CC BY
90
4. Гарифуллин, P.P. Иллюзионизм как новая философско-психологическая концепция. Психология обмана, манипуляций, кодиро-
вания / P.P. Гарифуллин. — Казань: Реноме, 1997.
5. Грабельников, А.А. Русская журналистика на рубеже тысячелетий / А.А. Грабельников. — М.: Рип-холдинг, 2000.
6. Дейк, Т. Стратегии понимания связного текста / Т. Дейк, В. Кинч // Новое в зарубежной лингвистике. — Вып. 23: Когнитивные аспекты языка. — М.: Прогресс, 1988.
7. Доценко, Е.В. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита / Е.В. Доценко. — СПб.: Речь, 2003.
8. Жельвис, В.И. Поле брани: сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира / В.И. Жельвис — М.: Ладомир, 2001.
9. Кара-Мурза, С.Г. Манипуляция сознанием / С.Г. Кара-Мурза. — Новосибирск: Историческое наследие Сибири, 2007.
10. Леонтьев, А.А. Речевое воздействие текста как предмет психолингвистической экспертизы / А. А. Леонтьев // Скрытое эмоциональное содержание текстов СМИ и методы его объективной оценки. — М.: Смысл, 2004.
11. Олешко, В.Ф. Психология журналистики / В.Ф. Олешко. — СПб.: Издательство Михайлова, 2006.
12. Остроушко, Н.А. Проблемы речевого воздействия в рекламных текстах: дис. ... канд. филол. наук / Н. А. Остроушко. — М., 2004.
13. Пирогова, Ю.К. Скрытые и явные сравнения: к вопросу о границах правды и лжи в рекламе / Ю.К. Пирогова // Рекламный текст: семиотика и лингвистика — М.: Издательский дом Гребенникова, 2000.
14. Понятия чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации. — М.: Новое время, 1997.
15. Прохоров, Е.П. Введение в теорию журналистики / Е.П. Прохоров. — М.: Рип-холдинг, 2000.
16. Руженцева, Н.Б. Дискредитирующие тактики в российском политическом дискурсе / Н.Б. Руженцева. — Екатеринбург: Издательство УРГУ, 2004.
17. Цуладзе, А.М. Большая манипулятивная игра / А.М. Цуладзе. — М.: Алгоритм, 2000.
Статья поступила в редакцию 30. 12.08
УДК 751.1+293
Ю.А. Крейдун, соискатель АГУ, г. Барнаул
ИКОНОСТАСЫ ПЕРВЫХ МИССИОНЕРСКИХ ХРАМОВ АЛТАЙСКОЙ ДУХОВНОЙ МИССИИ
В статье описаны походные иконостасы, изготовленные в 1830-х гг. по заказу основателя Алтайской миссии архимандрита Макария (Глухарева). Выявлены конструктивные принципы, форма, структура и материалы, использование для иконостасов. Установлено предназначение их составных частей. Сопоставлена форма миссионерских иконостасов с типовыми проектами походных храмов. Рассмотрен вопрос планировки и внутреннего убранства, включающего походный иконостас, первого миссионерского дома архимандрита Макария.
Ключевые слова: иконостас, миссионерская деятельность, походный храм, передвижной
храм, православная церковь
Важнейшей частью православного богослужения является литургия. Традиционно литургия совершается в храмах, планировка которых соответствует необходимым требованиям. Важное значения имеет иконостасная перегородка, отделяющая алтарь от остальной части храма. В первые годы существования Алтайской духовной миссии, основанной преподобным Макарием (Глухаревым), иметь специальные помещения для совершения литургии не представлялось возможным. Поэтому богослужение совершалось в обычных помещениях. Чаще всего это были отдельные комнаты в домах, а иногда службы совершались на открытом воздухе [1]. В таких случаях устраивалась временная иконостасная перегородка.
Существовал типовой проект складного походного храма и иконостаса, разработанный, Святейшим Синодом для нужд воинских частей. Внутри шатра помещалась складная перегородка, иконостас, престол и жертвенник. Особый интерес представляет форма походного иконостаса (рис.1) [2]. В данном проекте он имеет семь частей. Центральная — царские врата: двухстворчатые, незамысловатой формы, изготовленные из наклонных реек. На створках шесть небольших икон в овалах. Северные и южные врата иконостаса завешены материей с нашитыми крестами на основании. Над боковыми вратами с севера — изображения скрижалей, а с юга — Евангелия и евхаристических сосудов. Кроме того, в иконостасе имеется четыре жесткие рамы, на которых должны устанавливаться иконы. В целом, структура походного иконостаса во многом повторяет структуру местного ряда стационарного иконостаса.
Походный иконостас и складной престол для совершения выездных богослужений был необходим основателю Миссии. Эта проблема была решена 30 ноября
1830 г. Первый миссионерский походный иконостас был сделан из легких рамок, которые были соединены таким образом, чтобы их удобно было складывать и раскладывать вместе с иконами. Кроме того, рамки вместе с закрепленными в них иконами Спасителя и Божией Матери и Царскими Вратами образовывали вид “висящего” иконостаса [3, с. 32]. Тогда же был сделан складной стол для походного престола. Эти работы были выполнены помощниками архимандрита Алексеем Волковым и статским советником П.И. Бабиным, у которого квартировали миссионеры.
Рис. 1. ЦХАФ АК. Ф.50. Оп. 11. Д. 85 (фрагмент)
Первый походный иконостас использовался архимандритом в поездках по Алтаю. Но более всего он находился в майминском миссионерском доме. А когда для нужд Миссии был изготовлен второй походный иконостас, то для поездок стал использоваться именно он, а первый — остался в Майме [4, с. 264].
Рис. 2. ЦХАФ АК. Ф. 5Q. Оп. 11. Д. 35 (фрагмент)
Существенно дополнить сведения о внутреннем убранстве миссионерских богослужебных помещений позволяет “План-фасад миссионерских домов, построенных архим. Макарием в селениях Найминском и Улалинском” (рис.2) [5]. На данном плане отмечен престол и жертвенник, соответственно размерами 65 на 80 см и 65 на 65 см. Алтарной перегородкой служил деревянный раскладной каркас с иконами, состоящий из трех частей. Длина «зало» для совершения богослужения примерно восемь метров, что позволяло присутствовать на службе до 50-ти человекам. Логично предположить, что на данном чертеже майминского миссионерского дома изображен именно первый походный иконостас в виде трехчастной перегородки. Ширина каждой части, согласно чертежу, пол сажени или примерно один метр. Причем, Царские врата выдаются вперед, а местные иконы несколько повернуты относительно плоскости перпендикуляра миссионерской церкви (рис. 3).
Второй экземпляр иконостаса изготавливался по личному заказу архимандрита Макария. Осенью 1834г. основатель Алтайской миссии был в Барнауле и встречался с живописцем, академиком Российской Императорской Академии Художеств Михаилом Ивановичем Мягковым, служащим при Барнаульском Горном Начальстве.
Рис. 3. Убранство миссионерского храма. Эскиз А.И. Казаковцева
Архимадрит Макарий познакомился с М.И. Мягковым в августе 1830 г. в Барнауле благодаря Томскому губернатору П.К.Фролову. Во время своего первого приезда в Барнаул начальник Миссии осматривал вместе с губер-
натором строящийся Свято-Димитриевский храм, который в то время расписывал академик живописи Мягков. Его работы очень понравились архимандриту и их связь не прерывалась вплоть до отъезда Мягкова с Алтая. Художник согласился написать ряд икон на железных листах для походного иконостаса. А именно, лики Спасителя, Богоматери, Архангела Гавриила и Девы Марии в Благовещении, четыре Евангелиста. В Барнауле было также пошито облачение для престола. Для этого был использован шелк зеленого цвета и медный галун. В необходимых местах были пришиты семь крестов из серебряного галуна. В комплект входила также завеса царских врат из той же зеленой шелковой ткани на железной дуге.
Дополнительно был собран каркас для иконостаса, царских врат и престола из дерева. Это сделал один из барнаульских столяров. По просьбе миссионера каркас был сделан не громоздким, для удобства при транспортировке, и легким при разборе и установке «походной церкви в обыкновенных домах по деревням» [4, с. 50]. Уже в декабре 1834 г. новый иконостас был готов и в начале 1835г. — передан архимандриту Макарию в качестве пожертвования [6, л.18 об]. По другой версии, образа были написаны на парусине и укреплены на «железных прутках в складку» [3, с. 21]. Работа М.И. Мягкова была выполнена столь изящно, что губернатор Евграф Петрович Ковалевский, рассматривая работы художника, высказал мысль “об умножении походных церквей, и притом в размере обширнейшем, ...в пользу тех. селений, которые удалены от приходских церквей на значительное расстояние” [4, с. 308]. В 1835 г. новый иконостас был установлен в Улалинском стане в “особом” доме, купленном за 100 рублей.
Итог описанию походных иконостасов, важнейшей составляющей миссионерских походных церквей, подведем выдержкой из последней, 36 главы “Мыслей о способах к успешнейшему распространению христианской веры.” основателя Алтайской миссии. Вот каким архимандрит Макарий представлял типовой иконостас для миссионерских церквей. Каркас должен иметь следующую конструкцию: “Царские врата, составленные из складных самых легких рамок, утвердили бы на четырех крючках, прибитых к двум таким же другим рамкам, укрепленным в потолке и в полу гвоздиками” [7, с. 290]. Священные изображения архимандрит Макарий предлагал изготавливать печатным способом на длинных полосах прочного шелка. Это бы удешевило и облегчило иконостас. В состав иконостаса должны войти иконы Спасителя и Божией Матери (соответственно справа и слева от Царских врат). На створках Царских врат — изображения Благовещения и четырех евангелистов. А над Царскими вратами должно находиться изображение Распятия Христа. Кроме того, в предполагаемый комплект по замыслу о. Макария должны были войти еще три запрестольных изображения. Ткань с иконами должна прикрепляться сверху двумя шнурками к гвоздикам, а снизу — фиксироваться свинцовыми гирьками. Сверху и снизу икон следовало печатать изображение креста. Северными и южными дверями служили бы простые занавесы с нашитыми крестами красного или зеленого цвета. Последняя деталь особенно напоминает иконостас типовой походной церкви, рассмотренный выше.
Из эпистолярного наследия архимандрита Макария выявляются еще несколько деталей интерьера миссионерских церквей того времени. Сначала для совершения литургии в поездках в качестве престола использовался складной стол, изготовленный из доски и четырех столбиков-ножек. С появлением постоянных миссионерских помещений, стали изготавливаться стационарные престолы и жертвенники. Летом 1837г. о. Макарий заказал некоему Мирошникову изготовление престола для улалинской походной церкви. Причем, это необходимо
BB
было сделать по образцу майминского престола. Престолы в данном случае изготавливались из кедра. Одежды для престола и жертвенника шились из доступного материала. В частности, в сентябре 1843г. о. Макарий пишет Софье Вальмон, что ситец, пожертвованный ею «употреблен на одеяние жертвенника» [4, с. 439].
На престоле походного храма было установлено вместо семисвечника писаное распятие с основанием. Распятие выглядело следующим образом: “Крест на престол с подножием, украшенный живописными изображениями Распятого Спасителя, Бога Отца, Святого Духа, Богоматери, евангелистов, преподобного Макария Египетского. Крест сделан был из кипариса, и теми же мастерами, которые делали престол в Екатеринославском соборе” [4, с. 49].
Со временем, когда увеличивался поток пожертвований и стало возможным строить полноценные храмы, в Горном Алтае появились и первые стационарные иконостасы с пи-
саными иконами. Таким оказался, в частности, иконостас майминской Духосошественской церкви, которая была построена в 1845 г., а проект иконостаса лично разработал основатель Миссии архимандрит Макарий (Глухарев).
Итак, миссионерские богослужения совершались в достаточно скромной обстановке. Специфику молитвенному помещению создавал комплект походной церкви, важной частью которого являлась складная иконостасная перегородка. Данная перегородка в отличие от традиционных иконостасов в церквах, содержала только самые необходимые элементы: Царские врата, боковые двери в виде завесы с крестами и иконы Спасителя, Бо-жией Матери, Благовещения и четырех евангелистов. Это позволяло создавать атмосферу церковности в условиях ограниченности средств и отсутствия (особенно, в начале существования Миссии) специальных богослужебных построек.
Библиографический список
1. Крейдун Ю.А. Деятельность М. Глухарева по обустройству первых миссионерских станов на Алтае // Макарьевские чтения: Сб.
научных статей / Отв. ред. В.Г. Бабин, С.К. Носов. Горно-Алтайск, 2002.
2. Центр хранения архивного фонда (далее ЦХАФ АК). Ф.50. Оп. 11. Д. 85.
3. Краткие записки из жизни покойного архимандрита Макария // Сборник исторических материалов о жизни и деятельности архи-
мандрита Макария Глухарева. Орел, 1897.
4. Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской Миссии / Под ред. К.В. Харламповича. Казань, 1905.
5. ЦХАФ АК. Ф.50. Оп.11. Д.35.
6. ЦХАФ АК. Ф.164. Оп.1. Д.5. Л.18об.
7. Глухарев М, архимандрит. Мысли ко просвещению инородцев... // Свет Христов просвещает всех. Новосибирск, 2000. Статья поступила в редакцию 12.01.09
УДК 82.09
С.В. Шоломов, аспирант Тобольского государственного педагогического института им. Д.И. Менделеева, г. Тобольск, Тюменская область
ГЕРОЙ ПРОЗЫ Р. СОЛНЦЕВА: «МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК» НОВОГО ВРЕМЕНИ
В настоящей статье исследуются особенности героя и специфика художественного мира красноярского писателя Романа Солнцева. Его известные романы «Свобода ночью» (2001), «Желтый дым» (2001), «Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции» (2002) являются образцами отечественной реалистической прозы, где центральным героем становится тип «маленького человека», знакомый читателям по произведениям русской классической литературы. Продолжая традиции классиков, Р.Солнцев помещает своих персонажей в условия современной России периода перестройки, превращая «маленького человека» в бунтующего героя нового времени.
Кл. слова: Солнцев Р., русская литература 19 в., художественный мир, тип героя, тип «маленького человека», реалистическая традиция.
Выпускник Казанского университета Роман Солнцев (настоящие фамилия и имя писателя — Ренат Суфеев), в 80-90-е годы ХХ века — известный красноярский писатель, поэт, драматург и общественный деятель, вошел в отечественную литературу как писатель-реалист, соратник В.Астафьева и человек, убежденный в великой миссии литературы спасать мир от пустоты и бессмысленности, а человека от падения в бездны бездуховности и беспамятства. Из критики имя Романа Солнцева уходит за несколько лет до смерти писателя (2007 г.), что вполне естественно, поскольку в новом тысячелетии спорят чаще о тех, кто способен удивлять своей оригинальностью, создавая им имена, определяя их место в потоке становящейся жизни. Критики забыли Романа Солнцева, а литературоведы не заметили или не успели. Соответственно, научное изучение творческого наследия писателя, поэта, драматурга Романа Солнцева сегодня только начинается и даже сам факт включения произведений писателя в литературоведческий дискурс определяет новизну темы нашего исследования.
Как известно, специфика реалистической прозы конца ХХ века определяется сосредоточенным вниманием к
внутреннему миру человека переходного времени, периода социально-политических реформ, когда максимально обостряется проблема нравственного выбора. Сама же меняющаяся действительность заставляет художника-реалиста писать о «текущем», злободневным. Кроме того, можно говорить об особом типе героя. Это, как правило, человек, погруженный в жизненные проблемы и одновременно сосредоточенный на поиске собственного места в жизни, ищущий правду и вынужденный постоянно делать нравственный выбор.
На первый взгляд, мир прозы Романа Солнцева не может потрясти своей оригинальностью (события, представленные здесь, хорошо знакомы отечественному читателю, особенно читателю из провинции), но настойчивое стремление его героев отыскать настоящую правду и себя в этой правде лишено всякой банальности и является свидетельством того, что этот художник слова продолжает верить в спасительную миссию литературы, предлагая своим читателям свое (во многом уникальное!) видение времени и образ современного человека.
В последних романах Р.Солнцева (написанных и изданных уже в XXI веке) главными героями, как прави-
B9
