CC BY
331
Генрих Наталья Викторовна
кандидат юридических наук, доцент заведующая кафедрой уголовного права Северо-Кавказского филиала Российской академии правосудия (тел.: 88612596984)
позитивные ия уголовно-
Аннотация
В статье рассматривается сущность и основания классификации способов уголовно-правового регулирования. Автор приходит к выводу, что традиционное представление об уголовном праве лишь как о публичной отрасли, в рамках которой осуществляется только централизованное, императивное, властно-обязательное, разрешительное регулирование, уже не отвечает ни типу современных правоотношений между государством и личностью, ни потребностям уголовно-правового регулирования, ни содержанию уголовного законодательства.
Annotation
In article is considered essence and basis to categorizations the ways criminal-legal regulation. The author comes to conclusion that traditional belief about criminal right only as about public branch, within the framework of which is realized only site, imperative, powerful-obligatory, adopting regulation, already does not answer neither type modern legal relationships between state and personality, nor need criminal-legal regulation, nor contents criminal legislation.
Ключевые слова: диспозитивность; императивность; запрет; дозволение; поощрение; частный интерес; публичный интерес; правоотношение; метод ргулирования; типы правового регулирования.
Key words: dispositivity; imperativity; the prohibition; дозволение; the encouragement; the private interest; the public interest; legal regulations; the method of regulation; types of the legal regulation.
лассификация способов правового регулирования на императивные и диапозитивные является одной наиболее ранних, а потому уже устоявшихся в юриспруденции. Однако при некотором общем согласии, императивность и диспозитивность права до их пор находятся в центре внимания специалистов, вызывая многочисленные дискуссии и порой полярные оценки. Прежде всего, в науке нет единства в том, являются ли императивность и диспозитивность свойствами (признаками) метода правового регулирования или же включают в себя нечто большее. Так, юристами высказываются мысли о признании императивности и диспозитивности принципами правового регулирования (И.Л. Петрухин), режимом регулирования (Э.Л. Сидоренко), "моделями" построения правового материала (С.С. Алексеев)[1]. В настоящей работе императивность и диспозитивность регулирования будут пониматься как
характеристики его способов, которые включают в себя особую организацию приемов возложения и реализации прав и обязанностей участников уголовного правоотношения, характер воздействия права на само это отношение. Поскольку, используя одни и те же исходные приемы (операции) правового регулирования -запрет, дозволение, обязывание, поощрение и т.д., императивность и диспозитивность предполагают различные формы их организации и взаимодействия, то есть все основания признать императивноть и диспозитивность в качестве самостоятельных способов уголовно-правового регулирования.
Суть каждого из этих способов не вызывает двояких толкований и однозначно понимается в литературе по общей теории права, где они чаще именуются методами правового регулирования. Обычно утверждается, что императивный метод (он же централизованный, авторитарный метод, метод субординации) применяется для воздействия на отношения, строящиеся на началах власти и подчинения их субъектов, и
107
базируется на использовании властных правовых предписаний, которые устанавливают основания и порядок возникновения конкретных прав и обязанностей у субъектов правоотношений. В свою очередь, диспозитивный метод (он же децентрализованный, автономный метод, метод координации), напротив, проявляется в равенстве сторон правового отношения и в предоставлении им возможности самостоятельно избирать предусмотренную правом модель поведения [2]. При этом в науке существует устойчивая и вполне обоснованная традиция связывать императивный метод регулирования по преимуществу с публичным правом, а диспозитивный, соответственно, с частным.
Эти постулаты общей теории права естественным образом восприняты отраслевой уголовно-правовой наукой, где характеристика методов (способов) правового регулирования порой слишком категорично и линейно определяется исходной посылкой о признании уголовного права публичной отраслью. Так, например, А.И. Бойцов прямо пишет: "Уголовное право, будучи правом публичным, использует централизованное, императивное
регламентирование, т.е. метод субординации, при котором регулирование сверху донизу осуществляется на властных началах" [3].
Мысль о том, что уголовное право является публичным, а единственный способ уголовно-правового регулирования - императивный, настолько прочно вошла в текст научных сочинений и профессионально сознание юристов, что признается за аксиому, в связи с чем ни в специальной монографической, ни, тем более, в учебной литературе даже не приводятся сколько бы то ни было серьезные аргументы в пользу этого тезиса.
Между тем, сегодня, в условиях интенсивного развития права, когда наблюдается и расширение сферы приложения правовых методов для регулирования общественных отношений, и пересмотр самих этих методов, дополнительное обращение к фундаментальным характеристикам уголовного права как права публичного и императивного представляется более чем оправданным и актуальным.
Деление права на частное и публичное, как известно, восходит к эпохе римского права. Многие современные специалисты в его основе традиционно усматривают такой "материальный" критерий разграничения, как охраняемые правом интересы. При этом часто цитируют Ульпиана: "Изучение права распадается на две части: публичное и частное (право). Публичное право, которое (относится) к положению Римского
государства, частное право, которое (относится) к пользе отдельных лиц; существует полезное в общественном отношении и полезное в частном отношении ("publicum jus est quod ad statum rei romanae spectat, privatum quod ad singu lorum utilitatem")" [4].
Исходя из того, что преступление, как юридический факт, порождающий уголовно-правовые отношения, нарушает интерес всего государства (а это подтверждается историей и логикой развития уголовного права, свидетельствующей о переходе права наказания от частных лиц к публичным органам власти и закреплением за преступлением неотъемлемого свойства общественной опасности), делается закономерный вывод о том, что само уголовное право относится к сфере публичного права.
Между тем, современные исследования в области римского права свидетельствуют, что категория "интерес" в качестве критерия деления права на публичное и частное лежит исключительно в плоскости современной парадигмы бытия и неприложима к конкретно-историческим реалиям римской эпохи. Римское право периода выделения в нем публичной и частной сферы, которое относится ко времени ранней республики, не могло базироваться на противопоставлении частного и общественного интересов. В соответствии с иерархией римских ценностей частные интересы в своем правовом осуществлении были обусловлены интересами целого, воплощая ту систему зависимости, когда благо гражданина определялось благом государства. Не частное право было сферой развития индивида, а публичное, ибо только в общественных делах, в своей причастности к истории своего "великого города" гражданин -полноправный субъект римского права - развивал себя как свободную личность, на которую возлагалась вся ответственность за судьбу Рима.
Невозможность четкого и однозначного противопоставления частных и публичных интересов характерна и для других традиционных обществ, в том числе (и особенно), для российского. Человек здесь предстает не в качестве автономного, самостоятельного субъекта, обладающего самостоятельными, персональными интересами, а как "интегральная часть и элемент определенного социального микрокосма - конкретной малой группы, к которой он пожизненно прикован и которая выступает в качестве коллективного субъекта деятельности и отношений" [5]. Смешение интересов проявлялось в российском обществе, в частности, в том, что с одной стороны, для русского человека не существовало частных
_108
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2010 • № 3 (30)
интересов, не совпадающих с интересами общины (отсюда - традиционный русский коллективизм, солидаризм и соборность); а с другой стороны, в том, что вплоть до начала XX века в общественном правосознании и в обычном праве господствовало представление о преступлении не как о нарушении юридической нормы и отраженного в ней коллективного интереса, а как о личной обиде, бесчестье, требующих не публичного суда, а примирения, возмещения и прощения.
Таким образом, мысль о возможности однозначного и не допускающего компромиссов деления интересов на публичные и частные являются оспоримой и не подтверждается, прежде всего, самой историей общества и права. Вслед за этим, закономерно признать несостоятельным и жесткое деление права на публичное и частное. В основе критики при этом не только "смешение" интересов как критерия классификации. Дело в том, что любой сугубо частный интерес только тогда получает правовую регламентацию, когда государство признает его общественную, публичную значимость. В противном случае надобность в правовой регламентации этого интереса не возникает; в этом - одно из свойств права. А поскольку интерес получает публичную регламентацию, то вряд ли можно признавать его исключительно частным; он очевидно получает общественное значение.
Исходя из этих относительно кратких тезисов, вполне допустимо, на наш взгляд, поставить под сомнение господствующие утверждения об исключительно публичном характере отрасли уголовного права, равно как и об исключительно частно-правовых свойствах гражданского права.
Эта мысль постепенно находит поддержку у представителей обеих отраслевых наук. Так, цивилист К.Д. Кавелин пишет: "Мы уверены, что сопоставление и противоположение публичного и приватного, государственного и частного не может и не должно служить основанием для разграничения прав и юридических отношений публичных от гражданских, потому что нет такого юридического явления, которое бы не имело в одно и тоже время и публичного, и приватного характера; тот и другой зависят лишь от точки зрения на один и тот же предмет. Распределить предметы по классам, на основании признаков, общих для всех, очевидно, никак нельзя; если все юридические явления в одно и тоже время, с одной точки зрения, имеют публичный характер, а с другой - частный, то было бы противно здравому смыслу разделить все эти явления на две категории...; и те, и другие будут принадлежать к обеим категориям, а на самом
деле ни к одной из них, потому что таких категорий существовать не может" [7].
Ему вторит криминалист Н.И. Пикуров: "Различие между уголовным и гражданским правом по существу в объеме публичного и в расстановке акцентов. Уголовное право защищает частный интерес путем защиты публичных, а гражданское право защищает публичные интересы путем непосредственной защиты частных" [8].
Исходя из сказанного, уголовное право должно определяться сегодня не как "публичное", а как "преимущественно публичное", в котором органично сочетаются частные и публичные интересы, и соответственно, частно-правовые (диспозитивные) и публично-правовые (императивные) способы правового регулирования. Отсутствие жесткой границы между частным и публичным дает основание для вывода не только о возможности, но и о необходимости сочетания соответствующих способов правового регулирования.
Вместе с тем, признание наличия частных начал в уголовном праве и возможности регулирования уголовно-правовых отношений диспозитивными способами вызывает в науке неоднозначную оценку. Если Н.М. Кропачев утверждает, что тенденция децентрализации публичного права и расширение объемов диспозитивности в полной мере отвечает задачам демократизации общества и имеет основания к более широкому внедрению в законотворческую и правоприменительную практику [9], то А.И. Бойцов, напротив, крайне сдержан в ее оценках: "Не хочется думать, что неконтролируемое и безбрежное проникновение частноправовых начал в уголовное право станет магистральным путем его развития. ... Ведущей в уголовном праве должна оставаться публичность" [10].
Представляется, что в этой дискуссии речь должна идти не о том, чего в современном уголовном праве должно быть больше: императивности или диспозитивности. Речь должна идти о поиске оптимального баланса, сочетания обоих способов правового регулирования. Объективно существующая сегодня тенденция расширения сферы применения диспозитивного способа в уголовном праве является, на наш взгляд, не попыткой "размыть" публичный характер отрасли, а стремлением государства и общества обеспечить тот самый баланс частных и публичных интересов. Она - своего рода реакция на доведенный в уголовном праве до абсолюта императивный способ регулирования отношений.
Если максимально широко и графически
109
охарактеризовать историю уголовного права, то она будет представлять собой график по типу синусоиды. Начавшись в точке максимально возможной диспозитивности (а в предельных значениях - неупорядоченной частной мести и правового хаоса), этот график под влиянием усилия публично-правовых начал "растет", достигает некоторой нулевой отметки (точки, где оптимально сбалансированы частные и публичные интересы и методы). Затем он поднимается вверх и достигает (не без влияния социально-политических условий, связанных с усилением тоталитарных начал в государстве) определенной максимальной точки императивности, за которой существование уголовного права именно как права становится уже невозможным, поскольку сопряжено с абсолютным господством государства и пренебрежением человеческой свободой и достоинством. Сегодня мы являемся свидетелями "обратного хода" этого графика, его спуска в область диспозитивности. Главное (о чем правильно предупреждает А.И. Бойцов), чтобы "не проскочить" точку баланса, за которой возможно уменьшение объемов участия, а в предельных значениях - устранение государства от решения уголовно-правовых проблем обеспечения защищенности частных и публичных интересов.
Важно подчеркнуть, что сегодняшнее приближение к "точке баланса" императивного и диспозитивного, частного и публичного ("точке ноль") происходит в условиях, качественно отличных от ее прохождения в более ранней истории уголовного права. В связи с этим сам баланс способов уголовно-правового регулирования не может мыслиться как сугубо механическое уменьшение объемов императивности за счет расширения диспозитивных начал. Требуется качественное обновление самих императивных способов, их новая, отвечающая духу и требованиям времени интерпретация.
Конфигурация метода уголовно-правового регулирования во многом обусловлена волей законодателя, но на ее формирование, помимо характера общественных отношений, оказывают влияние и иные факторы - к примеру, состояние международных (в частности, международно-правовых) отношений, экономики, уровень развития демократии, правовой культуры, правового сознания, правовой науки, уровень преступности, ее детерминанты и т.п. В этой связи значение категории "метод правового регулирования" в современной юридической науке должно оцениваться в связи с задачами повышения эффективности его использования. А
это, в свою очередь, предполагает первоочередную и предварительную разработку исходных способов правовой регламентации.
Императивный способ правового регулирования традиционно выражается через присутствие в праве категоричных повелений (запретов и позитивных обязываний), заключенных в нормах-принципах, дефинитивных нормах, в нормах, устанавливающих юридические обязанности и закрепляющих основные юридические права, через установление юридических (правовых) ограничений. Этот способ обеспечивается всей силой государства путем установления возможности наступления неблагоприятных для субъекта последствий в случае несоблюдения модели поведения, предусмотренной императивной нормой.
В уголовном праве императивный способ регулирования отношений имеет некоторые специфические особенности. Во-первых, здесь наиболее ярко, предельно четко проявляется централизация правового регулирования. Права и обязанности сторон участников уголовного правоотношения возникают не в силу договора между ними, а из единого источника, которым выступает Уголовный кодекс России. Более того, в силу конституционных предписаний уголовное законодательство находится в исключительном ведении федерации, в связи с чем правовая централизация достигает максимальных значений. Это свойство императивного способа призвано обеспечить единообразный на всей территории страны механизм разрешения уголовно-правового конфликта, единые правовые последствия в случае совершения однотипных преступлений. Тем самым гарантируется единое правовое пространство России, единые параметры законности и правопорядка.
Обратим внимание, что это свойство императивного способа используется в уголовном праве сегодня не в полной мере. Если в части установления оснований уголовной ответственности, видов и размеров наказаний, правил их назначения УК РФ надежно гарантирует правовое единообразие, то в части, которая касается вопросов защиты прав и интересов потерпевшего от преступления этого не наблюдается. В регулировании взаимоотношений потерпевшего и лица, совершившего преступление, потерпевшего и самого государства, УК РФ допускает неоправданную диспозитивность связи. Наглядно это выражается в практике возмещения вреда потерпевшему от преступления. В законодательстве не установлено ни императивной обязанности такого
_110
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2010 • № 3 (30)
возмещения, ни фиксированные размеры возмещения в зависимости от вида и объема причиненного вреда. Представляется, что в данном случае возможности императивного способа регулирования уголовно-правового отношения явно недооценены. В связи с чем требуется, как это уже отмечалось, надлежащее, причем именно императивное, публично-правовое регулирование данной правовой ситуации.
Второй момент, на который необходимо обратить внимание в рамках анализа особенностей использования императивного способа регулирования в уголовном праве, состоит в том, что этим способом устанавливаются не только основания возникновения и объем прав и обязанностей участников правоотношения, но и порядок их возникновения, при котором исключается возможность субъектов уголовно-правового отношения определять по своему усмотрению необходимость или целесообразность возложения на себя тех или иных прав или обязанностей. Сам по себе факт совершения преступления однозначно, императивно "включает" механизм уголовно-правового регулирования, с необходимостью порождает определенные права и обязанности у государства, лица, совершившего преступление, и потерпевшего. Подкрепляется это правило и однозначными предписаниями принципа равенства граждан перед законом (ст. 4 УК РФ), который не предполагает каких-либо изъятий для тех или иных категорий лиц в плане возникновения у них прав и обязанностей по уголовному закону.
Это обстоятельство приобретает особое значение в ситуации, когда преступления совершаются лицами, имеющими особый процессуальный статус (судьями, депутатами, прокурорами и т.д.). В уголовно-правовой литературе существует мнение, что установленный процессуальным
законодательством особый порядок возбуждения уголовных дел в отношении таких лиц является нарушением принципа равенства граждан перед законом . Нельзя не усмотреть здесь и нарушения императивного порядка уголовно-правового регулирования. Анализ положений УПК РФ в исследуемой части свидетельствует, что для определенных категорий граждан устанавливается особый, отличный от общеустановленного, порядок возникновения уголовно-правовых обязанностей, в частности, обязанности нести ответственность за совершенное деяние. Безусловное право государства на привлечение лица, предположительно совершившего преступление,
к уголовной ответственности, и право его наказания фактически блокируется (или, во всяком случае, ограничивается) весьма сложными процедурами получения согласия на возбуждение уголовного дела. Причем, поскольку речь идет о лицах, выполняющих публичные функции (судьи, депутаты, прокурорские работники и др.), получается, что одна часть государственного аппарата, обеспечивающая реализацию функции уголовного преследования, фактически "договаривается" с другими представителями государства. Налицо ни что иное, как проявление диспозитивности уголовно-правового регулирования, выражающееся в том, что возникновение прав и обязанностей участников уголовного правоотношения согласовывается, а не возникает в императивном порядке.
Вполне закономерно, что анализируемая ситуация в силу своей значимости не раз становилась предметом разбирательства в Конституционном Суде Российской Федерации. Наиболее важные суждения, имеющие отношение к пониманию специфики рассматриваемого аспекта императивности, состоят в следующем: наличие парламентского, судейского и иного специального иммунитета не является личной привилегий, а служит средством защиты публичных интересов; он имеет целью обеспечение беспрепятственного исполнения указанными лицами своих профессиональных либо иных обязанностей, их независимости и самостоятельности, а также исключение попыток необоснованного привлечения к уголовной ответственности [11];
вопрос о неприкосновенности отдельных лиц в той мере, в какой он затрагивает сферу действия уголовного и уголовно-процессуального законодательства и основные принципы административной ответственности, относится к исключительному ведению РФ, в связи с чем, к примеру, для депутатов законодательных (представительных) органов субъектов РФ особые условия привлечения к уголовной ответственности законами субъектов Российской Федерации устанавливаться не могут [12];
федеральный законодатель, закрепляя принцип неприкосновенности депутатов, судей, прокуроров и иных лиц, не может освобождать их от уголовной и от административной ответственности, налагаемой в судебном порядке. При наличии достаточных оснований и с соблюдением установленных в федеральном законодательстве процедур такие лица за допущенные ими нарушения законов могут быть привлечены как к уголовной, так и к иной
111
ответственности, в связи с чем могут быть не только приостановлены, но и прекращены их полномочия [13];
парламентский иммунитет, предполагая по своей природе наиболее полную защиту парламентария при осуществлении им собственно парламентской деятельности, не допускает его освобождения от ответственности за совершенное правонарушение, в том числе уголовное, если такое правонарушение совершено не в связи с осуществлением собственно парламентской деятельности. Расширительное понимание неприкосновенности искажало бы публично-правовой характер парламентского иммунитета и превращало бы его в личную привилегию, приводя, с одной стороны, к неправомерному изъятию из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом, а с другой - к нарушению конституционных прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью [14];
установление особого порядка возбуждения уголовного дела не лишает потерпевшего права на защиту от незаконных действий со стороны публичных служащих (Определение от 20 февраля 2007 г. № 144-О-О).
Приведенные конституционные позиции убедительно показывают, что иммунитет публичных служащих от уголовной ответственности и связанные с ним отступления от общего императивного порядка возникновения прав и обязанностей участников уголовного правоотношения допустимы при одновременном наличии нескольких условий: иммунитет установлен в федеральном законодательстве (по нашему убеждению, желательно, чтобы это был УК РФ), он распространяется только и исключительно на служебные действия, он не препятствует потерпевшему защищать свои права. С этих фундаментальных позиций представляется возможным еще раз пересмотреть отечественное служебное, процессуальное, уголовное законодательство, с тем, чтобы императивный порядок возникновения прав и обязанностей участников уголовного правоотношения не подвергался сомнениям. Очевидно, что в силу объемности и многоаспектности эта требует самостоятельного анализа.
В рассуждениях об императивном способе уголовно-правового регулирования нельзя пройти мимо еще одного аспекта проблемы. Императивность, как же отмечалось, означает, в первую очередь, достаточно жесткое, не терпящее исключений, возложение обязанностей. В ситуации уголовно-правового регулирования,
учитывая, что само регулирование в силу его централизации, исходит от государства, обязанности эти традиционно связываются со статусом лица, совершившего преступление, которое в правоотношении противостоит государству. Это обстоятельство позволило ряду специалистов в 60-80-е годы прошлого столетия признавать уголовное правоотношение властеотношением, в котором единственным управомоченным субъектов выступает государство, а обязанным - лицо, совершившее преступление. Сегодня должно быть очевидным, что подобная интерпретация правоотношения основана исключительно на анализе генетических признаков права, его происхождения "от государства", и не учитывает такого его важнейшего сущностного свойства, как способность выступать в качестве "ограничителя" государственной власти.
Весьма четко эта мысль представлена в правовой позиции Конституционного Суда России. В одном из своих Постановлений он указал: "Из закрепленной в статье 21 Конституции Российской Федерации обязанности государства охранять достоинство личности, присущее, как указывается в преамбуле Международного пакта о гражданских и политических правах, всем членам человеческого сообщества и являющееся основой свободы, справедливости и всех неотъемлемых прав, следует, что личность в ее взаимоотношениях с государством выступает не как объект государственной деятельности, а как равноправный субъект, который может защищать свои права всеми не запрещенными законом способами" [15].
В силу этого, императивность и как особый способ регулирования, и как характеристика права в целом предполагает наличие жестких требований и ограничений у обеих сторон правоотношения, а потому государство так же связано в своих действиях уголовным законом, как и граждане. В уголовно-правовой литературе, к сожалению, вопрос об уголовно-правовых обязанностях государства, до сих пор остается малоизученным.
Тем не менее, в общей теории права сформулировано обоснованное мнение о том, что полномочие, которое закрепляется за государственным органом или точнее за должностным лицом государственного органа, должно характеризоваться именно как правообязанность. Например, право привлекать правонарушителя к ответственности есть одновременно и обязанность по охране правопорядка. В этой связи любое право государства в рамках уголовно-правового
_112
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2010 • № 3 (30)
отношения одновременно может пониматься (и должно пониматься) как его обязанность. К примеру, право назначить наказание ниже низшего предела (ст. 64 УК РФ), право назначить наказание условно (ст. 73 УК РФ), право смягчать наказание при наличии смягчающих обстоятельств (ст. 61 УК РФ) и др. одновременно выступают в качестве обязанностей государства предпринять то или иное решение при наличии соответствующих оснований.
Эта мысль медленно, но верно находит признание, прежде всего, в правоприменительной деятельности. Верховный Суд России и высшие судебные инстанции субъектов федерации регулярно исправляют ошибки нижестоящих судов, связанные с тем, что последние, имея право на принятие тех или иных процессуальных решений, не пользуются им [16]. Фактически Верховный Суд признает, что любые положения закона, в которых указывается, что "суд назначает...", "суд учитывает"..., "может быть назначено..." и др., должны трактоваться более жестко: "суд обязан назначить ...", "суд обязан учесть ..." и т.д. Это, на наш взгляд, принципиально важная позиция, в которой отражается надлежащее понимание специфики императивного способа правового регулирования в уголовном праве: закон выступает источником обязанности не только для гражданина, совершившего преступление, но для государства в лице суда и иных правоохранительных органов.
Эта правоприменительная позиция свидетельствует о методологически важном признании юридического равенства сторон уголовно-правового отношения, об обязательности и императивном характере уголовно-правовых предписаний. Ее значение верно отмечено Н.М. Кропачевым: "Формальное равенство государства и индивида - и следствие, и условие существования современного правового государства. Во-первых, государство как субъект уголовных правоотношений уже осуществляет не борьбу с преступностью (преступником), а выступает в качестве рядовой стороны спора о праве, разрешаемого в судебном порядке... Во-вторых, в условиях верховенства права деятельность не только индивида, но и государства - субъекта уголовного правоотношения ограничивается законом. Нарушение закона со стороны представителей государства при определенных условиях является основанием для применения мер уголовно-правового воздействия. В-третьих, деятельность государства - субъекта уголовных правоотношений должна подчиняться не только
закону, но и праву, поэтому предметом судебного разбирательства может быть сам закон, на основе которого дело должно решаться. . Наконец, государство как субъект уголовных правоотношений признает других субъектов правоотношений в качестве автономных, суверенных, свободных, равных друг с другом личностей, т. е. обладающих естественными правами. Поэтому естественные права человека рассматриваются как основа построения всего уголовного законодательства" [17].
Признание юридического равенства участников уголовного правоотношения, как новое прочтение императивности уголовно-правового регулирования, служит необходимой предпосылкой для внедрения в ткань уголовного права диспозитивных способов правовой регламентации. В данном случае доведенный до логического совершенства один способ выступает условием возможности второго, который традиционно рассматривается как его антипод.
В науке сформировано устойчивое представление о диспозитивном методе как родовом, специфическом для отраслей частного права и об императивном методе как специфическом для отраслей публичного права. "Вместе с тем, - замечает Ю.А. Тихомиров, -каждый из основных методов является родовым и выражается в разных методах более конкретного характера. Он как бы рассыпается веером средств и способов правового воздействия, причем они получают, как правило, юридическое выражение в том или ином наборе прав, обязанностей, взаимоотношений и ответственности. Было бы неверным, различая базовые методы, не видеть их взаимосвязи и своего рода смежность. Строгий водораздел не означает изолированного применения каждого из названных методов только в отраслях частного или публичного права" [18].
Действительно, как уже отмечалось, наличие государственно-властного характера охранительных уголовно-правовых отношений не означает, что к ним применим лишь императивный способ регулирования. "Использование единственного способа правового регулирования лишает отраслевую систему необходимой гибкости, особенно в тех случаях, когда в типичный для уголовного права предмет проникают элементы, характерные для частноправовых отношений. Их можно не замечать, соблюдая "замкнутость и суверенность отраслевого режима", но при этом не только снижается эффективность действия механизма правового регулирования, но и создаются
113
условия для конфликта частного и публичного интересов, который "явочным порядком" фактически пробивает себе дорогу, снижая эффективность действия уголовного закона. Поэтому правовая реформа сопровождается поиском новых форм сочетания публичного и частного, императивного и диспозитивного" [19].
Анализ современных публикаций, посвященных развитию частноправовых начал в уголовном праве, свидетельствует, что все они связывают диспозитивность исключительно с признанием потерпевшего участником уголовного правоотношения и вызванным этим расширением его прав. Между тем, упускается из виду, что основными, ключевыми фигурами уголовно-правового отношения выступают государство и лицо, совершившее преступление. А потому диспозитивность, основанная на равенстве сторон отношения, в первую очередь, должна проявлять себя именно в характеристике их правовых связей. Этому аспекту в науке уделяется явно недостаточное внимание.
Традиционными являются воззрения, согласно которым сущность диспозитивного способа правового регулирования проявляется в трех основных его составляющих: 1) наличие равных субъектов права (не зависимых и не подчиненных друг другу); 2) наличие предусмотренной законом альтернативы вариантов поведения; 3) возможность выбора варианта поведения волей субъекта права.
Если примерить эти лекала к взаимоотношениям государства и лица, совершившего преступление, то элементы диспозитивности нетрудно заметить в двух основных группах нормативных предписаний:
об освобождении лица, совершившего преступление, от уголовной ответственности по основаниям, предусмотренным УК РФ;
о применении особого порядка глава принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве.
В обоих случаях юридически равные субъекты уголовного правоотношения согласовывают между собой условия возникновения прав и обязанностей, их объем и правовые последствия возложения на себя. Регулирование уголовно-правового отношения в данном случае осуществляется с согласия его участников и по их усмотрению (естественно, в рамках, определенных позитивных правом, что выступает залогом законности) [20]. Это и есть собственно диспозитивность, ее "первый уровень".
Наряду с отмеченным, диспозитивный способ правовой регламентации уголовных правоотношений проявляет себе и в ситуации
подключения к уголовно-правовому регулированию потерпевшего от преступления. По определенной категории дел (так называемые дела частного и частно-публичного обвинения) ему, как известно, принадлежит право инициации и осуществления уголовного преследования. Ранее при исследовании места потерпевшего в системе субъектов уголовно-правового отношения уже отмечалась ограниченность его статуса в преимущественно публичном уголовном праве. Подтверждая эту мысль, отметим, что диспозитивный способ регулирования допустим здесь только в тех ограниченных ситуациях, когда преступлением нарушаются исключительно частные интересы потерпевшего, и когда он выступает самостоятельным участником правоотношения. Именно в этом случае потерпевший и лицо, совершившее преступление, имеют возможность согласовать применяемое право и выбрать тот или иной тип правового регулирования отношений, возникающих в связи с причинением вреда.
Однако следует признать, что рассматриваемая ситуация проработана в уголовном законодательстве недостаточно глубоко и полно. Признавая за потерпевшим право требовать привлечения лица, совершившего преступление, к уголовной ответственности, государство в УК РФ игнорирует специфику диспозитивного способа: не определяет прав лица, совершившего преступление, не предусматривает для него возможности выбора вариантов поведения, не учитывает в должной степени интересы потерпевшего. Представляется, что исправление ситуации, заключающееся в органичном сочетании диспозитивности и императивности, может состоять в нормативном обеспечении права лица, совершившего преступление, быть освобожденным от уголовной ответственности, в случае удовлетворения им интересов потерпевшего от преступления. Равным образом, как потерпевший имеет право требовать привлечения виновного к уголовной ответственности в случае нарушения его частных интересов, так и лицо, совершившее преступление, должно иметь гарантированное право не подвергаться уголовной ответственности в случае, если причиненный потерпевшему вред будет им надлежащим образом возмещен, заглажен или компенсирован. А это значит, что освобождение от уголовной ответственности лица, совершившего преступление, причинившее вред исключительно частным интересам потерпевшего, должно быть императивным в случае удовлетворения им интересов
_114
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2010 • № 3 (30)
потерпевшего. Императивность в данном случае будет служить надежным гарантом подлинно диспозитивного способа регулирования уголовно-правовых отношений, когда вопрос о переводе фактических отношений в уголовно-правовую плоскость и о свертывании этих отношений будет решаться именно субъектами уголовно-правового отношения.
Изложенное понимание диспозитивного способа уголовно-правового регулирования позволяет внести существенные коррективы в весьма распространенное представление о нем в теории. Так, по мнению А.В. Сумачева, "диспозитивный метод используется в сфере уголовно-правового регулирования тогда, когда; 1) возникновение, прекращение или изменение отношений между субъектами права обусловлено волей частных лиц и организаций (за исключением лиц, совершающих или совершивших преступление), действующих в целях наиболее полного удовлетворения собственных законных интересов; 2) субъекты отношений независимы друг от друга (не находятся в отношениях власти - подчинения); 3) реализация прав и исполнение обязанностей субъектами права может обеспечиваться без обращения к властному субъекту - государству [21].
Представляется, что это не вполне точная характеристика диспозитивности в уголовном праве. По нашему убеждению, основанному на признании юридического равенства участников уголовного правоотношения, диспозитивный способ предполагает:
решение вопроса о возникновении и объеме прав и обязанностей участников уголовного правоотношения по их взаимному согласию, что само по себе означает отход от традиционной императивности;
непосредственное участие в определении содержания правоотношения его непосредственных участников: лица, совершившего преступление, с одной стороны, и с другой стороны, государства либо потерпевшего (в зависимости от того, какие -публичные или частные - интересы были нарушены преступлением);
исключение возможности для лиц, не вовлеченных в уголовно-правовой конфликт, влиять на порядок и объем возникающих у субъектов уголовного правоотношения, прав и обязанностей;
детальное, исчерпывающее описание возможных вариантов поведения участников уголовного правоотношения (по принципу "или -или);
возможность наступления неблагоприятных
последствий для участников правоотношения, которые нарушают добровольно возложенные на себя права и обязанности.
Диспозитивность уголовно-правового регулирования, таким образом, это не исключение государства из сферы уголовно-правового конфликта и не вмешательство в него третьих лиц. Диспозитивность в уголовном праве предполагает протекающее под контролем и при наличии гарантий государства согласование порядка возникновения и объема прав и обязанностей участников уголовного правоотношения самими этими участниками. Такое понимание диспозитивности в большей степени соответствует современной интерпретации особенностей частноправового регулирования. И уж если частноправовое регулирование требует наличия некоторой властной, императивной сферы, то для уголовного права сопряженность диспозитивного способа с определенными императивными установлениями является непременным условием.
Совмещение в уголовном праве императивного и диспозитивного способов правового регулирования, предполагающее наличие в уголовном законе предписаний, дозволений, запретов, позволяет по-новому взглянуть на проявляющийся в данной отрасли права тип правового регулирования.
Как известно, в зависимости от сочетании дозволении и запретов выделяют два типа правового регулирования: а)
общедозволительный - "дозволено все, кроме прямо запрещенного"; б) разрешительный -"запрещено все, кроме прямо дозволенного". При этом существует традиция связывать первый тип регулирования со сферой частного права, а второй - со сферой публичного права.
Вместе с тем, этот тезис не является жестким. Проверка Конституционным Судом России ряда положений уголовного законодательства и иных нормативных актов, традиционно публично-правового характера, выявила такое их толкование, которое характерно для разрешительного типа правового регулирования. Приведем несколько характерных примеров:
помилование осужденного актом Президента РФ не препятствует дальнейшему смягчению наказания, в том числе применению к этому осужденному нового уголовного закона, если им устраняется или смягчается ответственность за совершенное преступление;
часть вторая статьи 105 УК Российской Федерации не предполагает назначение наказания за предусмотренные ею преступления без учета перечисленных в ст. 60 УК РФ
115
ННННШННИ: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА обстоятельств;
отсутствие в части первой статьи 175 УИК РФ указания на право самого осужденного обратиться непосредственно в суд с просьбой об условно-досрочном освобождении от наказания не означает, однако, что он этого права лишен;
пункт 1 статьи 1070 и абзац третий статьи 1100 ГК Российской Федерации во взаимосвязи с частью 3 статьи 27.5 КоАП Российской Федерации не исключают возможность возмещения гражданам вреда, причиненного незаконным административным задержанием на срок не более 48 часов как мерой обеспечения производства по делу об административном правонарушении, влекущем в качестве одной из мер административного наказания административный арест, независимо от вины соответствующих органов публичной власти и их должностных лиц.
Эти примеры убедительно свидетельствуют о недопустимости увязывания типа правового регулирования с публично-правовым или частно-п р а в о в ы м м ет од о м регул иров ан ия . Ти п регулирования в значительно большей степени связан с общим характером взаимоотношений личности и государства, а также с иными фундаментальными характеристиками социума. Как указывает С.С. Алексеев, "каждый из типов регулирования обладает своими достоинствами, характер и "величина" которых прямо зависят от экономического базиса, социально-классовых условий, классовой природы права" [22].
На наш взгляд, охарактеризовать уголовно-правовое регулирование как однозначно дозволительное или разрешительное вряд ли возможно. Исходя из того, что правовое регулирование состоит, по большому счету, в определении прав и обязанностей участников уголовного правоотношения, а также принимая во внимание то обстоятельство, что наиболее значимое право - право уголовного наказания принадлежит в исследуемой ситуации, хотя формально и равному преступнику контрагенту, но фактически, реально более сильному и могущественному, можно утверждать, что разрешительный порядок должен быть свойственен в большей степени определению прав государства, а дозволительный -определению прав лица, совершившего преступление.
Такое понимание в полной мере, на наш взгляд, соответствует международно-правовым и конституционным основам регулирования правоотношений. Если исходить из того, что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц (ч. 3 ст. 17 Конституции РФ), а
ограничение прав и свобод возможно только в федеральном законе и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ), то становится ясным, что в нормативных актах должно быть четко установлено, что не имеет возможности делать гражданин, осуществляя свои права, и что имеет возможность делать государство, ограничивая его права. Только разумный баланс общих дозволений и общих запретов позволит придать системе уголовно-правового регулирования качества стабильности, уравновешенности, а следовательно -прагматичности и эффективности.
Подводя итог, можно сформулировать следующие основные выводы:
1 .Традиционное представление об уголовном праве как об исключительно публичной отрасли, в рамках которой осуществляется только централизованное, императивное, властно-обязательное, разрешительное регулирование, уже не отвечает ни складывающемуся в стране типу правовых взаимоотношений между государством и личностью, ни актуальным потребностям уголовно-правового регулирования, ни современному содержанию уголовного законодательства.
2. Основная задача на современном этапе развития уголовного права состоит в поиске и нормативном обеспечении разумного баланса императивного и диспозитивного способов регулирования с тем, чтобы, с одной стороны, не купировать оправданную и целесообразную инициативность участников уголовно-правового отношения в разрешении вызванного преступлением социального конфликта, а с другой стороны, обеспечить надлежащие государственные гарантии безопасности.
3. Стремление найти этот баланс в современных литературных источниках и в законотворческой практике сопровождается переоценкой диспозитивности и недостаточным использованием возможностей императивного способа правового регулирования. Резервы императивности кроются, прежде всего, в теоретическом и практическом признании формального равенства государства и лица, совершившего преступление, как участников уголовного правоотношения, в установлении надлежащих государственных гарантий прав потерпевшего от преступления и в преодолении необоснованных иммунитетов от уголовной ответственности.
_116
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2010 • № 3 (30)
4. Применение диспозитивного способа уголовно-правового регулирования ограничено непосредственным участием в определении содержания правоотношения его непосредственных участников: лица, совершившего преступление, с одной стороны, и с другой стороны, государства либо потерпевшего (в зависимости от того, какие -публичные или частные - интересы были нарушены преступлением), что в свою очередь, означает исключение возможности для лиц, не вовлеченных в уголовно-правовой конфликт, влиять на порядок и объем возникающих у субъектов уголовного правоотношения, прав и обязанностей.
1. См.: Петрухин И. Л. Публичность и диспозитивность в уголовном процессе // Российская юстиция. 1999. № 3. С. 24; Сидоренко Э.Л., Карабут М.А. Частные начала в уголовном праве. СПб., 2007. С. 23; Алексеев С. С. Право: азбука - теория - философия. Опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 589.
2. См.: Маврин С. П. О роли метода правового регулирования в структурировании и развитии позитивного права // Правоведение. 2003. № 1. С. 206 - 207; Алексеев С. С. Общая теория права. М, 2009. С. 216.
3. Уголовное право России. Общая часть. Учебник/ Под ред.Кропачева Н. М., Волженкина Б. В., Орехова В. В.. СПб, 2006. С. 38.
4. Дигесты Юстиниана. Д. 1.1., 1.2. / Перевод с латинского, Т.1., М., 2004.
5. Кузьмин М. Н. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменение человека //Вопросы философии. 1997. № 2. С. 59.
6. Кузьмин М. Н. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменение человека //Вопросы философии. 1997. № 2. С. 59.
7. Кавелин К. Д. Что есть гражданское право и где его пределы? //Избранные произведения по гражданскому праву. М., 2003. С. 40 - 42, 157.
8. Пикуров Н. И. Уголовное право в системе межотраслевых связей. Волгоград, 1998. С. 32.
9. См.: Кропачев Н. М. Уголовно-правовое регулирование. Механизм и система. СПб., 1999. С. 175 -176.
10. Уголовное право России. Общая часть.
Учебник / Под ред. Кропачева Н. М., Волженкина Б. В., Орехова В. В. СПб., 2006. С. 41.
11. См.: Лопашенко Н. А. Основы уголовно-правового воздействия: уголовное право, уголовный закон, уголовно-правовая политика. СПб., 2004. С. 212 и др.
12. Определение Конституционного Суда РФ от 20 февраля 2007 г. № 144-О-О . Вестник Конституционного Суда РФ, 2007. № 13.
13. Постановление Конституционного Суда РФ от 12 апреля 2002 г. // Вестник Конституционного Суда Р. Ф., 2002. № 5.
14. Постановление Конституционного Суда РФ от 7 марта 1996 г. № 6-П// Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1996. № 2.
15. Определение Конституционного Суда РФ от 15 мая 2007 г.//Вестник Конституционного Суда РФ, 2007, № 22.
16. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 3 мая 1995 года № 4.//Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. № 2-3.
17. См.: Основания отмены и изменения судебных решений по уголовным делам. Сборник определений и постановлений / Под ред. В.М. Лебедева. М., 2007. С. 445 - 447 и др.
18.Кропачев Н. М. Уголовно-правовое регулирование.механизм и система. СПб., 1999, С. 173-174.
19. Тихомиров Ю. А. Публичное право. Учебник. М., 1995. С. 46 - 47.
20. Пикуров Н. И. Уголовное право в системе межотраслевых связей. Волгоград, 1998. С.52.
21. Если здесь согласование прав и обязанностей происходит между самими участниками правоотношения, то при наличии иммунитетов согласование прав и обязанностей сторон правоотношения осуществляется с лицами, не вовлеченными в уголовно-правовой конфликт. А потому в первом случае имеет место оправданная диспозитивность, а во втором - неоправданное нарушение императивности уголовно-правового регулирования.
22.Сумачев А. В. Диспозитивность в уголовном праве: теоретико-прикладной аспект. Авторефератдис. ... д-раюрид. наук. Екатеринбург, 2006. С. 10 -11.
117
