CC BY
27
Вестник Института экономики Российской академии наук
6/2012
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
И. ВАСЛАВСКАЯ доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник Института экономики РАН
ИДИКАТОРЫ НАДЕЖНОСТИ ЗАЩИТЫ ПРАВ СОБСТВЕННОСТИ
В статье представлено логическое обоснование экономического значения защищенности прав собственности. Анализируется взаимосвязь между различными индикаторами качества национальных институтов, определяющих надежность защиты прав собственности.
Ключевые слова: институты, государство, управление, эффективность, спецификация прав собственности.
Понятие «право собственности» (property right) в современной экономической литературе описывает действия или совокупности действий в отношении объектов (ресурсов, предметов потребления и т.п.), которые индивид или другой субъект действия может осуществлять, не подвергаясь угрозе санкций со стороны других субъектов. Другими словами, право собственности - это признаваемое обществом допустимым действие с имуществом.
В соответствии с подходом Алчиана-Демсеца право собственности на имущество включает следующие базовые правомочия: 1) право пользования имуществом; 2) право его изменять; 3) право на получение выгоды от имущества и 4) право продавать все прочие права другим лицам1. При этом четвертое правомочие означает возможность передачи указанных выше правомочий как всех вместе, так и каждого в отдельности. Более детальная характеристика прав собственности («пучок правомочий») предложена английским юристом А. Оноре2.
1 Alchian A. Some Economics of Property Rights. P. 816-829; Demsetz H. Toward a Theory of Property Rights; Alchian A., Demsetz H. The Property Rights Paradigm. P. 174-193.
2 Honore A. Ownership. P. 112-128.
Важнейшей характеристикой любых прав, в том числе и прав собственности, служит уровень или степень их исключительности. Под исключительностью какого-либо права принято понимать возможность исключения других субъектов из процесса принятия решений относительно действий с объектом собственности. Например,в рамках совместного владения каким-либо имуществом двумя индивидами, каждый из владельцев по отдельности не располагает исключительным правом, однако их совместное право является исключительным, поскольку никто третий не может легально вмешаться в их действия по использованию имущества, разумеется, если нет правила, предписывающего иное)3.
От исключительности того или иного права собственности следует отличать его защищенность. Под защищенностью права собственности понимается наличие препятствий для осуществления другими субъектами каках-либо действий с объектом собственности, не разрешенных его владельцем. Чем больше таких препятствий, тем выше уровень защищенности права. Например, право на владение земельным участком у какого-то гражданина может быть исключительным, т.е. формально принадлежать только ему; однако оно окажется незащищенным, если другие граждане будут беспрепятственно, не подвергаясь наказанию или его угрозе, собирать плоды, выращенные на данном участке.
Состав и структура возможных препятствий для несанкционированного доступа к тому или иному праву собственности определяются в ходе процедуры, получившей название «спецификация прав собственности». Специфицировать какое-либо право собственности - значит определить, кто, с каким объектом, что именно, при каких условиях и ограничениях может беспрепятственно делать, и какой гарант или гаранты будут препятствовать вмешательству других субъектов в реализацию своего права данным субъектом. Спецификация того или иного права собственности может носить как формальный, так и неформальный характер. В случае формальной спецификации она осуществляется государством, органами его исполнительной или судебной власти. В этом случае гарантом специфицированного права выступает государство в лице правоохранительных органов. Неформальная спецификация осуществляется обычно членами той или иной группы - семьи, соседской общины и т.п.
На первый взгляд может показаться, что формальная спецификация всегда надежнее, чем неформальная, т.е. уровень защиты права, обеспечиваемый государством, всегда выше, чем уровень защиты, обеспечиваемый неформальными средствами. В действительности это не всегда так: ведь конкретные действия, из которых складывается спецификация права, реализуются не абстрактным «государством вообще», а вполне конкретными государственными служащими, для которых эти действия
3 При этом нелегальное вмешательство может, однако, оказаться вполне реальным.
являются всего лишь средством получения дохода. Тем самым они заинтересованы в обеспечении высокого качества своих действий только в той мере, в какой оно влияет на уровень их доходов. Если связь между уровнем их усилий по обеспечению качественной спецификации прав собственности и уровнем оплаты труда слаба или просто отсутствует, можно ожидать, что государственный служащий будет выполнять требуемые от него действия с минимально допустимым уровнем качества, который может оказаться и ниже, чем при неформальной спецификации прав4. Конечно, и у неформальной спецификации и защиты прав собственности есть свои стественные пределы, обусловленные ограниченностью потенциала насилия ее гаранта по сравнению с потенциалами насилия, которыми располагают вероятные нарушители специфицированного права.
Процессом, противоположным спецификации прав собственности, является их размывание. Под размыванием права собственности понимается сознательное введение неопределенности и нечеткости в те или иные компоненты специфицированного права собственности. Субъектом размывания права собственности выступает тот же субъект, который выполняет функцию спецификации права, т.е. гарант.В этом заключено отличие размывания права собственности от нарушения: нарушителем прав обычно является некоторая третья сторона, отличная и от субъекта права, и от его гаранта.
Поскольку в современных обществах наиболее массовый гарант прав собственности - государство, то и размывание прав собственности связано именно с его действиями. Последствия такого размывания прав собственности и в теоретическом аспекте, и на многочисленных исторических примерах исследованы Д. Нортом5. Для государства, стремящегося к пополнению своих бюджетных ресурсов, размытость - незащищенность от безвозмездного изъятия - прав собственности подданных часто оказывается выгодной, поскольку облегчает решение проблемы обеспечения требуемого уровня государственных расходов. Однако размытость прав собственности, выгодная в краткосрочном периоде, создает трудности с наполнением казны в долгосрочном плане. Ведь ослабление исключительности прав собственности снижает степень определенности будущего для экономических агентов, увеличивает риски, снижая тем самым стимулы к инвестиционной активности.
При этом существует достаточно тесная положительная связь между различными индикаторами качества национальных институтов, в том числе и институтов, определяющих надежность защиты прав собственности, и темпами экономического роста. Научные исследования этих
4 Заметим, что такое соотношение качества имеет место и при сопоставлении формальной и неформальной защиты прав собственности.
5 Hopm Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики.
взаимосвязей подтвердили корректность проведенных исследований и вытекающих из них выводов относительно важности защищенности прав собственности для экономического роста6. П. Мауро, С. Нэк и П. Кифер доказали, что плохо защищенные права собственности негативно сказываются на инвестициях как в «физический» капитал, так и в финансовые активы7.
Институты способны распространять социальный эффект, создавая новые и поддерживая старые коммуникации между склонностью индивидуумов к созиданию и преимуществами улучшенной общественной среды. Однако эти же институты, когда они не адекватны возникшему социальному эффекту, могут затормозить его превращение во вторичные индивидуальные выгоды. История знает много примеров, когда в одних странах социальные эффекты проявились как фактор экономического роста, в других - не дали ожидаемого позитивного результата. Связанное с ними качественное улучшение общественной среды так и не нашло своего заинтересованного пользователя. Однако когда институты обеспечивают необходимую коммуникацию индивидуальной энергии созидания с преимуществами улучшенной общественной среды, тогда запуск механизма социодинамического мультипликатора экономического роста становится неизбежным, и с этого момента реализация интереса общества как такового начинает приносить индивидуальные выгоды.
В современной экономической теории практически общепринятым стало положение о том, что наличие у индивида специфицированных и защищенных прав собственности на ресурсы и результаты их использования выступает основой любой производительной деятельности, предпосылкой возникновения действенных стимулов к эффективному использованию этих ресурсов8. Владелец незащищенных прав собственности будет использовать такие ресурсы с минимальной эффективностью, поскольку создаваемый «излишек» продукции (сверх минимума, необходимого для выживания) может быть присвоен без какой-либо компенсации любым другим индивидом, обладающим более высоким потенциалом насилия.
Приведенное логическое обоснование экономического значения защищенности прав собственности находит и многочисленные эмпирические подтверждения9. Наиболее ранние работы в этой сфере исследо-
6 Kaufmann D., Kraay A., Zoido-Lobaton P. Governance matter: World Bank Policy Research Working Paper 2196. 1999; Chong A., Calderon C.A. Causality and feedback between institutional measures and economic growth // Economics and Politics. 2000. Vol. 12. P. 69-82.
7 Demirguc-Kunt A., Maksimovic V. Law, finance and firm growth // Journal of Finance. 1998. Vol. 53. P. 2107-2137.
8 Demsetz Н. Toward a Theory of Property Rights // American Economic Review. 1967. № 2. V 57. P. 347-359.
9 См.: Тамбовцев В. Улучшение защиты прав собственности - неиспользуемый резерв экономического роста России? // Вопросы экономики. 2006. № 1. С. 22-38.
ваний были выполнены П. Мауро, С. Нэком и П. Кифером, Р. Барро и Дж. Свенссоном10. Основываясь на эконометрическом анализе межстра-новых данных, они продемонстрировали достаточно тесную положительную связь между различными индикаторами качества национальных институтов, в том числе и институтов, определяющих надежность защиты прав собственности, и темпами экономического роста.
В последние два десятилетия в мире наблюдается существенный прогресс в методологии сравнительной количественной оценки качества функционирования институтов с целью изучения их относительного уровня развития в разных странах. На сегодняшний день существует целый ряд регулярно обновляемых международных индексов и рейтингов, отражающих те или иные национальные институциональные аспекты, включая уровень инвестиционных и предпринимательских рисков, степень экономических и политических свобод, уровень коррупции и т.д.
Семейство индексов Worldwide Governance Indicators (WGI) основано на исследованиях Института Всемирного банка и Исследовательского отдела Всемирного банка (World Bank Institute, The Research Department of the World Bank), инициированных в конце 1990-х гг. Даниэлем Кауфманом, Аартом Крэем и Массимо Маструцци11, при участии Пабло Зоидо-Лобатона (Pablo Zoido-Lobaton). Данные индексы составлялись с 1996 г. и до 2002 г. публиковались раз в два года, но начиная с 2002 г., в связи с востребованностью подобных исследований, они публикуются ежегодно.
Worldwide Governance Indicators охватывают 6 основных аспектов государственного управления, отражаемых шестью агрегированными индикаторами:
- права граждан и подотчетность государственных органов (Voice and
Accountability);
- стабильность политической системы и отсутствие насилия (Political Stability and Absence of Violence);
- эффективность органов государственного управления (Government Effectiveness);
10 Mauro P. Corruption and growth // Quarterly Journal of Economics. 1995. Vol. 110. P. 683712; Knack S., Keefer Ph. Why don't poor countries catch up? A cross-national test of an institutional explanation // Economic Inquiry. 1997. Vol. 35. P. 590-602; Knack S., Keefer Ph. Does social capital have an economic payoff? A cross-country investigation//Quarterly Journal of Economics. Vol. 112. P. 1231-1288; Barro R. Determinants of Economic Growth: A CrossCountry Empirical Study. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1997; Svensson J. Investment, property rights and political instability: Theory and evidence//European Economic Review. 1998. Vol. 42. P. 1317-1341.
11 Kaufmann Daniel, Kraay Aart, Mastruzzi Massimo. Governance Matters VI: Aggregate and Individual Governance Indicators 1996-2006. World Bank Policy Research Working Paper 4280, July 2007.
- качество регулирующих институтов (Regulatory Quality);
- качество правовых институтов (Rule of Law);
- антикоррупционный контроль (Control of Corruption).
Фактически речь идет об институциональном обеспечении механизма
функционирования социоэкономического мультипликатора.
Все индексы WGI принимают значение в интервале от -2,5 до 2,5, причем большие значения индекса отражают более высокое качество государственного управления. Для анализа институциональных факторов повышения эффективности реализации государством прав собственности наибольший интерес представляют индикаторы эффективности органов государственного управления (Government Effectiveness), качества регулирующих институтов (Regulatory Quality), качества правовых институтов (Rule of Law) и антикоррупционного контроля (Control of Corruption). Значения вышеуказанных индексов WGI для России приведены в табл.1 за период 1996-2010 гг.
Индикатор эффективности органов государственного управления (Government Effectiveness) измеряет качество предоставляемых государственных услуг, качество государственной службы и уровень ее независимости от политического давления, качество выработки политики и ее выполнения, а также уровень доверия к правительству касательно обязательств по выполнению разработанных государственных программ12.
В целом за рассматриваемый период можно отметить незначительный рост индекса эффективности органов государственного управления для России (см. табл. 1). При этом 2000 г. характеризуется падением значения показателя до -0,68. Далее, с 2002 г. наблюдается тенденция к росту данного показателя, причем максимум был достигнут в 2004 г. (-0,37). В 2005-2007 гг. эта тенденция сменилась, результатом чего стало незначительное улучшение показателя за этот период.
Индикатор качества регулирующих институтов (Regulatory Quality) измеряет способность правительства формулировать и исполнять основные положения и нормы политики, которые не только позволяют развиваться частному сектору, но и стимулируют его развитие. Таким образом, индекс качества регулирующих институтов отражает взаимоотношения между государством и частным сектором. Самые низкие показатели качества регулирования в России были отмечены в кризисные 1998 и 2008 гг.: -0,47 и -0,45 соответственно, а самые высокие - в 2004-2005 гг.: -0,11 и -0,17. Для сравнения: в 2005 г. в лидирующей по показателю эффективности органов государственного управления Дании этот индикатор составил +1,81, в Сингапуре +1,84. Начиная с 2006 г. значения показателя качества регулирующих институтов для России были в пределах
12 См.: Фрейнкман Л.М. Анализ институциональной динамики в странах с переходной экономикой / Л. М. Фрейнкман, В. В. Дашкеев, М. Р. Муфтяхетдинова. М.: ИЭПП, 2009.
Таблица 1
Worldwide Governance Indicators
Governance Indicator (индикатор уровня государственного управления) Year (год) Percentile Rank (0-100) Процентильный ранг или рейтинг качества управления Governance Score (-2.5 to +2.5) Оценка
2010 41,6 -0,39
2009 44,0 -0,34
2008 43,2 -0,37
2007 42,2 -0,43
2006 38,5 -0,49
Government 2005 38,0 -0,46
Effectiveness 2004 44,9 -0,37
2003 41,0 -0,38
2002 42,9 -0,35
2000 26,3 -0,68
1998 22,0 -0,76
1996 32,7 -0,55
2010 38,3 -0,39
2009 38,8 -0,40
2008 37,9 -0,45
2007 40,3 -0,34
2006 36,8 -0,45
Regulatory Quality 2005 50,0 -0,17
2004 50,0 -0,11
2003 47,1 -0,22
2002 42,2 -0,29
2000 29,9 -0,52
1998 29,9 -0,47
1996 38,7 -0,31
2010 26,1 -0,78
2009 24,2 -0,78
2008 20,2 -0,96
2007 16,3 -0,99
2006 16,3 -0,99
Rule of Law 2005 19,6 -0,92
2004 19,6 -0,88
2003 18,7 -0,97
2002 23,0 -0,87
2000 16,3 -1,07
1998 18,7 -0,94
1996 23,9 -0,83
Окончание табл. 1
Governance Indicator (индикатор уровня государственного управления) Year (год) Percentile Rank (0-100) Процентильный ранг или рейтинг качества управления Governance Score (-2.5 to +2.5) Оценка
2010 12,9 -1,07
2009 10,5 -1,12
2008 11,7 -1,04
2007 15,5 -0,95
2006 21,0 -0,84
Control of Corruption 2005 23,9 -0,79
2004 24,9 -0,74
2003 28,8 -0,71
2002 22,4 -0,92
2000 15,6 -0,95
1998 17,6 -0,94
1996 15,6 -1,03
Источник: The Worldwide Governance Indicators (WGI) Project 2010.
от -0,45 до -0,39, а ее положение в рейтинге из 206 стран, по которым имелись соответствующие данные, обеспечивало ей лишь 135-е место.
Индикатор качества правовых институтов (Rule of Law) измеряет степень доверия респондентов к существующим в обществе законам и уверенности в них, а также в какой мере они (респонденты) их придерживаются. В частности, оценивается качество контроля за исполнением контрактов, качество работы правовых органов и судов, а также вероятность преступлений и нарушений правовых норм. То есть данный индекс оценивает качество правовой системы и ее эффективность.
В начале и практически на протяжении всего рассматриваемого периода Россия (кроме 2000 г., когда наблюдалось резкое падение индекса до -1,07) по значению Rule of Law занимала одно из последних мест в рейтинге входящих в группу исследования стран. В середине 2000-х гг. лидерами по индексу Rule of Law были Исландия (2,03), Дания (2,02), Норвегия (2,02). Таким образом, по значению исследуемого индекса Россия значительно уступает большинству стран в области судебно-правовых норм.
Индикатор антикоррупционного контроля (Control of Corruption) измеряет, в какой степени сотрудники государственных органов используют власть для личной выгоды, включая коррупцию в мелких и крупных масштабах, а также роль элиты и частных интересов в государстве. По индексу антикоррупционного контроля в середине 2000-х гг. Россия занимала 157-е место (из 207 стран, по которым имелись соответствующие данные) со значением индекса (-0,79). Начиная с 2006 г. в России наблю-
дался отрицательный тренд в динамике индекса Control of Corruption от -0,84 до -1,07 в 2010 г.
В целом результаты оценки системы контроля коррупции в России весьма неблагоприятные. За рассматриваемый период, при сравнении России с ключевыми группами стран, ситуация практически аналогична той, которая возникала при анализе предыдущего индикатора качества правовых институтов, что подтверждает тесную взаимосвязь между двумя этими характеристиками институциональной среды.
Итак, Россия в настоящее время ощутимо отстает по показателю качества институтов как от экономически развитых стран, так и от ряда стран с переходной экономикой. В большинстве стран Центральной и Восточной Европы, а также в странах Балтии - более высокое качество экономических институтов. Экономический рост, который наблюдался в стране с 1999 г., не сопровождался качественными изменениями в институтах, влияющих на гарантии прав собственности и качество регуляционной среды, не наблюдалось и снижения уровня коррупции. При этом рыночная привлекательность России (в терминах достигнутого уровня доходов и качества макроэкономического управления) оценивается международными аналитиками заметно выше, чем качество оказываемых государственных услуг, необходимых для эффективного ведения бизнеса. В тех случаях, когда Россия имеет относительно высокие значения институциональных индикаторов, это чаще всего связано с сохраняющимися у страны преимуществами в сфере человеческого капитала. Однако данные преимущества во многом отражают успехи, достигнутые страной в сферах образования и науки еще в советский период, а также наличие значительной инерционности в этих областях.
В результате для России свойственна нехарактерная для большинства стран мира комбинация относительно высокого уровня развития экономики с относительно низким качеством институциональной среды. По образному выражению Л.М. Фрейнкмана, такую комбинацию тенденций следует назвать «институциональным отставанием»13. Именно этот феномен препятствует формированию условий для мультипликации положительного эффекта в процессе социоэкономической динамики.
Закономерно, что динамика рассмотренных различных институциональных индексов, отражающих уровень институционального развития, практически совпадает. Разумно предположить, что анализ тенденций на базе нескольких различных индексов, которые строятся независимыми друг от друга организациями, делает выводы об отсутствии ярко выраженного институционального прогресса в России более надежными. Согласно наиболее широко используемым в аналитических работах институциональным индексам, таким, как проанализированным
13 См.подробнее: Фрейнкман Л.М. Указ. соч.
выше World Bank's WGI14, а также Transparency International's CPI15 и Political Risk Services Group's ICRG16, институциональное развитие России существенно отстает от экономического, при этом с течением времени институциональный разрыв лишь увеличивается. Данный процесс связан с заметным увеличением за период после 1999 г. уровня душевого ВВП в России в сочетании со стагнацией, а в ряде случаев - с ухудшением показателей национальной институциональной среды.
На протяжении 1996-2010 гг. в России рост производства и доходов происходил без улучшения качества государственного управления. В некоторых случаях рост душевого ВВП сопровождался ограниченным улучшением оценок качества институциональной среды (показатели эффективности государственных органов управления или антикоррупционного контроля), а в других (показатель качества правовых институтов) - ухудшением оценок.
Если рассмотреть институциональные изменения в связи с тенденцией увеличения масштабов государственной собственности во второй половине 2000-х гг., то следует сделать ряд замечаний.
Отличительная черта государственных предприятий - отсутствие права на свободную продажу всех остальных правомочий. Тем самым, во-первых, исключается возможность специализации разных членов «команды» в раздельном выполнении функций принятия риска и функции управления, как это происходит в частных корпорациях. Поэтому государственные агенты не будут распределяться в соответствии с относительными преимуществами, которыми они обладают в выполнении той или иной из этих задач.
Во-вторых, исключается возможность выразить капитализированную стоимость будущих последствий текущих действий менеджмента, т.е. получить биржевую оценку его управленческой состоятельности.
В-третьих, происходит ослабление контроля со стороны собственников (налогоплательщиков) за поведением менеджмента, поскольку они лишены права продать свою долю в капитале государственного предприятия.
В-четвертых, из-за отсутствия возможностей для поглощений, частный рынок не заинтересован в судьбах государственных предприятий. Он будет уклоняться от участия в их реорганизации17. Поэтому возмож-
14 Kaufmann Daniel, Kraay Mastruzzi. Governance Matters. V1.
15 Transparency International Corruption Perceptions Index.
16 Political Risk Services Group International Country Risk Guide.
17 Cm.: Davis D.G., Brucato P.F. Property rights and transaction costs: theory and evidence of privately-owned and governmently-owned enterprises // Journal of Institutional and Theoretical Economics. 1987. Vol. 143. № 1.
ности менеджеров получать разного рода неденежные удовлетворения за счет ресурсов предприятия оказываются намного выше.
Но, несмотря на это, в ряде случаев государственная собственность может быть наиболее эффективным средством решения проблемы трансакционных издержек: «Так, например, контракт народа Соединенных Штатов Америки с какой-нибудь частной фирмой на обеспечение обороны страны, даже если бы его удалось составить, мог бы оказаться достаточно трудно поддающимся контролю и правовой защите, что побудило бы к вертикальной интеграции оборонной деятельности внутри правительства»18.
Различия в правах собственности частных и государственных фирм, как подчеркивают западные экономисты, приводят к очень важным различиям в ценовом поведении. Поскольку владелец (владельцы) частной фирмы имеет право на отчуждение собственности и на остаточный доход, он может выбирать, в какой форме ему предпочтительнее получить этот доход. Он не обязан продавать товар только за деньги. Он может выставлять при его продаже любые сторонние условия, расплачиваясь за это снижением цены. Это будет его плата за получение неденежных удовлетворений, которые ему фактически доставляет потребитель.
Чем ниже цена, тем больше дополнительных требований может выставлять продавец. Таким образом - денежная цена далеко не единственное средство рационирования при распределении товаров. Поэтому действие режима частной собственности выражается не в максимально высоких ценах, а в максимально широком разнообразии денежных и неденежных компонентов оплаты. Частный собственник может позволить себе ценовую дискриминацию по самому широкому фронту, оплачивая склонность к дискриминации частью своего дохода. Но так как деньги отличаются наивысшей степенью ликвидности, то товары, принадлежащие частным лицам, будут в общем иметь тенденцию обмениваться по расчищающим рынок (равновесным) денежным ценам.
Отдельные члены в «командах» государственных учреждений и предприятий (особенно - неприбыльных) не могут притязать на остаточный доход в денежной форме. Повышение цен на услуги такого предприятия не увеличивает денежные доходы участников его «команды». Поэтому государственные организации заинтересованы в том, чтобы устанавливать заниженные цены на свои услуги, сопровождая их дополнительными условиями, которые обеспечивают членам «команды» получение неденежных удовлетворений. В итоге цены будут в среднем ниже уровня, необходимого для расчистки рынков. Это позволяет «командам» государственных учреждений или предприятий прибегать к неценовым методам рационирования. Поэтому при распределении ресурсов режим
18 Demsetz H. Toward a theory of property rights. Р. 61.
частной собственности больше тяготеет к рынку, а режим государственной собственности - к нерыночным критериям рационирования, обеспечивающим большую свободу действий тем, кто их устанавливает и применяет.
Таким образом, расширение государственной собственности, и в ряде случаев замещение ею частной собственности, вряд ли решит проблему повышения качества институционального обеспечения социоэ-кономической динамики и действие социального мультипликатора. И хотя болезни российской системы правоприменения сохраняют свою остроту, происходит определенный сдвиг в рамках хозяйственного законодательства (и его интерпретации). Этот сдвиг в законодательстве, с одной стороны, значимо повышает неопределенность последствий тех или иных хозяйственных решений для бизнеса в отношении возможных ответных действий государства, с другой - заметно ужесточает режим взаимоотношений государства и частного бизнеса. Традиционные проблемы правоприменительной системы России, дополненные тенденцией к расширению зоны неопределенности и восстановлению жестких законодательных норм, заметно расширяют зону риска в сфере прав собственности.
Приходится констатировать, что в течение двух последних десятилетий увеличивается разрыв между институциональным и экономическим развитием России. Например, индекс коррупции (Transperency International) демонстрирует, что в 1995 г. уровень доходов в России гораздо больше соответствовал уровню институционального развития, чем в 2005 г., когда доходы значительно выросли, качество институтов почти не изменилось, и разрыв стал существенным19.
Учитывая динамику показателей экономического роста России за последнее десятилетие и современные мировые тенденции, можно говорить о риске достижения пределов экономического развития, возможном при данном качестве институтов. Отметим, что в настоящее время в мире не существует ни одной страны с уровнем душевого ВВП более 18000 долл. по ППС, в которой уровень институционального развития соответствовал бы российскому или был бы ниже российского. Более того, у таких стран, как Индия и Китай, имеющих более низкий уровень душевого ВВП, чем Россия, и демонстрирующих высокие темпы роста, уровень институтов, согласно отчету Worldwide Governance Indicators, был выше на протяжении всего периода, по которому имеются данные, т.е. с 1996 г.20. При этом динамика институциональных изменений в Индии была не хуже, чем в России, тогда как в Китае - лучше, чем в России.
19 Transparency International Corruption Perceptions Index. http://www.transparency.org.ru
20 The Worldwide Governance Indicators (WGI) Project 2010.
Наличие устойчивой корреляции между уровнями развития институтов и душевого ВВП в рамках глобальной выборки, конечно же, не является строгим формальным доказательством того, что продолжение дальнейшего быстрого роста в России невозможно. Однако такая корреляция является довольно убедительной иллюстрацией того факта, что в рамках традиционных моделей развития серьезного разрыва между ростом доходов и улучшением институтов, как правило, не наблюдается. Возможность успешного развития при наличии такого разрыва статистически представляется маловероятной, по крайней мере в рамках традиционных экономических моделей, без попыток развиваться каким-то своим особенным российским путем. Российский уровень ВВП уже находится за рамками статистически вероятного интервала, соответствующего данному качеству институциональной среды.
