CC BY
128
институциональный экономический анализ в контексте методологической проблематики экономической науки
М.А. КОРЫТЦЕВ,
докторант каф. экономической теории, Южный федеральный университет e-mail: vaish2@rambler.ru
Методологическим императивом развития институционального анализа в экономической науке, должна выступать адекватная структура уровней подобного анализа, преодолевающего, в том числе дихотомию и изъяны методологии неоклассического мэйнстрима.
Коды классификатора JEL: В41, В5, В52.
Ключевые слова: институциональный экономический анализ; модель экономического человека; субъектное моделирование; механизмы экономической деятельности; институциональные паттерны; новый и традиционный институционализм.
В структуре современного экономического знания экономическая теория выступает в качестве фундаментальной дисциплины по отношению к прочим научным отраслям. Следовало бы указать, что главная задача экономической теории состоит здесь в концептуализации общих представлений относительно содержания экономической деятельности в целом, выяснении конкретных форм и механизмов её осуществления, а также исследования содержания причинных комплексов, детерминирующих её специфику и влияющих на её результаты. Естественным образом, совокупность взаимосвязей указанных элементов, рассматриваемых в качестве подобия системы, также подлежат изучению в рамках экономической теории.
Важным здесь является утверждение о примате теоретического уровня исследования в рамках экономической теории над уровнем фактологическим. Это утверждение должно быть справедливым вне зависимости от методологической позиции исследователя. Даже экономист позитивистского толка, отдающий в вопросе соответствия научной истине безусловный примат эмпирической проверке, должен согласиться, что последней в рамках экономико-теоретического исследования всегда предшествует творческая теоретическая активность. Концептуальным же оформлением такой активности служит теоретическое построение - гипотеза либо их совокупность, степень корреляции которой с реальностью позитивист - эмпирик попытается выявить благодаря эмпирическому тестированию.
Многими исследователями-экономистами признаётся также существование третьего, т. наз. методологического уровня экономического анализа, к которому в совокупности относятся методологические правила и принципы, аксиоматически заданные явные и неявные допущения, набор аналитических методов, методик исследования, в контексте возможностей и ограничений их результативного применения. Наконец, общим контекстуальным пространством, оформляющим своеобразное качественное единство перечисленных моментов, трансформирующих их тем самым в совокупность элементов соответствующего уровня, выступает набор мировоззренческих установок, закладывающий тем самым основу исследовательской парадигмы. Специальный анализ структуры последней не является предметом исследования в данной работе. Од© Корытцев М. А., 2008
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
нако при этом всё-таки полагаем необходимым подчеркнуть значимость этого уровня научного знания, особенно на фоне существующей тенденции к пренебрежению, а порой и откровенному игнорированию соответствующей проблематики со стороны многих исследователей и даже целых направлений экономической мысли.
Более того, граница между этими тремя структурными уровнями: методологическим, теоретическим и эмпирическим - может оказаться достаточно подвижной в зависимости от выбираемого исследовательского подхода. Так, в рамках определённой теоретической программы исследования некоторый элемент изучаемой системы может выводиться за пределы исследования, оставаясь фиксированным в некотором состоянии, в рамках же иной парадигмальной конструкции исследователи могут специально изучать его [20, С. 39].
Анализ методологической составляющей экономического анализа в его неразрывной связи с собственно теоретической компонентой интересует нас постольку, поскольку другим очевидным тезисом, закладывающим основу правильного отношения к теоретической экономической науке, является констатация сложной природы экономических явлений. [7, С. 57] Проявления означенной сложности многообразны и их перечисление и анализ - тема отдельного исследования. Однако указанная констатация фиксирует наше внимание на необходимости учёта множества причин, своего рода «причинно-функционального комплекса», или «институционального паттерна», [4, С. 186; 16, С. 129] моделирующего соответствующую социально-экономическую структуру и обуславливающего характер экономического поведения. Причём поскольку именно это поведение служит для экономистов предметом исследования, «местом» проявлением или своеобразной «точкой выхода» совокупности указанных факторов, детерминирующих хозяйственную активность, является непосредственно сам экономический субъект. Именно в его мотивационной структуре, специфическом образе сознания, продолжением которого являются, в том числе и слабоосознаваемая компонента его личности (привычки, инстинкты и пр.), в совокупности отношений, участником которых он является и которые также во многом детерминируют его образ действий, в своём концентрированном виде содержится и проявляет себя детерминирующий его активность институциональный паттерн. Понятно при этом, что сам человек как социальное существо, чьё поведение вписано в определённый культурный контекст, имеющий набор автономных специфических личностных характеристик сам по себе не может выступать в качестве аналитической единицы, для исследователя-экономиста. Либо если он выступает всё же в таком качестве, исследователь обязан делать поправку на условность реально используемой им модели «автономности» такого субъекта.
В процессе экономического исследования одним из показателей, свидетельствующим о его научной результативности, является успешная генерализация определённых признаков, явлений, позволяющих осознать и/или количественно охарактеризовать определённые тенденции, закономерности движения социальной, экономической материи. Но достижение этого невозможно без известной аналитической операции абстрагирования, [9, С. 48] предполагающей своеобразное «ментальное препарирование» человеческого материала, упрощённого теоретического представления человеческих индивидуумов.
Однако, очевидно, что такая модель, в которой вычленены актуализированные для экономического субъекта моменты его хозяйственного поведения, может быть адекватно воспринята именно в контексте той специфической социальной эволюции, которую претерпел социум. Индивид же является частичкой этого социума либо той группы людей, чьё экономическое поведение исследуется. И объяснение той модели человека, которая присутствует в основе собственно экономико-теоретического исследования, может быть получено часто именно на основе изучения масштабных институциональных образований в контексте их долгосрочной эволюционной трансформации.
Таким образом, фундаментальность институционального экономического анализа, предполагает, помимо традиционных фактологического и теоретического уровня
анализа, также как минимум два дополнительных аналитических уровня. Во-первых, моделирования структуры экономического субъекта, традиционно характеризуемое в экономической литературе как построение «модели экономического человека» [1] или, как далее мы будем характеризовать эту операцию - «субъектное моделирование». Уровень и степень детализации подобного моделирования может быть различной в зависимости от аналитических и эмпирических возможностей, которыми располагает исследователь, а также от характера или специфики исследовательских задач, которые стоят перед ним. В определённых случаях, при разработке более глубоких и точных моделей экономического поведения, следует полнее учесть какие-то специфические поведенческие характеристики при предварительном «субъектном моделировании». В других случаях, возможно, ограничиться менее детализированным и более абстрактным образом такой модели, особенно, если исследование концентрируется не на моделировании собственно экономического поведения, исходя из структуры предпочтений индивидов (например, при анализе потребительского поведения), а направленно на исследование специфических экономических отношений - отношений собственности, рыночном или агентском взаимодействии и т.д. Модель экономического человека как она представлена в рамках неоклассической парадигмы получила наиболее широкую известность, во многом, кстати, благодаря её обоснованной критике. Однако если подходить к экономической науке в широком смысле, учитывая многообразие её различных течений, следует констатировать существование множественности моделей экономического человека. Истории развития экономической мысли также известны суждения относительно необходимости методологического плюрализма в данном вопросе для достижения значимых аналитических результатов исследования. Характерны они, например, для немецкого ордо-либерализма, в частности В. Ойкена. [10, С. 279 - 280]
Второй же наиболее фундаментальный уровень исследования предполагает формирование модели институционального паттерна, рассматриваемого как комплекс причинно-функциональных связей, прежде всего, социального плана, детерминирующего значимые константы хозяйственного поведения. При этом важным вопросом, при проведении такого анализа, который бы позволил адекватно охарактеризовать соответствующую субъектную модель, является понимание того, в какой степени хозяйствующими индивидами были они внутренне усвоены, т.е. таким образом, встроены в структуру их личностного «Я». Последнее же должно восприниматься в единстве интенции и бессознательного вкупе с усвоенными индивидами доминирующими нормами, ценностями и прочими элементами институционального порядка.
Полагаем, что наиболее фундаментальный уровень анализа иногда может быть оправдано проигнорирован исследователями, особенно в случае решения исследовательских задач достаточно частного порядка либо при наличии эмпирических данных, позволяющих достаточно адекватно характеризовать типичные поведенческие черты группы, чья экономическая активность становится предметом конкретного исследования. В этом случае субъектное моделирование производится, исходя из набора соответствующих эмпирических данных. Полагаем, однако, что теоретически адекватным подобное исследование будет лишь в достаточно ограниченных рамках социального времени и пространства. Относительно серьезное теоретическое исследование, претендующее на выявление закономерностей национального и более масштаба, неизбежно требует обращения к институциональному анализу фундаментального четвёртого уровня, позволяющего не только уточнить характер субъектной модели, что обеспечит последующее адекватное решение задач экономико-теоретических исследований. Проведение такого анализа следует рекомендовать также для ситуации возможного учета характера и структуры проявления наиболее значимых институциональных констант при проведении теоретического исследования вне связи с субъектным моделированием, например, при макроэкономическом анализе, построении динамических макромоделей, эволюционного развития хозяйственных систем и пр.
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
Очевидно также и то, что экономический анализ является институциональным, пока он сконцентрирован на изучении собственно институтов. Последние с одной стороны имеют собственную динамику и логику развития, определяющую, в том числе особенности мотивационной структуры индивидов. С другой стороны хозяйственное поведение индивидов может влиять, модифицировать или даже воспроизводить отдельные институциональные образования.
Методологическая сложность предлагаемой структуры исследовательской деятельности может провоцировать появление вопроса о необходимости проведения подобного «глубокого» анализа. Для этого ниже привёдём по возможности краткое обоснование.
В начале акцентируем внимание на методологической позиции эмпиризма, пытающегося актуализировать вопросы эмпирической проверки как критерия демаркации научного знания. Широко известны два методологических подхода такой критериальной оценки в рамках озвученной методологической позиции - верификация и фальсификация. Согласно первой из них, отстаиваемой в рамках позитивизма, истинность теории обосновывается получением эмпирических данных, подтверждающих теоретические утверждения, либо в предельном случае - имеет место само по себе «эмпирическое» выведение наличия определённой закономерности, исходя именно из эмпирических данных. Классическим методологическим примером здесь служит индуктивный метод. Основной проблемой здесь, является отсутствие всякой гарантии по поводу того, что могут быть обнаружены эмпирические данные, в том числе опровергающие сделанные выводы. [18, С. 75] Причём, скорее всего такие данные существуют и на момент проведения исследования, но не актуализируются исследователем.
Более того, совокупности эмпирических свидетельств, которыми располагает исследователь, очень часто взаимно противоречивы, что не позволяет сделать однозначного вывода. Проиллюстрируем эту проблему на одном примере. Экономическая наука отмечает тенденцию увеличения государственной нагрузки на экономику в послевоенный период в развитых странах. [5, С. 483 - 484; 22] Однако когда встаёт вопрос о понимании причин этого явления ясности гораздо меньше. Существует две наиболее распространённые теоретические гипотезы, пытающиеся объяснить это явление. Во-первых, согласно т. наз. «закону Вагнера» «рост государственного сектора объясняется с позиций роста спроса на общественные блага», [8, С. 119] вследствие прогрессирующей индустриализации и социализации общества. Второй подход - теория несбалансированного роста Баумоля, согласно которой, доля государственного сектора, включающего в себя в основном отрасли с низким ростом производительности труда, именно вследствие низких темпов последнего будет устойчиво расти. Этот рост будет контрастировать по сравнению с экономически более эффективными отраслями, способными сокращать свои издержки. [2, С. 648 - 649]
Многочисленные эмпирические проверки обоих теоретических подходов не позволили выявить однозначного факта существования подобных связей. Так в случае с проверкой «закона Вагнера» не имели успеха не только регрессионные статистические модели, в рамках которых традиционно сложно зафиксировать характер направления имеющей место связи (тестировалась наличие и направленность взаимосвязи между величинами государственных расходов и национального дохода). Потерпело фиаско и тестирование посредством более сложных эконометрических моделей. Дж. Аронсон и Э. Отт, ссылаясь на результат 10 (десяти!) специальных эмпирических исследований по данной тематике, указывают на то, что выводы четырёх из них, указывали на наличие подобной связи, в то время как остальные шесть отрицали её наличие либо указывали на её фрагментарность или обратную направленность. [2, С. 656 - 658] Схожая картина имела место и с попытками эмпирически обосновать справедливость «теории Баумоля». [2, С. 658 - 660]
Отметим также, что когда говорят об использовании индуктивных методов исследования, не приходится говорить о применении полной индукции - сборе эмпиричес-
ких данных по всей совокупности объектов исследуемой группы в виду запретительно высокой затратности сбора подобных массивов информации. [13, С. 37] Поэтому закономерности выводятся на основании весьма ограниченной выборки, репрезентативность которой закономерно может быть поставлена под сомнение, а сделанные заключения носят вероятностный характер.
По причине указанной ненадёжности критерия верификации, известным философом и методологом прошлого столетия К. Поппером был предложен иной критерий научности - фальсификация. Согласно ему, эмпирическая проверка обладает по определению ограниченным эвристическим потенциалом, позволяющим лишь констатировать в определённых случаях факт несоответствия эмпирических данных выдвинутой теории (гипотезе). При наличии подобных расхождений можно говорить о том, что соответствующий теоретический конструкт был фальсифицирован, т.е. было обнаружено его несоответствие наблюдаемым фактам. [13, С. 38] За теми же теоретическими построениями, которые не были фальсифицированы, может быть конвенционально закреплён статус научности, по крайней мере, пока очередная проверка не фальсифицирует и их.
Позитивисты, пытающиеся эмпирически проверить истинность теоретических утверждений посредством критерия верификации, также упускают из виду, т.н. «теоретическую нагруженность» фактов. Последняя подразумевает невозможность самостоятельного существования фактологических данных вне теоретического контекста, вне теоретических представлений, которые, в конечном счёте, влияют на предвзятость методологической позиции учёного в их сборе, анализе, представлении и интерпретации. [18, С. 71 - 72; 17, С. 44] Именно К. Поппером эта идея была ясно зафиксирована, а заслугой М. Фридмана была её популяризация в среде экономистов, особенно неоклассической школы. Однако, К. Поппера наряду с М. Фридманом, в целом разделявшим его методологический подход Поппера, также как и многих исследователей, утверждающих своё согласие с методологической позицией, широко озвученной М. Фридманом, всё-таки следует отнести к разряду эмпириков. Причина этого - в природе предлагаемого критерия фальсификации, согласно которому ложность теории выясняется всё-таки на основе сравнения с эмпирическими данными. [13, С. 38] Т.е. те самые недостатки эмпирического подхода, которые справедливо стали объектом критики Поппера-Фридмана, по-прежнему сохраняют своё значение и в методологическом контексте исследований неоклассической школы. [18, С. 79]
Следует признать, однако, что позиция Фридмана, отрицающего необходимость соответствия теоретических допущений наблюдаемым фактам, частично расходится с методологией Поппера. Это расхождение тем более заметно, когда экономисты, ссылаясь на методологические стандарты, заданные М. Фридманом, начинают фактически стали игнорировать в своих исследованиях попперианский критерий фальсификации. Так Дж. Ходжсон [18, С. 393] ссылается на исследование Кантэрберри и Буркхардта, [21] которые сделали обзор 542 эмпирических статей, опубликованных в 1973 - 1978 гг. в четырёх авторитетных экономических журналах. Оказалось, что «попытки опровергнуть тестируемые гипотезы предпринимались лишь в трёх из этих статей». [18, С. 393]
Однако, идеи, подобные тем, что озвучил М. Фридман, на наш взгляд способствовали устойчивому драйву многих экономистов в сторону иной методологической крайности - априоризму, представляющему собой разновидность теоретического догматизма. Отражающая её склонность к математической формализации исследований приобрела среди экономистов-неоклассиков повсеместный характер, нереалис-тичность же используемых при этом допущений, оправдывалась методологическим стандартом, введённым в широкий научный обиход М. Фридманом. [17, С. 29] Некоторые авторы новой «австрийской» школы, например, дистанцируясь от подобных «двойных» методологических стандартов неоклассики - формального эмпиризма, сочетающегося с реальным априоризмом, прямо провозгласили априоризм своим методологическим кредо.
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
100
М.А. корытцев
Методология априоризма, делающая акцент на абсолютизации определённых универсальных априорных положений теоретического характера, основана на дедукции как основном методе научного анализа и подразумевает либо крайнюю ограниченность, либо вовсе фактическую невозможность эмпирически проверить истинность соответствующей теории. Так, известно высказывание одного из ведущих представителей новой австрийской школы Людвига фон Мизеса, согласно которому «никакой опыт никогда не сможет заставить нас опровергать или модифицировать априорные теоремы». [24, Р. 30; 12, С. 60]
Помимо указанных выше недостатков эмпиризма, невольно провоцирующих к принятию другой крайности - априоризма, ещё одним методологическим аргументом здесь служит существование т. наз. тезиса Дюгема-Куайна. Согласно ему, всякое теоретическое суждение (гипотеза), не является неким автономным тезисом, но неизбежно в комплексе увязано с рядом других теоретических положений. Поэтому и осуществляемая эмпирическая проверка, в какой бы форме она не производилась, является проверкой целого комплекса теоретических утверждений. [18, С. 77 - 78] В свою очередь, эта особенность делает оправданной модификацию отдельных элементов теоретической системы, которой, впрочем, легко злоупотребить, «подгоняя» отдельные элементы теоретических положений требуемым образом. Этим, в том числе объясняется относительная устойчивость теоретических комплексов - парадигм, или научно-исследовательских программ, получившая своё отражение в известной концепции методолога И. Лакатоша.
Однако всё-таки подобная методологическая позиция (априоризм) также имеет свои ощутимые изъяны. Естественно, что нет никакой гарантии, что выбранные в качестве истинных, априорные положения именно таковыми и являются. Такой теоретический догматизм, имевший место в сферах философии истории, марксистской политэкономии и психоанализа был подвергнут справедливой критике, например, К. Поппером. [14] В случае же продолжения попыток сопоставления, пусть и ограниченного, теории с фактологическими данными, даже не в целях фальсификации либо верификации, как это предполагает эмпиризм, но более осторожной корректировки теоретических положений, сохраняется другая опасность. Взятая за основу теоретическая парадигма превращается в своеобразный фильтр, способный к фиксации совокупности фактов лишь определённой формы и структуры, одновременно трансформируя получаемую фактологическую информацию в приемлемую для данной теории форму, не имея возможности воспринять информационные сигналы, не вписывающиеся в данную теорию. При таком построении эксперимента он, по существу, сводится к тестированию некоторой априорной теории, когда одновременно нет никакой гарантии, что данная теория сама по себе соответствует истине.
Таким образом, реализм исследования ставится в зависимость от априорного «угадывания» реалистичной теории. В случае исследования простых систем, которые и являлись объектами изучения в классической физике - науке-прототипе для классической политэкономии и неоклассического анализа, «такое угадывание оказалось возможным. Для более сложных систем оно становится очень проблематичным». [7, С. 53]
Применительно к предмету экономического анализа, исследующего социально-экономические объекты, которые, безусловно, нельзя считать простыми, априорные теории совсем не имеют шансов служить основой для понимания экономических явлений, и трудно рассчитывать, что их эмпирическая проверка, в какой бы форме она не проводилась, решит эту проблему. «Оторванный от наблюдения как источника истины, картезианский разум, для того, чтобы подтвердить свой реализм, придаёт большое значение «тестированию». Но тестирование не является гарантией верных идей, так как, потеряв связь с реальностью, экономический разум создал столько загадок, головоломок и чисто умозрительных конструкций, что тестирование доказывает всё и ничего». [23, Р. 41]
В результате экономическая методология ограниченная рамками дихотомии «теория-факты» в любых комбинациях противостоящих в ней начал, приводит к тому,
что исследователь не готов воспринять то, что не вмещается в изначально заданную им теоретическую схему, и, таким образом, «путь к пониманию исследователем чего-то совершенно нового остаётся отрезанным». [7, C. 54]
Можно сказать, что учёные в рамках традиционной парадигмы часто пытаются вести с природой, будь она естественной или социальной, некий экспериментальный диалог, но этот диалог ведётся на языке выбранной учёными теории. «Каков бы ни был ответ природы - «да» или «нет», он будет выражен на том же теоретическом языке, на котором был задан вопрос». [15, C. 48 - 49] При этом «всё остальное считается не информацией... вторичными эффектами, которыми можно пренебречь». [15, C. 49] Однако, именно эти «вторичные эффекты» в действительности могут оказаться ключом к новым открытиям, но это не принимается во внимание.
В отличие от явлений физической природы, изучаемых физикой и другими естественными науками, с необходимостью вынужденных вырабатывать теоретический язык, способный воспринимать исследуемую реальность в качестве фактуальной, положение социальных и гуманитарных принципиально отлично. Исследуя различные проявления социума и личности эти науки, имеют дело с сознанием и смысловыми интерпретациями действующих акторов. Понимание смыслов, положенных в основу их активности становится необходимым элементом, в том числе и экономического анализа. В противном случае, произвольная реинтерпретация этих смыслов, особенно при слабом знакомстве с последними, построение абстрактных моделей поведения, основанного на априорных посылках, никак не коррелирующих с реальной смысловой наполненностью мотивационной структуры, якобы исследуемого поведения, превращается в бессмысленное занятие, отвлечённые от жизни и изучаемого предмета математические или логические упражнения.
В связи с вышесказанным приходится дезавуировать один из центральных методологических тезисов М. Фридмана, относительно незначимости содержания посылок, допущений в теории. Как мы уже отметили, во-первых, экономическая теория не располагает надёжными критериями демаркации научного знания. Это значит, что при проведении экономико-теоретического исследования невозможно пренебречь каким бы то ни было методологическим принципом, позволяющим дополнительно зафиксировать соответствие теоретических конструкций изучаемой реальности. Тем более это относится к принимаемым за исходные при исследовании посылкам.
И, во-вторых, в виду значимости анализа мотивационной структуры и последующего субъектного моделирования, признаётся важными, в том числе и эмпирические исследования хозяйствующих индивидов, их смысловой активности. Подобные исследования часто могут выступать в качестве исходных для последующего экономического анализа. В таком случае соответствующие экономико-теоретические построения по определению будут более адекватны исследуемой реальности по сравнению с попытками дедуцировать выводы, исходя лишь из неких универсальных теоретических схем и клише, универсальность которых на поверку наверняка будет поставлена под сомнение.
Ранее уже упоминалось о двух возможных подходах при исследовании мотивационной структуры с целью проведения дальнейшего теоретического анализа. Первый из них предполагает эмпирическое исследование содержания собственно мотивационной структуры и особенностей сознания типичного активно действующего в хозяйственной жизни индивида(ов) - актора (группы акторов). В виду упомянутых выше ограничений, связанных с эмпирическим познанием и теоретической реинтерпретацией фактов отметим, что в данном случае речь идёт о концентрации на познании смысловых дискурсов действующих индивидов, т.е. о понимании их внутреннего мира и движущей ими мотивации. Означенные исследования проводятся посредством совокупности качественных аналитических методов посредством прямого контакта с акторами со специфическим типом сознания, в рамках полевых исследований (field studies) - контакта в форме бесед-интервью, включённого наблюдения (participant observation), исследования действием (action research), и, наконец, исследований кон-
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
кретных случаев-ситуаций (case studies). Отмечается также, что «проводимые интервью должны быть активными, т.е. принимать форму обсуждений методом мозгового штурма (brainstorming)». [7, C. 65]
Второй подход исследования, сосредоточенный на изучении глубинных институциональных характеристик хозяйства, его причинно-функционального паттерна, может дополнять первый, связанный с выработкой адекватной операциональной модели человека - экономического субъекта. Либо он может использоваться самостоятельно, и быть направленным на углубление понимания причин и механизмов экономической активности. Он исходит из необходимости изучения характера институциональной структуры, её истории и природы, а также степени их воздействия на личностную структуру акторов, с целью проведения последующего теоретико-экономического анализа. Согласно институциональной парадигме принимается существование совокупности институтов, рассматриваемых как комплексы правил, в различной степени осознаваемых действующими индивидами, но которые при этом способны оказывать существенное влияние на характер и особенности их экономического поведения. Динамика этих институциональных образований, их эволюция, во многом объясняет историческое развитие и сложившиеся типы национально-культурной идентичности, особенности и стереотипы поведения, в том числе и в хозяйственной сфере. Обращение к этому, наиболее фундаментальному уровню институционального экономического анализа возможно как с целью конкретизации значимых характеристик акторов, в целях последующего субъектного моделирования и теоретического анализа, так и с целью проведения специфических институционально-эволюционных исследований, преследующих анализ иной проблематики.
Констатация содержательной сложности предмета экономической науки, обозначенная в начале статьи, таким образом, была представлена в виде уровневой структуры институционального экономического анализа. Ряд исследователей, работающих в рамках институциональной парадигмы, различных её вариаций, предлагают свои модели структурирования предметного поля институциональной экономической науки. [28, P. 597; 7, C. 63; 29] С целью более глубокого прояснения содержания предложенной нами методологической структуры институционального экономического анализа, конкретизируем её в контексте различных аспектов экономической деятельности, а именно: 1) исследования результатов экономической деятельности, 2) её механизмов и 3) соответственно, эволюции.
Анализ результатов экономической деятельности очевидно должен основываться на эмпирических данных, неизбежно представленных в определённом теоретическом контексте, т.е. методологически будет изучаться в рамках первых двух более поверхностных уровней анализа. Исследование механизма экономической деятельности -экономического поведения реализуется на теоретическом уровне с одновременной фиксацией поведенческих посылок, при проведении субъектного моделирования. И наконец, анализ эволюции механизмов экономического поведения реализуется на четвёртом уровне - собственно исследования институциональной эволюции (см. рис. 1).
Относительно исследования эволюции механизмов экономического поведения дополним, что рост продуктивности институционального экономического анализа, на наш взгляд будет возрастать, если контекст такого анализа будет охватывать как специфику эволюции институтов, находящихся в центре исследований, так и динамику ведущих тенденций, определяющих социальную и/или экономическую динамику макросистемы.
В заключении дополнительно остановимся на вопросе разграничения «старого» и «нового» институционализма. Отмечаемые исследователями методологические различия этих направлений, справедливо фиксируют отсутствие единой институциональной методологии экономического анализа. Тем не менее, построение единой методологической основы институционального экономического анализа является важнейшей задачей применительно к данному течению экономической науки. Важно,
чтобы подобная интеграция не носила характера искусственной эклектики, но была методологически соразмерна специфике формулируемых исследователями целей и задач.
Аспекты экономической деятельности Уровни экономического анализа (порядковый номер)
Результаты деятельности* < ► Фактологический уровень(1)
► Теоретический уровенъ(2) ►
Механизмы деятельности *
^ Субъектное мо делирование(3)
Эволюиия механизмов деятельности •4 Институциональные паттерны (4) ►
Рис. 1. Схема соотнесения исследования аспектов экономической деятельности и уровней институционального экономического анализа
Начнём с констатации существования такого принципа как «методологический индивидуализм». Согласно этому принципу «только индивиды принимают решения. Государство, общество, фирма. не могут рассматриваться как коллективные образования, поведение которых подобно индивидуальному, хотя и объясняются на основе индивидуального поведения». [20, C. 35] Распространённость этого методологического принципа в экономической науке имеет свою историю и приверженность ему декларируется как большинством исследователей мэйнстрима, так и неортодоксальными течениями, например неоавстрийской школой, одновременно отрицающей претензии неоклассики на соответствие их исследований данному постулату. Для нас более существенно, что исследователи в рамках школы «нового» институционализма разделяют приверженность этому принципу. Согласно предложенной нами выше схеме уровней институционального экономического анализа, следование принципу методологического индивидуализма равноценно готовности исследователя инициировать собственное исследование, начиная с третьего уровня - субъектного моделирования. За исходную модель может браться классическая модель Homo oeconomicus, которая при этом часто трансформируется, её посылки несколько смягчаются. Дальнейший анализ производится в форме логического или математического моделирования, и его результаты распространяются, как было указано, на групповое поведение.
Как уже упоминалось выше, в ряде случаев вполне естественно для исследователя ограничиться именно тремя уровнями институционального анализа, согласно приведённой нами методологии - правда, при условии обоснованной уверенности в соответствии параметров реального поведения и мотивов представителей исследуемой группы соответствующим параметром сформулированной модели «экономического человека». Однако нельзя сказать, что неоинституционалисты отличаются разнообразием в сфере субъектного моделирования, что, впрочем, сближает их с неоклассическим мэйнстримом. Но более важным является иное - исходя именно из посылки традиционно принятой большинством экономистов о рациональности и эгоистичности экономических агентов, а также учёта их склонности к оппортунистическому поведению, на что справедливо указывают неоинституционалисты, выводится иная закономерность.
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
Как показал известный экономист институционального направления Мансур Олсон, «на самом деле не факт, что идея о действии групп во имя своих собственных интересов логически следует из предпосылки о рациональном и эгоистичном поведении, до тех пор, пока не существует какого-либо принуждения или группа недостаточно мала, рациональные, своекорыстные индивиды не будут прилагать никаких усилий к достижению общегрупповых целей». [11, С. 2] Этот вывод подкрепляется также утверждением о склонности рациональных индивидов к оппортунизму не только в случае реализации опредёленных макрозадач несводимых к потребностям и экономическим задачам, реализуемым обычно индивидами. Но это получается также справедливо и по отношению именно к этим потребностям и задачам, целям экономической деятельности, которые реализуются как раз на микроуровне, поскольку очень часто существуют стимулы нарушить установленные в обществе правила экономического взаимодействия, для получения дополнительной выгоды. [19, С. 440; 6] Этот тезис ставит под сомнение известное верование, пронизывающее творчество большинства экономистов классической и неоклассической традиции в «невидимую руку» рынка, согласно которому предполагается, что спонтанная рыночная активность как правило, сама по себе приводит к достижению оптимального экономического результата, представляемого как правило, в равновесном состоянии рынка.
Таким образом, именно наличие проблемы экономического оппортунизма, которая как раз и была актуализирована в своих исследованиях авторами новой институциональной школы, указывает на принципиальную невозможность существования институциональной структуры экономики, а, следовательно, по большому счёту и хозяйственной сферы как таковой как производного их сознательных рациональных стремлений. Поэтому решение этой проблемы может осуществляться как в контексте изучения иных моделей экономического поведения с иным набором допущений, так и в связи с отдельным изучением характера и динамики институтов, обеспечивающих выживание социума и по определению не сводящихся к содержанию корыстной мотивации индивидов, склонных к оппортунистическому поведению.
Приведённая логика означает необходимость своеобразного методологического примата «старой» институциональной школы над «новой». Одновременно, институциональный анализ, методология которого характерна для нового институционализма с учётом некоторой методологической корректировки, в том числе ограничение принципа методологического индивидуализма, может воспроизводиться в контексте общей институциональной парадигмы, оформляемой в рамках «старого», традиционного институционализма. Иными словами, традиционный и новый институционализм соотносятся с предложенной здесь методологической схемой институционального экономического анализа следующим образом (см. рис. 2).
1. Фактологический уровень Новый институционализм Традиционный институционализм
2. Теоретический уровень
3. Субъектное моделирование
4. Институциональные паттерны
Рис. 2. Схема соответствия уровней институционального экономического анализа традиционному и новому институционализму
Естественно, к традиционной институциональной школе принято относить различных авторов, предлагавших порой трудно сопоставимые методологические подходы - Т. Веблен, Дж. Коммонс, У. Миттчел, К. Айерс, Г. Мюрдаль, Дж. Гэлбрэйт, Дж. Ходжсон и др. Не правомерно ставить вопрос об интеграции всех их исследовательских подходов в единую универсальную методологию, по крайней мере, на данный
момент времени. Скорее речь должна идти о творческом развитии предложенных ими подходов и принципов в фарватере их постепенной интеграции - естественно, что в вопросе решения этой проблемы возможны различные альтернативы.
Получается, что институциональные исследования четвёртого уровня, акцентирующие внимание на анализе институциональной эволюции, в том числе эволюции механизмов экономического поведения, реализуются в контексте аналитических подходов, разрабатываемых на базе традиционной институциональной школы. [7, С. 65; 26]
Дополнительно отметим, что всё-таки ряд исследователей (Д. Норт, О. Уильямсон, Р. Нельсон, И. Уинтер и др.) в рамках новой институциональной экономики не склоны игнорировать проблематику собственно институциональной динамики и эволюции институтов. Так, тот же О. Уильямсон, чётко фиксирует соответствующий теоретикометодологический уровень анализа, характеризуя его как «институциональная среда» [27; 25; 20, С. 46]
Следует, однако, акцентировать внимание на особенностях предложенной нами схемы.
Во-первых, в ней не представлен уровень «субъектного» моделирования. Это значит, что в рамках такой исследовательской схемы учёный явно не рефлексирует по поводу отличия реально хозяйствующих индивидов и их субъектными моделями, присутствующими в соответствующих теоретических построениях. Трудно зафиксировать все сложности методологического и теоретического порядка, которые могут возникнуть в связи с этим. Как минимум возникают трудности с определением статуса теоретического исследования и необходимости его сравнения с наблюдаемым поведением.
Во-вторых, опираясь на принцип методологического индивидуализма, новые институционалисты обычно склонны рассматривать институциональную динамику либо состояние институциональной среды как производную собственно активности индивидов. В то же время традиционные институционалисты акцентируют внимание на самостоятельность, автономность институциональных факторов, существенную степень их влияния на хозяйственное поведение индивидов. Соответственно, сами институты рассматриваются как продукт исторического развития. [7, С. 61; 3, С. 92]
литература
1. Автономовв.С. Модель человека в экономической науке. - СПб.: Экономическая школа, 1998.
2. Аронсон дж. р., отт э. Ф. Рост государственного сектора // Панорама экономической мысли конца ХХ столетия / Под ред. Д. Гринуэя, М. Блини, И. Стюарта: В 2-х т.
- СПб.: Экономическая школа, 2002. - Т. 1.
3. БергерИ., лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - М.: Медиум, 1995.
4. БлаугМ. Методология экономической науки, или как экономисты объясняют. - М.: НП «Журнал Вопросы экономики», 2004.
5. Гайдар Е.Т. Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории. - М.: Дело, 2005.
6. Докинз Г. Эгоистичный ген. - М., 1993.
7. Ефимов В. Предмет и метод интерпретативной институциональной экономики // Вопросы экономики. - 2007. № 8.
8. Занадворов В., Колосницина М. Экономическая теория государственных финансов.
- М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2006.
9. Мамедов О.Ю. Производственное отношение: политико-экономическая модель.
- Ростов - н/Д., 1997.
10. Ойкен В. Основы национальной экономии. - М.: Экономика, 1996.
11. Олсон М. Логика коллективных действий: общественные блага и теория групп.
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
Экономический вестник Ростовского государственного университета Ф 2008 Том 6 № 3
106
М.А. корытцев
- М.: Фонд экономической инициативы, 1995.
12. Отмахов П. Эмпиризм в экономической науке: теория и практика //Вопросы экономики. 1997. № 10.
13. Поппер К.Логика научного исследования. - М.: Республика, 2004.
14. ПопперК. Открытое общество и его враги. - Т. 1, 2. - М.: Культурная инициатива, 1992.
15. ПригожинИ. Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой.
- М.: УРСС, 2005.
16. СэмюэлсУ. Дж. Институциональная экономическая теория // Панорама экономической мысли конца ХХ столетия / Под ред. Д. Гринуэя, М. Блини, И. Стюарта: В 2-х т. - СПб.: Экономическая школа, 2002. - Т.1.
17. ФридманМ. Методология позитивной экономической науки // THESIS. Т. 2. Вып.
4. 1994.
18. ХоджсонДж. Экономическая теория и институты: манифест современной институциональной экономической теории. - М.: Дело, 2003.
19. Черемных ^.^.Микроэкономика. Продвинутый уровень. - М.: ИНФРА-М, 2008.
20. Шаститко А.Е. Новая институциональная экономическая теория. - 3-е изд., пере-раб. и доп. - М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 2002.
21. Canterbery E.R. and Burkhardt R. J. “What Do We Mean By Asking Whether Economics Is a Science?" // Why Economics Is Not Yet a Science / Ed. Eichner A. S. - L.: Macmillan, 1983. - P. 15-40.
22. Friedman M. Can we halt Leviathan? Newsweek 6 November: 98. 1972.
23. Mini P. Cartesianism in Economics // The Elgar Companion to Institutional and Evolutionary Economics. In 2 vol. / Hodgson G. M., Samuels W. J., Tool M. R. (eds.) Aldershot (UK): Edward Elgar, 1994.
24. Mises L. Epistemological Problems of Econimics. - N. Y. L., 1981.
25. Nee V., Ingram P. Sources of the New Institutionalism // The New Institutionalism in Sociology. Ed. By M. C. Brinton, V. Nee, Russel Sage Foundation. N.-Y., 1998. P. 1-16.
26. Stanfield J.R. The Scope, Method and Significance of Original Institutional Economics // Journal of Economic Issues. 1999. Vol. XXXIII, No 2, P. 231-255.
27. Williamson O.E. Hierarchies, Markets and Power in the Economy: An Economic Perspective // Industrial and Corporate Change. 1995. V. 4. № 1. P. 21-49.
28. Williamson O.E. The New Institutional Economics: Taking Stock, Looking Ahead // Journal of Economic Literature, Vol. 38, No. 3. (Sep., 2000).
29. Yefimov V. Approche institutionnelle de l'analyse de la transition // Revue d'etudes comparatives Est-Quest. No 2. Paris: C.N.R.S., 1997. P. 99-119.
