CC BY
66
УДК 340. 123
О. Т. Ермишин **
ИДЕЙНЫЕ ИСКАНИЯ ЕВРАЗИЙЦЕВ В ПЕРЕПИСКЕ Н. Н. АЛЕКСЕЕВА
В статье рассмотрен евразийский период в жизни Н. Н. Алексеева. Автор статьи анализирует письма Н. Н. Алексеева (из архива Дома русского зарубежья им. А. Солженицына) и его отношение к евразийству. По мнению автора, Н. Н. Алексеев имел кратковременное сотрудничество с евразийским движением, но евразийство оказало влияние на его оригинальную концепцию права и государства.
Ключевые слова: русская эмиграция, евразийство, история права, философия права, теория государства, государственный строй, политика
O. T. Ermishin
IDEOLOGICAL SEARCHES OF EURASIANS IN N. N. ALEXEEV'S CORRESPONDENCE
The article devoted to euroasian period in N. N. Alekseev's life. The author of article analyzes N. N. Alekseev's letters (from the archive of A. Solzhenitsyn's House of the Russian abroad) and his relation to eurasianism. In author's opinion, N. N. Alekseev had short-term cooperation with Euroasian movement, but eurasianism influenced to N. N. Alekseev's original concept of the law and the state.
Keywords: Russian emigration, eurasianism, history of the law, philosophy of the law, theory of the state, political system, policy.
Николай Николаевич Алексеев (1879-1964) сравнительно мало известен широкой читающей публике, хотя его научное наследие давно и успешно изучается юристами (см. напр. [9, с. 85-98, 188-195, 214-222]). Н. Н. Алексеев, выпускник юридического факультета Московского университета, ученик известного философа П. И. Новгородцева, занял прочное место среди отечественных философов права и теоретиков государства. Однако чаще всего исследователи вспоминают Алексеева в связи с его кратковременным участием в евразийском движении. Следует учесть, что отношение Н. Н. Алексеева к евразийству имело несколько этапов: 1) критическое отношение до 1926 г.;
Ермишин Олег Тимофеевич, доктор философских наук, доцент, Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына, oleg_ermishin@mail. ru
94
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2017. Том 18. Выпуск 1
2) активное участие в евразийском движении в 1927-1928 гг.; 3) сотрудничество с П. Н. Савицким и публикации в пражских евразийских изданиях 1931-1938 гг.; 4) критическое отношение к истории евразийства в послевоенный период. Разобраться в деталях всей этой идейной эволюции можно только на основе архивных источников, т. к. одних работ Алексеева, опубликованных в официальных евразийских изданиях, явно недостаточно.
Прежде всего возникает вопрос: можно ли считать Н. Н. Алексеева евразийцем в прямом смысле или только «попутчиком» евразийства? Этот вопрос является сложным, потому что сама проблема евразийских «попутчиков» не раскрыта и по-настоящему даже не сформулирована. Хорошо известно, что, кроме основателей евразийства и его активных членов, в евразийских изданиях принимали участие многие авторы, в т. ч. такие, как А. В. Карташев, С. Л. Франк, П. М. Бицилли, которые себя евразийцами не считали. Чтобы разобраться с Н. Н. Алексеевым, необходимо сначала исходить из простых фактов, а затем обратиться к его письмам с оценками и характеристиками евразийства.
Н. Н. Алексеев присоединился к евразийству на рубеже 1926-1927 гг. Произошло это вследствие общей установки, согласно которой основная идея евразийского движения сформулирована его основателями и лидерами, а дальше ее следует развивать специалистам, каждым из них — в своей научной области. Наиболее активным сторонником такого понимания евразийства был Н. С. Трубецкой, который писал в апреле 1926 г. П. П. Сувчинскому:
С юристами, особенно государствоведами, дело по-прежнему обстоит очень скверно. Они поголовно и безнадежно твердят зады. <.. .> Вместе с тем, мы не можем довольствоваться кустарщиной. Наше дело — поставить проблему, подать мысль, а разрабатывать должны настоящие спецы. Когда от нас требуют программ и деклараций, упускают из вида это обстоятельство. Вопрос этот, наконец, надо сдвинуть с мертвой точки. Без юриста мы погибнем. И нужен он именно сейчас. Надо предпринимать героические меры, чтобы заразить какого-нибудь юриста. Пускай ищут все [8, с. 413-414].
Поиск вскоре завершился, был найден «юрист», которым и стал Н. Н. Алексеев, живший в то время в Праге. Началом сотрудничества с евразийцами стал в декабре 1926 г. доклад Алексеева «О советском строе и его политических возможностях» в парижском Евразийском семинаре, которым руководил философ и историк Л. П. Карсавин. Затем доклад явился основой для брошюры «На путях к будущей России (советский строй и его политические возможности)», которая вышла в 1927 г. Начиная с пятой книги «Евразийского временника» (1927) Алексеев активно печатался в евразийских изданиях. А дальше о степени вовлеченности в евразийское движение можно судить только по письмам самого Н. Н. Алексеева.
22 января 1927 г. Н. Н. Алексеев пишет из Берлина в Париж Л. П. Карсавину и П. П. Сувчинскому о том, что корректуру брошюры он просмотрел и высылает обратно. Судя по содержанию письма, Алексеев воспринимал свой доклад в Евразийском семинаре и издание брошюры с точки зрения простого делового сотрудничества. О самом евразийстве в его письме нет ни слова. Однако уже в следующем письме, от 5 февраля 1927 г., упоминается «Евразийский
временник», для которого Алексеев написал статью «Советский федерализм», и встречается выражение «наш» по отношению к евразийской программе:
У меня явилась мысль, что в результате всех последних наших выступлений у нас естественно встанет вопрос об отношении к нашему народничеству, которое также хотело избежать капитализма. Выяснять все пункты расхождения и сходства рано или поздно придется — и выяснять со всей решительностью. Это наш ближайший программный вопрос [11, с. 4].
Далее на протяжении нескольких месяцев следует чисто деловая переписка, в которой П. П. Сувчинский выступает заказчиком, а Н. Н. Алексеев добросовестно выполняет свою работу и получает гонорар (и даже иногда просит аванс в отношении будущей работы). При сравнении с активной перепиской евразийских лидеров (Н. С. Трубецкого, П. П. Сувчинского, П. Н. Савицкого) в тот же период и постоянных дискуссий о перспективах евразийства, Алексеев пока позиционирует себя только как сотрудник евразийцев по своей основной специальности.
Перелом в настроениях Алексеева произошел, вероятно, летом 1927 г. во время поездки во Францию и личного общения с П. П. Сувчинским, Л. П. Карсавиным и другими евразийцами. 12 августа 1927 г. Алексеев написал с французского курорта в Париж Сувчинскому:
Сейчас я сформулировал целый ряд положений об отношении евразийства к началу партийности. Окончательно это не готово, требует переделки. Будет готово до моего приезда, я Вам вышлю и очень прошу Вас дать переписать на машинке. Туда вошло все, что мы говорили. Обдумываю также «общую теорию государства». Кое-что набросал [11, с. 17-18].
Окончательным присоединением Алексеева к евразийству можно считать его поездку в Латвию в ноябре 1927 г. с лекциями, в которых пропагандировались евразийские идеи. Сразу после возвращения из Латвии Алексеев написал Сувчинскому большое письмо с отчетом о поездке. Содержание и стиль письма не оставляют сомнений, что Алексеев был приятно поражен успехом своих лекций, почувствовал свою востребованность и необходимость для евразийского движения. Он пишет в конце письма:
Я начал писать это письмо в Берлине, но не успел окончить — оканчиваю в Праге. Сюда я приехал — прямо с корабля на бал. Вчера, 28-го, была назначена моя лекция «Идеократия и евразийский отбор». Народу собралось много — и, представьте, в первом ряду восседал неожиданно только что прибывший Милюков. «Бдение» тянулось с 4 ч. дня до 11 ночи — это, кажется, рекорд. «Были схватки боевые...», положения драматические и острые. <...> Как будто мы вышли победителями. Сергей Гессен заявил, что, конечно, мы сильнее их, демократов, хотя правда на их стороне. То же прокликушествовала и Кускова. Милюков нотационно заметил Гессену, что он, по-видимому, сочувствует бонапартизму. Не правда ли, все это уже пахнет победой?.. [11, с. 26-27].
После ноября 1927 г. Алексеев — уже не просто автор, который пишет по заказу для евразийских изданий, но и пропагандист евразийства. В ноя-
бре-декабре 1927 г. он работал над брошюрой, которая вышла в 1928 г. под названием «Собственность и социализм. Опыт обоснования социально-экономической программы евразийства». Алексеев сознательно берет на себя роль теоретика евразийства в области политических, социально-экономических и философско-правовых исследований. Возможно, большую роль сыграло то, что Алексеев, постоянно бывший в разъездах между Берлином, Прагой и Парижем, больше всех тяготел к пражской группе евразийцев и особенно сдружился с П. Н. Савицким, самым увлеченным и страстным сторонником евразийских идей (Н. С. Трубецкой относился к Н. Н. Алексееву достаточно критично, а П. П. Сувчинский — в большей степени прагматично, т. е. как к необходимому для дела «специалисту»).
В феврале 1928 г. Алексеев сообщил Сувчинскому, что начал писать работу по теории государства: «Моя "Теория государства", к удивлению моему, готова на три четверти, — т. е. уже листов 6-7. Я с большим увлечением сидел за ней в Берлине и сижу целыми днями здесь. К половине марта, Бог даст, окончу совершенно» [11, с. 32]. И хотя книга «Теория государства: Теоретическое госу-дарствоведение, государственное устройство, государственный идеал» вышла только в 1931 г., можно без сомнения сказать, что написана она была в 1928 г., и именно первоначальное увлечение Алексеева евразийством повлияло на ее содержание. Кроме того, Н. Н. Алексеева стала постепенно увлекать полемика с противниками евразийцев, в частности с П. Н. Милюковым. Алексеев писал 16 января 1928 г. П. П. Сувчинскому: «Моя лекция в Париже произвела порядочный шум, и на меня сейчас со всех сторон нападают. <...> Вот Милюкову я уже действительно "досадил". Что касается до с. р., то мне кажется правильным хранить с ними возможный мир» [11, с. 30]. Ту же терпимость Алексеев демонстрировал к членам евразийского движения, которые в нем недолго участвовали. Например, он считал возможным примирение с Б. П. Вышеславцевым, кратковременным участником Евразийского семинара. Алексеев полагал: «Конечно, Б<орис> П<етрович> не будет евразийцем, но зачем нам с ним ссориться? Пускай он останется благожелательно нейтральным, — и мне это много легче» [11, с. 31]. Из-за такой примирительной точки зрения Алексеев для многих евразийцев был «чужим», и только П. Н. Савицкий продолжал воспринимать его как «своего».
В какой-то момент у Алексеева стала возникать усталость от евразийской работы. Например, после отсылки рукописи «Теории государства» Алексеев в письме от 31 мая 1928 г. признал: «Надоела мне эта "теория государства" до последней степени. Работу по ней пришлось произвести огромную. Я с большим облегчением вложил ее сегодня в папку и отправил Вам — прямо гора свалилась с плеч» [11, с. 37]. Вместе с тем, он очень заинтересовался перспективой издавать газету «Евразия» и выступает советчиком, как ее лучше издавать. Включенный в редакционную коллегию газеты «Евразия», Алексеев выступил резким критиком общего направления газеты. В письме от 6 декабря 1928 г. он откровенно высказывает свое мнение П. П. Сувчинскому:
У меня есть подозрение, что газета наша в скором времени умрет от раздирающих нас разногласий. Однако я стараюсь раздувать оптимизм и пребывать
в «надежде правды и добра». Я боюсь, если бы эти надежды мои оправдались, что случится другое: газета будет существовать, но умрет ее читатель. Я прочел второй номер — высоко интеллигентно, но абсолютно не газетно [11, с. 47].
Алексеев доказывал, что стиль газеты рассчитан не на широкого читателя, а на небольшую группу интеллигентов. Он настаивал:
Я умоляю и заклинаю Вас — разрядите немного атмосферу высоко интеллигентского напряжения, вспомните об уровне душевном тех лиц, к которым «Евразия» адресуется, вспомните о их эмоциях, которые нужно будить и на которые нужно действовать [11, с. 47-48].
Советы, которые давал Алексеев, остались без внимания, а его статьи, которые он присылал для «разрядки» интеллигентской атмосферы, в газете не были напечатаны. Конфликт вокруг газеты «Евразия» привел к тому, что в начале 1929 г. произошел Кламарский раскол, после которого парижская евразийская группа вскоре прекратила свое существование, а осталась только пражская группа под руководством П. Н. Савицкого. Во время Кламарского раскола Алексеев однозначно выбрал сторону П. Н. Савицкого и вместе с ним принял участие в брошюре «О газете "Евразия": Газета "Евразия" не есть евразийский орган» (Париж, 1929). В дальнейшем, в 1930-е гг., он продолжал сотрудничать с П. Н. Савицким, печататься в его изданиях, выходивших в Праге, но связь с евразийством становилась все более слабой, особенно учитывая то, что Алексеев печатался во многих других изданиях, в том числе в известных журналах «Путь» и «Новый град» [см.: 1-5; 7]. В своих работах 1930-х гг. Алексеев все больше удаляется от идеократии и других евразийских идей и приближается к понятию конституционного государства и традиционных правовых ценностей.
Чтобы увидеть идейную эволюцию Алексеева, достаточно сравнить его «Теорию государства», написанную в 1928 г., и статью «О будущем государственном строе России» 1938 г. В «Теории государства» наибольший интерес представляет раздел «Государственный идеал», в котором Алексеев пытается сочетать личные убеждения и евразийские идеи. С одной стороны, он упоминает государственный идеал Платона и ссылается на критику социальных утопий в книге своего учителя П. И. Новгородцева «Об общественном идеале», с другой — обосновывает необходимость ведущего, правящего слоя в духе евразийской идеократии. По мнению Алексеева, «ведущий слой» должен воплощать «принципы высшего духовного общения» [6, с. 168], а его единство «должно покоиться, следовательно, на единстве духовной жизни, на единстве убеждений и духовных стремлений» [6, с. 169]. Вместе с тем Алексеев предпочитал называть идеократический отбор «эйдократическим», подразумевая под «эйдосом» высшую религиозно-философскую истину и ссылаясь на учение Платона о «царстве философов». Алексеев достаточно критически настроен к представлениям о том, что западная цивилизация уже достигла совершенства политических форм. Он противопоставлял «правлению дилетантов», случайно пришедших к власти, идею «правления специалистов», т. е. людей из «ведущего слоя». При стабилизации общественного мнения и единстве на-
родной воли, считал Алексеев, можно совместить эйдократический принцип с демотическим (народным), т. к. между ними не возникнет никакого противоречия. Формальная законность (объективное право) необходима, потому что устанавливает основные права и обязанности власти и охраняет государство от личного произвола. Последней же правовой нормой является не внешний закон, исходящий от одного государства или целого объединения государств, а гарантии, основанные на «внутренней правде». Таким образом, для Алексеева нравственные принципы выше принудительных законов. Алексеев утверждал: «Чувство законности, пронизывающее государство, есть одно из моральных чувств, и те государства, в которых это чувство наиболее развито, можно назвать государствами гарантийными» [6, с. 179].
В статье Алексеева «О будущем государственном строе России» 1938 г. соотношение личных и евразийских идей меняется. По убеждению Алексеева, в обосновании будущего государственного строя необходимо сначала исходить из признания государственно-политического единства России. И далее Алексеев замечал, что «из всех возможных попыток оправдания единства России евразийский опыт является наиболее продуманным и разнообразно обоснованным» [2, с. 96]. Этой единственной ссылкой на евразийство Алексеев и ограничился, а далее развивал идеи, совершенно свободные от каких-то идеологических ограничений. По мнению Алексеева, борьба в области политики и права давно идет не между разными видами государственного устройства, а между персонализмом и коллективизмом. Именно сочетание идеи личности и идеи права Алексеев считал идеалом для будущей России. Форма же государственного устройства в отношении этого идеала является уже прикладной и лежащей в сфере практической политики. Однако, как полагал Алексеев, для воплощения государственного идеала в России обязательно необходима сильная государственная власть, свободная от недостатков как безвольного либерализма, так и тоталитарной диктатуры. И далее наряду с конституцией и реальным значением государственных органов Алексеев называет желательным учреждение твердой единоличной власти в лице президента, считая, что в монархиях единоличное начало часто превращается в фикцию, а президент может быть реальным, а не фиктивным выражением единой власти. Идеи правового государства и президентского правления указывают, что к концу 1930-х гг. Алексеев далеко ушел от евразийства и его идейной системы.
Тема не будет до конца раскрыта, если не обратиться к поздней оценке евразийства в послевоенной переписке Н. Н. Алексеева. В 1956 г., после 10 лет заключения в советских лагерях, в Прагу вернулся П. Н. Савицкий, который с 1957 г. возобновил переписку с Н. Н. Алексеевым, живущим в Щвейцарии, в Женеве. В переписке активно обсуждались воспоминания Алексеева «В бурные годы», которые печатались в нью-йоркском «Новом журнале» в 1958-1959 гг. Алексеев обещал довести хронологию воспоминаний до эмигрантского периода своей жизни. Савицкий же очень надеялся на то, что в воспоминаниях будет представлена история евразийского движения. Алексеев же явно не собирался касаться этой темы, сначала ссылаясь на разные мелкие обстоятельства, но затем вынужденный высказаться более откровенно. В письме от 20 марта 1961 г. Алексеев написал Савицкому:
В конце концов, я не наблюдал начала евразийского движения, примкнул к нему только в 1927 году, в Париже, и с этого времени имеются у меня личные впечатления о нем, — гл<авным> образом о его парижском периоде. Историю возникновения движения и его первый, пражский период лучше всего знаете Вы, так как главным двигателем его были Вы, дорогой П. Н., на Вас, на Ваших плечах оно держалось. Такие люди, как наш милейший Лев Платонович, который в своих выступлениях производил каждый раз общественный скандал, отталкивающий от е<вр>а<зийства>, а не привлекающий к нему; или П. П. Сувчинский, удиравший из е<вр>а<зийских> собраний, когда ему нужно было выступать (он обладал особой боязнью выступать публично), содействовали распаду е<вр>а<зийского> движения, а не его процветанию. Е<вр>а<зийство> было создано Вами, и Вы были его духовно и фактически вдохновляющей силой, — и Вам нужно писать его историю. Я был в е<вр>а<зийстве> довольно второстепенной величиной, не состоял членом «курултая», был довольно чужд аристократически-гвардейскому элементу в движении, который считал меня московским «плебеем». Я уже писал, кажется, Вам, что мне была оставлена в наследство вся переписка наших петербургских «гвардейцев» с несчастным Стороженко, из которой я «аутентически» узнал отношение петербургских аристократов к мало «культурному москвичу». В «мемуарах» писать об этом я не стану, — пишу только Вам, в котором для меня все евразийство и воплощается [10].
Данная характеристика отношений между Алексеевым и евразийством не требует пространных комментариев. Алексеев в конце жизни хорошо осознавал, что в евразийстве он был «чужим». С исторической точки зрения можно сказать, что Алексеев вошел в евразийское движение уже сложившимся ученым с вполне сформировавшимися взглядами и убеждениями, затем последовала его попытка развивать свои идеи в рамках евразийства. Без сомнения Алексеев испытал большое влияние евразийства и внес значительный вклад в его теоретическую часть. Однако участие Алексеева в евразийстве было больше прикладным, а не определяющим для развития евразийской идеологии. Прекращение активного участия в евразийском движении никак не сказалась на научной деятельности Алексеева, который продолжил работать по своей основной специальности, преподавать, писать книги и статьи. Вся совокупность известных фактов и архивных источников позволяет считать, что Н. Н. Алексеев так и не смог в полной мере стать евразийцем, а в большей степени был временным «попутчиком» евразийства.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексеев Н. Н. Демонократия // Путь. — 1939/1940. — № 61. — С. 26-32.
2. Алексеев Н. Н. О будущем государственном строе России // Новый град. — 1938. — № 13. — С. 91-114.
3. Алексеев Н. Н. О высшем понятии философии // Путь. — 1937. — № 53. — С. 37-52.
4. Алексеев Н. Н. О сопротивлении при помощи силы // Новый град. — 1939. — № 14. — С. 40-60.
5. Алексеев Н. Н. Об идее философии и ее общественной миссии // Путь. — 1934. — № 44. — С. 27-43.
6. Алексеев Н. Н. Теория государства. Теоретическое государствоведение, государственное устройство, государственный идеал. — [Париж,] 1931.
7. Алексеев Н. Н. Христианство и социализм // Путь. — 1931. — № 28. — С. 32-68.
8. Из переписки евразийцев, 1921-1928 // Глебов С. Евразийство: между империей и модерном: История в документах. — М.: Новое издательство, 2010. — С. 177-620.
9. Назмутдинов Б. В. Законы из-за границы: Политико-правовые аспекты классического евразийства. — М.: Норма, 2017.
10. Письма Н. Н. Алексеева к П. Н. Савицкому 1957-1961 гг. // 81оуашка КшЬотаа, РгаЬа [Славянская библиотека. Прага, Чехия]. — Т-8АУ-11/9 (22).
11. Письма Н. Н. Алексеева П. П. Сувчинскому // Архив Дома русского зарубежья им. А. Солженицына. Коллекция Вл. Аллоя. — Оп. 1. — Ед. хр. 46.
