CC BY
137
ИНСТИТУЦИОНАЛИСТСКАЯ ТЕОРИЯ ХОЗЯЙСТВА П.Б. СТРУВЕ
Петр Бернгардович Струве (1870-1944) вошел в историю России как выдающийся экономист и социальный мыслитель. Его научные интересы и творчество охватывали обширные отрасли гуманитарных знаний: экономическую теорию, статистику, социологию, историю (хозяйства, культуры, государства и права, политики), правоведение.
Экономические взгляды Струве претерпели эволюцию от марксистской политической экономии («критического» марксизма) к своеобразной теории хозяйства, выдержанной в духе институционалистского направления экономической теории. Как отмечал близкий к нему философ С. Л. Франк, «решительно преодолев “классическую”, т.е. абстрактную политическую экономию, он совсем не был сторонником противоположной, “исторической” школы..., просто отвергавшей теорию и заменявшей ее описанием хозяйственного быта, а стремился создать новый тип обобщающей теории хозяйства, основанный на установлении эмпирических закономерностей хозяйственной жизни»1.
Струве был последовательным сторонником идиографического метода исследования в экономической науке2. Рамки данной работы не позволяют подробно осветить философское обоснование метода экономических исследований Струве. Остановимся лишь на краткой его характеристике. Свою систему философских взглядов Струве чаще всего обозначал термином «сингуляризм»3 (встреченным им сначала у Гете, а затем у римского философа Боэция). Иногда он также называл ее «номинализмом» и «плюрализмом». Струве противопоставлял сингуляристический (номиналистический) подход универсалистическому (реалистическому), т. е. тенденции приписывать реальное существование абстрактным категориям или рассматривать логические построения в качестве реально существующих феноменов. Номиналистический подход отрицает онтологическое значение универсалий (общих понятий) и утверждает, что универсалии существуют не в действительности, а лишь в мышлении. Противоборство этих двух философских мотивов в развитии основных школ экономической мысли, начиная с древности, Струве рассматривал как один из наиболее серьезных методологических конфликтов в истории экономической науки4. Не отрицая a priori универсализма (реализма) в экономических исследованиях, Струве утверждал, что в каждом отдельном случае он должен быть критически рассмотрен на предмет научной правомерности. Струве был уверен в познавательной бесплодности универсалистического мотива для экономической теории в большинстве случаев. Типичным примером универсализма в политической экономии он считал теорию трудовой ценности: ценность и как «вещное» ядро, субстанция, и как «универсалия» цены
есть, по его мнению, метафизическая гипотеза, бесполезная для познания эмпирических экономических фактов.
Как подчеркивал Струве, настоящая экономическая идиография, в отличие от безыдейного эмпиризма исторической школы, должна основываться на двух руководящих методологических положениях. Во-первых, основным объектом идиографического исследования должно быть отдельное подлинное («сингулярное») хозяйство. Во-вторых, основным элементом категориального описания хозяйства и системы хозяйств должна быть цена, ибо она непосредственно дана идиографическому экономическому исследованию5.
Одним из методологических принципов институционалистской теории является системный подход. Струве внес значительный вклад в методологию исследования и теорию экономических систем. Первоначальный вариант его теории «идеальных типов хозяйственного строя» был представлен в программной статье «К критике некоторых основных проблем и положений политической экономии», опубликованной в журнале «Жизнь» в 1900 году. Затем эта теория получила дальнейшее развитие в первой части основного экономического труда Струве «Хозяйство и цена» (1913) и в написанной в эмиграции статье «Хозяйствование, хозяйство, общество» (1923).
Сам метод «идеально-типического» познания экономической действительности был обоснован М. Вебером. Однако, как указывал Струве, его понимание природы и значения идеальных типов значительно расходится с трактовкой М. Вебера6. Если у М. Вебера идеальные типы, например, капитализма, имеют конкретно-историческую и пространственную «привязку», то у Струве они отражают гораздо более глубокий уровень научной абстракции. Струве характеризовал, вслед за М. Вебером, идеальнотипические понятия как «теоретические утопии, полученные путем мысленного потенцирования некоторых определенных элементов действительности»7. Однако, по его мнению, «...чем “утопичнее” идеальный тип, или систематическая схема, тем менее она насилует действительность, ибо тем яснее: 1) что в каждом разрезе действительности сплетаются и переплетаются элементы разных систематических построений, 2) что качественное и количественное многообразие всего исторического заполнения действительности вовсе не может быть уловлено никакими схемами»8.
Струве определял категорию хозяйствования (в отличие от хозяйства) предельно широко, как заботу людей о поддержании жизни во всей полноте ее проявлений. «Хозяйствование состоит в приобретении, или стяжании и использовании средств для удовлетворения потребностей, и притом всех потребностей»9, - писал ученый. Он выделил два идеальных типа хозяйствования: первичное, или натуральное хозяйствование и противоположное ему вторичное, или развернутое, или денежно-ценовое хозяйствование. Последнее характеризуется Струве как хозяйствование в подлинном и точном смысле. Критерием разграничения этих двух идеальных
типов является принцип естественного измерения и таковой же измеримости хозяйственной деятельности. В первичном хозяйствовании естественного измерения, по мнению Струве, быть не может, тогда как вторичное хозяйствование характеризуется естественным измерением и измеримостью хозяйственных благ и действий. Если первичное хозяйствование описывается двумя параметрами - потребностью и количеством благ, то вторичное дано нам в трех измерениях - потребности, количества и цены (ценности). Струве подчеркивал, что лишь измерение экономической деятельности с помощью цены является естественным и подлинным хозяйственным измерением, в отличие от сравнения неизмеримых и несоизмеримых потребностей, а также измерений математических и механических. Специфический способ измерения при помощи цены имеет определяющее значение для вторичного хозяйствования, которое в силу этого характеризуется Струве как ценовое, ценностное, или денежно-ценовое. Вторичное (развернутое) хозяйствование определяется, далее, тремя сопряженными понятиями: ценой, деньгами и рынком. При этом рынок трактуется Струве с обобщающей, социологической, иначе говоря, институционалистской, точки зрения. С этой позиции рынок - «.не место и не правовое учреждение, а система хозяйственных связей между хозяевами, противостоящими друг другу как продавцы и покупатели»10.
В теоретической системе Струве элементарной частицей экономики является телеологически единое, или «сингулярное» хозяйство. Такое хозяйство, какова бы ни была его социальная организация, базируется на трех принципах хозяйствования. Во-первых, содержанием хозяйственной деятельности является ее направленность на удовлетворение потребностей людей при посредстве благ. Во-вторых, характер хозяйствования определяется принципом «экономии», или «наименьшей траты сил» («хозяйственным», или «экономическим» принципом). Данный принцип имеет универсальное значение и приложим не только к хозяйствованию, но и к любому виду человеческой деятельности. Эти принципом хозяйство определяется, как отмечал Струве, «формально-психологически». Наконец, истинное хозяйство предполагает наличие определенного субъекта хозяйствования, придающего ему направление и смысл. Данным принципом понятие хозяйства конституируется как субъективное телеологическое единство, то есть единство, определенное со стороны его цели.
Струве подчеркивал, что та или иная социальная организация определяет лишь реальные результаты данного хозяйства для так или иначе участвующих в нем людей, однако не отменяет единства этих общих принципов хозяйствования. Он дал следующее определение хозяйства: «Соединяя все три момента: содержание деятельности, формально-психологический ее характер и подчинение единой воле, мы определяем хозяйство как субъективное телеологическое единство рациональной экономической деятельности, или хозяйствования»11. К этому определению Струве добавляет еще один «безусловно необходимый» признак хозяйства - его «са-
моопределение», или «автономию», которую следует отличать от самодов-ления, или автаркии хозяйства. Автономия означает самостоятельность воли хозяйствующего субъекта, тогда как автаркия - самодовлеющий характер жизненных функций хозяйства, замкнутость его в своем собственном круговороте производства и потребления. Самоопределение предполагает множественность хозяйств, их связи друг с другом и, следовательно, некое размежевание между ними.
Что же касается «народного хозяйства», то, по мнению Струве, оно характеризуется отсутствием полного набора необходимых признаков подлинного хозяйства. «Его можно назвать “псевдохозяйством”, - писал Струве, - ибо оно есть лишенная телеологического единства стихийно слагающаяся система отношений между хозяйствами»12. В связи с этим Струве подверг критике «историческую систематику форм хозяйства» представителя новой исторической школы К. Бюхера. Его историческая последовательность хозяйственных форм («домашнее хозяйство - городское хозяйство - народное хозяйство») страдала логическим недостатком, поскольку ставила в один ряд разнородные явления. Вторая и третья ступени этой последовательности - городское и народное хозяйство - лишены, как подчеркивал Струве, такого необходимого признака истинного хозяйства, как субъективное (сознательное) телеологическое единство.
В зависимости от способа хозяйственной организации общества, как системы хозяйственного сосуществования множества подлинных хозяйств, Струве выделил три идеальных типа хозяйственного строя: 1) совокупность рядом стоящих хозяйств, 2) систему взаимодействующих хозяйств и 3) общество-хозяйство13. Это идеально-типическое построение Струве методологически вытекает из различения им трех видов «целого» в его отношении к «частям». Целое может быть простой совокупностью своих элементарных частей, либо системой взаимодействующих единиц, либо, наконец, единством, составленным из тождественных частей и подчиненным целеполагающему управляющему центру. Соответственно этому, в первом идеальном типе хозяйственного строя отсутствует какое-либо соприкосновение и взаимодействие хозяйств в экономической сфере, основанное на их автономии. Во втором идеальном типе хозяйственной организации общества напротив, «сингулярные», самоопределяющиеся хозяйства находятся в автономно-экономическом общении или взаимодействии. Такая система хозяйств не включает в себя те взаимодействия в экономической сфере, которые основаны на прямом господстве и подчинении. Система взаимодействующих хозяйств как тип хозяйственного строя логически связана со вторичным (развернутым) хозяйствованием, являясь его продолжением. Она предполагает в качестве имманентных признаков частную собственность, самоопределение (автономию) хозяйствующих субъектов и возмездность их отношений. И, наконец, третий идеальный тип хозяйства - общество-хозяйство - означает, что общество в хозяйственном отношении организуется как субъективное телеологическое единство,
то есть точно так же, как истинное (сингулярное) хозяйство. Такую организацию хозяйственной деятельности общества Струве иначе называл коллективизмом. В условиях последнего автономия хозяйствующих субъектов существенно меньше, чем при любом другом хозяйственном строе и может, в принципе, отсутствовать (за исключением сферы потребления). Струве подчеркивал, что «эти три идеальных типа хозяйственного строя суть, конечно, логические построения, или схемы, а не снимки с каких-то исторических разрезов действительности»14. Но именно в этой их логической природе заключается их познавательная ценность для описания и истолкования конкретно-исторической хозяйственной действительности. «Вообще конкретное жизненное содержание любого исторического хозяйственного строя в данное время и в данном месте всегда образует сложное сплетение разных типов, которые бывают представлены в таком сплетении в различных пропорциях»15.
В целом концепция «идеальных типов хозяйствования и хозяйственного строя» Струве сыграла важную роль в развитии теории экономических систем. Она, в частности, предвосхитила аналогичную теорию немецкого экономиста В. Ойкена, выделявшего в качестве основных идеальных типов хозяйства «центрально-управляемое хозяйство» и «хозяйство общения» (или свободное рыночное).
Системный подход в экономическом творчестве Струве имеет еще один аспект. В русле институционалистской теории Струве рассматривал общество как сложную систему с функциональными, а не причинно-следственными связями, в которой все составляющие равноценны, равнозначны и ни одна из них не имеет определяющего, приоритетного статуса. Струве считал хозяйственную деятельность одной из фундаментальных систем «жизни и культуры» человеческого общества наряду, с религией, нравственностью, искусством, наукой (включая технику) и правом16 (к сфере которого он относил, по немецкой традиции, все политические и социальные институты). Определяя отношение хозяйственной жизни к другим сторонам и формам культурной жизни людей, Струве критически преодолел положение экономического материализма Маркса о соотношении между экономикой и другими общественными сферами, как, соответственно, «базисом» и «надстройкой». В действительности соотношение между хозяйствованием и остальными системами социальной жизни гораздо сложнее. Идея об определяющем значении хозяйственной деятельности для всех сторон жизни возникла, по мнению Струве, на основе верного, но не вполне продуманного наблюдения, что для всех систем культуры экономика является как бы необходимым условием, иными словами, создает средства человеческой деятельности. «Все мы знаем, - писал Струве, - что искусство стоит дорого. В этой банальной истине выражается зависимость искусства от хозяйственной жизни. Но эта зависимость не может определять содержание ни науки, ни искусства, так же, как ни физический факт движения, ни физиологический факт затраты энергии не определяют со-
бой содержание хозяйственной деятельности»17. Тезис об основной и постоянной зависимости религии, науки, искусства, права, как «надстройки», от хозяйства, как «базиса», на поверку оказывается несостоятельным.
Рассматривая соотношение между хозяйствованием и религией, Струве приходит к выводу о том, что не религия является исторической надстройкой над хозяйственной жизнью, а, наоборот, первоначально (в первобытном обществе) вся хозяйственная жизнь была погружена в религию -религию материального страха, материальной зависимости. Вместе они составляли недифференцированное целое, в котором господствовал мотив не экономический, а религиозный, мотив зависимости человека от иррациональных, в его глазах, сил. «Таким образом первоначально религия поглощает собой хозяйственную жизнь, а впоследствии, когда она “спи-ритуализируется”, она принципиально обособляется от остальной жизни, создает свой особый мир. Вот почему мы можем категорически сказать, что религия не есть надстройка над хозяйственной жизнью»18.
Таково же, по мнению Струве, в общих чертах, соотношение хозяйственной жизни с другими сферами социальной жизни. Подобно религии, наука и искусство в ходе своего развития постепенно становятся самоценными областями, приобретают свое особенное содержание, свой «дух», освобождаются от материальной зависимости, автономизируются. Вырастая в самостоятельные системы культуры, наука и искусство перестают быть, по словам Струве, «надстройками или пристройками» к хозяйственной жизни. «Более того, суть науки или искусства, их функция в психической жизни человека состоит именно в том, что они выводят человека из среды “хозяйственной” деятельности»19.
Что же касается соотношения хозяйственной жизни и права (в вышеуказанном смысле), то оно, с точки зрения Струве, не получает исчерпывающей характеристики не только в марксистских терминах «базиса» и «надстройки», но и в понятиях «содержания» и «формы» (как у Р. Штам-млера). Струве предложил два решения вопроса о соотношении хозяйства и права в зависимости от способа рассмотрения проблемы. С одной стороны, нельзя отрицать, что «динамически» отдельные, частные феномены экономической жизни («экономические факты») неизбежно порождают соответствующие им юридические нормы. Однако это определяется, по его мнению, не мистическим «приматом экономики над правом», а тем, что могут существовать экономические явления, лишенные юридической формы, но имеющие крупное социальное значение; в то же время юридические нормы, лишенные экономического содержания, представляют собой пустой звук. Таким образом, динамически и раздельно, в частичных феноменах экономической жизни, хозяйство и право постоянно приходят в столкновение, вступают в конфликт, причем движущей силой, причиной изменения юридических норм являются экономические факты. Однако, с другой стороны, как подчеркивал Струве, «статически и по отношению к хозяйственной жизни в ее целом... предполагать, постулировать или дока-
зывать примат экономики (содержания) над правом (формой) было бы совершенно нелепо, ибо именно с точки зрения целого это две совершенно неразъединимые и потому вполне равноценные стороны»20. Поэтому невозможно утверждать применительно к этому целому, что в нем содержание, экономические факты, существеннее, чем форма - юридические нормы.
Таким образом, «экономическое» объяснение социальной жизни и истории общества не является ни всеобъемлющим, ни исчерпывающим. Будучи равноправной сферой человеческой культуры, хозяйственная деятельность сама подвержена воздействию разнообразных исторических и культурных факторов.
Идиографическое исследование хозяйства и системы хозяйств, как подчеркивал Струве, должно проводиться с использованием «основного элемента» и главной «экономической меры» - цены. Данная категория играет центральную роль в теоретической системе Струве и отражает свойственный институционалистской теории эмпирический подход. В противоположность традиционной экономической теории, отводившей роль первичной, исходной категории ценности (стоимости), а все остальные понятия, в том числе и цену, считавшей ее производными, Струве шел от непосредственной, эмпирической данности, реальности, воплощенной в обмене и цене как его продукте. «Цена и абстрактно есть основная (между-хозяйственная) категория, и конкретно она есть основное данное, из которого строится вся экономическая действительность»21 , - писал ученый.
Струве противопоставлял идее ценности как сущности цены, которую он считал метафизической, эмпирическую идею цены-ценности, как реального факта. Согласно метафизическому подходу, идущему от Аристотеля и достигающему кульминации в теории ценности Маркса, обмен благ возможен лишь постольку, поскольку в них заложена некая общая субстанция - ценность, предсуществующая обмену. Обмен товаров есть обмен равновеликих ценностей, и это равенство предшествует акту обмена. Этому метафизическому тезису Струве противопоставил эмпирический подход, который утверждает, что равенство между благами создается в самом процессе обмена, и только в нем. «Никакой общей субстанции и никакого равенства, предсуществующего обмену, нет и быть не может. Совершенно ясно, что с этой точки зрения ценность вовсе не управляет ценами. Образованию цен предшествуют в конечном счете только психические процессы оценки. Ценность же образуется из цен»22, - подчеркивал Струве.
Таким образом, в его теоретической системе ценность логически и исторически является порождением цены. В вопросе о ценности Струве последовательно проводит сингуляристическое понимание, единственно приемлемое с точки зрения экономической идеографии. Понятие ценности для него - чисто эмпирическое, статистическое («типическая ценность» -это субъективная изолированная средняя, полученная оценочным путем).
Важным этапом научного творчества Струве в эмиграции была его полемика по методологическим вопросам с видным русским экономистом, представителем маржиналистской «киевской школы» А.Д. Билимо-вичем (1876-1963). В ходе дискуссии на страницах издававшегося в Берлине под редакцией С.Н. Прокоповича журнала «Экономический вестник» были противопоставлены институционалистская позиция Струве и мар-жиналистский подход Билимовича23 . В центре внимания экономистов оказалось понятие «равновесия» как онтологическая и феноменологическая проблема хозяйственной жизни. Однако дискуссия вышла за рамки этой проблемы, затронув коренные вопросы «научной картины экономического мира».
Дадим сравнительную характеристику позиций участников дискуссии, для чего возьмем за основу их сопоставление в статье Билимовича. (Это тем более правомерно, что сам Струве выражал признание своему оппоненту «за постановку вопросов в ясной и выпуклой форме»24 ). Остановимся при этом на принципиальных положениях методологического характера (см. табл. 1).
Таблица 1
Сравнительная характеристика методологических принципов маржиналистской теории и концепции Струве
Маржиналистская теория Институционалистская теория Струве
1. Применение количественных рассуждений к психическим явлениям. 2. Понятие экономического равновесия, играющее важную роль в построениях теоретиков австрийской и математической школ. 3. Предпосылка единства издержек производства. 4. Исключение из схем равновесия предпринимательской прибыли. 5. Статическая концепция хозяйства. 6. Предпосылка однозначной детерминированности поведения хозяйствующих индивидуумов. 1. Психические переживания не суть величины. 2. Обыгано применяемое экономистами понятие равновесия не отвечает действительности. 3. Издержки производства не одинаковы. 4. Предпринимательская прибыиь, не укладывающаяся в статическую схему равновесия, не должна быпь устраняема. 5. Хозяйственный процесс не статичен, а подвержен постоянным изменениям. 6. Поведение индивидуумов не детерминировано однозначно, а «самочинно».
Составлено по кн.: Билимович А.Д. Два подхода к научной картине экономического мира // Экономический вестник. Берлин. 1924. Кн. 3 (1). С. 4, 5.
Принцип равновесия и анализ равновесных состояний в экономике, как известно, - одно из центральных положений маржиналистской теории. Струве усматривал истоки идеи «равновесия» еще у древних мыслителей (Аристотель, схоласты). Однако непосредственно теория равновесия выросла из философии XVTI-XVTII вв., ориентированной на математику и естествознание (Бэкон, Декарт, Гоббс, Ньютон и др.). Концепция равновесия была порождена, таким образом, воспринятыми от этой философии и утвердившимися в экономической науке механистическим мышлением и учением о «естественном законе». В экономическом мышлении представителей классической политической экономии, а затем маржина-листов идея «равновесия» стала присутствовать, как онтологическая, как свойство, имманентное экономическим процессам и ими управляющее.
Таким образом, в основе понимания «равновесия» как закона экономических явлений, по мнению Струве, лежит отождествление экономических систем и соотношений с системами механическими, устроенными по законам классической механики. Отнюдь не случайно поэтому - широкое использование в маржиналистской теории понятий «статика» и «динамика».
Струве подверг критическому анализу различные маржиналистские варианты концепции равновесия (Бем-Баверка, Маршалла, математической школы), выявив несостоятельность их общих методологических предпосылок: об однозначной рациональности и детерминированности поведения участников рыночного обмена; о неизменности их заявок (проектов) цен, что в корне стабилизирует динамическое, по существу, явление ценообразования; о предустановленности конечного совпадения спроса и предложения; о равновесной рыночной цене как неотъемлемом атрибуте вовлеченных в обмен благ. Результатом этого критического рассмотрения стало отрицание Струве доминирующей в политической экономии со времен Тюрго концепции равновесия как механистической и статической, устраняющей факторы времени и изменения из экономического анализа.
В связи с этим Струве переходит к анализу чрезвычайно популярного в экономической науке (на Западе - благодаря Кларку, в России же использовавшегося Л.Н. Юровским) различения «статики» и «динамики». Он полагает, что такое разграничение является непродуманным и неточным, как терминологически, так и по существу. Если понятие статики и может быть применимо в политической экономии, то его следует ограничить весьма редким на практике случаем равенства одновременно заданных рынку, в ценах и количествах товара, спроса и предложения. Струве отмечал, что современная ему теоретическая механика рассматривает равновесие или покой как частный случай движения. Однако концепция экономического равновесия, следуя традиции классической механики (Лагранж, Д’ Аламбер) и под обаянием последней, не только строила статику независимо от кинетики, но и положила статическую предпосылку в основу всей экономической теории. «Это совершенно не соответствует пред-
мету, или материи экономической науки, материи подвижной и даже текучей, дискретной и прерывной по существу»25, - писал Струве. Так же, как современная физика, политическая экономия должна проверять свои теоретические выводы эмпирически, а потому она должна прежде всего осознать текучую и прерывную природу экономической материи, данной ей в опыте.
Итак, статическая предпосылка в экономическом исследовании отвергается Струве как нереалистическая. Более того, даже самая последняя ко времени написания статьи Струве концепция равновесия Парето-Фур-лана, характеризующая равновесие не как статическое, а как динамическое, отвергается Струве как несостоятельная. Он указывает на то, что для политической экономии, как и для современной физики, методологически и онтологически существенно противоположение «динамического» («механического») и «статистического» (а не «динамического» и «статического») равновесия. Именно оно онтологически соответствует предмету экономической науки, что парадоксальным образом признает и сама новейшая математическая теория экономического равновесия.
Струве, в частности, обращает внимание на такой «практический» недостаток концепции Парето-Фурлана, как математическая неразрешимость проблемы общего экономического равновесия (что, впрочем, признавал и процитированный им Фурлан). Известные к началу 1920-х гг. математические методы были недостаточны для решения систем уравнений экономического равновесия. Дело в том, что эти системы состояли бы на практике из сотен миллионов уравнений, поскольку в силу основной предпосылки анализа все принимаемые в расчет величины (исходные и конечные количества, цены, индексные функции, производственные коэффициенты и др.) одновременно зависели одни от других26.
Струве останавливается и еще на одном, пожалуй, даже более важном недостатке маржиналистской теории, связанном с областью применимости математических методов исследования. Опираясь на предисловие, написанное математиком Пэнлэвэ к французскому переводу книги Джевонса27, Струве показывает, что математическое рассмотрение экономических явлений часто ставит себе неразрешимые задачи. Речь идет о том, что эти явления и отражающие их понятия не поддаются полному облечению в форму количественных закономерностей. Таковы, в частности, фигурирующие в уравнениях равновесия Джевонса и других представителей математической школы субъективные оценки полезности благ, тягости труда. «Таким образом, количественные рассуждения в применении к вещам, которые не суть количества, ибо они не измеримы - вот тот первый мало ободряющий аспект, под которым представляется нам математическая экономия»28, - заключал Струве.
Проблема, однако, состоит не только в ограниченности математических методов экономического исследования, как таковых. По его мнению, вопрос заключается не в том, является ли «механический» подход к эконо-
мическим процессам логически возможным, а в том, соответствует ли он существу экономических явлений, текучей и прерывистой природе «экономической материи»? На этот вопрос Струве отвечает отрицательно. «В экономике какие-то подлежащие определению в каждом отдельном случае “индивиды” должны быть сосчитаны, сведены в разряды и категории, т.е. именно трактуемы как индивидуально весьма различные единицы, объединяемые лишь по “признакам” в некие статистически обозримые “совокупности”»29 , - подчеркивал Струве. Без подобной статистической обработки экономическая теория сводится либо к построению общих понятий и формулированию дефиниций, либо к лишенному количественных статистических характеристик описанию конкретных явлений данного места и времени при помощи этих понятий. Плодотворное измерение в экономике, по мнению Струве, может осуществляться только с помощью статистических методов, что следует, как ни странно, именно из основного положения математической школы о всесторонней взаимозависимости экономических явлений. «Эта всесторонняя взаимозависимость, - писал Струве, - непреодолима для “механического”, или “динамического”, в противоположность статистическому, рассмотрению. Если мы к этому прибавим, что экономические “индивиды”, с точки зрения экономического познания, не являются абсолютно детерминированными какими-нибудь известными нам силами, а “контингентны”... “самочинны” или “бесчинны”, то эти два условия необходимы и достаточны для выставления методического постулата о том, что точное познание в экономике возможно только либо в форме статистической разработки, либо в форме фактического описания неисчислимых статистически феноменов и сторон»30 .
Таким образом, всесторонняя взаимозависимость экономических явлений, недетерминированность поведения, по словам Струве, «многозначных и дискретных» хозяйствующих субъектов, являются непреодолимыми препятствиями для механистического подхода в экономической теории. Концепция равновесия, перенося на экономическую систему законы классической механики, не только упрощает, но и извращает экономическую материю. Полный глубокого смысла и практически плодотворный по отношению к физического миру, «статический» подход, как подчеркивал Струве, в экономической теории выливается либо в не соответствующие реальности, бесплодные на практике формулы, либо в тавтологические положения вроде того, что «равенство спроса и предложения есть их равновесие».
В противовес механистическому подходу классической школы и мар-жинализма Струве, как институционалист, выдвинул важное положение о неопределенной, вероятностной и дискретной природе экономических процессов и явлений. «Суть дела заключается в том, - писал Струве, - что экономическая действительность может быть и мыслима, и наблюдаема только как действительность многозначная и прерывная. Многозначность и прерывность суть необходимые предпосылки экономической теории.
Этот характер предпосылок обусловливает необходимость полного преобразования нашей картины экономического мира. В этом мире нет статического равновесия и нет даже никакого приближения к нему. Статически он, поэтому, рассматриваем быть не может»31. Именно поэтому экономические обобщения, по мнению Струве, становятся достоверными, лишь при четком понимании и реализации на практике этой основного методологического положения экономической науки. «Отсюда вытекает, - делал вывод Струве, - статистическая природа могущих претендовать на точность экономических обобщений; эта природа повелительно диктует ста-тистификацию... нашей науки»32.
Отвергая механистическое понимание равновесия, Струве, тем не менее, оставлял концепции равновесия, как таковой, определенное место в экономической науке. Это место Струве определял, используя аналогию с кинетическим характером химических процессов и равновесия в химии, следующим образом: «Как бы то ни было, в экономике речь может идти не о статическом, а о кинетическом равновесии. И, в частности, тут состояния равновесия определяются, как результат действия множества величин, действия, которое может быть точно устанавливаемо только при помощи статистических наблюдений»33 . Кинетическое равновесие в экономике Струве характеризовал как равновесие чрезвычайно подвижное, вследствие чего оно подлежит исследованию лишь статистическими методами.
В хозяйственной же практике областью применимости концепции равновесия, по мнению Струве, является соотношение между «натуральным» и «денежным» моментами в хозяйстве34. Здесь он одним из первых среди экономистов указал на необходимость балансовых исчислений натуральной и денежно-стоимостной сторон хозяйственной деятельности. Особое значение им придавалось бухгалтерскому учету, статистическая обработка и теоретическое осмысление эмпирических данных которого составляет практический смысл концепции «статистификации экономической теории», на которой настаивал Струве. Данному выводу он придавал важное значение.
В ответной полемической статье А.Д. Билимовича35 проводился критический разбор позиции Струве и отстаивались противоположные его выводам принципы маржиналистской теории (см. табл. 1). По мнению Билимовича, своей статьей Струве завершает отход от абстрактной теории к статистическому познанию хозяйственных явлений, намеченный уже в его предыдущих работах. «Она бьет не по одной концепции равновесия, а по абстрактной экономической теории вообще, от Turgot до Pareto»36. Концепция равновесия у Струве фигурирует лишь как наиболее яркий пример абстрактной теории.
В связи с таким пониманием позиции Струве Билимович отводит ему в истории развития экономической науки место продолжателя методологических традиций исторической школы, противопоставляя в этом аспекте две линии: физиократы-классики - Меигер - экономисты-математики и
Рошер-Книс - Шмоллер - Симианд - Струве. Однако, по утверждению Билимовича, Струве является более непримиримым противником абстрактной теории, ибо его расхождение с ней касается не только метода исследования, а носит глубинный, «онтологический» характер37 .
Критикуя позицию Струве, Билимович указывал на то, что каузально-теоретический подход к исследованию хозяйственных явлений не только «логически мыслим», но и может быть вполне реалистичен, адекватен природе этих явлений, а значит, он имеет полное право на существование. Вывод Билимовича состоял в том, что оба подхода, абстрактно-теоретический и эмпирический (статистический), соответственно, хозяйственная номография и хозяйственная идиография, не только не исключают, но и взаимно дополняют друг друга в познании экономических явлений. «Резюмируя свой конечный вывод, - писал Билимович, - могу сказать. На статистический подход должно быть обращено больше внимания, чем это делала экономическая наука до сих пор. Разработка приемов этого подхода и добытых им результатов, уверен, займет видное место в этой науке. Из нее, несомненно, вырастет особая отрасль этой науки (статистическая хозяйственная идиография). Но все это, вопреки мнению П.Б. Струве, не исключает ни чисто познавательной, ни даже практической важности каузально-теоретического подхода (хозяйственной номографии). Более того. Для успешности и самой возможности статистического подхода необходим подход теоретический»38 .
Во второй полемической статье39 в ответ на критику А.Д. Билимови-ча Струве усиливает свою аргументацию против механистической теории равновесия. При этом он опирается на собственное понимание экономической природы обмена, подчеркивает его первичность и своеобразие как одного из «основных фактических обстояний хозяйственного мира». Самое понятие обмена возникает именно как понятие экономическое. «Обмен есть “отношение”, в котором как-то участвуют. другие, более простые отношения, но которое в то же время на них неразложимо. Равенство в обмене не есть вовсе нечто, ни тождественное, ни аналогичное равенству в физико-химических процессах. Этого не понимали и не понимают до сих пор сторонники механических аналогий в политической эконо-мии»40, - писал Струве.
Сущность обмена и ценообразования он видит в некоем «первичном, неразложимом и своеобразном сочетании» в реальном явлении идеальных соотношений перестановки и уравнения, или равенства: «Обмен ... есть всегда отношение замещения благ, сочетаемого с их приравниванием-измерением, каковым является цена. Цену потому нельзя «дедуцировать» из обмена, и цена не вытекает из какого-то другого равенства предметов, а есть конститутивное условие этого, в нем выражаемого, а не только констатируемого, равенства»41 .
Своеобразие обмена, в свою очередь, предопределяет особенности экономического равенства и, соответственно, измерения в экономике. Пер-
вая из них состоит в том, что экономическое равенство и измерение осуществляются только в самом обмене, при приравнивании благ и через это приравнивание. В физическом мире, например, измерение веса тел, на первый взгляд, также основано на приравнивании. Однако здесь равенство (по весу) предсуществует измерению и им лишь констатируется. Другая особенность, отличающая его от физико-химических феноменов, состоит в следующем: «Экономическое равенство (приравнение), как исходная и основная реальность хозяйственной жизни, всегда есть подлинно актуальное приравнение. Другими словами, оно всегда есть равенство мгновенно-событийное, а не длительно-бытийное, есть отношение-собы-тие»42 . В этом смысле для хозяйственного мира характерна известная мгновенность, ибо в основе экономического бытия лежит цена как реализованное меновое отношение. С образованием цены происходит, по выражению Струве, «самоснимание рынка». Данный рынок, на котором устанавливается полное равенство спроса и предложения, фактически перестает существовать. Перестает существовать и цена, как некое реальное отношение, а также спрос и предложение как таковые.
Данная Струве характеристика предмета экономической науки обусловливает, по его мнению, невозможность прямого приложения физических (в широком смысле, включая механику, физику, химию) аналогий к хозяйственному миру, в частности, неприменимость концепции «равновесия» и «статической» предпосылки в экономике. Это связано, прежде всего, с имманентной хозяйственной жизни подвижностью и текучестью, ее кинетичностью. Кроме того, как подчеркивает Струве, «.самое понятие равновесия. поскольку оно предполагает понятие “физического”., то есть предсуществующего, потому предизмеренного или предизмеримого, равенства, неприменимо к экономическому миру, где равенство устанавливается в самом процессе обмена и в нем же “снимается”, или “упраздня-ется”»43 .
Возвращаясь к проблеме различения экономической статики и динамики, Струве отвергает предложенную Билимовичем концепцию «стационарного хозяйства»44 как экономически бессодержательную, не вносящую ничего нового по сравнению с «экономической статикой». Поэтому умозрительная схема «стационарного хозяйства», как подчеркивает Струве, для экономиста абсолютно неинтересна. Вместо этой бессодержательной абстракции он предлагает альтернативу, состоящую из двух исходных и основных предпосылок экономического исследования: «1) множественность и подвижность тех элементарных “сингулярных фактов”, с которых начинается экономическое рассуждение - множественность ценовых заявок. Множественность этих заявок вытекает из множественности хозяйствующих субъектов, без которой “вторичное хозяйствование” не мыслимо. 2) второе основное предположение экономического рассуждения есть предположение обмена и цены. Равенство в экономической жизни предстоит во образе ценностного равенства различных благ, принадлежащих
не менее чем двум субъектам. Это равенство есть всегда отношение-событие: оно существует, лишь пока оно осуществляется»45.
Важным пунктом его разногласий с традиционной теорией стала предпосылка концепции равновесия о единстве издержек производства. Как отмечал Струве в своей первой дискуссионной статье, все теории, кладущие в основу цены и ценности издержки производства, а также (согласно его определению) «математически-субъективистская школа» в лице Вальраса сделали из тенденции движения издержек к единству и равенству один из устоев концепции общего экономического «равновесия». Останавливаясь на причинах множественности издержек производства, Струве обращает внимание на двойственность этой категории: с одной стороны, это - затраты произведенные, с другой - затраты, исчисленные (калькулированные) на базе либо реально уплаченных, либо предполагаемых к уплате цен. В последнем случае, принимая форму бухгалтерских исчислений, они становятся условными по своей величине денежными оценками каких-то «натуральных» затрат и во многом определяются самим методом калькуляции. Это обстоятельство особенно важно с точки зрения учета затрат основного капитала. Неустранимые различия этих затрат в разных отраслях обусловливают невозможность выравнивания издержек производства в этих отраслях в результате межотраслевой конкуренции. Причем, по замечанию Струве, область таких «калькулируемых» издержек в экономике расширяется вместе с увеличением применения основного капитала, по мере перехода отдельных отраслей и экономики в целом на более высокую ступень развития.
Другая особенность издержек производства состоит, по его мнению, в том, что, будучи зависимыми от ситуации на различных рынках, они, тем не менее, в значительной степени определяются не на рынке, а внутри каждого хозяйства (предприятия). Если цена образуется на открытой сцене, в процессе публичного состязания продавцов и покупателей, то издержки формируются при закрытых дверях, внутри каждого хозяйства, под покровом оберегаемой законом «коммерческой тайны». Далее, в отличие от рыночной цены, относительно единой для множества хозяйствующих субъектов, издержки производства множественны по определению, именно вследствие множественности этих субъектов. Этой множественностью «... определяется та разнородность и разномощность хозяйств, как таковых, - писал Струве, - которая в отношении издержек производства, в отличие от цен, не поддается сколько-нибудь далеко идущему объединению и обезличению на рынке»46.
Механистическая концепция экономического равновесия исходила из положения о том, что эта множественность издержек будет преодолена «естественным» образом, в результате рыночной конкуренции. Не отрицая наличие подобной тенденции к «выравниванию» издержек в реальной хозяйственной жизни, Струве, тем не менее, подчеркивает, что данная тенденция не может в принципе привести к такому преодолению их неравен-
ства, которое было бы сопоставимо даже с относительным единством рыночных цен. «Если издержки производства устойчивы, то они устойчивы в своем неравенстве, а не в своем равенстве»47. И дело здесь не только в том, что конкуренция не в состоянии до конца элиминировать ни естественные различия в объективных условиях хозяйствования, ни различия в личных способностях, опыте, знаниях хозяйствующих субъектов.
Не менее важны, по мнению Струве, так называемые «онтологические» моменты хозяйственной деятельности, определяющие и непрерывно воспроизводящие множественность, дискретность издержек производства. Так, любая удачная закупка ресурсов, любая оптимальная комбинация факторов производства формирует, в процессе конкуренции, относительно устойчивые «онтологические» условия множественности издержек, которые становятся непреодолимыми препятствиями для дальнейшего процесса конкуренции. Большое влияние на дифференциацию издержек оказывают также колебания хозяйственной конъюнктуры, общей и частной, обусловливающие, в частности, изменения цен на ресурсы. Поэтому, хотя издержки производства, в конечном счете, восходят к этим ценам и потому всегда каким-то образом регулируются на рынках, полного их выравнивания не происходит. Причем эти издержки часто известны только каждому из конкурирующих предприятий в отдельности и носят в сущностных своих элементах случайный, вероятностный характер. «Экономическая жизнь может быть в сжатой форме охарактеризована не как система “экономического равновесия”, а как текучий процесс образования единых цен при неустранимой по существу множественности или неравенстве издержек производства»48, - делал вывод Струве.
Рассматривая вопрос о характере экономического поведения индивидов и степени его детерминированности, Струве вовсе не отрицал значения хозяйственного расчета. Однако в свое описание хозяйствования и хозяйства в качестве основного признака «вторичного хозяйствования» он сознательно включал не предпосылку эгоизма, а признак возмездности хозяйственных действий (см. об этом выше). По его мнению, признак возмездности гораздо более общ и более реалистичен, нежели предпосылка здравого расчета собственной выгоды. В хозяйственной жизни наблюдаются самые разнообразные степени экономической рациональности, однако общим признаком хозяйствования является не она, а возмездность действий людей. Обосновывая свою позицию, Струве писал: «Каковы бы ни были индивиды, эгоисты, альтруисты или безразличные, поскольку они хозяйствуют, их действия отмечены признаком возмездности. Именно возмездность есть конститутивный признак хозяйствования, в трехмерном его плане, хозяйствования подлинного... Под понятие возмездности подпадают все хозяйственные действия, как таковые, как умные, так и глупые, как честные, так и бесчестные, как удачные, так и неудачные»49. Что же касается «здравого расчета своей выгоды», то под это понятие могут быть подведены такие действия, как похищение чужого имущества, насилие вплоть
до вооруженных действий, различные виды благотворительности и т. п. Однако, как отмечал Струве, эти действия, как бы рациональны и эгоистичны они ни были, в корне устраняя возмездность, не будут действиями хозяйственными.
Завершая свою полемику с маржиналистской теорией, Струве останавливается на общих методологических проблемах экономической науки. Как подчеркивает Струве, «ошибочность точки зрения А.Д. Билимо-вича, как и всех концепций механически-математической политической экономии, коренится в неусмотрении логической природы эмпирического знания, к области которого относится и политическая экономия. Он рассуждает more geometrico в области, где плодотворна либо чистая индукция, либо статистический подход»50. Это несоответствие метода исследования природе предмета экономической науки связано, по мысли Струве, со смешением наук о реальном бытии во времени, или знания апостериорного, к которому относится и политическая экономия, с науками об идеальном и безвременном бытии, каковыми являются математика и логика, представляющие знание априорное. «Эмпирическая наука может строить общие понятия, но она не может вовсе отвлекаться от “действительности”, в отличие от математики. Самая природа предмета ставит поэтому и “абстракции”, и “дедукции” во всякой эмпирической науке... совершенно другие границы, чем в математике»51.
Как полагал Струве, даже если бы в экономической науке было возможно широкое применение дедукции, ее принципы должны были бы быть иными, нежели те «нецелесообразные фикции», из которых исходит основанная на концепции «равновесия» политическая экономия: «статическая предпосылка» и рассмотрение равенства в обмене как полного аналога равенства в физическом мире. «Это просто предметно неверные предпосылки. Хозяйственный мир подвижен и текуч, многообразен и многокачествен, и “отвлекаться” от этой его природы значит преграждать себе путь к его познанию»52. Именно специфика предмета экономической науки, по мнению Струве, ставит весьма узкие границы возможности применения в ней дедукции и математических методов: «Хозяйственный мир предметно допускает почти исключительно индуктивное и вероятностно-статистическое изучение. Применение же дедуктивного метода в точном смысле к экономическим явлениям способно плодить только мнимые выводы»53.
В заключение Струве охарактеризовал свою теоретическую систему не как отрицание экономической теории вообще, а как отрицание механистического понимания экономической действительности. «Все это не только не есть отрицание теоретического подхода к изучению хозяйственного мира, а нечто совершенно другое. Это есть основанное на предметно-теоретическом осмысливании самого содержания экономической науки отрицание механически-математического трактования того совершенно своеобразного мира, каковым является мир хозяйственных явлений»54.
1 Франк С.Л. Умственный склад, личность и воззрения П.Б. Струве // Струве П.Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм / Сост. В.Н. Жукова и А.П. Полякова. М.: Республика, 1997. С. 479.
2 Различение идиографического (индивидуализирующего) и номотетического (генерализирующего) методов научного познания впервые было проведено представителями баденской школы философии неокантианства В. Виндельбандом и Г. Риккертом. Номотети-ческий метод (от греч. nomo-teteo - издавать, устанавливать законы) представляет собой способ познания, цель которого - установление общего, имеющего форму закона явлений. Логически противоположный ему идиографический метод (от греч. idios - особенный, своеобразный, странный, необычный, неслыханный и grapho - пишу) - это способ познания, целью которого является изображение объекта как единого уникального целого в его индивидуальности и неповторимости
3 От латинского singulare - частное, особое, индивидуальное.
4 См.: Струве П.Б. Хозяйство и цена. Критические исследования по теории и истории хозяйственной жизни. Ч. 1. СПб. М., 1913. С. I - XXXV.
5 См.: Струве П.Б. Хозяйство и цена. Критические исследования по теории и истории хозяйственной жизни. Ч. 2. М., 1916. С. 71, 72.
6 См.: Струве П.Б. Хозяйствование, хозяйство, общество // Струве П.Б. Избранные произведения. М.: РОССПЭН, 1999. С. 229. Сноска 1.
7 Струве П.Б. Теория политической экономии и история хозяйственного быта. Речь на диспуте 10-го ноября 1913 г. СПб., 1913. С. VII.
8 Там же. С. X.
9 Струве П.Б. Хозяйствование, хозяйство, общество // Избранные произведения. М., 1999. С. 214.
10 Там же. С. 232.
11 Струве П.Б. Хозяйство и цена. Ч. 1. - СПб. - М., 1913. С. 5.
12 Там же.
13 См.: Там же. С. 7-16.
14 Струве П.Б. Хозяйствование, хозяйство, общество // Избранные произведения. -М., 1999. С. 229.
15 Струве П.Б. Хозяйство и цена. Ч. 1. СПб. М., 1913. С. 11.
16 См.: Струве П.Б. Хозяйствование, хозяйство, общество // Избранные произведения. - М., 1999. С. 217.
17 Струве П.Б. Историческое введение в политическую экономию. Лекции, читанные на Экономическом отделении Политехнического института имп. Петра Великого в 1912-13 уч. году. Изд. 2-е. Пг., 1916. С. 35.
18 Там же. С. 33.
19 Там же. С. 35.
20 Там же. С. 41.
21 Струве П.Б. Хозяйство и цена. Ч. 1. СПб. М., 1913. С. 70.
22 Струве П.Б. Хозяйство и цена. Ч. 1. СПб. М., 1913. С. 91.
23 В рамках этой дискуссии Струве опубликовал в 1923-1924 гг. две статьи: «Научная картина экономического мира и понятие «равновесия» (1923); «Первичность и своеобразие обмена и проблема «равновесия». Ответ А.Д. Билимовичу» (1924).
24 Струве П.Б. Первичность и своеобразие обмена и проблема «равновесия». Ответ А.Д. Билимовичу // Экономический Вестник. Берлин. 1924. Кн. 3 (1). С. 33.
25 Струве П.Б. Научная картина экономического мира и понятие “равновесия” // Экономический вестник. Берлин. 1923. Кн. 1. С. 14.
26 См.: Там же. С. 15.
27 Струве предполагал дать полный перевод этого предисловия в заключительном выпуске своей книги «Хозяйство и цена». См.: Струве П.Б. Научная картина экономического мира и понятие «равновесия» // Экономический вестник. Берлин. 1923. Кн. 1. С. 16, (примечание 22).
28 Там же. С. 17.
29 Там же. С. 16.
30 Там же. С. 16.
31 Там же. С. 20.
32 Там же.
33 Там же. С. 19.
34 См.: Там же. С. 25-26.
35 См.: Билимович А.Д. Два подхода к научной картине экономического мира // Экономический вестник. Берлин. 1924. Кн. 3 (1). С. 3-32.
36 Там же. С. 3.
37 См.: Там же. С. 4.
38 Там же. С. 32.
39 Струве П.Б. Первичность и своеобразие обмена и проблема «равновесия». Ответ А.Д. Билимовичу // Экономический Вестник. Берлин. 1924. Кн. 3 (1). С. 33-50.
40 Там же. С. 38-39.
41 Там же. С. 40.
42 Там же. С. 40, 41.
43 Там же. С. 41.
44 Билимович согласился со Струве в том, что противопоставление «статики» и «динамики» страдает неточностью. Однако вместо этого противопоставления он предложил различать теорию «стационарного» и теорию «нестационарного» («изменяющегося») хозяйства. При этом теория стационарного хозяйства, по его мнению, логически необходима, как предварительный этап для построения более реалистичной теории изменяющегося хозяйства // Билимович А.Д. Указ. соч. С. 26-28. Это предложение Билимовича было созвучно концепции Шумпетера, который разграничивал, с одной стороны, «статику» и «динамику», как методы экономического анализа, и, с другой стороны, «стационарное состояние» и «эволюцию», как определенные состояния объекта исследования, экономического процесса // Шумпетер И. История экономического анализа. Т. 3. СПб., 2002. С. 1269-1272.
45 Струве П.Б. Первичность и своеобразие обмена и проблема «равновесия». Ответ А.Д. Билимовичу // Экономический вестник. Берлин. 1924. Кн. 3 (1). С. 43.
46 Там же. С. 47.
47 Струве П.Б. Научная картина экономического мира и понятие «равновесия» // Экономический вестник. Берлин. 1923. Кн. 1. С. 24.
48 Там же. С. 25.
49 Струве П.Б. Первичность и своеобразие обмена и проблема «равновесия». Ответ А.Д. Билимовичу // Экономический вестник. Берлин. 1924. Кн. 3 (1). С. 48.
50 Там же. С. 49.
51 Струве П.Б. Научная картина экономического мира и понятие «равновесия» // Экономический вестник. Берлин. 1923. Кн. 1. С. 36.
52 Струве П.Б. Первичность и своеобразие обмена и проблема «равновесия». Ответ А.Д. Билимовичу // Экономический вестник. Берлин. 1924. Кн. 3 (1). С. 50.
53 Там же.
54 Там же.
