CC BY
27
ИННОВАЦИОННОЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ И СТИМУЛИРУЮЩАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА
О.С. СУХАРЕВ,
доктор экономических наук, профессор Института экономики РАН, руководитель Центра макроэкономической политики
Российского государственного торгово-экономического университета
1. Проблема «инновационной» гонки (эмпирические данные)
Всемирный экономический форум (ВЭФ) в 2005 — 2006 гг. провел очередное исследование 104 стран мира на предмет использования ими информационных и телекоммуникационных технологий, которые закономерно рассматриваются как технологии высокого уровня, подчеркивая уровень развития экономической системы. В итоге страны ранжировались по уровню технической и технологической развитости. На начало 2006 г. первое место занимал Сингапур, который незначительно обошел США, лидировавшие по этому показателю долгое время. Затем расположились в рейтинге Исландия, Финляндия, Дания, а уже потом — США. Россия, согласно этому оценочному подходу, заняла 62-е место, расположившись между Коста-Рикой и Пакистаном.
Исследовательская организация RAND Corporation рассчитывает индекс способности к развитию науки и технологий. В этом индексе учитываются: уровень общего экономического развития страны, доля инженеров и ученых в общей численности населения, объем научных публикаций и их значимость, затраты на НИОКР. Россия в 2006 г. оказалась на 19-м месте с коэффициентом 0,89. Япония, Корея, Тайвань, США, Израиль имеют более высокий показатель. Отличительной особенностью России является низкий уровень развития экономики, незначительные затраты на НИОКР и малое число патентов. Рейтинг США составляет 5,03. Из 16 ключевых технологий Россия только к 2020 г. теоретически сможет освоить 10 — 12. Это при условии сохранения научно-техничес-
кой инфраструктуры, повышения эффективности государственного управления.
Согласно исследованию Технологического института Джорджии, который вот уже 20 лет занимается оценкой технологических индикаторов экономик мира, Китай по технологическому рейтингу за 2007 г. занимает первую позицию, получая 82,8 балла, США — вторую позицию с 76,1 балла. Далее идут: Германия (66,8), Япония (66), Франция (45,3), Южная Корея (44,4), Великобритания (43,6), Сингапур (43,4), Голландия (43) и Тайвань (34,5) Россия не входит в десятку лидеров. Резкая смена лидера в технологической гонке происходит благодаря достижению высокого уровня технологической конкурентоспособности, благоприятной социально-экономической атмосферы в обществе, подготовленности технологической инфраструктуры и значительных производственных мощностей, ориентированных на решение задач технологической модернизации (как показывает опыт китайской экономики). Важным обстоятельством выступает эффективность цепочки от НИОКР до конечного продукта, что в совокупности со стратегией имитации чужих технических достижений при использовании принципа «приращения технического результата», тиражирования и массового обучения в условиях стабильного экономического роста позволили Китаю осуществить рывок в области новых технологий. Главной особенностью технологического роста Китая стал равномерный и постоянный его характер, при цикличности технологического развития в Японии или экономиках азиатских тигров.
1 По данным GIT, High Tech Indicators, 2007.
Сегодня в России на НИОКР выделяется примерно 10 % всего объема инвестиций, а в Европе этот показатель приближается к 50 %, а по отдельным странам, таким как Франция, Норвегия, Германия, он существенно выше. При этом Россия закупает машин и оборудования несколько больше, нежели названные европейские страны, которые по данным видам техники обеспечивают себя сами. Следовательно, потребности в этом довольно большие, уровень потребления техники высок, что связано с высокой степенью износа основных фондов, а также появлением совместных производств на территории России, а также заводов крупных иностранных корпораций. Более того, согласно позиции У. Баумоля2, высокотехнологичные фирмы воспроизводят режим технологической гонки, поскольку ни одна из таких фирм
не может отстать от своих конкурентов, иначе она потеряет свои рыночные позиции. Инновационная стратегия для нее выступает своеобразным «наркотиком», доза которого, по идее, должна возрастать. Но тогда возникают вопросы, касающиеся того, как долго может происходить такая гонка, будет ли обеспечена она необходимой ликвидностью, насколько опасен и выгоден ли переход фирмы к консервативной стратегии своего развития и где пределы такого роста?
Организация отдельных крупных промышленных структур (монополий) не решит проблем развития конкурентных технологически развитых производств, если не воссоздана вся цепочка получения наукоемкого результата, начиная от состояния фундаментальных исследований и прикладных НИОКР и заканчивая состоянием элементной базы, взаимозаменяемых изделий, производственной инфраструктуры. Если для машиностроительного предприятия купить отечественный шарикоподшипник с необходимыми
Исследовательская организация RAND Corporation рассчитывает индекс способности к развитию
науки и технологий. Россия в 2006 г. оказалась на 19-м месте с коэффициентом 0,89. Япония, Корея, Тайвань, США, Израиль имеют более высокий показатель. Отличительной особенностью
России является низкий уровень развития экономики, незначительные затраты на НИОКР и малое число патентов. Рейтинг США составляет 5,03.
2 Baumol W. Red-Queen Games: arm races, rule of law and market
economies // Journal of Evolutionary Economics. 2004. Vol.
12(2).
свойствами представляет серьезную проблему, так как его просто нет, он не производится, о каком машиностроении тогда возможно говорить? Сегодня фирмы США и Германии выпускают оборудование для получения мультикремния производительностью от 250 до 2000 кг/цикл. Стоимость составляет примерно от 600 до 800 тыс. евро. Россия могла бы
делать такое оборудование за 400 — 500 тыс. евро при том же качестве (паритет с Китаем). Российская наука готова создать такие и даже лучшие установки, но нет инвестиций, нет финансовых вложений. Государство не видит проблемы, а частный бизнес недооценил еще рынок, да и не может пускаться в долгосрочные проекты со значительной отсрочкой по окупаемости. США и Германия выпускают всего 10 установок в год, но потребность в мире значительно больше и растет ежегодно. Имеются данные, что только за 1997 — 2002 гг. ежегодный рост «солнечной» энергетики превысил 25 %. Ее основа — фотоэлектроника, преобразователи, которые производят на кремниевых пластинах, а эти пластины получают как раз из монокристаллов чистого кремния либо из поликристаллов столбчатой структуры (мультикремний). Прогноз потребности в мире в чистом кремнии до 2030 г. — 1 млн т. При этом в настоящее время общий объем производства преобразователей из поликремния составляет 44 %. В России всего 7 — 10 %, так как просто нет оборудования для получения мультикремния, который дешевле монокремния примерно в пять раз. К 2010 г. планируется в России запустить четыре завода по производству чистого кремния, а установок нет. Ориентир — на покупку зарубежных установок в США и Германии, хотя их стоимость почти в два раза выше, чем потенциальное производство этих же установок в России. Безусловно, этот пример — ярчайший показатель стратегического провала обеспечения национальной и технологической безопасности нашей страны, институциональной неготовности к воспроизведению и восприятию инноваций.
7х"
11
2. Экономический рост и инновации
Модель экономического роста Роберта Солоу, получившая всемирную известность, построена на основе применения аппарата производственных функций с предположением об изменении экономической отдачи, причем сама функция отдачи считается стабильной. Однако сам Р. Солоу прекрасно понимал3, что производственная функция дает лишь априорное представление о взаимосвязи важнейших факторов. При этом модель не исходит из того, что должна изменяться с течением времени сама взаимосвязь факторов и могут подключаться новые факторы, что неукоснительно приводит к необходимости пересмотра вида производственной функции, используемой в такой модели роста.
Экономическая наука добилась существенных результатов в области теории экономического роста, а в последнее время наибольшей популярностью пользуются работы, направленные на включение в эти модели компонент технических изменений. Таким образом, считается, что данный шаг придаст правдоподобия в описании экономического роста, с вытекающими полезными рекомендациями и в области экономической политики. Проблемы, связанные с включением НИОКР в модели роста, состоят в непредсказуемости самих НИОКР, когда часть из них заканчивается вообще отрицательным результатом, только единичные и довольно редко приводят к открытиям, которых никто не ожидал. Эту неопределенность довольно трудно учесть в рамках модели. Вместе с тем, если продолжать делить факторы влияния на рост на эндогенные и экзогенные, прогресс в моделировании вряд ли будет заметен. Причина в том, что НИОКР являются частью системы, которая растет, поэтому неадекватно рассматривать их как нечто внешнее по отношению к этой системе. Модель роста должна отражать факты роста экономики4. При этом нужно, бесспорно, учитывать, что прошлый рост происходил в иных технологических и институциональных условиях, чем рост нынешний. Экономический рост сегодня есть некое кумулятивное выражение прошлого роста. К сожалению, разработки, осуществленные в 1990-е гг. в рамках теории роста, копировали старые методологические подходы, хотя и развивали как дискуссию, так и способы моделиро-
3 Soloy R. Perspectives of the theory of growth// Journal of Economic Perspectives. Winter, 1994. Vol 8. №1. P. 45 - 54.
4 Этому правилу следовал, в частности, один из авторитетов в области проблем экономического роста Саймон Кузнец и его последователь Эдвард Денисон.
вания5. Например, в исследовании П. Эгхиона и П. Хоуитта6 предложена модель, в которой «созидательное разрушение», по Й. Шумпетеру, предстает в виде механизма появления одних новаций за счет ликвидации других, предшествовавших. Однако эта идея абсолютно не нова и реализована при классификации технико-экономических парадигм или их элементов — технологических укладов. На самом деле, появление новации возможно не за счет сокращения возможностей прошлых технологий, а иногда происходит даже усиление предшествующей модели, технологических возможностей за счет появившейся новации. Информационная экономика дает эмпирические подтверждения этому. Выделение ресурсов на НИОКР может совершенно не приводить к увеличению отдачи и даже появлению новаций, если данные НИОКР завершаются отрицательным результатом. Поэтому выбор модели развития, создание, проектирование этой модели представляют нетривиальную задачу, причем решение этой задачи для каждой страны должно иметь самостоятельное значение, ибо факты развития промышленных организаций (технических систем) для каждого государства — свои. Модель Э. Янга7 обучения на опыте полезна при изучении влияния НИОКР на развитие, она даже более полезна в управленческом смысле, нежели для теории экономического роста.
Однако цели экономии ресурсов и повышения производительности могут достигаться за счет имитации лучших достижений, рационализаторства как реакция на поведение потребителей, т. е. операционально, благодаря совершенствованию рутин фирмы, перманентных улучшений и соответствующей политики менеджмента. Очевидно, что модели роста технических систем должны строиться на обобщении их функций, предназначения, с учетом общей стратегии хозяйственных агентов, каждый из которых реализует свою стратегию, но в какой-то момент времени может ее изменить на иную. Для появления инновации нужен не только генератор в виде изобретательских способностей, смелости предпринимателя, поощрительной политики властных иерархий, но и, главным образом, способность среды принять и распространить
5 Конечно, здесь автор не может коснуться всего имеющегося набора достижений и источников, такая цель и не ставилась. Речь идет о наиболее ярких и показательных работах и достижениях, вызвавших дискуссию.
6 Aghion P., Howitt P. A Model of Growth through Creative Distraction // Econometrica. March, 1992. P. 322 - 352.
7 Young A. Invention and Bounded Learning by Doing // Journal of Political Economy. June, 1993. P. 443 - 472.
инновацию. Инновации представляются как изменения в производственных функциях, которые не могут быть подвержены какому-либо делению. Идея о восприимчивости или невосприимчивости того или иного нововведения наглядно демонстрирует, что институциональная структура хозяйства может отвергать инновационное развитие, т. е. закрепленные правила и процедуры в этом случае не позволяют внедряться интеллектуальным продуктам, придуманным людьми. Примеров того, как совершенные изобретения и открытия реализовывались, т. е. превращались в инновацию через десятки и более лет после их совершения, множество.
3. Условия функционирования «инновационного хозяйства»
Последние несколько лет в России не умолкают разговоры об экономическом росте, о необходимости поддержки этого роста путем привлечения инвестиций. Президент РФ в своем выступлении на Государственном совете определил основные ориентиры социально-экономического развития России до 2020 г.: возвращение России в число мировых технологических лидеров, четырехкратное повышение производительности труда в основных секторах российской экономики, увеличение доли среднего класса до 60 — 70 % населения, сокращение смертности в 1,5 раза и увеличение средней продолжительности жизни до 75 лет. При этом он призвал «сконцентрировать усилия на решении трех ключевых проблем: создании равных возможностей для людей, формировании мотивации к инновационному поведению и радикальном повышении эффективности экономики, прежде всего на основе роста производительности труда». Разумеется, по сравнению с целью удвоить к 2010 г. ВВП эти цели кажутся разумными и содержательными. Вместе с тем проблема состоит не в формулировке целей, а в том, какой инструментарий необходим, чтобы продвинуться в положительном направлении к их достижению. Именно по этому поводу существуют серьезные разногласия, отчасти непонимание проблем, как проводниками, так и критиками правительственного курса.
Если вспомнить, каким был рост российской экономики в 1900 — 1913 гг., когда прирост промышленной продукции составил 74,1 %, производство пшеницы в 1908 — 1912 гг. выросло на 37,5 %, то нужно напомнить, что за эти 13 лет реальная заработная плата русского рабочего воз-
росла только на 11,7 %, причем основное повышение приходилось на революционные годы, а значительная часть сельского населения ходила в лаптях и батрачила по 16 — 18 ч в сутки. Низкая заработная плата не позволяла содержать семью, обеспечивала низкий уровень жизни, примитивное образование и медицинские услуги. Низкий спрос вследствие низких доходов (бедности), низкий уровень образования были главными сдерживающими причинами развития промышленности. Наблюдалась типичная картина экономического роста — «роста без развития». Для современной России характерны признаки именно такого роста. Этот рост происходит в условиях неэффективной экономической структуры, к сожалению, не меняет, а только консервирует ее параметры, не использует в должном объеме механизмов государственного инвестирования и регулирования. Рост наблюдается в условиях усиливающегося неравенства, высокой инфляции, высокой смертности населения и низкой продолжительности жизни. Примерно такие же атрибуты являлись характеристикой роста и сто лет назад.
Российская экономика вошла в XXI в., обладая следующими важными характеристиками.
Во-первых, сложилась институционально не завершенная, разбалансированная экономика. Внутренний рынок довольно емкий, но он крайне несовершенен, обладает очень низкой эффективностью. Вводимые правила или не действуют, или выполняют иные функции. В данном случае пригодным для решения возникающих проблем становится практически любой экономический инструментарий. Экономика становится дуалистичной (двуликой), точнее, экономические субъекты в силу разных причин начинают декларировать следование одной модели поведения, но в реальности применяют совершенно другую модель, причем предугадать изменения в поведении довольно трудно, поскольку раздвоение модели носит случайный характер, подчиненный интересам конкретных агентов и групп.
Во-вторых, имеется дисфункция института оценки, которая выражается в том, что не происходит возвышения наиболее эффективного агента, не создаются равноправные условия в сферах образования, науки, медицины, правовой защиты, суда, возникает «внутренняя» закрытость экономики, вне зависимости от того, насколько открыты в ней для внешних инвесторов и конкурентов ее внутренние рынки. «Внутренняя» закрытость — это «скованность» хозяйственных возможностей эко-
номических агентов на собственных отечественных рынках, невозможность оценивать и принимать эффективные решения, осуществлять эффективные инвестиции.
В-третьих, значительно сжаты внутренние инвестиционные возможности экономики, отсутствует «продуктовая основа» для инноваций. Этот пункт чрезвычайно важен, так как инновации возможны в системе, которая функционирует в рамках полюсов «фундаментальная наука — потребительские рынки». Наука воспроизводит знания, на основе которых создаются базовые технологии, с помощью которых создаются новые виды различных благ — потребительского и промышленного назначения, а также услуги. Но если блага и услуги в основном на внутреннем рынке оказываются импортного или «отвер-точного» производства (сделаны по привнесенным технологиям), тогда теряется предназначение фундаментальной науки и сектора разработки технологий. Им остается только «продавать» себя за рубеж. Если же учесть отставание в этих сферах и пониженную конкурентоспособность, как и насыщенность иностранных рынков, на которых идет торговля знаниями, технологиями, вырученных средств будет хватать только на поддержание элементарных параметров жизнеспособности. Иллюзия, что допуск на отечественные рынки «отверточных» технологий будет способствовать развитию отечественных технологий, просто губительна для отечественных производств. Помимо этого, существует еще одно ошибочное мнение, которое высказывается с отдельных трибун, что, дескать, покупка технологий за рубежом, включая «отверточные», является единственным выходом для России — компенсировать технологическое отставание, и это нисколько не приведет ни к какой инфляции. Здесь возникают следующие аргументы:
1. Покупка самых современных технологий обойдется дорого. Кроме того, понадобится обучать
Инвестиции в России 2000 — 2007 гг. в целом не решали задачи модернизации экономической структуры страны. Когда ставка рефинансирования банков 10,5 %, а рентабельность реальных секторов — 5 — 8 %, а машиностроения и металлообработки — 3 — 4 %, какой может быть эффективность инвестиций в реальные сектора? Локализованное инвестирование отдельных проектов никак не сказывается на структуре инвестиций в целом.
персонал, а может быть, и специально готовить под эти технологии, что связано с серьезными вложениями в переобучение и подготовку специалистов.
2. Если будут приобретаться технологи или оборудование б/у (бывшие в употреблении), а такой сценарий наверняка будет иметь место в некотором масштабе в силу высокой коррумпированности сделок и налаженной системы «отмывания» средств, то передовой характер этих технологий окажется только на бумаге, качество же изделий будет оставаться таким же низким.
3. В обоих случаях никакого импульса к развитию отечественных технологий, прикладной науки и НИОКР получено не будет, а спрос на иностранную валюту для покупки технологий, оборудования, средств производства будет действовать в направлении стимулирования импортированной инфляции и подогревать инфляцию издержек внутри страны. Компенсация покупки дорогого оборудования и совершенных финансовых «откатов» выльется в повышение цен на производимую продукцию. Такой способ замены фондов будет только стимулировать инфляцию и уничтожать собственное производство. Кстати сказать, данный фактор инфляции активно действует в современной России, и у него появляется лишь дополнительный импульс.
В-четвертых, довольно велика зависимость хозяйственных воспроизводственных контуров от корпоративных интересов мировых финансовых рынков с вытекающей эксплуатацией интеллектуального, ресурсного, производственного потенциала, постепенно толкающей экономику к еще большей зависимости и к банкротству вследствие возрастания внешнего корпоративного долга (включая долги российских банков иностранным кредиторам).
Инвестиции в России 2000 — 2007 гг. в целом не решали задачи модернизации экономической структуры страны. Когда ставка рефинансирования — банков 10,5 %, а рентабельность реальных секторов — 5 — 8 %, а машиностроения и металло-
обработки 3 — 4 %, какой может быть эффективность инвестиций в реальные сектора? Локализованное инвестирование отдельных проектов никак не сказывается на структуре инвестиций в целом.
Рентабельность производительного сектора за последние годы планомерно снижалась, причем сокращение рентабельности отраслей внутреннего рынка наблюдалось при росте внутренних инвестиций. Рентабельность экспортных отраслей росла, но замедляющимся темпом. Важно отметить, что рентабельность лесопромышленного комплекса также сначала снижалась. До сих пор Россия не вышла на параметры расчетной лесосеки, и низок технологический уровень переработки древесины. Данная проблема вообще характерна для подавляющего числа ресурсов, которые добываются в нашей стране — крайне низок уровень их переработки, а для внутреннего рынка такая переработка вообще примитивна. Одна из причин — недостаток или отсутствие необходимых технологий.
Рентабельность капитала в банковском секторе выше, чем в среднем по отраслям экономики, и существенно выше, чем в основных отраслях промышленности, отдельных секторах услуг, например торговле. Указанные данные отражают довольно тревожную ситуацию, когда даже рентабельность капитала топливно-энергетического комплекса практически такая же, как и банковского сектора, хотя этот сектор представляет собой центральный элемент российского экспорта и дает наибольшие валютные поступления в страну. Таким образом, рентабельность в банковском секторе необоснованно завышена. Данный перекос формирует неэффективность экономической структуры в целом, деформирует мотивы хозяйственного поведения и размещения кадрового потенциала между секторами экономики, что представляется важнейшей макроэкономической проблемой при стареющем населении России, особенно с позиций развития отдельных регионов и территорий.
Для оценки качественного состояния отраслей промышленности России агентством АК&М был составлен интегрированный рейтинг эффективности, основанный на данных Госкомстата России, который показал следующие позиции по отраслям в порядке убывания величины рейтинга: топливная промышленность, черная и цветная металлургия, пищевая, химическая и нефтехимическая промышленность, машиностроение и металлообработка и далее. Такая оценка согласуется с динамикой рентабельности капитала по отраслям промышленности России.
Привлекательность с точки зрения рентабельности и качественного состояния отрасли в инвестиционном смысле предопределяет поток инвестиций в этом экономическом секторе (направлении).
Структура затрат в реальном секторе экономики России за период 2002 — 2007 гг. существенно не изменилась, и около 70 % составляют материальные затраты, только 15 — 20 % приходится на заработную плату. Структурный парадокс состоит в том, что инвестиции в основной капитал растут на протяжении всего периода и довольно ощутимо, а базовые пропорции в экономике и промышленности не меняются, причем эффективность промышленных систем даже снижается, а риски реализации инновационных проектов — высоки. Одновременно доходность в наиболее рентабельных секторах, таких как банковский сектор, высока, а риски, несмотря на то, что они на самом деле существенные (немалые), но относительно реальных секторов и ожидаемого дохода — они несколько меньше. Одной из причин является диверсификация финансовых вложений.
Для сравнения можно привести данные по рентабельности секторов экономики позднего советского периода на конец 1987 г. Так, рентабельность в топливной промышленности составляла 12,8 %, металлургии — 12,4 %, машиностроении — 13,8 %, легкой промышленности — 23,5 %, в секторе связи — 17,9 %, сельском хозяйстве — 19,6 %, лесной и деревообрабатывающей промышленности — 12,5 %. Как видим, произошло резкое возрастание рентабельности в топливной, металлургической промышленности, секторе связи, пищевой промышленности и такое же значительное снижение рентабельности в машиностроении, приборостроении, легкой промышленности и сельском хозяйстве. Конечно, необходимо учитывать, что оценка рентабельности советской экономики не отражала качества и технологического уровня производства и была искажена по ряду других причин. Вместе с тем оценка нынешней рентабельности секторов также не отражает качественного их состояния, одновременно показывая, как за 20 лет изменился «структурный» вектор развития российской экономики — вектор, который задает направление инвестиций.
Что касается рентабельности по отраслям, то нужно отметить, в развитых странах она существенно ниже российской средней рентабельности по промышленности. Так, в России в среднем по промышленности это 16 — 18 %, в США — 7 — 8 %.
Рентабельность оказания услуги по перевозке пассажира в нью-йоркском такси не превышает 25 %. В России рынок такси нерегулируем абсолютно, и этот показатель доходит в отдельных городах и в разное время суток от 100 до 500 %.
Сверхприбыльным бизнесом считается нефтяной и газовый. Рентабельность российских нефтяных компаний составляет в разные годы от 15 до 55 %. Самая высокая рентабельность крупнейших нефтяных корпораций мира в 2000-х гг. составляла не более 13 %, в основном была существенно ниже 7 — 10 %. Таким образом, нетрудно заметить, что рентабельность сырьевых секторов в развитых странах Запада близка к рентабельности наукоемких секторов промышленности и промышленности в целом. Это говорит и о сопоставимости рисков, и о необходимой пропорциональности в развитии секторов экономики. «Структурный парадокс», наблюдаемый в России, в названных экономических системах отсутствует.
Далее нужно ответить на самый важный вопрос: нужно ли менять направление этого «структурного» вектора и, если да, то насколько и, главное, каким инструментарием и за какой период это возможно.
Концептуальный выход из сложившейся ситуации видится в системных корректировках направленности инвестиционного процесса, который будет обеспечивать меньший количественный темп роста, но создавать эффективные хозяйственные структуры, включая и распределение доходов.
4. Инвестирование в наукоемком секторе
Основу наукоемких отраслей промышленности составляет электроника. Поэтому необходимо до четверти государственных расходов на НИОКР направить в этот сектор. Необходима единая и простая в организационном смысле система поддержки НИОКР, которая бы предполагала активизацию усилий по созданию новых видов энергоресурсов и промышленных технологий совместно с академическими, национальными НИИ и промышленными организациями.
Малым и средним фирмам в данной системе необходимо отводить роль коммерциализаторов фундаментальных и прикладных технологий (в основном, имитационная модель), разработанных в исследовательских центрах и корпорациях, однако абсолютизации или завышенной оценки этих малых предприятий в России быть не должно. В силу нашего национального психотипа, а также по при-
чине приватизации и «постприватизационного» синдрома, который связан с жизнью на трансакциях с приобретенным имуществом и растаскиванием КБ, НИИ, наукоемких предприятий советского прошлого, эти малые предприятия не представляют серьезной силы в конкуренции на внутреннем, и тем более внешних, рынках. Их возникновение в основном было связано просто с кражей документации с предприятий, которые подлежали приватизации, уводом активов, раздроблением. Поэтому появление такого наукоемкого малого бизнеса связано просто с уничтожением наукоемкого сектора России в этот период. Но эти фирмы выполняют до сих пор роль «обсосов» и опорных точек при осуществлении откатов и дальнейшей борьбе за собственность и обогащение стоящих при должностях менеджеров, причем уже и среднего звена (если ранее был только высший менеджмент). Конечно, названные процессы затруднят развертывание указанной системы, заведомо будут снижать отдачу на вложенные средства — инвестиций. Однако в любом случае данный рецепт является полезным и при взвешенной политике, возможно, будет снижать негативное влияние этого так называемого малого наукоемкого сектора, воссоздав его на новой мотивационной основе. Кстати сказать, логика инвестиционного мышления и поднимающаяся эффективность таких секторов будут хорошим условием для видоизменения названной мотивационной основы.
Механизм саморазвития на основе инвестиций в таких наукоемких секторах, как электроника, покажем на примере нескольких японских компаний. Значительные объемы инвестиций в радиоэлектронную японскую промышленность позволяют поддерживать высокий динамизм этой отрасли промышленности и наращивать объемы продаж (см. таблицу).
Однако инвестиции в сектор бытовой электроники Японии не могли дать такой же отдачи, как инвестирование производства интегральных схем. Причины, на наш взгляд, состояли в институциональной организации рынков и территориальном распределении производств японской промышленности. Дело в том, что рынок бытовой электроники обладает довольно стабильной емкостью, которая напрямую зависит от доли затрачиваемого дохода на электронные бытовые приборы населением, темпов роста самого дохода и количества конкурентов, поделивших данный рынок. Принципиально новые изделия появляются нечасто. Общий рост доходов происходит соразмерно с экономическим
Объем инвестиций, продаж и «корпоративный акселератор» ведущих японских изготовителей интегральных схем
Инвестиции в производство Инвестиции в производство Объем продаж интег- Корпоративный
Фирма интегральных схем в год интегральных схем в год ^ ральных схем в год ^ акселератор:
млрд долл. США млрд долл. США млрд долл. США A = I, / (Y - Y-,)
NEC 1,54 1,85 11,75 1,61
Toshiba 1,14 1,35 10,0 1,04
Hitachi 1,3 1,4 9,0 1,17
Fujitsu 1,33 1,89 6,0 2,36
Mitsubishi 0,87 1,17 5,4 1,67
ростом, поэтому уповать на высокий ажиотаж спроса не приходится.
В силу этого инвестиции в данный сектор по сравнению с другими секторами значительно меньше, а японские фирмы стремятся за счет экономии издержек на рабочую силу и близости к рынкам сбыта, т. е. экономии транспортных затрат, обеспечить максимальную эксплуатацию названных рыночных ниш. Исходя из среднего ежегодного роста рынка интегральных схем, равного 15 %, рассчитаем «корпоративный акселератор» для пяти ведущих японских корпораций, предполагая, что ни одной из них не удалось расширить свой рынок за счет другой компании и, таким образом, все были удовлетворены общим ростом рынка интегральных схем.
Найдем отношение изменения объема инвестиций за период [I — 1, I] к изменению дохода от производства (объема продаж) за этот же период (см. пятый столбец таблицы). Этот акселератор показывает, в какой мере изменение дохода компании за период [I, I — 1] приводит к изменению осуществляемых инвестиционных расходов в период I, при условии, в нашем случае, что фирма производит интегральные схемы, т. е. работает на одном рынке. Данный показатель применительно к процессам в макроэкономике называют индуцированным инвестированием: I = Ь (С 1 — С(_), где индуцированное потребление выражается через предельную склонность к потреблению (функцию потребления) и национальный доход — С(=с Y , и I=п — Y ), где п — коэффициент акселерации.
В макроэкономике известная цепочка, что дополнительные расходы через мультипликатор приводят к росту потребления (дохода), а возросший доход посредством принципа акселерации приводит к дополнительному инвестированию, которое на втором витке опять приводит к росту дохода и т. д., оказывается вполне распространимой и на работу сложных корпоративных структур. Рост электронных рынков (объемов продаж и доходов) действительно позволяет делать масштабные инвестиции в науку, технологию и производство. Тот
факт, что инвестиции значительно превышают приращение дохода корпораций и составляют от 13,5 до 31 % их объема продаж, может означать наличие нескольких причин:
• предприятия получают значительные прибыли на электронных рынках в силу особенностей своего положения, определенная доля которых инвестируется;
• предприятия используют эффект экономии на масштабах совместно с первым пунктом;
• компании участвуют в программах государственных инвестиций в сфере стратегических интересов (военная электроника, информационные технологии и т. д.);
• привлекательность для частных инвесторов, вкладывающих свои финансы в развитие электронной промышленности.
Для рассматриваемых японских фирм уровень роста прибыли отстает от роста объемов продаж, поскольку расширение продаж происходит за счет снижения цены. Поэтому участие в государственных программах и промышленно-торговых международных альянсах помогает управлять инвестици -онным процессом и привлекать дополнительные финансовые средства.
Этот анализ проведен автором намеренно, с тем чтобы показать, что применительно к российскому электронному рынку он попросту невозможен или, скажем аккуратно, вряд ли уместен по той причине, что отсутствует необходимая динамика в принципе, как и производство в похожих масштабах отечественных интегральных схем (не говоря уже о технологическом и кадровом обеспечении этих производств).
5. Социальные инвестиции
Государство в лице российского правительства, осуществляя приватизацию, лишилось ценнейшего актива, который мог использоваться для проведения инвестиционной государственной политики. Эти активы могли бы обслуживать (быть
переориентированы на такое обслуживание) такие социальные сектора, как здравоохранение и образование. Однако при одновременных ограничениях на параметры рентабельности трансакционных секторов социальное инвестирование может привести к возобновлению какой-то части активов, принимающих вид кадрового потенциала государственных корпораций, либо к возврату путем выкупа отдельных ранее распроданных активов.
Социальное инвестирование — это вложения, причем не только финансового, но и организационного капитала, в создание новых кадров, объектов государственного сектора и инфраструктуры. Назначение социальных инвестиций — это воспроизводство общественных благ, создание положительного экстернального эффекта. Причем, чем больше величина этого эффекта, тем выше результативность данных инвестиций.
Одним из важных условий осуществления социальных инвестиций является подготовка объектов, предназначенных для такого инвестирования. Далее покажем, каким образом за счет изменения организационного капитала системы, в частности системы высшего образования, можно не только повысить организационную и мотивационную эффективность функционирования системы, но и, по сути, осуществить социальные инвестиции, т. е. получить положительный экстернальный эффект с малыми финансовыми затратами.
Одной из провозглашенных целей российского правительства выступает увеличение производительности труда. Эта цель объективна и полезна, однако насколько и как она достижима? На наш взгляд, за счет фактора «труд» ее достичь в России невозможно в обозримой перспективе (10 — 15 лет). Инерция системы образования и подготовки кадров такова, что в этот период ничего не удастся сделать с кадрами и профессиональной подготовкой и, что особенно важно, без изменений на рынке труда не удастся увеличить «трудовую нагрузку» и производительность. Агенты, чтобы как-то существовать, имеют минимум два-три места работы, особенно это касается государственного сектора — образования и здравоохранения. Следовательно, чтобы повысить качество труда и оставить агента на одном месте, понадобится увеличить ему заработную плату на одном месте (по постоянной трудовой книжке), чтобы она соответствовала двум-трем местам работы в сумме. Только в этом случае удастся закрепить агента за одним местом работы (можно применить и законодательные ограничения в таком случае), требовать повыше-
ния качества и производительности, обучения, переквалификации. В противном случае остается только «капитал» как фактор увеличения производительности, т. е. технологии (автоматизация, компьютеризация производств и труда). Однако, это направление потребует покупки технологий за рубежом либо разработки собственных отечественных технологий. В государственном секторе такой заказ может и должен быть осуществлен. Остается еще один способ, о котором почему-то редко вспоминают. Это повышение организационной эффективности и мотивации. Именно с использованием названных инструментов, на наш взгляд, возможны эффективные социальные инвестиции. На примере образовательной системы это отчетливо видно.
Так, современный российский университетский профессор, тем более если это человек в возрасте от 30 до 45 лет, вынужден работать в 3 — 5 университетах или научных организациях, чтобы хотя бы элементарно зарабатывать себе на жизнь (речь не идет ни о покупке квартиры, ни даже — машины). Как он может увеличить свою производительность? Никак. Это физиологически невозможно. Такая ситуация сложилась в большинстве секторов — социальных, наукоемких, причем в наукоемких секторах велик процент работы за рубежом или по совместным контрактам. Итоговой целью таких контрактов часто является окончательный переезд (они выполняют функцию трансфера интеллектуального ресурса).
Во-первых, неотвратимым становится снижение качества работы, которое только ухудшается при возрастании регламентации деятельности. Например, в высшей школе России профессора уже открыто говорят о том, что они пишут столько отчетов о том, как надо было бы преподавать и вести научные исследования, что времени на само преподавание и исследования просто не остается, не говоря об их улучшении.
Во-вторых, очная форма образования в России де-факто превратилась в заочную. Студенты при сдаче зачетов и экзаменов открыто говорят о том, что они работают и не успевают подготовиться в соответствии с требованиями. Когда такое объяснение касается 70 — 80 % группы или потока, об отчислении не может быть и речи. Вуз обычно настраивает профессорский состав так, чтобы зачеты и формы контроля в целом принимались в таком случае, хотя юридически подобное объяснение неготовности студента не является уважительным. Но ведь система высшего государственного образования (речь идет о государственных вузах, подчиненных Министерству образования и науки РФ)
должна обеспечить пребывание студента с 8.30 утра до 14.30 в стенах вуза по очной форме обучения, иначе, в чем смысл такой формы обучения? Если этого нет, тогда диагноз один — система организована неэффективно, система больна. Способ лечения практически единственный — организовать систему на уровне элементарных институтов (правил поведения). Почему студент работает? Потому что учится платно и ему нужны средства для оплаты обучения, либо учится и получает государственную стипендию, но она настолько мизерна, что ему приходится работать. Однако при внесении предлагаемого автором изменения — студент может работать с 15 ч каждого рабочего дня, но должен учиться по очной форме и быть ежедневно в университете по расписанию занятий. Второе направление решения проблемы — это обоснованное определение числа оплачиваемых государством мест в вузе по каждой специальности. Государство в лице правительства обязано учесть потребность в кадрах для государственных корпораций и государственного сектора в целом, обеспечив выделение на эти места стипендии, жилья с дальнейшей гарантией трудоустройства в государственном секторе и постепенным переводом жилья в собственность специалиста. Это позволит создать высокий конкурс на такие специальности и места, обеспечит стаж государственной службы для поступившего человека. При платном обучении студент обязан отчисляться за неуспеваемость и непосещение, если он учится по очной форме и его работа не является индульгенцией от отчисления, как в настоящее время (причем явно часть заработанных средств тратится на взятки за получение зачета и экзамена).
Таким образом, подобная организация социальных инвестиций по каждому направлению государственного сектора способна повысить эффективность этих инвестиций и самого сектора в обозримой перспективе. Даже можно значительно не увеличивать расходов по соответствующей строке федерального бюджета, потому что нет смысла их увеличивать, когда организационная эффективность получателя этих инвестиций крайне низка, а сам получатель коррумпирован и зажат в тиски «бюрократизма».
Следующий аспект социальных инвестиций на макроэкономическом уровне — реформирование социального сектора. В России совсем недавно произошла монетизация льгот. Но ведь это своеобразный инфляционный удар по самым малоимущим слоям населения. Ведь когда агент имеет натуральную льготу — он ее имеет в неименном виде, а когда она приобретает форму денег, то обязательно индексация в соответствии с размером инфляции опаздывает. А кто и почему стал утверждать, что индексация должна быть исключительно соразмерно инфляции (например, не в большем объеме?) и что, получив деньги, агент правильно ими распорядится, например не пропьет? Если инфляция измеряется неверно в сторону недооценки, то и монетизация снижает благосостояние наименее обеспеченного агента. «Демонетизированная» льгота является в этом смысле абсолютной (гарантированной) льготой и сама по себе не действует проинфляционно. На самом деле монетизация льгот увеличивает широту маневра для правительства и облегчает ему жизнь (работу). Следовательно, у введения этой меры есть сугубо меркантильные основания. Систему абсолютных льгот, как и число категорий граждан (агентов), их получающих) можно было бы пересматривать законодательно и существенно ограничить. Однако для этого необходимо работать, это сложнее сделать технически, чем монетизация. Вот так законодательно была изменена форма социального инвестирования. Насколько обосновано такое изменение с позиций представлений об эффективности? Ответ здесь может быть один: данные действия правительства обоснованы слабо.
Таким образом, социальное инвестирование возможно вообще без выделения финансов (в абсолюте), а с применением организационных решений, когда стоимость предоставляемого блага может не только не расти, а уменьшаться, либо, наоборот, при эффективном социальном инвестировании — увеличиваться. Иными словами, используя «институциональные корректировки», можно повысить эффективность социального инвестирования либо соответствующим образом понизить его.
проблемы и решения ' 19
