Иммигранты и проблемы безопасности: Российская действительность. Обзор Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

М.С. Пальников

Иммигранты и проблемы безопасности: Российская действительность. Обзор

Начиная с 1990-х годов прошлого века Российская Федерация устойчиво входит в число государств с высокими показателями внешней миграции. Хотя для мигрантов разных категорий из развитых стран, а также высококвалифицированных специалистов из развивающихся стран она является «явным аутсайдером» среди трех основных современных миграционных центров «Россия - США - Европейский союз» (9, с. 34).

Некоторые особенности миграционных потоков

Для населения большинства бывших союзных республик Россия остается привлекательной по ряду причин.

Во-первых, после распада СССР на территории этих республик осталось несколько десятков миллионов человек, для которых Россия была исторической родиной. По крайней мере часть из них захотела вернуться, подобно тому как несколькими десятилетиями раньше это случилось в Великобритании, Франции и Нидерландах, куда в процессе распада колониальных империй возвращались этнические британцы, французы и голландцы. Основу этого внушительного потенциала составляли этнические русские, и именно они образовали первые миграционные потоки тех, кого в принципе можно было бы рассматривать как репатриантов до тех пор, пока чрезвычайные обстоятельства, подобные тем, что имели 142

место в конце 1980 - начале 1990-х годов в Баку и Сумгаите, не превратили их в беженцев.

Но почти одновременно события стали развиваться таким образом, что уже вскоре после образования самостоятельных государств местные этнические элиты начали проводить политику откровенного выдавливания русских и русскоязычных сограждан из государственного аппарата, промышленности и сельского хозяйства, учреждений образования, науки и культуры. Не желая превращаться в изгоев, русские и русскоязычные представители нетитульных наций предпочитали становиться вынужденными переселенцами. Они покидали места обитания нередко с большими материальными и моральными потерями и с грузом обид. Россия в этой ситуации служила для них естественным центром притяжения.

По мере ослабления действия этих выталкивающих факторов потоки подобных вынужденных мигрантов с середины 1990-х годов вновь начинают уступать место обычной репатриации, а численность выезжающих сокращаться в связи с вновь появившимся спросом на услуги русских и русскоязычных специалистов. Оказалось, что кадровая «рокировка», имевшая место в первой половине 1990-х годов и выразившаяся в возвращении в страны СНГ из России специалистов из числа титульных наций и отъезде из этих стран русских и русскоязычных специалистов, не была равноценной: первые уступали вторым именно как специалисты.

Специфика миграции в Россию из стран ближнего зарубежья заключалась также в том, что помимо русских и русскоязычных вынужденных мигрантов и репатриантов в число мигрантов входили также те, кто относился к выходцам из России, но теперь, подобно туркам-месхетинцам, в свое время депортированным из Грузии, изгонялся из мест их обитания в бывших республиках Средней Азии. Вместе с ними в Россию бежали и оппозиционно настроенные представители местных титульных наций. В итоге общий поток прибывавших в Российскую Федерацию иммигрантов отличался необычайной пестротой: в нем русские, немцы, татары, украинцы, евреи, белорусы, представители других нетитульных для стран СНГ национальностей соседствовали с узбеками и таджиками, армянами и азербайджанцами, грузинами и осетинами и другими, не менее конфликтными сочетаниями этносов.

Во-вторых, когда несколько поутихли восторги по поводу суверенизации, стало очевидно, что из-за разрушения единого народнохозяйственного комплекса бывшего Союза и начавшихся процессов неконтролируемой приватизации вновь возникшим независимым государствам предстояло пройти сквозь острые социально-экономические кризисы, последствиями которых были сокращение рабочих мест, рост безработицы, падение доходов и массовое обнищание населения. В условиях разрухи выезд на заработки в более благополучную Россию стал для многих жителей этих стран едва ли не единственным шансом на выживание. В итоге более широкие возможности заработать в России средства к существованию послужили важными предпосылками к возникновению массовой трудовой миграции. Но это означало, что и среди трудовых мигрантов из стран СНГ могли присутствовать представители тех же национальностей, которые были вовлечены в этнические конфликты в период распада СССР и которые могли продолжать конфликтовать между собой из-за рабочих мест и мест обитания, но теперь уже находясь на территории Российской Федерации. Лишенные в массе своей средств к существованию, они были готовы взяться за любую, даже самую низкооплачиваемую и зачастую нелегальную работу. И если даже такую работу не удавалось получить, кого еще, кроме «этнического конкурента», можно было в этом винить? В результате этническая напряженность могла накапливаться по линии «мигрант-мигрант», дополняя собой конфликтный потенциал связки «мигранты-резиденты».

В-третьих, отсутствие между Россией и возникшими на месте бывшего Союза странами СНГ и Балтии обустроенных границ естественным образом способствовало ее превращению в транзитный коридор как для граждан бывшего СССР, так и для жителей стран дальнего зарубежья, стремившихся нелегально проникнуть в Западную Европу и другие регионы мира. Реализовать их намерения активно помогали криминальные группировки, превратившие нелегальный транзит в высокодоходный вид бизнеса. Иммиграция такого рода стала еще одним, причем особенно трудно регулируемым видом внешних миграционных потоков.

Но общие размеры нелегальной иммиграции определяют, конечно же, не эти транзитные мигранты, а те нелегалы, которые приезжают на заработки и возможное постоянное проживание.

В России, как и в других принимающих странах, в полной мере проявилась заинтересованность бизнеса - как вполне легального, так и частично или полностью теневого - в максимально дешевой, обеспечивающей высокую доходность рабочей силе. Пожалуй, здесь эта потребность была даже большей: согласно оценкам, если в последние годы существования Советского Союза (1989-1990) удельный вес теневого сектора составлял 14-15% от ВВП, то в последующие пять лет доля данного сектора возросла до 40%. Это, несомненно, свидетельствует о том, что тот поток трудовой миграции, который устремился в Россию и о котором говорилось выше, должен был в значительной мере состоять и действительно состоял из нелегальных мигрантов.

Ссылаясь на данные МВД РФ относительно наличия в стране по меньшей мере 10 млн. легальных и нелегальных иммигрантов, К. Ромодановский, нынешний глава Федеральной миграционной службы, считает, что они делятся примерно поровну или даже в пропорции 3:7 в пользу нелегальных мигрантов (19, с. 8). Более умеренную оценку численности нелегальных мигрантов в 5 млн. человек можно встретить у Л. Рыбаковского и С. Рязанцева (21, с. 54). Но в любом случае из-за отсутствия надлежащего статистического учета все эти оценки весьма условны: можно встретить и такие соотношения, как 6 млн. легальных и 14 млн. нелегальных мигрантов, и соотношение 1:10 (24, с. 12). Оценивая сложившуюся ситуацию, директор Независимого института социальной политики Т. Малева приходит к выводу, что отечественная демографическая статистика находится в плачевном состоянии и фиксирует лишь ничтожную долю миграционных процессов. «Мы блуждаем в потемках и не видим реальной картины миграционных процессов. А разброс в статистических данных поистине шокирует», - отмечает она (14, с. 16).

Поэтому приводимые в дальнейшем оценки численности мигрантов не следует принимать за абсолютно достоверные. Скорее, о возможных конфликтных последствиях расселения мигрантов по территории РФ больше могут сказать уже определившиеся места сосредоточения мигрантов определенных национальностей и вероисповедания, а также интенсивность и постоянство питающих эти концентрации новых потоков.

Конечно, в том, что трудовая миграция содержит в себе значительный нелегальный потенциал, далеко не всегда повинен только отечественный бизнес. Масса приезжающих в частном порядке «шабашников», возводящих хоромы для верхушки чиновничества, для артистического и иного «бомонда», бригады иноязычных «евроремонтников», кочующих по российским городам и весям, могут быть вполне самостоятельными либо контролироваться бизнес-структурами, входящими в так называемые «этнопира-миды», образуемые обосновавшимися в России национальными диаспорами, либо (что чаще) - привычным российским криминалом или же местным чиновничеством.

Развитию нелегальной миграции как массового явления во многом способствовали также: необустроенность новых южных и юго-восточных границ РФ, значительные сегменты которых, особенно на первых порах, не были прикрыты пограничными войсками; неготовность российских властей к подобному развитию событий, в результате чего, по словам К. Ромодановского, «после распада СССР у нас миграции как бы не было ни в каком виде», а приезжавшие на заработки из ближнего зарубежья «волей-неволей становились нелегалами» (19, с. 8); отсутствие необходимого законодательства; коррумпированность миграционных служб, о чем красноречиво говорят нередко встречающиеся в газетах и журналах заголовки типа «В Россию без взятки».

Две последние причины представляются явно связанными между собой: с помощью быстро сложившихся лобби в органах законодательной и исполнительной власти на протяжении многих лет надежно блокируются любые попытки принятия законов, регулирующих именно нелегальную иммиграцию. Далеко не случайно, что первый значимый документ в данной области, а именно федеральный закон «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации», увидел свет лишь в июне 2002 г. -десять лет спустя после провозглашения независимости РФ и шесть лет спустя после того, как закон был представлен на подпись президенту. Хотя нацеленность закона на борьбу с нелегальной иммиграцией не вызывает сомнений, его воздействие на реальное положение дел в целом оказалось незначительным. В условиях сохраняющейся проницаемости границ нелегалы по-прежнему имеют возможность беспрепятственно проникать на территорию

РФ, избегая контактов с представителями власти, и могут находиться в стране на нелегальном положении до тех пор, пока не попадут в поле зрения правоохранительных органов.

К этому можно добавить, что вплоть до последнего времени характерным для России явлением была множественность источников законодательных инициатив и принимаемых на разных уровнях волевых решений, касающихся регулирования потоков внешней миграции на местах. Так, когда в 2002 г. Совет Безопасности РФ включил проблему внешней миграции в число актуальных угроз национальной безопасности, выяснилось, что на тот момент в стране действовало более 700 актов различного уровня - от федерального до ведомственного, с помощью которых решались вопросы импорта иностранной рабочей силы. Соглашения, заключавшиеся со странами СНГ относительно безвизового въезда и упрощенных пограничных процедур, в конце концов привели к тому, что Российская Федерация была вынуждена разрешать въезд гражданам этих стран по 18 различным видам документов, не считая собственно паспортов. В число этих документов входили даже справки на национальных языках, вообще исключавшие возможность установления личности мигранта (10, с. 3). Очевидно, что сколько-нибудь эффективно регулировать миграцию, особенно ее нелегальную форму, в подобных условиях было практически невозможно. В качестве иллюстрации можно сослаться на сведения Генеральной прокуратуры РФ, согласно которым к 2002 г. на территории России под видом иммигрантов находилось 96 тыс. уголовников, в том числе террористов, наркоторговцев и убийц, объявленных в розыск в странах СНГ (10, с. 3).

Вообще же, если более конкретно говорить о миграции преступников на территорию РФ, следует отметить, что помимо фактического отсутствия границ и обилия документов, по которым можно было осуществлять въезд, для их оседания в российских пределах сложился ряд объективных предпосылок. Прежде всего, в северных районах РФ традиционно сосредоточена основная масса пенитенциарных учреждений, что позволяло освобождавшимся из заключения гражданам из стран СНГ оставаться в России и, пользуясь старыми связями в преступном мире, создавать здесь новые банды, привлекая в том числе своих соотечественников. Во-вторых, -и это было, пожалуй, главным - в результате имевшей место в 1993-

1994 гг. массовой миграции главарей российского криминала в «дальнее зарубежье», причиной которой послужили кровавые разборки в связи с приватизацией и преследования со стороны МВД, в России образовалось некое свободное «жизненное пространство», вакуум, который не преминули заполнить преступные элементы из соседних стран.

Уже к середине 1990-х годов территория РФ была поделена на зоны влияния между примерно 400 организованными, в том числе чисто этническими группировками и смешанными «интернациональными» сообществами, среди которых лидеры этнических группировок стали нередко играть главную роль. Так, в московском регионе в последние годы постоянно проживает около 60 воров в законе, среди которых славян осталось не более 10 человек, а среди остальных преобладают грузины. Любопытно, что, когда в 2006 г. во время сходки грузинские авторитеты были задержаны, выяснилось, что все они имели российское гражданство.

Этнические преступные группировки отличает, как правило, узкая специализация. Абхазы и грузины (часто действующие заодно) специализируются, например, на кражах из квартир и автомобилей, но не брезгуют и прямым разбоем. Чеченцы и ингуши подвизаются на ниве банковских махинаций, вымогательств и похищений людей. Благодаря усилиям правоохранительных органов вал похищений пошел на спад, но еще в 2005 г. только в Москве было похищено около 100 человек. Чеченские ОПГ промышляют также угоном автомобилей и торговлей оружием. Азербайджанцы в основном занимаются «крышеванием» своих соотечественников, торгующих на рынках, и частично контролируют наркоторговлю.

К числу наиболее прибыльных и глубоко законспирированных видов преступной деятельности относятся перевозка и сбыт наркотиков. Глубина конспирации здесь настолько велика, что в реальности правоохранительным органам удается перехватывать не более 10-15% транзита. Перевозкой наркотиков занимаются смешанные сообщества, состоящие из комбинаций этнических преступных групп, между которыми распределяются этапы транзита. Так, героин, ввозимый из Афганистана, сначала могут сопровождать таджики. В Казахстане или на русско-казахской границе груз принимают узбеки. Затем таджики либо молдаване, азербайджанцы и даже прибалты, если партия наркотика следует в Евро-

пу. В последнее время отмечается стремление к распространению наркотиков среди коренного населения со стороны китайцев и вьетнамцев, что может свидетельствовать о возможности нарастания объемов ввозимого в РФ смертельного зелья.

Не менее сложной является борьба с этническими или смешанными бандами из стран ближнего зарубежья, действующими так называемым вахтовым методом. Смысл этой временной миграции заключается в том, чтобы, сколотив путем грабежей и разбоя некую сумму денег или выполнив заказное убийство, затем в максимально сжатые сроки покинуть территорию РФ. До нового «набега» - совсем как во времена Орды. Но сложнее всего, по признанию представителей правоохранительных органов, действовать против преступных группировок, состоящих из китайцев и корейцев, присутствие которых уже дает о себе знать в Москве и в Приморском крае.

Характеристика особенностей внешней миграции в Россию была бы неполной без учета последствий военного конфликта в Чечне, также породившего значительные потоки беженцев и вынужденных переселенцев, которые ничем не отличались от уже существовавших, поскольку провозглашение «независимости» Ичкерии хотя бы на время, но превратило эти потоки во «внешние» по отношению к Российской Федерации. Отличие могло заключаться только в том, что часть отмеченных ранее потоков из стран СНГ следовала в пограничные районы РФ, тогда как беженцы и вынужденные переселенцы из Чечни попадали сразу же в ее внутренние районы. Схожие последствия имел возникший в 1992 г. конфликт между Северной Осетией и Ингушетией, в результате которого русские, компактно проживавшие до этого в Сунженском районе СО, были полностью вытеснены ингушами в более северные славянские регионы Южного федерального округа.

Важно иметь в виду, что события на Северном Кавказе в итоге привели к появлению потоков вынужденных мигрантов уже непосредственно в пределах Российской Федерации. Возможно, даже более важным последствием случившегося стало распространение среди основной массы населения России устойчивого стереотипа неприязни к «лицам кавказской национальности» и одновременно острого неприятия русских в ряде северокавказских республик, в первую очередь в Чеченской Республике и в Ингушетии. Другим,

не менее значимым событием стало превращение территории Чечни в плацдарм для проникновения на Кавказ эмиссаров наиболее фанатичной ветви ислама - ваххабизма, а также общее укрепление позиций ислама, чему способствовала усилившаяся после массового исхода или изгнания «некавказских» этносов моноэтни-зация расположенных здесь республик (20, с. 177). В результате в потоках беженцев и вынужденных переселенцев, следовавших с Северного Кавказа в Центральную и другие части России, могли одновременно находиться такие конфликтные сочетания этносов, как адыги и курды, так как курды из Азербайджана активно мигрировали в Адыгею, тесня местное коренное население; русские и адыги, поскольку последние, в свою очередь, активно теснили русских; чеченцы и русские, чеченцы и татары, чеченцы и все прочие, вплоть до ингушей, которых чеченцы также изгнали из своей республики.

Таким образом, уже на стадии перемещения в Российскую Федерацию, на стадии миграции, в потоках мигрантов могли присутствовать этносы, потенциально способные конфликтовать между собой на новом месте жительства.

Территориальное распределение миграционных потоков и их количественные оценки

По данным Росстата, в период с 1989 по 2004 г. в Российскую Федерацию прибыли 9,5 млн. человек - вынужденных переселенцев, беженцев, а также других категорий мигрантов (25, с. 28). Вместе с нелегальными мигрантами эти потоки следовали, в первую очередь, в Южный федеральный округ и далее в Центральный федеральный округ, а внутри последнего - в агломерацию, образуемую Москвой и Московской областью.

В 1990-е годы не только определились основные регионы - поставщики иммигрантов в Российскую Федерацию (Закавказье; страны Центральной и Средней Азии; Украина и Молдавия, а также некоторые другие страны Восточной Европы; Китай, Вьетнам и некоторые другие страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии), но и выявились территориальные предпочтения самих мигрантов, куда уже по традиции направлялись их последующие потоки.

Так, исключительным предпочтением у выходцев из Закавказья пользуются три региона России, суммарная доля которых в

общем миграционном приросте достигает 75%. Это Северный Кавказ, Центральный и Поволжский экономические районы. Среди них азербайджанцы, грузины и армяне наиболее активно осваивают Северный Кавказ, т.е. ближайший к странам исхода регион Российской Федерации. Так, местом жительства для грузин все больше становятся Республика Северная Осетия, Краснодарский и Ставропольский края, а также Ростовская область. В Ставропольском крае и Ростовской области охотно селятся выходцы из Армении. Однако основным местом их расселения стал Краснодарский край с его Черноморским побережьем. Выходцы из Азербайджана - азербайджанцы и курды - селятся в Дагестане, Ставропольском и Краснодарском краях.

В то же время для переселенцев из Закавказья менее привлекательны северные и дальневосточные районы РФ и Калининградская область. Здесь они составляют не более 2% общего миграционного прироста. Исключением в этом отношении является Москва, где исстари существовали армянская и грузинская диаспоры, а в последние годы сложилась также крупная (до 200-250 тыс. человек) национальная диаспора азербайджанцев. В летние месяцы в Москву из Азербайджана приезжает до 600-700 тыс. временных трудовых мигрантов. В остальных регионах РФ на долю выходцев из Закавказья приходится от 3 до 7% общего миграционного прироста населения.

Начавшаяся несколько позже миграция титульных народов Центральной и Средней Азии частично следует в те же районы РФ, что и миграция из стран Закавказья. Однако преимущественными ориентирами для выходцев из этого региона служат другие территории. Их особенно привлекают Уральский, Западно-Сибирский и Поволжский экономические районы, т.е. те территории России, которые наиболее близко (а в случае с Казахстаном - и непосредственно) расположены к местам исхода мигрантов из этой группы стран. Кроме того, значимым направлением переселения для них является Центральный экономический район РФ. В самом общем виде миграционные предпочтения отдельных этносов выглядят следующим образом.

Мигранты из Казахстана стремятся попасть в Центральный федеральный округ, включая Московскую, Белгородскую и Воронежскую области и собственно Москву. В Северо-Западном феде-

ральном округе их интересуют Калининградская и Ленинградская области, Санкт-Петербург; в Южном федеральном округе - Краснодарский край, Волгоградская и Ростовская области. Они осваивают Приволжский федеральный округ, включая Саратовскую, Оренбургскую, Самарскую и Нижегородскую области, а также Башкирию. Восточнее они заселяют Уральский федеральный округ - Свердловскую, Челябинскую и Тюменскую области, чему способствует (особенно для тех, кто делает это нелегально) необустроенность государственной границы в Астраханской и Волгоградской областях1.

Выходцы из Узбекистана (примерно 300-340 тыс. человек) заселяют Москву и Московскую область; Калининградскую и Ленинградскую области; Волгоградскую, Ростовскую области и Дагестан; Башкирию и Татарстан; Свердловскую, Челябинскую и Тюменскую области. Выходцев из Киргизии (от 300 тыс. до 500 тыс. человек, включая временных трудовых мигрантов) можно встретить в Калининградской, Ленинградской, Самарской, Саратовской, Оренбургской, Тюменской и Свердловской областях, а также в Башкирии. Киргизы относятся к числу мигрантов, наиболее далеко продвинувшихся на восток страны, их можно встретить как в Западной, так и в Восточной Сибири. Присутствие туркмен отмечается в Центральном федеральном округе и в целом в Поволжье.

Из нетюркских народов Центральной и Средней Азии в Приволжском федеральном округе - в Башкирии, Татарстане, Самарской, Саратовской и Оренбургской областях - чаще всего селятся таджики. В последние годы их численность заметно растет в Москве, Московской и Калужской областях. Численность таджиков, присутствующих в РФ на временной или постоянной основе, оценивается в 500 тыс. человек.

На протяжении многих лет наибольшее число мигрантов в Россию поставляла Украина. Украинцев можно встретить в Москве и Московской области; в Карелии, Архангельской, Нижегородской,

1 Необустроенность границ действительно открывает перед нелегалами огромные возможности. Так, в материале, подготовленном М. Кактурской («Аргументы и факты», № 42, 2005, с. 12), сообщается о том, что за восемь месяцев 2005 г. только в Астрахань на временные работы прибыли 292 тыс. узбеков, таджиков, а также украинцев, полностью оккупировавших все вакантные рабочие места. Остающийся местным работникам выбор предельно узок: либо идти в криминал, либо - в милицию. - Прим. авт.

Свердловской и Тюменской областях; в Белгородской, Курской, Ростовской областях и Краснодарском крае - на юге РФ, а также в ряде других регионов, в частности в Башкирии. Российская диаспора молдаван оценивается в 100-150 тыс.человек (8, с. 36-40; 17, с. 231-240).

В целом концентрация иммигрантов наблюдается в Центральном, Уральском, Северокавказском, Поволжском и ЗападноСибирском экономическом регионах. Очевидно, что лидерство Центрального региона обеспечивается за счет Москвы. Примерное представление о размерах сосредоточенных в столице страны национальных диаспор и потенциале наиболее крупных из них дают материалы таблицы.

Таблица 1 (2, с. 6)

Количественный состав некоторых диаспор г. Москвы в 2002 г.,

(тыс. чел.)

Татары около 900 тыс. в Москве; 250 тыс. - в МО Афганцы Таджики* около 50 тыс. 30-40 тыс.

Армяне 500-600 тыс. Курды около 20 тыс.

Азербайджанцы Евреи Украинцы Грузины 250 тыс. постоянно; около 700 тыс. -временно 300-500 тыс. 300-400 тыс. около 300 тыс. Немцы Корейцы Латыши Караимы около 15 тыс. 9 тыс. 1 тыс. около 300 чел.

Цыгане около 300 тыс.

Белорусы 50-60 тыс.

* С учетом приведенной выше оценки численности таджиков данные таблицы по таджикской диаспоре в Москве представляются явно заниженными. - Прим. авт.

В то же время очевидно, что Восточная Сибирь, Дальний Восток и Север остаются для иммигрантов из стран СНГ и Балтии малопривлекательными. Учитывая, что и внутренняя миграция населения РФ, за исключением богатых северных районов нефте- и газодобычи, обходит указанные регионы стороной, усиливаются опасения, что Восточная Сибирь, и в особенности Дальний Восток, останутся районами мигрантских предпочтений преимущественно китайцев, корейцев, вьетнамцев и других народов, населяющих Дальний Восток и Юго-Восточную Азию.

Анализ направлений миграционных потоков, таким образом, показывает, что к настоящему времени внешняя миграция в РФ, дополняемая внутренней, прежде всего из конфликтогенного региона Северного Кавказа, распространяется главным образом на Европейскую часть РФ. Внутри этой европейской части, согласно оценке, озвученной Р.Гринбергом, директором Института экономики РАН, от 35 до 45% всех мигрантов сосредоточено в московской агломерации (24, с. 12). В условиях сокращения легальной миграции по-прежнему значительными остаются размеры нелегальной миграции из стран ближнего зарубежья, а это означает по меньшей мере сохранение конфликтного потенциала.

С другой стороны, намного большая по территории восточная часть РФ становится все менее людной в условиях, когда вдоль ее южных границ формируется мощный «демографический навес», привести который в движение могут как спонтанные, так и инспирированные события.

Чтобы более наглядно представлять себе возможное развитие событий в западной и восточной частях РФ, целесообразно проанализировать конкретные формы, которые приняли процессы адаптации иммигрантов к реальным условиям жизни внутри российского социума, а также те отношения, которые складываются между «принимающим большинством» и «принимаемым меньшинством» в условиях, когда они преимущественно опосредуются рыночными отношениями.

Национальные диаспоры и «этнизация» экономики

Немаловажно, что с течением времени ранее стихийный и неупорядоченный приток внешних мигрантов, как и выбор ими территорий для расселения, постепенно становился если и не пол-154

ностью организованным, то, во всяком случае, более упорядоченным. Этому в первую очередь способствовали - хотя далеко не в полной мере и зачастую противоречиво - усилия государственных миграционных служб (о чем будет сказано в четвертом разделе статьи); наличие в ряде городов и сельских местностей уже сложившихся там национальных диаспор; быстрое формирование новых национальных диаспор тех этносов, которые ранее не были представлены (во всяком случае массово) на территории РФ; возникновение в условиях рыночной экономики легальных и полулегальных частных фирм, предлагающих мигрантам свои услуги по трудоустройству в определенных городах или поселках. Нельзя сбрасывать со счетов стремление части мигрантов попасть в России в среду единоверцев. Наконец, с выбором места работы и временного проживания могли быстро определяться те, в первую очередь нелегальные трудовые мигранты, кто регулярно приезжал в РФ на уборку урожая или же строительные работы в летнее время, ориентируясь на конкретный спрос, предъявляемый частными фирмами, государственными предприятиями и организациями, а также физическими лицами.

Следует учитывать также некоторые характерные особенности расселения мигрантов. Среди них можно выделить представителей этносов, более склонных к дисперсному расселению (украинцы, белорусы, молдаване, прибалты), и этносов, тяготеющих к поселению компактными группами (грузины, армяне, выходцы из северокавказских республик, Азербайджана, а также представителей титульных народов Центральной и Средней Азии). В реальной жизни эти особенности играли немаловажную роль, поскольку в первом случае образовывались (в форме общин и разного рода ассоциаций) диаспоры, близкие к их классическому варианту, не таившему в себе каких-либо негативных последствий. Такого рода диаспоры ориентированы обычно на удовлетворение национально-культурных потребностей этнических мигрантов - сохранение их идентичности, языка и культуры в процессе интеграции в принимающее общество, а также на создание соответствующих организационных форм своего существования и осуществление социальной защиты своих членов (25, с. 47-48).

Во втором случае - в варианте с компактным поселением -поведение диаспор может быть существенно иным. На первый

план могут выходить такие не свойственные классической диаспоре мотивы поведения, как активное лоббирование экономических и политических интересов данного этнического меньшинства, требование обязательного участия в органах местного самоуправления, создания собственных политических партий и т.п. Более того, из российской практики известны случаи, когда только что возникшие диаспоры сразу же начинали требовать создания национально-территориальных образований. Подобные требования выдвигают, например, диаспоры курдов, поселившихся в Краснодарском крае. Образования Шапсугского национального района в Лазаревском районе г. Сочи и в Туапсинском районе этого края потребовали переселившиеся туда из Адыгеи шапсуги и адыги, хотя их численность в населении этих районов не превышала 7% (8, с. 159).

Конечно, в данном случае мог сыграть свою роль обычный прецедент: стоило властям края пойти под давлением мощной армянской диаспоры на создание в Туапсинском районе края национально-культурной армянской автономии, как последовали упомянутые выше требования со стороны курдов, шапсугов и адыгов. И все же скорее всего на подобное поведение диаспор влияют связанные с рыночными отношениями сугубо материальные интересы, а не простое желание громко заявить о себе. Основываясь на материалах исследования, выполненного А. Дмитриевым и Н. Слепцовым, можно сделать вывод, что в ЮФО развернулась самая настоящая борьба за недвижимость, в особенности за земельные угодья, за доминирование на продовольственных рынках и в целом в торговле, а также в сфере услуг. Процессами «этнизации» здесь охвачены все наиболее доходные сферы экономики (8, с. 153).

Как свидетельствует международный опыт, в частности США, подобное развитие событий может говорить о наметившемся в России процессе строительства так называемых вертикальных этнопирамид - создания на этнической основе замкнутых социально-экономических структур, фактически обеспечивающих своим членам полный жизненный цикл. В определенных условиях (а в США этому способствует предельно либерализованный экономический режим) - при наличии высокой организованности и финансовых средств этнические группы могут создавать такие структуры, в которые входит буквально все: коммерческие корпорации и фирмы любого профиля, адвокатские конторы, собственные теле-

каналы и печатные издания; родильные дома, детские сады, школы и колледжи, нередко даже частные университеты; больницы, церкви и кладбища. «Это особый полузамкнутый мир, где все говорят на одном - не английском - языке и придерживаются одной культурной и бытовой традиции - тоже не американской. Структура, охватывающая жизнь человека сверху донизу и от рождения до смерти» (12, с. 5).

Хозяйственное функционирование и общая жизнедеятельность таких сообществ в США обеспечиваются тем, что этнопира-миды «имеют своих представителей во властных структурах - от местных органов власти и законодательных собраний штатов - до конгресса». Действуя строго в рамках американских законов, представители подобных этнических предпринимательских группировок обеспечивают пирамидам необходимое правовое прикрытие даже тогда, когда их деятельность вызывает определенные подозрения. По мнению И. Лохвица, к началу XXI в. этнопирамиды уже существовали в Москве. «Азербайджанский рыночный капитал, чеченские банковские структуры и связанные с ними общины - только самые заметные образования, схожие с теми, что сложились в США. В тенденции они будут трансформироваться в сторону образования настоящих закрытых анклавов вертикального типа» (12, с. 5).

Свидетельств обоснованности подобного вывода и развития событий именно в таком направлении становится все больше. Так, в статье А. Седлова, посвященной анализу условий использования в России иностранной рабочей силы, отмечается, что иммигранты «вовлечены в процессы монополизации целых отраслей сферы услуг» (23, с. 127). В подборке материалов по поводу перспектив превращения Москвы в «плавильный котел» для иммигрантов, говорящих на десятках языков, утверждается, что все подмосковные овощные базы контролируются азербайджанской диаспорой, «интересы которой лоббируются на высоком уровне. Результат: на базах практически не осталось русских работников» (16, с. 17).

Примером формирования этнопирамид может служить эволюция армянской диаспоры в Краснодарском крае. Эта диаспора отличается от других, более чем 120 существующих здесь диаспор не только своими размерами (около 600 тыс. человек в 2000 г.), но и высоким уровнем корпоративности, протекционизмом для «своих», агрессивной манерой ведения бизнеса, стремлением лоббиро-

вать свои интересы, особенно в области земельной собственности, торговли и производства. К тому же она включает в свой состав около 40 общественно-политических объединений, по сути дела выполняющих функции политических организаций. При лоббировании интересов диаспоры используется подкуп должностных лиц. Показателем ее реальной силы и влияния, а также дальнейших намерений может служить выдвижение в 2004 г. на пост главы администрации Краснодарского края председателя Ассоциации армянских общественных организаций Кубани (8, с. 146).

Важным условием деятельности этнопирамид является их причастность к денежным потокам, поскольку только такие пирамиды имеют шансы на успех. Судя по перечням сфер деятельности, в которые вовлечены диаспоры, обосновавшиеся в Москве, четыре из них, а именно азербайджанская, чеченская, грузинская и армянская, обязательно имеют отношение к денежным потокам и финансовым институтам. По оценкам экспертов (Л. Григорьев), совокупный капитал азербайджанской диаспоры России распределяется следующим образом: 40% сконцентрировано в теневой экономике, 20 - в торговле, примерно 12 - в пищевой и нефтедобывающей промышленности и около 25% - непосредственно в банковской сфере. В Москве азербайджанцы контролируют почти все мелкооптовые рынки и, как отмечалось, обслуживающую эти рынки инфраструктуру. В их руках сосредоточена часть ведущейся в городе наркоторговли. Чеченцам принадлежит часть банковского, гостиничного и игорного бизнеса, а также часть сети бензоколонок и предприятий общественного питания. Грузинская диаспора контролирует банки, грузоперевозки и предприятия общественного питания; армянская - финансовые и медицинские услуги и сеть бензоколонок (24, с.12).

По меньшей мере в двух из них, а именно в грузинской и азербайджанской, этап первоначального накопления капитала мог быть пройден задолго до распада СССР. Так, грузины в советское время получали более высокую заработную плату, чем в целом по Союзу; азербайджанцы в условиях горбачевской перестройки и возникновения кооперативов быстро монополизировали высокорентабельную торговлю цветами. По оценкам экспертов Международного валютного фонда, обе республики заметно опережали Российскую Федерацию также по степени развития теневой эконо-

мики: в среднем в 1989-1990 гг. удельный вес теневой экономики в валовом внутреннем продукте Азербайджана составлял 21,9%, Грузии - 24,9 против 14,7% в Российской Федерации (26, с. 10).

В свою очередь, армяне могли опереться на финансовую поддержку со стороны богатых армянских общин США, Франции и других стран, тогда как финансовые средства в руках чеченцев могли накапливаться благодаря финансовым аферам типа известной операции с «чеченскими авизо».

Вторым важным условием развития и функционирования этнопирамид является постоянный приток нужных работников той же национальности, поскольку «чужаки» из местного или пришлого населения других национальностей внутрь таких этнических анклавов, естественно, не попадают. Нижние этажи таких пирамид, занимаемые собственно «рабочим классом», целесообразнее всего - особенно когда речь идет о контрафактном производстве - заполнять именно нелегалами: по ночам они работают, а днем спят, не мозоля глаза милиции и разного рода инспекторам. Этнический сектор теневой экономики поэтому предъявляет на труд нелегалов постоянный спрос и нуждается в их притоке. Тех же притягивает к этнопирамидам однородная национальная и языковая среда, возможность быстро найти работу, использовать родственные связи и связи диаспор с местными органами власти в случае необходимости получения юридической защиты и т.п. Понятно, что те территории, на которых размещаются диаспоры и функционируют этнопирамиды, становятся местами притяжения все новых мигрантов тех же национальностей, удельный вес которых в составе местного населения в результате может постепенно возрастать.

Неудивительно, что население большинства регионов России, воспринимая иммигрантов как «чужаков», видит в них прежде всего «представителей экономического сообщества, организованного по этническому принципу ("мафии"), плотно заполнивших ряд жизненно важных ниш и вытесняющих представителей коренного населения на обочину жизни» (8, с. 72). Так, угроза вытеснения уже стала явью в Краснодарском крае, население которого за десять лет (1989-1999) увеличилось более чем на 1 млн. человек, а каждым пятым жителем края оказался мигрант (8, с. 105). Это означает, что за весьма непродолжительный период времени здесь на отдельных территориях может быть превзойдено пороговое значе-

ние в 17% иммигрантов от всего населения, за которым, как полагают специалисты Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного планирования РАН, возникают конфликтные ситуации (16, с. 17). В результате резкого нарушения исторически сложившегося этнодемографического баланса кон-фликтогенность во взаимоотношениях этносов в крае заметно усилилась. А. Дмитриев и Н. Слепцов отмечают «частые всплески напряженности», особенно в районах расселения турок-месхетинцев. Аналогичные проблемы появились в Ростовской области (в местах расселения чеченцев и турок-месхетинцев), в Республике Адыгея (район расселения курдов), в Ставропольском крае, а также в Астраханской и Волгоградской областях. В итоге Южный федеральный округ превратился в наименее стабильный регион Российской Федерации, откуда стало уходить русское - как старожильческое, так и прибывшее из стран СНГ и республик Северного Кавказа -население. В подобной ситуации проблематичным становится приезд в ЮФО русских и русскоязычных граждан из других регионов РФ. В особенности это касается молодых специалистов, что будет препятствовать модернизации промышленности и сельского хозяйства округа, усиливать их «архаизацию» (8, с. 105-109).

Кроме того, ситуацию в округе серьезно осложняет начавшаяся в связи с массовым переселением сюда представителей мусульманских народов исламизация региона. В результате русские и представители других немусульманских народов как бы выводятся по другую сторону «цивилизационного разлома», под вопрос ставятся «действующие правовые нормы и ценности политической культуры». Фактически перечеркивается все то, что было сделано для приобщения кавказских народов и народностей к современной европейской цивилизации.

Третья - и едва ли не ключевая - причина возникновения и развития этнопирамид заключается в коррумпированности органов государственной власти разных уровней. Как без обиняков пишут А. Дмитриев и Н. Слепцов, в ЮФО «за взятки обеспечивается прикрытие для предпринимательских структур, создаваемых незаконными мигрантами, решаются вопросы их натурализации» (8, с. 113, 194). В свою очередь, коррумпированность иммиграционной сферы теснейшим образом связана с тем, что эта важнейшая для национальной безопасности страны сфера функционирования

государства до сих пор не обеспечена адекватным ее значимости законодательством.

Миграционная политика: амплитуда колебаний

Выше уже отмечалось, что на первых порах, не имея соответствующего законодательства, иммиграцию в Россию стремились либо не замечать, либо, как это было на Ставрополье, просто «пережить» в надежде на то, что, оставшись без поддержки, мигранты сами по себе уедут «куда-нибудь подальше». Как отмечает Т. Регент, первый руководитель Федеральной миграционной службы РФ (1992-1999), подобные настроения были распространены практически повсеместно на всем пространстве распавшегося союзного государства: «Не признавались не только беженцы из собственных, вновь возникших государств, но и само явление миграции» (18, с. 3).

Тем не менее что-то нужно было срочно делать, и среди первых шагов Федеральной миграционной службы (ФМС) следует отметить:

- разработку в 1991-1993 гг. исходной правовой базы для регулирования потоков миграции, сформированной в виде одновременно принятых 19 февраля 1993 г. законов «О беженцах» и «О временных переселенцах», в результате чего для данных категорий мигрантов открылась возможность получения российского гражданства;

- закладку основ международного сотрудничества в области миграции между странами СНГ - Балтии и Россией в виде двусторонних соглашений, позволивших начать решение таких жизненно важных для мигрантов вопросов, как компенсация материальных потерь при выезде в РФ; первое из таких соглашений о русских переселенцах, подписанное с Туркменией, позволило решить в их пользу вопросы приватизации жилья; в итоге в Россию перестали приезжать люди, потерявшие абсолютно все - и жилье, и средства к существованию; аналогичные соглашения были затем подписаны с Латвией и Эстонией, а в дальнейшем с Грузией, Таджикистаном и Киргизией;

- создание механизма приема и временного размещения вынужденных мигрантов, а также обустройство необходимых (за несколько лет около 100) пунктов их первичного приема и центров

временного размещения, благодаря чему внешняя миграция стала постепенно превращаться из стихийного бегства в упорядоченный цивилизованный процесс;

- формирование сети региональных миграционных служб в 87 субъектах Федерации;

- принятие ставшей ежегодной Федеральной миграционной программы, под которую было открыто финансирование компенсационных выплат лицам, потерявшим имущество, а также жилищного строительства для наименее защищенных категорий мигрантов;

- начало разработки в 1999 г. в соответствии с указом Президента РФ от 9 августа 1994 г. закона о миграции в РФ, который мог бы обеспечить государственный контроль за всеми категориями иностранных граждан и лиц без гражданства, въезжающих на территорию РФ, установить единую систему регулирования и ее основные функции, определить перечень органов государственной власти, участвующих в регулировании иммиграционных процессов, и их компетенцию; однако, как и ряд других законодательных инициатив, закон не был принят и миграционные процессы в целом продолжали регулировать с помощью законов и подзаконных актов, касавшихся отдельных категорий мигрантов и отдельных компонентов миграционного процесса. В конечном счете это затрудняло проведение миграционной политики как согласованной во всех ее частях подлинно переселенческой политики и давало основание говорить о ее незавершенности или даже отсутствии.

В начальный период своей деятельности ФМС активно поддержала идею строительства для вынужденных переселенцев компактных поселений. «Большинство мигрантов первой волны, - замечает по этому поводу Л. Графова, инициатор создания ряда общественных организаций в защиту прав мигрантов, председатель «Форума переселенческих организаций», - были одержимы мечтой воссоздать в России потерянный ими образ жизни путем строительства компактных поселений» (4, с. 160). В итоге ФМС добилась включения в Закон о вынужденных переселенцах положения (ст. 7, п. 5) о содействии мигрантам этой категории со стороны официальных властей всех уровней «в организации компактных поселений на территории Российской Федерации, в строительстве

жилья, создании инженерной, социальной инфраструктуры и рабочих мест в местах компактного проживания» (25, с. 376).

Как отмечает Т. Регент, включение данного пункта в закон вызвало немало опасений, но в конце концов руководству ФМС удалось убедить вышестоящие инстанции в том, что Россия получает из стран СНГ и Балтии высококвалифицированных, трудолюбивых людей, нацеленных на самостоятельное обустройство, и что для России это настоящее благо. На первых порах было решено создать 56 таких поселений, и эта идея стала доминирующей при разработке первой Федеральной миграционной программы (18, с. 3).

Непродолжительное время спустя стало очевидно, что в российских условиях эта идея плохо реализуема. С одной стороны, сталкиваясь с начинаниями подобного рода (вспомним знаменитые шесть соток), власти на местах обычно стремятся выделить под застройку леса и болота - неудоби. С другой - к ним необходимо было бы тянуть газо- и водопроводы, плюс обустраивать необходимую социальную инфраструктуру, в которой нуждались эти энтузиасты, в массе своей люди, привыкшие к городской жизни. Такого рода строительство - да еще в местах, где ничего подобного не было у местных жителей, - в большинстве случаев было обречено. В итоге «десятки больших и малых компактных поселений... так и застыли на уровне фундаментов, а большинство переселенцев-строителей разъехались куда глаза глядят, и только самые беспомощные остались жить на "своей" земле в истлевающих вагончиках и сараях» (4, с. 160-161). Таких удачных начинаний, как переселенческая община «Хоко» в г. Борисоглебске Воронежской области, было, по мнению Л. Графовой, совсем немного (4, с. 160-161).

Еще более конфликтная ситуация могла возникать в тех случаях, когда она развивалась не по линии «мигранты - органы власти», а по линии «мигранты - резиденты», когда мигранты - главным образом этнические беженцы - появлялись в тех местах, где их присутствие было совершенно необязательно, но где для их расселения имелись готовое жилье и соответствующие инженерная и социальная инфраструктура.

Так случилось, например, в поселке Востряково на одной из окраин Москвы, где были компактно поселены армяне, азербайджанцы, таджики и мигранты других национальностей. Последствия этого шага были самыми негативными, резко снизив порог

безопасности и комфортного проживания для местного, преимущественно русского населения. Но не только в этом отношении: для национальных диаспор это был прецедент для поддержки аналогичных «компактных поселений», если даже последние возникали на стихийной основе.

Миграционная политика России, первоначально выстраивавшаяся вокруг идеи прав человека, уже с середины 1990-х годов начинает претерпевать определенные изменения. Все-таки ФМС не располагала аппаратом, способным хоть как-то отслеживать весь поток мигрантов, более или менее тщательно контролировать даже состав легальных мигрантов, в числе которых могли находиться представители активно мигрировавшей в РФ организованной преступности из ближнего зарубежья, а после начала военных действий в Чечне - еще и террористы из стран дальнего зарубежья. ФМС не могла - и это не было ее функцией - поддерживать общественный порядок, если его нарушали выходцы из-за рубежа. Иначе говоря, предотвращать угрозы национальной безопасности такая служба не могла.

Вместе с тем миграционная политика РФ не могла не подвергаться влиянию таких факторов, как: чисто рыночный спрос на максимально дешевую рабочую силу и лоббирование интересов крупного бизнеса (особенно строительного комплекса) в органах законодательной власти; кризисные явления в странах СНГ, выталкивавшие в Россию массы трудовых мигрантов; возможное превращение иммиграции в предмет политического торга между странами СНГ (получающими солидные прибавки к государственному бюджету за счет денежных переводов гастарбайтеров и одновременно решающих проблему массовой безработицы) и Россией, вынужденной вводить меры по ограничению иммиграции; осознание чиновничеством, особенно имеющим дело с мигрантами «на местах», что ему, образно говоря, совсем необязательно ехать за золотом на Бодайбо; усилившиеся колебания в вопросе сохранения или не сохранения в странах «ближнего зарубежья» диаспор этнических русских и в целом русскоязычного населения в качестве инструментов российского влияния; появление и деятельность «этнических лобби».

В итоге напрашивается достаточно очевидный вывод: как только в потоках мигрантов стали преобладать трудовые мигран-

ты, особенно нелегалы из стран СНГ, ФМС с ее изначальной ориентацией на вынужденных переселенцев и беженцев, стала отходить на второй план, утрачивая ведущую роль в формировании миграционной политики. Теперь часть ее функций передавалась МВД РФ, и этот процесс закончился тем, что в 2004 г. ФМС была окончательно реформирована в федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий преимущественно контрольно-надзорные функции в сфере миграции и подведомственный МВД РФ, хотя служба и сохранила роль координатора миграционных программ. Любопытно, что, как только ФМС стала частью милицейского ведомства, ее функции стали вновь расширяться.

Передача контроля над миграционными потоками от гражданской службы силовому ведомству привела к ужесточению законодательства. Поскольку ситуация в странах СНГ к этому времени стабилизировалась, лица, подававшие заявления о регистрации их в качестве вынужденных переселенцев или беженцев, не могли больше, с точки зрения буквы закона, ссылаться на обоснованные факты преследований по признаку расы, вероисповедания, гражданства и т.п. То, что они не по своей воле оказались в теперь уже чужих странах, испытывая от этого нередко сильнейший дискомфорт, законами о беженцах и вынужденных переселенцах во внимание, естественно, не принималось. В результате отказов в первичной регистрации, а также исключения из данных категорий мигрантов тех лиц, кто уже был легализован в России, но по каким-либо причинам не прошел обязательную ежегодную перерегистрацию, общая численность вновь принятых временных мигрантов была заметно сокращена. Одновременно происходило свертывание ряда прежних инициатив ФМС (таких, например, как Федеральная миграционная программа на 2000-2004 гг., ликвидированная в июне 2001 г.). Это по существу означало прекращение финансирования переселенческих проектов. Было резко сокращено количество отделений региональных миграционных служб.

Однако главные усилия были направлены на «упорядочение», а по сути дела, на ужесточение законодательства. Важными документами в этом отношении стали закон «О гражданстве Российской Федерации» и в особенности закон «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации». Оба закона были приняты в 2002 г. и оба не оправдали возлагавшихся на них

мигрантами надежд. В первом случае ожидалась амнистия, в результате которой, по оценкам экспертов, Россия могла сразу получить от 3 млн. до 5 млн., а возможно, и больше граждан, которым не требовалось бы много времени на адаптацию и начало полноценной работы на общество, не говоря уже о вкладе в решение проблем демографии. Более того, закон не давал никаких гарантий, что впредь ходатайства лиц, имеющих советское гражданство, о предоставлении российского гражданства будут удовлетворяться без дополнительных бюрократических процедур.

Что касается второго закона, концепция которого сводилась к борьбе с нелегальной миграцией и к усилению контроля органов внутренних дел над въездом и пребыванием иностранных граждан на территории России, парадокс заключался в том, что, не делая, по сути, никаких различий между гражданами бывшего СССР и дальнего зарубежья (25, с. 53), закон создал правовую коллизию, когда ожидавших легализации вынужденных переселенцев стало возможным рассматривать как иностранцев, въехавших в Россию на не соответствующих данному закону основаниях. Хотя к этому времени было хорошо известно, что для того, чтобы обрести официальный статус гражданина РФ, вынужденным переселенцам надо было из-за разного рода бюрократических препон потратить около восьми лет, и что из въехавших в РФ в 1992-2002 гг. 8,6 млн. человек только 1,6 млн. человек получили к этому времени официальный статус вынужденного переселенца или беженца, миллионы этих лиц «неожиданно оказались нелегалами» (3, с. 26). По оценке Л. Графовой, таких «новых искусственных нелегалов» насчитывалось около 5 млн. человек (4, с. 169).

В принципе - и тут нельзя не согласиться с С. Ганнушкиной, известным правозащитником, членом Совета по совершенствованию институтов гражданского общества при президенте РФ, - в таком виде данный закон «был абсолютно неисполним». Действительно, трудно себе представить масштабную депортацию миллионов находившихся в стране, причем зарегистрированных при въезде переселенцев (не говоря уже о реакции мирового сообщества), если бы в соответствии с буквой данного закона их на самом деле признали нелегалами. К счастью, разум возобладал, и МВД РФ вынужден был заняться поиском реальных нелегалов. Тем не менее на судьбе вынужденных мигрантов все это сказалось самым небла-

гоприятным образом. По мнению Л. Графовой, каждый наш соотечественник на пути к гражданству РФ попадал в итоге «в такую густую и липкую паутину запретов и тайных инструкций, что выпутаться из нее можно [было] только путем взятки». Трагедия мигрантов, делает вывод Л. Графова, «стала доходным бизнесом и для милиции, и для полчищ посредников, и для бурно нарождающихся якобы общественных организаций, которые, ничего не успев сделать, устраивают пышные себяпрезентации в дорогих отелях» (5, с. 10). «Новые законы, - констатирует Л. Графова в другой статье, - установили настолько сложную, будто нарочно запутанную процедуру легализации, что получить регистрацию, а тем более российское гражданство честным путем стало практически невозможно. Зато купить - пожалуйста» (4, с. 170).

Что касается трудовых мигрантов, закон имел для них такие последствия, как необходимость предоставления множества разного рода справок, включая медицинские; надо было доказать наличие источника дохода, предоставить сведения о количестве денежных средств на личном счету и т.п. Пока мигрант, отмечает С. Ганнушкина, «занимался получением одной бумажки, другая устаревала, а время между тем шло, срок на пребывание в РФ истекал». В этом отношении закон оказался также весьма «взяткоем-ким» (3, с. 26).

В то же время создавались вполне комфортные условия для «борьбы» с нелегальной иммиграцией: достаточно было получить от какого-нибудь работодателя сигнал о том, что у него «завелись нелегалы», как последних тут же «вылавливал» милицейский патруль. С. Ганнушкина утверждает, что это стало широко распространенной практикой: «Нам известно множество случаев, когда работодатели, не желая расплачиваться с рабочими, сообщали в милицию, что-де у них живут нелегалы» (3, с. 26).

Неудивительно, что названные законы вызвали бурные протесты со стороны правозащитных и переселенческих организаций. Состоявшийся 20-21 июня 2002 г. Всероссийский чрезвычайный съезд в защиту мигрантов отметил, что изменившийся порядок легализации привел к резкому сокращению потока соотечественников из стран СНГ, поскольку перед ними был фактически опущен «железный занавес». По мнению делегатов съезда, наметившееся сворачивание миграции представляло собой серьезную угрозу на-

циональной безопасности страны. Съезд потребовал от президента РФ ускорить разработку и принятие Концепции государственной миграционной политики, в которой были бы четко разграничены и обоснованы три самостоятельных направления: 1) прием беженцев, вынужденных переселенцев и перемещенных лиц - коренных граждан России; 2) привлечение в страну трудовых ресурсов; 3) пресечение нелегальной миграции. Кроме того, президенту РФ предлагалось издать Указ об иммиграционной амнистии, позволяющей легализоваться людям, прожившим в России не менее трех лет и не совершившим уголовных преступлений. Срок пребывания до легализации для бывших граждан СССР вообще предлагалось сократить до одного года (8, с. 196-200).

Следует отметить, что этот решительный демарш возымел свое действие. Если раньше поправки к законам о миграции готовились и принимались на протяжении многих лет, то теперь Госдума уже в 2003 г. (17 октября) сразу в трех чтениях приняла поправки в Закон о гражданстве, предложенный лично президентом РФ, благодаря чему потенциальным переселенцам из числа соотечественников больше не нужно было ждать получения гражданства в течение пяти лет, указывать источник получения дохода и подтверждать знание русского языка. Одновременно стало возможным получение гражданства по еще более упрощенной схеме (по истечении одного года) для русских и русскоязычных специалистов высокой квалификации, а также для лиц из числа титульных наций стран СНГ и Балтии, получивших высшее и среднее образование в России.

Заметной либерализации подвергся в июле 2006 г. закон «О правовом положении иностранных граждан в РФ»: теперь от въехавшего в РФ иностранца из страны ближнего зарубежья, независимо от наличия или отсутствия визового режима, требуется всего лишь подать документы для получения разрешения на временное проживание, при этом регистрация въехавшего будет продлеваться до тех пор, пока такое разрешение не будет получено. Не нужно, как раньше, подавать все требующиеся для легализации документы одновременно: для начала достаточно удостоверения личности, заявления, миграционной карты и справки об уплате налога, а уже затем собираются медицинские справки. Спустя год нужно сообщить о получении индивидуального нало-

гового номера (ИНН). Снято требование о предоставлении сведений о сумме денежных средств на личном счету. Не нужно каждый год проходить перерегистрацию.

Существенная особенность предпринятой либерализации заключается в переходе от разрешительной к уведомительной системе регистрации мигрантов, что сделано в расчете на решение сразу нескольких задач. Во-первых, вводятся цивилизованные нормы приема русских и русскоязычных репатриантов не только из стран ближнего, но и, в особенности, из дальнего зарубежья по официальной программе добровольного переселения соотечественников, вступившей в силу с 2006 г. Во-вторых, создаются условия для такого регулирования общего потока трудовых мигрантов, когда становится возможным: 1) выделить специалистов высшей и средней квалификации, необходимых в качестве постоянного трудового ресурса для отраслей народного хозяйства, испытывающих реальный дефицит квалифицированной рабочей силы; 2) отделить малоквалифицированных трудовых мигрантов, «оседание» которых на постоянное жительство, особенно на незаконных основаниях, является отныне нежелательным. В отношении них должен действовать сформулированный К. Ромодановским принцип: «Поработал, заработал, живи дома» (19, с. 8).

Дополненная системой высоких штрафов (до 800 тыс. рублей за каждого незаконно нанятого работника), а также общефедеральной информационной системой, построенной по принципу адресного бюро, в котором собираются сведения о мигрантах, поступающие как от органов регистрации, так и от работодателей, подтверждающих факт приема на работу официально зарегистрированных мигрантов, уведомительная система регистрации мигрантов должна, по замыслу ее создателей, вывести миграцию из тени, дать возможность учитывать количество нелегальных мигрантов, планировать объемы и направления их потоков, разгрузить перенаселенные мигрантами регионы и защитить право собственного населения на труд (19, с. 8). Одновременно делается расчет на то, чтобы с помощью уведомительной системы регистрации, а также специально создаваемой контрольной структуры подорвать основу функционирования прибыльного теневого рынка изготовления фальшивых документов.

Произошедшую кардинальную смену политики в отношении мигрантов из ближнего зарубежья, перед которыми еще недавно воздвигались труднопреодолимые барьеры, вряд ли можно объяснить одной только настойчивостью правозащитных и переселенческих организаций. Скорее, под давлением все более сильного потока нелегальной миграции пришло осознание того факта, что причиной его разрастания как раз и стало ужесточение условий легального въезда. Не менее важно, что это ужесточение тут же «аукнулось» России в том отношении, что в нее сократился приток репатриантов, предпочитавших теперь либо не трогаться с места (тем более что начавшийся в большинстве стран СНГ экономический подъем гарантировал им занятость), либо уезжать на Запад, в страны Европейского союза, в восточной части которого вследствие массовой миграции трудовых ресурсов из Польши, Венгрии и других стран региона появились свободные рабочие места. У Ж. Зайончковской можно встретить оценку численности уехавших в последние годы из стран СНГ на Запад этнических русских в 1 млн. человек (9, с. 34). Русские из числа вынужденных переселенцев, те, кто сумел выжить в России и кто имел возможность уехать, также стали либо возвращаться к брошенным очагам в ближнем зарубежье, либо уезжать на Запад. Эти факты зафиксированы в резолюции упоминавшегося Чрезвычайного съезда в защиту мигрантов (2002): «Начался и продолжается нарастающими темпами процесс переориентации на выезд в западные страны не только потенциальных мигрантов, но и уже состоявшихся, находящихся на российской территории» (8, с. 196).

Одновременно русских и русскоязычных мигрантов все энергичнее замещали мигранты, представляющие титульные нации стран ближнего зарубежья. Получил развитие процесс, который ранее дал о себе знать в Западной Европе и который сводился к демпингу более дешевой, чем в Европе, рабочей силы. Этот демпинг не играл заметной роли до тех пор, пока иностранные работники заполняли те ниши рынка труда, в которых не желали трудиться европейцы. Но как только готовность мигрантов трудиться за меньшую плату стала массово использоваться работодателями тех отраслей, в которых продолжали трудиться коренные жители, в качестве средства снижения среднеотраслевой заработной платы специалистов определенной квалификации, это стало причиной

появления дополнительных факторов возникновения безработицы среди европейцев. Возможность платить мигрантам меньше, чем указано в платежной ведомости, послужила мощным стимулом к тому, чтобы брать на работу именно мигрантов, а не своих соотечественников. К этому следует добавить фактор теневой занятости, систематически толкающий вниз ставки заработной платы нелегальных мигрантов, что по цепочкам производственных отраслевых и межотраслевых связей передается наверх в качестве негативного импульса, влияющего на общую ситуацию на рынке труда, а также на баланс спроса и предложения рабочей силы.

Помимо увеличения числа факторов, ведущих к безработице среди коренного населения, массовая иммиграция в Западной Европе, а теперь и в России, имела своим результатом также такие негативные последствия, как падение интереса молодежи принимающих стран к получению профессионального образования и последующей занятости в отраслях со снижающимися среднеотраслевыми уровнями оплаты труда. Иначе говоря, «импорт кадров» разрушает национальные системы профессиональной подготовки, особенно по специальностям тех отраслей народного хозяйства, в которых доля мигрантов особенно высока. Важное значение приобретает соотношение между легальными и нелегальными иммигрантами, особенно занятыми в теневом секторе: чем их больше, тем больше потери для государственного бюджета. Это особенно типично для России, где работодатели нередко официально регистрируют всего лишь 15-20% реально занятых у них работников и платят с них налоги, тогда как с остальных 80-85% государство не получает ничего.

Согласно оценкам Федеральной налоговой и Федеральной миграционной служб, из-за недоборов в виде пошлин и налогов с работ, выполненных нелегальными иммигрантами, государственный бюджет РФ ежегодно недополучает порядка 200 млрд. руб., что сопоставимо с затратами государства на социальную сферу. Экономика РФ несет существенные потери также по той причине, что значительная часть заработков мигрантов расходуется не внутри страны, а выводится за ее пределы, что не способствует росту потребления и экономическому росту в России. Например, из заработанных в Москве гражданами стран СНГ денег в середине 2000-х годов ежемесячно каждым из них отправлялось домой: азер-

байджанцем - 167 долл.; молдаванином - 144; армянином - 126; украинцем - 118; грузином - 91; узбеком - 82; киргизом - 61, таджиком - 56 долл. США (1, с. 20-21). В целом по РФ не самая, например, многочисленная киргизская диаспора только за десять месяцев 2006 г. отправила домой 700 млн. долл. В том же году таджики вывезли или переслали в республику более 1 млрд. долл., что равнялось двум годовым бюджетам этой страны. Только по банковским каналам молдаванами в 2006 г. было отправлено на родину 522 млн. долл. До 3 млрд. долл. (два годовых бюджета Азербайджана) ежегодно выводят из России азербайджанцы. По имеющимся оценкам, в 2006 г. в целом иммигрантами было вывезено из РФ 3 млрд. долл. в виде денежных переводов и более 10 млрд. долл. наличными. В общем итоге за рубеж уходит 70% заработанных ими в России денег (6, с. 4).

Таким образом, становится все более очевидным, что миграционная политика Российской Федерации, прошедшая в своем развитии два завершившихся этапа и вступившая в настоящее время в третий и, по всей видимости, наиболее сложный этап своего развития, остро нуждается в прочном и рациональном законодательном фундаменте, в адекватных административных и организационно-политических мерах, которые позволили бы минимизировать угрозы национальной безопасности России, исходящие от массовой, в первую очередь нелегальной, иммиграции.

Судя по тем рекомендациям, которые выдвигаются научной общественностью и политической элитой, новая модель миграционной политики должна сочетать в себе либеральные и консервативные подходы, т.е. в чем-то стать более мягкой, в чем-то более жесткой. Характерной чертой вносимых на этот счет предложений является то, что значительно больше внимания, чем раньше (когда в ходу была элементарная идеология «держать и не пущать»), уделяется тем аспектам внешней миграции, которые наиболее тесно соприкасаются именно с национальной безопасностью.

Так, по мнению С. Метелева, директора Омского филиала Российского государственного торгово-экономического университета, модель новой иммиграционной политики должна предусматривать не просто дальнейшее совершенствование имеющейся национальной правовой базы, но и принятие миграционного кодекса РФ (видимо, эквивалента все еще отсутствующего общего закона о

миграции. - Авт.); обязательное введение визового режима со всеми без исключения странами СНГ и подписания с ними новых соглашений о трудовой миграции; введение приоритетного права граждан РФ на занятие рабочих мест; применение жестких санкций к организациям, причастным к ввозу нелегальных мигрантов; усиление ответственности предпринимателей за использование нелегальной рабочей силы, а иностранных граждан - за нелегальное пребывание в стране; выработку стимулов к возвращению на родину ранее выехавших из нее мигрантов (15, с. 39).

Как считает Т. Малева, в качестве принимающей страны Россия, исходя, в первую очередь, из интересов собственной национальной безопасности, вправе решать, сколько и каких именно иммигрантов она готова принять в каждый данный момент и на более или менее отдаленную перспективу. Иначе говоря, Российская Федерация имеет право на такую протекционистскую политику, когда наряду с наблюдаемой ныне либерализацией условий допуска иммигрантов она определяет как количественный, так и качественный их состав, виды деятельности, которыми они могут заниматься, характер и степень их участия в формировании и функционировании зарубежных землячеств на своей территории.

При этом, учитывая характер стоящих перед Россией задач -геополитической, заключающейся в том, чтобы повысить численность населения, и экономической, смысл которой состоит в том, чтобы восполнить надвигающийся дефицит трудовых ресурсов, программа действий, ориентированная только на страны СНГ, явно недостаточна. Целесообразно попытаться также вернуть на родину тех соотечественников, кто недавно эмигрировал в дальнее зарубежье. «Ведь это самая высокообразованная часть общества и наш потенциальный миграционный ресурс. Эти люди, получив образование и профессиональный опыт за рубежом, могли бы восполнить дефицит на российском рынке труда и в количественном, и в качественном отношении. Сегодня у России есть выбор. Можно выстраивать стратегию для достижения высокой производительности труда при умеренно сокращающемся населении (выделено мною. - Авт.), и есть все основания относиться к такому сценарию без излишнего драматизма. Но для этого нужны серьезные структурные реформы. Альтернатива - продолжать оставаться сырьевой страной с высокой долей тяжелого и низкооплачиваемого труда.

Но тогда даже при растущей численности населения мы не справимся ни с экономическими, ни с геополитическими задачами. Все это говорит о том, что выход из демографического кризиса - это вопрос не количества, а качества» (14, с. 16).

На важность отхода от законодательства разрешительного типа обращает внимание А. Седлов, ведущий научный сотрудник Института экономики РАН. Масштабная нелегальная миграция в России объясняется им не только потребностью теневой экономики или же криминальными наклонностями мигрантов. В большинстве случае приезжие - добропорядочные граждане, направляющиеся в Россию в надежде улучшить свое материальное положение. В нелегалов их превращает российское законодательство, открывающее простор для коррупции на всех этапах «согласований и разрешений». В итоге сложилось положение, когда издержки, связанные с нелегальным пребыванием, оказываются для мигранта меньше издержек, связанных с оформлением легального пребывания и получением разрешения на работу. Поэтому возможность нелегального трудоустройства при легальном пребывании стала «настолько привлекательной, что легализация пребывания и работы (фальшивые миграционные карты, регистрация, разрешение на работу, медицинские трудовые книжки) превратилась в весьма прибыльный криминальный бизнес» (23, с. 124-125).

Вместе с тем А. Седлов и, как он считает, «большинство специалистов» выступают за выборочную и поэтапную либерализацию разрешительного права иностранных работников на труд, полагая, что слишком быстрый и не ограниченный определенными рамками отход от разрешительной системы может вызвать резкое увеличение миграционных потоков, так как многие потенциальные трудовые мигранты из стран СНГ справедливо опасаются тягот нелегального пребывания в РФ, но поедут туда в случае снятия ограничений. Интересно, что при этом А. Седлов не исключает возможности массовой легализации в виде амнистии, хотя из международного опыта известно, что амнистии нередко порождали новые волны массовой миграции. Важнее, однако, следующий вывод: в условиях, когда 50% рабочих мест, занимаемых иностранцами, уже находятся в зоне конкуренции с российскими работниками, а остальные мигранты в большинстве своем предпочитают подпитывать теневую экономику или вовлечены, как уже упоми-

налось, в процессы монополизации целых отраслей сферы услуг, «необходимость регулирования как масштабов, так и профессионально-квалификационного состава иностранцев, желающих работать в России, становится более чем очевидной» (23, с. 127).

В свою очередь, известные демографы Л. Рыбаковский и С. Рязанцев считают, что принципиально важной основой для формирования политики в области внешней трудовой миграции должно стать определение реальных потребностей в рабочей силе, основанное в первую очередь «на прагматических, экономических и геополитических интересах России, а отнюдь не на лозунгах и декларациях». Прежде чем определять политику в отношении иммигрантов, считают они, необходимо представлять реальные потребности народного хозяйства в трудовых ресурсах и непосредственно увязывать их с перспективами социально-экономического развития страны. Саму же программу или стратегию действий следует выстраивать в контексте общенациональной идеи, «под которой можно понимать безопасность и благополучие россиян, построение сильного и самостоятельного государства». Регулирование трудовой миграции должно быть тесно увязано с Концепцией демографического развития до 2015 г., в том числе с необходимостью обеспечения социокультурной и геополитической безопасности страны. Именно концепции, а не законы должны задавать правила игры - таков ход рассуждений указанных авторов (21, с. 58).

В принципе это правильная постановка вопроса. Однако ситуация с иммиграцией в настоящее время такова, что она требует принятия весьма конкретных и неотложных мер законодательного характера. В первую очередь речь идет о принятии закона о борьбе с коррупцией, который «маринуется» в Государственной думе уже более пятнадцати лет, и закона о миграции, история принятия которого тянется с апреля 2001 г. И тот и другой относятся к числу ключевых документов, без которых любые, даже самые совершенные концепции повисают в воздухе. Особенно велика потребность в законе, который позволял бы отслеживать тянущиеся снизу доверху по «вертикалям власти» и от ведомства и ведомству коррупционные связи, предусматривая процедуры, препятствующие возникновению коррупции в различных сферах деятельности, регламентировал бы порядок замещения должностей и пределы

компетенции должностных лиц, выход за которые автоматически означал бы действия, влекущие за собой неотвратимое наказание.

Ссылаясь на данные социологических опросов, известный политический обозреватель Вячеслав Костиков пишет о том, что в сознании подавляющего большинства населения коррупция воспринимается как «абсолютное зло», являющееся «главным препятствием на пути экономического развития России» (11, с. 8). Занимая второе место после Минздравсоцразвития, в число наиболее коррумпированных институтов государственной власти входит Министерство внутренних дел, структурным подразделением которого является Федеральная миграционная служба. Иными словами, закон о коррупции мог бы быть весьма полезен для наведения порядка в тех государственных службах, от которых прежде всего зависит порядок в регулировании количественного и качественного состава миграционных потоков и их территориальное распределение.

Вполне вероятно, что принятие такого закона дало бы основание для создания соответствующей антикоррупционной силовой структуры, которая усилила бы позиции государства в борьбе с этим злом. С другой стороны, желательно, чтобы в процессе выработки новой миграционной политики было поменьше таких масштабных экспериментов, как выделение многомиллионных квот на въезд в РФ с целью посмотреть, сколько въехавших в страну мигрантов реально «легализуется», официально оформив свои отношения с работодателями. В 2007 г. в России официально зарегистрировалось более 8 млн. мигрантов. Из них разрешения на работу получили 2 млн. 136 тыс. человек и еще у 400-500 тыс. человек разрешение перешло из предыдущего года. «Но если "официально" в нашей стране сейчас трудится около 2,5 млн. из 8 млн. прибывших в РФ, то невольно возникает вопрос: чем же заняты остальные?» (7).

Этот же вопрос волнует мэра г. Москвы Ю. Лужкова. Выступая с позиций защитника интересов «честного бизнеса» (конкуренцию которому составляют те, кто эксплуатирует труд нелегальных наемных работников, получая преимущество за счет заниженной оплаты труда), он пишет о том, что стремительный переход к «неоправданно ультралиберальной системе учета трудовой миграции», при которой мигрант учитывается не по месту жительства, а по месту пребывания - в бытовке на стройке, в павильоне на рынке - «создает в городе ненормальную ситуацию и на

рынке труда, и в сфере общественной безопасности». Количество нелегалов, как было неизвестным, так им и остается. Более того, остается неизвестным и точное число легально работающих. С начала 2007 г. миграционной службой г. Москвы было выдано более 500 тыс. разрешений на работу, но официально трудоустроились лишь 150 тыс. человек. «Спрашивается, где остальные 350 тыс. человек и чем они заняты? Нет ли тут взаимосвязи, например, с тем, что, по сводкам правоохранительных органов, 40% от общего числа раскрытых и расследованных преступлений совершаются в городе приезжими? Такая взаимосвязь достаточно очевидна любому москвичу» (13).

По мнению Ю. Лужкова, в области миграционной политики государство пошло на очередную масштабную реформу «с неясным содержанием и опасными последствиями». Решение создать «незамысловатую» уведомительную систему миграционного учета рассматривается им как «серьезнейшая ошибка». В серии статей, опубликованных в 2006-2007 гг., он излагает свои взгляды на то, какой именно должна быть «качественная миграционная политика» Российского государства. Не передавая полностью взглядов автора, поскольку в них тесно переплетаются общие концептуальные подходы и конкретно-практические задачи «текущего момента», отметим то главное, что, по мнению Ю. Лужкова, необходимо для выработки упомянутой выше качественной политики.

• В первую очередь, миграционная политика должна быть эффективной, и эта эффективность должна выражаться в том, чтобы массовый приток мигрантов не приводил к разрушению национального рынка труда и к подрыву социальной солидарности.

• У миграционной политики должен быть четкий и понятный экономический смысл. За ее рамками не могут оставаться вопросы социально-экономической политики, регулирования рынка труда и движения трудовых ресурсов внутри страны. Существует объективная потребность в определении спроса экономики в целом и отдельных ее отраслей на услуги мигрантов, соответствия их численности и профессионально-квалификационного состава, но существует и объективная необходимость соблюдения интересов российских работников, а также поддержки национальной системы профессионального образования и подготовки кадров. Без соблюдения соответствующего «баланса интересов» собственных

специалистов будет становиться все меньше, а зависимость от миграции возрастать.

• Миграционная политика не может устраняться от контроля и надзора, а также принуждения бизнеса (который Ю. Лужков характеризует как «распоясавшийся». - Авт.) к соблюдению закона. Пока что в этом отношении миграционная политика остается неэффективной. В число мер, повышающих эффективность, должны входить «внятные экономические стимулы для бизнеса, а также действенные механизмы его ответственности перед обществом». Под стимулами, в частности, подразумеваются: снижение размеров квот на привлечение иностранных работников; совершенствование процедур законного использования труда мигрантов и антидемпингового законодательства, касающегося рынка труда; возрождение системы профессионального образования и привлечение бизнеса в партнеры в этом деле.

• Следует кардинально изменить порядок квотирования. Существующая в настоящее время возможность привлечения бизнесом иностранных работников независимо от факта подачи или неподачи заявки приводит к тому, что заявки на рабочую силу подает не более чем десятая часть работодателей, и квоты, определяемые на основе такого объема заявок, вряд ли можно считать корректными. Подобная практика не создает для бизнеса никаких предпосылок к рационализации и планированию своей деятельности, совершенствованию поведения на рынке труда, к участию в подготовке собственных национальных кадров. Использование квот нужно обязательно сделать платным. «Бизнес есть бизнес - он хорошо понимает ситуацию, когда социальная ответственность выражается в рублях, а расчеты начинают показывать, что бездумное использование мигрантов может обернуться проигрышем». Средства же, поступающие от оплаты квот, следует направлять на поддержку профессионального образования и создание нормальных условий работы и жизни для мигрантов (13).

• Необходимо жестко, «огнем и мечом», искоренять нелегальщину, теневую занятость мигрантов, поскольку это ведет к усилению диспропорций на рынке труда. Легальный, честный бизнес в подобных условиях лишается конкурентных возможностей, а отечественных работников это ставит в условия своего рода

рэкета - либо искусственная безработица, либо согласие на менее выгодные условия труда.

• Наконец, нужно создавать достойные условия труда и жизни самим мигрантам, ввести режим наибольшего благоприятствования для мигрантов с определенными возрастными, образовательными, профессиональными и иными квалификационными характеристиками. Работодатели, как правило, предлагают мигрантам рабочие места с заниженной оплатой труда, уровень их социальной защищенности также невысок. Получая заработную плату, более низкую, чем в среднем по любой отрасли, мигранты мало что вносят в налоговую копилку государства. И когда их численность начинает расти, уровень заработной платы по отраслям или в целом по народному хозяйству начинает снижаться. Заработная плата мигрантов поэтому не может быть ниже среднеотраслевой, и соблюдение этого требования должно быть закреплено законом [законодательно вменено работодателям].

В качестве конкретных мер по реализации иммиграционной политики Ю. Лужков предлагает следующие восемь пунктов.

1. Миграция должна быть регулируемой. От заявительного принципа нужно перейти к организации миграции.

2. Организованный набор предполагает соответствие экономического запроса и количественного объема миграции, что обеспечивается системой квот, согласуемых между бизнесом и властью. Сверх выделенного объема ни одного мигранта больше не нужно. Государство должно жестко контролировать бизнес в этом отношении.

3. Разрешение на работу надо выдавать не мигранту, а работодателю на основе решения трехсторонней комиссии социального партнерства (государство, бизнес, профсоюзы). Это обеспечит эффективность механизма определения квот.

4. Квоты должны выделяться не только под потребности бизнеса, но и под гарантии с его стороны создания мигрантам нормальных условий пребывания - жилищные условия, прозрачные зарплаты и трудовые отношения, социальное и медицинское обслуживание.

5. Организованный набор рабочей силы должен основышаться на переданных регионам полномочиях на регулирование миграционных потоков через систему квотирования рабочих мест по от-

раслям экономики, через систему профессионального отбора либо обучения мигрантов из разных стран, в том числе на основе целевого набора рабочей силы непосредственно в странах-донорах и в соответствии с выделенной квотой.

6. ФМС должна определять квоты на основе обоснованных заявок регионов и следить за тем, чтобы в регионах не появлялось избыточного количества мигрантов и связанных с ними социальных и экономических диспропорций.

7. Квоты необходимо сделать платными, причем размеры отчислений должны быть такими, чтобы побуждать бизнес готовить собственные кадры и постепенно снижать потребность и желание привлекать иностранные трудовые ресурсы.

8. Должна быть создана единая межведомственная автоматизированная система учета въезжающих и работающих в стране мигрантов, делающая прозрачными и понятными взаимоотношения

иностранных работников и принимающей их страны.

* *

*

Рассмотренные выше миграционные процессы, обусловленная ими и, в свою очередь, формирующая эти потоки миграционная политика, наконец, теоретическое осмысление происходящего свидетельствуют, что с течением времени Российская Федерация стала испытывать со стороны иммиграции все большее негативное давление.

Обобщенным выражением этого давления, воспринимаемого как совокупность угроз национальной безопасности РФ, стала массовая нелегальная миграция представителей титульных наций из новых государств, образовавшихся на месте бывших союзных республик, в особенности из Закавказья, а также стран Центральной и Средней Азии. Достаточно сказать, что, по некоторым оценкам, в Россию переселилось около полутора миллионов одних только азербайджанцев, что составляет треть населения этой закавказской республики. В Южном федеральном округе возникла крупнейшая в мире - уступающая по размерам населения только самой Армении - национальная диаспора выходцев из этой страны.

Отражая современные общемировые тенденции переселения народов из более бедных в более богатые страны, миграция в РФ имела своим следствием в первую очередь резко возросшее мигра-180

ционное давление на российские мегаполисы, расположенные в европейской части страны, такие как Москва, Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, и на регионы с благоприятными климатическими и экономическими условиями, такие как Южный федеральный округ. Это давление выражалось, в частности, в резко возросших нагрузках на социальную сферу, медицинское обслуживание, образование, на возможности удовлетворения спроса на жилье коренного населения, что не могло не способствовать негативному восприятию мигрантов. И, наоборот, мигранты могли с обостренным чувством воспринимать возникавшие в связи с их приездом проблемы как проявление неприязненного к себе отношения, если эти проблемы не решались так быстро, как им бы хотелось. Конфликтные ситуации по линиям «мигранты - резиденты» и «мигранты - местные власти» - вполне естественное в подобных случаях явление.

Однако самое существенное в этом процессе заключается в другом: как и повсюду, массовая иммиграция порождает тенденцию к нарушению сложившихся, устойчивыых этнодемографиче-ских балансов, ведет к фрагментации общества в связи с сопровождающим миграцию формированием национальных диаспор, созданием многими из них обособленных, компактных поселений-анклавов и последующим образованием замкнутых, национально ограниченных этнопирамид, дающих занятость части соплеменников независимо от экономической конъюнктуры района расселения. Одновременно места компактного проживания диаспор становятся непрозрачными и нередко характеризуются повыпшен-ной криминогенной обстановкой.

Возникновение анклавов, вообще любых компактных поселений мигрантов, приводит к появлению конкуренции за рабочие места с коренным населением. Поскольку большинство мигрантов составляют выходцы из стран с более низкими душевыми доходами, они, в особенности нелегалы, соглашаются на любые виды работ, которые гарантировали бы им более высокие, чем на родине, доходы. Подобное предложение дешевых трудовых услуг весьма выгодно работодателям, экономящим на издержках, связанных с оплатой труда; этой экономии не было бы в случае найма местных работников. Мигранты в итоге получают не только те рабочие места, на которых не хотят трудиться местные работники, но и выытес-

няют последних из других сфер занятости уже по чисто экономическим причинам.

Эти их преимущества дополняются клановой, национальной солидарностью, стремлением монополизировать отрасли, дающие быстрый и высокий заработок, такие как торговля, посреднические и валютно-финансовые операции, ряд отраслей сферы услуг. Если при этом появляется еще и возможность использовать неформальные связи с подкупленными представителями власти, обеспечить с их помощью зашцту от организованной преступности, дешевый кредит, доступ к коммерческой информации, тогда процесс вытеснения местного населения с рынка труда (тем более в отсутствие законов, предусматривающих для работников из числа титульных народов РФ преимущественное право при приеме на работу) представляется «делом техники». Не располагая равными возможностями, местное население будет неизбежно проигрывать в этой конкурентной борьбе.

Кроме того, вызываемое притоком дешевых рабочих рук снижение среднеотраслевых ставок заработной платы приводит к тому, что российская молодежь утрачивает желание обучаться тем профессиям, овладение которыми не сулит в дальнейшем приличного жизненного уровня. В итоге возникает порочный круг, когда на образующиеся подобным образом вакантные рабочие места опять-таки приходится принимать иностранцев. «Этот порочный круг, - по мнению Ю. Лужкова, - может превратиться в мертвую петлю на шее национальной экономики и возможностей ее устойчивого развития. Мы эту грань еще не перешли, но если и дальше ничего не будем делать..., то можно совершенно точно сказать, что и веревку намылили, и стульчик под своим будущим мы выбили сами» (13).

Конечно, это не единственный порождаемый иммиграцией «порочный круг». Просто в данном случае угроза национальной безопасности особенно очевидна. Что касается прочих угроз, необходимо иметь в виду, что миграционные перемещения широко и активно используются как преступным миром, так и экстремистскими и террористическими организациями. Так, в сентябре 2007 г. сначала К. Ромодановский, а затем директор Федеральной службы безопасности Н. Патрушев выступили с заявлениями о наличии угрозы национальной безопасности России, связанной с существо-

ванием в среде нелегальных иммигрантов «организованной и тщательно законспирированной преступной деятельности» (22, с. 2). Этот наиболее сложный и трудно контролируемый сегмент миграционных потоков наносит обществу помимо огромного материального ущерба и человеческих жертв еще и невосполнимый моральный и психологический урон, поддерживая в обществе состояние постоянного нервного напряжения и ущемляя национальное достоинство российских граждан, страдающих от сознания собственной незащищенности.

В целом, развиваясь в условиях достаточно высокой безработицы среди коренного населения и усиливая ее застойный характер, поддерживая общую социальную напряженность, миграционные процессы могут приводить к росту национальных и расовых противоречий. Негативные аспекты внешней миграции провоцируют появление и распространение среди местного населения, особенно молодежи, радикально-националистических настроений, способствуют возникновению организаций, вообще отрицающих необходимость допуска мигрантов в страну или требующих недопущения хотя бы нелегальной миграции.

Очевидно, что негативные последствия, которые несет с собой все еще плохо контролируемая иммиграция, требуют не только констатации факта возникновения угроз национальной безопасности, но и активных усилий по созданию механизма эффективного противостояния угрозам любого рода. Дальнейшее совершенствование законодательства, завершение разработки адекватной миграционной политики и механизма ее конкретной реализации - ближайшие этапы на пути решения этой жизненно важной задачи.

Список литературы

1. Бычкова Е. Москве без мигрантов не прожить? Неправда! // Аргументы и факты. - М., 2006. - № 23. - С. 20-21.

2. Бычкова Е. Почему мы не любим «лиц кавказской национальности» // Аргументы и факты. - М., 2002. - № 45. - С. 6.

3. Ганнушкина С. В Россию - без взятки: Интервью // Московские новости. - М., 2006. - 30 июня - 6 июля. - С. 26.

4. Графова Л. Как переселенцы пытались спасти Россию от демографической катастрофы // Отечественные записки. - М., 2004. - № 4. - С. 156171.

5. Графова Л. Советы генерала. Как директор ФМС попытался подчиненных демократии обучить / / Российская газета. - М., 2008. - № 61. -С. 10.

6. Грач Д. Понаехали тут! // Наше время. - М., 2007. - № 36. - С. 4.

7. Григорьева Ю. Иммиграционные процессы на Северном Кавказе: Сложности и противоречия. - Режим доступа: http://www.iamik.ru/? op=full&what=content & ident = 39 505 (12.02.2008)

8. Дмитриев А., Слепцов Н. Конфликты миграции. - М., 2004. - 224 с.

9. Зайончковская Ж. Миграционная ситуация в современной России / / Человек и труд. - М., 2005. - № 6. - С. 31-37.

10. Иванов В. Каких гостей ждет Россия: Интервью // Аргументы и факты. -М., 2002. - № 15. - С. 3.

11. Костиков В. Последний раунд Путина / / Аргументы и факты. - М., 2007. - № 28. - С. 8.

12. Лохвиц И. Тайны этнопирамид // Век. - М., 2001. - № 39. - С. 5.

13. Лужков Ю. Москва - не проходной двор. От миграционной политики государства зависит эффективность экономики и спокойствие граждан России // Российская газета: Федеральный вып. - М., 2007. - № 4493. -16 окт. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2007/10/16/luzhkov.html

14. Малева Т. Мигранты в законе // Московские новости. - М., 2006. - 915 июня. - С. 16.

15. Метелев С. Международная миграция и национальная безопасность // Человек и труд. - М., 2007. - № 10. - С. 38-39.

16. Москва - котел по переплавке мигрантов? // Аргументы и факты. - М., 2006. - № 10. - С. 16-17.

17. Остапенко Л., Субботина И. Москва многонациональная. Старожилы и мигранты: Вместе или рядом? / Отв. ред. М.Ю. Мартынова. - М., 2007. -353 с.

18. Регент Т. Миграция не должна быть бегством // Независимая газета. -М., 1996. - 2 апр. - С. 3.

19. Ромодановский К. Погромов, как в Париже, в России не будет: Интервью // Комсомольская правда. - М., 2008. - 27 февр. - С. 8-9.

20. Российский Кавказ: Книга для политиков / Под ред. В. А. Тишкова. -М., 2007. - 384 с.

21. Рыбаковский Л., Рязанцев С. Международная трудовая миграция в Россию и принципы новой миграционной политики / / Россия и современный мир. - М., 2006. - № 4. - С. 51-62.

22. Самарина А., Трофимов А. Нелегальных мигрантов уравняли с террористами // Независимая газета. - М., 2006. - 22 сент. - С. 1, 2.

23. Седлов А. Использование в России иностранной рабочей силы из СНГ в контексте мировых интеграционных процессов // Мир перемен. - М., 2007. - № 2. - С. 117-127.

24. Сухарев В. Мигранты наступают // Наше время. - М., 2006. - № 7. -С. 12-14.

25. Юдина Т. Миграция, словарь основных терминов: Учеб. пособие. - М., 2007. - 472 с.

26. Schneider F., Enste D. Shadow economies around the world: size, causes, and consequences // IMF Working paper. - Wash., 2000. - WP/OO/26. - 56 p.