CC BY
92
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 13 (304).
Философия. Социология. Культурология. Вып. 29. С. 49-58.
Л. А. Журавлева
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ПРИРОДА СОЦИАЛЬНЫХ ОТКЛОНЕНИЙ
Статья выполнена при поддержке гранта РГНФ и Правительства Свердловской области в рамках научно-исследовательского проекта «Виктимизация молодежи в городском пространстве» № 13-13-66003 а(р).
Статья посвящена анализу институциональной природы социальных отклонений современного общества. Анализируются амбивалентная природа институтов социализации личности и тенденция институциализации негативных социальных практик в традиционных социальных институтах.
Ключевые слова: институциональный подход, амбивалентность социальных институтов, теневые институты, наркомания, наркотизация институциональных практик.
Современный мир эпохи «постмодерни-ти» становится все более непредсказуемым, опасным и неустойчивым, превращаясь в общество тотального риска и массовых отклонений. Социальные и экономические катаклизмы, террористические атаки, техногенные и экологические катастрофы принимают глобальные масштабы, поражая, как цепная реакция, одну за другой страны мира. Аномальность современного социума воспринимается как норма. Тотальная дестабилизация формирует фрагментацию социума и порождает феномен социальной эксклюзии и маргинализации социальной жизни. Нормы эволюционируют, превращаясь в ненормальные (с точки зрения культуры и здравого смысла) явления, порождая массовые формы асоциального поведения: коррумпирован-
ность отношений и мышления, эгоцентризм, аморальность, бескультурье, цинизм. Социальные отклонения как феномен социальной реальности постоянно привлекают внимание исследователей, но, тем не менее, все еще их природа, виды, причины, последствия остаются недостаточно изученным. Отсюда - низкая эффективность деятельности институтов социального контроля и социальной политики государства, обусловливающих фрагментарность решения социальных проблем, в том числе и в отношении субъектов отклоняющегося поведения.
Социальные отклонения - системное социокультурное явление, требующее конкретно-исторического междисциплинарного и мультипарадигмального анализа. Инерционность российской политической системы с ее вертикальным ручным управлением, с ее пороками - бюрократизмом и вездесущей кор-
рупцией при слабом развитии гражданского общества - выступает фоном протекания социального бытия, провоцирующим (или редуцирующим) рост девиантности.
Декомпозиция социальной устойчивости включает параметры: отчуждение власти
и гражданского общества, разрыв преемственности в русской культурной традиции, ослабление интегративной силы социума, конфликт жизненных укладов, интересов и ценностей различных (множественных) социальных общностей и групп, рост социальной инклюзии и социальной ущербности части населения, противоречивость рыночной и экологической идеологии и политики (на различных уровнях), установок на эксплуатацию ресурсов и их воссоздание, защиту. Кризис-ность общества усиливает фрагментарность (клиповость) бытия, формирует установки на обладание вещами как маркерами социальной устойчивости, преуспевания.
Кризисные условия существования людей требуют цикла ресоциализации и реадаптации к изменившимся ценностям и ментальности для поддержания интеграционной меры общества и формирования общепризнанных норм поведения. Общественное и обыденное сознание реагируют на факторы макросоциологиче-ские, включая глобализацию форм социального бытия, цивилизационных вызовов (терроризм, экологические и природные катастрофы, военные и социальные конфликты, экономические потрясения, бюрократизация властвующей элиты, коррупционные отношения, теневизация бизнеса и др.), мезофакторы - региональные и местные проблемы, микрофакторы - слом привычного уклада жизни, социальное отчуждение, маргинализация поведения.
Одним из наиболее эвристичных подходов, позволяющих анализировать причины актуальных проблем общества, на наш взгляд, является институциональный подход, обладающий универсализмом и акцентом на взаимозависимости связей между субъектами социума. Социальный институт - это базовая категория социальной философии, употребление и осмысление которой можно найти в глубокой древности. Не вдаваясь в глубокие историко-философские обоснования, отметим лишь ключевые фигуры, связанные с разработкой методологии институционального анализа общества.
Начало институциональному анализу, вытекающему из самой сущности позитивной философии, положил основоположник социологии - Огюст Конт. Основное предназначение социальных институтов в его трактовке заключается в поддержании общественного равновесия и в регулировании процессов функционирования социальных общностей. Социальный институт, по мнению мыслителя, представляет собой механизм обеспечения солидарности, согласия, устойчивости и общественного прогресса. «Для новой философии порядок всегда составляет условие прогресса и, обратно, прогресс является необходимой целью порядка»1.
Герберт Спенсер ввел понятие и разработал концепцию социальных институтов с позиции эволюционно-организмического подхода. Под институтами он понимал «социальные суперорганизмы», регулирующие организацию совместной жизни людей. Институты возникают в ходе эволюции помимо сознательных намерений или «общественного договора» как ответ на рост численности популяции (происходит усложнение социальной структуры и дифференциация функций). Поскольку основное свойство любого организма - взаимодействие его частей, то главная задача социологии состоит в изучении синхронного взаимодействия социальных институтов.
Дальнейшее развитие концепции социальных институтов происходит в рамках структурно-функциональной парадигмы. Согласно Т. Парсонсу структурный аспект позволяет ухватить социальный процесс и охарактеризовать институт (как ситуацию и условия, нормы, как общность и как исполнение норм властных функций)2. В теории общества Т. Парсонса прежде всего привлекают мо-
менты средового подхода, вплетенные в институциональный контекст. Институты обеспечивают стабильное функционирование общества, координируя социальные действия в общественной системе. Ценности и нормы, по его мнению, составляют суть социальных институтов. «Ценностный образец может стать структурной частью социальной системы только в том случае, если он институализирован, иначе говоря, только в случае установления его стабильного взаимодействия с областью взаимодействия»3.
Р. Мертон усилил функциональный аспект анализа институтов через введение понятий «явные» и «латентные» функции и проанализировал процесс превращения институтов в дестабилизирующий фактор развития общества в случае серьезных дисфункциональных сбоев и нарастании латентных функций.
Стэнфордская группа исследователей (Джеффри Александер, Марсель Фуко, Нейл Смелзер, Петр Штопка) выдвинули концепт и термин ‘культурная травма’. Феномен культурной травмы в прямом смысле относится к социальным институтам как особой ткани, упаковывающей большинство социальных процессов на уровне социума и индивида. И решающими являются события, концентрирующиеся вокруг этого разрыва социально значимой ткани.
В рамках парадигмы неоинституционализма ее идеологами критиковался принцип устойчивой функциональной взаимосвязи общественных подсистем и подчеркивалась значимость широко практикуемых в обществе (экономике) неформальных отношений и стихийно сложившихся правил, которые также являются институтами4. Подчеркивалась динамическая природа социальных институтов, их постоянные изменения, вызываемые инновационными повседневными практиками и взаимодействиями. Инновационные правила могут устанавливаться активными социальными акторами, деятельность которых может закрепляться и навязываться обществу через введение новых правил игры.
М. С. Комаров, А. М. Яковлев в «Энциклопедическом социологическом словаре» определяют социальные институты как относительно устойчивые типы и формы социальной практики, посредством которых организуется общественная жизнь, обеспечивается устойчивость связей и отношений в рамках социальной организации общества5.
В то же время указывается на то, что деятельность социального института «определяется, во-первых, набором специфических социальных норм и предписаний, регулирующих соответствующие типы поведения; во-вторых, интеграцией его в социально-политическую, идеологическую и ценностную структуры общества, что позволяет узаконить формально-правовую основу деятельности того или иного института, осуществлять социальный контроль над институциональными типами действий; в-третьих, наличием материальных средств и условий, обеспечивающих успешное выполнение нормативных предписаний и осуществление социального контроля». Кроме того, каждый социальный институт «характеризуется наличием цели своей деятельности, конкретными функциями, обеспечивающими достижение такой цели, набором социальных статусов и ролей, типичных для данного института»6.
Таким образом, в целом можно сказать, что социальные институты - это устойчивые ценностно-нормативные комплексы, с прочно закрепленными ролевыми и статусными агентскими позициями, определяющими ожидания людей, прямо влияющими на стабильность общества, его порядок, призванные организовывать и управлять процессами совместной жизнедеятельности людей в различных сферах и отраслях общества. Институты являются основополагающими элементами структуры общества, формами существования социальных общностей, воспроизводящими, регламентирующими и контролирующими рутинные повседневные социальные практики.
Основой социального института является совокупность институций - кодифицированных социальных отношений легитимного характера (устоявшихся зафиксированных и оформленных норм). Развитие институций приводит к появлению институциональных организаций, укрепление которых создает предпосылки для зарождения социального института. Превращение системы однородных институций в институты представляет собой сложный нелинейный процесс организационных изменений норм и ценностных отношений, возникающих при реализации определенных общественных потребностей. Если потребности не удовлетворяются легальными институтами, институции могут превращаться со временем в теневые псевдо-доинституты (с нелегитимным статусом).
Итак, институтом называется совокупность ролей и статусов, предназначенная для удовлетворения определенной социальной потребности, имеющей значимость для функционирования общностей, организаций, групп и отдельных людей. Современное общество является высоко институционализированным, а современного человека начинают называть «homo institutius»7.
Одной из важных черт социальных институтов является его соответствие «социальной потребности».
Практически все теоретики общественных наук стремились определить, что необходимо для поддержания жизнедеятельности общества. Карл Маркс считал, что основой общества является потребность в материальном обеспечении выживания, которую можно удовлетворить только посредством совместной деятельности людей; без этого общество не может существовать.
Институты служат не только организации совместной деятельности людей ради удовлетворения их социальных потребностей, они также регулируют и контролируют использование ресурсов, которыми располагает общество.
Следовательно, институты представляют собой социальное образование, созданное для использования ресурсов общества в формах интеракции ради удовлетворения той или иной специальной потребности.
В то же время для социальных институтов характерны разнообразие форм и изменчивость институтов. Институты, обладая консервативной природой, не могут оставаться устойчивым в течение длительного времени, так как условия, воздействующие на них, постоянно меняются. Представляется, что можно дать следующее формальное определение социального института: социальный институт - это организованная система связей и социальных норм, основанная на стабильной совокупности символов, верований, ценностей, ролей и статусов, которые организуют и управляют всеми сферами социальной жизни.
Процесс становления институтов, его преобразование из повторяющейся социальной практики до уровня института, оформление норм поведения, правил, статуса, идеологии, системы ценностей, верований, символов, ролевых предписаний, укрепление организационных связей и коммуникаций, появление сопутствующей инфраструктуры и матери-
альных ресурсов называется институциали-зацией. Обратный процесс деинституциали-зации («умирания» института) можно назвать институциональным кризисом. Кризис обнажает противоречия института, может привести к умиранию или, напротив, к обновлению института. Он начинается со снижения доверия к институту в связи со сбоями его функционирования, снижающим его возможности удовлетворения той социальной потребности, которая вызвала его к жизни. В дальнейшем это приводит к массовым нарушениям институциональных норм, переходом от анонимности ролей к их персонализации, размыванию ценностей и идеологем и заканчивается перераспределением функций кризисного института другими институтами. Это происходит благодаря явлению институциональной ком-плементарности - усилению действенности институтов за счет их взаимовлияния друг на друга, повышение эффекта, синергии от их взаимодополнения.
Вопрос о базовых функциях социальных институтов остается дискуссионным в социально-философской литературе.
Среди основных функций социальных институтов можно выделить следующие:
1) социального воспроизводства;
2) социализации;
3) производства и распределения ресурсов;
4) управления и контроля;
5) стабилизации общественных отношений.
Усложняющаяся социальная реальность,
повышение уровня неопределенности и рисков оказывает влияние на трансформационные процессы в социальных институтах. В «текучие времена», по выражению З. Баумана, обнажается парадоксальная природа социальных институтов, повышается дис-функциональность их проявлений, нарастает тенденция к дерегуляции социальных отношений. Эвристичность институционального подхода дает возможность исследования многих актуальных проблем и социальных реалий и особенно эффективна при анализе социальных отклонений.
Амбивалентность существования социальных институтов проистекает из их природы: они консервативны, являясь устойчивыми ценностно-нормативными комплексами с жестко соотнесенными агентскими позициями, ролями, определяющими ожидания людей, прямо влияющими на стабильность общества, его порядок, и то же время они из-
менчивы, эволюционируя вслед за изменениями культуры и общества, реагируя на новые потребности людей и инновационные социальные практики. В случае слабой динамики возникает процесс «старения» институтов, что снижает их адаптивные функции, делая их нежизнеспособными и аномичными. Эту тенденцию мы можем наблюдать в большинстве европейских стран.
Для многих современных институтов России характерна гибридизации советского содержания и новых («цивилизованных») форм, что так или иначе сказывается на функционировании и политических, и социальных, и экономических институтов. Например, институт здравоохранения перешел на рельсы страховой медицины в ее советском варианте, что лишь ухудшило качество и доступность медицины для большинства населения. Институт рынка формировался как гибрид ценностей «дикого» рынка и недоверия экономических субъектов к действиям друг друга и в ситуации постоянного вмешательства государства в рыночные механизмы (в популистских целях и подыгрывая патерналистским ожиданиям и другим советским стереотипам электората).
Еще одним противоречием можно считать изменение вектора функционирования институтов в условиях «социального хаоса», возникающего в кризисные и переходные периоды. В этой ситуации сама действительность становится девиантной, а основу самоорганизации общества начинают составлять не искусственно созданные носители социальности (= социальные институты), а изначально данные естественные структуры (=малые контактные группы во всем их многообразии: семья, соседские, дружеские и партнерские группы). При этом нарастающий беспорядок вызывает ответную реакцию, стимулируя управленческую и организующую функции институтов, которые стремятся усилить регламентирующее влияние на социальную деятельность и общественные отношения через ужесточение санкций и другие меры социального контроля, распространяя идеологемы о необходимости «сильной руки», пытаясь обеспечить определенный уровень стабильности в обществе.
Противоречивость социальных институтов может проистекать и из ситуации переноса модели институтов из других стран с другой культурой и ментальностью, что в эпоху глобализации не редкость, особенно
для стран с догоняющей экономикой. В конце ХХ века сложилась специальная область междисциплинарного исследования данного феномена - «политическая транзитология» (от английского слова ‘transition’ - переход).
Переход нашей страны (и ее социальных институтов) из советского (с редистрибутив-ным типом экономики) состояния в рыночное не обошелся без такого заимствования. Прежде всего это коснулось экономических институтов (собственности, рынка, производства, рекламы и др.), но поскольку все социальные институты взаимосвязаны между собой, то они могут усиливать или ослаблять друг друга, стремясь к определенной нормативной и идеологической унификации для достижения синергетического эффекта. Возникла ситуация, когда институты, успешно работающие в условиях развитых западных стран, в нашем обществе приводили к воспроизводству массовых форм девиантности, потери управляемости и нарастанию деструктивных проблем. Это связано с тем, что иная конкретно-историческая ситуация (судьба), культура, базовые ценности, традиции, ментальность, идентичность, стереотипы, интересы субъектов деятельности вступают в противоречие и конфликт с чужеродными ценностно-нормативными предписаниями, блокируя или снижая эффективность деятельности заимствованных институций, порождая тенденцию превращения институтов в теневые и отклоняющиеся. Так, например. институт рынка, формировавшийся в нашей стране в период перестройки без сложившегося института гражданского общества (и других институтов демократического общества), привел к воспроизводству девиантных практик (включая коррупционные и криминальные действия), а не побуждал появившихся предпринимателей к внедрению инноваций и честной конкуренции. Поэтому «лихие 90-е» прочно ассоциируются у нас с институциализацией девиантных практик и разгулом криминала.
Этот тренд мы можем увидеть на примере целого ряда институтов: образования (деформированного Болонской декларацией, основные цели которой конфронтировали со сложившейся потребностью работодателей и субъектов образовательного социума), семьи (с появившимися нетрадиционными стилями и укладами, начиная от добрачного сожительства и заканчивая гомосексуальными),
производства (с невыплатой зарплат и другими массовыми нарушениями прав наемных работников, деформацией трудовой мотивации, сворачиванием производства).
Но особенно ярко деструктивная тенденция проявляется в институтах, связанных с социальным контролем (полиция, суд, армия), тотальных институтах (тюрьмы, пенитенциарная система) и теневых институтов коррупции, преступности, проституции, наркотизма, которые становятся организациями с самовозобновляющимися формами патологий и рецидивных негативных отклонений, порождая «евсюковых» и многих других девиантов в погонах. Непрофессионализм, продажность, коррумпированность, безответственность, безнаказанность представителей властных структур приводят к тому, что защиту население начинает искать у криминальных лидеров. Примером трансформации института полиции можно считать события в станице Кущевской в Сагре8.
Нельзя не сказать и еще об одной парадоксальной тенденции - институциализации негативных социальных практик и появления социальных отклонений в традиционных социальных институтах. На фоне роста дис-функциональности легальных социальных институтов появляются нелегальные, теневые, основанные не на удовлетворении базовых социальных потребностей, а на стремлении к обогащению за счет человеческих слабостей и низменных страстей.
В научной литературе проблема теневых институтов актуализировалась в начале XXI века. Хотя следует признать, что интерес к ней в зарубежной литературе был достаточно устойчивым в течение предыдущего столетия. Прежде всего, отметим следующих ученых: Р. Бромлей, М. Грановеттер, Г. Гроссман, П. Гутман, Э. де Сото, Д. Мид, К. Морриссон, А. Портес, С. Сассен-Куб, Э. Сатерленд, В. Танзи, Й. Убара, Э. Файг, К. Харт и др.
В отечественной социологии теневые социальные институты начали активно изучаться лишь в постперестроечное время, те или иные аспекты проблемы нашли отражение в трудах С. Ю. Барсуковой, В. П. Воротникова. С. Глинкиной, Т. И. Заславской, Т. Коряги-ной, Ю. В. Латова, А. А. Мухина, В. В. Ра-даева, Р. В. Рывкиной, Т. Шанина и других. Исследования роли теневых отношений в системе социальных институтов современного
российского общества отражены в работах Л. Тимофеева, И. Жилина, И. Мартынова, В. Макарова, Л. Гордона и других.
Р. В. Рывкина показывает процесс усиления теневизации российского общества как его выход в неэкономические сферы - политику, образование, здравоохранение, культуру, науку, в сферу правопорядка, армию, в СМИ9. Она доказывает системный характер теневизации, в который втянуты не отдельные индивиды, а социальные группы, образуя теневую стратификацию.
Теневые институты возникают при сбоях в функционировании социальных институтов, когда потребности людей в той или иной сфере не удовлетворяются, а их проблемы систематически не решаются. Дисфункции институтов могут возникать вследствие объективных (кризисные явления в обществе, несовершенство законодательства, неадекватный социальный контроль, коррупция) и субъективных (криминализация сознания, моральный релятивизм, деморализация общества) факторов.
В этом случае возникают теневые (нелегитимные) отношения, которые со временем обрастают сетевыми цепочками, нормами, неформальными правилами, ролевыми предписаниями, т. е. институализируются. Первоначально теневые отношения зарождаются внутри института, который своими непреднамеренными действиями подтолкнул к их зарождению. Постепенно институциализиру-ясь, теневые отношения стремятся к автономности и легитимизации.
Теневые институты, по нашему мнению, являются псевдосоциальными институтами, поскольку основаны на деформации моральных норм и ценностей, действуют в эгоистических интересах криминальных и коррупционных членов общества. Основная цель нелегального института - обогащение за счет роста социального отчуждения, разрушения здоровья населения, обесценивания человеческой жизни. Моральное измерение нелегальных институтов связано с их десоциализирующим эффектом, утверждающим действенность аморальных принципов и норм.
Теневыми институтами мы считаем регулярные самовоспроизводящиеся социальные практики, обладающие всеми характеристиками социального института, но при этом являющиеся теневыми образованиями, связанными с нелегитимными формами поведения
и деструктивными последствиями для общества.
Среди таких институтов можно отметить коррупцию, наркотизм, проституцию, нелегальную миграцию, которые сливаются с организованной преступностью и создают мощные социальные образования, регулирующие процессы воспроизводства той или иной формы девиантности, переходя национальные границы и образуя транснациональные структуры.
Теневые институты неоднородны, их можно типологизировать по различным основаниям:
• по масштабу можно выделить институты, функционирующие на разных уровнях: глобальном, национальном, региональном, локальном;
• по степени легитимизации можно разделить теневые институты на легитимные (вторичная и неформальная занятость) и криминальные (коррупция, наркотизация, проституция, организованная преступность).
Теневые институты как глобальные организации связаны с теневым нелегитимным бизнесом, построены на жестких идеологических предписаниях и агрессивной маркетинговой политике, что позволяет им быть высокоприбыльными предприятиями с мощным социально деструктивным потенциалом, постоянно воспроизводящими депривирован-ные слои общества с рецидивной девиантностью (групп социальной эксклюзии). Являясь элементом глобальных социальных сетей, они в то же самое время обладают высокой степенью латентности и характеристиками закрытых организаций (выход из которых невозможен). Можно отметить и тотальный характер данных институтов, включающий жесткий контроль над всеми процессами и тотальную регламентацию ролей и поведения всех, вовлеченных в его деятельность.
Проанализируем данную тенденцию на примере наркотизма.
Наркотики проникают во все области социальной жизни - экономическую, образовательную, демографическую, правоохранительную, бытовую, досуговую, военную, даже политическую сферы. Процесс распространения наркотических веществ обусловлен социальными потребностями и превратился в достаточно устойчивую социальную практику со сложившейся системой норм и распределения ролей. Это происходит пото-
му, что в любом обществе люди стремятся институционализировать свои отношения, связанные с актуальными потребностями. Еще в большей степени это относится к распространению товаров и услуг, официально запрещенных в обществе, потребление которых связано с серьезными рисками.
Наркотизм выступает как функциональная организация, призванная регулировать (организовывать, координировать и управлять) процессами производства, пропаганды и распространения наркотических веществ в обществе. Этот социальный институт обладает основными институциональными признаками. Единственная особенность, выводящая наркотизм за рамки традиционно признанных («позитивных») социальных институтов, - это его деструктивный потенциал, выражающийся в негативных последствиях разрушения физического и психического здоровья населения, разгула теневой экономики, роста преступности, различных видов социальных отклонений и отрицания «вечных» ценностей (таких как семья, здоровье, материальное благополучие). Кроме того, социальные связи и отношения внутри этого института являются нелегитимными, характеризуемыми высокой степенью латентности и повышенным риском.
Возникшая в ходе стихийной неформальной социальной практики система статусов и ролей стимулирует возникновение и развитие определенных специфических норм поведения, философии, символов, атрибутики, ритуалов, правил, которые начинают закрепляться и оформляться как нормативные предписания. За исполнением «правил игры» следят специально выделенные группы «экспертов» (наркобароны, с одной стороны, и государственные структуры, надзирающие за распространением и потреблением наркотиков, - с другой стороны).
Вся эта разветвленная и устойчивая система отношений не ограничивается проявлением в одной, отдельно взятой, социальной области, а проникает сразу во многие сферы общества. Естественно, что она, подобно религии, немедленно обрастает суммой идеологий, мифологий и технологий, а подчас даже культа. Подобно религии, система наркотизации и отношений по поводу наркотиков выполняет в обществе функции иллюзорной компенсации, а также автономизирующую и объединяющую по критериям отношения к наркотикам: употребляешь (а тем более рас-
пространяешь!) - «свой», социально близкий и необходимый, а не употребляешь и не распространяешь - чужак, враг, опасный человек.
Это означает, что вновь возникшие и окрепшие взаимосвязи наркотизации (особенно молодежи) с другими социальными сферами образуют некий новый социальный институт, то есть комплекс социальных связей, придающий устойчивость различным формам человеческой деятельности. Институт наркотизма превращается в мощную организацию, обеспечивающую жизнедеятельность системы однородных институций, проникая и врастая в традиционные институты социализации личности и социального контроля.
Таким образом, институт наркотизма в современных условиях можно охарактеризовать как своеобразную устойчивую форму человеческой деятельности, основанную на четко разработанной идеологии, агрессивной маркетинговой политике, сложившейся системе ролевых предписаний и агентских позиций, правил и норм, развитом социальном контроле за их исполнением.
Институт наркотизма обладает следующими противоречивыми характеристиками: нелегитимность сочетается со стремлением к легальности, закрытость с попыткой вовлечения в его деятельность большого круга лиц, тотальность контроля с бесконтрольностью (стихийностью) процесса распространения наркотиков. С одной стороны, как уже говорилось, он создает нормы и правила распространения и употребления наркотических веществ как помогающие реализовать объективно и неизбежно возникшую в обществе потребность многих людей уйти от реальных проблем и трудностей, или получить опыт необычных ощущений.
С другой стороны, он создает множество норм и правил (в том числе и юридических), регламентирующих и лимитирующих употребление наркотических веществ. Институт наркотизма содержит ритуальную, символическую, мифологическую и идеологическую субкультуру и способствует воспроизводству социальных статусов и ролей. В итоге сложившиеся отношения по поводу распространения и употребления наркотиков в экономическом плане представляют собой сегодня мощную индустрию, на которой базируется не только теневая, но и вполне себе легальная экономика некоторых стран (Афганистан, Туркменистан, Колумбия, Перу и т. д.).
Наркотизм как система отношений по поводу производства, распространения и употребления наркотических веществ объединяет не все общество, но определенную его часть, тем более что она становится в последнее время все более обширной: в нее попадают не только те, кто позитивно относится к наркотикам (включая наркопотребителей и их ближайшее окружение), но и тех, кто является их яростным противником! Кроме того, появилось достаточно много коммерческих предприятий (медицинских, реабилитационных и др.), заинтересованных в увеличении потока наркозависимых.
Система амбивалентная в этом случае является более устойчивой в социальном плане, чем система монолитная. Следовательно, ее опасность только усугубляется. Несмотря на это, термин ‘наркотизм’, возникший в 70-е годы прошлого века, в таком широком плане не анализируется.
Наркотизм - негативное социальное явление международного плана, содержание которого состоит в производстве, распространении и приобщении к немедицинскому употреблению частью населения наркотических средств и психотропных веществ, находящихся под специальным международным и внутригосударственным контролем. Экспансия транснационального наркобизнеса объясняется наличием в его распоряжении сверхприбылей, которые необходимо преумножать и защищать. Так, по информации ООН и МВФ, ежегодная сумма прибыли от незаконного оборота наркотиков в мире составляет около 600 млрд долларов или 7,6 % от мировой торговли, а также легализуется до 1,5 трлн долларов, полученных от торговли наркотиками, что соответствует 5 % стоимости мирового валового продукта и, в сущности, является свидетельством того, что в рамках теневой экономики сформировалась еще одна самостоятельная область, которую называют экономикой наркоторговли: сегодня 70 % денег, находящихся в руках криминальных группировок, получены именно от наркобизнеса .
Условия для проявления наркотизма включают в себя экономические, социокультурные, демографические, политические, юридические и даже религиозные факторы.
Среди основных явных функций этого глобального института можно отметить:
• организационную - охватывающую всю технологическую цепочку по производству, пропаганде, продвижению и распространению наркотических веществ в транснациональном масштабе;
• коммуникативную - связанную с установлением комплекса многосторонних связей и отношений между группами производителей, посредников, «продажников», реальных и потенциальных потребителей;
• контролирующую - благодаря действию которой реализуется контроль рынка наркотических средств на глобальном и национальном уровне;
• регулятивную - состоящую в регламентации с помощью норм, правил, ролевых предписаний, системы санкций, лоббирования поведения социальных общностей и групп, имеющих прямое или косвенное отношение к данному институту;
• идеологическую (мифотворческую) - заключающуюся в разработке идеологии потребления наркотиков как статусного маркера и элемента субкультуры избранных, элиты общества, мифов о безвредности «легких» наркотиков;
• компенсаторную - иллюзорной компенсации, восполняющей потреблением наркотиков нехватку общения, внимания со стороны близких, возможности самореализации, признания, эмоционального тепла, ярких впечатлений, снимающей комплексы, тревоги, стрессы и фобии;
• стратификационную - дифференцирующую и объединяющую по критериям отношения к наркотикам: употребляешь (а тем более распространяешь!) - «свой», социально близкий и необходимый, а не употребляешь и не распространяешь - чужак, враг, опасный человек.
К латентным функциям этого института можно отнести стремление к легализации деятельности, поддержку международного терроризма, расширения влияний сопутствующих наркомании групп и их лоббистских возможностей.
В социальное взаимодействие под названием ‘наркотизм’ вовлечены такие субъекты, как производители, распространители, потребители наркотических веществ, с одной стороны, и социальные структуры, препятствующие производству, перераспределению, потреблению этих веществ, с другой стороны. При этом социальные скрепы, обеспечиваю-
щие взаимодействие первой группы субъектов, на практике оказываются более прочными и устойчивыми, чем вторые.
Социальный аспект негативного значения наркотизма можно условно разделить на два слоя, которые в действительности неразрывны между собой: во-первых, это совокупность негативных социальных проявлений, связанных с наркотическими средствами (они выражаются в различных деяниях - производство, пересылка, сбыт); во-вторых, это социальные последствия их потребления в виде наличного или возможного вреда, причиняемого общественным отношениям.
Негативные социальные последствия наркотизма аналогичны социальным последствиям преступности, под которыми понимается реальный вред, причиняемый преступностью общественным отношениям, в результате чего возникают негативные изменения, которым подвергаются социальные ценности, а также затраты и издержки общества на их преодоление. Негативные для общества последствия наркомании как социальной болезни имманентно присущи наркотизму в целом.
В социальном плане процесс наркотизации общества имеет сугубо разрушительные последствия. Это социальный институт, возникший из потребностей некоторой части общества, а затем ставший сильнейшим разрушительным фактором социального развития. Можно сравнить наркотизм с раковой клеткой, которая занимает в здоровом организме скромное место, но вдруг выходит из-под контроля метаболизма и сама начинает «руководить» всеми обменными процессами.
Традиционные социальные институты в России - семья, образование, политика, религия, экономика - находятся в ситуации кризиса, испытывая бурную экспансию со стороны укрепляющегося социального института - наркотизма. Такая ситуация приводит к парадоксальным последствиям. Ряд важнейших функций традиционных институтов социализации не выполняется или выполняется ими частично, препятствуя становлению социальной субъектности личности молодого человека.
Речь идет прежде всего о коммуникативной, ценностной, идеологической функциях, которые начинает брать на себя институт наркотизма, компенсируя недостатки и противоречивость влияния традиционных социальных институтов, играя на базовых
социальных потребностях молодежи как особой социально-демографической группы и предлагая привлекательные квазиценности и философию жизни.
Как и любой социальный институт, наркотизм возникает и функционирует в режиме консервации социальной потребности, вызвавшей его появление, при сохранении спроса на оказываемые им услуги. Если такая потребность становится незначительной или совсем исчезает, то существование института оказывается бессмысленным, и его жизнь довольно быстро прекращается.
В потребительском обществе культивируется идеология гедонизма и образ человека «желающего». Молодежь, выполняя функции «социального разведчика», становится лидером культуры и идеологии консюмеризма (потребительства), конструируя образ современного человека через обладание престижными вещами и услугами. Наркотики превращаются в модный атрибут молодежного стиля жизни, благодаря создаваемой и поддерживаемой наркобизнесом искусственной потребности в дополнительных маркерах успешности. Наркотизм институциали-зируется, превращаясь в теневой институт с собственной философией и ценностными основаниями, проникающий во все сферы жизни общества. Современное российское общество, утратившее моральную систему координат, не может противостоять негативным социальным отклонениям и процессу их теневизации. В этих условиях акцент в профилактике девиантности должен быть перенесен на формирование субъектной духовной личности с внутренними механизмами самозащиты и ментальным контролем.
Примечания
1 Конт, О. Курс положительной философии. Т. 1. СПб. : Экон. тип., 1899. С. 4.
2 Парсонс, Т. Понятие общества : компоненты и их взаимоотношения // Американская социологическая мысль : тексты / под ред.
В. И. Добренькова. М. : Изд. Междунар. унта бизнеса и управления, 1996. С. 495.
3 Парсонс, Т. О социальных системах. М. : Академ. проект, 2002. С. 721-722.
4 См.: Коуз, Р. Фирма, рынок, закон. М. : Дело ЛТД, 1993. 192 с.; Норд, Д. Институты и экономический рост : историческое введение // THESIS. 1993. Т. 1, вып. 2. С. 73 др.
5 Энциклопедический социологический словарь. М., 1995. С. 227-228.
6 Там же. С. 157-158.
7 См.: Клейнер, Г. Б. Нотоесопотюш и Ното^йШйш в российской институциональной среде // Обществ. науки и современность. 2003. № 3.
8 См.: Станица Кущевская, 2010 год: маленькое зеркало большой беды : аналит. обзор /
С. Бабурин, Ю. Голик, С. Капитонов, В. Карасев, В. Симчера, Н. Энгвер. М. : Изд-во РГТЭУ, 2011. 94 с.
9 См.: Рывкина, Р. В. Теневизация российского общества : причины и последствия // Со-циол. исслед. 2000.№ 3. С. 3-13.
