CC BY
149
\ена, дескрипции и проблема жесткой десигнации1
П. С. КУСЛИЙ
Введение
В философии языка традиционно считается, что языковые единицы могут указывать на объект либо просто именуя его, либо описывая. Примером первого способа указания может послужить такое имя собственное, как «Аристотель». Используя данный термин, мы лишь обозначаем одного конкретного индивида, ничего не сообщая о нем. Этого же самого индивида мы можем обозначить и иначе, а именно с помощью фразы «последний великий философ античности». В последнем случае обозначающая фраза также недвусмысленно указывает на конкретного человека, однако при этом осуществляется данное указание через описание тех свойств, которые присущи именно этому предмету.
Проведение описанного различия между двумя способами указания на объект восходит к Дж. С. Миллю, который рассматривал имена, как денотативные термины, т.е. как ярлыки объекта, ничего не сообщающие о его свойствах, и противопоставлял их коннотативным терминам, которые обозначали объект и предполагали наличие у него некоего атрибута2. Данное различие принято считать исходным пунктом теории именования. Однако «исходный» вовсе не обязательно означает «очевидный» или «не вызывающий разногласий».
С развитием символической логики с конца XIX века был указан ряд сложностей в строгом отделении имен от описывающих обозначающих фраз. Данные сложности обусловили более подробное исследование проблематики, связанной с референцией. При этом вопрос о правомерности классического миллевского противопоставления имен другим обозначающим фразам до сих пор является спорным. Сегодня дискуссии по этому вопросу ведутся между представителя-
1 Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ № Об-ОЗ-ООЗОа.
- См.: Милль Дж. С. Система логики силлогистической и индуктивной. Спб., 1914.
ми двух теорий референции: дескриптивной (ДТР) и каузальной (КТР).
Данная статья посвящена исследованию аргументов основных представителей двух противоборствующих позиций и выработке более удовлетворительного подхода к пониманию проблемы референции.
Дескриптивная теория референции: ИМЕНА КАК СКРЫТЫЕ ДЕСКРИПЦИИ
Одним из первых философов, усмотревшим сложности в строгом проведении миллевского различия, был Б. Рассел. Обнаружение этих сложностей было вызвано квантифицированной записью, которую Рассел предложил для решения проблем семантики и, в частности, теории референции. Среди этих проблем одной из наиболее важных для него была проблема референции пустых обозначающих фраз.
Рассел ввел термин «определенные дескрипции» для описывающих обозначающих фраз и обратил внимание на случаи, когда определенные дескрипции не указывают ни на какой реальный объект. Примером такого случая является предложение «Современный король Франции лыс»3. Предложенная им формализованная запись такого предложения с использованием квантора существования выглядела следующим образом:
(1) Зх(х является современным королем Франции и ничто, кроме х, не является современным королем Франции, их является лысым).
Эта запись позволяла преодолевать парадоксы, связанные с использованием пустых обозначающих фраз. Однако при этом она поставила под сомнение различие между именами и обозначающими фразами (определенными дескрипциями). Если в формализованную запись можно подставлять дескрипции, то почему нельзя подставлять имена? Формализованное предложение с именем в таком случае выглядело бы как
(2) Эх(х является Аристотелем).
Если указание на объект осуществляется посредством связанной переменной, то предикатом, приписывающимся этой переменной, может быть и ярлык (имя), и описание (определенная дескрипция). Данная мысль подчеркивалась также У. Куайном, который, анализируя суждение «существует Пегас», предложил ввести свойство «быть Пегасом» или «пегасировать», что вполне позволяло рассматривать имена в квантифицированной записи так же, как и определенные дескрипции4. Таким образом, получалось, что в истинных экзистенци-альных суждениях, записанных на языке логики предикатов первого « -------------
5“ 3 См.: Рассел Б. Об обозначении // Язык, истина, существование.
Томск, 2002. С. 7-23.
Я 4 См.: Куайн У. В. О. О том, что есть // С точки зрения логики: 9 ло-
н гико-философских очерков. Томск, 2003.
порядка, переменные указывают на существующие объекты. Данный подход позволил рассматривать существование в терминах квантификации. Выработанный Куайном критерий существования, гласящий «существовать - значит, быть значением связанной переменной», демонстрирует именно этот результат5.
Критерий Куайна позволил придать теории дескрипций Рассела более законченный вид, что способствовало формированию так называемой «дескриптивной теории референции»: имена и определенные дескрипции указывали на объекты опосредованно, т.е. через квантифицированные переменные. Существовали же те объекты, на которые указывалось в истинных экзистенциальных суждениях. Такие объекты Куайн назвал «постулированными сущностями». Объект, иными словами, рассматривался как то, что удовлетворяло условиям, налагаемым на связанную переменную предикатным знаком (дескрипцией).
Дескриптивную теорию референции принято считать фреге-расселовской6. Это объясняется тем, что Фреге понимал смысл как способ детерминации денотата7. Теория дескрипций Рассела вместе с критерием существования Куайна указывает на детерминацию предмета посредством дескрипции. «Дескрипция» Рассела и «смысл» Фреге в этом контексте рассматриваются представителями КТР как говорящие об одном и том же. Оставив в стороне вопрос об адекватности такого рассмотрения, перейдем к анализу постулатов ДТР, являющихся центральными для ее противопоставления КТР.
Дескриптивная теория давала ответы на основные вопросы, стоящие перед семантической теорией. К этим вопросам относились следующие: (Г) проблема референции пустых имен, (2') проблема тождества, (3') проблема истинностного значения суждений, содержащих пустые имена, а также (4') проблема неясных (неэкстенисональных) контекстов8. Проблема референции пустых имен, как уже было сказано, решалась посредством рассмотрения их как дескрипций, которые в терминологии Рассела также считались неполными символами. Проблема тождества решалась в духе фрегевского примера о планете Венера. Суждения, содержащие пустые имена, считались просто ложными, будучи представленными в формализованной записи. Наконец, проблема неясных контекстов решалась посредством введения смыслов (или содержаний дескрипций): термины тождества в неясном контексте, имея общий денотат, обладают различным смыслом (представлены различными дескрипциями)4.
5 Quine W. V. О. Designation and Existence // Journal of Philosophy.
1939. №36. P. 701-709.
6 Kripke S. Naming and Necessity. Cambridge, 1999. P. 27. ^
7 Фреге Г. О смысле и значении // Логика и логическая семантика:
Сборник трудов. М., 2000. С. 231.
Смирнова Е. Д., Таванец П. В. Семантика в логике // Логическая семантика и модальная логика. М., 1967. С. 29-32.
9 Devitt М., Sterelny К. Language and Reality. 2nd Edition. Oxford, 1999. P. 46.
a о
Is
Каузальная теория референции: возврат к Миллю
Зарождение каузальной теории референции, противопоставленной дескриптивной теории, было обусловлено целым рядом факторов в развитии философии и логики в середине прошлого века. Однако исходным пунктом критики ДТР стало указание еще на одну проблему теории референции: (5') обозначение объектов определенными дескрипциями, в которых неверно описываются свойства этих объектов. Было признано, что данная проблема не учитывалась в рамках дескриптивной теории, и, более того, были высказаны мнения о том, что ДТР не способна предложить решения для данной проблемы. Ведь если объект можно обозначать совершенно чуждой ему дескрипцией, то, согласно представителям КТР, нельзя и утверждать, что дескрипции детерминируют денотаты. Поэтому, по мнению представителей КТР, присущее дескриптивистам рассмотрение объекта как того, что соответствует условиям, выражаемым в определенной дескрипции, является некорректным. Известным примером здесь является Священная Римская империя, которая не была ни священной, ни римской10. Следствием этого вывода стал также отказ многих философов от дескриптивистского рассмотрения имен как скрытых дескрипций. Родоначальниками каузальной теории референции стали К. Доннел-лан и С. Крипке.
К. ДОННЕЛЛАН И РЕФЕРЕНЦИАЛЬНОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ДЕСКРИПЦИЙ
В своей статье «Референция и определенные дескрипции»11 К. Доннеллан указывает на два способа употребления определенных дескрипций: атрибутивный и референциальный. Доннеллан пишет, что если суждение «ф является \|/» используется атрибутивно, то в том случае, когда ничто не является ср, то, значит, ничто не является и \)/. При референциальном употреблении данного суждения из того факта, что ничто не является ф еще не следует вывод, что нет ничего, что было бы у. Иллюстрацией данному различию является следующая ситуация: если на вечеринке я вижу человека со стаканом мартини
10 Searle J. Proper Names // Mind. Vol. 67. № 266. 1958. P. 166-173. Критика ДТР с указанных позиций впервые была предложена представителями философии обыденного языка (Strawson P. F. On Referring // Mind. 3: Vol. 59. № 235. 1950. P. 320-344). Однако предложенная ими альтернати-
® ва - кластерная теория дескрипций (см. указанную работу Серла) - по
q своей природе оставалась дескриптивной. Развитие подлинно каузальной
I теории началось с работ К. Доннелана и С. Крипке.
г*?-, 11 Donnellan К. Reference and Definite Descriptions // The Philosophical
H Review. Vol. 75. № 3. 1966. P. 281-304.
121Ьк1. Р. 288.
;|ц
в руках, то я могу спросить: «Кем является господин, пьющий мартини?». Даже если выяснится, что этот человек вовсе не пьет мартини, а в стакане у него просто вода, то это еще не значит, что я ни на кого не указал. Я обозначил конкретного индивида, пусть и дескрипцией, которая ему не соответствует. В таком случае мне можно ответить, что это, допустим, Сидоров, но пьет он не мартини, а воду. Такое употребление определенной дескрипции будет референциальным. С другой стороны, если мне сообщили, что некто из присутствующих на вечеринке людей пьет мартини, я опять могу задать тот же самый вопрос. Однако на этот раз я уже не буду иметь в виду конкретного человека, поэтому если окажется, что на вечеринке мартини не пьет никто, то сообщенная мне информация неверна, и из присутствующих людей нельзя выделить никого, к кому бы она относилась. Ответ на мой вопрос уже не будет прямым, т.к. нельзя будет назвать фамилию конкретного индивида, а придется говорить, что этот вопрос некорректен, ибо такого человека на вечеринке нет. Употребление определенной дескрипции в данном случае будет атрибутивным.
В проведенном Доннелланом различии следует обратить внимание на то, что при обоих видах употребления существование некоторого индивида, удовлетворяющего условиям дескрипции, подразумевается, но подразумевается по-разному. Доннеллан пишет: «Когда определенная дескрипция используется референциально, помимо имеющего место предположения или подразумевания, что кто-то или что-то соответствует этой дескрипции, как это происходит при атрибутивном использовании, присутствует также и совсем иное предположение; говорящий полагает, что какой-то конкретный индивид удовлетворяет условиям дескрипции»12. Подобного предположения при атрибутивном употреблении нет. Для того чтобы знать, что некто использует дескрипцию референциально, мы должны знать, к какому именно индивиду она относится. Иными словами, для референциального использования определенной дескрипции, по Доннеллану, необходимо уже заранее детерминировать объект указания. Зафиксируем этот вывод и перейдем к анализу каузальной теории референции, разработанной С. Крипке.
Имена как жесткие десигнаторы: С. Крипке, Г. Эванс
Критика Доннелана обусловила возврат к миллевскому противопоставлению имен и дескрипций, который, в свою очередь, связывается с именем Сола Крипке. Исходным пунктом для критики ДТР Крипке выбирает ее центральное утверждение о том, что денотат имени задается при помощи смысла этого имени или ассоциируемой с ^'
ним дескрипции. Имя собственное, согласно Крипке, нельзя рассмат-ривать как скрытую дескрипцию, т.к. это приведет к противоречию. О.
Если собственное имя «Аристотель» понимать, исходя из связывае---------- (В
<4кім
мой с ним дескрипции, например «последний великий философ античности», то понимание фразы «а что если бы Аристотель не связал свою жизнь с философией?» будет довольно проблематичным. Сложность здесь заключается в том, что, когда мы высказываем предположение о том, что Аристотель мог бы и не заниматься философией, мы вовсе не имеем в виду предположение о том, что последний великий философ античности мог бы не быть последним великим философом античности. Скорее наоборот: говоря об Аристотеле, мы хотим сказать, что именно этот индивид мог бы выбрать другую профессию. Если бы так произошло, то он при этом все равно оставался бы самим собой, но просто имел бы иную профессию1 '.
Предложения, описывающие возможные (контрфактические) ситуации, таким образом, не допускают взаимозаменимости имен и ассоциируемых с ними дескрипций. Это приводит его к утверждению о том, что имена собственные все же следует считать ярлыками, непосредственно обозначающими предмет (в данном случае Аристотеля) в любых контрфактических ситуациях. Поэтому, пишет Крипке, Фреге был неправ, когда рассматривал смысл как инстанцию, с одной стороны, указывающую на содержание термина, а с другой стороны, детерминирующую его объем. Эти две функции необходимо разделять. Поэтому имена собственные являются жесткими десигнаторами, указывающими на конкретного индивида. А дескрипции являются нежесткими десигнаторами, указывающими на случайные свойства, которыми этот индивид может обладать, а может и не обладать. Дескрипции лишь помогают зафиксировать денотат в момент нарекания его определенным именем1 . В будущем же дескрипции, относившиеся к объекту в момент его нарекания именем, могут к нему уже не относиться. Однако само имя, как жесткий десигнатор, будет продолжать обозначать все тот же самый объект.
На данном этапе важно прояснить, причем здесь каузальность. Теория референции, развиваемая Крипке, называется «каузальной», однако рассмотрение имен как жестких десигнаторов само по себе еще не говорит ни о каких причинно-следственных связях. В «Именовании и необходимости» Крипке не дает достаточно внятного объяснения понятия каузальности, ограничиваясь высказываниями о том, что предмет сам по себе каузально воздействует на человека. Это воздействие, каким бы оно не было и как бы не интерпретировалось, является фактором, обусловливающим фиксацию предмета и его именование. Далее имя передается от одного человека к другому по цепочке. В этой передаче имени от одного человека другому, с момента нарекания объекта именем вплоть до самого последнего момента его употребления, и заключается идея каузальной цепи референции. При этом важно, пишет Крипке, чтобы каждый новый человек, использующий это имя, намеренно использовал его для обозначения того же
(В
^ ---------»----
О 13 Kripke S. Op. cit. P. 59.
І 14
m
Фиксация предмета, согласно Крипке, может осуществляться и че-
н рез остенсивное указание на предмет, т.е. вообще без дескрипций.
самого объекта, на какой с помощью этого имени указывал тот человек, от которого этот новый пользователь это имя узнал. Такие каузальные цепочки объясняют, почему мы можем использовать имена великих людей прошлого и указывать при этом на этих самых личностей, не имея возможности с ними повстречаться.
Более обстоятельно идея каузальной связи была развита Г. Эвансом. Объект, считает Эванс, действительно воздействует на человека, однако каузальное отношение имеет место не между самим объектом и именующим его человеком (как утверждает Кринке), а между определенным состоянием объекта и объемом информации об этом объекте, которым обладает человек, использующий имя объекта15. Так, например, один и тот же человек кому-то может быть известен как Сэ-муэль Клеменс, а кому-то как Марк Твен. Эти два имени, обозначающие один и тот же объект, имеют, согласно Эвансу, различную каузальную цепочку референции. Одна тянется с момента нарекания данного индивида именем «Сэмюэль Клеменс», другая -«Марк Твен». Эти два имени были даны ему в разное время и при разных обстоятельствах. При этом объект остается одним и тем же. Поэтому, хотя утверждение «Сэмюэль Клеменс = Марк Твен» истинно, тем не менее то, что это так, может быть известно не всем. Кто-то может обладать только одним набором информации, связанным лишь с одной каузальной цепью.
М. Девитт и К. Стерельный, проанализировавшие данную проблематику в своем обширном труде «Язык и реальность», считают, что предложенное Эвансом описание каузальной цепи референции является выражением понятия смысла в рамках каузальной теории16. Иными словами, идея смысла, восходящая к Фреге, в каузальной теории референции представляется как тот или иной «способ репрезентации объекта». С утверждением Девитта и Стерельного можно вполне согласиться, особенно в свете того, как с помощью нового понятия смысла каузальная теория решает старые семантические проблемы. Так, (Г) проблема пустых имен объясняется наличием каузальной цепи при ее недостаточной обоснованности в объекте. Это возникает либо по причине связанности каузальной цепи с «ложно постулированной сущностью», г.е., по сути, вообще ни с какой реальной сущностью, как это случается при нарушенном восприятии (например, под воздействием психотропных средств или чего-либо еще), либо при преднамеренном введении выдуманной сущности (пример литературных героев и т.д.)17. (2') Термины тождества, как это уже было видно, объясняются как относящиеся к одному и тому же предмету, но различающиеся по смыслу, который выражен в различном способе репрезентации объекта (т.е. в различных каузальных цепях референции, связываемых с каждым из двух терминов тождества). На основании
§§
ш
I
•(
*
<0
15 Evans G. The Causal Theory of Names // Meaning and Reference. N. Y., Q>
1993. P. 218. g
16 Devitt M., Sterelny K. Op. cit. P. 67. IP
17 Ibid. P. 74. a
|анорам
анализа пустых имен объясняется и (З1) проблема истинности суждений, содержащих пустые термины: они осмысленны, но ложны. Осмыслены они в силу того, что у присутствующего в суждении пустого имени все же есть своя каузальная цепь, а ложны потому, что данная каузальная цепь не фундирована ни в каком объекте. Объяснение проблемы (41) косвенных контекстов в рамках каузальной теории референции является технически более сложным, однако строго следует теории Фреге (т.е. той ее части, где смысл строго отделен от объекта, а не задает его). Как у Фреге в косвенном контексте на место референта встает смысл, так и в каузальной теории ключевую роль траст связываемый с именем способ репрезентации референта через каузальную цепь.
Каузальная теория, согласно утверждениям ее представителей, не менее успешно, чем дескриптивная, решает основные проблемы семантики. Однако главным ее преимуществом, по сравнению с дескриптивной теорией, является то, что она объясняет, (51) каким образом можно обозначать определенный предмет ложной дескрипцией. Этот результат был получен Доннелланом и, как было показано, стал отправной точкой для развития КТР.
Жесткая десигнация и референция
Постулаты сторонников каузальной теории референции были восприняты как сенсация в области философии18. Их идеи быстро обрели популярность и получили развитие. Сегодня они зачастую воспринимаются как само собой разумеющиеся, несмотря на критические возражения тех, кто остался приверженцем дескриптивной теории. А теория жестких десигнаторов Крипке и предложенный им аргумент, по словам одного из наиболее авторитетных на сегодня специалистов в этой области С. Соумса, позволяют выработать «решающее возражение всем стандартным формам дескриптивизма относительно значения имен», а также «привести к заключению о том, что ни одно имя собственное не обладает тем же семантическим содержанием, что и определенные дескрипции»19.
В свете подобных заключений оставшуюся часть статьи хотелось бы посвятить критическому анализу нескольких постулатов теории жестких десигнаторов, в частности, и каузальной теории референции в целом. Целью этого анализа является указание на ряд трудностей в рассмотрении имен исключительно как жестких десигнаторов, демонстрация причин, почему проект каузальной теории референции представляется невозможным без дескриптивной составляющей, и, наконец, выработка более адекватного подхода к пониманию жесткой де-сигнации в свете представленной критики.
18 Humphreys P. W., Fetzer J. H. (eds.) The New Theory of Reference: Kripke, Marcus and Its Origins. Dordrecht, 1998.
19 Soames S. Beyond Rigidity. N.Y., 2002. P. 15.
Имена и жесткая десигнация
Обратимся еще раз к предложенному Крипке примеру с Аристотелем. Для того чтобы говорить об Аристотеле в разных возможных мирах, как это делает Крипке, нужно для начала этого Аристотеля как такового постулировать. Если он постулирован как некая сущность, то тогда уже можно рассуждать о свойствах, которые ему могут принадлежать, а могут и не принадлежать. Но само постулирование Аристотеля осуществляется именно через указывающие на него дескрипции, ибо сказать просто, что термином «Аристотель» я буду обозначать Аристотеля, это, по сути, не сказать ничего. Поэтому следует признать, что постулирование денотата невозможно без его дескриптивной детерминации.
Сам Крипке с этим согласен. Как было видно, он пишет, что дескрипции используются лишь для фиксации денотата в момент его нарекания именем. Однако добавляет, что с течением времени свойства, присущие денотату, могут изменяться, и дескрипции, описывавшие его в начале, перестанут к нему о тноситься, тогда, как имя все также буде т обозначать этот самый денотат. Утверждение Крипке о том, что имя всегда обозначает объект изначального нарекания можно оспорить.
Рассмотрим известный пример корабля Тесея, который греки перестраивали, заменяя его части на новые до тех пор, пока корабль не оказался полностью состоящим из новых частей. В свете этого примера утверждение Крипке о том, что имя продолжает обозначать один и тот же предмет безотносительно к тому, как могут измениться его
и г? 20
свойства, равносильно утверждению о том, что имя данного кораоля относится не к кораблю, продолжающему стоять на верфях, а к той рассредоточенной по всей округе груде обветшалых досок, из которых он изначально состоял. Даже если бы было возможно собрать все эти доски и вновь сколотить из них судно, то вряд ли имя, которое носил корабль Тезея, указывало бы на получившуюся посудину, а не на стоящий на верфях корабль.
Данный пример, похоже, говорит о том, что имя не всегда продолжает обозначать объект изначального нарекания, а может переходить от одного объекта к другому. Более того, используя крипкеан-ский метод приведения примеров контрфактических ситуаций, можно показать также и то, что один и тот же объект может быть рассмотрен нами как обозначаемый разными именами. Так, аргумент Крипке относительно Аристотеля можно продолжить, представив себе контрфактическую ситуацию, когда Аристотель носил бы не имя «Аристотель», а какое-нибудь другое, например «Архилох», и при этом сохранял бы все те же свойства, которые мы приписываем Аристотелю. Действительно, ¡1Р^
похоже, что во фразе «а что если бы Аристотель именовался “Архилохом”?» и фразе «а что если бы последний великий философ античности именовался “Архилохом”?» нет ничего противоречивого. О,
----То---- 1
■ Плутарх в своем труде «Тесей» не говорит, какое имя носил ко- Я
рабль Тесея. 8
2
го
|анорам^
is
Если наш анализ верен, то получается, что, с одной стороны, одно и то же имя может в разное время быть свойственно разным объектам, и, с другой стороны, что один объект может быть рассмотрен как обозначаемый разными именами. Не означает ли все это, что имя, в конечном счете, не является столь уж жестким десигнатором, как говорит Крипке?
Имена, объекты
и ПОСТУЛИРОВАННЫЕ СУЩНОСТИ
При анализе теории жестких десигнаторов Крипке было замечено, что обсуждение свойств Аристотеля в контрфактических ситуациях возможно только после постулирования его как такой-то и такой-то сущности, именуемой «Аристотелем». Более того, при рассмотрении референциального употребления определенной дескрипции Доннел-ланом нами также была зафиксирована необходимость наличия заранее проведенной детерминации денотата, которая обусловливала бы саму возможность референциального употребления определенной дескрипции. Было также сказано, что первичное постулирование (детерминация) денотата возможно только дескриптивным способом. Недостаток должного внимания к этому обстоятельству со стороны критиков дескриптивной теории, похоже, позволяет вывести из их аргументов нежелательные для них следствия. Одним из таких следствий, как мы постараемся показать, является спутывание объектов и их имен. В наиболее наглядной форме это можно представить, если рассмотреть известный пример X. Патнэма о Земле-двойнике21.
Предлагаемая Патнэмом история является странным фантастическим рассказом. Во Вселенной существует планета, которая является почти полной копией Земли. Цивилизации находятся на одинаковом уровне развития, существуют те же страны, языки, культуры. Даже каждому отдельному землянину соответствует житель Земли-двойника с таким же именем, жизнью и т.д. Единственное различие между двумя планетами заключается в том, что термином «вода» на Земле называют вещество Н20, а на Земле-двойнике - вещество ХУ2.
Если космический корабль с Земли слетает на Землю-двойник, то в своем отчете земные космонавты смогут написать: «На Земле-двойнике “вода” значит ХЧХ». Жители Земли-двойника в подобной ситуации напишут: «На Земле “вода” значит Н20». На основании этого, пишет Патнэм, можно сказать, что термин «вода» на двух планетах имеет различное значение. Зафиксировав это, он предлагает перемес-ц.-. титься в 1750 год, когда состав воды был еще неизвестен ни на Земле, ни на параллельно развивающейся планете-двойнике. Разумеется, такое временное перемещение никак не повлияло на главные жидкости двух планет: Н20 осталась Н20, а ХУ2 осталась ХУ2. Но
21 Cm.: Putnam H. Meaning and Reference // The Journal of Philosophy. Vol. 70. № 19. 1973. P. 699-711.
Ш |
если в наше время, как было показано, значение «воды» на двух планетах было разным, то, значит, и тогда оно тоже было разным. Говоря о значении термина «вода» для некоторого земного жителя по имени Оскар, и его двойника Оскара2, Патнэм пишет, что уже «в 1750 году Оскар! и Оскар2 понимали термин “вода” по-разному, хотя они и были в одинаковых психологических состояниях... Поэтому сам по себе объем термина “вода” (а на самом деле даже и значение этого термина в его интуитивном доаналитическом понимании) не является функцией психологического состояния говорящего»22.
Если внимательно посмотреть на то, как Патнэм представляет свой пример, то можно заметить, что он начинает с постулирования определенной ситуации, которую читатель должен считать исходной: на Земле термину «вода» соответствует Н20, а на двойнике - XXX. Постулировав то, какие предметы даны «на самом деле», ему дальше несложно рассматривать ситуацию их соотношения с различными терминами и знанием или незнанием об этом жителей двух планет.
В выдуманной истории легко сказать, из каких предметов состоит универсум. Но обстоят ли так дела в действительности? Знаем ли мы заранее, какие предметы существуют? Сказать, что Вечерняя звезда — это Утренняя звезда, можно, лишь зная о существовании Венеры. Пока мы не знали, о существовании Венеры, то не знали и что Утренняя звезда и Вечерняя звезда - одно и то же. Истинность данного тождества можно утверждать лишь ссылаясь на предмет, обозначаемый обоими терминами. В случае с Венерой, у этого предмета как раз есть имя, отличающееся от двух других, а именно «Венера».
Однако мы не всегда имеем дело со столь удобными примерами, как пример Фреге. В случае с примером Рассела о Вальтере Скотте, у нас уже нет третьего имени, обозначающего тот предмет, относительно которого истинно тождество «Вальтер Скотт = автор Веверлея».
Однако важно понимать, что даже если мы не вводим третье имя, мы, тем не менее все равно этот предмет как-то обозначаем. Сказать, что
(3) «Вальтер Скотт» и «автор Веверлея» означают Вальтера Скотта
(или автора Веверлея), - это не сказать, по сути, ничего. Гораздо более правильным был бы следующий вариант: «Вальтер Скотт» и «автор Веверлея» означают__________, где на месте прочерка был бы сам рефе-
рент. Но мы вынуждены использовать слова. А использование слов -это и есть определенный способ задания предмета (или референта).
Именно это и призвана показать дескриптивная теория референции. Поэтому даже если Рассел в своем примере не называет эту сущность никаким именем, мы, тем не менее, понимаем, что он не пытается нам сообщить, нечто вроде (3). И если бы мы задались вопросом о том, что именно означают термины «Вальтер Скотт» и «автор Веверлея», то нам бы ничего не осталось, кроме как обозначить или описать этого человека еще каким-то третьим способом. Таким образом, мы бы получили что-то похожее на: О.
(4) «Вальтер Скотт» и «автор Веверлея» означают автора Айвенго.
Я
*
ю
22
ІЬісі. Р. 702. Н
X Зак. 1203
113
V
11
(5) «Вальтер Скотт» и «автор Веверлея» означают мужа Шарлоты Карпентер.
При этом важно понимать, что эпистемологический статус имени и определенной дескрипции здесь одинаков. Можно, например, знать, что «автор Веверлея» означает Вальтера Скотта, но не знать, что Вальтер Скотт обозначается также и как «автор Айвенго». Можно знать, что «автор Айвенго» означает автора Веверлея, но не знать, что «Вальтер Скотт» также означает автора Веверлея.
То, что в (4) и (5) используется одно имя и две определенные дескрипции и к тому же имя и одна определенная дескрипция заключены в кавычки, а одна определенная дескрипция не заключена в кавычки, по большому счету ничего не значит. Можно взять два имени одного индивида и одну относящуюся к нему определенную дескрипцию:
(6) «Сэмюэль Клеменс» и «Марк Твен» означают автора Принца и нищего
(7) «Марк Твен» и «автор Принца и нищего» означают Сэмюэля Клеменса
(8) «Сэмюэль Клеменс» и «автор Принца и нищего» означают Марка Твена
Варианты (6)-(8) призваны показать, что никакой существенной разницы между именем и определенной дескрипцией нет. Нельзя придавать привилегированный статус ни одному из терминов. А именно это и пытаются сделать сторонники каузальной теории референции. Однако вернемся к примеру Патнэма с Землей-двойником.
Как уже было сказано, нам изначально постулируется разница между Н20 и XYZ. Выходит, что «вода» - это термин, а Н20 - это как бы сам предмет. Однако не является ли «Н20» так же именем, как и термин «вода»? В чем его привилегированность? Можно сказать, что есть люди, которые знают, что такое вода, но не знают, что это же самое можно называть и термином «Н20». Однако можно представить и обратную ситуацию, когда человек, родившийся и проживший всю жизнь в лаборатории, где для обозначения этого самого вещества использовали только термин «Н20» будет знать, что оно обозначается этим термином, но не будет знать, что термин «вода» также обозначает это вещество.
Патнэм постулирует, что жидкость на Земле была Н20, а жидкость на Земле-двойнике - XYZ, и в 1750 году, и в 1950 году. И поэтому термин «вода» всегда якобы имел разное значение на двух планетах. А то, что в 1750 году могло показаться, что эти термины имеют одинаковое значение, объясняется тем, что просто тогда люди еще не знали, что на самом деле «вода» на Земле означает не то, что «вода» на двойнике. Однако неясно, почему Патнэм считает, что состояние «на самом деле» — это то, что имеет место в 1950 году? Позволим себе Й немного дополнить его фантастическую историю. Нам ничто не ме-
О шает допустить, что в 2150 году ученые покажут, что, в конечном
* счете, все-таки в основании Н20 и XYZ лежал один элемент ABC,
и поэтому на самом деле термин «вода» все-таки имел общее значение
<!
*
ге
все это время на обеих планетах. Подобные революции науке известны. Даже само сделанное где-то в XIX веке открытие Н20 и ХУ2, как лежащих в основании того, что называлось «водой», является примером такой революции. Почему же нечто равнозначное не может произойти в 2150 году?
Разумеется, в придуманной Патнэмом истории подобное развитие событий можно и запретить, сказав, что объяснение природы воды раз и навсегда останется одним и тем же. История эта и так крайне фантастичная, поэтому два-три мыслимых или немыслимых запрета ее не испортят. Однако можем ли мы налагать подобные запреты в действительной научной практике? Утверждение Патнэма о том, что природа воды всегда будет объясняться так, как сегодня, мало чем отличается от утверждения какого-нибудь древнего его предшественника о том, что у магнита есть душа и так будет всегда. Поэтому, видимо, следует признать, что и вода, и магнит с душой, и Н20, и ХУ2 являются, в конечном счете, постулируемыми сущностями. У Патнэма же они представлены в качестве предметов самих по себе. Если даны предметы сами по себе, то тогда все остальное решается довольно просто. Но на каком основании «Н20» и «ХУ2» получили такой привилегированный статус, превратившись из имен в предметы, - непонятно. Если термин «Сэмюэль Клеменс» рассматривать не как термин, а как предмет сам по себе, то проблема тождества снимается, ибо (7) будет истинно. Однако (6) и (8) уже будут говорить не о том, что два имени означают один и тот же объект, а о том, что объект и имя означают имя. Последнее, разумеется, недопустимо. Но, похоже, именно это предлагает сделать Патнэм, когда рассматривает «Н20» как объект, а «воду» как термин.
Итак, чтобы установить тождество двух терминов, нужно иметь один объект, относительно которого это тождество будет истинным. Однако установление этого объекта, его детерминация, может быть осуществлено только через дескриптивный метод референции. Поэтому и сам объект, относительно которого устанавливается истинность тождества, в конечном счете является постулированной сущностью, просто введенной несколько ранее, но с помощью все того же дескриптивного способа, и на момент установления тождества принимаемой в качестве реальной и выражаемой в так называемом «фоновом» языке23. Предметы в примере Патнэма, таким образом, являются сущностями, постулированными в фоновом языке, который выполняет в указанных примерах функцию объектного языка. При этом обозначающие фразы фонового языка не следует путать с предметами. Однако, похоже, именно это делают и Патнэм в своем примере с Землей-двойником, и Крипке в рассмотренном выше примере с Аристотелем.
23 Подробнее о природе фонового языка в ситуациях референции см., например: Ледников Е. Е. Критический анализ номиналистических и пла-тонистских тенденций в современной логике. Киев, 1973. С. 100.
: ft'Hi
КТР И ПРОБЛЕМА ПУСТЫХ ИМЕН
Последней сложностью, связанной с пониманием постулатов каузальной теории референции, на которую хотелось бы обратить внимание, является то, как представители этой теории обращаются с термином «постулированная сущность». В примере Крипке об Аристотеле и примере Патнэма об Н20 не говорится о том, как решать проблему референции пустых имен. Объясняя, как именно в рамках каузальной теории референции должны объясняться пустые имена, Девитт и Сте-рельный пишут: «Имя может быть представлено как результат ложно постулированной сущности (fake ^>osit): человек ложно думает, что некоторая сущность существует»'4. Введение такого термина, как «постулируемая сущность», в словарь представителя каузальной теории представляется нам, как минимум, странным. Если пустое имя является следствием ложно постулированной сущности, то тогда можно предположить, что непустое имя будет верно постулированной сущностью. Но если мы имеем дело с объектами, как уверяют нас сторонники каузальной теории, то становится непонятным, откуда вообще берутся постулированные сущности. Также неясно, каков их статус по сравнению с объектами и как отличать одни от других. Ведь пустые имена, как правило, изначально вводятся как непустые (разумеется, за исключением тех случаев, когда пустые имена вводятся как таковые намеренно, например в литературном произведении). Особенно наглядно это проявляется в науке. Так, например, теория эфира в свое время представлялась вполне научной и говорящей о реально существующем денотате. Таким образом, если сторонники каузальной теории говорят об объектах, то они уже не могут говорить о постулируемых сущностях, т.к. это сразу вернет их к критерию существования Куайна и исходным установкам отрицаемой ими дескриптивной теории референции.
Подведем предварительные итоги. Вследствие проведенного анализа каузальной теории референции мы пришли к следующим выводам: (а) имена могут употребляться и не как жесткие десигнаторы объектов; (Ь) в каузальной теории референции имеет место спутывание объектов с терминами фонового языка; (с) каузальная теория референции объясняет проблему пустых имен в терминах постулированных сущностей, что говорит о ее опоре на дескриптивную теорию и не согласуется с исходной установкой на объект.
Возможна ли каузальность
„ БЕЗДЕСКРИПТИВИЗМА?
ч
^ Разработанные выше критические аргументы против каузальной
О теории референции по своей сути не новы. Указанные проблемы каузальной теории были отчасти усмотрены самими сторонниками этой
Я
"4 Devitt М., Sterelny К. Op. cit. Р. 74.
11
теории. Так, Г. Эванс критиковал Крипке за то, что его теория жестких десигнаторов не допускает смены денотата для имени собственного. Разработанный Эвансом новый вариант каузальной теории референции является более состоятельным, чем теория Крипке, т.к. дает удовлетворительный ответ на выдвинутые возражения, а также и на многие другие вопросы. Однако для наших целей анализ данной теории не является необходимым, потому что Эванс признает необходимость дескриптивной составляющей в общей теории референции.
Как уже говорилось выше, Эванс более четко объясняет понятие смысла в каузальной теории, связывая его с каузальным методом презентации объекта. Однако для него невозможно, чтобы имя обозначало некоторый объект, никак не связанный с ситуацией употребления этого имени. Он приводит следующий пример. У Британского короля Артура был сын Анир, которого в легенде об Артуре спутали с местом захоронения короля. Согласно теории жестких десигнаторов Крипке, человек, говорящий «Анир - это место захоронения короля Артура», несмотря ни на что, обозначает его сына. Данный вывод Эванс считает невозможным, и поэтому признает, что «денотация имени, используемого в определенном обществе, должна все же некоторым опосредованным образом зависеть от того, что использующие это имя люди пытаются им обозначить»25. Девитт и Стерельный развивают эту мысль и пишут, что «человек, нарекающий определенный объект именем, на определенном уровне все же должен “иметь представление” о причине воспринимаемого им опыта (т.е. об объекте. -П. К.) в каких-то общих терминах»26. Из этого они делают следующий вывод: «Таким образом, получается, что наша каузальная теория референции не может быть “каузальной в чистом виде”. Она должна быть “дескриптивно-каузальной” теорией: в момент нарекания объекта именем само имя ассоциируется (будь то осознанно или неосознанно) с некоторой дескрипцией»27.
Данный вывод является важным, поскольку он согласуется с выводами проведенного выше анализа каузальной теории референции, согласно которым дескриптивная составляющая не может не присутствовать при задании объекта. Однако при этом встает вопрос: в какой степени КТР опирается на ДТР? Нужна ли дескриптивная составляющая только для того, чтобы зафиксировать референцию, или она остается базовой на всех этапах использования термина? Кажется, что проведенный анализ указывает на то, что ДТР является более фундаментальной теорией. Объект нельзя поименовать, не ассоциируя его имя с определенным набором дескрипций, детерминирующих нарекаемую сущность. Более того: при дальнейшем использовании имени необходимо подразумевать ассоциируемые с ним дескрипции, в противном случае мы столкнемся с рассмотренной выше проблемой корабля Тесея. Наконец, решение таких стоящих перед семантической ш ___________ Q.
~5 Evans G. P. Op. cit. P. 218. X
26 Devitt М., Sterelny K. Op. cit. P. 80. *
27 ibid. 0
||]анорам/3
теорией проблем, как (Г), (2') и (5'), затруднительно обойтись без использования таких терминов, как «постулируемые сущности» и «фоновый язык», которые являются неотъемлемыми составляющими ДТР. Из всего этого следует, что если ДТР верна, то, значит, ее рассмотрение имен как скрытых определенных дескрипций тоже верно.
Имена и определенные дескрипции
КАК ДЕСИГНАТОРЫ
ш
Мы пытались показать, что рассмотренные критические возражения против дескриптивной теории референции со стороны каузальной представляются не вполне обоснованными и имена все же можно рассматривать как скрытые дескрипции. Все это, однако, не означает, что результаты, полученные представителями каузальной теории, не являются значимыми. Наш язык (будь он русским, английским, немецким, французским и т.д.) по своей грамматической структуре ориентирован на предметы, с одной стороны, и на их свойства и отношения, с другой. Первые и последние необходимо различать, т.к. те или иные свойства и отношения предметам могут быть присущи, а могут и не быть. При рассмотрении контрфактических ситуаций проведение данного различия становится неизбежным, поэтому функцию жесткого десигнатора необходимо отличать от функции нежесткого десигна-тора. Данное функциональное различие можно считать одним из важных достижений каузальной теории референции.
Что касается имени собственного, то, как десигнатор, оно действительно зачастую является более жестким, чем какая-либо отдельно взятая определенная дескрипция. Однако это не означает, что оно остается таковым всегда. Это было видно из примера о том, что последний великий философ античности мог вовсе не носить имя «Аристотель». На примерах с Вальтером Скоттом, как автором Веверлея, автором Айвенго и мужем Шарлоты Карпентер, было показано, что жестким десигнатором, представляющим сам предмет, является обозначающая фраза, употребленная в фоновом языке. Однако, похоже, быть жестким десигнатором и употребляться в фоновом языке может не только имя собственное, но и определенная дескрипция. Таким образом, если Г. Эванс прав и теория референции, в конечном счете, должна быть каузально-дескриптивной, то ее каузальная составляющая должна заключаться в различении жестких и нежестких десигна-торов, а дескриптивная - в том, как детерминируются объекты, рассматриваемые в качестве существующих.
Что же касается различия имен и определенных дескрипций, то классики аналитической философии, похоже, были правы, и первые все же сводимы к последним. Это, однако, не означает, что функция жесткого десигнатора сводима к функции нежесткого десигнатора, а, скорее,свидетельствует лишь о том, что в качестве жесткого десигнатора может выступать как имя, так и определенная дескрипция.
