Имя собственное в философской интерпретации Павла Флоренского Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ЛИНГВИСТИКА

УДК 811.161.1

Н. В. Козловская

Имя собственное в философской интерпретации Павла Флоренского

В статье анализируется смысловая структура термина имя в работах Павла Флоренского. Рассматривается, как философ соотносит содержание термина имя с содержанием современного термина имя собственное (антропонимом) и создает специальную область знаний для имени собственного — ономатологию, где слово имя получает статус философского термина. Исследуется двойственная природа имени, которая позволяет преодолеть атомарность познания, воплощая познание целостное. Анализируется роль сублогической модели пространства в философской интерпретации имени у Флоренского; обращается внимание на метафорическое содержание философского термина имя.

This article analyzes the semantic structure of the term name in Pavel Florensky's works. The philosopher brings the meaning of the term name into relation with the meaning of a modern term proper name (anthroponym) and creates a special field of knowledge for the proper name - onomastics - and the word name gets a status of a philosophical term. The name belongs to two worlds: the real one and the otherworldly, with the name linking them together. So, the name is twofold in its nature. It allows us to overcome the atomicity of cognition and to embody a holistic cognition. An important role in Florensky's interpretation of name belongs to a sublogical model of space. The author also draws attention to the metaphoric content of the term name.

Ключевые слова: имя, сублогическая модель, метафора, ономатология, духовный атомизм.

Key words: name, sublogical model, metaphor, onomastics, spiritual atomism.

В работах П. А. Флоренского идея имени предстает в двух ипостасях: Имя Божие и имя собственное, «личное человеческое имя». Говоря об Имени Божием, Флоренский продолжает известный афонский спор и интерпретирует богословскую позицию имяславцев «Имя Божие есть Бог». Эту проблему мы оставляем за рамками настоящей статьи и обращаемся к кругу вопросов, связанных с интерпретацией Флоренским философского термина имя собственное.

Задача данной работы — проследить развертывание содержания термина имя в текстах, проанализировать смысловую структуру термина, а также вычленить ту семантическую информацию, которая могла бы войти в словарь терминов русской религиозной философии. Прежде чем перейти к анализу семантической структуры термина имя у Флоренского, кратко

охарактеризуем специфику философской терминологии, которая, в отличие от терминологии научно-технической, носит необъектный характер. Это роднит философский термин с поэтическим словом в функциональном плане: «задача философского слова — проявить... действительность, сделать ее явной, а не получить в свое распоряжение термин как инструмент для оперирования с действительностью» [1, с. 46].

Еще одна особенность связана с дефинитивностью и дефинированно-стью терминов философии. Первое понятие предполагает возможность / невозможность строгой дефиниции, а второе — наличие / отсутствие дефиниции. Данные качества многие исследователи считают облигаторными для научного термина. В философских текстах русских метафизиков эти свойства проявляются по-разному: как правило, здесь отсутствует строгое определение термина, и можно говорить о том, что вся совокупность контекстов, в которых данный термин встречается, — это развернутое определение. Такие определения С. Д. Шелов называет контекстуальными: «в контекстуальных определениях действует своеобразное правило контекстуального роста терминологичности: чем длиннее контекст, необходимый для идентификации соответствующего понятийного содержания определяемой единицы, тем большую терминологичность этой единицы следует предполагать» [8, с. 87]. Поведение философского термина в тексте (наращивание терминологичности) сопоставимо, на наш взгляд, с поведением ключевого слова в художественном тексте (процесс приращения смысла). Наверное, можно также говорить о распространенном явлении диффузной, если можно так выразиться, дефинированности философского термина. Философскому термину присущ качественный полиморфизм. Определения философских терминов не подтверждают традиционных представлений о точности значения термина: описание семантики таких терминов строится из полиморфных признаков, допускающих различную интерпретацию.

Идея имени объединяет следующие работы Флоренского: «Общечеловеческие корни идеализма», «Магичность слова», «Имяславие как философская предпосылка», «Об имени Божием» и «Имена (Заметки в азбучном порядке по ономатологии как науке о категориях бытия личного)». Для Флоренского имяславие стало философской предпосылкой познания «исконного ощущения человечества», которое для мыслителя есть прежде всего чувство подлинности и реальности земного бытия, чувство достоверности мира, присутствия в нем Бога, что раскрывается через слово и имя.

В работе «Общечеловеческие корни идеализма» Флоренский говорит о двух типах имен: именах вещей и именах собственных. Функционально они оказываются очень близки, воплощая «метафизический принцип бытия и познания». В «Ономатологии» Флоренский говорит главным образом об именах людей, что подтверждает следующая оговорка автора: «В данном случае мы не будем обсуждать имен и их познавательной функции —

вообще, но суживаем внимание на личных человеческих именах, оставляя в стороне даже имена родовые — фамилии». То есть содержание термина имя у Флоренского соотносимо с содержанием современного термина имя собственное (антропоним). Флоренский обосновывает теорию имени собственного, для которой создает специальную область знаний — ономатологию, приводя данные из области богословия, художественной литературы, народной словесности и истории. Слово имя получает статус философского термина, поскольку именно вокруг него строится авторская концепция.

Непосредственное отношение к предмету нашего разговора — философской, а не филологической концепции имени — имеет проводимое Ю. С. Степановым в работе «Язык и метод» философское различие между именами вообще (так называемыми общими именами) и именами собственными, которые Степанов называет «именами по преимуществу» [2, с. 187]. Различие между индивидными и общими именами, пишет Степанов, было осознано еще в средневековой схоластике: «Именуется единичное, а общее означивается». «Собственные имена именуют вещи (и как следствие могут именовать понятия, концепты), в то время как общие имена именуют понятия, концепты и как следствие этого способны именовать вещи» [2, с. 187].

Будучи платоником, Флоренский в своих рассуждениях идет «от Платона и к Платону», но в центре его философской интерпретации — магия слова кудесника, воплощающего «идеальное и реальное зараз, идеал-реальное, субъект-объективное, Я и не-Я». Далее Флоренский рассуждает о вещности слова кудесника, магии слова, утверждая, что имя вещи и есть субстанция вещи. По мнению философа, в вещи живет имя, вещь творится именем; вещь вступает во взаимодействие с именем, вещь подражает имени [5].

Для анализа смысловой структуры философского термина, на наш взгляд, уместна исследовательская модель, предложенная Л. О. Чернейко. Одним из основных научных понятий является широкий по содержанию термин модель, позволяющий выстроить ментальный аналог действительности. Автор уточняет содержание понятия модель при помощи определения сублогический. Данное определение «актуализирует два признака нового терминологического сочетания: образ как форма отражения объекта в сознании человека взят на чувственной ступени познания, в форме представления, ощущения, а не на логической, рациональной <...>; “упрощение оригинала” состоит. в особого рода усложнении — проекции невидимого или необозримого [здесь и далее курсив наш. — Н.К.] на чувственно воспринимаемое и эмпирически постигаемое, то есть на целостные предметы мира, на субстанцию, что приводит если и не к отчетливости оригинала, то по крайней мере к его наглядности» [7, с. 179].

В текстах Флоренского представлено довольно много сублогических моделей имени, апеллирующих к воображению и обладающих объяснительной силой синтеза. Пространственно-телесные образы, метафоры, подчеркивающие сходство разных по природе объектов и явлений, позволяют автору высветить такие свойства исследуемого объекта, которые являются основными признаками формирующегося в тексте философского термина. Анализ метафор, основанных на сублогической модели имени, позволяет обнаружить внерациональную основу, на которой формируется философский термин.

В основе имени у Флоренского лежит магическое заклинание, слово кудесника. Свойства этого слова передаются при помощи развернутой метафоры: «слово кудесника. есть новое творение, мощное, дробящее скалы, вверзающее смоковницу в море и двигающее горою, низводящее луну на землю, останавливающее облаки, меняющее все человеческие отношения, все могущее. Слово кудесника — сильнее воды, тяжелее золота, выше горы, крепче металла и горючего камня алатыря» [5]. Сублогическая модель имени как мощного творения позволяет высветить важнейшие компоненты значения термина «имя»: силу воздействия, исчерпанность смысла, потенциальную способность изменять мир, воздействуя на него. Не случайно одна из дефиниций имени у Флоренского — «первичная форма заговора», то есть воздействия. «Волшебные» свойства имени подчеркиваются Флоренским и в работе «Магичность слова», являющейся приложением к книге «У водоразделов мысли»: оно обладает «магической мощью», организуя определенным образом энергию, будучи «конденсатором воли, конденсатором внимания, конденсатором всей душевной жизни» [4].

Таким образом, Флоренский, во-первых, подчеркивает связь имени с магией, волшебством, оккультизмом, имя восходит к «слову кудесника». Во-вторых, сублогическая модель, в которой слово сопоставляется по разным параметрам с видимым и обозримым (вода, золото), позволяет вскрыть такой важный компонент значения философского термина, как «сила» и «мощь». Семантические аспекты понятия «сила» получают в работах Флоренского развитие в рамках метафорических сопоставлений с узлом, нервом, сгустком: «имя является узлом всех магико-теургических заклятий и сил»; «всякое непосредственное представление об имени видит в нем самый узел бытия, наиболее глубоко скрытый нерв его; имя, думали древние, сущность, сперматический логос объекта, внутренний разум-сущность, субстанция вещи» [5]. Надо сказать, что слово сила является одним из часто употребляемых в цитируемом произведении: оно встречается в тексте 31 раз — всегда как характеристика свойств и качеств имени. Приведем несколько примеров: Слово кудесника есть эманация его воли, это — выделение души его, самостоятельный центр сил — как бы живое существо с телом, сотканным из воздуха, и внутреннею структурою — формою звуковой волны; Но так как имя является узлом всех магико-

95

теургических заклятий и сил, то понятно отсюда, что философия имени есть наираспространеннейшая философия, отвечающая глубочайшим стремлениями человека; Поэтому имя непереводимо на другой язык, и, пытаясь перевести его, мы лишаем его присущей ему таинственной силы; Имя — материализация, сгусток благодатных или оккультных сил, мистический корень, которым человек связан с иными мирами. И поэтому имя — самый больной, самый чувствительный член человека; Имя вещи есть идея-сила-субстанция-слово, устанавливающая для этой вещи единство сущности в многообразии ее проявлений, сдерживающее и формирующее само бытие вещи.

И в других работах имя у Флоренского очень часто определяется метафорически через понятие силы или энергии — также эти слова, как правило, входят в синтагматическое окружение слова («фокус социальной энергии»; «субстанциальная сила» [3]). Содержание философского термина имя в «Ономатологии» Флоренского неизменно расширяется за счет энергетической метафоры, приписывающей имени свойство «силовой субстанции», «пучка жизненных путей», сравним: Человечество, всегда и везде утверждая имена в качестве субстанциальных сил или силовых субстанций или энергий, имело же за собою подлинный опыт веков и народов, вылившийся в вышеуказанной форме; Веками направлявшиеся на него мысли и чувства имели в нем точку приложения и в конечном счете усвоили имени энергию возбуждать и направлять общественные события и умонастроения в определенную сторону [3].

Нельзя обойти и такую сущностную характеристику имени у Флоренского, как божественное происхождение и связь с Богом. Здесь из всех примеров выберем наиболее показательный: «Оно (имя) — божественная сущность, приобщаясь к которой ... человек (делается) истинным человеком, animal religiosum (религиозным существом)» [5].

Одно из ключевых понятий философии Флоренского — «духовный атомизм», проявляющийся в науке как отступление от «идеала цельного знания», как отсутствие реальной взаимосвязи между разными областями науки. В сфере высших категорий бытия атомизм есть распад начал внутренней жизни: «святыня, красота, добро, польза не только не образуют единого целого, и даже и в мыслях не подлежат теперь слиянию» («Общечеловеческие корни идеализма»). Кроме того, Флоренский говорит о делении окружающего мира на ведомый и неведомый, явный и иной, реальный и потусторонний. И имя принадлежит двум мирам одновременно, связывая их: «Плод кудеснического акта — идеальное и реальное зараз, идеал-реальное, субъект-объективное, Я и не-Я...». С этим мыслимым «местоположением» имени и связана его познавательная функция: «Кому известны сокровенные имена вещей, нет для того ничего не преступаемого»; «познание имен дает и познание вещей» [5].

Имя в концепции Флоренского есть средство преодоления атомизма. Принадлежа одновременно познаваемому и непознаваемому миру, имя двойственно по своей природе: «Имя представляется то как начало идеальное, то как начало реальное; то оно трансцендентно, то имманентно носителю своему» [5]. Возможно, пограничная позиция имени, его божественное происхождение и волшебные познавательные возможности способствуют преодолению духовного атомизма хотя бы в духовной сфере, ведь имя у Флоренского — одна из категорий бытия. Имя не просто обладает познавательной силой, оно есть средство целостного

(противопоставленного атомарному) познания: «Есть симпатическое познание, ласковое приникание к познаваемому, когда само оно влечет к себе познающего. <...> Вся полнота самораскрытия познаваемой сущности питает познающий дух, и он силится воспринять ее в индивидуальной форме, где все взаимонеобходимо целостным кругом, где одно поясняет другое. Это конкретное познание не есть беспредельное и бесцельное накопление отдельных признаков, в пучине которых теряется разум; напротив, это есть стремление противопоставить раздробительности познания отвлеченного — единство, самозамкнутость и целостность познаваемого объекта как некоторого существа — беспредельной линии противопоставить сферу, признакам — лицо. Тогда возникает имя личное» [6].

На наш взгляд, важную роль в философской интерпретации имени у Флоренского играет сублогическая модель пространства. Флоренский рассуждает и о пространстве произведения, и о внутреннем пространстве личности. Имени в этом пространстве отводится ключевая роль, поэтому пространственные метафоры так точно представляют содержание термина: «Пространство порождается самопроявлением сущности, оно есть свет от нее, и потому строение пространства в данном произведении обнаруживает внутреннее строение сущности, есть проекция его и внятное о нем повествование. Но на пути к такому пространство-устроению возникает орган этой деятельности. Он — уже в пространстве; его можно сравнить с непротяженною, но координированною с другими точкой. Эта точка — имя» [3].

Имя в тексте не только точка, это «средоточие и сердце всех вещей». На наш взгляд, здесь совмещаются три функции метафоры: информативная, объяснительная и эстетическая. Именно метафоры пространства убеждают читателя в мысли: имя — центр «пространства-устроения» — и человека, и художественного произведения. Метафорическое пространство имени может расширяться: «... от точки до иных границ: ... для народного сознания есть четырехмерная временно-пространственная форма личности, ограничивающая ее от головы до пят, от правого плеча до левого, от груди до спины и от рождения до могилы. Краткая же формула содержания в этих границах — есть имя [3].

Кроме того, в метафорическое содержание философского термина имя может добавляться динамический компонент значения: не просто точка или центр (средоточие), но путь, то есть место, пространство, по которому происходит передвижение, ср.: Житейское понимание постоянно пользуется именем, как первым и наиболее глубоким и целостным явлением личности в объективном мире: в имени, а не в чем-либо другом, видя обычно путь проникнуть во внутренний мир человека и восстановить с ним прерванное общение [3].

Имя определяется Флоренским одновременно через метафоры замка («скрепляющий свод замок») и ключа («ключ к складу и строению личного облика»). Свойства замка (думается, здесь реализуется четвертое значение слова с пометой «арх»: центральный камень в вершине свода, арки (МАС) имя проявляет в художественном тексте, поскольку с семантикой и звучанием имени связана идея текста; фоносемантика имени «скрепляет» все обертоны смысла, ведущие к основной идее. Свойства ключа имя проявляет (или должно проявлять) в отношении своего носителя: «Исторический опыт должен показать, признает ли народ, признает ли самый язык имена пустыми кличками, условно присоединенными к их носителям и потому ничего не дающими познанию носителя, или же полагает найти в имени Формулу личности, ключ к складу и строению личного облика, некоторое universale, весьма конкретное, весьма близкое к этости, haecceitas человека, хотя с этостью и не тождественное» [3].

Метафоры Флоренского опираются на разветвленную лексическую сеть глубинных ассоциаций, вошедших в сознание человека. Таким образом, имя — это одновременно объединяющий центр, условие цельности и внутренней стабильности личности, и центр, из которого расходятся разные пути («пучок путей»), и путь внутрь личности. То есть в метафорическом содержании слова заложено очень разное и глубокое содержание: соединенное с энергией двунаправленное (вовне и вовнутрь) движение.

В текстах Флоренского термин имя воплощает также идею судьбы. Это «категория бытия», «тип индивидуального строения души и тела», «социальный императив», «начало бытия», «признак при реальности». Можно сказать, что в работах Павла Флоренского термин имя наполняется следующими семантическими признаками:

- восходит к «слову кудесника», связано с магией;

- обладает огромной силой познания и воздействия, особой энергией;

- находится на стыке двух миров, в сфере полубытия;

- позволяет преодолеть атомарность познания, духовный атомизм, воплощая познание целостное;

- обладает предсказывающей функцией, влияет на судьбу человека;

- имеет божественное происхождение;

- воплощает определенный душевный и телесный тип.

Итак, в философии Флоренского имя — не случайный знак некоторой вещи, а некоторая субстанция, сущность, имеющая реальное бытие. Более того, имя является инструментом познания действительности, который, обладая большой обобщающей силой, формирует человеческие личности и группирует вокруг себя определенные человеческие типы. Таким образом, каждое имя — это архетип, инвариант человеческой личности, предопределяющий (наряду с некоторыми другими факторами) нравственные, физические признаки и даже жизненный путь носителя имени. Высший уровень философского обобщения Павла Александровича Флоренского: имя — начало бытия...

Список литературы

1. Азарова Н. М. Типологический очерк языка русских философских текстов ХХ века. - М.: Логос; Гнозис, 2010.

2. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. -М.: Языки русской культуры, 1997.

3. Флоренский П. А. Иконостас. Имена. - М.: АСТ, 2009.

4. Флоренский П. А. У водоразделов мысли. - М.: АСТ, 2009.

5. Флоренский П. Общечеловеческие корни идеализма. - [Электронный ресурс]: http://www.magister. msk. ги/НЬгагу/рЫ1о s/йогешк/йогеп01. Ыт

6. Флоренский П. Имяславие как философская предпосылка. - [Электронный ресурс]: http://www.irbip.ru/irbase/philosophy/pavel_florenskij_-_imeslavie_kak_filosofskaja_ predposylka_(izvlechenie). Ыш1

7. Чернейко Л. О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени. - М.: УРСС,

2010.

8. Шелов С. Д. Термин. Терминологичность. Терминологические определения. -СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003.