CC BY
0
УДК 81.161.1:821.161.1.09(045) М.Г. Милютина, Е.В. Метлякова
ИНФИНИТИВНОЕ ПИСЬМО КАК ИНСТРУМЕНТ ПОЭТИЧЕСКОЙ ГРАММАТИКИ БАХЫТА КЕНЖЕЕВА (статья первая)
Статья посвящена изучению важного для поэтической грамматики явления - инфинитивного письма - на материале поэзии Бахыта Кенжеева. К новому для исследования инфинитивной поэзии материалу применен полевый принцип описания. Удалось обнаружить, что стихотворений, написанных полностью в инфинитивном ключе, у Б. Кенжеева нет, в его стихотворениях чаще представлены разные по объему включения инфинитивного письма в глагольный стиль поэтической речи. На примере стихотворения «Лечь заполночь, ворочаться в постели» рассмотрены фрагменты инфинитивного письма ядерного и периферийного типов. Опора на инфинитивное письмо ядерного типа в первом стихотворении позволяет многозначно выразить все предикативные категории текста и раздвинуть временные рамки стихотворения, а также расширить возможности субъектной сферы и тем самым сделать поэтический диалог «повелителей звезд» более многогранным и глубоким. Использование инфинитивной техники письма, обусловленной авторским замыслом, помогает Б. Кенжееву выстроить стихотворение, написанное как отклик на смерть И. Бродского, в его излюбленной манере.
Ключевые слова: инфинитивное письмо, поэтическая грамматика, полевая лингвистика, Б. Кенжеев. DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-785-792
Светлой памяти Н. Г. Медведевой
Поэзия как искусство семантическое, проявляющее себя в условиях тесноты стихового ряда, которая приводит к смысловой сгущенности, емкости, нуждается в прояснении этого смысла, «в читательском движении к его глубине» [10, с. 8]1. При выдвижении на передний план поэтической грамматики особую роль приобретает лингвистический анализ текста. Пристальное внимание лингвиста к текстам с такой языковой техникой исполнения обусловлено семантической осложненностью2 их грамматики [14], ее метахудожественностью [6, с. 216]. Одной из интересных особенностей, возникших в русской поэзии в результате поиска новых выразительных средств языка, по мнению исследователей [13; 14], является создание произведений (иногда целого текста) на базе доминирующих грамматических моделей и/или синтаксических конструкций.
Осмысливая структурную организацию поэтических текстов, в том числе принадлежащих разным авторам, Ю. М. Лотман обратил внимание на стихотворные произведения с доминантным присутствием именных и глагольных частей речи, которые он назвал соответственно именным и глагольным стилями поэтической речи [8]. Эти понятия закрепились в современной филологии. Для осознанного использования грамматических ресурсов в рамках поэтического текста Ю. Б. Орлицкий нашел другой термин - «ча-стеречная поэтика» [13, с. 376-377]. Он же отметил, что в поэтических текстах, особенно ХХ в., активно используются частеречные поэтики разного типа (номинативное, адъективное, инфинитивное письмо, смешанные формы, стихотворения с доминантным использованием причастий и др.).
1 Наталия Геннадьевна Медведева, учитель и коллега, не так давно ушедшая из жизни, была замечательным человеком и большим ученым, умевшим сочетать в себе блестящий талант филолога-исследователя и научную толерантность. Она много и успешно занималась изучением творчества Иосифа Бродского и Ольги Седаковой, небезынтересно ей было и творчество Бахыта Кенжеева, талант которого она уважала и о котором один из авторов статьи беседовал с ней. Наша статья не случайно оказалась посвящена Н. Г. Медведевой: в исследовании будут так или иначе затронуты темы жизни и смерти, поэта и поэзии, а также тема памяти. Надеемся, что наша статья, будучи безусловной данью уважения к человеческому и научному таланту Наталии Геннадьевны, не только поможет сосредоточиться на важной и интересной научной проблематике, не чуждой ей как ученому, но и всколыхнет острое чувство утраты, когда, «незаметно переставая жить», уходит большой незаменимый человек, «освобождая земной объем» и оставляя нас в этом объеме уже без него.
2 Д. М. Магомедова подчеркивает, что в таких случаях речь идет не только о стилистически маркированных грамматических явлениях, но и о значимости грамматического строя текста для понимания его глубинного смысла, иными словами - о семантической осложненности грамматики поэзии [9, с. 71].
Явление грамматической формульности, построенной на именном (безглагольном, номинативном) и глагольном стилях поэтической речи, систематически рассмотрено в работах А. К. Жолковского [например, 4] и О. Н. Панченко [15; 16]. Очевидно, что анализ поэтических текстов с такой «грамматической партитурой» (А. Н. Черняков) оказывается перспективным в научном плане.
В серии статей будет предпринята попытка подробно рассмотреть важный для поэтической грамматики «одного из столпов современной русской поэзии» («Новые известия» 2018), Бахыта Кенжеева3, стилистический инструмент - инфинитивное письмо. К анализу материала авторы будут подходить с учетом двух важных моментов: 1) инфинитивная поэтика базируется не только на морфологических особенностях инфинитива как особой формы глагола, но и на синтаксических особенностях конструкции, в которую он попадает (на что, собственно, и обратила внимание О. Н. Панченко); 2) к понятию инфинитивного письма приложим принцип полевого описания, который успешно используется в современных лингвистических работах.
Поэтический текст, опирающийся на инфинитив как грамматическую базу, А. К. Жолковский [4] предлагает считать особым типом поэтического письма - инфинитивным письмом. Несмотря на то что в словаре [17, с. 48] инфинитивное письмо отнесено к глагольному стилю поэтической речи, этот тип письма отличается как от именного, так и от глагольного стиля, это особая техника письма, имеющая сходства и различия как с номинативным письмом, так и с собственно глагольным4. Так, и номинативный ряд, и инфинитивный в пропозитивном плане схожи: оба направлены на перечисление событий, правда, в одном случае это перечисление реальных событий в синтаксическом настоящем времени, а в другом - ряд ирреальных событий (возможных, необходимых, желаемых). Отличие инфинитивного письма от «письма финитного» (в рамках глагольного стиля) связано со свойствами самого инфинитива, который был некогда именем, но не остался им.
Важно учитывать, что в инфинитиве предикативные значения лица, времени и наклонения представлены потенциально. Эти имплицитно присутствующие в инфинитиве категории «эксплицируются синтаксическими, контекстуальными и интонационными средствами или предполагаются ситуацией» [4, с. 21]. В последней по времени создания работе (2020 г.) А. К. Жолковский подчеркивает характерную грамматико-синтаксическую энергетику инфинитива: «Его основу составляет одна-единственная грамматическая категория, к тому же лишенная параметров лица, числа и времени, но она берет на себя доминантную роль сказуемого и в этом качестве старается распространить свое предикативное господство на как можно больший синтаксический и лексический материал, чему неопределенность времени, числа и т. п. как раз способствует» [4, с. 19].
Исследователи утверждают, что инфинитивное письмо является регулярной и осмысленной грамматической стратегией текстопорождения, которая опознается как поэтический прием [23, с. 28]. Выбор такой грамматической стратегии, в рамках которой активизируются лишенные морфологических показателей предикативности инфинитивные предложения, закономерен, так как конститутивным свойством поэтического текста является множественность референции, которая «девальвирует все шифтерные категории, придает предикативным характеристикам и дейктическим показателям текста амбивалентный, релятивный характер» [19, с. 23].
А. К. Жолковский полагает, что инфинитивное письмо (далее - ИП) не представляет собой абсолютно новой поэтической техники, оно активно представлено в русской поэзии начиная с ХУШ в. ИП испытывало свои спады и подъемы. В новейшей поэзии ИП представлено у Льва Лосева, Алексея Цвет-кова, Ольги Седаковой, Тимура Кибирова, Бориса Рыжего, Сергея Гандлевского [4, с. 14-15]. К представителям новейшей русской поэзии можно отнести и Бахыта Кенжеева, во многих стихотворениях которого, как показывает сплошная выборка, обнаруживаются образцы инфинитивного письма.
А. К. Жолковский считает, что ИП тяготеет к структурам, представленным двумя основными типами (далее жирным нами выделены важные признаки этих двух типов):
3 Кенжеев являлся одним из создателей поэтической группы «Московское время», он лауреат премий журналов «Октябрь» и «Новый мир», Антибукера и Русской премии. Евгений Вежлян считает, что группе «Московское время» отведена в мифологии московского поэтического сообщества особая роль, а Кенжеев, Цветков и Ганд-левский - фигуры, безусловно, культовые [2].
Черты сходства и различия между номинативными и инфинитивными рядами были продемонстрированы не только в уже упоминавшихся работах О. Н. Панченко, но и в статье О. А. Змазневой, которая проводит аналогию между конструкциями с инфинитивом и номинативными конструкциями: обе лаконичны и одновременно экспрессивны [5, с. 344].
Тип А. Самый чистый тип. К этому типу относятся (далее прямая цитата с небольшими купюрами) «инфинитивные конструкции, с одним или несколькими однородными инфинитивами в роли главного сказуемого независимого предложения типа Грешить бесстыдно, непробудно, не вводимые никакими другими словами и конструкциями (например, можно, готов, могу, желание, ср. неабсолютное: И всюду готов я родиться) и грамматически не привязанные к конкретным лицам (таким как нам, им, я, мне; ср.: Быть в аду нам) или к более специальным модальностям (типа: Не поправить дня усильями светилен) [4, с. 9].
Тип Б. Менее впечатляющий, но широко распространенный тип ИП - достаточно длинные (не короче трех членов) инфинитивные серии, зависящие от управляющих слов / конструкций: Я хотел бы ни о чем Еще раз поговорить, Прошуршать спичкой, плечом Растолкать ночь, разбудить. К этому типу А. К. Жолковский относит также конструкции, в которых инфинитив выступает в роли подлежащего при составном сказуемом со связкой быть, в настоящем времени опускаемой (т.е. и двусоставные предложения тоже! - М. М., Е. М.), полагая, что синтаксически главным членом является сказуемое, а подлежащее (хотя и определяющее морфологические признаки сказуемого: число, род) от него зависит: Печальная доля - так сложно, Так трудно и празднично жить.
Обозначив два основных типа ИП и по сути перечислив их дифференциальные признаки, А. К. Жолковский констатировал наличие «многочисленных пограничных случаев» и наметил контуры этой сложно организованной вариативной системы [4, с. 11]. Исследователь указал несколько подтипов двух основных типов, а также отметил возможность разных (в том числе и по объему) вариантов включений ИП в тот или иной контекст. Характер описанной А. К. Жолковским системы ИП наводит на мысль, что ее границы не строго очерчены, не замкнуты, а структура этой системы такова, что от нее «исходят проекции, теряющиеся вдали» [1, с. 48]. Поэтому к описанию ИП целесообразно приложить принципы классификации, применяемые полевой лингвистикой.
Опираясь на полевый подход5, выделим, с ориентацией на размышления самого А. К. Жолковского, центральную, ядерную зону ИП (в другой терминологии - инвариант, прототип) и его периферию (возможные варианты). Будем учитывать, что центр поля образуется максимальной концентрацией всех имеющихся у данной единицы признаков; периферия же состоит из большего или меньшего числа образований разной емкости и характеризуется разреженностью и ослабленностью признаков [1, с. 49].
Исходя из этого, ИП типа А можно отнести к ядерной зоне инфинитивной поэтики. Не случайно ядерный тип ИП А. К. Жолковский называет «абсолютным», «самым чистым», так как к ядру имеют отношение самые типичные элементы, реализующие категориальные свойства в наиболее чистом виде и наиболее полно, без примеси иных свойств [24, р. 195]. Эталонными, прототипичными для ИП признаками будет, очевидно, обладать такая конструкция, в которой инфинитив имеет наибольший семантический потенциал, а это независимый инфинитив. Именно независимый инфинитив, единичный или (ярче) повторяющийся, функционирующий в рамках инфинитивного предложения с незаполненной субъектной позицией, обладает наибольшей семантической емкостью и многозначностью - качествами, особенно ценными для поэтического текста. Таким образом, ядро ИП представлено конструкциями с одним или несколькими независимыми, ничем не осложненными инфинитивами, в которых позиция субъекта не заполнена, т.е. предикативные категории модальности, времени и лица представлены в них имплицитно.
Тип Б можно отнести к зоне дальней периферии ИП. Синтаксически это уже либо двусоставные предложения типа Печальная доля - так сложно, Так трудно и празднично жить (пример А. К. Жолковского), либо конструкции с зависимым инфинитивом, так называемые безличные предложения, в которых те или иные предикативные категории (в зависимости от типа управляющего инфинитивом слова) будут представлены уже в эксплицитном виде.
Ядерный тип ИП, представленный, так сказать, без примесей, в чистом виде, как отмечает сам А. К. Жолковский, - не такое уж частотное явление в поэзии, гораздо чаще встречаются «смешанные» и периферийные варианты, разнообразие которых составляет, очевидно, у каждого поэта свою палитру, свою партитуру.
5 В естественных и гуманитарных науках употребление термина «поле» означает, что речь идет о некоторой сфере взаимодействия элементов, объединенных общностью выделяемых признаков, наличием определенной структурной организации, включающей постепенные переходы и частичные пересечения.
Ядерный тип ИП, представленный в чистом (беспримесном) виде, в текстах Бахыта Кенжеева не удалось обнаружить, как нет у него и стихотворений, полностью написанных в инфинитивном ключе. Чаще всего в его поэзии находим включения (более объемные или менее объемные) ИП периферийного типа в контекст стихотворений с финитными глагольными формами. Варианты инфинитивных включений, попадающих в начало, середину и конец стихотворения разнообразны, кроме того, инфинитивная техника письма в некоторых случаях сочетается у Кенжеева с номинативной (Хочется жить, как хочется спать и др.). Все это рассмотрим более подробно в следующих статьях.
А в рамках данной статьи проанализируем только одно стихотворение «Лечь заполночь, ворочаться в постели». Выбор этого стихотворения обусловлен двумя моментами: 1) в «тело текста» этого стихотворения включены фрагменты ИП, обладающие ядерными признаками инфинитивной поэтики (с ядерного типа логично начинать рассмотрение); 2) это стихотворение написано на смерть И. Бродского, изучением творчества которого много и плодотворно занималась Н. Г. Медведева.
Подробно проанализируем отрывок (первую строфу) стихотворения «Лечь заполночь, ворочаться в постели», в котором представлен ядерный тип ИП. Это стихотворение включено в поэтический сборник с говорящим названием «Сочинитель звезд», написано 29 января 1996 г. и посвящено И. Бродскому, ушедшему из жизни 28 января 1996 г. в Нью-Йорке. В некоторых сборниках данное стихотворение имеет название, обозначающее дату: 29 января 1996.
Лечь заполночь, ворочаться в постели, //гадательную книгу отворя, //и на словах "как мы осиротели" // проснуться на исходе января, // где волны молодые торопливы, // и враг врагу не подает руки,-//в краю, где перезрелые оливы //как нефть, черны, как истина, горьки.
Использование инфинитивной техники, представленной в данном стихотворении, обусловлено авторским замыслом и общим содержанием текста. Стихотворение открывается фрагментом ИП ядерного типа и представляет собой цепочку из трех независимых инфинитивов, включенных в качестве главной части в структуру сложноподчиненного предложения с придаточным места. В глагольном стиле начала стихотворения инфинитивный ключ сменяется темпоральным ключом настоящего, выраженного в основном синтаксически.
Б. Ю. Норман отмечает, что независимый инфинитив - важная в прагматическом отношении глагольная форма, имеющая целый спектр значений. Кроме значения, близкого к императивному, неопределенная форма глагола участвует в выражении алетической модальности («возможно - невозможно»), деонтической («должно иметь место» - «запрещено») и других. При этом не всегда легко определить, что именно имеет в виду говорящий. Используя неопределенную форму глагола, человек может намеренно играть, балансировать на ее неопределеннозначности (термин В. В. Мартынова) [11, с. 144-146].
Доказывая неоднозначность не только сообщения, но и его адресанта и адресата в поэтическом тексте, Р. О. Якобсон утверждает, что в потенции любое поэтическое сообщение - это как бы квазикосвенная речь и ему присущи все те специфические и сложные проблемы, которые ставит перед лингвистом «речь в речи». Главенствование поэтической функции над референтивной не уничтожает саму референцию, но делает ее неоднозначной. Двойному смыслу сообщения соответствует расщепленность адресанта и адресата и, кроме того, расщепленность референции [23, с. 221]. А. К. Жолковский описывает это так: «Модально-альтернативное мерцание лирического «я» ИП - одновременно «человека вообще» и более или менее конкретного «другого» - задает некий метафоризм первой степени, каковой может далее наращиваться» [4, с. 21]. Такая значимая неопределенность как в плане восприятия субъектной перспективы, так и в плане интерпретации значений модальности особенно ярко проявляется в анализируемом отрывке.
На специфику организации субъектной сферы анализируемого стихотворения просто невозможно не обратить внимания, ибо она является ярчайшим воплощением такой формы субъекта, которая характерна для современного поэтического текста. В нем эта форма лишь едва намечена, либо непрерывно меняется, либо выстраивает себя заново под влиянием контекста. Общие парадигмы этих форм, по мнению Х. Шталь, можно назвать «транссубъектностью», «метасубъектностью» и «сверх-субъектностью» [21, с. 10].
Анализируемое стихотворение не случайно начинается с цепочки инфинитивов (фрагмена ИП ядерного типа) - поэтической техники письма, очень характерной для И. Бродского6. Эту технику можно даже назвать излюбленным приемом поэта, делающим его поэтику узнаваемой. Б. Кенжеев как будто
6 См., например: [3].
воспроизводит в своем стихотворении то, что случилось 28 января именно с поэтом И. Бродским, который предположительно умер во сне или на исходе бессонной ночи7, причем отображает в той стиховой манере, которая для И. Бродского характерна. «Чужое» поэтическое слово становится у него не вкраплением в отчужденное стилевое окружение, а частью своего языка, и даже - частью личного мифа [2].
Первая строфа, открывающая стихотворение, - сложноподчиненное предложение. Цепочка инфинитивов расположена в самом его начале, в главной части. Перед нами независимые инфинитивы, представляющие тему сна/смерти. Это доказывает конечная строфа стихотворения:
Весь путь еще уложится в единый //миг - сказанное сбудется, но не // жди воздаянья. Неисповедимы // пути его - и ангел, в полусне // парящий, будто снег, над перстью дольней // (и он устал), не улыбнется нам, //лишь проведет младенческой ладонью // по опустелым утренним устам.
Форма дательного падежа со значением субъекта в анализируемом тексте опущена, Е. В. Паду-чева называет такую позицию имплицитно представленного субъекта неоднозначным подразумеваемым дативом [18]. Исследователи отмечают, что «в поэзии, и в прозе рубежа веков наряду с традиционными возникают такие субъектные формы, основой которых становится не аналитическое различение «я» и «другого», а их изначально нерасчленимая интерсубъектная целостность. Личность уже перестает пониматься как монологическое единство, а предстает как «неопределенная» и вероятностно-множественная [22, с. 253], необходимое сопряжение двух далековатых идей: «реального своего» и «мыслимого другого» [4, с. 7]. Коренится эта оппозиция уже в самой неопределенности субъекта действия. Следует учитывать также, что, по мнению авторов коллективной монографии «Субъект в новейшей русскоязычной поэзии - теория и практика», инструментарий для анализа современной поэзии с присущим ей разнообразием форм организации субъектного начала еще не разработан до конца и требует своего дальнейшего развития [21, с. 10].
В стихотворении «Лечь заполночь, ворочаться в постели» субъектная перспектива представляет собой именно такую нерасчленимую, неопределенную интерсубъектную целостность; анализируемый отрывок свидетельствует о своеобразном «многоголосии» кенжеевской лирики и о семантической поливариативности художественных самопрезентаций ее субъекта [20].
Важно, что субъектом этого стихотворения (его лирическим героем, «субъектом сознания, тем, кому принадлежит мысль» [12]) может мыслиться не только любой поэт, человек (обобщенный образ поэта, любое мы), но и образ поэта конкретного; это может быть как сам Б. Кенжеев-поэт (мне лечь заполночь, ворочаться в постели, гадательную книгу отворя), так и поэт И. Бродский (ему лечь запол-ночь, ворочаться в постели, гадательную книгу отворя). При этом следует заметить, что фигура субъекта стихотворения по ходу его прочтения, продвижения вперед осмысляется по-разному. На это влияют и привязка ко времени (проснуться на исходе января - я+мы), приуроченная к конкретной дате (29 января), и привязка к пространству (Италия, Венеция, где И. Бродский любил встречать Рождество и где поэта похоронили) с его узнаваемым итальянским ландшафтом (где волны молодые торопливы; в краю, где перезрелые оливы, как нефть, черны, как истина, горьки), т.е. к местоположению И. Бродского (он). В плане смежности субъектов перенос может реализовываться буквальным - пусть мысленным и даже метафорическим - пространственным перемещением [4, с. 7]. Основным водоразделом, обозначающим более явный переход от сливающихся в опущенном дательном нам, мне и ему - к мне, нам, но без ему (Бродскому) является фраза "как мы осиротели" с эксплицитным мы, которая уже не может относиться к И. Бродскому.
Б. Ю. Норман отмечает, что инфинитив с его широким семантическим диапазоном не требует смыслового восполнения: он позволяет вкладывать в контекст одновременно разное содержание [11, с. 146]. Инфинитивные конструкции с независимым инфинитивом и незаполненной позицией да-тива оказываются наиболее многозначными и объемными по смыслу. Они как нельзя более подходят для того, чтобы выразить неклассический тип отношений между автором и героем, который в двадцатом веке становится одной из важнейших тенденций поэтики художественной модальности [22, с. 254].
В стихотворении раскрывается тема тревожного сна: инфинитивы СВ лечь и проснуться как будто информируют о ситуации, связанной со сном, точнее, констатируют начало пребывания во сне и его ко-
7 «Вечером в субботу 27 января 1996 года он набил свой видавший виды портфель рукописями и книгами, чтобы завтра взять с собой в Саут-Хедли. В понедельник начинался весенний семестр. Пожелав жене спокойной ночи, он сказал, что ему нужно еще поработать, и поднялся к себе в кабинет. Там она и обнаружила его утром - на полу. Он был полностью одет. На письменном столе рядом с очками лежала раскрытая книга - двуязычное издание греческих эпиграмм. ... Сердце, по мнению медиков, остановилось внезапно» [7, с. 283].
нец. А в промежутке между ними находится инфинитивная форма НСВ ворочаться, осложненная обстоятельством с деепричастием СВ отворя, свидетельствующая о длительном пребывании в этом беспокойном «гадательном сне». Интересно, что именно «проснуться», обозначающее по сути то же, что могло бы обозначать существительное, которое от этого глагола образовать нельзя - что-то вроде «проснуто-сти», привязано ко времени (исход января) и к месту (все придаточное предложение со значением места). У инфинитивов, представленных в этом контексте, внутреннее время (вид) оказывается неактуальным: здесь в полном смысле этого слова проявляется номинативная сущность инфинитива (не случайно В. В. Виноградов называет инфинитив глагольным номинативом), когда работает принцип перечислительного ряда, просто называются (именуются) действия, указывающие на определенные стадии сна. Очевидно поэтому модальный фон, особенно инфинитивов СВ, оказывается сильно размытым и неясным по смыслу: не прочитывается ни дезидеративная модальность, ни модальность возможности.
Как уже было указано, инфинитивный ключ стихотворения сменяется темпоральным ключом настоящего, и на фоне этого настоящего - неактуального - (отбредив будущим и прошлым раем, // освобождаем мы земной объем, // и простыню льняную осязаем // и незаметно жить перестаем) вполне логично мог бы прочитываться смысл «так бывает/случается», а сами инфинитивные формы приобрели бы смысл, присущий индикативу с легкой трансформацией в личные формы с настоящим обыкновения: «Бывает, ляжешь заполночь, ворочаешься в постели...». Однако такому пониманию мешает неоднозначно выстроенная автором субъектная перспектива этого стихотворения. Инфинитивные конструкции с независимым инфинитивом и незаполненной позицией датива оказываются наиболее многозначными и объемными по смыслу. Мыслимая за строками стихотворения фигура И. Бродского и конкретная дата посвящения, в некоторых сборниках Б. Кенжеева фигурирующая как название, дополняют трактовку инфинитивов до смысла «Бывает ляжешь заполночь, ворочаешься в постели...» + так и случилось 28 января 1996 года. В смысл мы-поэты включается и конкретный поэт И. Бродский, с которым все так и произошло «здесь и сейчас» с поправкой на вчера.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Адмони В. Г. Основы теории грамматики. М.-Л.: Наука, 1964. 104 с.
2. Вежлян Е. Бахыт Кенжеев. Крепостной остывающих мест // Знамя. 2009. № 11. URL: https://magazines. gorky.media/znamia/2009/11/bahyt-kenzheev-krepostmj-ostyvayushhih-mest.html (дата обращения: 04.01.2024).
3. Жолковский А. К. Бродский и инфинитивное письмо // НЛО. 2000. № 5. URL: https://magazines.gorky.media/ nlo/2000/5/brodskij-i-infinitivnoe-pismo.html (дата обращения: 04.01.2024).
4. Жолковский А. К. Русская инфинитивная поэзия XVIII-XX веков. М.: Новое литературное обозрение, 2020. 560 с.
5. Змазнева О. А. Инфинитивные ряды в поэтическом синтаксисе Максимилиана Волошина // Языковая деятельность: переходность и синкретизм: сб. ст. науч.-метод. семинара «TEXTUS». Вып. 7 Москва-Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001. С. 345-347.
6. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979. 352 с.
7. Лосев Л. В. Иосиф Бродский: опыт литературной биографии. М.: Молодая гвардия, 2008. 446 с.
8. Лотман М. Ю. Именной и глагольный стили. Таллин, 1982. 218 с.
9. Магомедова Д. М. Филологический анализ лирического стихотворения. М.: Издательский центр «Академия», 2004. 192 с.
10. Медведева Н. Г. «Тайные стихи» Ольги Седаковой. Ижевск, 2013. 267 с.
11. Норман Б. Ю. Лингвистическая прагматика (на материале русского и других славянских языков). Минск, 2009. 183 с.
12. Онипенко Н. К. Модель субъектной перспективы и проблема классификации эгоцентрических элементов // URL: https://www.lexrus.ru/default.aspx?p=2988.
13. Орлицкий Ю. Б. Частеречные «поэтики» в русской поэзии ХХ в. // XLIV Международная филологическая научная конференция: тезисы докладов. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2015. С. 376-377.
14. Очерки истории языка русской поэзии XX века: грамматические категории: синтаксис текста. Москва: Наука, 1993. 238 с.
15. Панченко О. Н. «Невероятная близость переживаний» (О тематических перекличках в лирике А. Блока и П. Анненского) // Русская речь. 1984. № 2. С. 51-56.
16. Панченко О. Н. Номинативные и инфинитивные ряды в стихотворной речи: синтаксическая структура, лек-сико-семантический состав и композиционные функции: дис. ... канд. филол. Москва, 1980. 237 с.
17. Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий. М.: Изд. Кулагиной Intrada, 2008. 358 с.
18. Русская корпусная грамматика (РКГ) // URL: http://rusgram.ru/new
19. Сидорова М. Ю., Липгарт А. А. Грамматика современной русской поэзии: субъектная перспектива, предикативные категории, модусные рамки (часть 1) // Филология и человек. 2018. № 3. С.21-38.
20. Скляров О. Н. «И Господь его знает, куда плывем...» Мотив скитаний и позиция лирического субъекта в «Невидимых» Б. Кенжеева // Вестник ПСТГУ. Серия III: Филология. 2013. Вып. 1 (31). С. 71-81.
21. Субъект в новейшей русскоязычной поэзии - теория и практика. Berlin: Peter Lang GmbH Europaeischer Verlag der Wissenschaften, 2018. 440 с.
22. Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб.заведений: В 2 т. Т. 2: Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М.: Издательский центр «Академия», 2004. 368 с.
23. Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика // «Структурализм: "за" и "против"»: сб. науч. ст. М.: Прогресс, 1975. С. 193-230.
24. Givón T. Prototypes: Between Plato and Wittgenstein // Noun classes and categorization: Proc. of a Symposium on categorization and noun classification, Eugene, Oregon, October 1983. A.; Ph.: Benjamins, 1986. P. 77-102.
Поступила в редакцию 06.03.2024
Милютина Марина Георгиевна, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка, теоретической, прикладной лингвистики и русского языка как иностранного E-mail: mmilyutina@inbox.ru
Метлякова Елена Владимировна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, теоретической, прикладной лингвистики и русского языка как иностранного E-mail: mev.77@mail.ru
ФГБОУ ВО «Удмуртский государственный университет», Институт языка и литературы 426034, Россия, УР, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2)
M.G. Milyutina, E. V. Metlyakova
INFINITIVE WRITING AS A TOOL OF BAKHYT KENZHEEV's POETIC GRAMMAR
DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-785-792
The article is devoted to the study of an important phenomenon for poetic grammar - infinitive writing - on the material of Bakhyt Kenzheev's poetry. The field principle of description is applied to the new material for the study of infinitive poetry. It is found that B. Kenzheev has no poems written entirely in the infinitive key; his poems more often present different inclusions of infinitive writing in the verb style of poetic speech. Fragments of infinitive writing, both of core and peripheral types, are considered on the example of the poem "To lie down at midnight, to toss in bed". The reliance on core-type infinitive writing in the poem makes it possible to express all the predicative categories of the text in multiple ways and to extend the time frame of the poem, as well as to expand the possibilities of the subject sphere and thus makes the poetic dialogue of the "lords of the stars" more multifaceted and profound. The use of infinitive writing technique, conditioned by the author's intention, helps B. Kenzheev to construct the poem written as a response to the death of I. Brodsky in his favourite manner.
Keywords: infinitive writing, poetic grammar, field linguistics, B. Kenzheev.
REFERENCES
1. Admoni V. G. Osnovy teorii grammatiki [Fundamentals of grammar theory]. M.-L.: Nauka [Science], 1964. 104 s. (In Russian).
2. Vezhlyan E. Bahyt Kenzheev. Krepostnoj ostyvayushchih mest [B. Kenzheev. A serf of chilling places]. Znamya [Banner]. 2009. № 11. URL: https://magazines.gorky.media/znamia/2009/11/bahyt-kenzheev-krepostnoj-ostyvay-ushhih-mest.html (accessed: 04.01.2024). (In Russian).
3. ZholkovskijA. K. Brodskij i infinitivnoe pis'mo [Brodsky and infinitive writing]. NLO [New Literary Review]. 2000. № 5. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2000/5/brodskij-i-infinitivnoe-pismo.html (accessed: 04.01.2024). (In Russian).
4. Zholkovskij A. K. Russkaya infinitivnaya poeziya XVIII-XX vekov [Russian infinitive poetry of the XVIII-XX centuries]. M.: Novoe literaturnoe obozrenie [New Literary Review], 2020. 560 s. (In Russian).
5. Zmazneva O. A. Infinitivnye ryady v poeticheskom sintaksise Maksimiliana Voloshina [Infinitive series in Maximilian Voloshin's poetic syntax]. Yazykovaya deyatel'nost': perekhodnost' i sinkretizm: sb. st. nauch.-metod. seminara «TEX-TUS» [Language activity: transitivity and syncretism: collection of articles of the scientific-methodical seminar "TEX-TUS"]. Vyp. 7 Moskva-Stavropol': [Saratov State University Publishing House], 2001. S. 345-347. (In Russian).
6. LihachevD. S. Poetika drevnerusskoj literatury [Poetics of Old Russian literature]. M.: Nauka [Science], 1979. 352 s.
7. Losev L. V. Iosif Brodskij: opyt literaturnoj biografii [Joseph Brodsky: the experience of literary biography]. M.: Molodaya gvardiya [Young Guard], 2008. 446 s. (In Russian).
8. LotmanM. Yu. Imennoj i glagol'nyj stili [Nominative and verb styles]. Tallin, 1982. 218 s. (In Russian).
9. Magomedova D. M. Filologicheskij analiz liricheskogo stihotvoreniya [A philological analysis of a lyric poem]. M.: Izdatel'skij centr «Akademiya» [Publishing Centre «Academy»], 2004. 192 s. (In Russian).
10. MedvedevaN. G. «Tajnye stihi» Ol'gi Sedakovoj ["Secret Poems" by Olga Sedakova]. Izhevsk, 2013. 267 s. (In Russian).
11. Norman B. Yu. Lingvisticheskaya pragmatika (na materiale russkogo i drugih slavyanskih yazykov) [Linguistic pragmatics (on the material of Russian and other Slavic languages)]. Minsk, 2009. 183 s. (In Russian).
12. Onipenko N. K. Model' sub"ektnoj perspektivy i problema klassifikacii egocentricheskih elementov [The subject perspective model and the problem of egocentric classification] // URL: https://www.lexrus.ru/default.aspx?p=2988. (In Russian).
13. Orlickij Yu. B. Chasterechnye «poetiki» v russkoj poezii HKH v. [Part of speech "poetics" in Russian poetry of the twentieth century]. XLIV Mezhdunarodnaya filologicheskaya nauchnaya konferenciya: tezisy dokladov [XLIV International Philological Scientific Conference: abstracts of reports]. SPb.: Filologicheskij fakul'tet SPbGU [SPbU Faculty of Philology], 2015. S. 376-377. (In Russian).
14. Ocherki istorii yazyka russkoj poezii XX veka: grammaticheskie kategorii: sintaksis teksta [Sketches of the history of the language of Russian poetry of the XX century: grammatical categories: syntax of the text]. Moskva: Nauka [Science], 1993. 238 s. (In Russian).
15. Panchenko O. N. «Neveroyatnaya blizost' perezhivanij» (O tematicheskih pereklichkah v lirike A. Bloka i P. Annen-skogo) ["Incredible closeness of experiences" (On thematic overlaps in the lyrics of A. Blok and P. Annensky)]. Russkaya rech' [Russian Speech]. 1984. № 2. S. 51-56. (In Russian).
16. Panchenko O. N. Nominativnye i infinitivnye ryady v stihotvornoj rechi: sintaksicheskaya struktura, leksiko-seman-ticheskij sostav i kompozicionnye funkcii: dis. ... kand. filol. nauk [Nominative and infinitive series in poetic speech: syntactic structure, lexico-semantic composition and compositional functions: dissertation of Candidate of Philological Science]. Moskva, 1980. 237 s. (In Russian).
17. Poetika: Slovar' aktual'nyh terminov i ponyatij [Poetics: A Dictionary of current terms and concepts]. M.: Izd. Ku-laginoj Intrada [Kulagina Intrada Publishing House], 2008. 358 s. (In Russian).
18. Russkaya korpusnayagrammatika (RKG) [Russian corpus grammar (RCG)]. URL: http://rusgram.ru/new. (In Russian).
19. Sidorova M. Yu., LipgartA. A. Grammatika sovremennoj russkoj poezii: sub"ektnaya perspektiva, predikativnye kategorii, modusnye ramki (chast' 1) [Grammar of modern Russian poetry: subject perspective, predicative categories, modus frames (part 1)]. Filologiya i chelovek [Philology & Human]. 2018. № 3. S.21-38. (In Russian).
20. Sklyarov O. N. «I Gospod' ego znaet, kuda plyvem...» Motiv skitanij i poziciya liricheskogo sub"ekta v «Nevidimyh» B. Kenzheeva ['And God knows where we are sailing to..." The motif of wandering and the position of the lyrical subject in "Invisible" by B. Kenzheev]. Vestnik PSTGU. Seriya III: Filologiya [St. Tikhon's University Review. Series III: Philology]. 2013. Vyp. 1 (31). S. 71-81. (In Russian).
21. Sub "ekt v novejshej russkoyazychnoj poezii - teoriya i praktika. Berlin: Peter Lang GmbH Europaeischer Verlag der Wissenschaften [Subject in the latest Russian-language poetry - theory and practice], 2018. 440 s. (In Russian).
22. Teoriya literatury: Ucheb. posobie dlya stud. filol. fak. vyssh. ucheb.zavedenij [Theory of literature: Textbook for students of philological faculties of higher educational institutions]: V 2 t. T. 2: Brojtman S. N. Istoricheskaya poetika [In 2 vols. Vol. 2: Broitman S. N. Historical poetics]. M.: Izdatel'skij centr «Akademiya» [Publishing Centre "Academy"], 2004. 368 s. (In Russian).
23. Yakobson R. O. Lingvistika i poetika [Linguistics and poetics]. «Strukturalizm: "za" i "protiv"»: sb. nauch. st. ["Structuralism: "for" and "against"": collection of scientific articles]. M.: Progress [Progress], 1975. S. 193-230. (In Russian).
24. Givon T. Prototypes: Between Plato and Wittgenstein // Noun classes and categorization: Proc. of a Symposium on categorization and noun classification, Eugene, Oregon, October 1983. A.; Ph.: Benjamins, 1986. P. 77-102. (In English).
Received 06.03.2024
Milyutina M.G., Doctor of Philology, Professor of the Department of the Russian Language, Theoretical and Applied Linguistics and Russian as a Foreign Language E-mail: mmilyutina@inbox.ru
Metlyakova E.V., Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of the Russian Language, Theoretical and Applied Linguistics and Russian as a Foreign Language E-mail: mev.77@mail.ru
Udmurt State University
Universitetskaya st., 1/2, Izhevsk, Russia, 426034
