CC BY
36
И
ГРА» ТРАНСЦЕНДЕНТНОСТИ И СРЕДЫ УДК 008:001.8
Б01: 10.24412/1997-0803-2020-10405 В. А. Хаддадин
Литературный институт имени А. М. Горького
В статье рассматривается тема игры между метафизическим, традиционно-философским осмыслением бытия и времени и среды, где последняя детерминирована сферой потребления вещей. Базовые, онтологичнские аспекты игры, данные в определениях Йохана Хейзинги, применены к более поздним положениям философии постструктурализма, проанализированы в социальном преломлении. Производится анализ эстетической категории «игра», её смысловых оснований в рамках сферы современного быта - потребления товаров. Обосновывается онтологическая сущность игры в сфере потребления. Выводы основаны на анализе работы Жана Бодрийяра «Система вещей» (1968), а также применены к концептуальной модели развития общества, данной Маршаллом Маклюэном в работе «Понимание медиа: внешние расширения человека» (1962).
Ключевые слова: эстетическая категория «игра», потребление товаров, вещи, быт, онтология, Бодрийяр, трансценденция, постструктурализм.
Valeria A. Khaddadin
Maxim Gorky Institute of Literature and Creative Writing, the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation, Tverskoy Blvd, 25, 123104, Moscow, Russian Federation
"GAME" OF TRANSCENDENCE AND ENVIRONMENT
The article deals with the theme of the game between metaphysical, traditional and philosophical reflection on existence and time, and the environment, where the environment is determined by the sphere of consumption of things. The basic, ontological aspects of the game, as defined by Johan Huizinga, are applied to later provisions of the philosophy of poststructuralism and analysed in social refraction. An analysis is made of the aesthetic category of the game and its conceptual foundations within the sphere of modern life - the consumption of goods. The ontological essence of the game in the sphere of consumption is substantiated. The basic conclusions are based on the analysis of Jean Bodriard's work "System of Things" (1968) and are applied to the conceptual model of society development given by Herbert Marshall McLuhan in his work "Media Understanding: External Human Expansion" (1962).
Keywords: aesthetic category "game", consumption of goods, things, life, ontology, Bodriard, transcendence, poststructuralism.
Для цитирования: Хаддадин В. А. «Игра» трансцендентности и среды // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2020. № 4 (96). С. 52-58. DOI: 10.24412/1997-0803-2020-10405
ХАДДАДИН ВАЛЕРИЯ АДОЛЬФОВНА - аспирант Литературного института имени А. М. Горького KHADDADIN VALERIA ADOLFOVNA - PhD student, Maxim Gorky Institute of Literature and Creative Writing
e-mail: vhaddadin@yandex.ru © Хаддадин В. А., 2020
Прежде чем мы начнём приведение к общему знаменателю онтологических оснований игры в сфере потребления, обратившись к работе Жана Бодрийяра, исследований неоспоримого присутствия игры между трансцендентностью и вещным миром, полагаем необходимым обратиться к определению самой эстетической категории «игра», данному в поле метафизики, а именно - коротко вернуться к определению игры, которое дал Йохан Хейзинга, нидерландский учёный, придавший новое яркое осмысление бытийности человека. Хейзинга сблизил понятия Homo faber и Homo ludens, то есть понятия Человека Созидающего и Человека Играющего, а поле культуры (а в нашем случае и потребления) обозначил одновременно игровым и в то же время созидательным конгломератом, упраздняющим обыденной жизнью. Для Хейзинги игра - это один из видов жизнедеятельности. Тем не менее он не детерминирует игру только в биологической сфере (равно как и в логической или только этико-эстетической). Сфера бытийности игры, по Хейзинге, располагается также и в социальной плоскости. Заметим также, что игра - это в некоторой степени и биологическая сущность любого живого существа. При этом Хейзинга приводит данное утверждение исходя из того, что игра «прежде всего и в первую голову свободная деятельность» [9, с. 17], которая тем не менее должна включать правила, особые пространственно-временные условия, а также удовольствие. На наш взгляд, в большей степени удовольствие (исключая инстинкты самосохранения и инстинкт размножения) роднит нас с животными - в качестве биологических видов. Но более важным является то, что животные (и растения) определяются средой обитания, человек же биоло-
гически не привязан к определенному ареалу на земле, при том что имеет уникальную способность приспособления. Вспомним легенду, рассказанную Платоном об Эпиме-тее, распределявшем свойства, качества среди животных [8, с. 212] Человек, которому не досталось специальных свойств, какие достались животным, оказался максимально зависим от внешних условий, условий среды и в то же время не привязан к определенному ареалу. Человек не обладает звериной мощью, когтями, мощными клыками, не живет в воде, не перемещается быстро в пространстве без помощи специальных приспособлений и т.д. Следовательно, благодаря своей природной незащищенности человек склонен к большей гибкости, способен к трансформации, приспособлению, лавированию, игре в рамках поставленных ему условий, игре в рамках социальных условий, игре по преодолению рамок, выставленных социальными нормами и институтами. Таким образом, человек получает возможность осуществлять осмысленную социальную и поведенческую деятельность: «для детенышей животного и детей человека эта свобода еще не существует» [9, с. 27], что заставляет взрослого человека формировать и адаптировать среду вокруг себя, равно как и научает человека «вписывать» себя в среду. То есть игра сводится к развитию селективных способностей, приносит удовольствие и является одной из основ бытия человека, одной из его биологических функций, способствует осуществлению желания упорядочить окружающий его мир.
Несмотря на то, что игра фактически и категориально относится к эстетической парадигме философии, это не лишает ее права претендовать на принадлежность к онтологическим, бытийным основаниям. Философия постмодерна развенчивает данные ин-
тенции, определяя мир и его основания как «хаосмос» [2, с. 246]. Причем основы данного положения отчасти были продуцированы уже в философии Йохана Хейзинги, до вступления в силу интенций постмодерна: исходя из его утверждения, что «игра существует до всякой культуры, витает над ней» [9, с. 152], что любая культура существует как игра, «разыгрывается».
Одновременно, помимо биологической плоскости, игра, завладевая человеком как социальной единицей, получает новые сферы своего приложения: психологию, философию (поиск наиболее точных определений там, где их быть не может, языковые игры, научные игры, софистика/центонность, наконец, которые присутствуют в философии в той или иной степени всегда), культурологию (в наибольшей степени описанную Хей-зингой). Формулировки целостного понятия игры, как и многие другие философские определения, остаются открытыми, незавершенными, дающими простор для научного толкования и интерпретаций. И уже одно это - игра определений и поисков оснований - присваивает игре определенный научно-онтологический статус.
Более поздние определения игры говорят нам о том, что «игры - это народное искусство, коллективные, социальные реакции на основной импульс или воздействие той или иной культуры. Как технологии суть расширения живого организма, так и игры, наряду с учреждениями, суть расширения социального человека и политического тела. Игры и технологии - контрраздражители, или способы приспособления к удару специализированных воздействий, имеющие место в любой социальной группе. Как расширения массовой реакции на повседневный стресс игры становятся точными моделями культуры ...» [6, с. 119]
Маршалл Маклюэн приводит наши размышления к новому повороту, который ведет к основной плоскости рассмотрения поднятой нами проблемы: среда и трансцендентность, где среда детерминируется областью потребления. Итак, рассмотрим маклюэновское понятие расширения. Возвратимся немного назад, к рассуждениям о том, что человек, преодолевая зависимость от внешних условий, имея уникальную свойство приспосабливаться к любому виду и роду внешней среды, приобретает селективные способности, иными словами, используя средства (механические, динамические, электрические и т.д.), «расширяет» свои способности и возможности в пространстве. Последние достижения человеческого разума позволяют человеку расширить свои способности не только в сфере физического и материального состояния, но и в сфере технологической симуляции сознания, а игра и есть не что иное, как использование рычагов «расширенного» сознания и применение интеллектуальных оснований и навыков в социуме. Как и любые интеллектуальные завоевания и расширения (по Маршаллу Маклюэну) дают человеку возможность быть проводником, своеобразным медиа. Между чем и чем? Между человеком и всем что угодно. И любой предмет, в том числе любой предмет среды обитания, является его расширением и средством медиа, благодаря которому (включая и расширенные способности сознания) человек воздействует на мир, вернее - комму-ницирует с миром.
Но человек не был бы человеком, если бы главными для него не оставались вопросы конечности во времени и постоянные попытки это время остановить. Здесь мы вступаем в сферу, в которой начинаются игры трансцендентных форм, связанные
с тщанием человека зафиксировать, остановить время, которое является понятием трансцендентально детерминированным. И в попытке ограничить, поймать трансцендентность пространства и времени человек начинает свои игры (по определённым правилам, как у Хейзинги: здесь и сейчас), а также, перейдя в новую парадигму осмысления бытия, приближаясь к концепции постмодерна хаосмоса, придаёт вещам, которыми он владеет, новые смыслы и основания, - вещам, которые превращаются из средств потребления, которые по определённым причинам никогда не могут насытить человека, в культурные знаки, обмен которыми идёт непрерывно и которые участвуют в игре с медиа-расширениями человека.
Обратимся непосредственно к работе Жана Бодрийяра «Система вещей» и играм в рамках традиции постмарксизма-постструктурализма, в рамках которой работал Бодрийяр. Поговорим о пространстве как о трансцендентальном топике [3, с. 68]. Игра с пространством начинается с его де-криза, сжатия для человека, и в связи с этим с началом разработки функциональных решений, с выработкой транс-форм, из-за отсутствия достаточного простора для повседневной жизни. При этом, как следствие, освобождается функция вещи, то есть вещь освобождается от своего функционала, превращаясь в символ. Нет жизненной необходимости (в рамках игры в пространстве) наделять вещь отягощающими деталями. Это приводит к обезличиванию вещи (в противовес классицизму или модерну, например). Все нефункциональные свойства вещей находят своё «оправдание» в другой плоскости - плоскости игры в сфере «среда - время», о чём будет сказано ниже.
Человек, по мнению Бодрийяра, становится «человеком расстановки» [1, с. 14] и
начинает свои игры, сам становясь моделью «функционального» домашнего жильца, например, как устроителя собственной среды обитания, - то есть участником игры, находящимся в позиции животного, детерминированного к определённой среде обитания. Человек участвует в стратегической игре со средой, где в логике игры прослеживается прообраз человеческих отношений и каждая вещь, предмет обстановки, который принадлежит человеку, является отображением индивидуальности её хозяина, некоторым образом вбирает его индивидуальность. «Вещи отображают в себе целое мировоззрение ... а отношения между людьми - как соотношения, трансцендентные их субстанциям; сам дом становится эквивалентом человеческого тела, чья мощная органическая система в дальнейшем обобщается в идеальной схеме включения его в структуры общества. Всё вместе даёт целостный образ жизни, чей глубинный строй - строй Природы, первозданной субстанции, откуда и вытекает вся ценность. Создавая или изготавливая вещи, придавая им некоторую форму, которая есть культура, человек преобразует субстанции природы» [1, с. 17]. Таким образом, игра в приобретение, расстановку, компоновку придаёт вещам иллюзию пантеистического бытия, приравнивает их к среде обитания, созданной человеком, и служит в то же время элементом социальной культуры. Налицо игра в лоне старой, доброй, классической онтологической философии.
Система среды человека в этом случае - знаковая система (и в период творчества Бодрийяра, в эпоху структурализма-постструктурализма). Поскольку знаки создают серийность, постольку и игра с вещным миром разнообразна и многопла-нова. В свою очередь, и материалы, с кото-
рыми играет человек в своей среде, имеют значения. Поговорим о стекле. Стекло является притягательным материалом для отображения философских размышлений. Так, Хосе Ортега-и-Гассет знаменит своей мыслью-историей о человеке, смотрящем сквозь стекло [7, с. 504]. И чем, условно говоря, ниже его творческий потенциал и возможность восприятия современного искусства (модерна и его элементов на то время), тем присутствие стекла становится для него значимым/заметным в процессе восприятия окружающей действительности, среды. Человек с высоким потенциалом и способностью воспринимать новое видит не только пейзаж за стеклом, но и отображение себя, равно как и своей творческой мысли, а стекло, как проводник и средство, позволяет ему видеть пейзаж позади стекла в виде, преломлённом его присутствием. По мысли Маклюэна, стекло становится проводником, медиа. Точно так же и Бодрийяр говорит о свойствах стекла как о веществе абстрактного порядка, которое даёт нам возможность выходить на уровень игры человека-среды-вещей, где игра переходит на новый уровень: «Вековая символика "стеклянного дома" продолжает жить ... но обаяние трансцендентности уступает место обаянию среды ...» [1, с. 21]. Равно как и зеркало, стекло становится своеобразным проводником, который позволяет внешней среде, к которой, в отличие от животных, так плохо приспособлен человек, вольно играть значимую роль в его жизненном пространстве.
Если говорить о сути игры человек-вещи, человек-пространство-время, то её можно охарактеризовать коротко: абстракция могущества. Знаки нашего могущества: вещи, обстановка, автомобиль, коллекционирование, коллекции, раритетные
вещи (как самая яркая попытка «заморозить» время), престижная одежда, etc. одновременно служат и инструментами, и партнёрами в нашей игре, оформляют некий духовный вакуум, который мы ощущаем всё больше и больше в повседневной жизни, в линейности времени, со сменой историко-философских парадигм. От декартовского cogito (выделения субъекта и объекта в противовес человеку - сыну Божьему), от антропологизации до хаосмоса и исчезновения субъекта в структуре взаимоотношений человек - мир. Вещи становятся теми игрушками, которые предоставляют нам место властителей в поле знакового могущества. Но, к сожалению, победителя в этой игре не существует, поскольку с признанием власти над нами игры в потребление мы теряем многие естественные человеческие интенции. И это не только физическая нагрузка, но и другие телесные и духовные движения, которые веками служили нам естественным образом, не приводя к печальным психофизиологическим последствиям и духовным утратам.
Всё вышесказанное, что было не просто зародившейся тенденцией, но основой для западного общества сформировавшегося потребления второй половины ХХ века, для нашей страны является в настоящий момент пластом активного проживания. Наша искренняя душевная «жестикуляция», короткий жест, который бывает так символи-чен и важен в разных моментах и жизненных ситуациях, скрадывается в общем потоке потребления вещей и гаджетов. Сегодня каждый гаджет способен сформировать вокруг себя некое магически-мифологическое поле, вернее техно-мифологическое поле. И каждая вещь, которую мы используем как наше некое продолжение, медиум во взаимодействии с внешним миром, пре-
вращается в симулякр того естественного мира, связь с которым мы теряем из-за перехода самого человека в единицу игрового поля, в котором энергия человека становится также подделкой истинных, бытийных усилий.
Как вещи, так и человек становятся функциями, знаками в игре трансцендентных сил, не обладающими самостоятельным смыслом и являющимися калькой с фундаментальных свойств Человека и Среды. Все участники игры обладают функцией «знаковости». «В них всегда присутствует строй Природы (первичная функция, бессознательное влечение, символическая соотнесенность с человеком), но присутствует лишь в виде знака. Материальность вещей больше не сталкивается в них непосредственно с материальностью потребностей: происходит выпадение этих двух несвязно-первичных антагонистических систем в силу того, что меж ними вклинивается абстрактная система манипулируемых знаков - функциональность» [1, с. 83]. Игра в рамках системы.
В заключение необходимо отметить, что методологический подход Бодрийяра ограничен рамками постструктурализма, предвестника постмодерна. Говоря терми-
нами Жака Лакана, знаковое, символическое оказывается детерминирующим фактором по отношению к реальному и воображаемому [5, с. 12].
Все вышесказанное с большой вероятностью можно отнести к российскому обществу, поскольку идеи постмодернизма не настолько сильно охватили наше общество, придерживающегося в большей части традиционной системы мировоззрения (сейчас мы не говорим о городах-конгломератах, городах - экономических монополистах). Поэтому игра является основополагающей частью взаимоотношений в социальной системе, трансцендентальным, символическим структурализмом, не до конца лишенным гуманности и не всегда атеи-стичным. Таким, каким он является в парадигме европейского постмодерна и европейском времени «после времени».
«Истина потребления состоит в том, что оно является функцией не удовольствия ... функцией не индивидуальной, но непосредственно и всецело коллективной» [1, с. 83]. Игра - это современный спасительный способ существования в социуме, способ приблизиться к истине, которая расположена в лоне онтологического, бытийного познания.
Список литературы
1. Бодрийяр Ж. Система вещей / перевод с французского и сопроводительная статья С. Зенкина.
Москва : Рудомино, 2001. 224 с.
2. Дьяков А. В. Феликс Гваттари: Шизоанализ и производство субъективности [Электронный ресурс].
URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000945/st007.shtml
3. Жукова О. И. Понятие трансцендентности и его значение для анализа структуры самости [Электрон-
ный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ponyatie-transtsendentsii-i-ego-znachenie-dlya-analiza-struktury-samosti/viewer
4. Камальдинова А. Идейные источники взглядов Ж. Бодрийяра // Власть. 2011. № 3. С. 77-80.
5. Лакан Ж. Имена-Отца [Электронный ресурс]. URL: https://ekniga.org/gumanitarnye-nauki/
filosofiya/94865-imena-otca.html
6. Маклюэн М. Понимание медиа : Внешние расширения человека. Москва : Кучково поле, 2003. 119 с.
7. Ортега-и-Гассет Х. «Дегуманизация искусства» и другие работы : сборник : перевод с испанского
/ [послесловие Н. Матяш]. Москва : Радуга, 1991. 638, [1] с.
8. Платон. Избранные диалоги / [вступительная статья и комментарии Л. Сумм ; перевод
с древнегреческого С. К. Апта и др.]. Москва : Эксмо, 2009. 766, [1] с.
9. Хейзинга Й. Homo ludens ; В тени завтрашнего дня / перевод с нидерландского и примечания
В. В. Ошиса ; общая редакция и послесловие [с. 405-439] Г. М. Тавризян. Москва : Прогресс : Прогресс-Академия, 1992. 458, [1] с. : ил.
References
1. Bodriyar Zh. [Baudrillard Jean] Sistema veshchey [System of Things]. Moscow, Rudomino Publishing
House, 2001. 224 p. (In Russian)
2. Dyakov A. V. Feliks Gvattari: Shizoanaliz iproizvodstvo sub"ektivnosti [Felix Guattari: Schizoanalysis and
the Production of Subjectivity]. Available at: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000945/st007. shtml (In Russian)
3. Zhukova O. I. Ponyatie transtsendentnosti i ego znachenie dlya analiza struktury samosti [The Concept
of Transcendence and Its Significance for the Analysis of the Structure of the Self]. Available at: https:// cyberleninka.ru/article/n/ponyatie-transtsendentsii-i-ego-znachenie-dlya-analiza-struktury-samosti/ viewer (In Russian)
4. Kamaldinova A. Ideynye istochniki vzglyadov Zh. Bodriyara [Ideal Sources of J. Baudrillard's Views].
Vlast' [Power]. 2011, no. 3, pp. 77-80. (In Russian)
5. Lakan Zh. [Lacan Jacques] Imena-Ottsa [Names of the Father]. Available at: https://ekniga.org/
gumanitarnye-nauki/filosofiya/94865-imena-otca.html (In Russian)
6. Maklyuen M. [McLuhan Marshall] Ponimanie media: Vneshnie rasshireniya cheloveka [Understanding
Media: External Human Extensions]. Moscow, Publishing House " Kuchkovo pole", 2003. 119 p. (In Russian)
7. Ortega-i-Gasset Kh. [Ortega y Gasset José] "Degumanizaciya iskusstva" i drugie raboty ["The
Dehumanization of Art", and Other Essays on Art, Culture, and Literature]. Moscow, Publishing House "Raduga", 1991. 638 p. (In Russian)
8. Plato. Izbrannye dialogi [Selected Dialogues]. Moscow, Publishing House "Eksmo", 2009. 766 p. (In Russian)
9. Kheyzinga Y. [Huizinga Johan] Homo ludens; V teni zavtrashnego dnya [Homo Ludens; In the Shadow
of Tomorrow]. Moscow, Progress Publishers, 1992. 458 p. (In Russian)
*
