CC BY
8
УДК 82-6 ВИШНЯКОВА Е.А.
аспирант, кафедра романо-германской филологии, Национальный исследовательский Томский государственный университет E-mail: ekaterina.vishniakova@mail.ru
UDC 82-6
VISHNIAKOVA E.A.
Post-graduate student, Department of Romance-Germanic philology, National Research Tomsk State University E-mail: ekaterina.vishniakova@mail.ru
ИНОЯЗЫЧНЫЕ ВКРАПЛЕНИЯ В ЭПИСТОЛЯРНОЙ ПРОЗЕ В. А. ЖУКОВСКОГО* FOREIGN INCLUSIONS IN THE EPISTOLARY PROSE OF VASILY ZHUKOVSKY
Предпринимается попытка комплексного освещения феномена иноязычных вкраплений в эпистолярном наследии В.А. Жуковского. Рассматривается типология и функции латинских, английских и итальянских вкраплений. Делается вывод о том, что латинские, английские, и итальянские вкрапления являются продуктивной формой полилингвизма Жуковского. Использование иноязычных вкраплений в письмах определяется спецификой диалога с адресатом, наличием «общей памяти», интересом поэта к различным областям науки и искусства ведущих держав XIX века.
Ключевые слова: иноязычные вкрапления, эгодокументы, эпистолярий, В.А. Жуковский, полилингвизм, языковая личность.
In the present study the author makes an attempt to shed light upon the phenomenon offoreign inclusions in epistolary legacy of Vasily Zhukovsky. We consider types and functions of Latin, English and Italian inclusions. In conclusion we proclaim that Latin, English and Italian inclusions are productive form of Zhukovsky^s polylingualism The usage of foreign inclusions is defined by specific character of dialog with an addressee, their "common memory" as well as interest of Zhukovsky to different fields of science and art of the key countries in XIX century.
Keywords:_ foreign inclusions, egodocuments, epistolary prose, polylingualism, Vasily Zhukovsky, linguistic personality.
Высокий интерес современной филологии к различным формам мультилингвизма и аспектам функционирования иноязычных вкраплений, а также взаимодействию языков и культур в пределах текста заставляет исследователей привлекать не только художественные тексты, но и эгодокументы, которые являются «характеристикой литературного быта эпохи» (А.С. Янушкевич) и своеобразной творческой лабораторией, отражающейся в литературной деятельности авторов. В изучении иноязычных вкраплений как особого рода структурного элемента в системе русского языка наблюдается многоаспектный подход: лингвистический, литературоведческий, стилистический, переводоведческий, дискурсивный, прагматический и историко-генетический, позволяющие наиболее глубоко проникнуть в сущность данного феномена. Наряду с выводами об иноязычных вкраплениях как особой переводческой проблеме и одним из этапов адаптации иноязычного слова в принимающем языке исследователи ставят в центр полилингвальную личность автора и рассматривают иноязычные вкрапления как особую форму полилингвизма [5].
В этом смысле эгодокументы являются материалом, дающим наиболее целостное представление о языковой личности автора. Обращение же к эпистолярию В.
А. Жуковского отнюдь не случайно. В 2016 г. усилиями Томской школы жуковсковедения под руководством профессора А.С. Янушкевича вышел в свет последний том Полного собрания сочинений поэта, в настоящее время готовится собрание писем, собранных усилиями коллектива из разных архивных источников России и мира. Исследователи неоднократно обращались к аспектам взаимодействия языков в эпистолярном наследии Жуковского. Так, например, роль французского языка подробно освещена в исследованиях И. А. Вяткиной [2], итальянского - И. А. Поплавской [7], немецкого -Н.Е. Никоновой [3]. Нами же впервые предпринимается попытка комплексного осмысления иноязычных вкраплений в письмах поэта. В результате фронтального анализа нами были выявлены вкрапления на латинском, английском, итальянском и немецком языках1. Обратимся к последовательному освещению каждой группы вкраплений.
Несмотря на статус латинского языка как языка мёртвого, его использование на протяжении многих веков в научной, культурной и духовной сферах заставляет думать об обратном. Вероятнее всего, В.А. Жуковский изучал латынь в годы обучения в Московском благородном пансионе. В личной библиотеке поэта насчитывается 51 наименование книг римских классиков
* Статья подготовлена при поддержке гранта Президента РФ (МД-4756.2016.6)
© Вишнякова Е.А. © Vishniakova E.A.
(преимущественно в переводе), что свидетельствует о явном интересе поэта к античной литературе. Мы предлагаем выделять следующие типы латинских вкраплений: графические сокращения, терминология, формулы речевого этикета, крылатые выражения, а также названия произведений и цитаты из сочинений на латинском языке. Рассмотрим подробнее каждую группу.
Графические сокращения
Данная группа является самой многочисленной. К ней относятся следующие сокращения: «NB», «PS», «sic!», «etc.», являющиеся международными и не требующие перевода. Такие вкрапления выполняют утилитарную функцию и в эпистолярии В. А. Жуковского носят преимущественно контаминированный характер, например, «важное NB», «И что же теперь я должен писать вам вместо postscriptum'a?».
Терминология
1. Медицинская
2. Книгоиздательская
3. Дипломатическая
Латинские термины составляют основной корпус терминологии современной. Так, среди медицинских терминов было выявлено одно наименование: «typhus cerebralis». В письме к Н. В. Гоголю Жуковский сообщает ему о смерти Марии фон Рейтерн, младшей сестры жены Жуковского Елизаветы: «Вот уже десять дней, как наша милая сестра Мия кончила жизнь свою; ее болезнь (typhus cerebralis) продолжалась не более одиннадцати дней...» [16]. К книгоиздательской терминологии относятся обозначения форматов книг, такие как «in folio» (или in 2° - формат в 1/2 листа, получаемый фальцовкой в один сгиб), «in 4°» (формата 1/4 листа, получаемый фальцовкой в два сгиба), «in 8°» (формат в 1/8 листа, получаемый фальцовкой в три сгиба) и «in 12°» (приблизительно 80*51 мм). Большинство писем с подобными вкраплениями адресовано Р. Р. Родионову с распоряжениями об отправке своих изданий: «Ивану Матвеевичу Толстому и Юрьевичу отдать от меня по экземпляру на простой бумаге in 12° полных сочинений. Хорошо, когда бы и для них нашлось по экземпляру in 8° на простой бумаге» [11].
Под дипломатической терминологией мы понимаем вкрапление «status quo», сокращение от «status quo ante bellum», под которым понималось положение дел в стране перед войной, а в международном праве - положение на данный момент. В переписке Жуковского мы дважды встречаем это устойчивое выражение в письме к А.П. Елагиной и П. А. Плетнёву. Из письма к Елагиной просится вывод, что использование данного вкрапления носит истинно дипломатический характер: «Вы будете в Петербурге, где, вероятно, будет еще и Ржевский; не советую продолжать с ним никакого по этому предмету сношения; пусть все останется in status quo» [17].
Формулы речевого этикета
К данной группе принадлежит единственное вкра-
пление «Vale», являющееся формой прощания в эпистолярии древних римлян. С данным прощанием Жуковский обращался к А.И. Тургеневу, В. А. Азбукину, Н.И. Гнедичу, А.П. Зонтаг, А.Ф. Будбергу и А.М. Горчакову. Наиболее любопытным нам видится письмо к Гнедичу от 1822 г.: «Люди уверяют, что я перевожу «Энеиду»; а я просто учусь по-латински и, чтобы затверживать слова, перевожу из «Энеиды» отрывки. Vale» [15]. В данном случае подобная форма коммуникации является языковой игрой, с одной стороны, и коммуникативным кодом двух переводчиков Гомера - с другой.
Идиомы, крылатые выражения
Корпус вкраплений, принадлежащий к данной группе, заставляет вспомнить о том, что перед нами, прежде всего, литератор и художник слова. А потому вкрапления выполняют экспрессивную функцию. Так, например, в письме к П. А. Вяземскому от 1814 г. Жуковский сообщает, что имеет планы по изданию журнала, однако не раскрывает их, заключая: «Aut Cezar, aut nihil». Выражение приписывают императору Калигуле, его примерное соответствие в русском языке «всё или ничего» является эффектной концовкой авторской мысли и в то же время указывает на решимость автора в своих замыслах. В письме к своей ученице, великой княгине Александре Фёдоровне, от 1821 г. Жуковский, путешествуя по Швейцарии, описывает Рейнский водопад и отмечает стоящие на месте падения утёсы, на самом высоком из которых стоит фигура с надписью на латинском: «Deus mea spes! Бог моя надежда!», которую поэт сопровождает переводом. Интересен его комментарий: «Мысль прекрасная!». Данное замечание наводит на мысль о книге И.Г.Б. Дрезеке «Вера, любовь, надежда», подарку Жуковского Маше Протасовой. Н.Е. Никонова отмечает: «... на страницах немецкой брошюры открывается пространство коммуникации между влюбленными, для которых проповедь Дрезеке оказывается интертекстом в метатексте личных отношений и обстоятельств и наконец, тут же разворачивается общение между автором и читателем - о Боге, человеке и главных христианских добродетелях» [4]. Поскольку в браке влюблённым было решительно отказано, а одной из целей поездки стало лечение души от неудавшегося союза, думается, что, надежда выступает символом и упованием на будущее воссоединение.
Названия произведений и цитаты
Цитаты римских авторов и названия произведений составляют малую часть ИВ, однако являются свидетельством познаний и заинтересованности поэта в классической культуре и литературе.
Первым из подобных вкраплений выступает цитата второго послания из I книги «Посланий» Горация в письме к А.И. Тургеневу 1810 г. «Posces ante diem librum cum lumine, si non / Intendas animum studiis et rebus honestis; / Invidia vel amore vigil torquebere»2 выступает своеобразным призывом к действию и, возможно, твор-
ческим девизом поэта. В этом же письме мы встречаем цитату И. Миллера из письма к его другу, швейцарскому писателю К.В. Бонстеттену, составленную из латинского и немецкого языков и переведённую Жуковским: «Constantiam et gravitatem werden Sie nicht eher erlangen bis aile Ihre Stunden wie im Kloster regelmässig ausgetheilt sind»3 [12]. Примечательно, что цитата Миллера встречается в двух письмах к Тургеневу: письме от 19 сентября 1810 г. и 7 ноября 1810 г., указанном выше. Письмо от 19 сентября Жуковский начинает данной цитатой и считает его золотым правилом для того, кто желает достичь высокого. Любопытно и то, что, обращаясь к дневникам Жуковского 1805-1806 гг., в разделе под названием «Будущая жизнь», в котором поэтом отмечены пункты, над которыми ему следует работать, а именно подразделе «К самому себе», под номером 18 указаны качества «Постоянство. Твёрдость». Проводя параллель от цитаты Миллера к дневникам раннего этапа жиз-нетворчества Жуковского, данный факт носит симптоматичный характер, поскольку это период наблюдений Жуковского над собой, период самоанализа.
Следующим вкраплением стало название классической католической секвенции «Stabat Mater dolorosa» («Стояла мать скорбящая»). Композиционно секвенция разделена на две части. Первая часть с первого по восьмое трёхстишие посвящена страданиям девы Марии во время распятия Иисуса Христа, вторая, с девятого по двадцатое трёхстишие, представляет собой молитву, об-ращённую к Богородице. «Stabat Mater» была переведена Жуковским между 4 и 20 марта и более известна под названием «Горько плача и рыдая», однако не вошла в прижизненное собрание сочинений поэта. Название секвенции мы встречаем в двух письмах, обращённых к великому князю Александру Николаевичу от 3 июля 1849 г. и С. М. Соллогуб от 22 сентября 1850 г. Оба письма объединяет тема скорби по безвременно ушедшим в мир иной. В письме к Александру II Жуковский выражает соболезнования по поводу кончины его старшей дочери Александры Александровны и сравнивает скорбь родителей с музыкой Перголеза на «Stabat Mater», которая, по словам поэта, «...выражает слова неизглаго-ланного сокрушения; то, что ты слышишь, извлекает из тебя слезы, но это слышанное есть восхитительная гармония» [8]. В письме к С.М. Соллогуб Жуковский также скорбит вместе с матерью, потерявшей свою дочь. Он благодарит её за письмо, которое читать - то же самое, «. что слушать самую чистую гармонию, отрывок из Генделева Мессии или Перголезова Stabat Mater dolorosa» [9].
Таким образом латинский язык в эпистолярии В. А. Жуковского функционирует, во-первых, как рудиментарная форма бывшего языка международного общения, во-вторых, использование латыни обусловлено спецификой диалога с определёнными адресатами, и, наконец, латинский выступает как средство оттачивания литературного слога самого поэта.
Контакты В. А. Жуковского с Англией подлежат научному определению главным образом по переводам
английских авторов - сентименталистов и романтиков: Р. Саути, Дж. Г. Байрона, О. Голдсмита, Дж. Томсона, В. Скотта и Т. Мура. Благодаря переводам, выполненным Жуковским, российский читатель получил представление о творчестве английских романтиков. Кроме того, в период редакторства в журнале «Вестник Европы» поэтом был переведён ряд сочинений А. Смита, Мунго Парка, М. Эджворт, писем И. Миллера к К.В. Бонстеттену. По словам И. А. Айзиковой, Жуковский ориентирован на «проблему личности и ее отношений с миром, моральной и психологической сложности того и другого» [1]. Таким образом, опыт переводов, вследствие которого произошло усвоение установок романтизма и их перенос на почву русской словесности, подготовил фундамент для развития романтического метода в России: появления новых литературных жанров и идей.
Рассматривая эпистолярий Жуковского, нельзя не отметить, что из 30 писем, в которых содержатся английские вкрапления, 13 адресованы А. И. Тургеневу, четырежды бывавшему в Англии. Английские вкрапления являются яркой характеристикой отношений, связывающих двух близких друзей и соратников. Жуковский пишет к Тургеневу: «Какой-то тихий голос сказал мне в эту минуту на ухо твоими словами: this man is my bosom-friend!4 и я обнимаю тебя заочно со всею ис-кренностию верной дружбы» [12]. В другом письме Жуковский приводит цитату Байрона из «Абидосской невесты»: «How dear the dream: in darkest hours of ill / Could all be changed, to find thou faithfull till»5 [13]. Цитата, во-первых, демонстрирует приверженность другу, во-вторых, свидетельствует о начале увлечения Жуковским творчеством Байрона.
Большинство вкраплений являются названиями книг, которые Жуковский просит ему доставить различных адресатов. Так, из письма от 1807 г. это «The lives of most eminent englisch (sic) poets by Johnson»; в письме от 1811 г. Жуковской просит найти А. И. Тургенева в его библиотеке ряд книг, из которых на английском представлены: «Principles of Moral and Political Sciences» by Adam Ferguson в переводе Х. Гарве и «System of Moral Philosophy» by Hutcheson. В 1828 г., во время пребывания Тургенева в Англии, Жуковский просит найти его полный экземпляр «Annual Register», представляющий собой ежегодное справочное издание, публикуемое каждый год, в котором отражаются и анализируются самые значимые события и политические и культурные тенденции, наблюдающиеся по всему миру. Подобие этого реестра Жуковский планировал издавать в России, однако план оказался слишком обширным и не был бы пропущен цензурой. В письме от 1818 г. Жуковский, перебравшись на новое место жительство в Павловск, пишет А. П. Елагиной, что в присланных ею ящиках недостаёт множество англоязычных книг: «Hume History of England», «Gillis History of Greece», «Gast History of Greece», последние из которых, безусловно, сыграли свою роль при подготовке и непосредственно в процессе перевода «Одиссеи». Как следует из писем, те-
матика книг носит преимущественно философский характер и определяет философские воззрения автора. Сам Жуковский характеризовал английскую философию следующим образом: «... нам нужна простая, мужественная, практическая нравственная философия, не сухая, материальная, но основанная на высоком, однако ясная и удобная для применения в деятельной ^жиз-ни» [10].
Кроме того, в письмах фигурируют и названия художественных произведений и их авторы. Так, например, через Тургенева Жуковский просит книги у С.С. Уварова, например, «Thalaba the Destroyer» by Southey и «Arthur of the Northern Enchantement» by Hoole, которые будут полезными Жуковскому для создания волшебно-исторической поэмы «Владимир», входившего в замысел поэта в период с 1805 г. по 1819 г.
Отдельного внимания заслуживают английские вкрапления в переписке В.А. Жуковского с А.А. Воейковой-младшей. В письме 1845 г. Жуковский, проживая в Германии, раздосадованный отсутствием писем от племянницы, предлагает ей легенду, которая, по всей видимости, имеет под собой реальный факт из биографии Воейковой, когда она продолжительное время писала английскому милорду, несмотря на его молчание. Тогда Жуковский предлагает ей называть себя «Sir William Djouk». Это шутливое прозвище, очевидно, было выдумано в духе литературного общества « Арзамас». Нельзя не обратить внимание на языковую игру, где слово-стимул - английский титул «duke» порождает игрему - фамилию «Djouk». Подписывает это письмо Жуковский как «Ж. William Djouk. Esqu.», добавляя к своему имени высокий английский титул «эсквайр». В письме от 1847 г. поэт продолжает английскую тему, прощаясь с Воейковой как «my lady» и подписываясь «Вильям Джук Esq». В письме к А. О. Смирновой Жуковский надеется, что она обнимет своего «dear William». Так проявляется функция языковой игры англоязычных вкраплений.
Таким образом, английские вкрапления главным образом связаны с книжной культурой, письменной словесностью, философской и художественной литературой, что в совокупности послужило, во-первых, подготовительным материалам к созданию собственных произведений либо переводам, во-вторых, именно Жуковский представил русскому читателю выдающихся английских романтиков.
Роль итальянского языка в дневниковых записях и письмах В. А. Жуковского достаточно подробно была описана И.А. Поплавской. Исследователь хронологически соотносит использование итальянского языка поэтом с его заграничными путешествиями и путешествием по Италии [7]. Наибольшее количество итальянских вкраплений в письмах Жуковского появляются непосредственно в период путешествий, либо после при описании поэтом своих впечатлений. Типы итальянских вкраплений меняются от путешествия к путешествию, но в целом они устойчивы и представляют собой разного рода цитаты, топонимику и объекты, связанные с
искусством. Итальянские вкрапления, как часть русско-итальянского двуязычия, иллюстрируют процесс культурной адаптации и в то же время формируют авторский мирообраз страны, что реализуется, во-первых, в создании её пространственного образа, во-вторых, характеристики Италии как эстетического топоса в восприятии В. А. Жуковского-путешественника.
Первое вкрапление на итальянском языке мы встречаем в ответе на итальянские стихи А.И. Тургенева от 26 марта 1814 г., в котором Жуковский в качестве эпиграфа выбрал строки П. Метастазио из сочинения Л. ван Бетховена для дуэта: «Nei giorni tuoi, felici / Ricordati di me!»6. Проводя аналогию с литературным творчеством В.А. Жуковского, данная цитата отсылает нас в 1817 г. к собранию литературного общества «Арзамас», на котором А.И. Тургенев отказался читать речь и вместо неё произнёс эту фразу, тем самым намекая на стихотворение Жуковского «В день счастья вспомнить о тебе», которое поэт адресовал Тургеневу в письме от 26 марта 1814 г.
Известно, что во время путешествия В. А. Жуковский встречался со многими выдающимися деятелями, одним из которых стал итальянский писатель-романтик, Алессандро Мандзони, автор романа «Обручённые». Поэту удалось пробыть у писателя лишь два часа, поскольку Мандзони был болен, однако сам Жуковский отмечал, что это были самые прекрасные два часа его жизни, о чём он пишет в письме к И.И. Козлову. Более того, Жуковский приобрёл собрание сочинений итальянского романтика и попросил подписать. Мандзони оставил следующую подпись: «L 'autore contera sempre fra i suoi giorni piu felici quello in cui fu dato di cognoscere il S. Joukovsky»7 [6] в память о встрече с выдающимся деятелем.
Вкрапления на итальянском языке встречаются и в промежутке между заграничными путешествиями поэта и носят единичный характер. Так, в письме императрице Александре Фёдоровне от 1837 г. Жуковский описывает бал, данный в Твери в честь великого князя Александра Николаевича. Наставник будущего императора, видя настроение подданных и любовь к наследнику престола, был явно доволен происходящим и, по его словам, видел пленительную картину, как народ бежит за государем, движимым высоким чувством. Толпа кричит, волнуется, мчится, в ней плачут и молятся, и чем дальше они продвигаются, тем движение становится сильнее. Это непрерывное нарастающее движение Жуковский выражает итальянским музыкальным термином «crescendo», обозначающего постепенное увеличение силы звука. Так, итальянское вкрапление становится смысловым центром, можно сказать, пророческой картины Жуковского, который, очевидно, предвидел исторические перемены, которые произойдут в стране в период царствования Александра II. Таким образом, «crescendo» - это путь, стремительно ведущий Россию к наивысшей точке - отмене крепостного права царём-освободителем, воспитанником В. А. Жуковского.
В письме от 1841 г. к А.М. Тургеневу, который был
для Жуковского «человеком чести и воплощением высокой нравственности», поэт, уже в статусе супруга, рассказывает ему о своей жизни в Германии. В частности, он пишет о временном периоде бездействия, используя итальянский концепт «far niente». Этот концепт, приобретающий различные коннотации, используется Жуковским несколько раз. Однако в осмыслении поэтом «far niente» прослеживается тенденция от его позитивного к негативному восприятию. Впервые «far niente» появляется в письме к А. П. Елагиной 12 ноября 1833 г. Свои впечатления от поездки в Швейцарию Жуковский передаёт фактически одним словом: «Не хочу Вам ничего рассказывать о своем путешествии: лень. .Япрожил шесть месяцев в райской тишине, в объятиях чародея Farniente на берегу Женевского озера» [17], очевидно, имея в виду великолепные горные и водные пейзажи. «Farniente» появляется и в более раннем письме к А.П. Елагиной, когда Жуковский, находясь в Дрездене, где он поправлял здоровье и готовил лекции для обучения великого князя, отмечал, что это период, когда он ведёт порядочную жизнь, но не «весёлое farniente». В 1840 г. это «невыразимое farniente счастия», охватившее поэта в связи с женитьбой. Однако уже через год после женитьбы, в письме к А.М. Тургеневу, «far niente» сменяется на тяжкое, что связано, во-первых, с неудачной беременностью Елизаветы Жуковской, а также с развивающейся болезнью глаз самого поэта.
Последними письмами, содержащими вкрапления на итальянском языке, являются письма к П.А. Вяземскому и С.Л. Пушкину. Иноязычные вкрапления в данных письмах объединяет их экспрессивная функция. Так, например, последний абзац в письме к Вяземскому в смысловом плане можно разделить на
две части. Первая часть, где Жуковский говорит о своей болезни и раздражении, носит пессимистический характер. Во второй же он пишет о том, что обнимает Вяземского, передаёт своё почтение его жене, Вере Фёдоровне и просит перецеловать детей. Итальянское слово «Basta» разделяет обе части по смыслу и меняет интонацию письма. Письмо к Пушкину, в котором подробно описана смерть поэта, наполнено поистине трагическим пафосом. Описывая сцену дуэли, Жуковский приводит прямую речь поэта, между прочим, на двух языках: французском и итальянском. Из двух франкоязычных вкраплений «Je suis blessé» и «Ne bougez pas; je me sens encore assez fort pour tirer mon coup» следует, что поэт ранен, однако у него остались силы на выстрел. После своего выстрела, который задел Дантеса и сбил его с ног, Пушкин говорит: «Bravo».
Таким образом, большинство итальянских вкраплений в письмах Жуковского, за исключением отдельных случаев, приходится на период путешествий по Италии. Итальянские вкрапления, как часть русско-итальянского двуязычия, иллюстрируют процесс культурной адаптации и в то же время формируют авторский мирообраз страны, что реализуется, во-первых, в создании её пространственного образа, во-вторых, характеристики Италии как эстетического топоса в восприятии В. А. Жуковского-путешественника.
Изучение иноязычных вкраплений на материале текстов писем и дневников русских классиков является актуальной тенденцией, поскольку личные документы позволяют пролить свет на инокультурные контакты автора, степень его билингвизма, а также определить истоки литературного метода.
Примечания
1. Оговоримся, что ввиду особого статуса немецкого языка в жизнетворчестве В. А. Жуковского, освещению роли немецких вкраплений будет посвящено отдельное исследование.
2. Перевод Н. Гинцбурга: «До света требуй подать тебе книгу с лампадою; если / Ты не направишь свой ум к делам и стремленьям высоким, / Будешь терзаться без сна ты любви или зависти мукой».
3. Перевод: «Постоянство и твердость могут быть вами достигнуты лишь тогда, когда все ваше время будет распределено столь же регулярно, как в монастыре» (Е.В.).
4. Перевод: это мой закадычный друг (Е.В.).
5. Перевод: как дорога мечта, в самые мрачные часы неприятностей всё бы могло измениться, если бы найти тебя преданным (Е. В.)
6. Перевод: в дни твоего счастья вспоминай обо мне! (Е.В.)
7. Перевод: автор всегда будет считать счастливым тот день, когда ему удалось познакомиться с господином Жуковским. (ЕВ.).
Библиографический список
1. Айзикова И.А. Место и роль английского текста в метатексте «Вестника Европы» 1807-1811 гг., периода редакторства В.А. Жуковского (на материале прозы) // Текст. Книга. Книгоиздание. №1 (5). 2014. С. 7-18.
2. ВяткинаИ.А. Диглоссия русских маргинальных жанров (домашняя поэзия и эпистолярий В. А. Жуковского): автореф. дис. канд. филол. наук. Томск, 2007. 23 с.
3. Никонова Н.Е. В.А. Жуковский и немецкий мир. М., СПб, 2015. 496 с.
4. Никонова Н.Е. Книга как многомерное пространство коммуникации: «Вера, любовь, надежда» И.Г.Б. Дрезеке в восприятии В. А. Жуковского // Вестник Томского государственного университета. №3 (15). 2011. С. 113-125.
5. Палкина Е.А. Иноязычные вкрапления в тексте как форма межкультурного взаимодействия: к истории изучения в отечественной гуманитаристике // Диалог культур: поэтика локального текста: мат. V Межд. науч. конф-и. / под ред. П.В. Алексеева: В 2-х т. Т. 1. - 275 с. Горно-Алтайск:, 2016. С. 246-256.
6. ПД. Р. I. Оп. 9. № 74. Л. 13-16.
7. Поплавская И.А. Русско-итальянское двуязычие в дневниках В. А. Жуковского 1820-1830-х г // Вестник Томского государ-
ственного университета. № 350. 2011. С. 21-28.
8. РА. 1885. № 4. С. 534-536.
9. РБ. 1916. № 5. Май. С. 15-17.
10. РГАЛИ. Ф. 236, оп. 3, № 10.
11. РНБ. Оп. 2. № 130. Л. 18-19.
12. РНБ. Оп. 2. № 145. Л. 11.
13. РНБ. Оп. 2. № 150. Л. 9.
14. РНБ. Оп. 2. № 442. Л. 66-67.
15. РНБ. Оп. 2. № 95. Л. 14-15.
16. РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 96.
17. УС. С. 67-68.
References
1. Aizikova I. A. Place and role of English text in the metatext of "Herald of Europe" in 1807-1811, the period of V. A. Zhukovsky's editorial (on the material of prose) // Text. Book. Book publishing, 2014. №1 (5), Pp. 7-18.
2. Vyatkina I. A. Diglossia of Russian marginal genres (home poetry and epistolary of V. A. Zhukovsky). Synopsis of candidate thesis in Philology, Tomsk, 2007. 23 p.
3. Nikonova N. E. V. A. Zhukovsky and the German world. M., St. Petersburg, 2015.496 p.
4. Nikonova N. E. Book as multidimensional space of communication: "Faith, Love, Hope" by I. G. B. Drezeke in the perception of V. A. Zhukovsky // Bulletin of Tomsk State University, 2011. №3 (15), Pp. 113-125.
5. Palkina E. A. Foreign inclusions in the text as a form of intercultural interaction: to the history of their study in the Russian humanities // Dialogue of cultures: poetics of local text, 2016. V. 1., Pp. 246-256.
6. PD. R.I. Op. 9. № 74. S. 13-16.
7. Poplavskaya I. A. Russian-Italian bilingualism in the diaries of V. A. Zhukovsky of 1820-1830-ies // Bulletin of Tomsk State University. 2011. № 350, Pp. 21-28.
8. RA. 1885. № 4. P. 534-536.
9. RB. 1916. № 5. May. Pp. 15-17.
10. RGALI. F. 236, op. 3, No. 10.
11. RNL. Op. 2. No. 130. L. 18-19.
12. RNL. Op. 2. No. 145. L. 11.
13. RNL. Op. 2. No. 150. L. 9.
14. RNL. Op. 2. No. 442. L. 66-67.
15. RNL. Op. 2. № 95. L. 14-15.
16. RNL. F. 286. Op. 2. No. 96.
17. US. Pp. 67-68.
