год под названием «Социальные функции науки в условиях кризиса», но в ней совсем ничего нет об экономической науке. Другие результаты поиска таковы: «нормативная функция экономической науки»; «идеологическая функция экономической науки»; «познавательная функция экономической науки»; «прогностическая функция экономической науки»43.

Словосочетание «нормативная функция экономической науки» использовалось в статье Фредерика Лебарона «Социология Пьера Бурдье и экономические науки». Вот отрывок из нее: «Неоклассическая теория является по многим признакам типичным продуктом схоластической мысли: она предполагает, что обычный агент мыслит так же изощренно и абстрактно, как аналитик, и путает реальность модели и модель реальности <...> Но если бы неоклассическая теория сводилась к схоластической ошибке, или даже к «идеальному типу», плохо адаптированному для интерпретации действительности, более реалистические теории (например, теория «ограниченной рациональности» Герберта Саймона) давно бы уже заняли ее место. Однако ее позиция никогда еще не была настолько сильной, особенно в Соединенных Штатах. Основной причиной этого видимого «успеха» является тот факт, что неоклассическая экономическая теория есть воплощение, научная рационализация illusio экономического поля, чья власть тем более сильна в обществе, чем более этот illusio там распространен. Экономический illusio может быть определен как более или менее четко сформулированная вера в необходимость максимизировать свой денежный выигрыш. Неоклассическая теория является ошибочной в той мере, в какой она предполагает наличие у актеров поведения, которого они не могут иметь. В действительности «рациональность» социальных агентов скорее ближе к «рассудочному», чем к чисто рациональному расчету, а действия опираются на практическое чувство, неопределенное чувство ориентации, способное к перемещению и регулированию. Тем не менее, «истинность» неоклассической теории заключается в том, что по сути своей она достаточно верно передает в схоластической форме особый illusio экономического поля. Она его «укрепляет», «формализует», «отделяя» «экономическую» рациональность от любой другой логики, с которой она всегда крепко связана. Таким образом, неоклассическая теория формулирует гипотезу существования актора, полностью отдающего себе отчет в своих действиях, целях, предпочтениях, выборе. Она радикализирует имплицитное видение картины, объединяющей действия акторов и стремящейся, в наиболее «рациональных» областях, приблизиться к подобному идеальному типу. Однако идеальный тип никогда не может в полной мере осуществиться в социальной действительности. Здесь становится отчетливо видна чисто нормативная функция экономической науки, о которой говорил Ф. Симиан: она участвует в общей работе по подчинению социального устройства доминирующей логике экономического пространства (выделено мною. В.Е.) (Лебарон, 2005. С. 83-85)44.

Словосочетание «идеологическая функция экономической науки» выловлено из электоронной версии учебника Н. Е. Титовой «История экономических учений», а именно из того места книги, где ее автор дает русский перевод статьи Роберта Хейлбронера (Хайлбронер, 1993). «Вклад современной ЭКОНОМИЧЕСКОЙ науки в расширение наших знаний о социальных процессах не просто разочаровывает, он

43 Поиск на (http://www.google.fr/) на английском и французском языках вообще ничего не дал.

44 См.: (www.sociologos.net/textes/Lebaron.htm).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

34

Ефимов В. М.

откровенно скуден <...> Но если экономическая наука настолько уязвима, почему же она пользуется таким престижем? К сожалению, не исключено, что причина этого заключается именно в том, что в своей современной форме она неисторична, асоциальна и аполитична. Демонстрирующие олимпийское спокойствие теории выгодны в условиях любого социального порядка, но теория, которая сторонится политики и социологии, может рассчитывать на особую благосклонность в рамках того общественного порядка, который гордится своим тесным родством с естественными науками. Природа самой этой привлекательности есть функция ЭКОНОМИЧЕСКОЙ науки, которой мы до сих пор не касались. Речь идет о ее идеологической функции — не узкой апологетике, сознательно служащей лишь собственным интересам, но мировоззренческой системе из числа тех, что сопровождают и поддерживают все социальные порядки. Назначение подобных идеологических систем заключается в том, чтобы обеспечить моральную уверенность, которая есть необходимая предпосылка политического и социального душевного покоя как для господствующих, так и для подчинённых элементов любого социального порядка (выделено мною. В.Е.). Несомненно, что этот душевный покой всегда имеет лёгкий оттенок сомнения или привкус лицемерия, но, в конце концов, социальные порядки всех уровней нуждаются в некотором своде знаний и убеждений, которые можно было бы при случае пустить в ход. В первобытных обществах были свои мифы или толкования природы, в командных системах— свое священное писание. Для капитализма эту функцию выполняет экономическая наука, и хотя это не единственная ее задача, но и выполняет она ее отнюдь не тривиальным образом»45 46 47. Две вышеприведенные цитаты очень хорошо характеризуют важнейшую, если не единственную, хорошо выполняемую сейчас функцию экономической науки.

Наступивший мировой экономический кризис показал еще раз полную познавательную и прогностическую несостоятельность господствующей ныне экономической науки. Предупреждения о грядущем кризисе поступали скорее от финансистов c антрополого-историческими вкусами, таких как Билл Боннер и Эддисон Уиггин (Bonner and Wiggin, 2006)46 или Поль Жорин (Jorion, 2007)47, но не от академических экономистов. Сообщества академических экономистов стран, охваченных кризисом, оказались перед его лицом в полной растерянности и были не в состоянии предложить обществам, бизнес-сообществам и правительствам какие -то глубокие идеи по этому поводу. То, что произошло, еще раз ставит вопрос: а достойна ли профессия академических экономистов именоваться профессией научных работников? Может быть их можно назвать учеными, потому что они знают и возможно развивают какие-то определенные схоластические ученья, но их никак нельзя назвать исследователями (researchers), т.е. теми, деятельность который направлена на поиск (search) знания/понимания о том/того «как оно есть». Это трагическое для общества состояние сообщества академических экономистов происходит из-за того, что академические экономисты нацелены не на познание, то есть не на изучение и понимание действительности, а на ее идеальное конструирование48. Именно изучение действительности, направленное на ее понимание, представляет собой социальную функцию любой науки, в том числе и экономической. И если она хочет быть такой же эффективной в познании, как естествознание, то нужно разобраться, какая методология обеспечила

45 См.: (http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Econom/Titova/30.php).

46 Название книги Боннера и Уиггина можно перевести так: «Империя долгов. Наступление невиданного (Epic) финансового кризиса». Ранее вышедшая книга этих авторов «Судный день американских финансов. Мягкая депрессия XXI века» была уже переведена на русский язык (Боннер и Уиггин, 2008).

47 В названии этой книги, вышедшей на французском языке 11 января 2007 года, был поставлен вопрос «К кризису американского капитализма?» и далее в тексте книги дается на него положительный ответ, а также достаточно полно описывается механизм его возникновения: один из последних разделов книги назван «Финансовые пузыри: цены акций и домов». В 2008 году Поль Жорион, француз, приживший 12 лет в США, издал еще две книги на французском языке, объясняющие механизмы возникновения кризиса (Jorion, 2008a; 2008b). Этот автор известен также своей книгой на английском языке, посвященной практике инвестирования (Jorion, 2003).

48 Именно против этого восстали французские студенты-экономисты в начале этого века, требуя вывести экономическую науку из «придуманных миров» (les mondes imaginaires). К сожалению, это движение выродилось в

Институциональный подход в экономической науке ...

35

естествознанию его успех. К счастью, результаты исследований в области социологии науки, или в общем в области Science Studies, могут нам в этом помочь.

Вот уже более полутора веков экономисты считают, что развивают науку, имеющую в качестве образца естествознание и прежде всего физику. При этом они используют представления, отраженные в определенном типе дискурса о том, что такое наука, доставшегося всем нам в наследство от Нового времени49. Эти представления вошли в нас вместе с освоенными программами средней, а нередко и высшей школы. Наверное, отсчет Нового времени50 следует начинать с коперниковской революции, которая знаменует начало постепенного перехода, если использовать терминологию Конта, в стадиях интеллектуальной эволюции человечества от теологической/фиктивной и метафизической/абстрактной к научной/ реальной/положительной/позитивной. В терминах, введенных Пирсом, можно сказать, что наступление Нового времени связано с постепенным отходом от метода авторитета, а также априорного метода и перехода к научному методу, научному исследованию, под которым и Конт, и Пирс понимали такое исследование, которое основано на опыте, наблюдении и эксперименте. Прогресс в исследованиях нередко связан с отбрасыванием ложных дихотомий. Именно коперниковская революция и сделала шаг в этом направлении. Обосновав и развив коперниковскую идею гелиоцентрической системы, Галилей по существу отбросил дихотомию земля-небо путем использования понятия пространство. А так как наука для изучения пространства уже существовала, а именно геометрия, то его теория стала математической. Католическая церковь, несмотря на личные симпатии ряда ее высших иерархов по отношению к Галилею, инициировали инквизиторский процесс51 против Галилея и вынудили его отказаться от защиты и обоснования гелиоцентрической системы, потому что она подрывала очень важную для церкви дихотомию небесное-земное, которая интерпретировалась как божественное-мирское. Галилей был глубоко верующем католиком, и для него его конфликт с церковью был очень болезненным, так как он считал, что наоборот осуществляя свои теоретические построения, он прославляет Бога, пытаясь раскрыть Божий замысел создания вселенной52.

Крупнейшие мыслители Нового времени Декарт и Бэкон разработали

требование устранения монополии мейнстрима и перехода в экономических исследованиях и преподавании к плюрализму. Плюрализм «придуманных миров» не превратит «экономическую науку» в науку. Необходим переход к другой парадигме, которая существовала в прошлом, и эту отброшенную и забытую традицию экономической науки нужно восстанавливать и, исходя из современного состояния знаний в разных, в том числе и в смежных с экономикой научных областях, развивать.

49 Понятие «новая история» появилось в европейской историко-философской мысли в эпоху Возрождения как элемент предложенного гуманистами трехчленного деления истории на древнюю, среднюю и новую. Критерием определения «нового времени», его «новизны» по сравнению с предшествующей эпохой был, с точки зрения гуманистов, расцвет в период Ренессанса светской науки и культуры. (т.^дктреШа.о^^Ы/Новое_время).

50 Терминология, связанная с понятием Нового времени, и соотнесение терминов, используемых в разных языках, не являются полностью устоявшимся. Материалы из Википедии, свободной энциклопедии в Интернете, отражают это положение: «Моде'рн (англ. modernity, эпо'ха моде'рна) — понятие, описывающее совокупность условий, при которых нечто (предмет или явление) может быть отнесено к категории модерновых. Эпоху модерна очень часто путают с современностью (англ. коррелят: contemporaneity). Иногда для преодоления такой путаницы modernity переводят на русский как «Современность» (с заглавной буквы)»; “Modernity is a term that refers to the modern era. It is distinct from modernism, and, in different contexts, refers to cultural and intellectual movements of the period c. 1630-1940”; «L’Epoque moderne - ou les Temps modernes - couvre en France la periode historique allant de la fin du Moyen Age a la Revolution franjaise, generalement de 1492 a 1792. Il s'agit de la troisieme periode de l'histoire universelle, selon la division occidentale traditionnelle. Dans cette perspective, l'Epoque moderne est celle oh triomphent les valeurs de la modernite (le progres, la communication, la raison)».

51 Эта страница в истории Католической церкви явно беспокоила церковных иерархов конца XX века, и по решению Папы Иоанны Павла II начала свою работу специальная комиссия, к которой он обратился со следующими словами: «Я надеюсь, что богословы, ученые и историки, вдохновленные идеалами искреннего сотрудничества, изучат дело Галилея более глубоко и тщательно взвесив ошибки, какой бы из сторон они не были допущены, помогут рассеять недоверие, которое в умах многих еще противостоит согласию науки и веры, Церкви и мира», и 31 октября 1992 года на пленарном заседании Ватиканской академии наук в присутствии Коллегии кардиналов и дипломатического корпуса Папа торжественно объявил о завершении работы этой комиссии (Фантоли, 1999. С. 4). «Дело Галилея» волнует не только католиков, см. по этому «делу» вышедшую на русском языке книгу евангелического теолога Чарльза Хаммэля (Charles Hummel) (Хаммэль, 2001), которая по-английски называется «The Galileo Connection: Resolving Conflicts Between Science and the Bible».

52 См. биографию Галилея, написанную российским автором (Штекли, 1972).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

36

Ефимов В. М.

учения, породившие новую ложную дихотомию рационализм-эмпиризм. Многие попытки от Гегеля до Поппера порвать с этой дихотомией делались в духе ответа на вопрос «Что первично?», что смягчало, но не устраняло негативные последствия ложности этой дихотомии, породив такие новые дихотомии и «измы», как материализм-идеализм и позитивизм. Обычно «измы» в каждую эпоху несут на себе определенную ценностную окраску, разделяемую членами определенных научных сообществ. Так, в настоящее время сообщества экономистов скорее положительно относятся либо к рационализму и возможно к материализму, но отрицательно к эмпиризму, идеализму и позитивизму. При этом соответствующие термины часто используются уже не как обозначения достаточно сложных доктрин, а как ярлыки, навешиваемые по тем или иным причинам научным противникам. Элементами конструкции нововременной (модернисткой) модели научного исследования являются объект исследования, исследователь и идеи/теории.

Эмпиризм рассматривал связи между этими элементами в таком порядке: «объект исследования» ^ «исследователь» ^ «идеи/теории». Рационализм связывал эти элементы в другом порядке: «исследователь» ^ «идеи/теории» ^ «объект исследования». Контовский позитивизм колебался между этими двумя видениями научного исследования, что позволило Дж. С. Миллю оправдывать нахождение экономической науки в метафизическом/абстрактном состоянии. Ну а идеализм видел последовательность элементов по третьему: «идеи/теории» ^ «объект исследования» ^ «исследователь». Материализм поворачивал направление стрелок в противоположном направлении. Несмотря на все эти отличия, все эти «измы» по существу апеллировали к одной и той же «нововременной» модели научного исследования. Для Нового времени характерно также использование метафор «закон», «механизм» и «организм». Первая метафора имеет явно религиозное (Ветхий завет) и политическое (абсолютизм, самодержавие) происхождение. Именно эта метафора, наряду с понятием причины, сбила мощный потенциал позитивизма. Классическая физика активно апеллировала к механицизму. При своем зарождении (Кенэ и Руссо) политическая экономия использовала метафору организма, но классическая, а затем и неоклассическая версии экономической науки были основаны на метафоре механизма. И наконец, последняя, но по-видимому одна из самых важных черт нововременной модели научного исследования ее индивидуализм, исследователь в этой схеме был одинок в поиске истины как копии реальности. Именно эта нововременная модель научного исследования и лежит в основе так называемого научного метода (Сачков, 2003; Светлов, 2008), который чаще всего представляется в виде гипотетико-дедуктивного метода.

Институциональный подход в экономической науке ...

37

Чарльз Пирс со своим прагматизмом пробил первую брешь в нововременной модели научного исследования, и сделать это он смог благодаря тому, что по своему образованию и опыту был экспериментатором - естествоиспытателем53, то есть по существу его выводы можно рассматривать как результат некоего «включенного наблюдения». Он рассматривал исследование, основанное на наблюдении/ эксперименте, как коллективную деятельность определенного сообщества исследователей, и понятие истины и реальности ставится им в зависимость от этого сообщества: «Так обстоит дело со всяким научным исследованием. Различные умы могут первоначально иметь самые противоположные мнения, однако в процессе исследования какая-то внешняя и чуждая им сила приводит их к одному и тому же заключению. Эта деятельность мысли, которая влечет нас не туда, куда мы хотим , но к предопределенной цели, подобна действию судьбы. Никакое изменение принятой точки зрения, никакой отбор других фактов для изучения, ни даже естественная склонность ума не могут позволить человеку избежать предустановленного мнения. Эта великая надежда воплощена в концепции истины и реальности. Мнение, которому суждено стать общим соглашением исследователей54, есть то, что мы имеем в виду под истиной, а объект, представленный в этом мнении, есть реальное. Вот так я бы стал объяснять реальность» (Пирс, 2000а. С. 291, 292). Что же это за внешняя и чуждая исследователям сила, которая приводит их в процессе исследования к одному и тому же заключению? Сейчас вместе с Брюно Лятуром можно сказать, что эта сила есть сила «сопротивления» объекта исследования, и эту силу в принципе неизбежно одинаково ощущают все члены научного сообщества, вовлеченного в его экспериментальное взаимодействие. Именно одинаковость этого сопротивления и ведет исследователей к общему соглашению. А сопротивляется объект тому, что о нем утверждают члены сообщества исследователей. Утверждают они это с помощью определенных понятий и Пирс по существу говорит о сопротивлении, хотя и не использует этого слова, сказав, что «он сформулировал теорию («прагматизм») о том, что понятие (conception), то есть рациональный смысл (rational purport), того или иного слова или выражения состоит исключительно в его возможном отношении к жизненному поведению (conduct of life)» (Пирс, 2000а. С. 298; 2000б. С. 156)55.

Далее решающий вклад в разрушение нововременной модели научного исследования внесли Т. Кун со своим пониманием научных революций (Кун, 2002) и П. Фейербенд своим выступлением против отождествления научности с особым научным методом, то есть совокупностью правил, управляющих деятельностью науки: «Процедура, осуществляемая с соответствующими правилами, является научной; процедура, нарушающая эти правила, ненаучна» (Фейербенд, 2007. С. 18). Наконец, социальный конструктивизм (Бергер и Лукман, 1995) предоставил тот строительный материал, с помощью которого можно было уже построить новую, значительно более реалистичную, чем нововременная, модель научного исследования. Безусловно большую роль в определении очертаний новой модели научного исследования сыграли саморефлексии таких выдающихся исследователей, как Нильс Бор и его ученик Вернер Гейзенберг. Ниже приведенные высказывания Гейзенберга могут помочь экономисту понять, должны ли иметь место эмпирические исследования на базе теории или эмпирические исследования для создания теории. Единственную поправку, которую экономист должен сделать к совершенно великолепным рассуждениям Гейзенберга о науке, связана с динамичностью

53 Свою статью «Что такое прагматизм?» (1905) Пирс начинает словами: «Автор этой статьи на основании своего собственного обширного опыта пришел к убеждению, что каждый физик, химик, короче говоря, каждый кто смог достичь высот мастерства в любом из направлений экспериментальной науки, наделен умом, до такой степени сложившимся под влиянием жизни в лаборатории, о какой мало кто подозревает <...> С интеллектом тех, чье образование в основном почерпнуто из книг - и разительно отличается таким образом от полученного им самим, - он никогда не сможет стать внутренне близким, хотя бы и находился с ними в приятельских отношениях» (Пирс, 2000а. С. 296; 20006. С. 155). Перевод исправлен мной (В.Е.) по оригиналу (Peirce, 1998. Р. 331).

54 Здесь перевод скорректирован по (Пирс, 20006. С. 151).

55 Перевод исправлен мной (В.Е.) по оригиналу (Peirce, 1998. Р. 332).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

38

Ефимов В. М.

социально-политико-экономических процессов. Экономическая наука должна поставлять обществу знания относительно этих процессов, основывающихся на их постоянном мониторинге, причем собираемая при этом информация в значительной степени является качественной, а не количественной. Сформулированные понятия и теории будут неизбежно верны только для изучаемого места и только для определенного отрезка времени. Это происходит от того, что источниками социально-политико-экономических закономерностей (по-французски: les

regularites) являются правила (по-французски: les regies с тем же корнем, что и les mgularites), которым следуют акторы, а эти правила могут быть разными в разных национальных и других сообществах, и правила эти, особенно неядровые, могут достаточно быстро меняться. Социально-политико-экономические закономерности могут быть ни детерминированными, ни вероятностными, а только, если можно так выразиться, сценарными, так как поведение акторов не полностью определяется правилами, и проявление их воли играет в этих процессах важную роль.

По существу Гейзенберг пришел к идее конструктивизма, утверждая, что «науку делают люди», к идее социального характера научной деятельности, говоря, что «естественные науки опираются на эксперименты, они приходят к своим результатам в беседах людей, занимающихся ими и совещающихся между собой об истолковании экспериментов» (Гейзенберг, 2006. С. 277). Именно Бор и Гейзенберг развенчали нововременную догму о том, что присутствие исследователя не должно влиять на результаты эксперимента: «Мы не можем вести наблюдения, не внося помеху в наблюдаемый феномен, и влияние квантовых эффектов на инструменты наблюдения само по себе вызывает неопределенность в наблюдаемом феномене <...> Но не следует здесь видеть нарушение феномена наблюдением; лучше говорить о невозможности объективизировать результат наблюдения так, как это происходит в классической физике» (Ук. соч. С. 379, 380). Гейзенберг видел релятивистскую опасность в конструктивистском и социальном взгляде на науку: «Если даже и здесь речь идет не об истине, а борьбе интересов, то стоит ли тогда ею заниматься» (Ук. соч. С. 322). Его личный опыт исследователя помог ему разрешить кажущееся противоречие между субъективным и в то же время объективным характером науки: «Когда мы, как это всегда на первых порах приходится делать в теоретической физике, подытоживаем в формулах данные экспериментов, достигая таким путем феноменологического описания природных процессов, то мы ощущаем, что изобрели эти формулы, более или менее удачно, но изобрели. Но когда сталкиваешься с очень общими закономерностями, какие в конечном счете фиксируются в аксиоматике, то все выглядит совершенно иначе. Тогда перед нашим умственным взором вырисовывается структура, которая и без нас всегда уже существовала и которая совершенно явно не человеческих рук дело». (Ук. соч. С. 374).

Можно сказать, что все уже было готово для того, чтобы предложить в явном виде новую модель научного исследования, которая бы, в отличие от нововременной, действительно бы отражала научно-исследовательские практики. Однако этого не произошло до тех пор, пока научными практиками не стали серьезно заниматься антропологи/историки. Уже упоминавшиеся Карин Кнорр Цетина и Брюно Латур своими эмпирическими изысканиями естественнонаучных практик по существу подтвердили социально-конструктивистскую модель естественнонаучных исследований, выработанную прагматизмом Ч. Пирса и Дж. Дьюи. Так, Брюно Латур и его соавтор Стив Вулгар в течение двух лет изучали деятельность лаборатории нейроэндокринологии в одном из калифорнийских научноисследовательских институтов. Лаборатория была выбрана Латуром прежде всего потому, что ей руководил американец французского происхождения, да к тому же уроженец той же французской провинции, что и Латур. Однако такой «ненаучный» выбор оказался очень успешным, в частности потому, что наблюдаемые исследования были оценены Нобелевской премией по медицине 1978 года для руководителя лаборатории Роже Гиймена. Книга Латура и Вулгара под названием

Институциональный подход в экономической науке ...

39

«Лабораторная жизнь. Социальное конструирование научных фактов»56 (Labour and Woolgar, 1979) вышла вскоре после этого присвоения. Затем антрополог/историк Латур провел историческое исследование открытия Луи Пастером микробов. Изучая работу Пастера и его учеников между 1870 и 1914 годом, Латур показывает, как в этот период бактериология и французское общество преобразовались вместе (Labour, 2001).

На рис. 4 я даю мою версию прагматистко-конструктивистской модели научного исследования. Как видно, эта модель не имеет ничего общего с нововременной моделью, изображенной на рис. 3. Исследования Латура, равно как и исследования других специалистов в Science Studies, показывают, что реальные практики экспериментальной науки не следуют сейчас и никогда не следовали в прошлом нововременной модели. В этом смысле «мы никогда не были нововременными» (Nous n’avons jamais ete modernes) или менее коряво по-русски «Нового времени не было»56 57, имеется в виду не было для научных практик. Эта модель позволяет полностью поменять дискурс относительно науки и научного исследования, поворачивая его в сторону «как оно есть» от совершенно бесплодного направления «как должно быть». Ведь именно реальная наука как она была в прошлом, начиная с Галилея с его телескопом, и как она есть сейчас, в частности в Европейском центре ядерных исследований в Женеве с его Большим адронным коллайдером, обеспечила нам то, что обычно называется плодами научнотехнического прогресса. Нередко можно слышать упреки экономистам, я и сам каюсь — грешен, что они следуют естественнонаучной традиции и не учитывают специфики своего объекта исследования. Но на самом деле экономисты в своем большинстве следуют не естественнонаучной традиции, а нововременному дискурсу о естественнонаучной традиции, а сама традиция и определенный дискурс о ней — это вещи разные. По-настоящему следовали этой традиции только новая немецкая историческая школа и висконсинский институанализм. Если бы большинство экономистов действительно следовали этой традиции, то возможно человечество не имело бы столько неприятностей в XX веке, а России возможно удалось бы избежать двух национальных катастроф, в начале и в конце века, и перед лицом кризиса российское общество находилось бы в менее растерянном положении.

Конструктивистское представление о научном исследовании отбрасывает все дихотомии, «измы» и метафоры, сопровождающие нововременную модель. В ней

56 Для издания 1986 года Латур убрал из подназвания книги «Социальное конструирование научных фактов» слово «социальное», а для французского издания этой книги 1988 года это подназвание было заменено на «Производство научных фактов». Этим самым Латур хотел подчеркнуть, что субъективность научной деятельности не меняет объективный характер ее результатов. Именно в этом, на мой взгляд, и состоит основная заслуга Латура как методолога науки.

57 Именно такое название «Нового времени не было» получила одна из центральных методологических книг Латура (Latour, 1997), изданная на русском языке (Латур, 20066).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

40

Ефимов В. М.

объект исследования не отделен от исследователя, как это имело место в нововременной модели, а образует вместе с исследователем и его «инструментами» экспериментальную ситуацию58. Идеи и теории, генерируемые экспериментальной ситуацией, оцениваются определенным сообществом, в составе которого условно можно выделить свидетелей и судей. Разница между первыми и вторыми состоит в том, что свидетели только высказывают свое мнение относительно идей/теорий, а судьи, кроме этого, возможно опираясь на мнение свидетелей, принимают решения, которые оказывают самое непосредственное влияние на судьбу как идеи/теорий, так и будущего экспериментальной ситуации. Большая часть членов научного сообщества поставляет только свидетелей, свидетелями могут быть также представители некоторых сегментов общества, так или иначе затронутых порождаемыми идеями/теориями. Среди судей присутствуют не только обличенные властью члены научного сообщества, но и профессиональные политики. В этом месте читатель может воскликнуть: «А где же здесь научная объективность? Такое представление о научном исследовании есть не что иное как воплощение релятивизма». На это я отвечу: «Дорогой читатель, подожди судить скоро. Я еще не сказал здесь о самой главной черте прагматистко-конструктивистского видения научного исследования». Эта черта, уже неоднократно упоминаемая мною в этой статье, есть латуровское понимание научной объективности, связанное с сопротивляемостью объекта исследования исследователю.

Несколько видоизменяя фразу, предложенную О. В. Хархординым, редактором перевода книги «Нового времени не было», для характеристики этого центрального латуровского положения, можно сказать, что основное свойство объекта исследования — это отметать фантазии ученых о нем. Вот, что по этому поводу применительно к общественным наукам пишет сам Латур: «К сожалению, несмотря на то, что эти вездеходы «научной методологии» делают обществоведов внешне похожими на настоящих ученых, они оказываются фальшивой и дешевой имитацией, как только мы возвращаемся к нашему определению объективности как способности объекта достойно противостоять тому, что о нем сказано. Если мы потеряем эту способность объекта влиять на научный результат (чем гордятся сторонники количественных методов), мы потеряем и саму объективность» (Латур, 2006a. С. 353). Именно такая сопротивляемость и позволила представителям Новой немецкой исторической школы и Висконсинского институционализма прийти к пониманию социально-политико-экономических процессов в их странах и разработать на этой основе предложения и законодательные акты для решения так называемого «социального вопроса» в конце XIX и начале XX веков.

Применение прагматистско-конструктивистской методологии с ее обязательным сопротивлением объекта идеям исследователя о нем я проиллюстрирую на примерах из собственного исследовательского опыта. Начну с самого простого варианта этой методологии, которую Ричард Эли называл look and see. Если это выражение понимать буквально, то в этом случае мы имеем дело с этнографическим исследованием, при котором исследователь ограничивается наблюдением, необязательно вступая в вербальный контакт с акторами. С 1975 по 1984 год я, посещая различные предприятия и учреждения, был невольным свидетелем различных проявлений централизованного планирования и распределения ресурсов. Нужно сказать, что информацию о том, как реально функционирует советская экономика, было не так-то просто раздобыть: учебники и монографии содержали информацию не о том, как все происходит на самом деле, а о том, как должно быть. А так как реальное планирование и распределение ресурсов происходило не по учебникам и даже не по методикам, то акторы, ощущая нечто вроде чувства вины, а иногда и просто опасности, не очень-то этой информацией делились. Однако кое-что можно было понять и исходя из простого наблюдения. Так, посещая Госплан СССР, я увидел, что работа в нем происходит не только и может быть не столько в кабинетах, сколько в коридорах, которые были в его 58

58 Джон Дьюи называл такую ситуацию проблемной.

Институциональный подход в экономической науке ...

41

здании, которое сейчас занято Госдумой, очень широкими, и в которых были установлены длинные столы с многочисленными стульями. За этими столами достаточно часто можно было увидеть массу людей, работавших с объемной документацией, разложенной на столах. Можно было догадаться, что это люди с мест, которые защищают в кабинетах планы для своих предприятий, а потом, получив замечания, выходят из кабинетов, чтобы их скорректировать. Эти сцены дали мне понимание того, что на самом деле советское планирование и распределение ресурсов не было таким уж централизованным. Важнейшими параметрами функционирования советской экономической системы были объемы производства и так называемые фонды, то есть право на покупку, а на самом деле получение ресурсов у предприятия производителя, так как деньги под фонды всегда выделялись. Однажды, прибыв накануне Нового Года в город Липецк на Новолипецкий металлургический завод, я вдруг обнаружил, что гостиницы города переполнены, чего я не наблюдал раньше при своих многочисленных посещениях этого завода. Осведомившись, я узнал, что они были набиты так называемыми толкачами, жаждущими отоварить не используемые пока фонды на стальной лист, выпускаемый заводом. Прибыл я в город 30 декабря, а через два дня эти драгоценные фонды, документы, дающие право на получение этих вожделенных остро дефицитных ресурсов, превращались в простые бумажки. Стальной лист важно было получить не только для использования в собственном производстве, но и как «валюту» для бартерного обмена на действительно нужные предприятию ресурсы.

Сцена коридора Госплана в почти любой рабочий день и липецкой гостиницы в последние календарные дни года дают нам ключ к пониманию функционирования советской экономической системы. Если эти сцены дополнить информацией липецкой газеты о том, что секретарша начальника отдела сбыта завода была арестована милицией на городском рынке при продаже польской косметики, а при обыске на ее квартире был обнаружен целый склад этой косметики, то картина функционирования советской экономической системы будет полной. Секретарша могла ускорить или замедлить подписание документов на отправку стального листа потребителю, и это могло быть решающим для его реального получения, особенно при приближении конца года, отсюда и дары толкачей.

Мои посещения Госплана и заводов были связаны с моей работой по построению специального испытательного стенда (имитационной игры), предназначенного для сравнительного анализа влияния различных хозяйственных законодательств на функционирование экономики, созданию которого я посвятил 6 лет, с 1980 по 1986 год, причем 2 последних года практически исключительно на построение компьютерных программ. Правила имитационной игры были моделями хозяйственных законодательств, и для их построения я изучал реальное советское хозяйственное право, а также нормативные документы по реформе хозяйственного механизма в Венгрии, которая предусматривала отказ от многих элементов централизованного планирования. Знание относительно хозяйственного законодательства и практики его применения или неприменения, которое я почерпнул из бесед с работниками предприятий и учреждений, позволило мне произвести подробный, резко критический анализ предлагаемого комиссией, возглавляемой А. Г. Аганбегяном, проекта Закона о предприятии59.

Создаваемый мною стенд (имитационная игра) предназначался для того, чтобы служить технической и методической основой проведения лабораторных экспериментов. Для того, чтобы выдержать очень высокую интенсивность работы по созданию стенда, последние два года я практически был прикован к компьютеру, отлаживая машинные программы, нужно было быть очень мотивированным — и я был им, так как считал, что с помощью моего стенда можно наконец будет глубоко

59 См. мою совместно с Т И. Заславской статью в газете «Советская Россия» от 24 марта 1987 года.

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

42

Ефимов В. М.

разобраться, почему же советская экономическая система хромает, а с другой стороны, опробовать различные проекты по ее реформированию. Двигало мной также чувство соревновательности, так как в ЦЭМИ целая лаборатория Е. Г. Ясина была нацелена на создание стенда (имитационной игры) с теми же целями. Играло свою роль в моей мотивированности и ощущение, что я являюсь первооткрывателем нового направления в экономической науке — институционалистского моделирования, сейчас я это направление назвал бы лабораторной экспериментальной конструктивистской институциональной экономикой. Проведение экспериментов на моем стенде требовало достаточно больших ресурсов, прежде всего времени минимум десятка акторов60, а также многотерминальный компьютер, игра была интерактивной, и помещения, примыкающего к залу с терминалами. Исследовательские эксперименты должны были быть достаточно длительными, квартал моделировался за полдня, а для того, чтобы делать какие-то выводы, нужно было проиграть функционирование экономики в течение нескольких лет. Я был убежден, что как только мой стенд будет готов, многие научные, учебные и некоторые административные учреждения захотят у себя проводить эксперименты на его основе или участвовать в них. Однако каково же было мое удивление и разочарование, когда практически никто не выразил желания в этом участвовать. Е. Г. Ясин всячески стимулировал меня оформить докторскую диссертацию, для которой, по его мнению, у меня уже все было сделано, но помочь в организации экспериментов не пожелал. Я же наоборот считал, что стенд создается для того, чтобы его использовать, то есть проводить исследовательские эксперименты, и если он не используется, то это означает, что шесть лет моей жизни потрачены впустую. Какое-то время я был просто в шоке, но подумав, что все это из-за того, что мой стенд слишком сложен, эксперименты на нем имитировали функционирование национальной экономики, я решил сделать более простой стенд, эксперименты на котором были бы намного дешевле. При этом, конечно, о народнохозяйственном уровне нечего было и думать, но в то же время мне требовался объект, более -менее замкнутый с точки зрения управленческих воздействий, так как в противном случае эксперименты с ним теряли бы смысл.

Мой выбор пал на районный агропромышленный комплекс — и я стал изучать сельское хозяйство, пищевую переработку и другие отрасли комплекса. Сотрудник Т. И. Заславской в Новосибирском Академгородке В. Д. Смирнов стал моим гидом в моем путешествии в эту новую для меня область. Он стал моим гидом и не только фигурально, взяв меня с собой в экспедицию на Алтай. Вернувшись в Москву, нужно было выбрать конкретный сельский район, который мог бы служить прототипом для моей будущей имитационной игры, и им стал Переславский район Ярославской области. Близкое знакомство с районом началось в 1988 году и быстро привело к решению, что вместо построения стенда для проведения лабораторных экспериментов, я буду проводить с этими же целями в этом районе натурный эксперимент. И эксперимент будет состоять в попытке фермеризации этого района. Этот эксперимент длился с моим участием до 1991 года, и значение его для моего формирования как экономиста-экспериментатора трудно переоценить. Это было мое первое исследование действием (action research). Здесь я в полной мере ощущал на себе латуровское «сопротивление объекта исследования» тому, что я о нем думаю. Попытки изменить объект, исходя из моего понимания, приводили к его неожиданным реакциям, которые будучи осмысленными давали либо изменения, либо приращения в его понимании. В частности, мною достаточно скоро было отброшено общепринятое понимание колхозов/совхозов как предприятий, они были просто цехами в предприятии «район», где руководителем был первый секретарь райкома КПСС. Явления и закономерности, с которыми сталкивался я в течение двух лет эксперимента в Переславском районе, потом через несколько лет воспроизводились в массовом порядке по всей России. Своим опытом, полученным в

60 В отличие от Вернона Смита я предполагал участие в своих экспериментах не студентов, а реальных руководителей, которые должны принести в эксперимент свой опыт, ценности и неформальные правила.

Институциональный подход в экономической науке ...

43

ходе эксперимента, я делился с читателями газеты «Известия»61, а также сотрудничая в комиссиях Президиума Верховного Совета СССР, разрабатывающих закон «О кооперации в СССР» (1988) и «Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о земле» (1990). Когда в 1990 году был опубликован проект Земельного кодекса РСФСР, этот опыт позволил мне сделать его резко критический анализ62.

В конце 1991 года Академия народного хозяйства, где я работал профессором на кафедре агробизнеса, посылает меня учиться в одну из французских школ бизнеса. После ее окончания в 1994 году я, перед тем как начать свою работу в проекте, финансируемом Европейской комиссией по приватизации продовольственной торговли в городе Минске, решаю пройти стажировку в фирме Ашан (Auchan). Учитывая мою будущую работу в Минске, меня интересуют в первую очередь источники эффективности этого сетевого торгового предприятия. В рамках этой стажировки я получаю возможность проведения включенного наблюдения и углубленных интервью с работниками разных подразделений этой фирмы. Я открываю для себя, что действительно вклад в экономическую эффективность фирмы вносят определенные элементы организации, например, такие как сотрудничество с производителем по совместной разработке новых продуктов или делегирование ответственности по заказам на самый низкий уровень управленческой иерархии, однако я увидел здесь и другое. А именно, что процветание Ашан во Франции непосредственно связано с высоким уровнем безработицы в этой стране. Предлагая низкую заработную плату, фирма является временным приютом для безработных, которые работают в ней, продолжая искать более подходящую для себя работу, отсюда высокая текучесть рабочей силы и соответственно приспособленный для этого раздутый отдел кадров. Центральная фигура в гипермаркетах Ашан — менеджеры секций — являются объектом жестокой эксплуатации. За достаточно низкую заработную плату такой работник имеет 12-14 часовой рабочий день и 6 дневную рабочую неделю. Менеджеров, согласных на подобные условия, фирма выращивает сама из способных рабочих, как правило избегая принимать на эти должности людей с управленческим образованием. Другим важнейшим источником экономической эффективности является силовые отношения с поставщиками. Я мог воочию наблюдать их, присутствуя на переговорах менеджеров фирмы с руководителями предприятий производителей. Используя свое олигопольное положение, фирма своей контрактной политикой ставит большое количество своих поставщиков на грань разорения. Увидев, что работники гипермаркета не очень-то беспокоятся о высоком уровне потерь скоропортящихся продуктов, таких как овощи и фрукты, потерь, которых достаточно легко было бы избежать, я узнал, что это связано с тем, что оплачивается фирмой только проданная продукция. Значительные объемы товара выбрасывались, например, достаточно дорогостоящая клубника, но фирму это не очень беспокоило. Источником эффективности фирмы является также нередко достаточно сомнительная с моральной точки зрения политика навязывания товаров покупателю, в которых он может быть и не очень нуждается. По крайней мере мое включенное наблюдения заставило меня начать сомневаться в навязываемом фирмой мифе о ее заботе о своих работниках и о её активной борьбе за интересы покупателя.

После переславского опыта мне удается провести еще раз исследование действием в рамках проекта, финансируемого Европейской комиссией, посвященного экспериментальной приватизации североказахстанских совхозов (1995 — 1997)63. Это исследование имело для меня решающее значение для окончательного понимания природы явления «Советское сельское хозяйство». Именно там я понял игнорируемую всеми, в том числе как советскими/российскими,

61 В 1989 году в этой газете были опубликованы мои две статьи.

62 См. мою статью в газете «Сельская жизнь» от 30 сентября 1990 года.

63 Результаты этих исследований были опубликованы в (Yefimov, 1997).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

44

Ефимов В. М.

так и западными экономистами аграрниками, действительную природу личных подсобных хозяйств (ЛПХ), как прямого продолжения дореволюционных крестьянских хозяйств. Центральная роль этих хозяйств в жизни сельского населения определила сохранение коллективистских форм, а выпадения КПСС из системы управления при таком сохранении неизбежно достаточно быстро приводило к полной деградации сельского хозяйства, что и наблюдалось на всем постсоветском пространстве. Изучая ряд характеристик районов Акмолинской (бывшей Целиноградской) области, я пришел к выводу, что размер колхоза/совхоза в определенном районе определяется не какими-то соображениями техникоэкономической эффективности, а таким количеством хозяйств в районе, руководитель которого (в прошлом первый секретарь райкома) был бы в состоянии управлять, а это зависело прежде всего от размера района и его коммуникационной сети. Участие в двух других проектах, также финансируемых Европейской комиссией, позволили провести два обследования сельской местности Приволжского федерального округа (1999 — 2000)64 65, которые были посвящены явлению высокой степени устойчивости институциональных структур советского типа и механизмов приспосабливания их к изменившимся экономическим и политическим условиям6Б. Методом, используемым в этих обследованиях, был метод углубленных бесед-интервью. Интересно, что результаты двух небольших обследований сельскохозяйственных предприятий, которое я провел в 2007 году в Южном Казахстане и в Восточной Украине, не противоречат результатам моих предыдущих исследований. Заключая этот рассказ о моих исследованиях, я хочу подчеркнуть, что только благодаря сопротивлению, о котором говорит Латур, удалось выявить фундаментальные закономерности функционирования изучаемых объектов, которые ускользали от глаз как консультантов, так и научных работников, не использующих экспериментальных методов. Понимание или непонимание такого типа закономерностей определяет во многом успех или неуспех разработки и осуществления институциональных преобразований. Материалы на русском и английском языках по моим исследованиям в России я регулярно передавал в Министерство сельского хозяйства и Министерство экономического развития Российской Федерации. После того, как в 2002 году я передал в Европейскую комиссию мое обобщающее исследование66 по аграрным институциональным преобразованиям в России, содержащее критическую оценку российской реформы с указаниями на негативную роль в ней международных организаций, западных правительств и консультантов, меня перестали включать в состав экспертов проектов, финансируемых Комиссией, которые осуществляются в странах СНГ.

Прагматистско-конструктивистская методология позволяет коренным образом изменить взгляд на экономическую науку и радикально изменить ее дискурсы. Прежде всего это касается институциональной экономики. Как известно, само название «институциональная экономика» было предложено Уолтоном Гамильтоном (Walton H. Hamilton) в 1918 году на заседании Американской экономической ассоциации. Ровно год до этого президентом этой ассоциации был Джон Коммонс. Гамильтон назвал в качестве ее предмета институты как определенные социальные договоренности (arrangements), соглашения (conventions), связанные с мыслительными привычками (habits of thought). В качестве метода институциональной экономики он назвал «исторический» или «генетический». Гамильтон оказался очень прозорливым, оценивая будущее такой институциональной экономики: «История экономической науки подсказывает, что выживание определенной доктрины зависит от ее способности соответствовать мыслительным привычкам времени. Если следующее десятилетие запросит формальную теорию ценности, которая избегает обсуждения того, что представляет

64 Результаты опубликованы в (Yefimov, 2003).

65 Это исследование входило в более широкое рассмотрение явления устойчивости русской аграрной институциональной системы, которое включало в себя и изучение аграрной институциональной истории, о чем я уже упоминал выше.

66 Это был текст на французском языке моей докторской диссертации защищенной, в Женевском университете.

Институциональный подход в экономической науке ...

45

собой существующий экономический порядок, то институциональная экономика потерпит неудачу. Если же это десятилетие потребует понимания нашего отношения к миру, в котором мы живем, она выживет» (Hamiltion, 1974; Гамильтон, 2007). Очевидно, что она не выжила именно по этой причине.

И вот в 1980-е и 1990-е годы Оливер Уильямсон и Дуглас Норт, вытащив на поверхность Роналда Коуза, запускают так называемую Новую институциональную экономику, резко искажающую гамильтоновский замысел и полностью противоречащую исходным идеям, на которых она произросла в США, идеям, принесенным в эту страну Ричардом Эли из Германии. Эли в США, как и Каннингем в Англии, называли эту рожденную в новых немецких исследовательских университетах науку «новой» в противовес классической и неоклассической версии этой науки. С этой точки зрения, что полностью согласуется с прагматистско-конструктивистской методологией науки, новая институциональная экономика, или как ее сейчас называют в России, новая институциональная экономическая теория, совсем не является «новой», так как соответствует старой неоклассической версии экономической науки с ее старой нововременной методологией. По-другому можно сказать, что в Новой институциональной экономической теории (New Institutional Economics) произошел возврат к классической парадигме неоклассики, и с этой точки зрения она принадлежит скорее «старой» экономической науке, а не «новой». Правильнее было бы назвать эти два вида институционализма не старый и новый, а так, как это сделали американские политологи, а именно Исторический институционализм (Historical Institutionalism) и Институционализм рационального выбора (Rational Choice Institutionalism), и в этом случае все встанет на свои места. Такого типа терминологические изменения необходимо сделать в дискурсе тех, кого не устраивает придание прилагательным «новая» ложного ореола новаторства направлению, которое обретя колоссальное влияние, на самом деле тянет сообщество академических экономистов в схоластику и светскую теологию. В отличие от институционализма Эли-Коммонса-Гамильтона, в «новой институциональной экономической теории» практическая значимость, как критерий оценки научных результатов не имеет большого веса, как и вообще в той системе ориентиров, которыми руководствуются многие экономисты (Ананьин, 2005. С. 206). Эмпирические, особенно полевые, исследования рассматриваются в сообществах экономистов как занятие, недостойное для «высококвалифицированных ученых», а если уж они и участвуют в решении каких-то практических задач, то как носители каких-то уже готовых теорий, а не с целью проведения эмпирических исследований для понимая того, что происходит на самом деле, и возможного создания на этой основе некоторых контекстных теорий, имеющих практическую значимость.

Конструктивистский институционализм может рассматриваться как некая рамочная социальная теория. Специализация науки при исследовании в рамках конструктивистского институционализма определяется тем, где мы делаем акцент на экономике, политике или социальных вопросах. Именно акцент, но при этом сохраняется возможность понимания и взаимодействия представителей разных специальностей. Часто требуемая междисциплинарность, о которой много говорят, не реализуется на практике из-за того, что, с одной стороны, налицо непонимание представителями разных специальностей друг друга по причине использования совершенно по-разному определяемых понятий, а с другой стороны, из-за их принадлежности к разным сообществам, институционально никак не связанным друг с другом. Ссылки на публикации представителей других дисциплин не только не приветствуются, но и могут вызвать отрицательные реакции своего сообщества. Каждый, кто осмелится осуществить междисциплинарное исследование в рамках двух дисциплин, рискует сесть между двух стульев и быть отброшенным (непринятым) обоими сообществами, со всеми вытекающими для этого исследователя отрицательными последствиями. На мой взгляд, конструктивистский институционализм как рамочная теория может решить по крайней мере первую из

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

46

Ефимов В. М.

указанных проблем междисциплинарного сотрудничества. Воплощая две традиции (немецкой исторической школы и исходного, идущего от Ричарда Эли, Уолтона Гамильтона и Джона Коммонса, американского институционализма), конструктивистский институционализм может помочь восстановить эти взятые из прошлого традиции для того, чтобы экономическая наука действительно стала наукой. Для того, чтобы конструктивистский институционализм нашел достойное место в экономической науке, необходимы глубокие преобразования института экономической науки, а сообщество академических экономистов должно кардинально пересмотреть видение своей профессии. Разработка стратегии и тактики реформы российской экономической науки должна также осуществляться на основе идей конструктивистского институционализма, в том числе приняв во внимание path dependence. Важнейшей частью этой реформы должна стать реформа экономического образования в высшей школе.

Аутизм, то есть потеря связи с реальностью, как характерная черта доминирующего сейчас направления экономической науки, о котором говорили французские студенты-экономисты в 2000 году, проистекает от априорноабстрактного, неэкспериментального характера этой науки, хотя слово наука применять в этом случае уже некорректно. Аутизм как отсутствие реакций на сигналы из внешнего мира, или по-другому, отсутствие обратной связи является важной чертой экономического образования в высшей школе. Протест французских студентов вызвал в то время много шума, и Министр национального образования социалист Жак Ланг поручил Жану-Полю Фитусси, одному из столпов французского экономико-академического истеблишмента, провести изучение отечественных и иностранных практик преподавания экономических наук в высшей школе и подготовить доклад, содержащий «размышление, позволяющее установлению таких условий обучения, которые бы без потери научного богатства и строгости способствовали бы улучшению дебатов в обществе». В этом запросе нет упоминания о том, против чего собственно выступали французские студенты, а именно против «вымышленных миров» (les mondes imaginaires - imaginary worlds), в которые их погружают курсы микро-макро экономики. Они требовали выхода (sortons, to escape) из этих миров и приближения экономического образования к реальности. Запрашиваемый доклад был достаточно быстро подготовлен и опубликован под претенциозным названием «Высшее образование в области экономических наук под вопросом» (Fitoussi, 2001). В аналитической части доклада аутический характер преподаваемых экономических дисциплин науки в нем даже не упоминался, а рекомендательная часть включала предложения по некоторой реструктуризации преподавания тех же дисциплин и меры типа повышения заработной платы преподавателей. Доклад несколько пожурил чрезмерное использование математики, против которого выступали студенты, но был далек от того, чтобы считать, как считает Роберт Каттнер (Robert Kuttner) применительно к американскому экономическому образованию67, что «экономические факультеты выпускают поколение ученых-идиотов, блестящих в известной лишь посвященным математике, однако оторванных от реальной экономической жизни»68.

По существу такой вывод подтверждают два обследования аспирантского экономического обучения в США, проведенные американским профессором экономики Дэвидом Коландером. Первое из них было проведено более двадцати пяти лет тому назад (Colander and Klamer, 1990) и «обрисовывало не очень лестную картину аспирантского экономического образования», «это была картина профессии, заблудившейся в чистой теории и технических тонкостях с малым вниманием к идеям», «экономическая наука имела дело с умственными играми, а не с реальными проблемами экономики» (Colander, 2007. Р. 8, 9). Второе обследование было

67 Роберта Каттнера, американского журналиста, писателя и экономиста, вряд ли можно считать плохо информированным. Он закончил Калифорнийский университет (Беркли) и Лондонскую школу экономики. Каттнер является одним из основателей и соредактором журнала "The American Prospect".

68 Цитирутся по: (Colander, 2007. Р. 9).

Институциональный подход в экономической науке ...

47

проведено относительно недавно, и внимательное изучение его материалов (Colander, 2007) показывает, что ситуация мало в чем изменилась. Обнародование результатов первого обследования имело своим результатом создание Американской экономической ассоциацией специальной комиссии COGEE69, результаты работы которой, как позже и доклад Фитусси, также были опубликованы (Krueger et al., 1991). Перед комиссией стояла двуединая задача: выяснить, что происходит в экономическом образовании и как применяются результаты научных исследований на практике. Комиссия пришла к выводу, что экономическое образование вооружает докторантов хорошими математическими навыками и инструментами анализа, однако не дает понимания сути экономических проблем и институтов, а также не учит тому, как практически применять приобретенные навыки и инструменты. В докладе указывалось, что «вызывает озабоченность степень, в какой аспирантское экономическое образование оказалось чрезвычайно оторванным от реальных экономических проблем». Комиссия выяснила, что завышенные требования к знанию математики и статистики являются зачастую непреодолимым барьером для творчески мыслящих экономистов, в то время как докторские степени могут достаться физикам или математикам, не способным ориентироваться в простейших экономических вопросах. Складывается парадоксальная ситуация: чтобы получить степень доктора экономики, совсем не обязательно в ней разбираться69 70. Именно в этом и исповедовался в своей статье Ариэль Рубинштейн.

Доклад COGEE и доклад Фитусси по своему духу очень схожи, рекомендации их нацелены не на кардинальный отход от абстрактно-априорного подхода, который нам завещал Дж. С. Милль, а на создание иллюзии, что «недостатки будут устранены и дальше все будет хорошо». Это подтверждает мысль о том, что экономическая наука не может быть реформируема изнутри. Изменения должны быть привнесены извне. Общество должно решить, готово ли оно содержать армию экономистов-теологов, выполняющих задачу представления и интерпретации определенных социальных проектов, или лучше использовать эти ресурсы на содержание экономистов-исследователей, которые принесут ему понимание самого себя, на основе которого можно было бы разрабатывать и осуществлять реалистические социально-экономические реформы. По моему мнению, для этого необходимо внести следующие изменения институционального характера:

1. Поменять образ науки вообще и экономической науки в частности в обучении молодежи, начиная со средней школы. Отказаться от образа нововременной модели научного исследования в пользу конструктивистского представления о нём, в том числе отбросить ее метафоры, дихотомии и «измы»;

2. Поменять правила рекрутирования в профессию, нацелив их на образ ученого экспериментатора-исследователя, а не математика/философа или схоласта/ теолога. В связи с этим роль математики, на разных этапах отбора, в том числе на вступительных экзаменах, должна быть уменьшена, а роль экспериментальных наук увеличена. Создать условия для увеличения вероятности попадания в профессию «любопытных альтруистов»;

3. Разделить в университетах экономические кафедры, нацеленные на экономическую науку с ее экспериментальным характером, и кафедры экономической философии, связанные с социально-политико-экономическими проектами;

4. Для того, чтобы экономическая наука выполняла свою социальную роль науки, а не теологии, необходимо настроить экономическое образование не на обучение теориям, в настоящее время в большинстве своем чисто схоластическим, а на познание социально-политико-экономических реалий. Методология и методы исследования должны быть в центре процесса обучения, но методология прагматистско-конструктивистского типа, а методы не столько количественные, сколько качественные, связанные с прямым контактом с акторами. Экономист

69 Commission on Graduate Education in Economics.

70 См.: (www.institutiones.com/general/600-formalizaciya-macroeconomici.html).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

48

Ефимов В. М.

должен перестать быть «математиком/философом», а должен стать «антропологом/ историком», использующим, прежде всего, качественные методы исследования, но если это необходимо, также и количественные, в том числе и статистические, методы, и на это и должна быть нацелена его подготовка в высшем учебном заведении. Практические занятия с компьютером должны быть связаны не с манипулированием моделями-баснями, а с освоением способов использования компьютера в экономических исследованиях, в том числе, и может быть прежде всего, для поиска информации об изучаемом объекте.

5. Лекции должны играть только вводно-ориентационную роль, а основная масса аудиторных занятий должна проходить в виде семинаров. На семинарах студентам предлагается не пересказывать услышанное на лекциях и прочитанное в книгах, а либо выступать в дебатах по тому или иному вопросу, либо участвовать в разборе конкретных ситуаций (case studies). Последние в бакалавриате должны носить в основном чисто учебный характер, а в магистратуре учебноисследовательский, при котором преподаватель вовлекает студентов в процесс своих собственных исследований.

6. Важным направлением образования, получаемого на экономических факультетах университетов, должно быть доведение до студентов знаний относительно институциональной структуры экономики и экономического права71 в прошлом и настоящем, в России и за рубежом. Экономическая история должна изучаться прежде всего как институциональная эволюция, а история экономической мысли, с одной стороны, как сопровождающая эту эволюцию, а с другой стороны, как институциональная история самой экономической науки.

7. Необходимо изменить институциональные и дискурсивные практики относительно академической свободы. Преподаватель-исследователь должен ориентироваться не только на свое научное сообщество, но прежде всего на нужды общества, в котором он живет. Ученый-исследователь должен быть социально ангажированным, а не социально безразличным. Для любопытных альтруистов это является скорее стимулирующим, а не тормозящим фактором в их исследовательской работе. Выбор направлений исследования должен определяться не тем, что делает большинство, а быть напрямую связанным с необходимостью решения жгучих проблем общества. Оценка результатов исследований должна происходить, исходя из того вклада, которое они вносят в их решение.

Применительно к естествознанию в России имеется колоссальный опыт организации экспериментальных исследований и подготовки специалистов для таких исследований. Одним из примеров может служить организация Московского физико-технического института (МФТИ, «Физтех»). Один из инициаторов его создания ученик Э. Резерфорда72, П. Л. Капица73, так сформулировал принципы «системы Физтеха»:

1) подготовка студентов по специальности проводится непосредственно научными работниками базовых институтов на новом техническом оборудовании этих учреждений;

2) подготовка в базовых институтах предусматривает индивидуальную работу с каждым студентом;

3) каждый студент должен участвовать в научной работе, начиная со второго-третьего курса;

4) при окончании института студент должен владеть современными методами теоретических и экспериментальных исследований, иметь достаточные

71 Не путать с хозяйственным правом, которое сейчас ассоциируется с предпринимательским правом.

72 Эрнест Резерфорд (Ernest Rutherford) (1871-1937) — британский физик новозеландского происхождения. Известен как «отец» ядерной физики, создал планетарную модель атома. Лауреат Нобелевской премии по химии 1908 г. Книга Д. Данина, посвященная биографии этого величайшего физика-экспериментатора двадцатого столетия, была в мои студенческие годы моей любимой книгой.

73 Пётр Леонидович Капица (1894 - 1984), физик, академик (1939), член Президиума АН СССР (с 1957), дважды Герой Социалистического Труда (1945, 1974). Лауреат Нобелевской премии по физике (1978). Дважды лауреат Сталинской премии (1941, 1943).

Институциональный подход в экономической науке ...

49

инженерные знания для решения современных технических задач.

Как известно, среди преподавателей МФТИ было семь нобелевских лауреатов, а сам Капица за 10 лет до Чернобыля в докладе «Глобальные проблемы и энергия», прочитанном в Стокгольмском университете, предупреждает о грозящей опасности74. Россия нуждается в экономистах, если так можно выразиться, капицевской породы, которые смогли бы предсказывать такие вещи, как последствия реформ 90-х годов прошлого или кризис начала этого века, и помогать политикам и обществу в целом по их предотвращению, а если это невозможно, по смягчению их протекания и их последствий.

Висконсинский университет во времена Эли и Коммонса строго следовал идеям Гумбольдта и Шмоллера. Сейчас в России нередко можно услышать, что гумбольдтовская модель университета устарела. Университет все чаще рассматривают как предприятие, поставляющее на рынок образовательные услуги/ ресурсы (Геворкян, 2005), а студента как потребителя этих услуг/ресурсов. Здесь безусловно сказываются реальное «орыночевание» высшего образования в России, как следствие недавнего трагического для российского общества периода и копирования американской модели университета75, а также феномен

проникновения в мировоззрение россиян «рыночной религии», о которой речь шла в первом разделе статьи и которая все и вся заставляет видеть через призму неоклассической экономической теории. Все это толкает академических экономистов тяготеть к типу «коммерсанта», а не «любопытного альтруиста», однако в нынешних условиях только последний способен работать как «антрополог/историк». Выход из тупика только один — создание «гумбольдтовских» условий для тех коллективов академических экономистов, которые будут работать по Коммонсу. Сделать это может только сильная политическая воля, озабоченная национальными интересами России.

* * *

Цель этой статьи состоит в том, чтобы убедить экономистов, тех, кто сейчас задействован в профессии, а также будущих академических экономистов -исследователей, отбросить методологию, которая досталась нам от Нового времени, которую разделяют как ортодоксальное, так большая часть неортодоксальных направлений в нашей дисциплине. Хотя Новое время и связано с развитием науки о природе, то что по-английски и называется science, однако нужно четко осознавать, что тип мышления, порожденный Научной революцией, стартовавшей в 154376 году и тип мышления, связанный с Новым временем, не одно и тоже. Столкновение этих двух типов мышления проявилось в уже упоминавшемся выше споре между Робертом Бойлем и Томасом Гоббсом77. Бойль на заседаниях Лондонского королевского общества для содействия успехам естествознания демонстрировал своим коллегам по обществу и приглашенной публике свои опыты. Напомню, что лозунгом общества было и остается выражение «Ничего на словах». Гоббс

74 Рассказав об аварии на американской АЭС «Браунс Ферри», он отмечает: «Авария показала, что математические методы расчетов вероятности такого рода происшествий неприменимы, поскольку, как было в данном случае, не учитываются вероятности того, что происходит из-за ошибок в поведении людей». Капица пытался напечатать этот доклад в журнале «Наука и жизнь», который выходил тогда трехмиллионным тиражом. Редакция статью отвергает, объясняя свой отказ нежеланием «пугать людей». Капица передает свой доклад президенту Академии наук и директору Института атомной энергии А. П. Александрову.

75 Модель эта уже получила свое название: академический капитализм (Slaughter and Rhoades, 2004). Достаточно большое число американских авторов, пишущих о высшем образовании, видят большие опасности этой модели. Так, бывший декан Гарвардского колледжа Гэри Льюис в своей книге ставит вопрос, а вообще есть ли будущее у такой модели (Lewis, 2007). Названия книг двух других американских авторов говорят сами за себя: «Университет Инк. Корпоративная коррупция высшего образования» (Washburn, 2005); «Будущее высшего образования. Риторика, реальность и риски рынка» (Newman et al., 2004). Чтение этих книг приводит к выводу, что высшее образование должно быть в значительной степени государственным и нацелено на общенациональные интересы, которые не сводятся к подготовке работников для работодателей и выполнению исследований по заказу частных компаний и на деньги частных фондов.

76 В этом году вышла книга Николая Коперника «Об обращениях небесных сфер», в которой провозглашался отказ от господствовавшей в течение почти полутора тысяч лет геоцентрической системы Птолемея.

77 Изложение спора я заимствую из (Менцин, 1993).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

50

Ефимов В. М.

критиковал исходную установку членов этого общества, а именно их веру в возможность постижения универсальных законов природы посредством систематических экспериментальных исследований. В принципе, Гоббс не исключал полезности и даже истинности отдельных экспериментов, однако полагал, что познание универсальных законов природы должно основываться на универсальных же законах математики и логики, восходя затем от них к конкретным явлениям. Между тем в лаборатории, считал Гоббс, мы видим демонстрацию каких-то явлений, а затем их интерпретацию, достигнутую на основе соглашения группы людей и претендующую на выявление истины. Члены общества объясняли, что их соглашения не имеют ничего общего со сговором, их знание носит принципиально публичный характер, в чем они предлагают убедиться всем желающим. Ученые поясняли, что, достигая соглашения, они пользуются хорошо известными принципами судопроизводства: один свидетель - не свидетель; выслушиваться должны все свидетельства; в случае сомнений расследования необходимо продолжить; члены сообщества, как и судьи, должны быть людьми с незапятнанной репутацией; не допускается умолчание о неудачных экспериментах и т.д. Кроме того, общество регулярно публикует отчеты, включающие подробные описания проведенных опытов и использованных инструментов, а также мнения всех участников обсуждения. Эти отчеты содержат только факты, изложенные так, чтобы любой желающий мог повторить описанные опыты.

В первые же годы работы Королевского общества сформировался один из важнейших принципов экспериментального естествознания - универсальная воспроизводимость любого эксперимента. Читая письменные отчеты об опытах, человек постепенно приучался (как и их авторы) начинать исследования не с философских размышлений о сущности изучаемых субстанций и даже не с гипотез о природе веществ, а с анализа устройства инструментов и способов их применения при исследовании данных явлений. Таким образом, читатель (и исследователь) постоянно имел дело не с гипотетическими сущностями, а с конкретными, хорошо известными (например, воздушный насос) или легко представимыми (отчеты содержали множество подробных рисунков) устройствами, превращавшимися в лаборатории в основной источник получения знаний о природе78. Гоббс стоял за априорную теорию «эфира», предложенную Декартом, а Бойль на основании своих опытов не оставил от нее камня на камне. Большая часть ученых — последователи корпускулярной теории — с восторгом восприняли идеи Бойля. Многие из его идейных противников тоже вынуждены были признать открытия ученого, в их числе и физик Христиан Гюйгенс, сторонник идеи существования эфира. Бойль сделал ряд открытий, но так и не смог дать правильного объяснения горению, так как, подобно многим ученым того времени, считал, что в огне содержится особый элемент «теплород». Теория теплорода была отвергнута в результате данных естествоиспытателей, что послужило опорой для принятия теории молекулярной физики в середине XIX века.

А теперь представим себе, дорогой читатель, в каком бы мире мы жили, если бы точка зрения Гоббса на «эфир», да и на научный метод вообще, была бы признана правильной, а Бойля ошибочной, если бы процесс экспериментального исследования с тех пор и до наших дней не продолжался бы и теории типа «эфира» и «теплорода» продолжали бы свое хождение. Это был бы совсем другой мир, мир без машин и техники, которая нас окружает, потому что попытки создания их, если бы такие предпринимались, на основе теорий «эфира» и «теплорода» были бы обречены на неудачу. Однако экономическая наука практически только и состоит из такого типа теорий, то есть теорий априорного типа, а не тех, которые вытекают из опыта, объясняются и подтверждаются им. Не удивительно, что экономическая «наука» вызвала столько несчастий на земле. Наверное, Россия является страной, которая в

78 Именно так, следуя этой традиции естествознания, документируются исследования, проводимые обществоведами, использующими качественные методы, что в принципе дает возможность каждому желающему повторить и/или проверить результаты исследований.

Институциональный подход в экономической науке ...

51

XX веке пострадала от экономической науки больше, чем какая-то другая. В начале века, основываясь на марксовой теории классовой борьбы, находящей свое обоснование в экономической теории прибавочной ценности/стоимости, большевики погрузили страну в хаос, чекистский террор и жесткую эксплуатацию и ограбление основной части народа (крестьянства). В конце века, основываясь на либеральной идеологии, «научным» обоснованием которой является неоклассическая

экономическая теория, «реформаторы» погрузили страну в хаос, бандитский террор и ограбление страны горсткой приближенных к власти олигархов. По мнению С. Ю. Глазьева, глубокое разрушение научно-промышленного потенциала страны и деградация социальной сферы, произведенные в результате навязанной России от имени экономической «науки» псевдореформы, может быть охарактеризовано как геноцид (Глазьев, 1998).

Вместе со всем народом в 1990-е годы в тяжелом положении оказалось и сообщество отечественных академических экономистов. Для того, чтобы выжить, одни члены этого сообщества стали стремиться включиться в «международное научное сообщество», другие — предлагать образовательные услуги, массовый спрос на которые возник со стороны действующих и потенциальных предпринимателей и их работников, а третьи стали делать и то и другое. Зарубежные фонды и международные организации канализировали процесс преобразования

экономического образования в России в сторону копирования такого образования на Западе. Инновационный проект развития образования (ИПРО), инициированный Всемирным банком, имел в качестве одного из результатов включение в учебные планы задействованных в проект вузов таких курсов, как микроэкономика, макроэкономика и эконометрика (Жилина, 2006. С. 84). С нуля с помощью проекта, финансируемого Европейской комиссией, был создан Национальный

исследовательский университет Высшая школа экономики, который сыграл и продолжает играть важную роль в распространении западной модели экономического образования (Suspitsyna, 2005). В настоящее время этот процесс продолжается, причем предпочтение отдается копированию американской модели преподавания экономики (Жилина, 2006. С. 92). Конечно, предприятиям нужны бухгалтеры, финансисты, маркетологи, менеджеры по продажам и тому подобные работники, но кто, где и как готовит экономистов-исследователей? Вот вопрос, ответ на который по-видимому определит будущее российской экономической науки. Если и их подготовка пойдет по нынешним американским учебным планам, то совершенно определенно можно сказать, что в этом случае российская экономическая наука не сможет успешно выполнять свою социальную функцию. В этой статье я рассказал историю о другом американском опыте, когда на основании идей Вильгельма Гумбольдта и Густава Шмоллера возник висконсинский институционализм (Wisconsin Institutionalism.) и связанная с ним висконсинская идея (Wisconsin Idea). Президент США Теодор Рузвельт охарактеризовал то, что делалось в Висконсине, как «лабораторию экспериментального законодательства, нацеленного на обеспечение социального и политического улучшения положения всего народа» (Roosevelt, 1912. Р. 2). Может быть однажды один из Президентов России сможет сказать нечто подобное о российском университете, который отважится встать на путь, указанный этими двумя великими немцами.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Автономов В. и др. (2008). История экономических учений. М.: ИНФРА-М.

Ананьин О. (2005). Структура экономико-теоретического знания. Методологический анализ. М.: Наука.

Бергер П. и Лукман Т. (1995). Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: «Медиум».

Боголюбов А. Н. (1984). Роберт Гук (1635—1703). М.: Наука.

Боннер У. и Уиггин Э. (2008). Судный день американских финансов. Мягкая депрессия XXI века. Челябинск: Социум.

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

52

Ефимов В. М.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Вавилов С. И. (1945). Исаак Ньютон. М.-Л.: Изд. АН СССР.

Вахштейн В. (ред.) (2006). Социология вещей. М.: Территория будущего.

Гамильтон У. Х.(2007). Институциональный подход к экономической теории // Экономический вестник Ростовского государственного университета, Т. 5, № 2, с. 110 -117.

Геворкян Е. Н. (2005). Рынок образовательных ресурсов : аспекты

модернизации. М.: «Маркет ДС Корпорейшн».

Гейзенберг В. (2006). Избранные философские работы. СПб.: «Наука».

Глазьев С. (1998). Геноцид. М.: Издательство «Терра».

Дмитриев Г. Д. (2005). Анатомия американского университета. М.:

«Народное образование».

Ефимов В. М. (2007). Спор о методах и институциональная экономика // Экономический вестник Ростовского Государственного Университета, Т. 5, № 3, с. 18-36.

Жилина И. Ю. (2006). Трансформация содержания курсов экономических дисциплин в ходе реформирования высшего образования // В. Макашева, с. 72-98.

Кейнс Дж. М. (1993). Альфред Маршалл, 1842 - 1924. // А. Маршалл. Принципы экономической науки. Т. I. М.: Прогресс, с. 5-55.

Кун Т. (2002). Структура научных революций. М.: Издательство АСТ.

Кузьминов Я. и Юдкевич М. (2007). «Академическая свобода и стандарты поведения» // Вопросы экономики, № 6, с. 80-93.

Латур Б. (2006a). Когда вещи дают отпор: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки // Вахштейн В. (Под ред.) Социология вещей. М.: «Территория будущего», с. 342-366.

Латур Б. (2006б). Нового времени не было. Эссе по симметричной антропологии. СПб.: Европейский университет.

Лебарон Ф. (2005). Социология Пьера Бурдье и экономические науки // Социология под вопросом. Социальные науки в постструктуралистской перспективе. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН. М.: Праксис, с. 79-90.

Макашева Н. А. (Отв. ред.). (2006). Экономическая наука и экономическое образование в переходный период. М.: ИНИОН РАН.

Менцин Ю. Л. (1993). Лаборатория и парламент (У истоков современной политической культуры Запада) // Вопросы истории естествознания и техники, № 4.

Милль Дж. С. (2007a). Огюст Конт и позитивизм. М.: ЛКИ.

Милль Дж. С. (2007б). Основы политической экономии с некоторыми приложениями к социальной философии. М. : ЭКСМО.

Окрепилов В. В. (ред.) (2007). Лауреаты Нобелевской премии по экономике. Т. 1 (1969 - 1982). СПб.: Наука.

Пирс Ч. С. (2000а). Избранные произведения. М.: Логос.

Пирс Ч. С. (2000б). Начала прагматизма. СПб.: «Алетейя».

Самуэльсон П. и Барнетт У. (ред.) (2009). О чем думают экономисты. Беседы с нобелевскими лауреатами. М.: Сколково.

Сачков Ю. В. (2003). Научный метод. Вопросы и развитие. М.: УРСС.

Светлов В. А. (2008). История научного метода. М.: Академический проект.

Сонин К., Хованская И. и Юдкевич М. (2008). Построение исследовательского университета: структура финансирования и условия найма профессоров // Вопросы экономики, № 12, с. 72-83.

Фантоли А. (1999). Галилей: в защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М.: «МИК».

Фейербенд П. (2007). Против метода. Очерк анархисткой теории познания. М.: Издательство «Хранитель».

Фихте И. (2000). Факты сознания. Назначение человека. Наукоучение. Минск: Харвест.

Институциональный подход в экономической науке ...

53

Фридмен М. (1994). Методология позитивной экономической науки // THESIS, Вып. 4, с. 20-52.

Хайлбронер Р. Л. (1993). Экономическая теория как универсальная наука // THESIS, № 1, с. 41-55.

Хаммэль Ч. (2001). Дело Галилея. Есть ли точки соприкосновения науки и богословия? М.: «Триада».

Шлейермахер Ф. (2004). Герменевтика. СПб: «Европейский Дом».

Штекли А. (1972). Галилей. М.: «Молодая гвардия».

Baritono R. (1993). Beyond Politics: The Politico-Institutional Crisis in the Late-Nineteenth — and Early-Twenty-Century United States. Bologna: Il Mulino. (In Italian).

Blaug M. (1986). Great Economists before Keynes. London: Whitesheaf Books

Ltd.

Bonner B. and Wiggin A. (2006). Empire of Dept. The Rise of an Epic Financial Crisis. NY: John Wiley & Sons, Inc.

Charle Ch. et Verger J. (2007). Histoire des universites. Paris: PUF.

Cldro J.-P. et Laval Ch. (2002). Le vocabulaire de Bentham. Paris: Ellipses.

Coats A. W. (1993). The Sociology and Professionalization of Economics. British and American economic essays Volume II. London and New York: Routledge.

Colander D. and Klamer A. (1990). The Making of an Economist. Boulder, Colorado: Westview.

Collander D. (2007). The Making of an Economist, Redux. Princeton and Oxford: Princeton University Press.

Commons J. R. (1964). Myself. The Autobiography of John R. Commons, reprinted Madison: The University of Wisconsin Press.

Commons J. R. et al. (1966). History of Labour in the United States. (four volumes). NY: Augustus M. Kelley Publishers.

Commons J. R. (1967). Social Reform & the Church. NY: Augustus M. Kelley Publishers.

Commons J. R. (1990). Institutional Economics. Its Place in Political Economy. New Brunswick: Transaction Publishers.

Cunningham W. (1892a). The Relativity of Economic Doctrine // The Economic Journal. vol. 2, no. 1, pp. 1 - 16.

Cunningham W. (1892b). The Pervasion of Economic History // The Economic Journal. vol. 2, no. 3, pp. 491-506.

Cunningham W. (1894). Why had Roscher so little influence in England? // Annals of the American Academy of Political and Social Science. November.

Cunningham W. (1902). The Gospel of Work: Four lectures on Christian Ethics. Cambridge: Cambridge University Press.

Cunningham W. (1909). The Moral Witness of the Church on the Investment of Money and the Use of Wealth. Cambridge: Cambridge University Press.

Edelman G. M. (2006). Second Nature. Brain Science and Human Knowledge. New Haven and London: Yale University Press.

Eliaeson S. (2002). Max Weber’s Methodologies. Cambridge: Polity Press.

Ely R. T. (1889). Social Aspects of Christianity, and other Essays. NY: Thomas Y. Crowell & Company Publishers.

Ely R. T. (1938). Ground under our Feet. NY: Macmillan.

Ely R. T. (2005). The Past and the Present of Political Economy. Marston Gate, UK: Elibron Classics.

Fitoussi J.-P. (2001). L’Enseignement superieur des sciences economiques en question. Paris: Fayard.

Friedman M. (1953). Methodology of Positive Economics, in Milton Friedman, Essays in Positive Economics, Chicago: The University of Chicago Press, pp. 3-43.

Greenwood D. J. and Levin. M. (1998). Introduction to Action Research. Social Research for Social Change, Thousand Oaks: Sage Publications.

Grimmer-Solem E. (2002). The Rise of Historical Economics and Social Reform

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

54

Ефимов В. М.

in Germany 1864 — 1894. Oxford: Clarendon Press.

Hamiltion W. H. (1974). Industrial Policy and Institutionalism. Selected Essays. Clifton, USA: Augustus M. Kelley Publishers.

Harter L. G. (1962). John R. Commons: His Assault on Laissez-Faire. Corvallis: Oregon State University Press.

Harter L. G. (1967). The Legacy of John R. Commons // Journal of Economic Issues, vol. 1, no.1/2 (June), pp. 63-73.

Humboldt (von) W.(1979). Sur l’organisation interne et externe des etablissements scientifiques superieurs a Berlin (1809 ou 1810) // Philosophies de luniversite. L’iddalisme allemand et la question de l’Universite. Paris: Payot. pp. 319 -329.

Johnson-Laird Ph. (1983). Mental Models. Towards a Cognitive Science of Language, Inference, and Consciousness. Cambridge, Massachusetts: Harvard

University Press.

Johnson-Laird Ph. (2006). How We Reason. Oxford, New York: Oxford University Press.

Jorion P. (2003). Investing in a Post-Enron World. NY: McGrow-Hill. 2003.

Jorion P. (2007). Vers la crise du capitalisme americain? Paris: La Decouverte.

Jorion P. (2008a). L’implosion. La finance contre leconomie. Ce que revele et annonce la «crise des subprimes. Paris: La Decouverte.

Jorion P. (2008b). La crise. Des subprimes au seisme financier planetaire. Paris: La Decouverte.

Krueger A. O. et al. (1991). Report of the Commission on Graduate Education in Economics // Journal of Economic Literature, vol. XXIX, no. 3 (September), pp. 10351053.

Latour B. (1997). Nous n’avons jamais ete modernes. Essai d’anthropologie symetrique. Paris: La Decouverte.

Latour B. (2001). Pasteur: guerre et paix des microbes. Paris: La Decouverte.

Latour B. and Woolgar S. (1979). Laboratory Life. The Social Construction of Scientific Facts. Losangeles, London: Sage.

Lewis H. L. (2007). Excelence Wiyhout a Soul. Does Liberal Education Have a Future? New York: Public Affairs.

McCarthy Ch. (1912). The Wisconsin Idea. New York: Macmillan.

Menard C. (ed.) (2000). Institutions, Contracts and Organizations: Perspectives from New Institutional Economics. Cheltenham: Edward Elgar.

Mill J. S. (1886). System of Logic Ratiocinative and Inductive Being a Connected View of the the Principles of Evidence and the Methods of Scientific Investigation. London: Longmans.

Mill J. S. (1994). On the definition and method of political economy // D. M. Hausman (Ed.) The Philosophy of Economics. An Anthology. Cambridge: Cambridge University Press.

Mill J. S. (2008). Autobiography of John Stuart Mill. Rockville, Maryland: Arc

Manor.

Mirowski Ph. (1987). The Philosophival Bases of Institutionalist Economics // Journal of Economic Issues, vol. XXI, no. 3, September, pp. 1001-1038.

Newman F. et al. (2004). The Future of Higher Education. Rhetoric, Reality, and the Risks of the Market. San Francisco, California: Jossey-Bass.

Peirce C. S. (1998). The Essential Peirce. Selected Philosophical Writings, vol. 2, Bloomington: Indiana University Press.

Rader B. G. (1966). The Academic Mind and Reform. The Influence of Richard T. Ely in American Life. University of Kentucky Press.

Raushenbush P. A. and Raushenbush E. B. (1979). Our “U.C.” Story (1930 -1967). Madison, Wisconsin.

Roosevelt T. (1912). Introduction to the book. McCarthy.

Rousseau J.-J. (2002). Discours sur l’economie politique. Paris: Vrin.

Институциональный подход в экономической науке ...

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

55

Rutherford M. (2006). Wisconsin Institutionalism: John R. Commons and his Students // Labor History, no. 47 (May), pp. 161-188.

Schlabach T. F. (1963-1964). An Aristocrat on Trial: The Case of Richard T. Ely // The Wisconsin Magazine of History, vol. 47, no. 2 (Winter), pp. 149-159.

Shapin S. (1994). A Social History of Truth. Civility and Science in Seventeenth-Century England. Chicago and London: The University of Chicago Press.

Shapin S. and Schaffer S. (1985). Leviathan and the Air-Pump. Hobbes, Boyle, and the Experimental Life. Princeton University Press.

Slaughter Sh. and Rhoades G. (2004). Academic Capitalism and the New Economy. Markets, State, and Higher Education. Baltimore and London: The John Hopkins University Press.

Suspitsyna T. (2005). Adaptation of Western Economics by Russian Universities. Intercultural Travel of an Academic Field. New York and London: Routledge.

Thomas W. I. and Znaniecki F. (1926). The Polish Peasant in Europe and America, 2 vols., New York: Knopf.

Tribe K. (2002). Historical Schools of Economics: German and English. Keele Economics Research Paper, Keele University, no. 2.

Washburn J. (2005). University Inc. The Corporate Corruption of American Higher Education. New York: Basic Books.

Weber M. (1989). Max Weber Selected Works 1908 - 1932. New York: Meredith.

Whalen Ch. J. (2008). John R Commons and John Maynard Keynes on Economic History and Policy: The 1920s and Today // Journal of Economic Issues, vol. 42.

Yefimov V. (1997). Approche institutionnelle de l'analyse de la transition // Revue d'4tudes comparatives Est-Ouest. Paris: C.N.R.S., no. 2, pp. 99-119.

Yefimov V. (2003). Economie institutionnelle des transformations agraires en Russie. Paris.: lHarmattan.

REFERENCES

Ananin O. (2005). The structure of economic and theoretical knowledge. Methodological analysis. Moscow, Science [Nauka] Publ. (In Russian).

Avtonomov V. et al. (2008). History of economic thought. Moscow, INFRA-M. (In Russian).

Baritono R. (1993). Beyond Politics: The Politico-Institutional Crisis in the Late-Nineteenth — and Early-Twenty-Century United States. Bologna, Il Mulino. (In Italian).

Berger P. L. and Luckmann T. (1995). The Social Construction of Reality. A Treatise on sociology of Knowledge. Moscow, Medium Publ. (In Russian).

Blaug M. (1986). Great Economists before Keynes. London, Whitesheaf Books

Ltd.

Bogolyubov A. (1984). Robert Hooke (1635-1703). Moscow, Science [Nauka] Publ. (In Russian).

Bonner B. and Wiggin A. (2006). Empire of Dept. The Rise of an Epic Financial Crisis. NY, John Wiley & Sons, Inc.

Bonner W. and Wiggin A. (2008). Financial Reckoning Day: Surviving the Soft Depression of the 21st Century. Chelyabinsk, Socium Publ. (In Russian).

Charle Ch. et Verger J. (2007). Histoire des universites. Paris, PUF.

Cl4ro J.-P. et Laval Ch. (2002). Le vocabulaire de Bentham. Paris, Ellipses.

Coats A. W. (1993). The Sociology and Professionalization of Economics. British and American economic essays Volume II. London and New York, Routledge.

Colander D. and Klamer A. (1990). The Making of an Economist. Boulder, Colorado, Westview.

Collander D. (2007). The Making of an Economist, Redux. Princeton and Oxford, Princeton University Press.

Commons J. R. (1964). Myself. The Autobiography of John R. Commons, reprinted Madison, The University of Wisconsin Press.

Commons J. R. et al. (1966). History of Labour in the United States. (four

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

56

Ефимов В. М.

volumes). NY, Augustus M. Kelley Publishers.

Commons J. R. (1967). Social Reform & the Church. NY, Augustus M. Kelley Publishers.

Commons J. R. (1990). Institutional Economics. Its Place in Political Economy. New Brunswick, Transaction Publishers.

Cunningham W. (1892a). The Relativity of Economic Doctrine./ The Economic Journal, vol. 2, no. 1, pp. 1 - 16.

Cunningham W. (1892b). The Pervasion of Economic History. The Economic Journal, vol. 2, no. 3, pp. 491-506.

Cunningham W. (1894). Why had Roscher so little influence in England? Annals of the American Academy of Political and Social Science. November.

Cunningham W. (1902). The Gospel of Work: Four lectures on Christian Ethics. Cambridge, Cambridge University Press.

Cunningham W. (1909). The Moral Witness of the Church on the Investment of Money and the Use of Wealth. Cambridge, Cambridge University Press.

Dmitriev G. (2005). Anatomy of an American university. Moscow, Education [Narodnoe obrazovanie] Publ. (In Russian).

Edelman G. M. (2006). Second Nature. Brain Science and Human Knowledge. New Haven and London, Yale University Press.

Eliaeson S. (2002). Max Weber’s Methodologies. Cambridge. Polity Press.

Ely R. T. (1889). Social Aspects of Christianity, and other Essays. NY. Thomas Y. Crowell & Company Publishers.

Ely R. T. (1938). Ground under our Feet. NY, Macmillan.

Ely R. T. (2005). The Past and the Present of Political Economy. Marston Gate, UK, Elibron Classics.

Fantoli А. (1999). Galileo: For Copernicanism and for the Church. Moscow, MIC Publ. (In Russian).

Feyerabend P. (2007). Against Method. Outline of an Anarchist Theory of Knowledge. Moscow, Publisher Guardian. (In Russian).

Fichte J. (2000). Facts consciousness. Assigning rights. Naukouchenie. Minsk, Harvest. (In Russian).

Fitoussi J.-P. (2001). L’Enseignement superieur des sciences economiques en question. Paris, Fayard.

Friedman M. (1953). Methodology of Positive Economics, in Milton Friedman, Essays in Positive Economics, Chicago, The University of Chicago Press, pp. 3-43.

Friedman M. (1994). Methodology of Positive Economics. THESIS, vol. 4, pp. 2052. (In Russian).

Gevorkyan E. N. (2005). Market of educational resources: aspects of modernization. Moscow, Publ. House "Market DS Corporation". (In Russian).

Glazyev S. (1998). Genocide. Moscow, Publ. House "Terra". (In Russian). Greenwood D. J. and Levin M. (1998). Introduction to Action Research. Social Research for Social Change, Thousand Oaks, Sage Publications.

Grimmer-Solem E. (2002). The Rise of Historical Economics and Social Reform in Germany 1864 — 1894. Oxford, Clarendon Press.

Hamiltion W. H. (1974). Industrial Policy and Institutionalism. Selected Essays. Clifton, USA, Augustus M. Kelley Publishers.

Hamilton W. H. (2007). The Institutional Approach to Economic Theory. Economic Herald of the Rostov State University, vol. 5, no. 2, pp. 110 —117. (In Russian).

Harter L. G. (1962). John R. Commons: His Assault on Laissez-Faire. Corvallis: Oregon State University Press.

Harter L. G. (1967). The Legacy of John R. Commons. Journal of Economic Issues, vol. 1, no. 1/2 (June), pp. 63—73.

Heilbroner R. (1993). Economic theory as a universal science. THESIS, no. 1, pp. 41-55. (In Russian).

Heisenberg V. (2006). Selected philosophical works. St. Petersburg, Science

Институциональный подход в экономической науке ...

57

[Nauka] Publ. (In Russian).

Humboldt (von) W.(1979). Sur l’organisation interne et externe des etablissements scientifiques superieurs a Berlin (1809 ou 1810) // Philosophies de luniversite. L’iddalisme allemand et la question de l’Universite. Paris, Payot. pp. 319 -329.

Hummel Ch. (2001). The Galileo Connection. Moscow, Triad Publishing. (In Russian).

Johnson-Laird Ph. (1983). Mental Models. Towards a Cognitive Science of Language, Inference, and Consciousness. Cambridge, Massachusetts, Harvard University Press.

Johnson-Laird Ph. (2006). How We Reason. Oxford, New York, Oxford University Press.

Jorion P. (2003). Investing in a Post-Enron World. NY, McGrow-Hill. 2003.

Jorion P. (2007). Vers la crise du capitalisme americain? Paris, La Decouverte.

Jorion P. (2008a). L’implosion. La finance contre leconomie. Ce que revele et annonce la «crise des subprimes. Paris, La Decouverte.

Jorion P. (2008b). La crise. Des subprimes au seisme financier planetaire. Paris, La Decouverte.

Keynes J. (1993). Alfred Marshall, 1842 - 1924 // A. Marshall. The principles of economics, vol. 1. Moscow, Progress Publ, pp. 5-55. (In Russian).

Krueger A. O. et al. (1991). Report of the Commission on Graduate Education in Economics. Journal of Economic Literature, vol. XXIX, no. 3 (September), pp. 10351053.

Kuhn T. (2002). Structure of Scientific Revolutions. Moscow, AST Publ. (In Russian).

Kuz'minov Ya. and Yudkevich M. (2007). Academic freedom and standards of behavior. Voprosy Ekonomiki, no. 6, pp. 80-93. (In Russian).

Latour B. (1997). Nous n’avons jamais ete modernes. Essai d’anthropologie symdtrique. Paris, La Decouverte.

Latour B. (2001). Pasteur: guerre et paix des microbes. Paris, La Decouverte.

Latour B. (2006a). When things rebuff: the possible contribution of

"sciencestudies" to the social sciences // Vahshteyn V. (ed.) Sociology of things. Moscow, Publ. House "The Territory of the Future", pp. 342-366. (In Russian).

Latour B. (2006b). New time was not. Essays on anthropology symmetrical. St. Petersburg, Publ. House of the European University. (In Russian).

Latour B. and Woolgar S. (1979). Laboratory Life. The Social Construction of Scientific Facts. Losangeles, London, Sage.

Lebaron F. (2005). Pierre Bourdieu's sociology and economics // Sociology in Question. Social Sciences in the Post-Structuralist Perspective. Almanac Russian-French Center of Sociology and Philosophy of the Institute of Sociology. Moscow, Praxis Publ., pp. 79-90. (In Russian).

Lewis H. L. (2007). Excelence Wiyhout a Soul. Does Liberal Education Have a Future? New York, Public Affairs.

Makasheva N. A. (Rep. Ed.). (2006). Economic science and economics during the transitional period. Moscow, INION RAN Publ. (In Russian).

McCarthy Ch. (1912). The Wisconsin Idea. New York, Macmillan.

Menard C. (ed.) (2000). Institutions, Contracts and Organizations: Perspectives from New Institutional Economics. Cheltenham, Edward Elgar.

Mentsin Y. (1993). Laboratory and parliament (At the root of modern political culture of the West). Problems of History of Science and Technology, no. 4. (In Russian).

Mill J. S. (1886). System of Logic Ratiocinative and Inductive Being a Connected View of the the Principles of Evidence and the Methods of Scientific Investigation. London, Longmans.

Mill J. S. (1994). On the definition and method of political economy // D. M. Hausman (Ed.) The Philosophy of Economics. An Anthology. Cambridge, Cambridge

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

58

Ефимов В. М.

University Press.

Mill J. S. (2007a). Auguste Comte and Positivism. Moscow, LKI Publ. (In Russian).

Mill J. S. (2007b). The Principles of Political Economy: with some of their applications to social philosophy. Moscow, EKSMO Publ. (In Russian).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Mill J. S. (2008). Autobiography of John Stuart Mill. Rockville, Maryland, Arc

Manor.

Mirowski Ph. (1987). The Philosophival Bases of Institutionalist Economics. Journal of Economic Issues, vol. XXI, no. 3, September, pp. 1001-1038.

Newman F. et al. (2004). The Future of Higher Education. Rhetoric, Reality, and the Risks of the Market. San Francisco, California, Jossey-Bass.

Okrepilov V. V. (eds.) (2007). Nobel Prize in Economics. Vol. 1 (1969 - 1982). St. Petersburg, Science [Nauka] Publ. (In Russian).

Peirce C. S. (1998). The Essential Peirce. Selected Philosophical Writings, vol. 2, Bloomington, Indiana University Press.

Peirce C. S. (2000a). Selected Works. Moscow, Logos Publ. (In Russian).

Peirce C. S. (2000b). Start pragmatism. St. Petersburg, Aletheia Publ. (In Russian).

Rader B. G. (1966). The Academic Mind and Reform. The Influence of Richard T. Ely in American Life. University of Kentucky Press.

Raushenbush P. A. and Raushenbush E. B. (1979). Our “U.C.” Story (1930 -1967). Madison, Wisconsin.

Roosevelt T. (1912). Introduction to the book. McCarthy.

Rousseau J.-J. (2002). Discours sur l’economie politique. Paris, Vrin.

Rutherford M. (2006). Wisconsin Institutionalism: John R. Commons and his Students. Labor History, no. 47 (May), pp. 161-188.

Sachkov Yu. V. (2003). Scientific method. Questions and development. Moscow, Publ. House URSS. (In Russian).

Samuelson P. and Barnett W. (ed.) (2009). Inside the Economist's Mind: Conversations with Eminent Economists. Moscow, Skolkovo. (In Russian).

Schlabach T. F. (1963-1964). An Aristocrat on Trial: The Case of Richard T. Ely. The Wisconsin Magazine of History, vol. 47, no. 2 (Winter), pp. 149-159.

Schleiermacher F. (2004). Hermeneutics. St. Petersburg, European Publishing House. (In Russian).

Shtekli A. (1972). Galileo. Moscow, Young guard Publ. (In Russian).

Shapin S. and Schaffer S. (1985). Leviathan and the Air-Pump. Hobbes, Boyle, and the Experimental Life. Princeton University Press.

Shapin S. (1994). A Social History of Truth. Civility and Science in Seventeenth-Century England. Chicago and London, The University of Chicago Press.

Slaughter Sh. and Rhoades G. (2004). Academic Capitalism and the New Economy. Markets, State, and Higher Education. Baltimore and London, The John Hopkins University Press.

Sonin K., Khovanskaya I. and Yudkevich M. (2008). Building Research University: financing structure and professors employment conditions. Voprosy Ekonomiki, no. 12, pp. 72-83. (In Russian).

Suspitsyna T. (2005). Adaptation of Western Economics by Russian Universities. Intercultural Travel of an Academic Field. New York and London, Routledge.

Svetlov V. A. (2008). The history of the scientific method. Moscow, Academic Project Publ. (In Russian).

Thomas W. I. and Znaniecki F. (1926). The Polish Peasant in Europe and America, 2 vols., New York, Knopf.

Tribe K. (2002). Historical Schools of Economics: German and English. Keele Economics Research Paper, Keele University, no. 2.

Vakhshtayn V. (ed.) (2006). Sociology of things. Moscow, The Territory of the Future Publ. (In Russian).

Институциональный подход в экономической науке ...

59

Vavilov N. (1945). Isaac Newton. Moscow-Leningrad, USSR Academy of Sciences Publ. (In Russian).

Washburn J. (2005). University Inc. The Corporate Corruption of American Higher Education. New York, Basic Books.

Weber M. (1989). Max Weber Selected Works 1908 - 1932. New York, Meredith.

Whalen Ch. J. (2008). John R Commons and John Maynard Keynes on Economic History and Policy: The 1920s and Today. Journal of Economic Issues, vol. 42.

Yefimov V. (1997). Approche institutionnelle de l'analyse de la transition. Revue d'4tudes comparatives Est-Ouest. Paris, C.N.R.S., no. 2, pp. 99-119.

Yefimov V. (2003). Economie institutionnelle des transformations agraires en Russie. Paris, lHarmattan.

Yefimov V. M. (2007). The debate about the methods and institutional economics. Economic Herald of the Rostov State University, vol. 5, no, 3, pp. 18-36. (In Russian).

Zilina I. (2006). Transformation of content the economic disciplines courses in higher education reform // B. Makasheva, pp. 72-98. (In Russian).

JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 7, № 4. 2015

Институциональный подход в экономической науке и к экономической науке. Часть 2 Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Ефимов Владимир Максович

Похожие темы научных работ по истории и археологии , автор научной работы — Ефимов Владимир Максович

Institutional Approach in Economics and to Economics. Part II

Текст научной работы на тему «Институциональный подход в экономической науке и к экономической науке. Часть 2»