CC BY
419
_____________________ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
ИНКЛЮСИВНЫЙ УСТОЙЧИВЫЙ РОСТ: ПРИОРИТЕТЫ, ИНДИКАТОРЫ, МЕЖДУНАРОДНЫЙ ОПЫТ, ПОТЕНЦИАЛ СОГЛАСОВАНИЯ С МОДЕЛЬЮ РЕИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
Н.В. Пахомова,
профессор экономического факультета Санкт-Петербургского государственного университета,
член-корреспондент РАЕН, доктор экономических наук
К.К. Рихтер,
заведующий кафедрой экономики предприятия и предпринимательства экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета, профессор, доктор физико-математических наук
Г.Б. Малышков,
доцент кафедры экономики, учета и финансов экономического факультета Национального минерально-сырьевого университета «Горный» (г. Санкт-Петербург),
кандидат экономических наук [email protected]
В статье авторы концентрируют внимание на анализе двух концепций — устойчивого инклюсивного роста и реиндустриализации — с выявлением потенциала для их возможного согласования. Обобщая ход обсуждения в научной литературе вопроса о возможности перехода России к модели устойчивого инклюсивного роста, авторы приводят на этот счет дополнительные аргументы, базируясь на опыте реализации Стратегии 2020 в странах Евросоюза. Значительное внимание в статье уделено возможным подходам к выработке индикаторов устойчивого инклюсивного роста. Авторы обращают внимание на целесообразность отражения в концепции реиндустриализации требований, проистекающих из перехода к устойчивому инклюсивному росту. Современная модель роста должна способствовать выходу страны на новые технологические, продуктовые и сервисные рынки. Она должна отвечать на новые глобальные вызовы, быть экологически ориентированной, ослаблять социальное расслоение, в целом повышать социальное благосостояние.
Ключевые слова: инклюсивный устойчивый рост, реиндустриализация, стратегия роста Евросоюза, индикаторы зеленого роста, экологическая и социальная устойчивость, эффект инновации, новые рынки
УДК 330.101+322.1+338.2+339.137; ББК 65.05+65.28+65.5
1. Постановка проблемы
Затянувшаяся рецессия, характерная не только для развивающихся, но и для ряда развитых стран, стимулируя корректировку инструментов текущей финансово-экономической и социальной политики, одновременно активизирует усилия и по стратегическим направлениям. К их числу относится поиск новой модели социально-экономического развития, способной ответить на актуальные вызовы, стоящие в посткризисный период перед экономикой и обществом. При этом сегодня требование обращения к новым реалиям посткризисной экономики проистекает со стороны не только научных экспертов, представителей бизнес сообщества, политических деятелей, но и студенческой молодежи. Последняя полагает необходимой, наряду с проведением академических исследований этих процессов, при модернизации лежащих в их основе теоретических доктрин, адаптацию к измененным условиям учебных планов и преподаваемых в Университетах лекционных курсов [Jacobs, 2014].
Для России значение активизации усилий в этом направлении возрастает и по причине недостаточной результативности мер, предпринимаемых в стране для преодоления последствий посткризисного спада, а также ввиду ее углубляющегося отставания от других государств по ряду чувствительных параметров [Рязанов, 2013; Имитация инноваций, 2013]1. Не сдающая своих позиций рецессия, которая рядом специалистов трактуется как промежуточный циклический спад в рамках делового промышленного цикла [Клепач, 2014], нацеливает не только на переосмысление релевантности традиционной социальноэкономической траектории, но и на обоснование адекватных институциональных рамок перехода к новой модели развития, ее ключевых характеристик, а также соответствующей адаптации политики государства и стратегий бизнеса.
Среди обсуждаемых в этой связи вариантов новой модели социально-экономического развития [Мау, 2014; Чернышев,
2014; Ясин, 2013;] выделяется концепция реииндустриализа-ции, которая стала объектом дискуссий на страницах ряда ав-
1 5
торитетных научных журналов. По мнению ее сторонников, сам термин реиндустриализация (приеним также термин «новая индустриализация») точнее и объемнее раскрывает суть перехода к новой экономике и ответа на современные глобальные вызовы по сравнению, скажем, с широко распространенной до недавнего времени идеей постиндустриального информационного общества [Механик А., Оганесян Т., 2014]. Новая индустриализация, обеспечивая условия для устойчивого, сбалансированного, опирающегося на инновации развития, а также для эффективного использования, наряду с природным и техногенным, человеческого, социального и организационно-репутационного капитала, способствует повышению комплексной производительности при одновременном улучшении качества жизни населения [Бляхман, 2013; Глазьев, 2014; Szizmai, Nande, Alkorts (eds.), 2013]. Соглашаясь с тем, что целый ряд положений, лежащих в основе концепции новой индустриализации, заслуживают внимания, следует все же отметить, что, во-первых, значительный перечень решаемых в ее рамках задач, по сути соответствует парадигме догоняющего развития, относясь скорее к пятому технологическому укладу. И, во-вторых, модель реиндустриализации может претендовать на парадигмальную роль только в том случае, если в ее рамках формируются качественно новые ответы на стоящие перед экономикой и обществом глобальные вызовы, включая социально-экологические. Уже данные обстоятельства указывают на целесообразность продолжения обсуждения этой актуальной темы.
К числу предлагаемых для решения накопившихся проблем относится и получившая более широкую известность за рубежом концепция инклюсивного устойчивого роста (inclusive sustainable growth). Ее базовые положения, в том числе вывод о наличии существенной связи между темпами роста экономики и решением широкого круга социальных проблем, включая более справедливое распределение созданных в обществе доходов, при особом внимании к беднейшим слоям населения, первоначально вырабатывались рядом ученых из академических кругов, [Bourguignon, 2003; Ravallion, 2001].
[J
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
В последующем, эти положения были, в частности, развиты участниками Комиссии по росту и развитию (The commision on Growth and Development), которую возглавил лауреат Нобелевской премии М. Спенс (M.Spence) и которая выпустила в свет отчет «Стратегии для устойчивого роста и инклюсивного развития» [The Growth Report..., 2009]. В 2012 г. был опубликован обширный труд экспертов Всемирного банка и Международного банка реконструкции и развития под заголовком «Инклюсивный зеленый рост. Столбовая дорога к устойчивому развитию». В этом издании проблематика инклюсивного роста была напрямую увязана с переходом на траекторию устойчивого развития и задачей формирования зеленой экономики при опоре на инновации и структурные реформы [Inclusive Green Growth..., 2012].
Хотя концепция инклюсивного роста была достаточно быстро воспринята специалистами, занимающимися проблемами развития, по вопросу о содержании данного термина консенсус еще не достигнут. Ряд авторов, исходя из представления об ис-клюсивном росте как обеспечивающим включение широких слоев населения в процессы распределения его результатов при обязательном формировании условий для активного участия в создании таковых и беднейшего населения, делают тем самым основной акцент на социальную проблематику [Bourguignon, 2003; Ravallion, 2001]. Другие ученые и эксперты международных организаций, также ориентируясь в основном на социальные императивы, уточняют, что инклюсивный рост призван обеспечивать, во-первых, улучшенные жизненные условия для всех слоев населения без дискриминации (the «non-discriminatory» aspect of growth) и, во вторых, ослабление неравенства, в том числе по тем аспектам благосостояния, которые не связаны с денежными доходами населения, но имеют принципиальное значение для выравнивания экономических возможностей в области образования, здравоохранения, продовольственного обеспечения и социальной интеграции (the «disadvantage-reducing» aspect of inclusive growth) [Ranieri and Ramos, 2013].
В интерпретации этой концепции появляются и новые акценты, которые могут быть суммированы следующим образом. При признании важности социального измерения прогресса, особенно в условиях периодически возникающих социальнополитических взрывов, ныне подчеркивается комплексное содержание проблемы роста и его интегрированность в структурные реформы, обеспечивающие диверсификацию экономики и переход ее на зеленые принципы [Incorporating Green Growth..., 2012]. В этом контексте обращается внимание на вовлечение в процесс развития разнообразных секторов экономики (а не только высокотехнологичных, постиндустриальных) при специальном акценте на инфраструктуру, а также на установление прямых связей между макро- и микродетерминантами роста в качестве необходимого условия его долгосрочной устойчивости [Changing the conversation on Growth..., 2014, p. 8] (отметим сразу, что данные новые акценты соприкасаются со сходными идеями, развиваемыми сторонниками реиндустриализации). Наряду с этим, ориентация на долгосрочные горизонты, подчеркивается в анализируемом документе, обеспечивает непосредственную увязку концепции инклюсивного роста с устойчивым экологически ориентированным развитием [Ibid, 9]. Как результат этих новых акцентов термин «inclusive» на русский язык все чаще переводится как «всеобъемлющий» рост, которому свойственна не только социальная и антидискриминационная направленность, но и структурное наполнение, а также экологическая ориентация. При этом с целью более отчетливого высвечивания комплексности анализируемой проблематики, отдельные аспекты которой имеют, хотя и взаимосвязанное, но все же самостоятельное содержание, термин инклюсивный на русский язык часто применяется совместно с понятием устойчивый рост, который, в свою очередь, объединяет два взаимосвязанных аспекта — социальную и экологическую
Бразилия
Чили
Россия
США
Великобритания Австралия Италия Южная Корея Франция Германия
устойчивость [Moving towards a Common Approach on Green Growth Indicators, 2013, p. 3].
Структурная компонента концепции инклюсивного (или всеобъемлющего) роста заслуживает специального внимания и является объектом исследований в литературе, включая отечественные издания (см., напр. [Пахомова, Рихтер, Малышков, 2012]). Что касается экологической проблематики, то интерес к ней в рамках данной концепции не является случайным. Модель всеобъемлющего роста, выступая результатом переосмысления применительно к современным глобальным вызовам концепции устойчивого развития, принятой на 2-й Всемирной конференции по окружающей среде и развития (Рио-1992), может быть оценена как современный ответ на резко обострившиеся в последние годы и имеющие глобальное измерение проблемы, в том числе в социально-экологической сфере. Это позволяет ряду исследователей сделать вывод, что политика инклюсивного роста, будучи напрямую увязана с задачами перехода к зеленой, экологически безопасной и социально ориентированной экономике, является важной компонентой большинства стратегий устойчивого развития при фокусировке как на источниках, так и на ограничениях, которые препятствуют достижению устойчивости [lanchovichina, Lungstrom, 2009].
Акцент на концепцию инклюсивного устойчивого роста при поиске адекватных моделей современного социально-экономического развития можно считать оправданным и с позиции ключевых вызовов, которые стоят перед современной цивилизацией. К ним, по оценкам экспертов, отраженных в докладе «Глобальные риски — 2014» Всемирного экономического форума (ВЭФ), относятся следующие важнейшие императивы, перечень которых сформировался и под несомненным воздействием переосмысления «драйверов» финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг. и затянувшегося посткризисного периода. К таковым отнесены: фискальные кризисы, высокий уровень (структурной) безработицы, кризис водообеспечения, углубляющийся разрыв в доходах населения, провал переговоров по климату, все более широкое распространение чрезвычайных погодных аномалий, провал традиционной системы глобального управления, продовольственный кризис, отказы основных финансовых механизмов (институтов), кибератаки [Global Risks, 2014]. Одновременно с этим в последнее 2-3 года при анализе факторов нестабильности глобальной экономики все отчетливее обнаруживают себя риски политического характера, выражающиеся в правительственных кризисах и массовых протестах населения, которые оказывают несомненное воздействие и на устойчивость социально-экономического развития [Павлов, 2014]2.
Накануне двадцатого чемпионата мира по футболу в Бразилии (2014), который также был омрачен довольно крупными забастовками, внимание аналитиков привлекли истоки социальной напряженности. В этой связи обращают на себя внимание данные рис. 1, которые еще раз иллюстрируют, что не только Бразилия относится к числу стран с высоким разбросом доходов населения, но и что Россия по этому индикатору находится в опасной близости к хозяйке мирового чемпионата.
Идея устойчивого инклюсивного роста активно обсуждается за рубежом. Принимаются соответствующие программные
Рис. 1. Значение коэффициента Джини в ряде стран
(по данным Статистической службы Statista [http://de.statista.com/infografik/2346/gini--koeffizienten-ausgewaehlter-laender/])
1 6
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
а
решения на государственном и межгосударственном уровнях. В целом ряде стран при опоре на согласованные индикаторы разрабатываются национальные стратегии инклюсивного зеленого роста [Moving towards a Common Approach..., 2013, p. 9; Making Growth Green and Inclusive..., 2013]. В стратегии роста Евросоюза «The Europe 2020 Strategy» подчеркивается, что для подведения под эту стратегию твердой базы этот рост должен быть интеллектуальным (smart), устойчивым и инклюсивным при вовлечении в соответствующие процессы всех секторов экономики, всех слоев и структур гражданского общества (бизнеса, профсоюзов, НГО, отдельных граждан) и органов управления на локальном, региональном и общенациональном уровнях [Europe 2020, 2013]. Что касается США, то там на формирование зеленых секторов экономики, включая альтернативную энергетику, ориентированы инвестиции, которые, реализуются, отметим особо, в рамках мер в области новой индустриализации [Бляхман, 2013, с. 45]
Вместе с тем, что касается вопросов реализации модели всеобъемлющего роста в странах с транзитивной экономикой, то они, хотя и признаются международными экспертами в качестве приоритетных [Changing the Conversation on Growth..., 2014, P. 51], не прорабатываются с необходимой последовательностью ни в теоретическом, ни в прикладном аспектах. Не лишне обратить внимание и на то обстоятельство, что обеспечение сбалансированного, устойчивого и всеобъемлющего экономического роста определяет в качестве основной долгосрочной задачи российской экономики и такая авторитетная организация как ОЭСР [ОЭСР: Экономике РФ..., 2014]. При этом стратегия инклюсивного зеленого роста, имея общее инвариантное содержание, обладает специфическими особенностями в различных странах, которые должны учитываться при формировании соответствующих национальных стратегий и поддерживающих их реализацию институциональных рамок [Inclusive Green Growth, 2012, p. 2]. Понимание национальной специфики указанных преобразований не отменяет целесообразности учета передового зарубежного опыта, примером которого, на наш взгляд, служит реализация в ЕС стратегии интеллектуального, устойчивого и инклюсивного роста («The Europe 2020 Strategy»).
Применительно к России важно учитывать, что приведенные выше две базовые модели социально-экономического развития и лежащие в их основе концепции, соответственно реиндустриализации и инклюсивного роста, не должны трактоваться как альтернативные. Напротив, в ходе операциона-лизации концепции устойчивого инклюсивного развития есть, с одной стороны, смысл углубить присущий ей комплексный подход путем восприятия ряда продуктивных идей из теории новой индустриализации. С другой стороны, и модель новой индустриализации, которая охватывает, наряду с отраслями знаниеемкой экономики, также и традиционные ее сегменты, должна, с учетом все более ужесточающихся ресурсно-экологических ограничений и, исходя из характера конкуренции на многих глобальных рынках, иметь не только инновационную направленность, но и обеспечивать соблюдение жестких норм социально-экологической ответственности. В России, как в стране с формируемой рыночной экономикой, задачи новой индустриализации, экологизации, повышения энергоэффективности, преодоления социального отчуждения и разобщенности должны решаться по возможности синхронизировано, при согласовании с соответствующими направлениями государственной политики. И еще один аргумент в пользу такой интеграции: нельзя забывать, что именно индустриальная модель роста, которая реализовывалась последние 250 лет в большинстве стран, осуществлялась в основном за счет окружающей среды и стала одной из главных причин резкого обострения экологических и, в определенной степени, социальных проблем [Inclusive Green Growth, 2012, p. 2].
Важнейшим условием перехода к устойчивому инклюсив-ному росту является наличие адекватных институциональных рамок. Уход от раздельного рассмотрения проблематики инклюсивного роста и новой индустриализации, прежде всего, усиливает необходимость согласования инструментов инновационной, промышленной и экологической политики. Это тем
более актуально, что пока и в теории и на практике преобладает раздельный подход к этим направлениям мер государственного регулирования.
В данной статье с учетом ее ограниченных рамок мы остановим внимание в основном на выработке общих требований к согласованию вышеперечисленных направлений политики государства, а также на совокупности индикаторов, служащих оценке результативности усилий по переходу к устойчивому инклюсивному росту с учетом нарабатываемых по этой теме рекомендаций международных специалистов (см., напр.: [Moving towards a Common Approach...,2013]). Конкретно, во-первых, продолжим начатый во введении анализ модели инклюсивного (всеобъемлющего) устойчивого роста и ее современных приоритетов, имеющих первоочередное значение для России. Этот анализ будет проводиться в контексте новых рисков и быстро меняющейся конкурентной ситуации на глобальных рынках, а также принимая во внимание задачи реиндустриализации. Во-вторых, обсудим опыт ЕС по формированию и реализации стратегии интеллектуального, устойчивого и всеобъемлющего роста, в том числе в контексте мирового финансово-экономического кризиса, который представляет несомненный интерес для России. В-третьих, остановимся на вопросе об индикаторах сбалансированного всеобъемлющего роста (с учетом различных подходов к его решению) и их использовании для модернизации политики государства.
2. Модель устойчивого всеобъемлющего роста: современные приоритеты и их отражение в политике государства
Концепция устойчивого всеобъемлющего роста имеет в качестве одной из важных теоретических опор императив устойчивого развития, зафиксированный в ведущих документах 2-ой Всемирной конференции по окружающей среде и развитию (Рио-1992), включая Декларацию Рио [UNCED, 1992]. В течение всего периода, прошедшего после UNCED, концепция устойчивого развития (УР) не только была объектом активного обсуждения со стороны ученых, политиков, деловых кругов, но и реализовывалась практически, что обусловливало ее постоянное обновление (подробнее см: [Zaccai, 2012; Пахомова, Рихтер, Малышков, 2013]). Определенные итоги работы в этом направлении были подведены десять лет спустя в Йоханнесбурге на Всемирном форуме по устойчивому развитию (2002). К их числу относится четкая формулировка концепции трех взаимосвязанных измерений устойчивости (экономического, социального и экологического), а также детализация социальной компоненты, объединившей такие приоритеты как здоровье населения, демография, миграция и борьба с глобальной бедностью. В последующем стало ясно, что концепция УР должна обогащаться новыми идеями, в числе которых задача перехода к зеленой модели роста, базирующейся на соблюдении высоких норм экологической безопасности и ресурсосбережения. Далее она была дополнена рекомендациями по разработке и реализации национальных стратегий зеленого роста. Конкретизируя соотношение между УР и зеленым ростом, в материалах OECD было отмечено, что последний не должен трактоваться как замена УР, а является скорее его подобластью. Зеленый рост, имея с точки зрения своего охвата более узкое содержание и обладая операционализированной политической повесткой, ориентирован на достижение конкретных и измеримых результатов на интерфейсе политики и окружающей среды. Он обеспечивает необходимые условия для инноваций, инвестиций и конкуренции, которые могут разблокировать новые источники роста [Towards Green Growth, 2011, p. 11].
Императивы новой модели роста были далее детализированы в докладе ЮНЕП «Навстречу «зеленой» экономике. Пути перехода к устойчивому развитию и искоренению бедности», подготовленном к состоявшейся в 2012 г. Третьей всемирной конференции ООН по окружающей среде и развитию (Рио+20). К числу структурных приоритетов этого доклада относится целесообразность инвестирования в 2012-2050 годы двух процентов мирового ВВП (или 1,3 млрд долл.) в десять ключевых секторов, что позволит инициировать переход к низкоуглерод-
1 7
а
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
ной, ресурсоэффективной экономике. В состав этих отраслей входят: сельское хозяйство, жилищно-коммунальное хозяйство, энергетика, рыболовство, лесное хозяйство, промышленность, туризм, транспорт, утилизация и переработка отходов, управление водными ресурсами. При этом четверть необходимых инвестиций должны быть направлены в отрасли, наиболее зависимые от обеспеченности природным капиталом — в лесное, сельское, водное и рыбное хозяйства [http://www.unep.org/ greeneconomy/Portals/88/documents/ger/GER_summary_ru.pdf]. Этот вывод обосновывался проведенным при подготовке доклада ЮНЕП моделировании, которое показало, что сценарий «зеленых» инвестиций обеспечит в течение 5-10 лет более высокие темпы роста ВВП в целом и ВВП на душу населения, чем традиционные инвестиции. Одновременно подчеркивалось, что рекомендуемые меры должны быть поддержаны реформированием национальной и международной политики [Ibid].
К исследованию проблематики инклюсивного устойчивого роста подключились также эксперты Всемирного банка и Международного банка реконструкции и развития [Inclusive Green Growth, 2012]. Стратегия инклюсивного устойчивого роста как ответ на новые глобальные вызовы, включая быстрорастущее население планеты (достигшее более 7 млрд человек), а также последствия мирового экономического кризиса, предполагает, наряду с поддержкой экономического роста в традиционном понимании, следование новым приоритетам, включая создание новых рабочих мест, сокращение углубляющегося неравенства между людьми, последовательный учет и нейтрализацию неблагоприятных воздействий на окружающую среду В этом контексте участниками обсуждения была акцентирована необходимость ревизии традиционных экономических моделей и теорий с целью выработки новых подходов, позволяющих ввести в действие новые драйверы для перехода к более зеленому, более социально-ориентированному и базирующемуся на инновациях инклю-сивному росту [OECD work on Environment 2013-2014. P 31].
К числу основных каналов воздействия зеленой инклюсив-ной модели на экономический рост, которые исследовались и в отечественной литературе [Пахомова Н.В., Рихтер К.К., Малышков Г.Б., 2012] относятся, во-первых, эффекты, обусловленные увеличением входных ресурсов естественного, физического и человеческого капитала за счет их более эффективного использования, минимизации отходов, повышения энергоэффективности и снижения тем самым неблагоприятных воздействий на окружающую среду (input effects). Во-вторых, — положительные результаты вследствие повышения эффективности функционирования системообразующих секторов экономики (энергетики, строительство, ЖКХ и др.) в результате обновления производственного аппарата, повышения энергоэффективности, перехода к альтернативной энергетике и снижения выбросов парниковых газов (efficiency effects). В-третьих, эффекты, связанные с инвестициями в развитие инфраструктурных отраслей (водоснабжение, канализация, общественный транспорт на альтернативных источниках топлива и др.), которые способствуют балансировке предложения и спроса на услуги этих секторов, служа также расширению занятости и снижению безработицы (stimulus effects). В-четвертых, речь идет об эффектах, обусловленных инновационной активностью, в том числе на уровне фирм, поддерживаемых благоприятной конкурентной средой и методами регулирования, включая современные экологически ориентированные стандарты и регламенты (innovation effects) [Inclusive Green Growth, 2012, p.11].
В настоящее время разрабатываются, в том числе под эгидой ОЭСР, различные аспекты проблематики зеленого инклюсивного роста, к числу которых относятся изучение особенностей зеленого роста в городах, вопрос о согласованных на международном уровне индикаторах зеленого роста и зеленой экономики [Moving towards a Common Approach on Green Growth Indicators] и др. Значительные усилия направляются на выработку конкретных рекомендаций по переходу к зеленому инклюсивному росту и оценке достигнутого в этом направлении прогресса в ряде развивающихся стран при особом акценте на социальную проблематику (см., напр. [Making Growth Green and Inclusive. The Case of Cambodia, 2013]).
Что касается российских исследователей, то среди актуальных тем следующие: структурная перестройка экономики, повышение ее энергоэффективности, переход к сбалансированному энергоэффективному росту [Порфирьев, 2012]; переход на базе использования возобновляемых ресурсов к низкоуглеводной энергетике и экономике; формирование на принципах экологичности сектора органического земледелия [Гусев, 2014]; пути модернизации под воздействием новых требований базовых индикаторов социально-экономического развития, включая ВВП [Рюмина, 2013]. Что касается практически реализуемых в стране мероприятий, то к числу важных относится заявленный правительством переход на низкоуглеродный (энергоэффективный) путь развития отраслей национальной экономики, в частности, путем взятия на себя двух взаимосвязанных обязательств, отраженных в указе Президента Российской Федерации от 01.10.2013. Речь идет, во-первых, об обеспечении к 2020 г. сокращения выбросов парниковых газов (ПГ) до уровня не более 75% от величины выбросов, имевших место в 1990 г. И, во-вторых, об утверждении плана мероприятий по обеспечению установленного объема выбросов ПГ при опоре на утвержденные показатели сокращения выбросов ПГ по секторам экономики. [Президент РФ подписал указ..., 2013]. Реализации данного указа служит утвержденный премьер-министром Российской Федерации План мероприятий по обеспечению до 2020 г. установленного объема выбросов ПГ. Этот план включает: организацию работ по обеспечению учета объема выбросов на крупных предприятиях (2014-2015 гг.); разработку инструментов государственной поддержки проектной деятельности и реализации проектов сокращения объема выбросов ПГ (2014-2018 гг.); разработку сценариев экономического регулирования объема выбросов ПГ на долгосрочную перспективу с возможным принятием дополнительных мер по ограничению выбросов (в 2016 г. и в последующие годы) [Медведев утвердил план..., 2014]. Реализуются и другие практические меры, в том числе по повышению уровня энергоэффективности экономики и внедрению зеленых стандартов в строительстве. Принципиальное значение имеет утверждение в марте 2014 г. главой правительства страны комплекса мер по стимулированию внедрения современных эффективных технологий в промышленности на принципах наилучших доступных технологий (НДТ) с перспективой создания отечественных производственных объектов, соответствующих мировым показателям энергоэффективности и ресурсосбережения [Медведев утвердил меры..., 2014]. Эта задача в качестве приоритетной была подтверждена и в выступлении Президента РФ В.В. Путина на Петербургском международном экономическом форуме в мае 2014 г. В этой связи была поставлена задача разработки механизма поддержки компаний, применяющих в работе наилучшие доступные экологически чистые технологии при одновременной локализации производства оборудования, соответствующего принципам НДТ и введения санкций и дополнительной налоговой нагрузки для предприятий, работающих на старом оборудовании и применяющих устаревшие технологии [Милюкова Я., Темкин А., 2014].
Вместе с тем, проблематика всеобъемлющего устойчивого роста с учетом ее многоаспектного содержания не проходит «красной нитью» через все принимаемые в стране принципиальные документы, определяющие долгосрочные горизонты ее социально-экономического развития. И это обстоятельство тем более важно соблюдать, что, как подчеркивается специалистами, рамочные условия перехода к инклюсивной устойчивой модели роста задаются широкой палитрой инструментов регулирования, охватывающих конкурентную и налоговую политику, политику в области занятости, а также инвестиционную и инновационную политику [Пахомова Н.В., Рихтер К.К., Малышков Г.Б., 2012]. Между тем, изучение содержания, скажем, Государственной программы РФ «Экономическое развитие и инновационная экономика» (утверждена распоряжением Правительства РФ от 29.03.2013, № 476) показывает, что инерция традиционных подходов преодолевается еще медленно. В данном документе, хотя и подчеркивается, что главными источниками создания конкурентных преимуществ страны и устойчивого развития
1 8
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
а
социально-экономических систем становятся научные знания и интеллектуальный капитал [Экономическое развитие и инновационная экономика, с. 13], в его тексте проблематика устойчивости трактуется все же в основном в традиционном ключе, без ее непосредственной увязки с задачами выхода на зеленую экологически безопасную траекторию развития и преодоление существенного социального расслоения в обществе. Экологическая проблематика не просматривается напрямую и при выделении такого приоритета государственной политики как модернизация традиционных секторов экономики (нефтегазового, сырьевого, аграрного и транспортного) и обеспечения ее структурной диверсификации [так же, с. 23]. Не «звучит» должным образом эта тема и при характеристике мер государственного регулирования (Разд. 5 Государственной программы «Экономическое развитие и инновационная экономика»). При корректировке данной госпрограммы по мере ее реализации в нее должны быть внесены необходимые изменения. Несмотря на общее понимание необходимости осуществления в стране структурных изменений, инерция старых подходов проявляет себя при подготовке и ряда перспективных отраслевых документов, включая Энергетическую стратегию 2030 [Греф раскритиковал проект энергостратегии РФ до 2035 г., 2014]; то же относится и к специальным официальным документам по экологической проблематике3.
В последнее время значительное место среди практически реализуемых в стране мер занимают так называемые государственные мегапроекты, в том числе в отраслях военно-промышленного комплекса и в нефтегазовой сфере (в данном случае, в ходе освоения расположенных в арктической зоне месторождений углеводородного сырья и реализации крупномасштабного соглашения с Китаем). Совокупность этих мегапроектов призвана, по аналогии с положительным опытом прошедшего столетия, накачав экономику значительными финансовыми вливаниями, сыграть роль мультипликатора для преодоления последствий затянувшейся рецессии и запуска более устойчивого экономического роста. Присоединяясь к осмыслению этого «нового курса», проводимого специалистами (см., напр. [Гонтмахер Е., 2014]), отметим следующее. К числу факторов, воздействующих на успешность его имплементации и должных быть объектом пристального внимания, целесообразно добавить, наряду с резко усилившейся зависимостью экономики страны от внешних игроков (как это имело место и в царской России в период строительства Транссиба — мегапроекта начала XX столетия), сформулированные в статье требования. И, прежде всего, способность этого нового курса стать ответом на современные глобальные вызовы, причем не только связанные со спецификой международной конкуренции в условиях перехода к шестому технологическому укладу, но и обусловленные усложнением социально-экологических и политических процессов в обществе. В этом плане нельзя не приветствовать произошедший в общественном сознании, включая представителей политической элиты и бизнес сообщества, сдвиг в пользу налоговой модернизации, составным звеном которой должно стать хотя бы частичное внедрение прогрессивной системы налогообложения на доходы физических лиц. Аргументами в пользу этого служит, наряду с необходимостью ослабить налоговую нагрузку на бизнес, включая инновационно ориентированных предпринимателей, восстановление и социальной справедливости. Напомним, что Россия относится к числу стран с одним из самых высоких уровней дифференциации населения по доходам. Отражающий этот уровень децильный коэффициент (отношение доходов 10% самых богатых к доходам 10% самых бедных слоев населения) составляет в стране 17 раз и имеет тенденцию к росту в условиях кризиса [Гурова, Обухова, Огородников, 2014].
Возвращаясь вновь к обсуждению модели реиндустриализации, отметим то важное обстоятельство, что в ее рамках ставится задача задействовать потенциал не только высокотехнологичных, знаниеемких производств, но и радикально модернизировать, создав десятки миллионов рабочих мест высококвалифицированного труда, традиционные отрасли промышленности, инфраструктуру, АПК, ЖКХ, а также социальный
сектор [Бляхман, 2013]. С учетом этих предложений модель реиндустриализации и инклюсивного устойчивого роста располагают значительными возможностями для согласования. Напомним, в этой связи, что в стратегии инклюсивного зеленого роста также делается акцент на структурные, базирующиеся на инновационных подходах, реформы, включая модернизацию инфраструктуры и системообразующих отраслей, экологически ориентированное обновление производственного аппарата, повышение энергоэффективности, формирование зеленой инфраструктуры и т.д. [Inclusive Green Growth, 2012; Changing the conversation on Growth..., 2014]
Вместе с тем, как уже видно из этого перечисления структурных реформ, между этими подходами по ряду существенных моментов могут быть выявлены и различия. Прежде всего, в поле пристального внимания сторонников реиндустриализации должны быть социально-экологические последствия реиндустриализации. Новая индустриализация должна тем самым быть экологически ориентированной, ослабляя одновременно социальное расслоение в обществе и в целом повышая социальное благосостояние. Такое интегративное представление должно отражаться во всех принимаемых в стране принципиальных документах. Еще один важный аспект проблемы — необходимость выхода страны на новые технологические, продуктовые, сервисные рынки, без чего нельзя решить задачу повышения глобальной конкурентоспособности. На это обращается специальное внимание в аналитических докладах ОЭСР. Инновации и новые технологии, подчеркивается в этой связи, не только дают ответ на глобальные и социальные вызовы, но и формируют новые рынки, задавая новые области роста (targeting new growth areas). В их числе: зеленые инновации, инновации в области здравоохранения, био- и нанотехнологии, информационные и коммуникационные технологии (ICT), беспроводной широкополосный интернет, а также формирующиеся технологии (emerging technology), которые образуются на основе комбинирования различных технологий и идентифицируются по взрывам патентной активности [OECD Report STI Outlook, 2013].
В этой связи заслуживает поддержки создание Минпро-мторгом Стратегического Совета по инвестициям в новые индустрии, нацеливаемого на поддержку формирования и развития новых секторов экономики. При обосновании этого решения справедливо обращается внимание на то обстоятельство, что в стране уже на протяжении длительного времени проводилась поддержка традиционных секторов, в том числе унаследованных из советского прошлого (авиация, электроника, микрохирургия и ряд других направлений) при ориентации на максимальное использование их потенциала. Однако с учетом новых импульсов развития мировой экономики, обусловленных переходом к новому технологическому укладу, стоит задача развивать новые направления промышленности и осуществлять их поддержку [Зубарева И., 2014]. Стратегический совет по инвестициям в новые индустрии при Минпромторге призван синхронизировать государственную промышленную политику с вызовами и возможностями, возникающими на новых технологических рынках (включая рынки перспективных материалов, робототехники, биотехнологий, лазерных технологий), которые затрагивают большинство отраслей глобальной экономики и уже в ближайшей перспективе приведут к качественному изменению мирового технологического уклада. Данные мероприятия, как подчеркивается в этой связи, позволят преодолеть перекосы и в инвестиционной политике. По оценке министра Д. Мантурова, если инвестиции в обрабатывающую промышленность, в рамках которой прежде всего и формируются новые высокотехнологичные уклады и кластеры, составляют около 3% от всех инвестиций в экономику, то на добывающую промышленность приходится около 20% всех инвестиций, и это при том, что добывающие отрасли дают 7-8% ВВП, а обрабатывающие — до 25% ВВП [Там же]. Тем самым ускоренный рост новых высокотехнологичных секторов и отраслей будет одновременно способствовать выходу страны на траекторию зеленого инклюсивного роста. Однако данная целевая установка должна быть сформулирована в рамках предлагаемых
1 9
а
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
Минпромторгом программных мер эксплицитно, явным образом, а не быть просто сопутствуемым эффектом реализации намечаемых решений.
3. Опыт ЕС по формированию и реализации стратегии интеллектуального, устойчивого и всеобъемлющего роста
Что касается накапливаемого международного опыта разработки и реализации стратегии инклюсивного устойчивого роста, то специального внимания в этом отношении заслуживает опыт ЕС, который последовательно воплощает идеи этой концепции на практике. Подтверждением данного вывода может служить Стратегия Евросоюза 2020 (Europe 2020), которая, будучи принятой в начале 2010 г. Европейской комиссией, ориентирует ЕС на превращение ее экономики в интеллектуальную, устойчивую и инклюсивную (smart, sustainable and inclusive economy). Как подчеркивается в документах ЕС, эти три взаимно усиливающие друг друга приоритета должны способствовать Евросоюзу в целом и каждому государству-участнику в отдельности достичь высокого уровня занятости, производительности и социального единства (social cohesion) [Taking stock of the Europe 2020 strategy, 2014]. Для следования этим приоритетам был сформирован пакет из пяти амбициозных целей в следующих областях: занятость, инновации (R&D), изменение климата и энергетика, образование, борьба с бедностью и социальным отчуждением (social exclusion). Практически одновременно, в рамках Стратегии ЕС-2020 стал вырабатываться план действий (с пролонгацией его горизонта) для преодоления последствий социально-экономического кризиса. Временными рамками этого плана в документах 2014 г., посвященных подведению промежуточных итогов выполнения Стратегии ЕС-2020, являются 2008-2013 годы [Ibid.].
Предваряя специальное обсуждение данного вопроса в п. 4, приведем конкретные параметры, характеризующие заявленные целевые ориентиры Стратегии ЕС-2020. В их числе следующие: достижение уровня занятости в 75% среди населения в возрасте 20-64 года; повышение уровня инвестиций в R&D до 3% от ВВП Евросоюза; сокращение выбросов ПГ на 20% (возможно, на 30%) по отношению к уровню 1990 г.; сокращение отчисления из средних школ до 10%; доведение доли лиц, завершивших трехступенчатое образование в возрастной группе 30-34 года, до 40%; сокращение на 20 млн число тех, кто находится на грани бедности и социального отчуждения [Europa 2020: Europe’s growth strategy, 2013]. Такая презентация целевых ориентиров имеет то большое преимущество, что без погружения в теоретические дискуссии, цели Стратегии ЕС-2020 выражаются в явной форме, при одновременном облегчении и контроле за их выполнением. Заявленные комплексные цели отвечают и природе новой для Евросоюза стратегии роста.
Если обратиться к характеристике формируемой в ЕС стратегии роста в качестве интеллектуального (smart), то реализации этого приоритета должна служить система детализированных мер в, прежде всего, в области образования и инноваций. В их числе — формирование в ЕС единого рынка для инноваций, запуск общеевропейского партнерства при акценте на инновации, связанные со здоровьем и экологией. Для образования к числу приоритетов относится создание благоприятных условий для вхождения молодого поколения в профессиональную жизнь, особенно для нахождения первой работы, в том числе посредством запуска общеевропейского мониторинга вакансий. Достижение устойчивого роста должно быть обеспечено посредством мер в области повышения энергоэффективности, развития ВИЭ, построения низкоуглеродной экономики. В этих же рамках большие задачи стоят перед промышленной политикой, которая должна поддерживать и высокую конкурентоспособность индустрии, и служить целям устойчивого развития. Для придания росту инклюсивного характера можно выделить инициативы в области повышения квалификации и переподготовки работающих для создания условий более полной занятости и формирования у персонала квалификации, адекватной требованиям современного рынка труда, в том числе в новых секторах экономики. В рамках этих мероприятий создана Об-
щеевропейская платформа против бедности и социального отчуждения [Heuse Р., Zimmer H., 2011]..
Если обратиться к российским реалиям, то подобный обобщающий документ, в котором зафиксировано стратегическое комплексное видение перспектив социально-экономического развития страны в совокупности с институциональными рамками и механизмом его реализации пока отсутствует. Это обстоятельство в определенной мере позволяет лучше понять, почему при отсутствии подобной комплексной стратегии на такие сложности наталкивается формирование политики выхода страны из кризиса. Обратимся в этой связи к обзору того, как реализуется процесс корректировки Стратегии ЕС 2020 в условиях продолжающейся рецессии.
Указанной теме посвящено Коммюнике, ориентированное на подведение итогов выполнения Стратегии ЕС 2020 и подготовленное Европейской комиссией в начале марта 2014 г. [Taking stock of the Europe 2020..., 2014] Прежде всего, в ЕС признается, что стратегия роста испытывает существенное воздействие текущего кризиса: в соответствии с прогнозом февраля 2014 г. среднегодовой рост ВВП в ЕС в посткризисный период (2014-2020 гг.) оценивается на уровне 1,6% по сравнению с 2,3% в период 2001-2007 гг. Если охарактеризовать эту ситуацию с помощью показателя ВВП на душу населения, что соответствующие цифры таковы: 0,9% и 1,8%, соответственно. Неустойчивость свойственна и общественным финансам. С учетом увеличивающегося бюджетного дефицита и замедления роста в странах ЕС существенно возрос уровень суверенного долга: с 60% от ВВП в среднем по странам Евросоюза перед кризисом, до 80% в 2010 г. и до 89,5% — по прогнозам на 2015 г. В рассматриваемый период наблюдалось и существенное увеличение безработицы: с 7,1% в 2008 г. до пикового уровня в 10,9%, достигнутого в среднем по странам ЕС в 2013, при этом в Греции этот уровень в прошедшем году был 27,6%. Что касается возрастного состава безработного населения, то наиболее высоким этот уровень был для лиц старше 55 лет и для молодежи (15-24 года). В среднем по ЕС уровень безработицы среди молодежи составлял 23,3%, при этом в Греции он был 59,2%, а с Испании — 55,7% [Ibid, p. 6-8].
На фоне этих кризи^ых процессов обостряется хроническая для многих стран ЕС проблема старения населения. Так, за период с 1990 по 2050 г. ожидается удвоение населения возрастной группы 65+. Растет и социальное расслоение. В среднем на общеевропейском уровне 20% населения с самыми высокими доходами зарабатывали в 5,1 раз больше тех, кто располагается на нижнем уровне. При этом самая большая дифференциация по доходам (более 6 раз) была характерна для Греции, Румынии, Латвии и Болгарии, достигая максимального значения в Испании (7,2 раз). Современные модели роста и потребления продолжают оказывать и существенное негативное воздействие на окружающую среду. И это воздействие под влиянием увеличения спроса на продовольствие, корма для животных и растительное волокно (по прогнозу на 70 к 2050 г.) еще более усилится. [Ibid, p. 10-11].
Все это затрудняет достижение поставленных в Стратегии ЕС 2020 целей, среди которых выделим для примера задачу доведение уровня занятости взрослого населения до 75%. В 2012 г. этот уровень составлял 68,4% (снизившись по сравнению с 70,3% в 2008 г.). Для выхода на целевые установки в ЕС должна быть обеспечена занятость дополнительно еще 17 млн человек, что потребует резкой активизации мер в области политики занятости. Еще большие сомнения эксперты ЕС выражают относительно увеличения расходов на R&D до 3% от ВВП при уровне в 2,06% в 2012 г. [Ibid, p. 12]. Вместе с тем, что касается международной конкурентоспособности экономики ЕС, то в период кризиса она демонстрировала высокие показатели, что позволило упрочить ее позиции на мировых рынках. Одним из драйверов роста явилась в этот период именно внешняя торговля, базисом результативности которой стало, во-первых, производство высококачественной продукции и ее конкурентоспособность уже на национальных рынках и, во-вторых, интеграция национальных производителей в глобальные цепочки создания ценности для потребителей [Ibid, p. 10].
20
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
а
Как можно видеть на примере практической имплементации в ЕС стратегии интеллектуального, устойчивого и всеобъемлющего роста, соответствующая модель далеко не по всем ее параметрам выдерживает испытание кризисом, что ставит вопрос о ее модернизации и адаптации к изменяющимся условиям на национальном и глобальном уровнях. В ходе этого переосмысления целесообразно принять во внимание ряд подходов, обобщающих происходящие в мировой экономике и обществе изменения. В их числе гипотеза об инновационной паузе В. Полтеровича [Полтерович, 2009], а также активно развиваемое рядом исследователей предположение о крушении общества всеобщего благоденствия и его замене на «общество участия», в рамках которого повышается ответственность отдельного индивида за обеспечение собственного благосостояния [Привалов, 2013].
4. Индикаторы зеленого всеобъемлющего роста
Еще на начальном этапе формирования концепции зеленого инклюсивного роста подчеркивалось, что в данном контексте нецелесообразна фокусировка внимания только на таком стандартном макроэкономическом индикаторе, как ВНП [Towards Green Growth, P.10]. К проблеме поиска макроиндикаторов, адекватных новой модели социально-экономического и экологического развития, наряду с экспертами, обращаются политики и представители властных структур. Так, на саммите финансовой «двадцатки» в феврале 2014 г. в Сиднее, наряду с констатацией того факта, что «мировая экономика далека от крепкого, устойчивого и сбалансированного роста» и что сохраняется опасность оказаться в «ловушке низкого роста», высказывалось скептическое отношение к ВВП в качестве ориентира экономической политики в условиях постиндустриальной глобализированной экономики. Для отражения реалий информационной экономики, основанной на услугах и интеллектуальной собственности, в середине 2013 г. Бюро экономического анализа США (ответственного за расчет ВВП страны) изменило методологию учета корпоративных инвестиций и продуктов «креативных отраслей», в результате чего ВВП страны одномоментно прирос на $400-500 млрд. Этой практике в ближайшие годы предполагает последовать и Китай. [Иллюзия прогресса..., 2014].
В контексте задачи перехода на траекторию сбалансированного всеобъемлющего роста в ряде международных рейтингов и ренкингов расширяются анализируемые индикаторы. В этом отношении показателен Глобальный отчет по конкурентоспособности, имеющий в 2013-2014 гг. подзаголовок: «Устойчивой рост, способность к сопротивлению» [GCR, 2013-2014]. Поставив задачу увязки вопросов конкурентоспособности и устойчивости и выхода за узкие границы традиционных представлений об экономическом росте, авторы данного документа интегрировали в рассмотрение экологическую и социальную составляющие устойчивого развития. Устойчивая конкурентоспособность понимается при этом как сеть институтов, политик и факторов, которые поддерживают результативность наций в долгосрочной перспективе при обеспечении социальной и экологической устойчивости. При движении от теоретического осмысления проблемы устойчивой конкурентоспособности к практике и рекомендациям для политиков авторы GCR 20132014 дополнили используемые обычно и широко известные 12 опор конкурентоспособности опорами, обеспечивающими социальную и экологическую устойчивость, адаптировав соответствующим образом индикаторы GCR [GCR, 2013].
Индикаторы социальной и экологической устойчивости были разбиты на 3 группы (см. табл. 1). И, что касается экологических индикаторов, то, отталкиваясь от известного Индекса экологической результативности, разработанного учеными Центра экологического права и политики Йельского университета и Международного центра информационной сетевой структуры в области наук о земле [The Environmental Performance Index], авторы GCR 2013-2014 дополнили EPI и частично операционализировали его показатели [GCR, 2013, р. 61-63].
Для России уточненные с помощью этих двух подиндексов показатели конкурентоспособности таковы. По базовому индексу конкурентоспособности 2013-2014 Россия, как из-
Таблица 1
Индикаторы социальной и экологической устойчивости согласно Глобальному отчету по конкурентоспособности ВЭФ (2013-2014 гг.) [GCR, 2013, р. 54-59]
Параметры социальной устойчивости Параметры экологической устойчивости
1. Доступность благ для удовлетворения базовых потребностей (канализация, питьевая вода, услуги здравоохранения) Экологическая политика (строгость и реализуемость мер природоохранного регулирования, число ратифицированных международных природоохранных договоров защита наземных экосистем)
2. Степень уязвимости к шокам (вследствие потери работы, размаха неформальной экономики, развитость социальных сетей) Использование возобновляемых ресурсов (интенсивность поливного земледелия, динамика лесопокрытых площадей, избыточный вылов рыбы)
3. Социальное единство (Индекс Джини по доходам; социальная мобильность и уровень безработицы среди молодежи) Деградация окружающей среды (концентрация в атмосферном воздухе твердых частиц, интенсивность выборов углекислого газа как характеристика вклада нации в климатические изменения, качество окружающей среды)
вестно, заняла 64 место (что соответствовало оценке в баллах — 4,25 при максимально возможном значении в 7 баллов). Для сравнения, лучшую позицию имела Швейцария (1 место и 5,67 баллов). По адаптированному показателю с учетом социальной устойчивости РФ имела 4,3 балла (лучшие показатели были у той же Швейцарии — 6,74 балла); по адаптированному показателю экологической устойчивости страна имела 4,1 (у Швейцарии 6,80). Итоговый адаптированный индекс у России составил 4,1 [GCR, 2013, р. 68], т.е. результаты в области социальной и экологической устойчивости несколько снизили ее итоговые оценки при сохранении исходного положения страны в рейтинге. Авторы GCR осознают необходимость продолжения отработки показателей этих двух подиндексов. В частности, применительно к экологической устойчивости обсуждается введение индикаторов, характеризующих загрязнение водных ресурсов, уровень развития технологий и практики рециклирования, эффективность управления отходами и др. [GCR, 2013, P. 65], что следует поддержать. Параметры данного расширенного индекса следует учитывать российским регулирующим органам, а также политикам при разработке национальной концепции инклюсивного устойчивого роста.
Наряду с параметрами экологической и социальной устойчивости Глобального отчета по конкурентоспособности 2013-2014, представляют интерес предложения на этот счет Всемирного банка (табл. 2). Как можно заметить, пока ряд вводимых им индикаторов носит предварительный характер и нуждается в дальнейшей шлифовке. Тем не менее, в этих предложениях отражаются тенденции, которые должны быть в поле внимания российских специалистов при обосновании показателей, определяющих результативность усилий по реализации новых комплексных подходов к социально-экономическому развитию страны.
В исследуемом контексте следует обратить внимание на усилия, предпринимаемые и другими организации, в частности ОЭСР, которая, напомним, значительное внимание уделяется распределительным аспектам благосостояния и задаче придания росту антидискриминационной направленности [Changing the Conversation on Growth, Р. 8-12]. Авторы данного исследования, преследуя цель придать концепции инклюсивного роста большей операционализации и исходя из того, что он должен результировать в повышении благосостояния при его многомерной трактовке, не сводимой только к денежным индикаторам (реальным располагаемым доходам), выделили в общей сложности 11 параметров (измерителей). Что касается параметров, так или иначе связанных с измерением жизненных стандартов с помощью показателей доходов, то предпочтение ими отдается показателю располагаемых доходов, кото-
2 1
а
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
Таблица 2
Рамочные условия для измерения потенциальных выгод политики зеленого роста [Inclusive Green Growth, 2012]
Объекты и результаты воздействия; индикаторы разновидности выгод Объекты и результаты воздействия Примеры индикаторов
Экологичес- кие Улучшения в окружающей среде Специально разработанные индикаторы (напр., сокращение выбросов ПГ; качество атмосферного воздуха и воды в водоемах)
Экономи- ческие Увеличение производственных факторов (физического, человеческого и естественного капиталов) Показатели прироста производства ввиду возрастания факторов производства (вследствие увеличения ценности экосистем или увеличения возобновляемых ресурсов)
Ускорение инноваций через корректировку рыночных провалов в области знаний Индикаторы продуктивности (напр., рост эффективности фото-электрических панелей) или индикаторы распространения / охвата (напр., доля населения с доступом к фотоэлектрическим панелям)
Повышение эффективности ввиду коррекции не связанных с экологией рыночных провалов Индикаторы ресурсной эффективности (напр., ресурсная или энергетическая интенсивность производства, сокращение потерь времени (стоимости) от пробок на дорогах) или показатели прироста производства
Социальные Рост устойчивости к погодным аномалиям, к волатильности цен натовар-ных рынках и к экономическим кризисам Специальные метрики, отражающие меры по сокращению потерь от погодных аномалий (в денежных показателях) или по сокращению лиц, подверженных воздействию погодных аномалий (напр., наводнений) или лиц, уязвимых к волатильности цен на энергоносители
Создание новых рабочих мест и сокращение бедности Число созданных рабочих мест или индикаторы сокращения бедности (напр., сокращение населения, не имеющего доступа к питьевой воде и услугам канализации)
рые корректируются с учетом стоимости социальных трансфертов (на поддержку здоровья, образование и жилищные условия), получаемых домашними хозяйствами бесплатно от государства. Для учета распределительных эффектов между различными слоями населения полученные в итоге показатели реального чистого откорректированного (в зависимости от величины социальных трансфертов) располагаемого дохода далее уточняются в ходе интервьюирования представителей домашних хозяйств.
Представляет безусловный интерес анализ прогресса, достигнутого в рассматриваемой области по отдельным странам, проведение которого подтверждает прикладное значение обсуждаемой темы. На систематической основе такого рода мониторинг, причем независимый, проводится ОЭСР по отдельным странам по показателям экологической результативности в рамках соответствующей программы (The OECD’s Environmental Performance Review (EPR) Ргодгатте). Данные меры преследуют задачи оценить достигнутый прогресс в области соблюдения взятых страной экологических обязательств, в том числе на международном уровне, способствовать в этой области обмену опытом и знаниями, повысить взаимную ответственность стран в решении экологических проблем, улучшить результативность экологической политики. Итогом подобного мониторинга, как правило, являются целевые рекомендации, призванные придать большую наступательность инициативам в области национальной экологической политики стран. С этой целью ОЭСР регулярно публикует ключевые экологические индикаторы (Key Environmental Indicators), развивая при этом новые области, в том числе применительно к зеленому росту и материальным потокам [www.oecd.org/env/indicators www.oecd. org/env/countryreviews/]. Понятно, что и Россия не должна оставаться в стороне от этих новых тенденций и процессов.
5. Краткие выводы
Сохранение неустойчивости в мировой экономике, ее отдельных регионах и странах свидетельствует о глубине наблюдаемых повсеместно кризисных процессов, ориентируя специалистов на поиск обновленной модели социально-экономического и политического развития. В числе обсуждаемых в научной литературе вариантов выделяются, с одной стороны, стратегия инклюсивного устойчивого роста, которая в ряде международных регионов, включая страны Евросоюза, проходит этап реализации, а, с другой стороны, — концепция реиндустриализации. Как показал проведенный в статье анализ, эти два подхода не должны трактоваться как альтернативные друг другу. Вместе с тем перед Россией стоит задача перехода от отдельных мер к выработке комплексной стратегии социально и экологически устойчивого инклюсивного роста, как это характерно для большинства развитых, да и развивающихся стран. Что касается концепции реиндустриализации, то обосновывая варианты решения ряда актуальных задач, в том числе в рамках реализации модели догоняющего развития, в ней должны найти более полное отражение требования, проистекающие из перехода к устойчивому всеобъемлющему росту. Современная модель роста не может не отвечать на новые глобальные вызовы, быть экологически ориентированной, ослаблять социальное расслоение, в целом повышать социальное благосостояние и на этой основе — политическую устойчивость. В стратегических документах более четко должна быть сформулирована и задача выхода страны на новые технологические, продуктовые, сервисные рынки в качестве условия достижения цели роста ее глобальной конкурентоспособности. Россия не должна стоять в стороне и от усилий по переходу на новую систему макроэкономических и других индикаторов, характеризующих прогресс на пути перехода к инклюсивному зеленому росту, заблаговременно перестраивая систему целевых ориентиров в экономической, экологической и социальной областях.
Литература
1. Бляхман Л.С. Новая индустриализация: сущность, политико-экономические основы, социально-экономические предпосылки и сопровождение // Проблемы современной экономики. — 2013. — № 4. — С. 44-53.
2. Глазьев С. Московский Экономический Форум-2014: стране требуется реиндустриализация. URL: http://radius72.ru/ moskovskiy-ekonomicheskiy-forum-2014-strane-trebuetsya-reindustrializaciya.html (дата обращения: 14.06.2014).
3. Гонтмахер Е. Государственные мегапроекты экономику не вылечат. URL: http://rbcdaily.ru/economy/562949991671217 (дата обращения: 06.06.2014).
4. Греф раскритиковал проект энергостратегии РФ до 2035 г. и предложил актуализировать и дополнить ее. URL: http://www. rbc.ru/rbcfreenews/20140311193309.shtml (дата обращения: 11.03.2014).
5. Гусев А.А. Пути формирования «зеленой» экономики в России // Экономика природопользования. — 2014. — № 1. — С. 28-36.
6. Гурова Т., Обухова Е., Огородников Е. Два решения для экономики // Эксперт. — 2014. — № 22. — С.17-21.
7. Забавина Ю. Инвесторы утратили веру в Россию до событий на Украине. URL: http://top.rbc.ru/economics/02/06/2014/927824. shtml
22
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
8. Зубарева И. В России будут развиваться новые отрасли. URL: http://www.rg.ru/2014/04/01/otrasli1.html (дата обращения:
01.04.2014).
9. Иллюзия прогресса: G20 найдет для мировой экономики $2 трлн URL: http://top.rbc.ru/economics/24/02/2014/906883.shtml — файл Macro-SD-Internet (дата обращения: 06.06.2914).
10. Имитация инноваций: Россия отстает даже от развивающихся стран. URL: http://top.rbc.ru/economics/17/10/2013/882656. shtml (дата обращения: 17.06.2014).
11. Клепач А. Ненужные рубли // Эксперт. — 2014. — № 10. — С.6.
12. Мау В. В ожидании новой модели роста: социально-экономическое развитие России в 2013 году // Вопросы экономи-
ки. — 2014. — № 2. — С. 4-32.
13. Медведев утвердил меры по внедрению современных технологий в промышленности. URL: http://www.rbc.ru/rbcfreenew s/20140325154917.shtml (дата обращения: 25.03.2014).
14. Медведев утвердил план по снижению выбросов парниковых газов. URL: http://www.rbc.ru/rbcfreenews/20140407151124. shtml (дата обращения: 07.04.2014).
15. Механик А., Оганесян Т. Слушай заводской гудок // Эксперт. — 2014. — № 14. (31 марта — 6 апреля). — С. 13-20.
16. Милюкова Я., Темкин А. Семь шагов Путина: Кремль представил план технологической революции. URL: http://top.rbc.ru/ economics/23/05/2014/925971.shtml#xtor=AL-[internal_traffic]--[rbc.ru]-[main_body]-[main_item]-[title] (дата обращения: 23.05.2014).
17. ОЭСР: Экономике РФ надо сокращать зависимость от государства и энергоресурсов. URL: http://www.rbc.ru/rbcfreenews /20140115101922.shtml (дата обращения: 15.03.2014).
18. Павлов В. Citi назвал новую угрозу для глобальной экономики. URL: http://top.rbc.ru/politics/30/05/2014/927513.shtml#xtor=AL-[internal_traffic]--[rbc.ru]-[main_body]-[item_1] (дата обращения: 30.05.2014).
19. Пахомова Н.В., Рихтер К.К., Малышков Г.Б. Стратегия устойчивого развития и переход к зеленой экономике: обновление приоритетов и механизмов // Вестник С.-Петерб. ун-та. 2013. Сер.5: Экономика. — Вып.4. — С. 35-54.
20. Пахомова Н.В., Рихтер К.К., Малышков Г.Б. Структурные преобразования в условиях формирования зеленой экономики: вызовы для российского государства и бизнеса // Проблемы современной экономики. — 2012. — № 3(42). — С. 7-15.
21. Полтерович В. Гипотеза об инновационной паузе и стратегия модернизации // Вопросы экономики. — 2009. — № 6. — С. 4-22.
22. Порфирьев Б.Н. «Зеленая» экономика: общемировые тенденции развития и перспективы // Вестн. Российской Академии Наук. — 2012. — Т.82. — №4. — С. 323-344.
23. Президент РФ подписал указ о сокращении выброса парниковых газов к 2020 году. URL: http://www.socbi.ru/news/ ?id =528d 13cf8f 1 f3 9 дата обращения: 01.10.2013).
24. Привалов А. О моде на спецоперации // Эксперт. — 2013. — № 38. — С. 10.
25. Рюмина Е.В. Индекс развития человеческого потенциала: расчет на основе экологически скорректированного ВВП // Экономика природопользования. — 2013. — № 5. — С. 3-9.
26. Рязанов В.Т. Неустойчивый экономический рост как «новая нормальность»? // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер.5: Экономика. — 2013. — Вып. 4. — С. 3-34.
27. Основы государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 года: Утв. Президентом РФ 30 апреля 2012 г. URL: http://base.garant.ru/70169264/ (дата обращения: 15.04.2014).
28. Экономическое развитие и инновационная экономика. Государственная программа Российской Федерации Утверждена распоряжением Правительства 29 марта 2013 г. № 467-р // http://www.economy.gov.ru/minec/about/structure/depStrategy/ doc20130408_01# (дата обращения: 08.04.2014).
29. Чернышев С. Не пропустить волну // Эксперт. — 2014. — № 15. — С.36-39.
30. Ясин Е., Акиндинова Н., Якобсон Л., Яковлев А. Состоится ли новая модель экономического роста в России? // Вопр. экономики. — 2013. — № 5. — С. 4-39.
31. Anand A., Mishra S., Peiris Sh. Inclusive Growth: Measurements and Determinants. IMF Working Paper 13/135. May 2013. URL: http://www.imf.org/external/ pubs/ft/wp/2013/wp13135.pdf (дата обращения: 17.06.2014).
32. Bourguignon F. The Growth Elasticity of Poverty Reduction. Explaining Heterogeneity across Countries and Time Periods / Eicher T., Tyrnovsky S. (eds.) Inequality and Growth: Theory and Policy Implications. Cambridge. 2003. MA:MIT Press.
33. Changing the Conversation on Growth. Inclusive Growth: Concepts, Methods and Work Ahead. Background Note. Second OECD
/ Ford Foundation workshop URL: http://www.oecd.org/inclusive-growth/Background%20Notes_IG%20Workshop_27%202%202014________
US.pdf (дата обращения: 17.06.2014).
34. Commission proposes strategy for sustainable bioeconomy in Europe // http://ec.europa.eu/research/bioeconomy/news-events/ news/20120213_en.htm
35. Environmental Performance Index and Pilot Trend Environmental Performance Index. Summary for Policymakers. URL: http://epi. yale.edu/sites/default/files/downloads/Summary_Final-%20OnlineV3_1 (дата обращения: 17.06.2014).
36. Europe 2020. Europe’s growth strategy. Luxemburg. Publications Office of the European Union. 2013. URL: http://mz.gov.mk/wp-content/uploads/2013/04/europe_2020_explained11.pdf (дата обращения: 01.04.2014).
37. The Global Competitiveness Report 2013-2014.World Economic Forum. Geneva. 2013. URL: http://www3.weforum.org/docs/ WEF_GlobalCompetitivenessReport_2013-14.pdf (дата обращения: 17.06.2014).
38. Global Risks 2014. Insight Report. Ninth ed. WEF. 2014. URL: http://www3.weforum.org/docs/WEF_GlobalRisks_Report_2014.pdf (дата обращения: 01.04.2014).
39. The Growth Report. Strategies for sustained growth and inclusive development. URL: http://cgd.s3.amazonaws.com/ GrowthReportComplete.pdf (дата обращения: 17.06.2014).
40. Heuse H., Zimmer H. The Europe 2020 strategy. URL: http://www.nbb.be/doc/ oc/repec/ecrart/ecorevII2011_H2.pdf (дата обращения: 01.04.2014).
41. Jacobs L. Die Generation Finanzkrise will Alternativen. Die Post-Crash Economics Society will Konsequenzen aus der Finanzkrise ziehen und die Lehrp^ne for Volkswirte revolutionieren. Doch jetzt wehrt sich das Establishment. URL: http://www.zeit.de//wirtschaft/2014-05/uni-manchester-volkswirtschaft-revolution (дата обращения: 26.05.2014).
42. Ianchovichina E., Lungstrom S. Inclusive Growth Analytics. Policy Research Wokking Paper 4851. The The World Bank. Economic Policy and Debt Department. Economic Policy Division.
43. March. 2009 URL: http://www-wdsworldbank.org/servlet/WDSContentServer/ WDSP/IB/2009/03/03/000158349_20090303083943/ Rendered/PDF/WPS4851.pdf (дата обращения: 20.06.2014).
44. Inclusive Green Growth: The Pathway to Sustainable Development. The World Bank. Washington, D.C. 2012. URL: https:// openknowledge.worldbank.org/bitstream/ handle/10986/6058/9780821395516.pdf?sequence=1 (дата обращения: 17.06.2014).
23
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
45. Incorporating Green Growth and Sustainable Development Policies into Structural Report Agendas // A Report for the G20 Summit (Los Cabos, 18-19.06.2012). URL: http://www.oecd.org/dataoecd/44/10/50643282.pdf (дата обращения: 17.06.2014).
46. Making Growth Green and Inclusive. The Case of Cambodia. OECD Green Growth Papers. 2013-08. URL: http://www.oecd-ilibrary. org/docserver/download/5k420651szzr.pdf?expires =1396376210&id=id&accname=guest&checksum=05B35E41A55FC68D2961B02F 92112B7A (дата обращения: 01.04.2014).
47. Moving towards a Common Approach on Green Growth Indicators. A Green Growth Knowledge Platform Scoping Paper. OECD. 2013. April. URL: http://www.oecd. org/greengrowth/oecdworkongreengrowth.htm (дата обращения: 01.04.2014).
48. OECD Report. STI Outlook. 2013. URL: http://www.ncp-incontakt.eu/nkswiki/images/6/66/OECD_Innovation (дата обращения:
12.06.2014) .
49. OECD work on Environment. 2013-2014. URL: http://www.oecd.org/environment/2013-2014Brochure.pdf (дата обращения
17.06.2014) .
50. Ranieri, R., and Ramos, R.A. After All, What is Inclusive Growth? // International Policy Centre for Inclusive Growth (IPC-IG). Originally published as IPC-IG’s One Pager No. 188. URL: http://www.worldwewant2015.org/node/350379 (дата обращения: 10.06.2014).
51. Ravallion M. Growth, Inequity and Poverty: Looking Beyond Averages. World Development. 2001. 29(11). P 1803-1815.
52. Stefan A, Paul L. 2008. Does it pay to be green? A systematic overview // The Academy of Management Perspectives. 22 (4):
45-62.
53. Szizmai F., Nande W., Alkorts L. (eds.) Path way to the industrialization in the 21 century: new challenges and paradigms. Oxford. 2013.
54. Taking stock of the Europe 2020 strategy for smart, sustainable and inclusive growth. Communication from the Commission to the European Parliament, the Council, the European Economic and Social Committee and the Committee of the Regions. Brussels. 05.03.2014 COM (2014) 130 final. URL: http://ec.europa.eu/europe2020/pdf/europe2020stocktaking_en.pdf (дата обращения: 18.04.2014).
55. Towards Green Growth. OECD. 2011. URL: http://www.uncsd2012.org/content/ documents/towards%20green%20growth%20fu ll%20report.pdf (дата обращения: 14.06.2014).
56. (UNCED) United Nations Conference on Sustainable Development: Rio+20. URL: http://www.earthsummit2012.org/ (дата обращения: 09.09.2013).
57. Zaccai E. Over two decades in pursuit of sustainable development: influence, transformations, limits // Environmental Development. — 2012. — №1. — P 79-90.
1 Очередным свидетельством этого явились данные Индекса доверия прямых иностранных инвесторов, который составляется A .T. Kearney на основе опросов 300 крупнейших компаний, на долю которых приходится 75% глобального потока прямых иностранных инвестиций. Согласно этим данным, Россия стала единственной из стран БРИКС, которая по итогам 2013 г. не вошла в топ-25 стран этого индекса. Для сравнения, Китай занял в нем второе место, Бразилия - пятое, Индия - седьмое, а Южная Африка - 13 место [Забавина, 2014].
2 Так, аналитики Citi обращают внимание на то важное обстоятельство, что протестные движения, охватывая сегодня не только развитые, но и развивающиеся страны, имеют все чаще в качестве двигателя средний класс. Этот факт, по их оценкам, в 2012-2013 годы доказали события в России, Бразилии, Турции, Индии и ЮАР. В этот период среднегодовое число массовых уличных протестов на основных мировых рынках выросло до 21,7 по сравнению с 14,1 в презкризичный период. Чаще всего недовольство связано с неэффективностью политических институтов и коррупцией среди правящей элиты. Политические потрясения, оказывающие существенное дестабилизирующее воздействие на экономику, продолжались и в первом полугодии 2014 г., охватив Таиланд, Турцию и Украину [Павлов В., 2014]. Эти события в числе прочего имеют своим результатом снижение потребительской активности населения при возрастании его склонности к сбережениям, что негативно повлияло на рост ВВП, приведя к падению фондового рынка, снижению капитальных расходов и притока инвестиций. Нельзя исключать и возникновение далеко идущих структурных изменений, примером которых является стремление стран ЕС снизить свою энергетическую зависимость от России [там же].
3 В числе таковых - «Основы государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 года», в которых хотя и определяется в качестве стратегической цели государственной политики «... решение социально-экономических задач, обеспечивающих экологически ориентированный рост экономики, сохранение благоприятной окружающей среды, биологического разнообразия и природных ресурсов для удовлетворения потребностей нынешнего и будущих поколений, реализации права каждого человека на благоприятную окружающую среду, укрепления правопорядка в области охраны окружающей среды и обеспечения экологической безопасности» [Основы государственной политики..., 2012] многоаспектные императивы инклюсивного роста отражены недостаточного без учета новейших приоритетов, выработанных на международной уровне. К ним принадлежат, напомним, задачи усиления социальной ответственности и качественное сдвиги в борьбе с бедностью в рамках формирования обновленной социальной модели, придание последовательной экологической ориентации модернизации инфраструктурных отраслей и объектов, стимулирование формирования зеленых рынков товаров и услуг и др.
24
