CC BY
187
DOI: 10.48647/IFES.2022.76.85.023
Ван Яли, А.О. Виноградов
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ В АТР И ПОЗИЦИЯ КИТАЯ В ОТНОШЕНИИ ВРЭП И ТТП
Аннотация. Вступление в силу соглашения о Всестороннем региональном экономическом партнерстве (ВРЭП) обозначает новый шаг в институциональной конкуренции в АТР. При этом для России сегодня происходящие в АТР интеграционные процессы очень важны с точки зрения выбора собственной стратегии экономического развития и налаживания внешнеэкономических связей с этим регионом.
В этом плане важно проанализировать, с одной стороны, конкретные особенности вступившего в силу соглашения ВРЭП, а с другой, — перспективы развернувшегося сегодня в АТР так называемого институционального противостояния, которое имеет значение не только для участвующих в нем региональных игроков, но и для России, которой предстоит очередной раз сделать непростой выбор.
Термин «институциональная конкуренция» в последнее время становится все более и более популярным среди самых различных ученых, занимающихся международными отношениями, особенно в экономической сфере. Важность институциональной конкуренции становится особенно очевидной по мере нарастания экономической и политической мощи Китая и выдвижения последним претензий на большую роль в мировых делах и мировых институтах управления. Основное, на наш взгляд, направление в конкуренции между Китаем (восходящей державой) и США (доминирующей державой) — борьба за изменение условий и доминирование в международных институтах. И это стало одним из основных направлений в усилиях Китая по установлению так называемой многополярности. В том числе одной из причин создания ШОС и особенно БРИКС.
Анализу характера институциональной конкуренции в АТР и различным подходам к интеграционным процессам в этом регионе, а также особенностям регулирования торговли и инвестиционной деятельности в рамках ВРЭП, Транстихоокеанского партнерства (ТТП), а также пришедшего на смену ТТП Всеобъемлющего и прогрессивного соглашения о Транстихоокеанском партнерстве (ВПТТП) и посвящена данная статья.
Ключевые слова: Азиатско-тихоокеанский регион, институциональная конкуренция, региональная интеграция, ВРЭП, ВПТТП.
Авторы: Ван Яли, магистрант факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ. E-mail: [email protected]
Виноградов Андрей Олегович, доцент Школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ; ведущий научный сотрудник ИДВ РАН. ORCID: 0000-0003-0067-2168. E-mail: [email protected]
Конфликт интересов: Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Wang Yali, A.O. Vinogradov
Institutional Competition in the Asia-Pacific Region and China's Position on RCEP and TTP
Abstract. The entry into force of the Regional Comprehensive Economic Partnership (RCEP) agreement marks a new step in institutional competition in the Asia-Pacific region. At the same time, integration processes taking place in the AP are very important for Russia in terms of choosing its own economic development strategy and establishing foreign economic ties with the region.
In this regard, it is important to analyze, on the one hand, the specific features of the RCEP agreement that entered into force, and, on the other hand, the prospects of the so-called "institutional confrontation" unfolding today in the APR, which is important not only for the regional players involved, but also for Russia, which once again has to make a difficult choice.
The term "institutional competition" has recently become more and more popular among a wide variety of scholars of international relations, especially in the economic sphere. The importance of institutional competition has become particularly evident as China's economic and political power has grown and the latter has laid claim to a greater role in world affairs and global government institutions. The main, in our view, direction in the competition between China (the rising power) and the United States (the dominant power) is the struggle for changing conditions and for dominance in international institutions. And this has become one of the main directions in China's efforts to establish the so-called "multipolarity". And
this represents also one of the reasons for the creation of the SCO and especially the BRICS.
The article analyzes the nature of institutional competition in the Asia-Pacific region and the different approaches to integration processes in the region, as well as specifics of trade and investment regulation within the RCEP, the Trans-Pacific Partnership (TTP) and the Comprehensive and Progressive Trans-Pacific Partnership (CPTTP) that replaced it.
Keywords: Asia-Pacific region, institutional competition, regional integration, RCEP, CPTTP.
Authors: WANG Yali, Master's student of the Higher School of Economics. E-mail: [email protected]
Andrey O. VINOGRADOV, Ph.D. (History), Associate Professor of the School of Oriental Studies of the Higher School of Economics; Leading Research Fellow, Institute of Far Eastern Studies of the Russian Academy of Sciences. ORCID: 0000-0003-0067-2168. E-mail: [email protected]
Conflict of interest: The authors declare that there is no conflict of interest.
С 1 января 2022 г. вступило в силу соглашение о Всестороннем региональном экономическом партнерстве (ВРЭП). При этом нужно отметить, что переговоры о заключении Соглашения велись на протяжении более 10 лет, а само Соглашение было подписано еще в ноябре 2020 г..
Вступление в силу этого соглашения не только серьезно меняет существующую в АТР конфигурацию экономических и торговых потоков, но и означает начало нового этапа в институциональной конкуренции в АТР. При этом для России сегодня, в силу многих обстоятельств, включая крайне серьезное осложнение торгово-экономических связей со странами Европы и другими странами, поддержавшими введение жестких санкций против российской экономики, опыт происходящих в АТР интеграционных процессов крайне важен ввиду необходимости выбора ее собственной стратегии экономического развития и внешнеэкономических связей. России крайне важно не остаться в стороне от интеграционных процессов в Азии и попытаться серьезно активизировать свои усилия по налаживанию экономических и политических связей с конструктивными интеграционными объединениями. Именно в этом, на наш взгляд, должен в первую очередь состоять заявленный уже почти 10 лет назад руководством РФ «поворот на Восток», который теперь, когда отношения России с
«коллективным Западом» предельно обострились, стал насущной необходимостью.
В силу этого представляется целесообразным проанализировать, с одной стороны, конкретные особенности вступившего в силу соглашения ВРЭП, а с другой, — перспективы развернувшегося сегодня в АТР так называемого институционального противостояния, которое имеет значение не только для участвующих в нем глобальных и региональных игроков, но и для России, которой предстоит очередной раз сделать непростой выбор.
Термин «институциональная конкуренция» в последнее время становится все более и более популярным в различных экспертных сообществах, занимающихся международными отношениями, особенно в экономической сфере. Например, Джон Мюллер в сравнительно недавней статье подчеркивает, что так называемый американский мир (Pax Americana) отличается от «британского мира» (Pax Britannica) прежде всего явственным доминированием США в международных институциях, конвенциях и регламентах [Mueller], выступающих в качестве «глобальных общественных благ» [Nye]. Другими словами, существует некая «институциональная гегемония», которая является особой чертой международных отношений1.
Важность институциональной конкуренции стала очевидной по мере нарастания экономической и политической мощи Китая и выдвижения последним претензий на большую роль в мировых делах и глобальных институтах управления, таких как МВФ и ВБ, а также в мировой финансовой системе в целом (через включение юаня в корзину мировых резервных валют и т. п.) (подробнее см. [Виноградов А.О. Ассиметричный ответ...]). В этом контексте обозначилось основное, на наш взгляд, направление в конкуренции между Китаем (восходящей державой) и США (доминирующей державой) — борьба за господство и изменение режима международных институтов. И это стало одним из основных направлений активности Китая по установлению так называемой многополярности. И одной из причин создания ШОС и особенно БРИКС.
Первое упоминание об «институциональном праве голоса на международной арене»2 прозвучало из уст руководителя КНР Си Цзинь-
1 From traditional to institutionalized hegemony. URL: http://www.g7.utoronto.ca/schol ar/bailin/bailin2000.pdf (accessed: 10.05.2022).
2 Xi Jinping zai baxiguo yuyi de yuanjiang [Xi Jinping's speech in the Brazilian Congress], URL: http://www.xinhuanet.com//world/2014-07/17/c_1111665403.htm (accessed: 10.05.2022).
пина во время 6-го саммита БРИКС в 2014 г. в Бразилии. После этого Си Цзиньпин неоднократно упоминал о «реформе системы мирового управления» и «важности участия в установлении правил и направления для международного порядка»1. Важность институциональной конкуренции в стратегическом соперничестве с Китаем стали подчеркивать и в США, логично полагая, что именно это, а не торговая война, является главным содержанием противостояния двух держав [Lippert and Perthes]. В своем Послании Конгрессу в 2015 г. тогдашний президент США Барак Обама подчеркивал: «Китай хочет установить правила для самого быстрорастущего региона в мире... Почему
мы должны позволить этому случиться? Мы должны написать свои
2
правила» .
АТР, безусловно, может рассматриваться как типичный пример и даже «жертва» институциональной конкуренции. Несмотря на то, что первые попытки интеграции предпринимались в АТР еще в 1990-х гг., в регионе так и не появилось единой системы интеграции, подобной ЕС в Европе или структурам на постсоветском пространстве (ЕАЭС). С некоторой натяжкой подобным институтом можно считать АСЕАН, но это объединение носит субрегиональный, а не региональный характер.
В АТР мы наблюдаем конкуренцию разных интеграционных проектов, которые предлагаются для данного региона целым рядом государств (США, Китаем, Индией, Японией, странами АСЕАН). Эти проекты в чем-то совпадают, в чем-то взаимодействуют, а часто и противоречат друг другу (рис.1). В результате институциональная конкуренция и разные видения перспектив интеграции АТР привели к фрагментации институтов и эффекту «миски спагетти» — так называют эффект беспорядочного переплетения различных связей3 (рис. 2).
С самого начала интеграционных процессов в АТР в них присутствовала некая «двухколейная» логика: «восточноазиатский путь» (то
1 Xi Jinping: tui dongquanqiu zhili tizhi gengjia gongzheng gengjia heli, wei woguo fazhan heshi jiehe pingchuang zaoyou litiao jian [Xi Jinping: Promote a fairer and more reasonable global governance system to create favorable conditions for our country's development and world peace], URL: http://cpc.people.com.cn/n/2015/1014/c64094-27694665.html (accessed: 10.05.2022).
2 Remarks by the President in State of the Union Address. URL: https://obamawhite house.archives.gov/the-press-office/2015/01/20/remarks-president-state-union-address-Janu ary-20-2015/ (accessed: 10.05.2022).
3 US trade policy: The infatuation with FTAs. URL: https://academiccommons. columbia.edu/doi/10.7916/D8CN7BFM (accessed: 10.05.2022).
Рис. 1. Комплекс экономических институтов в АТР. Составлено Ван Яли.
есть, интеграция восточноазиатских стран под их же руководством) и «азиатско-тихоокеанский путь» (интеграция с участием стран вне Восточной Азии, в первую очередь США). Эту же логику отражает и развернувшаяся в последние годы острая конкуренция между Транс -тихоокеанским партнерством (ТТП) (после выхода США оно стало называться Всеобъемлющим и прогрессивным Транстихоокеанским партнерством — ВПТТП) и Всеобъемлющим региональным экономическим партнерством (ВРЭП). Первый проект, который даже после выхода из него США можно считать «проамериканским» — это пример «азиатско-тихоокеанского пути». Второй, который активно поддерживает Китай, — «восточноазиатского пути».
В теории международных отношений пока нет раздела, касающегося институциональной конкуренции, хотя важность международных институтов и борьбы за доминирование в них рассматриваются как в классических построениях (политический реализм, либерализм, конструктивизм и др.), так и в сравнительно новых западных концеп-
The "spaghetti bowl" of FTAs in the Americas and Asia-Pacific (2005)
ASIA AlUlERfCA
- Inträ-reg ona - Intel-i-y 'jii tl - Concluded -----Un-der negotiation
Рис. 2. Эффект «миски спагетти» в обеих Америках и АТР. Источник: Baier S. et al. The Growth Of Regional Economic Integration Agreements And The Middle East //Region et Developpement, LEAD, Universite du Sud-Toulon Var. 2009. Vol. 29. P. 11—30 (accessed: 10.05.2022).
циях так называемого среднего уровня («институциональный реализм», «ненейтральность международных институтов», «мягкое балансирование», «оспариваемый мультилатерализм» и т. д.). Данная статья не претендует на критический анализ этих теорий: авторам важнее сформулировать понятие международных институтов и институциональной конкуренции в целом.
Традиционно под международными институтами понимаются сугубо официальные международные организации. В подразумеваемом нами широком смысле международные институты — это не только интернациональные организации с постоянным характером деятельности и наличием устойчивой структуры и системы органов, но и международные режимы, то есть принципы, нормы, правила и процедуры принятия решений [Duffield]. Соответственно, международная
институциональная конкуренция — это борьба между субъектами международных отношений вокруг этих принципов, правил, норм и процедур. Если говорить проще — это борьба за роль того, кто «заказывает музыку» или кто определяет дискурс (еще одно достаточно часто употребляемое в последнее время понятие, в том числе в Китае) международных отношений. И кто пытается оспорить существующие правила (концепция «оспариваемого мультилатерализма» Джулии Морс и Роберта Кохейна) [Morse and Keohane]. При этом институциональную конкуренцию можно подразделить на глобальную (например, G-20 против G-7/8) и региональную (ВРЭП и ТТП). А также на межинституциональную (ВРЭП и ТТП) и внутриинституциональ-ную (споры по правилам ВТО и ее реформирования) [Виноградов А.О., Заклепенко А.Ю., Сафронова Е.И].
Причины институциональной конкуренции понятны. Международные институты — это глобальные общественные блага, ибо они снижают издержки трансакций, облегчают обмен информацией и способствуют международному сотрудничеству в целом [Keohane and Martin]. Однако в то же время они являются для доминирующих в них государств механизмами реализации интересов, то есть, по сути — источниками власти [Wivel and Paul, 2019]. Именно такая «ненейтральность» международных режимов и их дуалистический характер и приводят к институциональной конкуренции [Zhang and Feng].
Все страны так или иначе участвуют в институциональной конкуренции. Либо в гонке за доминирование, либо из-за страха негативных последствий в случае неприсоединения (для этого даже существует особый термин — «негативные экстерналии» [Yang]). Тот, кто формирует состав организации (решает, кто может быть ее членом), повестку дня и определяет правила, оказывает влияние на основные элементы институции, при этом доминирующая страна может превратить выгодные для себя законы и правила в общепринятые нормы для всех участников, тем самым получая больше преимуществ. В то же время небольшие страны пытаются обрести более широкое право голоса, объединяясь друг с другом (например, АСЕАН в Азии или страны «Вышеградской четверки» в ЕС1). Кроме того, малые страны часто используют международные институты как способ «мягкого балансирования». Осознавая, что военное преимущество сильных госу-
1 Заметим, правда, что если страны АСЕАН вполне успешно пытаются «говорить одним голосом», то у европейских стран это никак не получается, особенно в последнее время — см. [Виноградов А. О., Борумбей Е. К.]
дарств является подавляющим, небольшие государства пытаются ограничить влияние более сильных соседей и конкурентов путем комбинирования экономических, дипломатических и институциональных методов [Wivel and Paul, 2020].
В конечном счете в результате институциональной конкуренции формируется некий институциональный комплекс или режим (regime complex) [Raustiala and Victor], то есть множество частично пересекающихся неиерархических институций. Такой комплекс может иметь как недостатки, так и преимущества: с одной стороны он чреват немалой путаницей в отношении полномочий, организационных границ и неопределенностью правил, с другой стороны, — он обладает большей гибкостью [Orsini and Young]. Именно как пример большей гибкости по сравнению с европейским режимом обычно и приводят региональный порядок в Восточной Азии, позволяющий (точнее, позволявший до поры до времени) США и Китаю взаимодействовать в рамках этой архитектуры [Cha]. Однако усиление глобального соперничества и здесь приводит к конкуренции и борьбе за «институциональную власть»1.
История и логика институциональных конкуренций в АТР: «Восточноазиатский путь» и «Азиатско-тихоокеанский путь»
Историю экономической интеграции в Восточной Азии условно можно разделить на три этапа. Первый отмечен ведущей ролью в интеграционном процессе США и форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Второй — развитием вос-точноазиатского регионализма (без активного участия США). С 2009 г. начинается новый этап, основным содержанием которой стала конкуренция между «восточноазиатским путем» и «азиатско-тихоокеанским путем», выражающаяся в конкуренции между ТТП и ВРЭП.
При этом отметим, что, по нашему мнению, Азиатско-Тихоокеанский регион — это не географическое понятие, а политическое и идеологическое, которое было в свое время введено в оборот специально для того, чтобы вовлечь США в азиатские дела [Buzan]. И в
1 Cho H.S. (2018). Understanding Institutional Power Politics: Theory, Method and a case of US-China Competition (Doctoral dissertation, Columbia University). URL: https:// academiccommons.columbia.edu/doi/10.7916/D8TT53HM (accessed: 10.05.2022).
этом плане мы согласны с мнением не только китайских экспертов, но и с мнением, например, известного американского историка турецкого происхождения Арифа Дирлика, который еще в начале 90-х гг. писал, что «в фундаментальном смысле не существует Тихоокеанского региона, который был бы объективной данностью, а есть лишь конкурирующий набор идеологических конструкций...» [Dirlik].
Начало экономической интеграции в АТР принято связывать с созданием объединения «Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество» (далее — АТЭС). АТЭС было создано по предложению премьер-министров Австралии и Новой Зеландии в 1989 г., однако США не только были среди стран-учредителей, но и выступили основным инициатором формирования АТЭС, главной целью которого было заявлено обеспечение устойчивого экономического роста и процветания, а также осуществление либерализации торговли в АТР.
АТЭС долгое время было единственным интеграционным проектом в АТР, хотя можно отметить несколько попыток создать альтернативные интеграционные проекты в Азии без участия США. Среди них можно в первую очередь отметить инициативу премьер-министра Малайзии Махатхира Мохамада по формированию «Восточноазиат-ской экономической группы» (The East Asia Economic Caucus (EAEC) или East Asia Economic Group (EAEG). Малазийский премьер предлагал создать организацию, «членами которой были бы исключительно азиаты» и которая «помогла бы продвигать азиатскую терпимость и веру в невмешательство во внутренние дела других стран»1. По замыслу Махатхира, во главе EAEG должна была стоять Япония, а такие неазиатские страны, как Соединенные Штаты и Австралия, были бы из этого процесса исключены2. Эта инициатива встретила активное противодействие со стороны США, которые оказали давление на своих ключевых азиатских союзников (Южную Корею и Японию), чтобы они не поддерживали EAEG. В конце концов идея EAEG так и не была реализована. Но, безусловно, конкуренция между АТЭС и EAEG стала самой ранней формой институциональных конкуренций в АТР, а идея Махатхира Мохамада способствовала формированию восточно-азиатского регионализма следующего этапа.
1 Let Asians Build Their Own Future Regionalism by Mahathir Mohamad. URL: https:// www.globalasia.org/v1no1/cover/let-asians-build-their-own-future-regionalism_mahathir-m ohamad (accessed: 10.05.2022).
2 Заметим, что подобная конструкция невольно напоминает идеи «совместного процветания», которые активно продвигались той же Японией во время Второй мировой войны. — А.В.
Финансовый кризис 1997 г. показал слабость АТЭС и простимулировал новый спрос на внутреннюю интеграцию стран Восточной Азии [Cheng]. К этому нужно добавить, что после событий 11 сентября 2001 г. США сократили активность на восточноазиатском направлении, переориентировав основные усилия на Ближний Восток и в Центральную Азию. В результате азиатские страны, в первую очередь Япония, Китай и страны АСЕАН, после 1997 г. инициировали интеграцию по «восточноазиатскому пути», то есть без участия США. На неформальном саммите АСЕАН в Куала-Лумпуре в декабре 1997 г. лидеры стран АСЕАН, а также присутствовавшие на саммите представители Китая, Японии и Южной Кореи впервые обсудили возможное распространение зоны свободной торговли АСЕАН на страны Северо-Восточной Азии, то есть создание формата АСЕАН+3 (+ Китай, Япония, Южная Корея). Наиболее активно за этот формат выступал Китай, обоснованно считавший, что, во-первых, в рамках АСЕАН+3 он получит больше прав голоса и доминирования, а, во-вторых, формат АСЕАН+3 более эффективен и выполним.
Однако это встретило возражения со стороны Японии, которая выступила за формат АСЕАН+6 (Китай, Япония, Южная Корея, Австралия, Новая Зеландия, Индия), который позволил бы ослабить доминирование Китая в интеграционном процессе [Lewis]. В результате в 2006 г. Китай выдвинул проект Восточноазиатского соглашения о свободной торговле (EAFTA) в формате АСЕАН+3, а Япония выдвинула альтернативный интеграционный проект Всеобъемлющего экономического партнерства Восточной Азии (CEPEA) в формате АСЕАН+6.
В 2009 г. в Заявлении председателя 4-го Восточноазиатского саммита АСЕАН в Таиланде отмечалось, что оба предложения (Китая и Японии) могут быть изучены и рассмотрены параллельно, но на деле оба предложения даже не были включены в повестку дня перегово-ров1. Однако в связи с началом переговоров о ТТП2 страны АСЕАН инициировали проект ВРЭП, и конкуренция форматов АСЕАН+3 и
1 Chairman's Statement of the 4th East Asia Summit, Cha-am Hua Hin, Thailand, 25 October 2009. URL: https://asean.org/chairmans-statement-of-the-4th-east-asia-summit-c ha-am-hua-hin-thailand-25-october-2009/ (accessed: 10.05.2022).
2 Trans-Pacific Partners and United States Launch FTA Negotiations. URL:https:// web.archive.org/web/20110721072213/http://www.ustraderep.gov/Document_Library/Press_ Releases/2008/September/Trans-Pacific_Partners_United_States_Launch_FTA_Negotiation s.html (accessed: 10.05.2022).
АСЕАН+6 завершилась тем, что Япония и Китай отложили свои разногласия и присоединились к ВРЭП.
Конкуренция форматов «АСЕАН+3» и «АСЕАН+6» была формой борьбы за доминирование в интеграционных процессах между Японией и Китаем. По различным историческим и актуальным ныне причинам ни Китай, ни Япония не могли принять друг друга в качестве доминирующей силы, поэтому единственным достижимым компромиссом стала поддержка ими лидерской роли АСЕАН. Понятно, что термин «центральная роль АСЕАН» вызывает обоснованные сомнения со стороны самых различных экспертов [АеИагуа], но, в отличие от интеграции в Северной Америке, Европе или на постсоветском пространстве, где главную (центральную) роль играют большие страны (США, Франция и Германия, РФ), азиатская интеграция развивается при лидирующей роли более слабых стран, точнее, стран АСЕАН, которая, как полагают, не является потенциальным конкурентом какой-либо крупной державы. По словам одного из китайских коллег, «маленькая лошадь АСЕАН может тащить большую повозку», то есть пока в регионе существует китайско-японская конкуренция, АСЕАН может играть ведущую роль [Сш].
Подытоживая вышесказанное, отметим, что интеграционный процесс в Азии протекал медленно и сложно из-за противоречий (институциональной конкуренции) между ведущими державами (Китаем, Японией и США) относительно следующих моментов: по какому пути пойдет интеграция («Восточноазиатский путь» и «Азиатско-тихоокеанский путь») и кто будет доминировать в интеграционном процессе. Выдвижение проектов ТТП и ВРЭП оформило окончательное противостояние этих двух логик: ВРЭП предполагает постепенную интеграцию без участия США, ТТП — радикальную интеграцию высокого уровня, но без участия Китая.
ТТП (ВПТТП) и ВРЭП
Транстихоокеанское партнерство (далее ТТП) изначально было соглашением о свободной торговле между четырьмя небольшими государствами (Бруней, Сингапур, Чили и Новая Зеландия), которое вступило в силу в 2006 г. После мирового финансового кризиса 2008 г. администрация Обамы объявила об изменении внешнеполитических приоритетов и «возвращении США в Азию». «Поворот к Азии» был вызван рядом причин: возвышением КНР в качестве глав-
ной экономической силы Азии, военно-политическим усилением Китая в АТР, и, как было сказано выше, активным развитием региональной интеграции без привлечения США. Участие в ТТП представлялось способом восстановить доминирующую роль США в азиатском интеграционном процессе.
В 2008 г. США заявили о своем участии в переговорах по ТТП, в 2016 г. 12 стран (США, Австралия, Бруней, Вьетнам, Канада, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Перу, Сингапур, Чили и Япония) подписали предварительное соглашение. В 2017 г. администрация Трампа объявила о выходе США из ТТП, однако остальные 11 стран провели переговоры по новой версии соглашения — Всеобъемлющее и прогрессивное транстихоокеанское партнерство (ВПТТП), которое вступило в силу в декабре 2018 г. и сохранило две трети содержания ТТП1.
Переговоры по ТТП ускорили формирование ВРЭП. ТТП не включает Китай и объединяет только 4 страны АСЕАН (см. рис. 3) и, соответственно, создает для стран, не присоединившихся к этому соглашению, экономические и политические риски (те самые «негативные экстерналии»). В частности, в 2015 г. торговля Китая с регионом ТТП составляла 49 % от общего объема торговли Китая. Формирование ТТП, по некоторым подсчетам, должно было привести к сокращению экспорта Китая в регион на 0,3 %, импорта — на 1,05 % и к финансовым потерям для Китая в размере около 3 млрд долл. [Sikdar and Mukhopadhyay].
С политической точки зрения формирование ТТП создавало для АСЕАН угрозу раскола и потери центральной роли в азиатском интеграционном процессе. К тому же, Китай и страны АСЕАН теряли свою роль в региональной интеграции (как уже было сказано, доминирование также является движущей силой участия в институциональных конкуренциях). Возникала вероятность того, что именно стандарты свободной торговли в рамках ТТП станут образцом для Азиатско-Тихоокеанской интеграции. Поэтому возникла необходимость ускорить создание ВРЭП (см. рис. 4 и 5).
Лидеры стран ACEAH в ноябре 2011 г. одобрили работу над созданием ВРЭП, а через год, на XXI саммите ACEAH, уже выпустили «Руководящие принципы и цели ведения переговоров по ВРЭП». С учетом сложившихся условий Китай поддержал данную инициати-
1 From TPP to CPTPP. URL: https://www.csis.org/analysis/tpp-cptpp (accessed: 10.05.2022).
ее к ТТЛ. 2015 года в
Опубликов Атланте(С
алы Основы ША) было
гапур, Чили и Бруней США прис Перу присе ы о присое ния о Транс динении к ы о присое по Трансти дписали сог
подписали соглашен оединились динились к динении к тихоокеанс ТТЛ начал динении к хоокеанско лашение о с ВПТТП (Т
ие об учреждении ТГ к переговор переговора ТТЛ начала ком паэтне и Мексика ТТЛ начала му партнёр озданиипа Выход СШ ТП-11)всту
Рис. 4. Догоняющий характер ВРЭП по сравнению с ТТП. Составлено Ван Яли.
Глобальная либерализация ЗСТ в АТР АСЕАН \ 6 АСЕАН ^ 3 Япония, Китай, Корея <%) TTTI
Япония 1,25 1,36 1,10 1,04 0,74 0,54
Китай 7,3 5 5,83 3,43 3,16 2,27 -0,30
Корея 8,68 7,10 6,34 5,94 4,53 -0,33
Гонконг, Китай 3,19 2,65 -0,24 -0,10 -0,30 -0,22
Китайский Тайбэй 7,51 6,44 -1,85 -1,73 -1,18 -0,33
Сингапур 3,53 2,42 3,15 2,71 -0,42 0,97
Индонезия 4,71 3,64 3,69 3,00 -0,32 -0,36
Малайзия 12,34 9,43 8,27 7,53 -0,52 4,57
Филиппины 6,00 6,07 4,60 4,42 -0,75 -0,39
Таиланд 26,35 20,24 17,03 16,31 1,19 -0,89
Вьетнам 37,50 34,75 23,42 23,13 -0,50 12,81
Индия 8,39 -0,91 2,99 -0,29 -0,16 -0,22
Австралия 2,46 2,08 2,44 -0,04 -0,11 1,16
Новая Зеландия 4,86 3,80 2,29 -0,19 -0Д4 2,15
США 0,35 0,26 -0,07 -0,03 -0,05 0,09
Канада 0,71 0,71 -0,02 0,03 -0,02 -0,24
Мексика 4,46 3,03 -0,10 -0,07 -0,08 -0,42
Чили 1,57 1,35 -0,13 -0,02 -0,13 0,40
Перу 1,83 0,94 -0,06 -0,02 -0,04 0,64
РФ 5,45 1,50 -0,05 0,06 -0,08 -0,17
ЕС 0,87 -0,31 -0,12 -0,05 -0,09 -0,14
Швейцария 2,30 -0,10 -0,09 0,01 -0,04 -0,08
Рис. 5. Влияние разных возможных путей либерализации региональной торговли
на ВВП. Негативные экстерналии разных путей либерализации. Источник: Kawasaki K. Determining priority among EPAs: which trading partner has the greatest economic impact //Available on http://www. rieti. go. jp/en/columns/a01_0318. html. Column. 2011. Vol. 218. (accessed: 10.05.2022).
ву, хотя проект ВРЭП далеко не полностью совпадал с китайским проектом ЗСТ для Восточной Азии (АСЕАН+3). Как уже говорилось, соглашение о создании ВРЭП было подписано 15 ноября 2020 г. и вступило в силу 1 января 2022 г. ВРЭП стало самой большой зоной
свободной торговли с самым многочисленным населением и самым большим объемом экономики и торговли в мире (см. табл. 1).
Таблица 1. Сравнение ВРЭП и ВПТТП по данным 2020 г.*
ВРЭП (15 стран) ВПТТП (11 стран)
Доля в мире (%) Процент в мире (%)
Территория 22 530 000 км2 15,1 22 990 000 км2 15,4
Население 2,26 млрд чел. 29,8 0,51 млрд чел. 6,7
ВВП 26 052,2 млрд долл. 30,8 10824,5 млрд долл. 12,8
Экспорт 5418,5 млрд долл. 30,8 2738,9 млрд долл. 15,6
Импорт 4672,5 млрд долл. 26,2 2569,5 млрд долл. 14,4
* Составлено Ван Яли на основе данных Всемирного Банка. URL: https:// data.worldbank.org/country (accessed: 10.05.2022).
В целом меры по либерализации торговли в рамках ВРЭП являются менее строгими, чем в РТП. Недаром в США ТТП назвали «всеобъемлющим соглашением высокого стандарта, знаковым соглашением XXI века»1. Интеграционные цели ТТП включают в себя не только либерализацию торговли товарами и услугами, но также выработку общих правил в отношении прав интеллектуальной собственности, государственных предприятий, политики в области конкуренции, электронной торговли, трудовых норм и экологических стандартов. Присоединение к ТТП требует полного открытия рынков и устранения тарифных и нетарифных барьеров практически во всей торговле. При этом, несмотря на некоторый переходный период, даже для стран с отсталой экономикой не предусмотрены никакие исключения и послабления [Park and Plummer].
В отличие от ТТП, ВРЭП, скорее, является «унификатором» существующих соглашений свободной торговли АСЕАН с другими странами (АСЕАН+N) и в настоящее время сосредоточено только на либерализации торговли и инвестиций. Предусмотренные в рамках ВРЭП меры по снижению тарифов и либерализации торговли и инвестиций гораздо менее радикальны и носят постепенный характер. Кроме того, ВРЭП предусматривает возможность защиты интересов присоединившихся к соглашению стран в деле либерализации тор-
1 Summary of the Trans-Pacific Partnership Agreement.URL: https://ustr.gov/about-us/ policy-offices/press-office/press-releases/2015/october/summary-trans-pacific-partnership
(accessed: 10.05.2022).
говли и инвестиций. В частности, допускаются исключения и специальные меры защиты для таких стран, как Япония и Южная Корея, в области сельского хозяйства, а также для относительно неразвитых стран АСЕАН, таких как Камбоджа, Лаос и Мьянма, которым предоставляется особый режим в рамках ВРЭП.
Понятно, что это делает соглашение ВРЭП относительно уязвимым с точки зрения унификации и применения общих норм. Но одновременно и более привлекательным для развивающихся стран с относительно слабой экономикой. Более детальное сравнение ВПТТП и ВРЭП можно увидеть в табл. 2, составленной на основе анализа соответствующих соглашений.
Таблица 2. Сравнение ВРЭП и ВПТТП*
ВРЭП ВПТТП
Пошлины В конечном итоге 90 % товаров достигает нулевых пошлин сразу после вступления в силу или в течение 10 лет. Для отдельных товаров в отдельных странах время отмены пошлин составляет 20 лет Более 95 % товаров в конечном итоге будут пользоваться нулевыми пошлинами. В первый год после вступления в силу ВПТТП доля товаров с нулевыми пошлинами в большинстве государств-членов превысит 80 %
Правила происхождения Если 40 % компонентов конечного продукта произведено на территории ВРЭП, то тогда такой продукт, с некоторыми исключениями, облагается более низкими таможенными пошлинами Компонент региональной стоимости должен учитываться в соответствии с различными методами расчета в размере 30 %, 35 %, 40 %, 45 % и 50 %
Торговля услугами Смешанный режим положительного списка и негативного списка. Страны, которые принимают положительный список, обещают перейти на негативный список1 в течение 6 лет после вступления соглашения в силу (15 лет для Камбоджи, Лаоса и Мьянмы) Только негативный список
Электронная торговля Допускается исключения в рамках электронной торговли, объясняемые целями государственной политики; не предусматривает урегулирование споров Полностью запрещаются таможенные пошлины на товары, поставляемые в рамках электронной торговли. Устанавливается правовая основа электронной торговли
1 «Негативный список» содержит только те отрасли, доступ в которые для иностранцев запрещен. «Положительный список» представляет собой список секторов услуг, открытых для иностранных поставщиков. Области, не включенные в список, закрыты для иностранных поставщиков услуг.
Окончание табл. 2
ВРЭП ВПТТП
Интеллектуальная собственность Содержит обязательства по соглашениям в рамках ВТ0+, но более ограниченные по охвату На данный момент продвигаемые США положения о расширенной защите интеллектуальной собственности в рамках ТТП приостановлены
Дополнительные главы Отсутствуют В дополнительных главах регулируются условия функционирования госпредприятий, антимонопольное законодательство, трудовое право, охрану окружающей среды, борьбу с коррупцией
* Составлено Ван Яли на основе сравнения текстов Соглашения ВРЭП и Соглашения ВПТТП. URL: https://www.iilj.org/wp-content/uploads/2018/03/CPTPP-consolidated.pdf (дата обращения 10.05.2022). URL: https://rcepsec.org/legal-text/ (дата обращения: 10.05.2022).
С точки зрения анализа текущих интеграционных процессов в АТР можно констатировать, что ВРЭП и ТТП на данный момент являются конкурирующими проектами интеграции и примером борьбы «восточ-ноазиатского пути» и «азиатско-тихоокеанского пути». Однако по сути, это два конкурирующих пути к одной и той же цели (рис. 6).
Разница в том, кто будет устанавливать правила игры и, соответственно, получать наибольшие дивиденды от процесса интеграции.
В связи с этим возникает вопрос о возможности компромисса и объединения двух путей, особенно после того, как в 2021 г. Китай подал заявку на присоединение к ВПТТП. Судя по всему, Китай допускает возможность некой конвергенции и последующего слияния ВРЭП и ТТП благодаря их взаимодополняемости. По этой логике некоторое время ВРЭП и ТТП могут развиваться независимо, при этом более развитые экономики, входящие в состав ВРЭП, постепенно могут присоединяться и к ТТП для интеграции глубокого уровня. В то же время для более слабых членов ВРЭП данный формат может послужить неким «подготовительным этапом» для последующей интеграции более высокого уровня в рамках ТТП. Когда все участники окажутся объединенными в рамках ТТП, два пути в конечном итоге сольются в Азиатско-Тихоокеанскую зону свободной торговли.
Однако возможность такого оптимистического сценария появится только в случае, если китайская заявка на вступление в ВПТТП будет принята. На данный момент это нереально не только потому, что Китай вряд ли согласится с более жесткими стандартами ВПТТП, касаю-
Азиатско-Тихоокеанский трек ТТП-4
"" "—*
ТТП -12
ТТП -13 (плюс Корея)
Зона Свободной Торговли в АТ]
г-
ВРЭП
АСЕАН +3 (Япония, Корея, Китай)
АСЕАН
Восточноазиатский трек
Рис. 6. Два пути к интеграции: «Азиатско-Тихоокеанский трек» и «Восточноазиат-ский трек». Составлено авторами.
щимися трудовых прав, «свободного обмена» данными и открытия практически всех отраслей промышленности, производства и финансовой сферы для иностранной конкуренции. Но и потому, что вступление в ВПТТП требует единодушного согласия всех его членов. Япония, Канада и Австралия, отношения с которыми у Китая в последнее время значительно обострились из-за нарастающего противостояния КНР и США, вряд ли смогут одобрить китайское участие в ВПТТП.
Так что более вероятным представляется пессимистический сценарий, связанный с продолжением конфронтации и конкуренции двух форматов — ВРЭП и ТТП, что будет препятствовать формированию Азиатско-Тихоокеанской зоны свободной торговли. Впрочем, если исходить из текущих глобальных тенденций, то закончить данную статью стоит словами австралийского ученого Марка Бисона: «Если это будет так называемый азиатский век, то на данном этапе еще не ясно, как будет выглядеть «Азия» в интегрированной форме, и будет ли такая форма вообще» [Beeson and Lee-Brown].
Библиографический список
Виноградов А.О. Асимметричный ответ, или стратегия Китая в глобальном мире // Философские науки. 2015. № 1. С. 116—134.
Виноградов А.О., Заклепенко А.Ю., Сафронова Е.И. США, Китай и ВТО: последствия американо-китайского торгового конфликта для мировой торговли // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. Вып. XXIV. М.: ИДВ РАН, 2019. С. 187—206.
Виноградов А.О., Борумбей Е.К. Отношения Китая со странами Вышеградской группы // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. Вып. XXIII. М.: ИДВ РАН, 2018. С. 200—214.
References
Vinogradov A.O. (2015). Assimenrichniy otvet, ili strategiya Kitaya v globalnom mire [Asymmetric response, or China's strategy in the global world], Filosofskiye nauki [Philosophical Sciences], 1: 116—134. (In Russian).
Vinogradov A.O., Borumbey E. K. (2018). Otnosheniya Kitaya so stranami Vishegradskoy gruppi [China's relations with the Vishegrad Group countries], Kitaj v mirovoj i regional'noj politike. Istoriya i sovremennost'. Vyp. XXIII [China in World and Regional Politics. History and Modernity. Iss. 23] / ed. E.I. Safronova. — Moscow: IFES RAS, 23: 200—214. (In Russian). DOI: 10.24411/2618-6888-2018-10015
Vinogradov A.O., Zaklepenko A.Yu., Safronova E.I. (2019). USA, China and the WTO: consequences of the US-China trade conflict for world trade, Kitaj v mirovoj i regional'noj politike. Istoriya i sovremennost'. Vyp. XXIV[China in World and Regional Politics. History and Modernity. Iss. 24] / ed. E.I. Safronova. — Moscow: IFES RAS, 24:
187—206. (In Russian). DOI: 10.24411/2618-6888-2019-10011
* * *
Acharya, A. (2017). The myth of ASEAN centrality?, Contemporary Southeast Asia: A Journal of International and Strategic Affairs, 39(2): 273—279.
Beeson, M., & Lee?Brown, T. (2017). The future of Asian regionalism: Not what it used to be?, Asia & the Pacific Policy Studies, 4(2): 195—206.
Buzan, B. (1998). The Asia-Pacific: what sort of region in what sort of world, Asia-Pacific in the New World Order: 68—87.
Cha, V. D. (2011). Complex patchworks: US alliances as part of Asia's regional architecture. Asia policy, 11: 27—50.
Cheng, T.J. (1998). APEC and the Asian financial crisis: A lost opportunity for institution?building?, Asian Journal of Political Science, 6(2): 21—32.
Cui Kun (2009). Xiao ma la da che? — dui dong meng zai dong ya he zuo zhong di wei zuo yong de zai ren shi [A small horse pulls a cart? — Re-understanding of ASEAN's status and role in East Asian cooperation], Waijiao ping lun (waijiao xue yuan xue bao) [Diplomatic Review (Journal of the Academy of Foreign Affairs)], 26(2): 9—15. (In Chinese).
Dirlik, A. (1992). The Asia-Pacific idea: Reality and representation in the invention of a regional structure, Journal of World History: 55—79.
Duffield, J. (2007). What are international institutions?, International Studies Review, 9(1): 1—22.
Keohane, R.O., & Martin, L.L. (1995). The promise of institutionalist theory, International security, 20(1): 39—51.
Lewis, M.K. (2013). The TPP and the RCEP (ASEAN6) as Potential Paths toward Deeper Asian Economic Integration, Asian J. WTO & IntlHealth L & Pol'y, 8: 359.
Lippert, B., & Perthes, V. (Eds.) (2020). Strategic rivalry between United States and China: causes, trajectories, and implications for Europe, Berlin: German Institute for International and Security Affairs (Stiftung Wissenschaft und Politik (SWP — Deutsches Institut fur Internationale Politik und Sicherheit). DOI: https://doi.org/10.18449/ 2020RP04
Morse, J.C., & Keohane, R.O. (2014). Contested multilateralism, The Review of international organizations, 9(4): 385—412.
Mueller, J. (2020). "Pax Americana" Is a Myth: Aversion to War Drives Peace and Order, The Washington Quarterly, 43(3): 115—136.
Nye Jr, J.S. (2002). The American national interest and global public goods, International Affairs, 78(2): 233—244.
Orsini, A., Morin, J. F., & Young, O. (2013). Regime complexes: Abuzz, aboom, or a boost for global governance, Global governance.
Park, C.Y., Petri, P.A., & Plummer, M.G. (2021). The Economics of Conflict and Cooperation in the Asia-Pacific: RCEP, CPTPP and the US-China Trade War, East Asian Economic Review, 25(3): 233—272.
Raustiala, K., & Victor, D.G. (2004). The regime complex for plant genetic resources, International organization, 58(2): 277—309.
Sikdar, C., & Mukhopadhyay, K. (2017). Economy-wide impact of TPP: new challenges to China, Journal of Economic Structures, 6(1): 1—29.
Wivel, A., & Paul, T. V. (2020). Soft Balancing, Institutions, and Peaceful Change, Ethics & International Affairs, 34(4): 473—485.
Wivel, A., & Paul, T.V. (eds.) (2019). International institutions and power politics: bridging the divide, Georgetown University Press.
Yang Hui (2021). Zhudaoquan, zhi du fu waibu xing yuya tai di qu de jing ji zhi du jing zheng — yi TPP yu RCEP wei li [Dominance, the negative externality of the system and the competition of the economic system in the Asia-Pacific region on the example of TPP and RCEP], Waijiaopinglun (waijiao xueyuan xuebao) [Diplomatic Review (Journal of the Academy of Foreign Affairs)]. (In Chinese).
Zhang, Y., & Feng, W. (2021). Non-neutral International Institution and Catch-Up Strategy of Emerging-Market Economies, Reform, Opening-up and China's Changing Role in Global Governance, Springer, Singapore: 189—209).
