CC BY
92
УДК 316 ББК 60.5
А.В. Петров
имитационный КАПИТАЛИЗМ В РОССИИ: социально-экономические последствия международного разделения труда*
В статье рассматриваются проблемы интеграции России в современную систему мирохозяйственных отношений и международного разделения труда. Особое внимание обращается на исследования социально-экономических последствий процессов неолиберальной модернизации 1990-х годов и становления экономической системы имитационного капитализма. Анализируются последствия становления имитационного капитализма для производственной системы страны.
Ключевые слова:
гражданское общество, имитационный капитализм, мировое хозяйство, неолиберальная модернизация, социальная эффективность, социально-экономические изменения, экономическая политика
Россия всегда была неотъемлемой составной частью мировой экономики и принимала активное участие в развитии мирохозяйственных отношений. Даже в период формирования Советской России, когда таковая находилась в блокадном кольце капиталистических держав, экономические контакты с разными странами не прекращались. Однако всякий раз, обретая свою очередную ипостась, российское государство начинало искать для себя новую роль в структуре международного разделения труда, в то время как державы, занимающие на определенном этапе истории центральное, доминирующее положение в мировой экономике, всякий раз находят способы и возможности определить единственное и нужное исключительно для их развития место России в системе мирохозяйственных отношений, пытаясь оттеснить ее на периферию этих отношений. Именно поэтому система социально-экономических отношений России всегда имела свою специфику, существенным образом отличавшую и отличающую ее от капитализма стран, доминирующих в мирохозяйственных отношениях, и определяющую возможности и ограничения для ее развития (т.е. для движения вверх по лестнице глобальной геосоциальной и геоэкономической иерархии) и интеграции в мировую экономическую систему в данную эпоху.
Наличие указанной специфики требует формирования особых подходов к ее изучению, формулированию категориального аппарата и созданию объяснительных конструкций, отражающих не столько универсально-глобалистские черты, присущие процессам развития российского хозяйства и общества, сколько демонстрирующих особенности реакции российского общества, экономики, производственной системы, социальной инфраструктуры на мировые интеграционные процессы, к которым страна активно адаптируется (перестраивая, порой радикально, структуры национального производства, обмена и потребления) уже не одно столетие. Необходимость изучения особенностей этой реакции в последние
* Материалы статьи подготовлены на средства проекта НИР СПбГУ 10.0.122.209.
Общество
Terra Humana
20 25 лет реформ и реализации различных модернизационных проектов подталки-
вает исследователей к поиску моделей, наиболее адекватно воплощающих эти особенности, и учитывающих также опыт иных стран, в которых развертывались аналогичные процессы и реализовывались аналогичные меры по осуществлению «догоняющей» модернизации. Как представляется, именно этими причинами вызван возрастающий с 1990-х гг. интерес отечественных исследователей к постижению опыта стран, в которых была проведена и проводится модернизация по неолиберальным рецептам [26]. Одной из наиболее подходящих моделей, объясняющих многие аспекты и последствия неолиберальной модернизации в России 1990-х гг., является модель периферийного или имитационного капитализма, которая была сформулирована латиноамериканскими экономистами еще в 1970-80-е гг. Имитационный капитализм представляет собой специфическую систему социально-экономических отношений по поводу перераспределения национального дохода преимущественно в пользу представителей социальной элиты и в целях по возможности беспрепятственного воспроизводства повседневных стратегий имитационного потребления всеми слоями обществ стран периферии и полупериферии мировой экономики, такую систему социальных коммуникаций, которая структурно и институционально отличается от коммуникаций в рамках капитализма стран центра мировой экономики при внешнем сохранении и воспроизводстве большинства атрибутов капиталистической суперструктуры, социально-политической и организационно-управленческой инфраструктуры богатых государств, что и позволяет охарактеризовать эту форму капитализма как имитационную [19; 20]. Следует отметить, что при использовании данной объяснительной конструкции прямые аналогии с событиями новейшей истории стран Латинской Америки вряд ли будут уместны в силу того, что Россия обладает исторически обусловленной, весьма устойчивой, ярко проявляющейся спецификой процессов социально-экономического развития, в том числе и на этапе неолиберальной модернизации. Однако ряд черт указанной модели становятся заметными даже при беглом взгляде на социальную историю неолиберальных реформ в России 1990-х гг. Особенно ярко система имитационного капитализма проявляется в динамике производственной системы России за последние 25 лет.
Последняя четверть XX в. характеризуется как время глубоких перемен в экономике и обществе России, да и многих других стран - в Латинской Америке, юго-восточной Азии, Китае, Индии, - в которых радикальные перемены начались раньше, чем в России. В 1990-е гг. и в России начались радикальные неолиберальные реформы, фактически изменившие к началу XXI в. социально-экономическую ситуацию и систему социально-экономических отношений.
Анализируя результаты реформ в России, многие отечественные и зарубежные исследователи обратили внимание на успехи в экономических преобразованиях в Китае, правительство которого в 1980-90-е гг. сумело без всяких подсказок извне и готовых экономических рецептов в виде неолиберальной модели модернизации найти свой путь экономической модернизации. Как, например, отмечал Дж. Стиглиц, «контраст между стратегиями (и результатами развития) двух крупнейших стран - России и Китая, может быть поучительным» [28, с. 5]. Действительно, если опираться в оценке изменений на традиционные экономические показатели, то результаты демонстрируют крайне резкий контраст. Если в начале периода реформ (а Дж. Стиглиц относит его к 1989 г.) ВВП России более чем в два раза превышал ввП Китая, то через десять лет реформ ввП России оказался меньше на 1/3. Опираясь на данные официальной статистики, многие исследова-
тели пришли к выводу, что, имея огромный производственный потенциал, унаследованный еще от СССР, Россия за годы радикальных неолиберальных реформ не смогла им, к сожалению, воспользоваться должным образом и более того, фактически растратила его впустую (см. рис. 1).
* В ценах 1987 г.
Рисунок 1. Динамика ВВП России и Китая в 1990-е гг. (млрд. долл. США).
Источник: Statistical Information and Management Analysis (SIMA) database. Цит. по: [28, с. 5].
Каждая страна избрала свой путь преобразований: в России - неолиберальные реформы, в Китае - формирование социалистический рыночной экономики. При, в принципе, общих для наших стран декларируемых целях - экономической модернизации и создании условий для реализации обществом своего потенциала - механизмы осуществления реформ были избраны разные, и результаты оказались разными. Следует согласиться со многими отечественными и зарубежными экспертами в том, что производственно-экономическое развитие Китая может служить фоном для анализа процессов развития национального хозяйства России в 1990-е гг. [см., напр., 5; 10].
с дискуссией по стартовым условиям трансформации связан один весьма популярный вопрос о мере и необходимости учета опыта китайских реформ в процессе осуществления радикальных преобразований в России. Критики неолиберальных реформ указывали на практически полное игнорирование китайского опыта в процессе их осуществления. Неолибералы, напротив, заявляли о неуместности китайской модели реформ не только для России 1990-х гг., но и даже для СССР 1980-х. Критикам неолиберальных реформ «китайский путь» импонирует прежде всего самостоятельностью и постепенностью преобразований. За использование китайского опыта в трансформационных процессах в России высказывались видные политики и экономисты эпохи «перестройки» (А. Вольский, Л. Абалкин,
О. Богомолов, Д. Львов и др.). И как полагают многие сторонники подобной точки зрения, до начала 1990-х гг., пока социально-экономическая система не претерпела радикальных изменений, у России (СССР) еще был шанс воспользоваться если не всем спектром мероприятий, реализуемых руководством КНР, то хотя бы его частью. Некоторые специалисты считают, что опыт экономической модернизации КНР мог бы быть полезен для выработки курса модернизации экономики России. Этот опыт заключается, например, в эффективной адаптации народного хозяйства к современным условиям конкуренции в мировой экономике, в поли-
Общество
Terra Humana
тике существенного увеличения инвестиций в «экономику знаний»*, в поддержании сбалансированности между темпами маркетизации финансового сектора и реальной экономики, в специфической концепции роли государства в рыночном регулировании (принцип: определять меру государственного регулирования экономики исходя из конкретной ситуации) [18, с. 82]. Неолибералы, которых очевидно раздражали самостоятельность и успехи экономической политики Китая, приводят ряд стандартных доводов против использования в России 1990-х гг. китайского опыта реформирования. При этом первый и, пожалуй, главный довод - политический. Неолибералы всегда считали, что для реализации китайской модели обязательной чертой государственного менеджмента должен быть тоталитарный режим со всеми вытекающими для демократии последствиями, ведь «единственное, к чему могут привести призывы обратиться к китайскому опыту, это - усиление авторитаризма, а то и неокоммунистическая “охота на ведьм”» в России [16, с. 9]. Другой довод - социально-экономический и социально-исторический. Слишком разными были структуры китайской и советской экономики и общества в начале реформ. И если можно говорить об использовании опыта китайских реформ, то для СССР 1980-х гг. он уже не годился, а скорее подходил к Советской России периода НЭПа [16, с. 7]. Историки подтверждают эту мысль, обращая внимание на некоторое сходство социально-исторических условий в Советской России в 1920-е гг. и в Китае в 1970-е гг. [12, с. 34-39] Впрочем, на социальноисторические условия обращают внимание и иные специалисты, не настроенные столь негативно к китайской модели экономических преобразований. в качестве основных причин невозможности реализации в СССР в конце 1980-х гг. китайской модели называются: отсутствие компетентной правящей элиты, в которой к тому же уже наметился серьезный раскол (в конечном итоге повлиявший на распад СССР), крайняя слабость государства (и партии), уже находившегося в стадии дезинтеграции, отсутствие квалифицированных чиновников, способных реорганизовать систему государственного управления [14, с. 34-36].
Принято считать, что в России радикальные экономические реформы начались в 1990-е гг. Хотя серьезные трансформационные процессы в экономике начались задолго до эпохи «тотальной либерализации» и «шоковой терапии». Условно процесс социально-экономических изменений в 1980-90-е гг. в России можно разделить на три этапа. Первый этап - 1986-1991 гг. (период «перестройки»), второй этап - 1992-1998 гг. (период радикальных неолиберальных реформ), третий - 1998/1999 гг. по сей день (период социального неолиберализма). Каждый период имеет свою специфику, в т.ч. и в отношении производственно-экономической политики. Тем не менее, процесс реформирования российской экономики имеет определенную логику, которая просматривается на всех этапах. Первые два этапа можно было бы назвать этапами (окончательного) формирования системы имитационного капитализма, начавшей развиваться еще в советские времена (задолго до «перестройки»), а последний - периодом компенсации социальных и экономических последствий становления указанной системы.
На втором этапе реформ основной задачей правительства стала макроэкономическая стабилизация и формирование социальной базы реформ. Важнейшее значение в ходе неолиберальных реформ приобрел вопрос о формировании и
* Китай и Индию уже давно не устраивает роль экспортеров сырья, полуфабрикатов и простейших комплектующих. В последнее десятилетие удельный вес технологичных изделий в экспорте готовых промышленных товаров Китая и Индии неуклонно растет и в 2004 г. составлял уже 30 % и 5 % соответственно. Обе страны планируют существенное наращивание инновационного потенциала развития и в ближайшие 10-15 лет намереваются довести расходы на НИОКР до 2-2,5 % ВВП [17, с. 20].
развитии института частной собственности. На этапе «перестройки» был сделан 23 лишь первый шаг. На втором этапе реформ правительство вплотную подошло к решению вопроса о собственности. Основным механизмом решения этого вопроса стала приватизация.
Приватизация - пожалуй, самая дискуссионная тема в отечественной и зарубежной литературе, посвященной неолиберальным реформам в России 1990-х гг. Оценки ее хода и результатов крайне неоднозначны. Однако все они сводятся к тому, что и сторонники неолиберальных реформ, и их противники недовольны итогами приватизации, которая, по их мнению, не решила все те задачи, что перед ней ставились первоначально и более того, повлияла на ход реформ, изменив его совсем в ином направлении от декларируемого правительством в начале 1990-х гг. Неолибералы обращают внимание на три основных задачи приватизации: экономическую - создание т.н. «эффективного собственника» (и эта задача была поставлена еще на первом этапе реформ в ходе «перестройки»); фискальную - возможный механизм пополнения бюджета при одновременном сокращении объема выплеснувшихся на рынок огромных денежных ресурсов в конце 1980-х - начале 1990-х гг.; политическую - укрепление политического положения новой власти, пришедшей на смену советскому руководству [16, с. 41]. Поначалу внимание уделялось реализации всех трех задач, но постепенно в силу ухудшавшейся финансовой ситуации, при резком росте инфляции фискальная задача отошла на второй план. Все меньше внимания стало уделяться задаче создания эффективного собственника. И на первый план выдвинулась политическая задача приватизации.
в литературе 1990-х гг. можно отметить следующие направления критики результатов приватизации: во-первых, экономическая неэффективность проведенной приватизации, проявляющаяся прежде всего в том, что подавляющее число приватизированных предприятий не стали работать лучше; во-вторых, не учтена специфика отечественных предприятий и возможные социальные последствия приватизации - советские предприятия никогда не были чисто экономическими образованиями (на них замыкалась социальная инфраструктура многих городов и регионов); в-третьих, недобросовестность управленцев, проводивших приватизацию, получивших собственность за бесценок и использующих приватизированные предприятия только в целях личного обогащения [4, с. 94].
А.И. Лякин отмечает, что под общим названием «приватизация» в 1990-е гг. были объединены три в значительной степени различающихся процесса: «малая» приватизация (продажа собственности на аукционах и конкурсах); большая чековая приватизация, проводимая путем акционирования государственных предприятий; денежная приватизация, включающая в себя как акционирование предприятий, не приватизированных на первом этапе, так и продажу пакетов акций, закрепленных за государством на чековом этапе приватизации. Каждый из них различался по формам проведения и достигнутым результатам [15, с. 153].
При этом наибольшие надежды возлагались на большую чековую приватизацию - акционирование государственных предприятий с последующей продажей акций физическим лицам. Именно на этом этапе возобладал вариант приватизации, при котором наибольший шанс в приобретении акций и контроля над предприятием предоставлялся администрации. По справедливому замечанию А.И. Лякина, «приватизационный чек позволил не столько распределить собственность между всеми, сколько быстро, неявно и относительно безболезненно сконцентрировать ее в руках ограниченного круга лиц». По результатам чекового этапа акционирования можно выделить пять основных групп собственников:
Общество
Terra Humana
24 администрация бывших государственных предприятий; банки; чековые инвестиционные фонды; коммерческие структуры; трудовой коллектив. Оценить эффективность управления корпоративной собственностью каждой из этих групп достаточно трудно, поскольку по-прежнему нет сколько-нибудь достоверной информации о распределении собственности в России [15, с. 159]. В соответствии с данными социологического исследования кафедры социологии и социального управления Академии труда и социальных отношений, проведенного еще в 1993-94 гг., на вопрос о том, как работники относятся к передаче предприятия в руки трудового коллектива 47,6 % ответили, что положительно, 7,9 % - безразлично, 12,2 % - отрицательно, 29,6 % - затруднились ответить, 2,7 % - не ответили вовсе. Таким образом, основная масса работников с самого начала радикальных неолиберальных реформ проявила заинтересованность в передаче предприятия трудовому коллективу, видя в этом основную цель внедрения «рыночных отношений» и связывая приватизацию с решением таких проблем как повышение эффективности и качества труда. Впрочем, несмотря на то, что приватизация на обследованных предприятиях началась давно, а на некоторых форма собственности на момент проведения исследования уже изменилась, данные опроса позволили сделать вывод, что члены коллектива были изначально слабо информированы о происходящих изменениях и 60 % опрошенных работников оказались практически выключенными из приватизационного процесса [25, с. 101]. Можно говорить и о других негативных последствиях приватизации. В результате проведенной приватизации резко ухудшились условия труда, в том числе и на опасных производствах. Нарушения в этой сфере стали восприниматься как норма. Следует отметить примитивизацию труда как следствие сокращения объемов производства со сложными технологиями. Этот процесс сопровождался уходом высококвалифицированной рабочей силы - «синих воротничков», причем почти без всяких шансов на их возвращение в случае улучшения ситуации на предприятиях, поскольку большая часть квалифицированных специалистов быстро переориентировалась на решение сиюминутных задач адаптации (причем любым путем) к резко меняющейся экономической ситуации в стране со всеми вытекающими отсюда последствиями (вроде утраты наработанных десятилетиями квалификационных навыков, отсутствия стремления к самореализации посредством ранее избранной профессии и, главное, нарушения преемственности поколений на предприятиях). В тоже самое время возросла безответственность управленцев перед наемными работниками. Для улучшения корпоративного управления нужны коллективные соглашения. Но эти соглашения будут реальными лишь тогда, когда будет существовать реальная ответственность за их нарушение. Судебная система оказалась не в состоянии защитить интересы работников. Фактически в области согласования интересов участников трудового процесса сложился бесспорный диктат работодателя. Можно констатировать, что с приватизацией система разрешения противоречий участников трудового процесса изменилась в сторону еще большей зависимости работника от работодателя [4, с. 96-97]. Все названные выше и другие проблемы, порожденные приватизацией, также продемонстрировали необходимость скорейшего формирования в России институтов гражданского общества, способных оказать реальное влияние на государство и работодателей в целях повышения эффективности защиты экономических и социальных прав граждан - прежде всего, новых профсоюзов.
Экономическая политика финансовой стабилизации в 1998 г. завершилась ныне уже почти забытым августовским minidefault’ом и кризисом всей неолиберальной экономики, фактически ознаменовавшем завершение этапа радикальных
неолиберальных реформ. Как отмечают критики неолиберальной экономической 25
политики, кризис «вскрыл непрочность «макроэкономической финансовой стабилизации», достигнутой путем перераспределения в банковскую и платежную системы денежных средств из отраслей, производящих товары и услуги, а также с помощью привлечения сбережений населения и внешних заимствований»
[22, с. 37]. Оказалось, что экономическая политика второго этапа реформ имела лишь временные позитивные результаты, проявившиеся во временной финансовой стабилизации, но эта политика не смогла создать основ для реализации декларируемой много лет стратегии устойчивого экономического развития. Более того, ряд экономистов прямо указали на зависимость финансового кризиса 1998 г. от характера проводимых реформ. Радикальные неолиберальные реформы привели к резкому спаду производства (до 50 %), к подрыву благосостояния основной массы граждан и без того крайне низкого вследствие проводимой с начала «перестройки» социальной и экономической политики, к росту внутреннего и внешнего долга, фактически «переведя страну в режим жизни взаймы» [24] и, главное, к потере управляемости экономическими и социальными процессами [13, с. 22, 26]. Резкое ослабление экономики и потеря управляемости многими экономическими процессами привели к тому, что Россия оказалась не готова к удару очередного мирового финансового кризиса конца 1990-х гг. и правительство ничего не смогло предпринять для смягчения его последствий для большинства граждан.
Реализация экономических реформ на протяжении всех 1990-х гг. сопровождалась процессом распада единого народнохозяйственного комплекса на два фактически независимых сектора - реальный и виртуальный, что в свою очередь привело к возникновению системы трёх почти автономно существующих экономик - торгово-финансовой, экспорториентированной и национальноориентированной. Особенностью существования данной экономической системы является нарастающие год от года диспропорции в развитии этих экономик (по всем параметрам, начиная от внимания властей и иностранных инвесторов и заканчивая уровнем заработной платы). Первые две были ориентированы на ускоренное развитие и быстрое получение доходов, на интересы мирового рынка (прежде всего в сфере экспорта минеральных ресурсов). Национальноориентированные отрасли (машиностроение, легкая, пищевая промышленность и др.) напротив, характеризовались запаздывающим развитием, массовой неплатежеспособностью предприятий, старением основных производственных фондов (без всяких шансов на их обновление в ближайшем будущем). Специалисты отмечают, что страна уже много лет живет не только за счет продажи сырья, но и за счет отсутствия накоплений для модернизации основных производственных фондов. «Широко распространено мнение, что Россия живет за счет нефти и газа. Это верно только отчасти, - справедливо подчеркивают, например, М. Афанасьев и Л. Мясникова. - В первую очередь страна еще живет за счет сотен миллиардов долларов в год скрытой амортизации. И в связи с этим экономика России дважды выступает как экономика-рантье» [2, с. 19]. Специалисты отмечают, что старение фондов осуществляется на фоне сохраняющегося крайне высокого энергопотребления российской экономики (в 2-3 раза выше индустриально развитых стран), что снижает производительность труда и, соответственно, конкурентоспособность экспорт- и (тем более) национальноориентированных производств.
За годы реформ основные фонды промышленности износились на 70 %, а их средний возраст приближается к 25 годам [23, с. 90]. Средний срок службы машин и оборудования составляет 18-19 лет, за 9 лет инвестиции снизились в 5 раз, да и сейчас они составляют половину от докризисного уровня 1998 г. [1, с. 32]
Общество
Terra Humana
26 Развитие любой национальной производственной системы, безусловно, оп-
ределяется наличием больших объемов инвестиционных капиталов (которые действительно задействованы в производстве). Но объем инвестиций, направляемых в развитие нефинансовых активов российской экономики (прежде всего тех же самых основных производственных фондов), в последнее десятилетие продолжал неуклонно сокращаться в пользу увеличения финансовых активов. Как отмечают эксперты, «в 2000-е гг. экономическое развитие России в значительной мере финансировалось за счет масштабного притока средств из-за рубежа, что стимулировало рост инвестиций и потребления. При этом большую часть привлеченных инвестиционных ресурсов оттягивали на себя финансовые рынки. Так, если в начале 2000-х гг. в нефинансовые активы (преимущественно основные фонды) направлялось около 40 % общего объема инвестиций, то к 2008 г. их доля сократилась более, чем вдвое. Вложения в финансовые активы увеличились почти до 80 % всех инвестиционных ресурсов, поступавших в экономику страны. Этот структурный сдвиг определялся сравнительной доходностью вложений. Рентабельность производственных активов*, которая в среднем по экономике не превышала 10-12 %, была гораздо ниже доходности сопоставимых по срочности вложений в финансовые инструменты (доходность по ним в отдельные годы достигала 50-80 %)» [11, с. 5]. Стоит ли удивляться, что в подобных финансовых условиях производство все 2000-е гг. не получало должного импульса к развитию, и уж тем более к развитию инновационному. Подобная ситуация, сложившаяся в сфере финансов, во-первых, поставила производственный сектор в крайне стесненные условия, не позволяя ему рассчитывать на необходимые не только для развития, но и для элементарного воспроизводства уже достигнутого уровня, капиталы. Во-вторых, создала весьма благоприятные условия для отрыва финансовых активов от реального сектора, превращения их в «фиктивный капитал» и, соответственно, многократного усиления зависимости национального финансового сектора от состояния мировых рынков, мировой конъюнктуры и процессов накопления этого «фиктивного капитала» (и, разумеется, манипуляций с ним) в современных мировых финансовых центрах. Специалисты отмечают, что увеличение финансовых активов вовсе не сопровождается повышением эффективности их использования в реальном секторе экономики, напротив, наблюдается их отток из национального хозяйства, в том числе посредством расширения офшорной деятельности российских предпринимателей - «эффективных» собственников. По некоторым данным, до 90 % российского крупного бизнеса зарегистрировано в офшорных зонах, и до 80 % сделок по продаже российских ценных бумаг осуществляется там же, только за 2008 г. таким образом из национальной экономики было вывезено около 6 трлн руб. (сумма, вдвое превышающая запланированный дефицит бюджета на 2009 г.) [29, с. 11]. А ведь эти средства так необходимы российской экономике и для обновления основных производственных фондов, и для реализации различных инновационных проектов. Национальный производственный сектор поставлен в условия необходимости развития, но в рамках существенной зависимости от манипуляций с российскими капиталами в мировых финансовых центрах, то есть в условия зависимого развития - и это одно из существеннейших последствий реализации модели имитационного капитализма.
* Под рентабельностью производственных активов авторы понимают отношение сальдированного финансового результата к общему объему производственных активов, и отражает она среднюю доходность, полученную на все источники инвестиций (собственных и заемных).
Недостаток инвестиционных капиталов обусловлен также и сохранявшей- 27
ся в 2000-е гг. неолиберальной финансовой политикой, направленной с конца 1980-х гг. на решение лишь одной проблемы - обуздание инфляции любой ценой, - а именно: путем искусственного ограничения прироста количества денег в экономике, сдерживания спроса и сужения возможностей получения дешевых кредитов для развития производств. Как отмечает С. Глазьев, «в результате закрепилось депрессивное положение и деградация отраслей, ориентированных на внутренний рынок, десятки миллионов людей потеряли возможности увеличения доходов, стала хронической массовая бедность. Процветали лишь высо-комонополизированные производства товаров и услуг первой необходимости и экспортно-ориентированные предприятия». Российские же компании оказались вынуждены обращаться за кредитами за рубеж, при этом «правительство ссужало деньги российских налогоплательщиков зарубежным заемщикам под 4-5%, а компании вынуждены были там же занимать изъятые у них денежные ресурсы под 8-15 % годовых» [7, с. 6-7].
Ухудшение экономической ситуации в стране в течение 1990-х гг., рост социальной напряженности, политический кризис привели к необходимости изменения экономической политики. Дальнейшее осуществление реформ оказалось под вопросом, потому что институты государственной власти* «оказались не в состоянии обеспечить исполнение законов, безопасность граждан, защиту прав собственности. Власть переплетена с бизнесом и либо выполняет волю олигархов, либо ее представители сами занимаются бизнесом вопреки общественным интересам. То, что мы имеем сегодня, - отмечали еще в начале первого десятилетия XXI в. либеральноориентированные экономисты, - это номенклатурный капитализм, капитализм для своих, препятствующий развитию страны» [30, с. 11-12]. Процесс обуздания «номенклатурного капитализма» - еще одной грани системы имитационного капитализма, начавшийся в первой половине 2000-х гг. с укрепления вертикали власти по-прежнему не завершился, хотя наиболее одиозные представители экономической элиты и были отстранены от влияния на принятие государственных решений в сфере планирования и реализации экономической политики. Однако важнейшим механизмом преодоления слабости государства, как провозглашалось еще в начале неолиберальных реформ, должны были стать институты гражданского общества как единственной силы, способной сплотить граждан и противостоять «номенклатурному капитализму». Институты гражданского общества должны стать естественным ограничителем всевластия чиновников и диктата монополий. Именно на гражданское общество многие исследователи возлагают надежды в преодолении недоверия населения к власти и сложном процессе формирования обратной связи в системе государственного менеджмента и менеджмента российских предприятий. Однако годы становления имитационного капитализма сопровождались подавлением влияния важнейшего института гражданского общества, призванного осуществлять защиту экономических прав человека, - профсоюзов. Собственно сам факт этого подавления наглядно демонстрирует отличие модели имитационного капитализма
* Некоторые исследователи отмечают, что неолиберальная модель социально-экономических реформ вообще подразумевает подчинение экономической политики правительства интересам экономической элиты («группам давления»). Например, С. Афонцев обращает внимание на то, что «опыт проведения экономических преобразований в России... показал, что “консенсус элит” при ведущей роли экономических групп давления является гораздо менее трудоемким и гораздо более привлекательным для субъектов принятия политических решений с точки зрения обеспечения политической поддержки (да и материального благосостояния), чем поиск путей построения “консенсуса во имя реформ”» [3, с. 44].
Общество
Terra Humana
28 от различных форм и моделей капиталистической инфраструктуры стран центра мировой экономической системы - при декларативном признании необходимости профсоюзной активности в защите прав человека и профсоюзов как института гражданского общества на протяжении всех лет неолиберальных реформ сохранялось явное стремление и государства, и собственников средств производства к формализации их деятельности и сокращению возможностей реального влияния на процесс принятия решений в сфере распределения дохода и управления производством [21].
В итоге всех преобразований 2000-х гг. и при исключительно благоприятной внешнеэкономической конъюнктуре (рост цен на энергоносители в мировой экономике) в 2007 г. был фактически восстановлен объем ВВП по отношению к 1989 г. Однако, по справедливому замечанию А. Аганбегяна, Россия так и не стала хозяйкой своего роста*. Устойчиво воспроизводимая модель социально-экономических отношений, которую мы охарактеризовали как имитационный капитализм, поставила рост национального хозяйства России в устойчивую зависимость, уязвимость от мировой конъюнктуры, прежде всего от изменения цен на энергоносители, а стремление России к «эффективному включению» в глобальные интеграционные экономические процессы оказалось существенным образом ограничено неолиберальной экспорториентированной экономической системой, окрепшей в ходе реализации первых двух этапов неолиберальных реформ. Связано это, в том числе, и с существенным сужением доли производства машин и оборудования в 2007 г. до 55,8 % от базового уровня 1991 г. Притом, что, как отмечает Д. Сорокин, «доля продукции машиностроения и металлообработки в развитых странах составляет 30-50 % продукции промышленности, в России - 19 %» [27, с. 97]. Причем доля в экспорте машин и оборудования даже в страны Востока, пользовавшихся там значительно большим успехом, чем на Западе, неуклонно и существенным образом снижается (см. табл. 1)
Таблица 1
Удельный вес товарных групп во взаимном экспорте-импорте России и Китая (в %)
Товарная группа 1998 2000 2006 2007*
экс- порт импорт экс- порт импорт экс- порт импорт экс- порт импорт
Минеральное топливо, нефть, нефтепродукты 3,2 2 9** 13,5 2 2** 53,9 0,9** 44,5 0,8**
Древесина и изделия из нее 3,7 - 6,8 - 12,3 - 15,5 -
Машины и оборудование 25,3 5,2 4,5 8,2 1,2 29,0 1,6 34,9
Изделия из кожи - 23,9 - 20,5 - 5,3 - 3,3
* Январь - апрель ** Минеральное топливо Источник: [27, с. 98]
* Как отмечает А. Аганбегян, по официальными данным в 2007 г. при среднегодовом приросте в 7 % (с 1999 г. по 2002 г. - 6,7 % в год, с 2003 по 2007 гг. - 7 % в год) был восстановлен его объем по отношению к 1989 г., однако, «из ежегодного прироста ВВП в размере
7 % примерно 4% приходится на влияние роста экспортных цен и дополнительного притока валюты в страну, и только 3 % экономического роста достигается за счет внутренних источников и факторов» [1, с. 24, 31].
Развитие производственной системы в современных условиях уже невозможно 29 без перехода на «инновационные рельсы», поскольку все потенциальные возможности развития за счет использования имеющихся фондов год от года будут сокращаться. Именно поэтому наиболее важной задачей развития производственной системы России является не только модернизация старых и создание принципиально новых производств, но и, главное, создание условий для расширенного воспроизводства интеллектуального капитала. А инновационная политика в связи с этим должна стать основным механизмом развития производственного сектора национальной экономики России. Но располагает ли производственный сектор России необходимой и достаточной для инновационного развития научной базой?
По данным Правительства России, число научно-исследовательских организаций за период 1990-2007 гг. выросло в 1,2 раза. Отмеченный рост был связан как с разукрупнением существующих, так и с созданием новых научных организаций. Но при этом отмечается сокращение общего количества организаций, выполняющих исследования и разработки на 14,8 %, а организаций, занятых проектированием и внедрением производственных технологий - в разы. Так, количество проектных организаций сократилось в 12,1 раза, конструкторских бюро - в 1,9 раза, промышленных предприятий, выполняющих исследования и разработки - в 1,7 раза.
Правительство также признает тот факт, что в России недостаточно развита т.н. «фирменная наука» - научные подразделения на промышленных предприятиях. По официальным данным в 2007 г., доля промышленных предприятий, выполняющих исследования и разработки, вместе с опытными заводами в общем числе научных организаций составила примерно 8,2 %. Хотя именно эти институциональные единицы являются важнейшим сегментом научно-технической составляющей современной инновационной экономики, в России за годы реформ доля промышленных предприятий, выполняющих исследования и разработки, снизилась с 9,7 % в 1990 г. до 6,7 % в 2007 г. Доля опытных заводов в общем числе организаций возросла за тот же период с 0,6 до 1,5 %. В настоящее время научную деятельность ведут только 45 % российских вузов [9, с. 12-14]. В подобных условиях сложно говорить не только об ускорении инновационного развития России, но и вообще о сохранении инновационного потенциала, прежде всего, производственной системы.
Как справедливо подчеркивает С.Ю. Глазьев: «Специфика текущего момента заключается в его переломном характере*. Выбор стратегии сегодня предопределит будущее развитие страны на многие десятилетия. Это связано с особен-
* С. Глазьев объясняет современный очередной мировой финансово-экономический кризис проявлением процесса замещения предшествующего технологического уклада мирового производства новым. В число производств, сформировавших ядро предшествующего уклада, вошли: «электронные компоненты и устройства; электронно-вычислительная техника; радио- и телекоммуникационное оборудование; лазерное оборудование; услуги по обслуживанию вычислительной техники». Ядро же нового технологического уклада (у которого, безусловно, существует преемственность с предшествующим) составит: «наноэлектроника, молекулярная и нанофотоника, наноматерилы и наноструктури-рованные покрытия, оптические наноматериалы, наногетерогенные системы, нанобиотехнологии, наносистемная техника, нанооборудование». При этом роль государства в становлении нового производственно-технологического уклада не только не уменьшится, но и будет возрастать, поскольку все большую роль будут играть «государственные инвестиции, средства образовательных центров и институты венчурного финансирования. Снимая значительную часть риска, государство дает возможность новаторам реализовать свои научно-технические проекты в условиях высокой конкуренции альтернативных технических решений при недостатке спроса на их результаты» [8, с. 27, 33, 28].
Общество
Terra Humana
30 ностями структурных изменений мировой экономики и с нынешним состоянием научно-производственного потенциала страны. Если сейчас он еще позволяет при соответствующей экономической политике выйти на высокие темпы роста промышленного производства (не менее 10 % в год) посредством загрузки и модернизации имеющихся производственных мощностей, то через несколько лет лавинообразное выбытие устаревшего оборудования и обесценение вывезенного за рубеж капитала «посадит» экономику в жесточайшие ресурсные ограничения». Поэтому выбор неолиберальной стратегии, «предопределяя продолжение тенденций деградации научно-производственного потенциала, неизбежно повлечет за собой утрату основных источников современного экономического роста, соответственно потерю внутренних резервов опережающего развития российской экономики, закрепляя тем самым ее сырьевую специализацию с характерными для нее неэквивалентным внешнеэкономическим обменом и внешней зависимостью» [6, с. 4-5].
Таким образом, имитационный капитализм как специфическая система социально-экономических отношений, окончательно сложившаяся к концу 1990-х гг., на десятилетие определил сущность и направление трансформационных процессов в экономике России, в т. ч. и в производственной системе, очевидно сохраняя влияние на положение российской экономики в структуре современного международного разделения труда и по сей день. Лишь постепенное сокращение влияния системы имитационного капитализма на экономическую политику России и преобразование национальной экономики в инновационную социально-ориентированную систему смогут изменить место России и в современной структуре мирохозяйственных отношений, и создать условия для устойчивого экономического развития в ближайшее десятилетие.
Список литературы
1. Аганбегян А. Социально-экономическое развитие России: стратегия роста и возможности инвестиционного обеспечения // Общество и экономика. - 2008, № 1. - С. 18-41.
2. Афанасьев М., Мясникова Л. Время глобализации // Мировая экономика и международные отношения. - 2005, № 10. - С. 11-19.
3. Афонцев С. Экономическая политика и модели экономического развития // Мировая экономика и международные отношения. - 2002, № 4. - С. 40-47.
4. Бизюков П. Трудовые отношения в ракурсе приватизации // Человек и труд. - 1997, № 6. - С. 94-98.
5. Гельбрас В. Проблемы сравнения ВВП России и КНР // Вопросы экономки. - 1999, № 8. - С. 124-133.
6. Глазьев С. Перспективы развития российской экономики в условиях глобальной конкуренции // Российский экономический журнал. - 2007, № 1-2. - С. 4-25.
7. Глазьев С. Перспективы социально-экономического развития России // Экономист.
- 2009, № 1. - С. 3-18.
8. Глазьев С. Мировой экономический кризис как процесс смены технологических укладов // Вопросы экономики. - 2009, № 3. - С. 26-38.
9. Долгосрочный прогноз научно-технологического развития Российской Федерации (до 2025 года) // 27.11.2008. http://mon.gov.ru/press/anons/5053.
10. Евстигнеева Л., Евстигнеев Р. Куда же ведут реформы? (Размышления по поводу статьи Дж. Стиглица) // Вопросы экономики. - 1999, № 9. - С. 4-18.
11. Замараев Б., Киюцевская А., Назарова А., Суханов Е. Экономические итоги 2008 года: конец «тучных» лет // Вопросы экономики. - 2009, № 3. - С. 4-25.
12. Кива А.В. Китайская модель реформ // Вопросы истории. - 2000, № 5. - С. 34-51.
13. Кириченко В. Уточнение ориентиров экономических реформ // Экономист. - 2000, № 7. - С. 22-28.
14. Косалс Л. Российский путь к капитализму: между Китаем и Восточной Европой // Мировая экономика и международные отношения. - 2000, № 11. - С. 31-40.
15. Лякин А.И. Приватизация и возможность деприватизации в России / Социальное рыночное хозяйство. Теория и этика экономического порядка в России и Германии. -СПб., 1999. - С. 148-169.
16. Мау В. Российские экономические реформы глазами западных критиков. «Провал» российских реформ и обвинения в адрес реформаторов // Вопросы экономики. - 1999, №
11, 12. - С. 4-24, 34-48.
17. Мельянцев В. Экономический рост Китая и Индии: динамика, пропорции и последствия // Мировая экономика и международные отношения. - 2007, № 9. - С. 18-25.
18. Михеев В. Экономика Китая: новые горизонты // Экономист. - 2002, № 5. -С. 72-83.
19. Пребиш Р. Актуальные проблемы социально-экономического развития // Латинская Америка. - 1977, № 6. - С. 44-52.
20. Пребиш Р. Периферийный капитализм: есть ли ему альтернатива? - М., 1992.
21. Петров А. В. Профсоюзы - институт гражданского общества // Общество. Среда. Развитие. - 2008, № 3. - С. 55-66.
22. Плышевский Б. Социально-экономические последствия движения к рынку // Экономист. - 1999, № 8. - С. 36-43.
23. Поляков В. Сырьевая ориентация российского экспорта // Мировая экономика и международные отношения. - 2006, № 1. - С. 88-95.
24. Рогова О. Итоги десятилетия либерализации // Экономист. - 2001, № 4. - С. 39-52.
25. Ромашов О. Социальные проблемы рынка и их регулирование в трудовых коллективах // Проблемы теории и практики управления. - 1995, № 5. - С. 98-102.
26. Россия и Латинская Америка: сходные проблемы зависимого развития? // Мировая экономика и международные отношения. - 2004, №2, 3, 5. - С. 17-30, 37-50, 40-48.
27. Сорокин Д. Воспроизводственный вектор российской экономики: 1999-2007 годы // Вопросы экономики. - 2008, № 4. - С. 94-109.
28. Стиглиц Дж. Куда ведут реформы? (К десятилетию начала переходных процессов) // Вопросы экономики. - 1999, № 7. - С. 4-30.
29. Тудоровский Я. Сговор жадных. В 2008 г. в офшоры ушло «две трети бюджета РФ» // Аргументы и факты. - 2009, № 35. - С. 11.
30. Ясин Е., Алексашенко С., Гавриленков Е., Дворкович А. Реализация либеральной стратегии при существующих экономических ограничениях // Вопросы экономики.
- 2000, № 7. - С. 4-20.
Общество
