CC BY
63
УДК 323.1 (470+571) «17/1917»
НОВОЕ ПРОШЛОЕ • THE NEW PAST • № 2 2019 DO1 10.23683/2500-3224-2019-2-186-193
ИМПЕРИИ РОССИИ: ОБЩЕСТВА «ОСАДОЧНЫХ ПОРОД» ИЛИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ «РУИН»?1
А.Ю. Конев
Аннотация. В статье в полемическом ключе рассматриваются вопросы о роли и соотношении реформ и революций в исторической динамике феномена империи в России, его преемственности. Отталкиваясь от тезиса А.Дж. Рибера об «обществе осадочных пород» и метафоры «руин империи» А.И. Миллера, автор пытается выяснить: всегда ли реформы выступали залогом социальной и политической стабильности; насколько радикальны были на практике изменения, происходившие в результате революций; в чем заключалось влияние «инородческого дискурса» на политику Советской власти в отношении сибирских народов после революции 1917 года? Актуализируется значение внешнеполитических вызовов как важных факторов сущностных изменений в процессе становления и развития Российской империи. В частности, предлагается подойти к трактовке территориального расширения России и инкорпорации нерусских народов как взаимного изменения/ адаптации вступающих во взаимодействие сторон, следствием которого было формирование новых структур и связей. Это позволит глубже понять как механизмы превращения Русского государства в Российскую империю, так и процессы дезинтеграции и последующей пересборки имперского пространства и соответствующих институтов, происходившие на протяжении XX столетия.
Ключевые слова: империя, Россия, Советский Союз, реформы, революция, Сибирь, инородцы.
Конев Алексей Юрьевич, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Тюменского научного центра СО РАН, 625026, г. Тюмень, ул. Малыгина, 86, [email protected].
1 Работа выполнена по госзаданию: проект № АААА-А17-117050400150-2.
RUSSIA'S EMPIRES: "SEDIMENTARY SOCIETIES" OR REVOLUTIONARY "RUINS"?
A.Yu. Konev
Abstract. The article deals with the role and correlation of reforms and revolutions in the historical dynamics of the phenomenon of the empire in Russia, its continuity in a polemical manner. Based on the thesis of A.J. Riber about the "sedimentary society" and the metaphor of "ruins of the Empire" by A.I. Miller, the author tries to find out: whether reforms have always been the key to social and political stability; how changes were radical in practice that occurred as a result of revolutions; what was the influence of "alien discourse" on the policy of Soviet power in relation to the natives Siberian after the revolution of 1917? This paper emphasizes the importance of foreign policy challenges as factors of essential changes in the process of formation and development of the Russian Empire. In particular, it is proposed to approach the interpretation of the territorial expansion of Russia and the incorporation of non-Russian peoples as a mutual change / adaptation of the both parties entering into interaction, which resulted in the formation of new structures and connections. This approach allows for better understanding of both the mechanisms of the transformation of the Russian state into the Russian empire, and the processes of disintegration and following reconstruction of the imperial space and relevant institutions that took place during the 20th century.
Keywords: Empire, Russia, Soviet Union, reforms, revolution, Siberia, aliens (inorodcy).
I Konev Aleksey Yu., Candidate of Science (History), Leading Researcher, Tyumen Scientific Center of Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences (Tyumen Scientific Center SB RAS), 86, Malygina st., Tyumen, 625026, Russia, [email protected].
Описывая историческую эволюцию развития России как «многонародного» государства, исследователи так или иначе определяют свою позицию относительно ее «имперского измерения». Диапазон соответствующих оценок весьма широк: от признания России XVI-XIX вв. «колониальной империей» [Khodarkovsky, 2002], аналогичной европейским, до утверждения, что к началу XIX в. она «представляла собой крупное, централизованное, но в основе своей не колониальное государство, со слабо выраженной имперской политикой» [Российская империя, 2011, с. 857]. Е.А. Вишленкова не случайно отметила возникающее вокруг обсуждения данной проблематики, наряду с политическим, историографическое напряжение, обозначив его линии между «отечественной» и «чужими» историографиями, между позитивистской и конструктивистской парадигмами [Вишленкова, 2012].
В последние годы традиционные подходы к исследованию империй были во многом пересмотрены, а перспективы осмысления соответствующего исторического опыта связываются с переходом концепта «империи» из «категории исторического термина», фиксирующего ускользающую реальность прошлого, в «статус современной аналитической модели» [Gerasimov, Glebov, Kaplunovski..., 2005, p. 45-46]. Наряду с этой рамкой, исследователи российской истории активно обращаются к такой категории, как «нация» [например, Nationalizing Empires, 2015; Миллер, 2016]. Потенциал их обеих весьма оригинально реализован в новейшей монографии В.А. Кивельсон и Р.Г. Суни "Russia's Empires" в виде целостной интерпретации истории Киевской Руси, Московского царства, империи Романовых и Советского Союза [Kivelson, Suny, 2017]. Книга представляет интерес в контексте актуального для настоящей дискуссии вопроса жизнеспособности империи. Авторы, в частности, обратили внимание на то, что СССР в начале своего существования опирался на «имперские различия между людьми, классами и территориями», создавая новые [Kivelson, Suny, 2017, рp. 298, 299, 307-308]. Эта идея перекликается с представлением Терри Мартина о национальной политике в СССР как «компенсирующей дискриминации». При этом, определив Советский Союз «империей положительного действия», он подчеркивает принципиальное отличие этой политики от колониальной идеологии и практики модерных империй, включая Российскую [Martin, 2001, pp. 15-20]. А.И. Миллер, соглашаясь с тем, что «принципы организации СССР были качественно иными в сравнении с империей Романовых» и советская политика положительного действия «утверждала формы именно национального государства», полагает, что Т. Мартин ошибается относительно бесполезности категории «империя» при изучении СССР [Миллер, 2008, с. 214]. Он обращает внимание на трактовку специфики преемственности в историческом развитии России посредством тезиса А.Дж. Рибера, представляющего ее как «общество осадочных пород» [Rieber, 1989, pp. 371-376]. Интерпретируя этот образ через метафору «руин», А.И. Миллер уточняет, что в институциональном отношении и в сфере групповых идентичностей можно говорить о «нескольких слоях руин»: Российской империи, «империи положительного действия» и более поздних вариантов национальной политики [Миллер, 2008, с. 219].
На мой взгляд, «осадочные породы» все же имеют существенные отличия от «руин». Руины, в данном случае политические и социальные, вряд ли могут
укладываться слоями. Они, подобно заброшенным или разрушенным постройкам, остаются мрачными развалинами с горами лома и мусора. Их приходится либо консервировать как объект музейного показа, либо сносить, освобождая место под новое строительство. Такие руины - это всегда определенный разрыв, травма и место памяти о ней. Они не пригодны для дальнейшего использования в прежнем качестве даже в случае реконструкции. Процесс же отложения пород куда более естественен, эволюционен. Собственно, он и формирует континуальность, образует тот культурный слой, который не только аккумулирует в себе информацию о существовавших когда-либо обществах и цивилизациях, но как питательная почва дает жизнь их преемникам/наследникам.
Следует ли однозначно связывать серьезные деконструкции в прошлом лишь с периодами революционных потрясений (например, 1905 г. или 1917 г.), а наслоения, вслед за А.Дж. Рибером, - с реформами, создающими социальную ткань из переплетения архаичных и модерных идентичностей и институтов? Может ли реформа по своим последствиям оказаться столь же радикальным действием, как революция, и всегда ли революция готова отказаться от предшествующего опыта? Только ли эти две формы исторической динамики являются ее, динамики, основными побудительными факторами и источниками?
Обращая внимание на события, происходившие в России второй половины Х1Х-начала XX в., вряд ли можно с уверенностью рассматривать реформы как эффективный инструмент сохранения политической системы или государства. Преобразования Александра II мало того что закончились для него гибелью от рук революционеров - они вызвали серьезные сдвиги, объективно способствовавшие вызреванию революционной ситуации на рубеже веков. С другой стороны, события 1905-1907 гг. вылились, скорее, в радикальную реформу, позволившую модернизировать важнейшие институты империи, не разрушив ее. Таким образом, выражение «реформы или революция» в целом ряде случаев прочитывается не как альтернатива, а как сопоставление - на первый взгляд противоположных, но связанных между собой внутренним смыслом состояний и процессов.
Радикальность и стремительность революционных изменений при ближайшем рассмотрении могут выглядеть не столь однозначными. Для иллюстрации этого тезиса предлагаю обратиться на западносибирских материалах к сюжету, относящемуся к ранним этапам советской «национальной политики». Известно, что такая специфическая имперская сословно-правовая категория, как «инородцы», была в ряду прочих упразднена «Декретом об уничтожении сословий и гражданских чинов» от 11(24) ноября 1917 г. [Декреты, 1957, с. 72]. С.В. Соколовский [Соколовский, 1998, с. 79] и Дж.У. Слокум [Б1осит, 1998, р. 190] полагают, что и сам термин «инородцы», будучи изъят из официального употребления, полностью исчез после революции. Но знакомство даже с опубликованными источниками [Судьбы народов, 1994] дает основания констатировать, что формировавшийся в XVIII-XIX вв. «инородческий дискурс» продолжал влиять на советские проекты по нациестроительству и соответствующая дореволюционная терминология была весьма устойчивой.
Последнее было характерно прежде всего для документов, исходивших от местных органов власти и самоуправления. Это невозможно объяснить лишь отсутствием тогда лексем с близким, но более нейтральным значением. В ходу было, например, слово «туземцы», и несколько позднее оно вытеснит термин «инородцы». С.В. Соколовский справедливо подметил, что «придумать язык, одновременно понятный народу и новый, рвущий нити ... связей с ненавистным прошлым, было чрезвычайно трудно» [Соколовский, 1998, с. 82]. И все же причины были более глубокими. Укажу только на два момента. Прежде всего это сохранение соответствующих институтов времен царской России. В первые послереволюционные годы в Западной Сибири не были упразднены инородные управы, не был отменен ясак, а последующая ликвидация управ поначалу имела весьма своеобразный характер и больше походила на реорганизацию. Так, в феврале 1920 г. в Обдорске вместо инородческого управления был создан «инородческий отдел» при исполкоме [Судьбы народов, 1994, с. 63], а в январе 1921 г. собранием ненцев и хантов Обдорской волости было даже решено восстановить «инородческий суд» [Судьбы народов, 1994, с. 65]. Вторая причина связана с самоидентификацией автохтонного населения. К примеру, в 1927 г. сотрудник Томского краевого музея отметил, что чулымские татары (карагасы) «сами себя большей частью называют ясачными», а некоторые - «инородцами» [Иванов, 1927, с. 98].
Не менее важными для качественных изменений в развитии страны, чем внутриполитические, были внешние факторы и вызовы. Сложно представить себе «национализирующуюся» Российскую империю вне контекста победы над Наполеоном и трагедии Крымской войны 1853-1856 гг., а революционные кризисы начала XX в. -без поражений в Русско-Японской и Первой мировой войнах. Недооцененным остается преобразующий потенциал расширения Русского/Российского государства. Этот процесс обычно трактуется как включение в состав России (выступающей при этом некой исторически неизменной величиной) и описывается посредством таких категорий, как «экспансия», «колонизация» и «интеграция», ориентированных на анализ форм и методов захвата, подчинения, присвоения и освоения новых пространств. При этом говорится об «адаптации к общегосударственным стандартам подданства и управления» соответствующих территорий и населяющих их народов [Российская империя, 2011, с. 854]. Но существовали ли такие «общегосударственные стандарты», к примеру, в XVI-XVII вв., и если они уже оформились к началу XVIII в., то разве это не было результатом практики, наработанной в процессе приведения под «высокую государеву руку» разнообразных иноземцев и иноверцев? Разве формирование системы воеводского управления, в том виде, в каком она предстала в начале XVII в., не было ответом на задачи, возникшие в ходе инкорпорации Казанского, Астраханского и Сибирского ханств? Пока исследователи не увидят в этих и аналогичных им процессах взаимного качественного изменения вступающих во взаимодействие сторон (а не поглощение одной других), мы не сможем достаточно внятно объяснить, как Русское государство превращалось в Российскую империю. Следовательно, и приблизиться к более глубокому пониманию механизмов дезинтеграции и последующей пересборки имперского пространства и соответствующих структур (в опыте СССР) окажется затруднительно. Также
будет сложно определить, что в национальной политике «империй России» следует рассматривать как естественные «осадочные породы» и плодотворную почву для развития, а что можно отнести к «руинам».
Подводя итог сказанному, подчеркну, что не ставил перед собой задачи дать однозначные ответы на поставленные в статье и предложенные к дискуссии вопросы. Скорее, я стремился по-новому интерпретировать некоторые из них, а также поделиться своими соображениями о том, каким образом следует походить к изучению феномена империи в России, чтобы понять, как империя, пережив революционные потрясения, возрождается либо в виде «дискурсивной формации», либо в форме реальной политической структуры.
В заключение хотел бы выразить признательность доктору исторических наук, профессору А.Ю. Полунову за ценные замечания в процессе работы над статьей, а так же И.Д. Пузыреву и О.В. Коневой за содействие в подготовке текста к публикации.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Вишленкова Е.А. «А Вы, собственно, кто?» («Круглый стол» Империя, нация и конфессиональная политика в эпоху реформ) II Российская история. 2012. № 4. С. 84-85.
Декреты Советской власти. М.: Госполитиздат, 1957. Т. I. 626 с. Иванов П.Г. Томские татары (материалы по обследованию Томских карагасов летом 1927 г.) II Труды Общества изучения Томского края. Вып. I. Томск: Тип. изд-ва «Красное знамя», 1927. С. 92-104.
Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 248 с. Миллер А.И. Нация, или Могущество мифа. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2016. 146 с.
Российская империя: от истоков до начала XIX века. Очерки социально-политической и экономической истории. М.: «Русская панорама», 2011. 880 с.
Соколовский С.В. Понятие «коренной народ» в российской науке, политике и законодательстве II Этнографическое обозрение. 1998. № 3. С. 74-89.
Судьбы народов Обь-Иртышского Севера (Из истории национально-государственного строительства. 1822-1941 гг.). Сборник документов I Отв. ред. Д.И. Копылов. Тюмень: ИПП «Тюмень», 1994. 320 с.
Gerasimov I., Glebov S., Kaplunovski A., Mogilner M., SemenovA. In Search of a New Imperial History II Ab Imperio. 2005. № 1. Pp. 33-56.
Khodarkovsky M. Russia's Steppe Frontier: The Making of a Colonial Empire, 1500-1800. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 2002. 290 p.
Kivelson V.A., Suny R.G. Russia's Empires. New York, Oxford: Oxford University Press, 2017. 420 p.
Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca, London: Cornell University Press, 2001. 528 p. Nationalizing Empires / Ed. by St. Berger, A. Miller. Budapest, New York: CEU Press, 2015. 700 p.
Rieber A.J. The Sedimentary Society // Russian History. 1989. Vol. 16, № 2-4. Pp. 353-376.
Slocum J.W. Who and When, Were the Inorodtsy? The Evolution of the Category of "Aliens" in Imperial Russia // The Russian Review. 1998. Vol. 57. № 2. Pp. 173-190.
REFERENCES
Vishlenkova E.A. "A Vy, sobstvenno, kto?" (Kruglyy stol "Imperiya, natsiya i konfessional-naya politika v epokhu reform") ["And you, actually, who?" (Round table "Empire, nation and confessional policy in the era of reforms")], in Rossiyskaya istoriya. 2012. № 4. Pp. 84-85 (in Russian).
Dekrety Sovetskoy vlasti [Decrees of Soviet power]. Moscow: Gospolitizdat Publ., 1957. Vol. I. 626 p. (in Russian).
Ivanov P.G. Tomskiye tatary (materialy po obsledovaniyu Tomskikh karagasov letom 1927 g.) [Tomsk Tatars (materials on inspection of Tomsk Karagas in the summer of 1927)], in Trudy Obshchestva izucheniya Tomskogo kraya. Vyp. I. Tomsk: Krasnoye znamya Publ., 1927. Pp. 92-104 (in Russian).
Miller A. Imperiya Romanovykh i natsionalizm: Esse po metodologii istoricheskogo issle-dovaniya [The Romanov Empire and Nationalism: Essay in the Methodology of Historical Research]. Moscow: Novoye literaturnoye obozreniye, 2008. 248 p. (in Russian). Miller A.I. Natsiya, ili Mogushchestvo mifa [Nation, or the Power of myth]. St. Petersburg: Evropeyskogo universiteta v Sankt-Peterburge Publ., 2016. 146 p. (in Russian). Rossiyskaya imperiya: ot istokov do nachala XIX veka. Ocherki sotsial'no-politicheskoi i ekonomicheskoi istorii [The Russian empire: from the beginnings to the beginning of the 19th century. Essays on social, political and economic history]. Moscow, Russkaia panorama Publ., 2011. 880 p. (in Russian).
Sokolovskiy S.V. Ponyatiye "korennoy narod" v rossiyskoy nauke. politike i zakonodatel-stve [The concept of "indigenous people" in Russian science, politics and legislation], in Etnograficheskoye obozreniye. 1998. № 3. Pp. 74-89 (in Russian). Sudby narodov Ob-Irtyshskogo Severa (Iz istorii natsionalno-gosudarstvennogo stroitelstva. 1822-1941 gg.). Sbornik dokumentov [The fate of the peoples of the Ob-Irtysh North (From the history of nation-building. 1822-1941 gg.). Collection of documents]. Tyumen: IPP "Tyumen", 1994. 320 p. (in Russian).
Gerasimov I., Glebov S., Kaplunovski A., Mogilner M., Semenov A. In Search of a New Imperial History, in Ab Imperio. 2005. № 1. Pp. 33-56.
Khodarkovsky M. Russia's Steppe Frontier: The Making of a Colonial Empire, 1500-1800. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 2002. 290 p. Kivelson V.A., Suny R.G. Russia's Empires. New York, Oxford: Oxford University Press, 2017. 420 p.
Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca, London: Cornell University Press, 2001. 528 p. Nationalizing Empires / Ed. by St. Berger, A. Miller. Budapest, New York: CEU Press, 2015. 700 p.
Rieber A.J. The Sedimentary Society, in Russian History. 1989. Vol. 16, № 2-4. Pp. 353-376.
Slocum J.W. Who and When, Were the Inorodtsy? The Evolution of the Category of "Aliens" in Imperial Russia, in The Russian Review. 1998. Vol. 57. № 2. Pp. 173-190.
