47ИЗ ИСТОРИИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
ББК 63.3(2)613-284.6
Г. А. Ивакин
ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ В СРЕДЕ РУССКИХ ЭМИГРАНТОВ-МОНАРХИСТОВ В НАЧАЛЕ 1920-х ГОДОВ
После революционных событий 1917 г. и последовавшей за ними Гражданской войной большинство представителей монархического движения, и в том числе черносотенных организаций, были вынуждены эмигрировать за пределы Советской России. Среди идейных течений в среде русской эмиграции особое место занимает монархическая идеология, нашедшая новых сторонников среди покинувших Родину представителей российского общества.
В землячествах и общинах русских эмигрантов в 1920-е гг. наблюдается всплеск внимания к идеям и программатике монархических организаций, возникших в этот период. Многие из эмигрантов становятся на монархические позиции и вступают в легитимистские организации, одни из которых представляют собой воссоздание за рубежом черносотенных союзов, другие принимают конституционно-монархическую программу. Идейные поиски и их влияние на политическую жизнь в среде русских эмигрантов-монархистов являются важными и связаны с сохранением традиционных основ русской идентичности в эмигрантской среде.
© Ивакин Г. А., 2015
Ивакин Григорий Анатольевич — доктор исторических наук, заместитель начальника Управления образовательной политики, профессор кафедры национальной безопасности Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Москва). [email protected]
При этом вопросы идейно-политической жизни в монархической среде русской послереволюционной эмиграции остаются не вполне исследованными, особенно это касается влияния воззрений наиболее видных мыслителей на общественно-политическую деятельность эмигрантских монархических организаций. Данные вопросы и составляют предмет внимания настоящей статьи.
Российская эмиграция периода 1917—1920-х гг. являет собой уникальный социальный феномен. Это связано не только с тем обстоятельством, что покинуть Родину вынуждены были представители самых разных слоев населения, среди которых немалую часть составляла русская интеллигенция — наиболее образованный и культурный слой предреволюционного российского общества, но и с тем, что в большинстве своем русские эмигранты, вынужденные адаптироваться к иностранной социально-культурной среде, так и не смогли вернуться в свое Отечество. С другой стороны, нельзя не сказать и о том, что русские эмигранты стремились сохранить традиционные основы русской общественной, интеллектуальной и культурной жизни, образовывая свои землячества, общества и другие организации (например, Российский земско-городской комитет помощи российским гражданам за границей — «Земгор», созданный в Париже в феврале 1921 г.).
Еще одним обстоятельством, выделяющим эмигрантский поток, последовавший после революционных событий и Гражданской войны, стала его социальная разнородность. Современники отмечали среди эмигрантов лиц, живущих за счет своих капиталов, государственных чиновников, врачей, ученых, учителей, военных и многочисленных промышленных и сельскохозяйственных рабочих, крестьян. Всё это во многом определило не только разные пути социальной адаптации и общественной консолидации эмигрантов, но и их разные политические взгляды, в основном сосредоточенные на проблемах российской политики, как предшествовавшей революции, так и последовавшей за ней.
Безусловно, на этом фоне наблюдалось новое обращение к такой традиционной основе русского общества дореволюционного периода, как идея монархии, происходило ее переосмысление. Оказавшись в эмиграции, многие видные представители черносотенства были вовлечены в бурную интеллектуальную жизнь
русских эмигрантских сообществ, отмеченную обсуждением не только причин революционных потрясений, но и дискуссиями по вопросам возможного государственного устройства России.
Новый этап в истории черносотенного движения связан с началом революционных потрясений 1917 г. Падение самодержавия вызвало в нем кризис, многие из лидеров черносотенного движения и сторонники монархии были арестованы Чрезвычайной следственной комиссией, созданной Временным правительством (Н. Е. Марков, Н. А. Маклаков, В. Н. Воейков, А. Н. Хвостов, А. И. Дубровин, В. Г. Орлов, А. И. Коновницын), перед которой изначально была поставлена задача «с точки зрения политической исследовать всю деятельность до первоисточников, не выходя, однако, за пределы XX в.»1. Черносотенные газеты оказались под запретом. Таким образом, со времени Февральской революции 1917 г. черносотенные движения, как поддерживающие монархическую власть, оказались вне пространства легитимной политической жизни России, а по сути — под запретом.
Вскоре со стороны Советского государства последовало и юридическое оформление положения русских эмигрантов. Так, 5 января 1922 г. был опубликован «Декрет о лишении прав гражданства некоторых категорий лиц, находящихся за границей» ВЦИК и Совнаркома от 15 декабря 1921 г. В соответствии с положениями данного правого акта лишались прав гражданства лица, находившиеся за границей без разрешения Советской власти и не получившие советского паспорта, участники контрреволюционных организаций.
Крушение монархического строя, произошедшее в короткий срок, дезориентировало черносотенцев. Среди лидеров только В. М. Пуришкевич пошел на сотрудничество с Временным правительством, некоторые были арестованы, а другие, оказавшись в подполье, практически сразу образовывали организации, деятельность которых была связана с противодействием «советам».
Так, уже в ноябре 1918 г. в Финляндии, в Хельсинки, монархистами создается «Русский комитет», деятельность которого была ориентирована на Германию с целью побудить ее правительство к интервенции в Россию. В Финляндии в 1920 г. вел организационную работу великий князь Кирилл Владимирович с целью вербовки офицеров для похода на Петроград2.
За пределами России монархисты-черносотенцы оказались разбросанными по всему миру. Та часть, которая отличалась наибольшей приверженностью монархическим идеалам и обладала значительными сбережениями, поселилась в обеспеченных европейских странах, таких как Германия и Франция. Те же, кто не обладал достаточными финансовыми средствами, были вынуждены в качестве места своего пребывания выбирать Балканский полуостров, в первую очередь православную Сербию, король которой Александр благосклонно относился к русским эмигрантам-монархистам, а также далекий от российских областей с укрепившейся властью большевиков Китай.
Одним из центров сосредоточения русских эмигрантов-монархистов стала Бавария. И. В. Сабенникова отмечает, что «одним из наиболее крупных центров русской эмиграции в Германии того периода был Мюнхен, где в политическом спектре преобладали правые монархисты, которые находили Баварию более спокойной, в отличие от Берлина, наполненного левой прессой и полицией»3. Вполне закономерным в этой связи выглядит и то, что первый съезд русских монархистов состоялся в баварском городе Рейхенгалль в 1921 г.
Нужно сказать, что многие русские эмигранты выбрали местом своего пребывания за границей Францию и ее столицу — Париж. «Русский Париж» отличался высокой интенсивностью общественной и культурной жизни. Тем не менее, монархистов во Франции было немного и они мало влияли на интеллектуальную жизнь русского сообщества. Показательно, что большинство издаваемых в Париже периодических газет и журналов русской эмиграции имели либеральную направленность: например, одна из двух ежедневных газет «Последние новости», издаваемая П. Н. Милюковым (вторая была националистической направленности), выходил «толстый» журнал «Дни» (под редакцией А. Ф. Керенского)4. Всё это указывает на незначительное влияние монархистов в эмигрантских кругах Франции.
Несмотря на это, эмигранты-монархисты во Франции и Париже отличались высокой активностью и сплоченностью. Одним из наиболее важных центров притяжения монархически настроенных эмигрантов был Александро-Невский кафедральный храм, впоследствии ставший кафедральным собором. С этим местом
связано начало деятельности митрополита Евлогия (Георгиевского) за границей, формирование русской общины, состоящей преимущественно из людей, сохранивших приверженность монархическим взглядам. Среди русских эмигрантов, так или иначе участвовавших в жизни общины и храма, можно назвать великого князя Кирилла Владимировича, Е. А. Ефимовского, П. В. Гендрико-ва, Н. М. Зернова, А. Н. Крупенского, Н. А. Лохвицкого, В. А. Мак-лакова, А. М. Масленникова, Н. Д. Тальберга, А. Ф. Трепова, В. Н. Коковцова и мн. др. Как отмечает Н. Г. Росс, митрополит Евлогий, не будучи настоятелем, находился в центре церковной жизни Александро-Невской церкви, связанной, в том числе, и с распространением монархических книг, периодической литературы, сбором пожертвований, проведением собраний. Собор «стал местом главных церковных, военных, официальных и семейных торжеств эмиграции. В храме отпевали известных политических деятелей, писателей, артистов, видных военачальни-ков»5. Значимыми событиями в жизни храма и общины стали Рейхенгалльский съезд монархистов, собор в Сремских Карлов-цах, а также учреждение «Романовских дней», в которые происходило поминовение убитых членов императорской фамилии.
Необходимо отметить, что деятельность политических организаций русской эмиграции сразу же оказалась предметом пристального внимания со стороны советских спецслужб, прежде всего ГПУ. Как отмечает Л. П. Колодникова, уже в начале 1922 г. ГПУ сообщало о следующих двух тенденциях: если работа монархистов внутри страны «практически ничтожна» и сосредоточивается главным образом на присланных из-за границы прокламациях, литературе, листовках и письмах с воззваниями контрреволюционного и монархического характера, то заграничная деятельность русских монархических группировок и организаций серьезно оживилась6.
При анализе организаций эмигрантов-монархистов в рассматриваемый период можно говорить о «Берлинской группе» и «Парижской партии». Представители «Берлинской группы» (Н. Е. Марков) ставили восстановление монархии в России в зависимость от торжества монархических идей в Германии, тесно взаимодействовали с немецкими монархистами и, следовательно, допускали пересмотр Версальского договора. «Парижская
партия» (А. Ф. Трепов) связывала свои чаяния с Францией и даже с Америкой. Несмотря на последующие попытки объединения русского монархического движения, его консолидация оказалась недостижима.
Следует отметить, что если дореволюционный монархизм связан главным образом с черносотенным движением и такими организациями, как «Русское собрание», «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела», то в эмиграции идея монархизма вышла за пределы круга преемников черносотенства и оказалась воспринята многими представителями эмиграции, не относившими себя к черносотенцам. Н. В. Антоненко отмечает, что «пестрый социально-политический состав естественным образом обусловливал дифференциацию русского зарубежного монархизма и, как следствие, — множественность идеологических доктрин среди разных направлений монархической мысли»7. Разнообразие социального состава русского эмигрантского монархизма во многом определило не только различие взглядов и политических пристрастий, но и позволило расширить монархический дискурс в эмигрантской среде, что нашло отражение в периодических изданиях, публиковавшихся эмигрантами-монархистами.
Интеллектуальная жизнь русского монархического зарубежья получила выражение в многочисленных изданиях работ, в которых поднимались вопросы, связанные с новым идеологическим обоснованием монархических воззрений. Среди них особого внимания заслуживают труды И. А. Ильина «О монархии и республике», П. Б. Струве «Дневник политика (1925—1935)», В. В. Шульгина «Дни. 1920. Записки», И. Л. Солоневича «Белая Империя»8.
Основным периодическим изданием русских монархистов в эмиграции стал журнал «Двуглавый Орел» (издавался в 1920— 1922 гг. (Берлин) и в 1926—1931 гг. (Париж)). Внимание издания было сосредоточено на деятельности монархических организаций, особо подробно в нем освещалась работа двух съездов легитимистского толка: «Съезда для обсуждения восстановления России» — I монархического съезда (Рейхенгалль, 1921 г.) и Русского заграничного православного собора (Сремски-Карловцы, 1921 г.).
После образования Высшего монархического совета (ВМС), состоявшегося на I монархическом съезде, стало выходить еженедельное издание «Высший монархический совет», на страницах
которого обсуждались вопросы устройства России, а также организационные проблемы русского монархического движения.
В Баварии, одном из центров русского зарубежного монархизма, выходил журнал «Луч света» (1919—1926), там же издавался «Вестник Русского монархического объединения в Баварии» («Вестник русского легитимизма»). Следует отметить, что такие издания, как «Двуглавый Орел», «Луч света», выпускались издательством «Союз верных», связанным с издателем «Крейц-Цайтунг», Мюллером фон Гаузеном, известным своими антиеврейскими настроениями9.
Кроме того, к числу монархических изданий можно отнести газеты «Грядущая Россия» (под ред. Е. А. Ефимовского), «Возрождение» (П. Б. Струве), «Царский вестник» (под ред. Н. П. Рклицкого), «Россия и славянство», «Луч», журналы «Русский колокол» (изд. И. А. Ильин), «Часовой» (изд. РОВС).
Многие издания выходили в свет со значительными перерывами, что было связано главным образом с финансовыми трудностями обществ эмигрантов-монархистов. Тем не менее можно утверждать, что монархическая периодика рассматриваемого времени представляет собой значительное явление культурной жизни русских монархистов за рубежом. В основном газеты и журналы монархической направленности издавались в Германии, Чехословакии и Югославии, что связано было, конечно же, с тем, что большинство эмигрантов-монархистов осели в этих странах.
Необходимо отметить и широту взглядов, выражаемых на страницах перечисленных периодических изданий. Позиции монархистов всё более отклонялись от утверждения идеи самодержавной монархии, что характерно для дореволюционного черносотенства, в сторону признания различных вариантов конституционного ограничения монархии. Как отмечали сами монархисты, «в каком виде должна быть восстановлена монархия, в какой мере должны быть привлечены к управлению народные представители, в каком объеме необходимы реформы, это подробности, о которых могут существовать разные мнения»10.
Одним из основных лейтмотивов идейных течений эмигрантов-монархистов была ностальгия по потерянному Отечеству и своему социальному положению. Данное обстоятельство не скрылось от советских исследователей. Например, Г. З. Иоффе
отмечал, что постепенно под влиянием воспоминаний о прошлой жизни «монархия окружалась новым ореолом»11. Представляется возможным согласиться с советским исследователем, память о прошедших событиях стала одним из основных факторов своего рода ренессанса монархизма, его достаточно высокой популярности в эмигрантских кругах, особенно в начале 1920-х гг.
Многие монархисты не видели альтернативы самодержавной монархии. Так, И. В. Солоневич указывал на монархическую власть в России «как власть, основанную на религиозно-нравственных началах, стоящую над партиями, классами и народами страны, бесспорную по праву наследования и бесспорно выражающую тысячелетнюю волю народа»12. Многие крайние монархисты примыкали к Н. Е. Маркову, пополняя ряды ВМС, выступая тем самым своего рода преемниками дореволюционного черносотенства.
Вообще И. Л. Солоневичу была свойственна высокая публицистическая активность, направленная на распространение идей народной монархии, опирающейся не на помещиков и буржуазию, а на русское крестьянство. Образцом этого государственного устройства он считал московский период российской истории13.
В противоположность И. Л. Солоневичу, И. А. Ильин занимал более умеренную позицию. Он отстаивал саму идею монархии как наиболее оптимальной формы правления, связанной с коренными потребностями общества в справедливом управле-нии14. Ильин вынужден был признать, что самодержавная монархия в России утратила способность соответствовать интересам общества.
При этом И. А. Ильин определял пять условий восстановления монархии в России: должны назреть в самом народе внутренние — политические, нравственные и религиозные — тяготения; должен сложиться кадровый пул идейных монархистов; должна разложиться или просто рухнуть революционная или, соответственно, республиканская власть в стране; должна быть морально, политически и стратегически подготовлена международная конъюнктура; должна сложиться и окрепнуть вера в данную династию15. Мыслитель указывал и на то, что восстановление монархии не обязательно означает воцарение кого-либо из Романовых, он допускал утверждение на российском троне
и другой династии. В целом можно сказать, что в своих теоретических построениях И. А. Ильин был близок к легитимистской идеологии.
Как уже указывалось, идейно-теоретические основы взглядов эмигрантов-монархистов были сформированы довольно узким кругом лиц. Ведущие позиции заняли такие мыслители-консерваторы, как И. А. Ильин, П. Б. Струве, И. Л. Солоневич, В. В. Шульгин. Никого из них нельзя однозначно отнести к числу видных деятелей черносотенного движения. Тем не менее интерпретация ими идей монархии оказывалась в наибольшей степени воспринята русскими эмигрантами.
На страницах монархической периодики поднимались различные вопросы, связанные с обсуждением монархической идеи, главным образом, в ракурсе перспектив государственного устройства России, но постепенно данная проблематика уходила на второй план под влиянием событий в русской монархической эмигрантской среде.
Так, уже в 1922 г. берлинская резидентура ИНО ОГПУ сообщала, что «в настоящее время среди русской эмиграции наблюдается широкое распространение монархической идеи. Оно определяется психологическими чертами самой эмиграции. За редким исключением — все это люди или боровшиеся против соввласти, или пострадавшие во время социальной революции, то есть потерявшие положение, имущество, родных, а теперь и ро-дину»16. В том же сообщении отмечалось, что ввиду разнообразия взглядов среди монархистов-эмигрантов, а также потому, что «сама идеология монархии у монархистов еще не вполне выкри-сталлизировалась в деталях, а монархические мысли разно относятся к основным целям движения, как, например, пути и способы восстановления монархии в России и природа будущего монархического строя»17, «надо рассматривать монархическое движение в определенном систематическом порядке»18.
В августе 1922 г. Русский монархический совет опубликовал сообщение об Обращении великого князя Кирилла Владимировича к Русскому народу и Русскому воинству. В Обращении он брал на себя обязательства по руководству русскими людьми в изгнании до тех пор, пока в России не восстановится монархия и престол не вернется в руки Николая II. Обратимся
к этому историческому документу. В первую очередь важно отметить, что, несмотря на свой статус главы монархической эмиграции, Кирилл Владимирович отмечал непоколебимое превосходство Николая II: «Мы уповаем на то, что жив государь Николай Александрович и что весть о его убиении распространена теми, для коих его спасение было угрозою. Не может наше сердце отказаться от надежды на то, что вернется он, пресвет-лый, к престолу своему»19.
Говоря о той миссии, которая легла на его плечи, князь писал: «До того же времени, когда, изволением господним и на счастье возрожденной Родины нашей, законный государь возьмет нас под благостную десницу свою, русские люди не могут оставаться более без возглавителя их трудов, ко спасению Родины 20
направленных» .
Римская резидентура иностранного отдела ОГПУ следующим образом комментировала реакцию в стане монархистов-эмигрантов на обращение князя Кирилла Владимировича: «...нужно сказать, что его [князя Кирилла Владимировича] недавнее обращение к русским людям вызвало негодование среди монархистов-николаевцев»21. Под «николаевцами», разумеется, имелись в виду сторонники князя Николая Николаевича — основного соперника Кирилла Владимировича. Итак, в правомо-нархической эмиграции к 1922 г. назрел явный раскол.
Как отмечают российские исследователи А. А. Корнилов и К. А. Лушина, «настроения и разногласия в монархическом лагере русской эмиграции привели к тому, что в 1922 г. лидеры монархических общественных структур приняли Устав Русского монархического объединения, в котором сообщалось, что "все течения русской монархической мысли должны тесно сплотиться для совместной работы, направленной к общей великой цели"»22. Этот факт, безусловно, свидетельствует о том, что уже в 1922 г. в стане монархистов назрели серьезные противоречия, которые требовали немедленного организационно-административного вмешательства.
Организационные мероприятия достигли временного эффекта. Как указывалось в сообщении иностранного отдела ГПУ о ходе переговоров по объединению различных эмигрантских группировок в Париже и по другим вопросам, «к настоящему
времени достигнуто соглашение между конституционными монархистами и другими Парижскими группами, как то: "Союзом возрождения", "Национальным объединением" и торгово-промышленными кругами»23.
Идеологические разногласия вели к размыванию и без того нестабильного спектра монархических организаций. Как показало будущее, призывы лидеров движения так и не были услышаны: дробление внутри монархического лагеря продолжилось.
В письме председателя ВМС Н. Е. Маркова генералу А. М. Драгомирову от 9/22 июня 1924 г. № 308 сообщалось, что указание, выраженное в разъяснении генерала Драгомирова о том, что ВМС сочувствуют далеко не все монархические организации и которые поэтому являются узкопартийными, не соответствует действительности. «Такое указание неправильно, ибо в действительности возглавляемое Высшим монархическим советом Монархическое объединение, включая в себя все течения и большинство группировок русского монархического движения, является отнюдь не узкопартийным, а широконациональным русским движением, тесно и плотно связанным с монархистами в России и на Дальнем Востоке. Единственный крупный Монархический союз, не идущий с Высшим монархическим советом, — это Союз монархистов-легитимистов, но этот Союз в вопросе об отношении к "аполитичности" офицеров стоит еще на более определенной позиции, нежели Высший монархический совет»24.
В 1924 г. произошел раскол между Высшим монархическим советом, возглавляемым Н. Е. Марковым, и организацией конституционных монархистов «Союза освобождения» во главе с Н. Н. Шебеко (председатель)25.
В мае 1924 г. римская резидентура иностранного отдела ОГПУ сообщала по поводу разногласий, возникших в стане монархистов: «Первая неделя текущего месяца обозначилась значительным оживлением во всех русских монархических кругах. Монархический мир разбит как бы на два лагеря, сконцентрированных около имени великого князя Николая Николаевича, с одной стороны, и великого князя Кирилла Владимировича — с другой. Движение, возглавляемое великим князем Кириллом, расходится с николаевцами не только в тактических приемах, но и в различном понимании общей цели восстановления российского престола»26. В чем же заключались эти разногласия?
Обратимся к вопросу о духовно-политическом лидерстве в монархическом движении в эмиграции. Следует отметить, что за рубежом в этом вопросе наступили серьезные перемены. Если до революции черносотенцы, словно позабыв о самом государе, делили власть между собой, то в эмиграции серьезным испытанием для единства монархистов-черносотенцев стал вопрос о выборе престолонаследника Российского самодержца, особенно после новостей из России о расстреле царской семьи. Основными претендентами выступали великий князь Николай Николаевич и великий князь Кирилл Владимирович. Николай Николаевич, как бывший Верховный главнокомандующий, обладал большим весом в глазах военных кругов эмигрантских общин и, кроме того, был довольно харизматичной личностью. Но Кирилл Владимирович обладал большим династическим старшинством, что дало ему основания в 1922 г. объявить себя блюстителем престола России, а спустя два года и Императором Всероссийским. На этой почве в Высшем монархическом совете возникли серьезные разногласия, закончившиеся отставкой Н. Е. Маркова, поддержавшего после смерти Николая Николаевича великого князя Кирилла Владимировича. После этого Совет возглавил А. Н. Крупенский27 — бывший член «Союза русского народа».
Из донесений агентуры ИНО ОГПУ можно почерпнуть крайне важные сведения о тех различиях, которые существовали между двумя лагерями монархистов, поддерживавших того или иного великого князя. Так, если у Николая Николаевича была поддержка со стороны аристократии, бывших сановников и крупных деятелей старого режима, генералов и офицеров, то у Кирилла Владимировича состав был «исключительно демократический, без громких имен в прошлом, без большого влияния и положения в настоящем»28. Докладывала агентура и о существенных различиях в идеологии обоих течений. Так, если «партия» Николая Николаевича считала, что «спасти Россию может лишь монархия с царем, избранным всем народом "по сердцу", который вернет России могущество, порядок и богатство, а всем по-
29
терпевшим свои состояния — вернет все потерянное» , то «идеология легитимистов основана на предположении, что государство будет доведено Советской властью до обнищания и ос-куднения. Тогда, после переворота, произведенного внутренними
силами русского народа, должна прийти монархия в лице законного наследника на русский престол согласно основным законам Русской империи»30. При этом, согласно легитимистам, «новая монархия должна быть широко демократической, опираться на народ и вести Россию по ее культурным самобытным путям»31.
Также необходимо сказать о том, как представители этих разных монархических лагерей видели возможность восстановления монархии. Если сторонники Николая Николаевича рассчитывали главным образом на иностранную вооруженную интервенцию, то последователи Кирилла Владимировича в значительно большей степени были склонны допустить то, что сама Россия под влиянием внутренних процессов призовет монарха.
При всем этом в программатике обоих претендентов можно найти элементы следования идейным построениям ведущих мыслителей монархистов русского зарубежья. Например, Николай Николаевич и его сторонники в своем утверждении о соответствии монархии интересам народа корреспондировали воззрениям И. Л. Солоневича о «народной монархии». Так, в письме императрице Марии Федоровне сам Николай Николаевич указывал на то, что вопрос о государственном устройстве России должен решаться в соответствии «с чаяниями русского народа»32.
С другой стороны, Кирилл Владимирович и его сторонники в своих программах и воззрениях скорее адресовывались к идеям И. А. Ильина о необходимости вызревания в самой России потребности в восстановлении монархии и ее соответствии новому постреволюционному укладу российской жизни, его институтам. Среди последних Кирилл Владимирович допускал сохранение и системы советов, правда, с той оговоркой, что всю систему власти будет венчать монарх33.
Таким образом, в среде эмигрантов-монархистов сформировалось два политических течения. Д. Д. Богоявленский определяет их как легитимистов (сторонников великого князя Кирилла Владимировича) и сторонников «вождя национального движения великого князя Николая Николаевича». При этом деление внутри приверженцев Высшего монархического совета усугублялось и дальнейшим разделением их на германофилов (лидер Н. Е. Марков) и франкофилов (ориентированных на Антанту). Как указывает исследователь, сторонники Высшего монархического совета
«.в отличие от легитимистов, не столь зависели от своего "верховного" вождя и проявляли внимание к общественному мне-нию»34. По мнению Н. В. Антоненко, «по большому счету, легитимисты являлись самой мощной и организованной политической силой в структуре монархического зарубежья»35. Наступивший в 1922 г. раскол в монархической среде свидетельствовал о глубоком кризисе всего монархического движения, которое, даже в столь ответственный исторический период, не смогло найти в себе сил для консолидации и объединения ради достижения поставленных целей.
Примечания
1 Цит. по: Перегудова З. И. Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров и прочих высших должностных лиц и Александр Блок // Блок А. Последние дни императорской власти. М., 2012. С. 315.
2 Донесение резидента Особого отдела ВЧК из Финляндии о расстановке политических сил и деятельности антибольшевистских организаций в стране, 20 апреля 1920 г. // Русская военная эмиграция 20— 40-х гг. : док. и материалы : в 3 т. Гея, 1998. Т. 1, кн. 1. С. 74.
3 Сабенникова И. В. Русская эмиграция как социокультурный феномен // Мир России. 1997. № 3. С. 177.
4 Там же. С. 179.
5 Росс Н. Г. Русская церковь в Париже : Александро-Невский кафедральный храм, 1918—1939 гг. Эпине-су-Сенар, 2015. С. 11.
6 Колодникова Л. П. Документы информационной службы ВЧК-ГПУ о деятельности в начале 1920-х гг. русских зарубежных монархических организаций // Известия Самарского научного центра РАН. 2009. Т. 11, № 2. С. 250.
7 Антоненко Н. В. Идеология и программа монархического движения русской эмиграции : автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2005. С. 4.
8 Ильин И. А. О монархии и республике // Собр. соч. : в 10 т. М., 1994. Т. 4 ; Солоневич И. Л. Белая Империя. М., 1997 ; Струве П. Б. Дневник политика (1925—1935). М. ; Париж, 2004 ; Шульгин В. В. Дни, 1920 : записки. М., 1989.
9 Сводка донесений особого отдела ВЧК о деятельности антисоветских военно-эмигрантских организаций в Европе, 23 сентября 1920 г. // Русская военная эмиграция 20—40-х гг. Т. 1, кн. 1. С. 162.
10 Крупенский А. О задачах Съезда // Двуглавый орел. 1921. Вып. 10. 15 (28) июня. С. 19.
11 Иоффе Г. З. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977. С. 275.
12 Солоневич И. Л. Проект общемонархической программы // Солоне-вич И. Л. Коммунизм, национал-социализм и европейская демократия. М., 2003. С. 155.
13 См., напр.: Солоневич И. Л. Политические тезисы российского народно-имперского (штабс-капитанского) движения // Наш современник. 1992. № 12 ; Солоневич И. Л. Диктатура импотентов // Солоневич И. Л. Наша страна, ХХ век. М., 2001 ; Солоневич И. Л. Народная монархия. М., 2003.
14 Ильин И. А. О монархии и республике.
15 Ильин И. А. Трагедия династий без трона // Собр. соч. : Т. 2, кн. 1.
16 Донесение берлинской резидентуры иностранного отдела ОГПУ с анализом состояния монархических партий и групп эмиграции // Русская военная эмиграция 20—40-х гг., XX в. М., 2010. Т. 5 : Раскол, 1924—1925. С. 131.
17 Там же. С. 132.
18 Там же.
19 Сообщение об обращении великого князя Кирилла Владимировича к Русскому народу и Русскому воинству, 6/19 августа 1922 г. // Русская военная эмиграция 20—40-х гг. : док. и материалы. Т. 1, кн. 2. С. 309.
20 Там же.
21 Сообщение римской резидентуры иностранного отдела ОГПУ о деятельности русских монархистов в Париже. Рим, 15 мая 1924 г. // Русская военная эмиграция 20—40-х гг., XX в. Т. 5. С. 46.
22 Корнилов А. А., Лушина К. А. Русские общественно-политические организации Парижа в 1920-е гг.: объединительные процессы // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2007. № 6. С. 222.
23 Сообщение иностранного отдела ГПУ о ходе переговоров по объединению различных эмигрантских группировок в Париже и по другим вопросам // Русская военная эмиграция 20—40-х гг. : док. и материалы. Т. 2. С. 377.
24 Письмо председателя Высшего монархического совета Н. Е. Маркова генералу А. М. Драгомирову о характере русского монархического движения за границей // Русская военная эмиграция 20—40-х гг. : док. и материалы. Т. 4 : У истоков «Русского общевоинского союза» 1924 г. С. 124.
25 Письмо генерала П. Н. Шатилова генералу П. А. Кусонскому с информацией о политических событиях среди русской военной эмиграции. Не позднее мая 1924 г. // Русская военная эмиграция 20— 40-х гг. : док. и материалы. Т. 4. С. 462.
26 Сообщение римской резидентуры... С. 44.
27 Степанов С. А. Черная сотня : что они сделали для величия России? М., 2013. С. 603.
28 Донесение берлинской резидентуры... С. 136.
29 Там же. С. 134.
30 Там же. С. 138.
31 Там же. С. 139.
32 Подробнее см.: Антоненко Н. В. Идеология и программатика русской монархической эмиграции. Мичуринск, 2007. С. 76.
33 Снессарев Н. Кирилл Первый император... Кобургский. Берлин, 1925. С. 19.
34 Богоявленский Д. Д. Проблема лидерства в «Союзе русского народа». М., 2012. С. 211.
35 Антоненко Н. В. Идеология и программатика русской монархической эмиграции. С. 13.
