CC BY
39
ИНОСТРАННОЕ НАСЛЕДИЕ В МЕМОРИАЛЬНОМ ЛАНДШАФТЕ КАЛИНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ
Д. В. Манкевич Э М. Е. Мегем >
I Балтийский федеральный университет им. И. Канта, I 236041, Россия, Калининград, ул. А. Невского, 14
Поступила в редакцию 08.12.2022 г. Принята в печать 03.04.2023 г. doi: 10.5922/2079-8555-2023-2-8 © Манкевич Д. В., Мегем М. Е., 2023
Цель статьи — анализ структуры и выявление символического значения расположенных на территории Калининградской области «мест памяти», связанных с событиями, явлениями или деятелями зарубежной истории. Эмпирическую базу исследования составляют сведения о происхождении, времени создания и предназначении памятников, мемориалов и других памятных мест, теоретическую основу — концепции культурной памяти и «мест памяти». В качестве основных методов, наряду с общенаучными, использовались идиографический и историографический. Центральное место в структуре «мемориального ландшафта» области, отражающего события зарубежной истории, занимают «места памяти», связанные с немецким прошлым края, а также с историей литовской национальной культуры, в меньшей степени — польской. Структура этого мемориального наследия обусловлена избирательным сохранением части довоенных памятников и сооружений в советское время, а также коммемора-тивной активностью постсоветского периода в Калининградской области — «регионе сотрудничества». Его немецкий компонент, являясь наиболее масштабным, как и другие (литовский и польский), не обладает внутренним единством, представляет собой сложную символическую систему с преобладанием памяти о достижениях духовной культуры Восточной Пруссии и ее выдающихся деятелях. Значительная часть рассмотренных мемориальных объектов интегрирована в общероссийский или региональный исторические нарративы (и соответствующие дискурсы), отражает «российский след» в местной истории, «присвоена» местной культурой памяти.
Ключевые слова:
культурная память, место памяти, Калининградская область, мемориальный ландшафт, нарратив
Введение
Современный этап развития политической ситуации в Восточной Европе и на постсоветском пространстве характеризуется не только нарастанием нестабильности и конфликтности, но и дальнейшим усилением противостояния в информационной сфере, частью которого выступает «борьба за прошлое», нацеленная на сохранение сложившихся ранее исторических представлений или внесение значительных изменений в «пространство памяти». Помимо создания соответствующих научно-популярных, учебных и публицистических нарративов важным элементом
Для цитирования: Манкевич Д. В., Мегем М. Е. Иностранное наследие в мемориальном ландшафте Калининградской области // Балтийский регион. 2023. Т. 15, № 2. С. 139-155. doi: 10.5922/2079-8555-2023-1-8.
БАЛТИЙСКИЙРЕГИОН ► 2023 ► Т.15 ► №2
этой борьбы является трансформация символического пространства, в рамках которой производится ликвидация «чужих» мемориальных объектов, не отвечающих новым требованиям к символическому ландшафту. Наиболее эффектным (быстрым и резонансным) способом «войны с памятниками» выступает их физическая ликвидация, сопровождаемая информационной кампанией по обоснованию демонтажа мемориальных объектов исторического и культурного наследия.
В условиях обострения международного кризиса особой активностью эта деятельность отличается в Польше, странах Балтии и, особенно, на территории Украины, где либо уже производятся, либо готовятся многочисленные «операции», направленные на уничтожение «мест памяти», связанных с историей Российской империи, СССР, с жизнью и деятельностью видных представителей русской и советской культуры. В связи с этим несомненный интерес представляет исследование структуры мемориального «ландшафта» Калининградской области, соседи которой (Польша и Литва) относятся к числу лидеров «переформатирования» культурной памяти.
Помимо памятников и других мемориальных объектов, отсылающих к российскому (советскому) прошлому, в самом западном регионе России находится значительное количество «мест памяти», связанных с событиями, явлениями или деятелями зарубежной истории. Это обусловлено спецификой исторического пути российской области, образованной в 1946 г. на территории северной части бывшей германской провинции Восточная Пруссия. Этот край издавна был своеобразным «перекрестком культур», контактной зоной этносов и государств, где разворачивались события, в том числе и отечественной истории (Великое посольство Петра I, сражения Семилетней, Наполеоновских, Первой мировой войн и др.). Многочисленные «места памяти» оставили на этой земле события, связанные с завершающим этапом Второй мировой войны в Европе, с наступательными операциями Красной армии осенью 1944 — весной 1945 г. Прошлое Восточной Пруссии неразрывно связано с немецкой, польской и литовской историей. Несмотря на разрушительные последствия войны и непростую судьбу местных памятников, в советский период их значительная часть сохранилась. Помимо немецких, польских и литовских на территории области есть единичные примеры присутствия мемориальных объектов, связанных с исторической традицией других европейских народов и государств (например, Франции).
Это мемориальное наследие не представляет собой единого комплекса, имеет сложную структуру. Символическое значение некоторых «мест памяти» позволяет легко встроить их в отечественный исторический нарратив, другие представляют исключительно историю государств зарубежной Европы, некоторые, хотя и связаны с событиями и явлениями зарубежной истории, интегрированы в региональную культуру памяти.
В настоящей статье предпринята попытка анализа структуры и выявления символического значения находящихся на территории Калининградской области «мест памяти» (памятников, мемориалов, памятных знаков, архитектурных сооружений), созданных преимущественно в довоенный и постсоветский периоды истории региона, обладающих символическим значением, отсылающим к истории Германии, Польши, Литвы или национальной культуры этих стран.
Историография темы и теоретические аспекты исследования
В публикациях постсоветского периода о памятниках довоенного прошлого, сохранившихся в Калининградской области, как и о новых «местах памяти», писали часто, однако в большинстве случаев в конкретно-историческом или справоч-
ном ключе. Довоенные (немецкие) памятники рассматривались как часть историко-культурного наследия, которое, в свою очередь, признавалось одним из факторов формирования региональной идентичности [1, с. 50—55; 2, с. 39, 40; 3, с. 53 — 56]. Истоки специфики регионального нарратива о прошлом, сформировавшегося в советский период, «общие контуры» исторического сознания советского населения края исследовал Ю. В. Костяшов, выступивший руководителем проекта по сбору воспоминаний первых переселенцев в Калининградскую область, в которых отмечалось значительное влияние памятников довоенной архитектуры и других объектов материальной культуры на восприятие края советскими людьми [4; 5]. Проблема рецепции немецкого монументального наследия, а также процесс появления в области новых мест памяти, связанных с довоенной историей, затрагивались в исследованиях С. А. Фостовой, Ю. В. Костяшова, И. О. Дементьева [6 — 10]. В работах, опубликованных в начале XXI в., региональная структура «мемориального ландшафта» была признана сложной, включающей общеевропейские, восточно-прусские, русские и собственно калининградские места памяти [11, с. 28 — 31].
В зарубежной (преимущественно немецкой и польской) науке проблема исторического сознания населения Юго-Восточной Прибалтики (бывшей территории провинции Восточная Пруссия) также стала предметом научного изучения. П. Бро-дерзен исследовал процесс «советизации» Кёнигсберга, трансформации его в Калининград (в социально-культурном, ментальном, топонимическом смыслах) [12]. А. Саксон использовал компаративистский подход при анализе социально-культурных характеристик современного населения Клайпедского края Литвы, российской Калининградской области, Вармии и Мазур в Польше — районов, территории которых раньше входили в состав Восточной Пруссии [13]. Внимание исследователей привлекала и тема восточно-прусского наследия в инфраструктуре и культурной жизни этой части Прибалтики [14], а также различные аспекты политики памяти и культурной памяти ее населения [15].
Исследование опирается на концепцию «мест памяти», предложенную П. Нора [16, с. 202 — 208] и активно применяемую в «мемориальных исследованиях» [17 — 21]. «Места памяти» образуют символический «каркас» культурной памяти, которая определяется как символическая, не сводимая к индивидуальному и групповому опыту форма передачи и актуализации культурных смыслов и одновременно как непрерывный процесс поддержания социумом своей идентичности посредством реконструкции своего прошлого [17, с. 37, 38; 21, с. 26].
В современных гуманитарных исследованиях значительный интерес вызывают направленные на корректировку существующего и выработку желаемого образа прошлого в массовом сознании практики политики памяти, а также место культурной памяти в социальной реальности [22 — 24]. Активно разрабатывается тема взаимосвязи культурной памяти и идентичности, изучаются ее роль в общественной легитимации политических решений, а также проблема использования элементов культурной памяти в обеспечении «онтологической безопасности общества» и государства [25, с. 134]. Ряд авторов подчеркивает значимость исследования локальных и групповых нарративов о прошлом с целью выявления масштабов и особенностей присутствия «большого российского нарратива» в историческом сознании населения конкретных регионов [24, с. 8 — 10; 26 — 28]. Достаточно активно разрабатываются тематика использования (или переформатирования) мемориальных объектов предшествующего периода (например, советской эпохи) в процессе конструирования национальной идентичности (см., напр. [26]), проблема трансформации (эволюции) восприятия памятников и других мемориальных объектов в условиях замещения поколений [27; 28]. Современные тенденции «мемориальной политики» стран Балтии, Польши и Украины являются предметом внимания калининградских
исследователей, в работах которых они рассматриваются через призму концепции «переформатирования» («перекодировки») символического пространства на фоне нарастания политического кризиса [29 — 31].
Немецкие «места памяти»
Память о немецком периоде регионального прошлого в Калининградской области — наиболее заметная стороннему наблюдателю часть местного «культурного горизонта». Она присутствует в городской и сельской архитектуре, выступает основой информационного сопровождения туристической деятельности и популярных нарративов о прошлом калининградской земли, позволяет получать коммерческую выгоду. Кроме того, в области расположены многочисленные «места памяти», значимые для немцев — бывших жителей Восточной Пруссии, их потомков, граждан ФРГ. В основном это мемориальные объекты (памятники, памятные доски, камни) и некоторые архитектурные сооружения (кирхи, усадьбы, замки). По времени создания они делятся на довоенные и послевоенные, последние появились в основном уже в постсоветский период. Также «места памяти», связанные с немецким периодом истории региона, могут быть разделены на несколько категорий в зависимости от особенностей личностей, групп или событий, которым они посвящены.
1. Памятники немецким государственным и политическим деятелям.
Подобных мемориальных объектов в области немного. В период Восточно-Прусской операции и в первые послевоенные годы практически все памятники государственным деятелям Тевтонского ордена, Пруссии и Германской империи были уничтожены или демонтированы. В сильно поврежденном виде сохранялись фигуры, размещенные на фасаде Королевских ворот (короля Чехии Отакара II, с деятельностью которого связывают основание замка Кёнигсберг в 1255 г., основателя герцогства Пруссии Альбрехта Гогенцоллерна и первого короля Пруссии Фридриха I). При реконструкции ворот фигуры были отреставрированы и вновь размещены на фасаде (к 750-летию города, празднование которого состоялось в 2005 г.). На фасаде Росгартенских ворот уцелели портреты (медальоны) прусских генералов Г. И. Шарнхорста и А. В. Гнейзенау, на фасаде Бранденбургских ворот — портреты военного министра Пруссии Л. Г.Л. Бойена и военного инженера Э. Л. Астера.
В советский период в Калининграде были установлены бюсты философа, автора «Манифеста Коммунистической партии» и «Капитала» Карла Маркса (1961) и деятеля немецкого рабочего (коммунистического) движения Эрнста Тельмана (1977). К. Маркс и Э. Тельман были яркими представителями немецкого «сегмента» советского пантеона героев, в который включались и другие видные деятели рабочего движения — Ф. Энгельс, К. Либкнехт, Р. Люксембург, К. Цеткин... Автором обоих памятников стал выдающийся советский скульптор Б. В. Едунов. В современных условиях памятник К. Марксу выполняет уже не столько идеологическую, сколько культурно-просветительскую функцию, напоминая о деятельности и наследии одного из крупнейших мыслителей XIX в., идеи которого оказали чрезвычайно мощное влияние как на отечественную, так и на мировую историю Новейшего времени. Памятник (а также улица и сквер) Э. Тельмана связаны с памятью о видном деятеле антифашистского движения и антигитлеровского сопротивления в Германии.
В постсоветский период в Калининградской области была увековечена память о последнем верховном магистре Тевтонского ордена, основателе герцогства Пруссия и университета в Кёнигсберге — Альбрехте Гогенцоллерне. В 2005 г. у Кафедрального собора в Калининграде был установлен памятник Альбрехту работы скульптора Ф. А. Мороза — копия немецкого памятника герцогу работы скульптора
И. Ф. Ройша (1891), утерянного в первые послевоенные годы. Новый памятник, в отличие от старого, расположен на месте старого здания Кёнигсбергского университета и позиционирует Альбрехта именно как его основателя. В 2011 г. в Совет-ске появился памятный камень, посвященный Альбрехту, в надписи на котором он выступает как правитель, даровавший в 1552 г. Тильзиту (Тильзе) городские права. Камень установлен на площади, которая до войны носила имя герцога. С именем Альбрехта Гогенцоллерна связаны также активные дипломатические контакты с Русским государством и совместные военно-политические действия против Великого княжества Литовского и Польши в первой трети XVI в.
В 2005 — 2008 гг. были восстановлены статуи деятелей Тевтонского ордена на Фридландских воротах — великого комтура Фридриха фон Цоллерна и магистра ордена Зигфрида фон Фойхтвангена.
2. Памятники деятелям немецкой национальной культуры.
Несколько мемориальных объектов в Калининграде связано с памятью о Кё-нигсбергском университете (Альбертине) и его преподавателях. Университет сыграл важную роль в развитии российской науки и образования в XVIII в. и заметную — в истории европейского Просвещения, философской мысли.
В советский период (1975) в Калининграде, на месте утраченного бюста и бывшей Кёнигсбергской обсерватории, была установлена памятная плита в честь выдающегося ученого, астронома Фридриха Бесселя (1784—1846) — почетного члена Санкт-Петербургской академии наук.
Особым вниманием в области заслуженно пользуется фигура Иммануила Канта (1724—1804) — одного из наиболее влиятельных философов Нового времени, видного деятеля немецкого Просвещения. Самым известным памятником И. Канту в Калининграде является бронзовая статуя, отлитая в ФРГ в 1992 г. по миниатюрной модели памятника К. Д. Рауха 1857 г., утерянного в послевоенные годы. Восстановленный памятник И. Канту был открыт в 1992 г. на сохранившемся постаменте оригинального памятника. Важную роль в его воссоздании сыграла графиня Марион Дёнхофф (Дёнгоф), на территории имения которой в годы войны был спрятан оригинальный памятник работы К. Д. Рауха. Памятная доска графине М. Дёнхофф, ставшей в послевоенные годы выдающимся представителем западногерманской политической журналистики, была установлена на территории пос. Каменка (до 1947 г. — Фридрихштайн), где до 1945 г. находилось ее родовое имение.
В Калининграде существуют еще несколько кантовских «мест памяти» — могила философа у стены Кафедрального собора (традиционное место собрания исследователей и почитателей философии И. Канта), памятная доска на месте дома мыслителя, памятная доска с его изречениями и скамья И. Канта на территории Музея Мирового океана. Значительный рост интереса калининградской интеллигенции к фигуре И. Канта наблюдался в конце 1980-х — первой половине 1990-х гг., в начале XXI в. началась интеграция имени и образа мыслителя в туристические нарративы и практики. В 2016 г. остров Центральный в Калининграде официально переименовали в остров И. Канта. На сегодняшний день И. Кант является наиболее узнаваемым и популярным из иностранных деятелей довоенной истории края как для калининградцев, так и для гостей региона, его имя выполняет функцию своеобразного туристического «бренда».
В 2007 г. на месте Старого Альтштадтского кладбища (в Калининграде) состоялось открытие мемориальной доски трем профессорам — ректорам Альбертины (Л. Резе, К. Бурдаху и Я. Краусу). Инициаторами установки доски выступили руководство Российского государственного университета им. И. Канта (сейчас — БФУ им. И. Канта) и Генеральное консульство Литовской Республики, проект был осуществлен на средства частного лица (поэта и предпринимателя Б. Бартфельда).
Университетское прошлое областного центра также отражает памятник профессорам Кёнигсбергского университета, установленный в 2014 г. на месте бывшего профессорского некрополя Альбертины. Памятник выполнен в форме амфитеатра, символизирующего учебную университетскую аудиторию. На центральной стеле размещен барельеф, изображающий герцога Альбрехта, ниже указаны 11 фамилий профессоров Альбертины, работавших в университете во второй половине XVIII — XIX вв. и захороненных на территории некрополя.
На территории Восточной Пруссии родились, жили и творили десятки деятелей национальной немецкой традиции в художественной культуре. Память о многих из них сохраняется в мемориальном пространстве Калининградской области. Это и уроженец Кёнигсберга, выпускник Альбертины, писатель-романтик, сказочник Эрнст Теодор Вильгельм Гофман (1776 — 1822), памятный камень которому появился в Калининграде уже в 1990 г., и художница, график, скульптор Кете Кольвиц (1867—1945), и выдающийся архитектор, «творец колонии Амалиенау», автор множества проектов культовых и общественных зданий, частных домов Фридрих Хай-тманн (1853 — 1921), и лауреат Нобелевской премии по литературе, мастер интеллектуальной прозы, антифашист Томас Манн (1875 — 1955), поэтессы Фрида Юнг (1865 — 1929) и Иоганна Амброзиус (1854—1939).
В Советске находится памятная доска немецкому поэту начала XIX в., Максимилиану фон Шенкендорфу (1783 — 1817), который родился и вырос в Тильзите, а также памятная доска поэту Иоганнесу Бобровски (1917 — 1965). Он родился в Тильзите, в 1939 г. был призван в вермахт на военную службу, воевал на территории СССР, с 1945 по 1949 г. находился в советскому плену, работал на шахтах Донбасса и на восстановлении хозяйства Ростовской области, затем переехал в ГДР, где работал в издательстве и активно публиковался, в том числе в СССР.
Единственным довоенным памятником деятелю немецкой культуры в Калининграде является памятник поэту Фридриху Шиллеру (1759 — 1805) работы С. Кауэ-ра, сооруженный в 1910 г. В начале 1950-х гг. была проведена первая реставрация памятника, рядом с которым до 2007 г. располагалось захоронение воинов Красной армии. В 1960 г. он был включен в перечень мемориальных объектов, охраняемых государством, и ныне остается памятником культуры федерального значения.
К необычным «местам памяти» относится памятный камень Анхен из Тарау (Анхен Неандер, 1619 — 1689), установленный на территории городского кладбища г. Черняховска, где она была захоронена. Анхен было посвящено стихотворение поэта, в будущем — ректора Кёнигсбергского университета Симона Даха (1605 — 1659), ставшее основой весьма популярной в XVШ-XIX вв. немецкой песни.
3. Памятные знаки, посвященные важным событиям германской истории.
В Калининградской области сохранилось немного памятников, посвященных конкретным событиям истории германского государства. К ним относится Памятный камень в честь 200-летия Прусского королевства. Он был установлен в 1901 г. вблизи поселка Розенберг (с 1945 г. — пос. Краснофлотское, сегодня — в составе Мамоново). Сильно пострадавший памятник был восстановлен в 1994 г. по инициативе бывших жителей поселка. Сейчас на камне нет надписей, которые связывали бы его с образованием королевства Пруссия. Одна надпись — на немецком языке («1368. Розенберг. В память») — указывает на год создания поселения, другая — на русском («25.03.45 Розенберг был назван Краснофлотское») — на его переименование.
Важное место в структуре исторической политики Германской империи придавалось моменту создания «второго рейха» и войнам, обеспечившим ведущую роль Пруссии в этом процессе. На территории Калининградской области уцелело несколько мемориальных объектов, вписанных когда-то в соответствующий
«мемориальный нарратив». В Пилькаллене (ныне — пос. Добровольск Краснознаменного городского округа) в 1870-х гг. был установлен монумент жертвам войн 1860-х — 1870-х гг., приведших прусскую элиту к созданию империи. В тот период Пруссия и Российская империя были стратегическими партнерами, что во многом обеспечило успех прусской внешней политики в Европе. Рядом с пос. Калинино Нестеровского городского округа на месте утраченного после 1945 г. памятника, сооруженного в честь победы Пруссии в войне с Францией (1870—1871), в 2012 г. были установлены четыре бетонных креста, в г. Советске сохранились памятный камень и дуб, призванные сохранять память о том же событии.
Отто фон Бисмарк — культовая фигура германского имперского исторического нарратива, «железный канцлер». С 1869 г. на территории «германского мира» началось сооружение своеобразных памятников этому государственному деятелю — башен Бисмарка. В Калининградской области сохранились руины двух башен — у пос. Горино Неманского городского округа и недалеко от Черняховска, у пос. Красная горка. Рядом с пос. Сосновка и Дмитриевка Нестеровского городского округа, на территории Роминтенской пущи (Красный лес) сохранились памятные камни, свидетельствующие о посещении этих мест кайзером Вильгельмом II в 1903 — 1908 гг. и о его достижениях в охоте на оленей.
4. «Места памяти», связанные с историей отдельных городов и городских сообществ Восточной Пруссии, а также «места» семейной памяти.
Постсоветский период истории региона ознаменовался стабильным ростом интереса к прошлому городов и поселков края, свидетельством чему было появление значительного количества публикаций в прессе, научных и научно-популярных статей, отдельных книжных изданий. Этот краеведческий интерес нашел отражение и в коммеморативной деятельности: в области начали возникать мемориальные объекты, устанавливающие связи между прошлым и современностью муниципалитетов и деревень.
Некоторые из них создавались по инициативе и на средства бывших местных жителей, как, например, Памятный камень умершим жителям Кранца (совр. Зе-леноградск), установленный на месте старого немецкого кладбища в 1990-е гг. В 1990-е гг. на территории бывшего г. Ширвиндта (в послевоенный период — пос. Кутузово, сейчас населенный пункт уже не существует) был установлен Памятник городу Ширвиндту с изображением городского герба и надписью на немецком языке. В пос. Кострово Зеленоградского городского округа (до 1946 г. — Блюдау) был открыт памятник с надписью «В память жителей округа Блюдау и всех погибших немецких и русских солдат» на немецком и русском языках.
Целый ряд подобных мемориальных объектов, связанных с прошлым конкретных поселений, появился благодаря инициативе местных краеведов и общественных деятелей. В пос. Нивенском был установлен памятный знак (валун) в честь основания Виттенберга (название поселка до 1946 г.) с надписью «Wittenberg» и указанием на дату основания поселка (1542). Очень похожий памятный камень появился и в пос. Корнево (до 1945 г. — Цинтен) Багратионовского городского округа. В 2001 г. был установлен памятный камень в честь 700-летия Мамоново (до 1947 г. — Хайлигенбайль).
Стабильный интерес вызывает довоенный архитектурный облик городов Восточной Пруссии. Вниманием туристов пользуются макет средневекового Кёнигсберга, установленный около отеля «Дом сказочника» в Светлогорске и скульптурная композиция «Символы Кёнигсберга 1930-х гг.», расположенная около Кафедрального собора на о. Канта в Калининграде. Композиция, вопло-
тившая в бронзе архитектурные доминанты предвоенного Кёнигсберга1, была подарена Калининграду благотворительным обществом «Восточнопрусская помощь» в 2012 г.
В особую группу целесообразно объединить мемориальные объекты, фиксирующие элементы довоенных названий учреждений. В качестве примера можно привести больницу г. Озерска, на здании которой размещена памятная доска Фрица Рихарда Шаудинна (1871 — 1906) — немецкого ученого-паразитолога, открывшего возбудителя сифилиса, на которой упоминается о факте присвоения городской больнице Даркемена (название города до 1938 г.) его имени. На здании Калининградского областного музыкального колледжа имени С. В. Рахманинова размещена доска с надписью «В этом здании с 1921 по 1945 год размещалась мужская гимназия имени Фридриха Бесселя».
С «ностальгическим туризмом» первых постсоветских десятилетий связаны примеры создания (или актуализации) «мест семейной памяти» бывших жителей Восточной Пруссии или их потомков.
5. Интернациональные кладбища, воинские захоронения и мемориалы.
Интересное явление местной мемориальной культуры представляют собой интернациональные кладбища, на которых захоронены немецкие и русские (советские) солдаты — участники мировых войн. В 1994 г. в Правдинске (до 1946 г. — Фридланд) Народным союзом Германии по уходу за захоронениями был поставлен памятник в честь умерших в годы Первой и Второй мировых войн жителей Фрид-ланда (с надписью «Мы помним наших умерших» на немецком и русском языках). В 1995 г. у пос. Веселовка (до 1947 г. — Бервальде) появилась стела с надписью «В память жителей Бервальде и всех погибших здесь русских и немецких солдат».
В 1990-е гг. началось создание интернационального мемориального кладбища в Балтийске, работы были завершены в 2000 г. На кладбище покоятся останки более 13 тыс. человек, большинство которых составляют немцы (гражданские лица и военнослужащие, погибшие в начале 1945 г.) и узники концлагерей (в основном граждане СССР). В 2001 г. в Калининграде (на ул. А. Невского) усилиями Народного союза Германии по уходу за воинскими захоронениями началось восстановление бывшего коммунального кладбища, получившего статус мемориального (открыто в 2003 г.). На его территории захоронены жертвы бомбардировок Кёнигсберга августа 1944 г. и штурма города, гражданские лица, военнослужащие немецкой армии, военнопленные различных наций. Мемориал также увековечивает память о воинах Красной армии, погибших в различных районах Восточной Пруссии, а также увековечены воины Красной армии.
В Советске (до 1946 г. — Тильзит) на территории бывшего кладбища мясников в 2014 г. по инициативе молодых жителей города и при поддержке Советского отделения движения «Молодая гвардия» был установлен Памятный крест умершим жителям Тильзита. Крест маркирует место расположения одного из старых городских кладбищ, все признаки которого постепенно исчезли в послевоенный период. На мемориальной доске указаны имена нескольких захороненных здесь горожан Тильзита, которые удалось установить по сохранившимся упоминаниям. Также в Советске находится так называемое Лесное кладбище, на котором захоронены немецкие и русские солдаты — участники сражений Первой мировой войны, а также германские военнослужащие и жители города, погибшие в 1944—1945 гг. Мемориал, сооруженный при участии Народного союза Германии, был открыт в 2006 г. Захороненные здесь германские военнослужащие поименно указаны на мемориальных досках. В Нестеровском районе, недалеко от пос. Совхозное, находится во-
1 Университет Альбертина, Королевский замок, Кафедральный собор, драматический театр, квартал бывших складов в районе Ластадие и биржа.
инский мемориал, созданный в 1920-е гг. На сегодняшний день это самое крупное совместное захоронение погибших в годы Первой мировой войны германских и российских военнослужащих в регионе.
В Багратионовске в 2008 г. был установлен Памятный камень жителям Прей-сиш-Эйлау. На валуне имеется изображение латинского креста и надпись: «В память о всех жителях города Прейсиш-Эйлау, погибших в горниле Второй мировой войны. Установлен на средства переживших войну и их потомков».
Помимо памятников жителям конкретных городов, умершим (погибшим) в период военных действий, интернациональных захоронений в области есть памятники (мемориалы) военнослужащим германской армии Первой и Второй мировых войн.
В 1996 г. в Приморске было восстановлено немецкое военное кладбище, на котором захоронено более 1600 военнослужащих, погибших в 1945 г. У пос. Маёвка Черняховского городского округа в 1992 г. восстановлено и обустроено кладбище лагеря немецких военнопленных, существовавшего здесь в 1945 — 1949 гг.
Многие памятники 1990-х — 2000-х гг., созданные немецкой стороной или при ее активном участии, с одной стороны, отражали «дух примирения» и интеграции, господствовавший в тот период, с другой — фиксировали попытки закрепить память о местном населении и погибших военнослужащих вермахта за счет компромиссных решений (помещение их в более широкий контекст «жителей», упоминание русских солдат), позволяющих отчасти избежать подозрений в реабилитации германских военнослужащих.
Литовские «места памяти»
Территория современной Калининградской области в Новое время была одним из районов интенсивного развития литовской национальной культуры, местом формирования литературного литовского языка. В структуре населения герцогства Пруссия, позднее — провинции Восточная Пруссия в XVI — начале XX в. значительную часть составляли балты (летувининки, или «прусские литовцы», — потомки пруссов и переселенцы из литовских земель). В XVI в. в немецких хрониках появился термин «малая Литва», использовавшийся и позднее для обозначения районов «германского мира» со смешанным балто-немецким населением. Границы «малой Литвы» охватывали восточную часть территории современной Калининградской области и Клайпедский край. Исторически она была этнографическим регионом Восточной Пруссии, не имела статуса культурной или административной автономии, на ее территории активно расселялись немецкие колонисты, проводилась политика онемечивания. В предвоенные годы большинство «прусских литовцев» идентифицировали себя прежде всего как жителей Пруссии и только во вторую очередь — как литовцев [32, с. 20, 21]. Большая часть населения региона (как литовцев, так и немцев) покинула его накануне и в период наступления Красной армии в Восточной Пруссии (осень 1944 — весна 1945 г.). Остававшееся здесь местное население было переселено в советскую зону оккупации Германии в 1947 — 1949 гг. В советский период область была лидером среди регионов РСФСР по доле литовцев в национальной структуре населения, однако эти литовцы (за немногими исключениями) были не потомками «прусских литовцев», а переселенцами из Литовской ССР.
Несмотря на активное использование концепта «малой Литвы» в некоторых современных литовских СМИ и в политическом дискурсе Литовской Республики1,
1 Кто напомнит России, что Калининград ей больше не принадлежит? 2014, Delfi, URL: https://www.delfl.lt/ru/news/live/kto-napomnit-rossii-chto-kaliningrad-ej-uzhe-ne-prinadle-zhit.d?id=65889068 (дата обращения: 05.05.2020).
большая часть этого региона (за исключением аннексированного Литвой в 1923 г. Клайпедского края, включенного впоследствии в состав Литовской ССР) никогда не входила в состав национального литовского государства.
В основном немногочисленные литовские «места памяти» Калининградской области связаны с историей развития литовской национальной культуры на этой земле в XVI—XIX вв.
В областном центре и в г. Немане размещены памятные доски Мартинасу Маж-видасу (1510—1563) — лютеранскому пастору и писателю из Рагнита (совр. Неман), выпускнику Альбертины, напечатавшему в 1547 г. в Кёнигсберге первую книгу на литовском языке («Катехизис»), с которой фактически началась литовская письменная традиция. Литовская художественная литература начинается с Кри-стионаса Донелайтиса (1714—1780) — литовского поэта, автора поэмы «Времена года», служившего пастором лютеранской церкви в деревне Тольмингкемен (совр. пос. Чистые Пруды Нестеровского района). В Чистых Прудах действует музей поэта (открыт в 1979 г., филиал КОИХМ), в состав которого входят лютеранская кирха (около нее установлен памятный камень) и пасторский дом. В 1989 г. на месте рождения Донелайтиса был установлен памятный знак, в 2004 г. памятник поэту был открыт в г. Гусеве.
Поэма «Времена года» была опубликована уже после смерти автора, в начале XIX в. протестантским пастором и профессором Кёнигсбергского университета, исследователем литовского фольклора Людвикасом Резой (1776 — 1840), выполнившим также перевод Библии на литовский язык. В 2005 г. в Калининграде (на пересечении просп. Победы и Каштановой аллеи) был установлен памятник Л. Резе, ставший скульптурной доминантой «литовского сквера».
К ряду деятелей литовской культуры Восточной Пруссии относятся и филологи Фридрих (1806 — 1884) и Александр (1857—1944) Куршайтисы (Куршат), памятная доска которым была открыта в 2009 г. в Зеленоградске (бывш. Кранц), где они жили и работали. Фридрих Куршат был профессором Кёнигсбергского университета, разрабатывал проблемы грамматики литовского языка, подготовил и издал немецко-литовский и литовско-немецкий словари, стал одним из основателей Литовского литературного общества. Александр Куршат преподавал в гимназии Тильзита, подготовил новый литовско-немецкий словарь. После выхода на пенсию переехал в Германию.
Пранас Домшайтис (Франц Карл Домшайт, 1880 — 1965) — немецкий художник-экспрессионист литовского происхождения, уроженец д. Кропинс (совр. пос. Гаево Гурьевского городского округа), выпускник Кёнигсбергской академии художеств. С 1930-х гг. находился в дружеских отношениях с художником Эмилем Нольде, состоявшим в те годы в НСДАП. В конце 1930-х гг. картины Домшайтиса, как и Нольде, были включены в состав выставки «Вырожденное искусство», а его деятельность подверглась критике в Германии. В 1949 г. эмигрировал в ЮАР, где продолжил творческую деятельность. В 2006 г. в пос. Гаево на доме, в котором проживал Домшайтис, по инициативе генерального консульства Литвы, а также клай-педских и калининградских художников была установлена мемориальная доска.
К литовским «местам памяти» можно отнести и католическую церковь в пос. Большаково Славского городского округа (до 1938 г. — Гросс Скайсгиррен, до 1947 г. — Кройцинген). В здании кирхи, построенной в 1925 г., размещается приход Святого Иоанна Крестителя Римско-католической церкви. Католическая община в пос. Большаково была зарегистрирована еще в 1991 г.
Таким образом, мемориальные объекты, связанные с литовской национальной историей, сосредоточены преимущественно в восточной части области (Гусев, Большаково, Советск, Чистые Пруды, Неман) — в пределах бывшей этнографи-
ческой зоны «малой Литвы», а также в Калининграде. В основном они отражают отдельные этапы развития литовской словесности, литературной традиции, филологии в Восточной Пруссии, напоминают о «присутствии» литовцев в интеллектуальной жизни края в Новое время, о роли литовцев — уроженцев региона в развитии европейского искусства (П. Домшайтис), об историческом месте этой земли в истории литовского языка. «Центрами притяжения» литовского населения области выступают также католические храмы, однако далеко не все из них выполняют функции «мест памяти».
Польские «места памяти»
Перечень мемориальных объектов Калининградской области, связанных с польской национальной историей, невелик. Северная часть Восточной Пруссии, на территории которой была образована российская область, исторически была частью «германского мира» (а до тевтонского завоевания — «варварской периферией» христианской Европы) и не занимала значимого места в развитии польского народа, государственности и культуры Польши.
Тем не менее в Польше сохраняется память о пражском епископе, св. Адальберте, погибшем на территории Пруссии в 997 г. Адальберт прибыл в землю пруссов с миссионерскими целями (проповедь христианства) и был убит язычниками-пруссами. В 1822 г. в пос. Тенкиттен (совр. пос. Береговое Балтийского городского округа) на предположительном месте гибели миссионера был воздвигнут деревянный крест в память о «подвиге веры» св. Адальберта. В 1997 г. (в 1000-летнюю годовщину мученичества) на то же месте был установлен новый металлический крест, остающийся главным «местом памяти» католического миссионерства на территории региона.
Польшу и СССР в послевоенный период связывала и память о совместной борьбе с нацизмом, о нацистских преступлениях. Вблизи пос. Хохенбрух (совр. пос. Громово Славского городского округа) в период Второй мировой войны располагался лагерь, в котором содержались представители польской интеллигенции, деятели польских национальных организаций, сотрудники консульских учреждений, узники из Чехословакии и Советского Союза. В 2005 — 2012 гг. на месте лагеря был сооружен мемориальный комплекс: установлены памятный знак в виде креста и две памятные доски с надписями на русском и польском языках (в том числе отдельная доска с именами сотрудников польских консульских учреждений, погибших в лагере Хохенбрух). Текст мемориальной надписи на доске, установленной при участии правительств Калининградской области и Республики Польша, завершается словами: «Память всех, кто здесь страдал и погиб».
Также на территории региона расположены три памятника, посвященных деятелям польской культуры, в разное время посещавшим Восточную Пруссию. Автор теории гелиоцентрической системы Николай Коперник (1473 — 1543) в 1541 г. приезжал в Кёнигсберг в качестве врача по приглашению герцога Альбрехта. Рядом с административным корпусом БФУ им. И. Канта 1 июля 2005 г. был установлен памятник Копернику работы польского скульптора Ксаверия Дуниковского, подаренный калининградскому университету Высшей гуманитарной школой имени Александра Гейштора и Ягеллонским университетом. В 2010 г. в Калининграде появился памятник (бюст) польскому композитору Фредерику Шопену (1810—1849), также переданный городу польской стороной в год 200-летия композитора.
Наконец, в 2015 г. в Зеленоградске был открыт памятник выдающемуся польскому поэту-романтику Адаму Мицкевичу (1798 — 1855), который посещал город (в то время — Кранц) в 1824 г. Проект памятника был разработан при участии зеле-
ноградской библиотеки. Помимо значительного вклада, который А. Мицкевич внес в развитие польской и белорусской поэзии, он был известен как активный деятель польского национального движения, занимался политической публицистикой, тяжело переживал поражение Польского восстания 1830 г., в период Крымской войны намеревался создать польский национальный легион для помощи союзникам в борьбе с николаевской Россией.
Подводя итог обзору польских «мест памяти», необходимо отметить, что рассмотренные мемориальные объекты отличаются смысловой и стилистической разнородностью и не создают даже условного «нарратива» о польском «присутствии» в истории региона.
Выводы
На фоне ряда государств Восточной Европы Калининградская область России кажется настоящей «тихой гаванью», островком благоразумия и уважения к памяти о прошлом: здесь сосуществуют памятники различных эпох и культур, составляющие местный «ландшафт памяти» [29, с. 129 — 132]. Эта ситуация стала результатом многолетней работы калининградских историков, краеведов, журналистов, деятелей художественной культуры и властей по формированию в регионе атмосферы сотрудничества и интеграции культурного наследия. Отдельные примеры «мемориальных конфликтов» не трансформировались в системную тенденцию региональной «культуры памяти». Сложившаяся в регионе практика свободных научных и общественных дискуссий по вопросам истории региона, радикально отличающаяся от ситуации советских десятилетий, способствовала выработке конструктивного взгляда на непростое прошлое региона, «присвоению» калининградцами значительной части иностранного историко-культурного наследия.
Мемориальные объекты Калининградской области, связанные с инокультурным наследием, можно классифицировать по принадлежности (на немецкие, польские, литовские), по направленности и тематике (памятники деятелям культуры, историческим событиям, воинские захоронения), а также по степени близости к официальному российскому историческому нарративу и интегрированности в региональную культурную память. В последнем случае в общей массе «мест памяти» выделяются несколько групп мемориальных объектов с различной символической «нагрузкой».
Во-первых, это памятники, символическое значение которых в массовом историческом сознании представляет не столько зарубежный, сколько отечественный исторический опыт. К данной группе относятся, например, памятники К. Марксу, идеи которого оказали колоссальное влияние на процессы российского прошлого в Новое и особенно в Новейшее время, и Э. Тельману — коммунисту, видному деятелю Коминтерна и символу германского антифашистского «фронта».
Во-вторых, это мемориальные объекты, связанные с отечественной историей, но при этом, несомненно, важные и для зарубежного нарратива, интегрированные в различные дискурсы, как иностранные, так и российские (в том числе регионального значения). В качестве примера укажем на «места памяти», связанные с И. Кантом — выдающимся немецким философом, гуманистом эпохи Просвещения, в период Семилетней войны российским подданным, одной из ключевых фигур региональной культурной памяти, самым «узнаваемым» иностранным деятелем местной истории довоенного времени. Мемориал на месте концлагеря Хохенбрух свидетельствует о репрессиях нацистов против представителей польской интеллигенции, однако в лагере содержались и погибали не только поляки, но и граждане СССР, советские войска вели боевые действия в районе лагеря (который был «эвакуирован» ранее). Герцог Альбрехт Бранденбургский и астроном Ф. Бессель были
выдающимися деятелями немецкой истории и культуры, однако они представлены и в российском историческом дискурсе, как общенациональном, так и региональном. Первый был союзником великого московского князя Василия III в борьбе с Польско-литовским государством, основателем университета в Кёнигсберге, второй являлся почетным членом Петербургской академии наук, содействовал развитию и европейской, и российской науки.
Наконец, в-третьих, это «места памяти», не связанные или очень условно пересекающиеся с российским историческом нарративом. Эти мемориальные объекты имеют слабое основание в историческом сознании современного населения Калининградской области. Либо они «достались по наследству» российскому региону, либо их создание было инициировано и осуществлено локальными группами энтузиастов, в том числе зарубежных. К этой группе можно отнести, например, памятники франко-прусской войне, «места памяти», связанные с прошлым городских сообществ Восточной Пруссии, кладбища и монументы погибших в ходе войн жителей германской провинции, мемориальные объекты, связанные с деятельностью представителей литовской культуры (своеобразной является ситуация с памятью о К. Донелайтисе, память о котором в области культивировалась и в советский период).
Сооружение памятников, создание или актуализация «мест памяти», связанных с зарубежной историей, немецким периодом истории региона, широко развернулись в 1990-е гг. Пик мемориальной активности пришелся на вторую половину 1990-х — 2000-е гг. Факторами этого всплеска коммеморативной деятельности стали «открытие» области на рубеже 1980 — 1990-х гг., подъем «ностальгического туризма», усиление внимания к региону в Германии, активизация интереса к довоенному прошлому края со стороны его жителей, деятельность краеведов и энтузиастов. В декабре 1992 г. было подписано Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Федеративной Республики Германия об уходе за военными могилами, которое стало отправной юридической точкой для восстановления и обустройства немецких военных захоронений, мемориалов. Интенсивному появлению новых «мест памяти» способствовали развитие туристической индустрии, «коммерциализация» памяти о прошлом, юбилейные торжества по случаю 750-летия областного центра (2005), ставшие еще одним стимулом для обращения к его довоенному прошлому. Во втором десятилетии XXI в. наблюдалось затухание мемориальной активности, связанной с иностранным историческим наследием.
Исследование выполнено в рамках реализации проекта «Приоритет-2030» «Системный анализ политики памяти в Калининградской области как фактора геополитической безопасности западных рубежей России».
Список литературы
1. Алимпиева, А. В. 2004, Эксклавный российский регион: проблема социальной идентичности, Регион сотрудничества, № 17, с. 45 — 56.
2. Алимпиева, А. В. 2009, Социальная идентичность калининградцев в социальном и геополитическом контексте, Псковский регионологический журнал, № 7, с. 36—42.
3. Андрейчук, Н. В., Гаврилина, Л. М. 2011, Феномен калининградской региональной субкультуры (социально-философский и культурологический анализ), Калининград, Изд-во РГУ им. И. Канта, с. 1 — 140.
4. Костяшов, Ю. В. (ред.). 2002, Восточная Пруссия глазами советских переселенцев: Первые годы Калининградской области в воспоминаниях и документах, СПб., Изд-во «Бельведер».
5. Костяшов, Ю. В., Маттес, Э. 2003, Изгнание прусского духа. Запрещенное воспоминание, Калининград, Изд-во КГУ, с. 1 — 164.
6. Фостова, С. А., Костяшов, Ю. В. 2020, Монументальная пропаганда в советском Калининграде: от войны памятников до мира, Студенческие Смольные чтения, Санкт-Петербург: Астерион, с. 230—237.
7. Костяшов, Ю. В. 2017, Восприятие и мемориализация культурного прошлого Кёнигсбер-га в современном Калининграде, Модернизация культуры: от человека традиции к креативному субъекту. Материалы VМеждународной научно-практической конференции, с. 237 — 241.
8. Дементьев, И. О. 2015, «Разделенная история»: Изучение исторической политики на землях бывшей Восточной Пруссии в свете современных дискуссий, Балтийский регион, № 4, с. 105 — 120.
9. Дементьев, И. О. 2019, Эйдткунен как место памяти, Калининградские архивы, вып. 16, с. 188—200.
10. Дементьев, И. О. 2020, Советские гражданские памятники в культурном ландшафте Калининграда, Наследие веков, № 3, с. 40—61, https://doi.Org/10.36343/SB.2020.23.3.003.
11. Дементьев, И. О. 2012, Калининградская область как зона диалога культур и столкновения мест памяти, Между Одером и Неманом: проблемы исторической памяти, Калининград, с. 26—35.
12. Brodersen, P. 2008, Die Stadt im Westen. Wie Königsberg Kaliningrad wurde, Düsseldorf.
13. Sakson, A. 2011, Od Klajpedy do Olsztyna. Wspötczesni mieszkancy bytych Prus Wschod-nich: Kraj Klajpedzki, Obwöd Kaliningradzki, Warmia i Mazury, Poznan.
14. Sakson, A. 2017, Dziedzictwo Prus Wschodnich. Socjologiczne i historyczne studia o regi-one, Olsztyn.
15. Traba, R., Sakson, A. (eds.). 2017, Przeszlosc zapami§tana. Naracje z pogranicze, Olsztyn.
16. Нора, П. 2005, Всемирное торжество памяти, Неприкосновенный запас, № 2.
17. Ассман, Я. 2004, Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности, М., Языки славянской культуры.
18. Хаттон, П. 2003, История как искусство памяти, СПб., Изд-во «Владимир Даль».
19. Эксле, О. Г. 2001, Культурная память под воздействием историзма, Одиссей. Человек в истории, с. 176 — 198.
20. Ассман, А. 2017, Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима модерна, М., Новое литературное обозрение.
21. Репина, Л. П. 2013, Память о прошлом как яблоко раздора, или Еще раз о (меж)дисци-плинарности, Исторический журнал: научные исследования, № 1 (13), с. 25 — 32, https://doi. org/10.7256/2222-1972.2013.01.3.
22. Савельева, И. М., Полетаев, А. В. 2011, Социальная организация знаний о прошлом аналитическая схема, Диалог со временем, № 35, с. 7 — 18.
23. Ассман, А. 2019, Забвение истории — одержимость историей, М., Новое литературное обозрение.
24. Миллер, А. И., Ефременко, Д. В. (ред.). 2020, Политика памяти в современной России и странах Восточной Европы. Акторы, структуры, нарративы, СПб., Изд-во Европейского университета.
25. Худайкулова, А. В., Неклюдов, Н. Я. 2019, Концепция онтологической безопасности в международно-политическом дискурсе, Вестник МГИМО-Университета, т. 12, № 6, с. 129—149, https://doi.org/10.24833/2071-8160-2019-6-69-129-149.
26. Makhotina, E. 2021, Between heritage and (identity) politics: dealing with the signs of communism in post-Soviet Lithuania, National Identities, vol. 23, № 5, p. 511 — 530.
27. Rosenberg, T. J. 2015, Contemporary Holocaust Memorials in Berlin: On the Borders of the Sacred and the Profane. In: Revisiting Holocaust Representation in the Post-Witness Era. The Holocaust and its Contexts. Palgrave Macmillan, London, https://doi.org/10.1057/9781137530424_6.
28. Cole, T. 2013, Crematoria, barracks, gateway: Survivors' return visits to the memory landscapes of Auschwitz, History and Memory, vol. 25, № 2, p. 102 — 131, https://doi.org/10.2979/ histmemo.25.2.102.
29. Мегем, М. Е. 2022, Снести нельзя оставить: ключевые тенденции политики памяти стран Балтии в отношении советских памятников на местах массового насилия, Балтийский регион, т. 14, № 4, с. 128—145, https://doi.org/10.5922/2079-8555-2022-4-8.
30. Мегем, М. Е., Филев, М. В., Давиденко, А. А. 2022, Снести, перекодировать, интегрировать и маргинализировать: ключевые стратегии стран Балтии по отношению к советским памятникам, Наука. Общество. Оборона, т. 10, № 4 (33), с. 26, https://doi.org/10.24412/2311-1763-2022-4-26-26.
31. Филев, М. В., Курганский, А. А. 2022, Демонтаж памятников как ключевая часть процесса «декоммунизации» на Украине и в Польше после 2014 года, Балтийский регион, т. 14, № 4, с. 146—161, https://doi.org/10.5922/2079-8555-2022-4-9.
32. Сафроновас, В. 2011, Идентичность литовскоязычного населения Восточной Пруссии: интерпретации на переломе XX и XXI столетий, Исследование Балтийского региона: вестник Социально-гуманитарного парка БФУ им. И. Канта, № 2 (8), с. 4—26.
Об авторах
Дмитрий Владимирович Манкевич, кандидат исторических наук, научный сотрудник Центра исследований исторической памяти Института геополитических и региональных исследований, доцент Института гуманитарных наук, Балтийский федеральный университет им. И. Канта, Россия. E-mail: [email protected] https://orcid.org/0000-0002-2983-1962
Максим Евгеньевич Мегем, кандидат исторических наук, директор Центра исследований исторической памяти Института геополитических и региональных исследований, Балтийский федеральный университет им. И. Канта, Россия. E-mail: [email protected] https ://orcid.org/0000-0001-6412-9119
"Л I ПРЕДСТАВЛЕНОДЛЯВОЗШЖНОЙПУБЛИКАЦИИВОТКРЫТОМ ДОСТУПЕВСООТЕЕТСТбИИСУСЛОВИЯМИ
¿^в ЛИЦЕНЗИИ CREATIVE C0MM0NS ATTRIBUTION (СС BV) (HTTP7/CREATI VECOMMONS.0RG/LICENSES/BV/4.0/)
INTERNATIONAL HERITAGE IN THE MEMORIAL LANDSCAPE OF THE KALININGRAD REGION
D. V. Mankevich B M. E. Megem ©
Received 08 December 2022 Accepted 03 April 2023 doi: 10.5922/2079-8555-2023-2-8 © Mankevich, D. V., Megem, M. E., 2023
This article aims to analyse the structure of sites in the Kaliningrad region commemorating events, phenomena or figures of international history, as well as to reveal their symbolic significance. The study uses empirical data on the origin, time of construction and purpose of the monuments, memorials and other places of commemoration. Theoretically, it draws on the concepts of cultural memory and sites of memory. The idiographic and historiographic methods were employed along with general scientific methods. At the core of the region's international memorial landscape structure are sites commemorating the German past of the area or linked to Lithuanian and, less frequently, Polish national cultures. The structure of the
To cite this article: Mankevich, D. V., Megem, M. E. 2023, International heritage in the memorial landscape of the Kaliningrad region, Baltic region, Vol. 15, № 2, p. 139-155. doi: 10.5922/2078-8555-2023-2-8.
Immanuel Kant Baltic Federal University I 14 A. Nevskogo St., Kaliningrad, 236041, Russia
memorial heritage is largely a product of the selective preservation of pre-war monuments and constructions in the Soviet period and post-Soviet commemorative activities in the Kaliningrad region, 'a region of cooperation'. Its most substantial, German, component is a complex symbolic system honouring the intellectual culture of East Prussia and its prominent figures. And, not unlike its Lithuanian and Polish components, it lacks inner unity. Most of the memorial objects examined have been integrated into all-Russian or regional historical narratives and corresponding discourses. Reflecting the 'Russian story line' in the local history, it has been appropriated by the local culture of memory.
Keywords:
cultural memory, place of memory, Kaliningrad region, memorial landscape, narrative References
1. Alimpieva, A. V. 2004, Exclave Russian region: the problem of social identity, Region of cooperation, № 17, p. 45—56 (in Russ.).
2. Alimpieva, A. V. 2009, Social'naja identichnost' kaliningradcev v social'nom i geopolitich-eskom kontekste [Social Identity of Kaliningraders in the Social and Geopolitical Context], Pskov Journal of Regional Studies, № 7, p. 36—42 (in Russ.).
3. Andreychuk, N.V., Gavrinina, L. M. 2011, Fenomen kaliningradskoj regional "noj sub-kul''tury (sociaV'no-filosofskij i kul"turologicheskij analiz, [The phenomenon of the Kaliningrad regional subculture (socio-philosophical and culturological analysis)], Kaliningrad, IKBFU Publishing house, p. 1 — 140 (in Russ.).
4. Kostyashov, Yu. V. (ed.). 2002, Vostochnaja Prussija glazami sovetskih pereselencev: Pervye gody Kaliningradskoj oblasti v vospominanijah i dokumentah [East Prussia through the eyes of Soviet settlers: The first years of the Kaliningrad region in memoirs and documents], Saint-Peterburg, Belveder (in Russ.).
5. Kostyashov, Yu. V., Matthes, E. 2003, Izgnanie prusskogo duha. Zapreshhennoe vospomi-naniehttps://prussia.online/books/izgnanie-prusskogo-duha [The expulsion of the Prussian spirit. Forbidden memory] Kaliningrad, KSU Publishing house, p. 1 — 164 (in Russ.).
6. Fostova, S. A., Kostyashov, Yu. V. 2020, Monumental'naja propaganda v sovetskom Kalin-ingrade: ot vojny pamjatnikov do mira [Monumental Propaganda in Soviet Kaliningrad: From War of Monuments to Peace], Studencheskie Smol'nye chtenija, Saint-Peterburg, Asterion, p. 230—237 (in Russ.).
7. Kostyashov, Yu. V. 2017, Vosprijatie i memorializacija kul'turnogo proshlogo Kjonigsberga v sovremennom Kaliningrade [Perception and memorialization of the cultural past of Koenigsberg in modern Kaliningrad], Modernizacija kul'tury: ot cheloveka tradicii k kreativnomu subyektu. Ma-terialy VMezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii, p. 237 — 241 (in Russ.).
8. Dementyev, I. O. 2016, A 'Divided history': the politics of memory on the territory of the former East Prussia in the light of current discussions, Baltic region, vol. 7, № 4, p. 77—88, https:// doi.org/10.5922/2079-8555-2015-4-6.
9. Dementyev, I. O. 2019, Jejdtkunen kak mesto pamjati [Eidtkunen as a place of remembrance^ Kaliningradskie arhivy, №16, p. 188 — 200 (in Russ.).
10. Dementyev, I. O. 2020, Soviet-Era Civic Monuments in the Cultural Landscape of Kaliningrad, Nasledie vekov — Heritage of Centuries, № 3, p. 40—61, https://doi.org/10.36343/ SB.2020.23.3.003 (in Russ.).
11. Dementyev, I. O. 2012, Kaliningradskaja oblast' kak zona dialoga kul'tur i stolknovenija mest pamjati [Kaliningrad region as a zone of dialogue of cultures and clash of places of memory], Mezhdu Oderom i Nemanom: problemy istoricheskoj pamjati, [Between the Oder and the Neman: problems of historical memory], Kaliningrad, p. 26—35 (in Russ.).
12. Brodersen, P. 2008, Die Stadt im Westen. Wie Königsberg Kaliningrad wurde, Düsseldorf.
13. Sakson, A. 2011, Od Klajpedy do Olsztyna. Wspötczesni mieszkancy bylych Prus Wschod-nich: Kraj Klajpedzki, Obwöd Kaliningradzki, Warmia i Mazury, Poznan.
14. Sakson, A. 2017, Dziedzictwo Prus Wschodnich. Socjologiczne i historyczne studia o regi-one, Olsztyn.
15. Traba, R., Sakson, A. (eds.). 2017, Przeszlosc zapamigtana. Naracje z pogranicze, Olsztyn.
16. Nora, P. 2005, World celebration of memory, Neprikosnovennyj zapas [Emergency ration], № 2 (in Russ.).
17. Assman, Ya. 2004, Kul'turnaja pamjat': Pis'mo, pamjat' o proshlom i politicheskaja iden-tich-nost' v vysokih kul'turah drevnosti [Cultural memory: Writing, memory of the past and political identity in the high cultures of antiquity], M., Jazyki slavjanskoj kul'tury.
18. Hutton, P. 2003, History as an art of memory, Saint-Peterburg, Vladimir Dal (in Russ.).
19. Eksle, O. G. 2001, Cultural memory influenced by historicism, Odissej. Chelovek v istorii [Odysseus. Man in history], p. 176—198 (in Russ.).
20. Assman, A. 2017, Raspalas'svjaz'vremen? Vzlet i padenie temporal'nogo rezhima moderna [Broke the connection of time? The Rise and Fall of the Modern Temporal Regime], M., Novoe literaturnoe obozrenie (in Russ.).
21. Repina, L. P. 2013, Memory of the past as a bone of contention, or once again about (in-ter)disciplinarity, Istoriceskij zurnal. Naucnye issledovania, № 1 (13), p. 25 — 32, https://doi. org/10.7256/2222-1972.2013.01.3 (in Russ.).
22. Savelyeva, I. M., Poletayev, A. V. 2011, The social organization of the knowledge of the past: analytical scheme, Dialogue with time, № 35, p. 7 — 18 (in Russ.).
23. Assman, A. 2019, Zabvenie istorii — oderzhimost'istoriej [Forgetting history — obsession with history], M., Novoe literaturnoe obozrenie (in Russ.).
24. Miller, A. I., Efremenko, D. V. (eds.). 2020, The politics of memory in contemporary Russia and in countries of Eastern Europe, St. Petersburg, European University at St. Petersburg.
25. Khudaykulova, A. V., Neklyudov, N. Y. 2019, The Concept of Ontological Security in International Political Discourse, MGIMO Review of International Relations, vol. 12, № 6, p. 129 — 149, https://doi.org/10.24833/2071-8160-2019-6-69-129-149 (in Russ.).
26. Makhotina, E. 2021, Between heritage and (identity) politics: dealing with the signs of communism in post-Soviet Lithuania, National Identities, vol. 23, № 5, p. 511 — 530 (in Russ.).
27. Rosenberg, T. J. 2015. Contemporary Holocaust Memorials in Berlin: On the Borders of the Sacred and the Profane. In: Revisiting Holocaust Representation in the Post-Witness Era. The Holocaust and its Contexts. Palgrave Macmillan, London, https://doi.org/10.1057/9781137530424_6.
28. Cole, T. 2013, Crematoria, barracks, gateway: Survivors' return visits to the memory landscapes of Auschwitz. History and Memory, vol. 25, № 2, p. 102—131, https://doi.org/10.2979/ histmemo.25.2.102.
29. Megem, M. E. 2022, Preserve vs dismantle: major trends in the Baltics' politics of memory regarding soviet monuments at sites of mass violence, Baltic region, vol. 14, № 4, p. 128—145, https://doi.org/10.5922/2079-8555-2022-4-8.
30. Megem, M. E., Filev, M. V., Davidenko, A. A. 2022, Demolish, recode, integrate and marginalise: Key strategies for the Baltic States in relation to Soviet monuments, Science. Society. Defense, vol. 10, № 4, p. 26, https://doi.org/10.24412/2311-1763-2022-4-26-26 (in Russ.).
31. Filev, M. V., Kurganskii, A. A. 2023, Dismantling monuments as the core of the post-2014 'decommunisation' in Ukraine and Poland, Baltic region, vol. 14, № 4, p. 146—161, https://doi. org/10.5922/2079-8555-2022-4-9.
32. Safronovas, V. 2011, Identity of the Lithuanian-Speaking Population of East Prussia: Interpretations at the Turn of the 20th and 21st Centuries, Issledovanie Baltijskogo regiona: vestnik Social'no-gumanitarnogo parka BFU im. I. Kanta, № 2 (8), p. 4—26 (in Russ.).
The authors
Dr Dmitrii V. Mankevich, Senior Research Fellow, Centre for the Study of Historical Memory, Institute of Humanities, Immanuel Kant Baltic Federal University, Russia. E-mail: [email protected] https://orcid.org/0000-0002-2983-1962
Dr Maxim E. Megem, Director, Centre for the Study of Historical Memory, Immanuel Kant Baltic Federal University, Russia. E-mail: [email protected] https://orcid.org/0000-0001-6412-9119
jKjsSgSHSUBMITTED FOR POSSIBLE OPEN ACCESS PUBLICATION UNDER THE TERMS AND CONDITIONS OF THE ¿^nJCREATIVE COMMONS ATTRIBUTION (CC BY) LICENSE (HTTP;//CREATIVEC0MM0NS.0RG/UCEN5E5/8W4.CI/)
