CC BY
12М б (25), 2007
' 'Кул ътурная жизн ь Юга России "
В рабочих тетрадях Трифонова есть рассуждение о парке Горького, который к писателю Горькому никакого отношения не имеет, потому что «имена и названия живут собственной жизнью» (9). Действительно, имя текста, данное автором, формирует особое семантическое поле, которое не обусловлено изначальным значением слов, вынесенных в заглавие, и в котором наличествует ассоциативный багаж, накопленный за время бытования текста в литературно-критической и читательской среде. Заглавия, в свое время выбранные Трифоновым и концентрированно представляющие ядро смысла произведения, воспринимаются современным трифоно-ведением как самоценная, заслуживающая особого исследовательского внимания часть наследия писателя. Проделанная исследовательская работа позволяет нам утверждать, что поэтика заглавий городской прозы Ю. В. Трифонова своеобразна, во-первых, тем, что она наглядно демонстрирует «хронотопное видение» писателя (10), т. е. его особое внимание к категориям времени и пространства; во-вторых, тем, что в системе заглавий нашла отражение система индивидуально-авторских лейтмотивов (обмена,
предварительных итогов, исчезновения, другой жизни).
Литература
1. Тюпа В. И. Аналитика художественного. М., 2001. С. 115.
2. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 2000. С. 97.
3. Давыдова Т. Т., Пронин В. А. Теория литературы: учеб. пособие. М., 2003. С. 206.
4. Тюпа В. И. Аналитика художественного... С. 116-117.
5. Давыдова Т. Т., Пронин В. А. Теория литературы... С. 205-208.
6. Трифонов Ю. В. Как слово наше отзовется... М., 1985. С. 288.
7. Тюпа В. И. Аналитика художественного... С. 117.
8. Кузичева А. Писатель грядущего столетия // Мир прозы Юрия Трифонова: сб. статей. Екатеринбург, 2000. С. 16.
9. Трифонов Ю. В. Дом на набережной: Сборник. М., 2004. С. 706.
10. Пискунов В. М. Чистый ритм Мнемозины. М.5 2005. С. 488.
Б. А. ЦЕЙ
ИДЕЯ СВОБОДЫ ЛИЧНОСТИ В ТРИЛОГИИ М. КАНДУРА «КАВКАЗ»
«Социально-идеологическая ситуация, возникшая в стране в результате перестройки, значительно активизировала внимание общества к событиям русско-черкесской войны XIX века, к судьбе народа, покинувшего родной очаг, и всякая публикация (а их были десятки, сотни) вызывала живейший интерес у самых широких масс людей» (1). Необходимость глубокого и непредвзятого изучения проблем, связанных с Кавказской войной, осознана не только историками и политиками, но и писателями.
В адыгейской литературе последних десятилетий Кавказской войне посвящены поэма И. Машбаша «Шторм» («Тучи снижаются»), его романы «Жернова», «Хан-Гирей», «Два пленника», романы Ю. Чуяко «Сказание о железном волке» и «Кавказская дилогия», повести Н. Куёка «Черная гора» и «Вино мертвых».
Из авторов адыгского зарубежья внимание читателей привлекают трилогия туркоязычного писателя О. Ю. Хакуратэ «Кавказ», романы англоязычного адыгского писателя Мухадина Кандура «Черкесы. Балканская история» и трилогия «Кавказ».
Если романы И. Машбаша по достоинству высоко оценены адыгейской критикой (А. Схаляхо, Л. Бекизова, К. Шаззо, Ш. Шаззо, X. Тлепцерше и др.), то трилогия М. Кандура только становится объектом научного интереса и обширной критикой не располагает (за исключением работ А. Схаляхо, К. Шаззо). Между тем уже делаются попытки сопоставления рома-
нов И. Машбаша («Хан-Гирей», «Два пленника» и др.) и М. Кандура. Эта работа нуждается в продолжении не только с целью исследования эпохи Кавказской войны, но и художественного анализа обширной эпической картины, созданной усилиями двух крупных мастеров разных художественных школ и политических систем.
Романы И. Машбаша «Жернова» и «Кавказ» М. Кандура, написанные в одно и то же время, близки общей исторической темой: Кавказская война и махаджирство, а также идеей трагического отчуждения от Родины и кровной связи с ней. Тема «исторической судьбы» развивается как символ имперской политики трех государств (Турции, Англии и России) и как фатум, тяготеющий над живущими на Кавказе людьми. Неслучайно его называют «особым местом» («Кавказ» М. Кандура). Образ жерновов с полным основанием мог бы заменить название романа М. Кандура, однако «Кавказ» точнее соответствует его эпической структуре.
"Культурная жизнь Юга России "
№ 6 (25), 2007
Остановимся на романе «Кавказ». Как и в «Жерновах» И. Машбаша, так и в трилогии М. Кандура «идея свободы личности, по словам А. Тхакушинова, обретает широкое и глубокое социологическое и философское содержание» (2).
Здесь эпическая тема начинается «издалека» - от завязки конфликта (1-й том) и его пожароопасного развития (2-й том) до полыхания огня войны и трагического для жителей Северного Кавказа исхода (3-й том). Временная близость хронологических рамок «Кавказа» и «Жерновов» очевидна, но в «Кавказе» они отодвинуты в глубь времени - и в показе, и в авторском рассказе. Главное же - события пропущены через судьбы нескольких поколений адыгов, представленных в индивидуализированных образах: 1-й том - Ахмет (конец XVIII века); 2-й том -Казбек (начало XIX века); 3-й том - их потомки, «Лев Кавказа» старый Казбек, его юный правнук Нахо (середина XIX века).
Роман начинается с появления кабардинца Ахмета в горах Восточного Кавказа, погружения читателей в быт и менталитет чеченского народа. Рассказом о гибели близких Ахмету и Казбеку людей в борьбе за свободу и землю народов Кавказа роман продолжается. Уходом («исходом») из родных мест потомков Ахмета в Турцию он заканчивается.
Роман много населен. Автору близки не только рыцари, бойцы, но и мыслители, совершающие моральный выбор в процессе обдумывания главных жизненных вопросов: в чем смысл жизни? каков нравственный мир человека? ощущает ли он ответственность за все, что происходит? есть ли ценности дороже свободы личности? какова мера свободы для настоящего, для будущего?
Ответы на эти вопросы порой находятся лишь в стадии поисков, и плата за них чрезмерно высока. Стоит ли поиск такой платы? Это тоже нравс-твенно-философский вопрос.
В своей трилогии автор дает возможность читателю осязать, видеть и чувствовать формирование настоящего человека, чья духовность выражена художественно убедительно. Писатель одинаково объективен и по отношению к положительным героям, и по отношению к их врагам.
М. Кандур весьма деликатно, с уважением к любой северокавказской нации пишет о народах Кавказа, ценя, прежде всего, их дух свободы и личного достоинства.
Обратимся к анализу сцен кульминационной 6-й главы (т. 3-й «Тройной заговор» романа «Кавказ»). 1837 год. Меджлис западных горцев (шапсугов). Экспозиция событий - описание «театра» меджлиса черкесских кланов на зеленой лужайке у поселка Аденком (Шапсугия). Общий план - праздничные развлечения и национальные игры: состязание в стрельбе из лука, борьба, скачки и джигитовка, ожидание молодежью праздничного угощения.
Главные фигуры переднего плана - представители всех кланов западных адыгов. Автор выделяет образы Великого Казбека, представлявшего племя шапсугов, его друга и соратника хад-
жи Даниля, Карим-бея, приехавшего от абхазов, Альсида-бея - от бжедугов. Особняком держится Мансур-бей в окружении своих советников.
Гости меджлиса - англичане Лонгворт и Белл, которые были представлены Мансур-беем как «друзья черкесов», посланцы Дэвида Эркарта, прозванного «Дауд-беем».
Автор, не спеша (словно в прицел кинокамеры), детально всматривается в лицо каждого, вслушивается в смысл и интонации произносимых речей.
На меджлисе проявляется резкая откровенность Мансура, который дает понять, что присутствующие хотели бы «услышать правду, какой бы она ни была»: ведь прошло три года ожиданий, когда Британия пообещала помощь борющемуся в одиночку народу. В то же время «гости» ощущают себя «представителями страны, равно прославившейся как вероломством, так и честностью» (3).
Этот гордый народ, думали англичане, никогда не поймет всех хитросплетений политики Британского правительства, Турции и России, связавших в единый клубок имперские противоречия на Черном море и Западном Кавказе. Их развязка чревата кровью, которой народ платит за свою свободу и честь. Автор блестяще в художественном плане решает этот чрезвычайно важный эпизод внешней и внутренней политики, перемежая монологи, диалоги и реплики участников меджлиса точными лаконичными описаниями («методом замедленной съемки») психологического кризиса чувств и невысказанных мыслей героев. Англичанам отводится роль наблюдателей и «аналитиков» поведения черкесов, которые не понимают, что горцы быстро разобрались в их краснобайстве и неискренности. «Представители» Британии считали, что законы Адыгэ Хабзэ лишь тормозят демократию адыгов. Это непонимание лучших национальных особенностей народа, подчеркивает Кандур, сводит на нет порой даже искренние, добрые намерения таких участников событий, как Эркарт, Белл, Логворт.
Как бы параллельно автор разворачивает картину меджлиса на второй ступени этого собрания в знаменательный день принятия судьбоносного решения. Это обсуждение ответа русской стороны на мирные предложения адыгов. Условием адыгов было сохранение за ними исконных земель. Участники - те же старейшины, приехавший «Лев Кавказский» Казбек (герой 2-й книги), английские «друзья» - купцы и дипломаты. Мансур-бей читает письмо, датированное 29 мая 1837 года, за подписью генерала Давыдова. Его враждебно-непримиримый дух, категоричность требований, общий оскорбительно-повелительный тон вызвал однозначную негативную реакцию и старейшин, и присутствовавших воинов. Автор подчеркнуто подробен в передаче оттенков чувств черкесов, англичан, толпы и вождей разных племен. Выделено следующее обстоятельство: черкесы по предложению Мансур-бея скрупулезно выполняют условия договора о примирении, приняв в третий
№ б (25), 2007 "Культурная жизнь Юга России "
— 55
раз решение послать письмо «этому нелюбезному русскому генералу».
Общее настроение выражает старейшина Шамиз-бей: «Сделаем так, как нам было сказано. Но мы не должны показывать себя слабыми перед этим генералом-гяуром. Нам следует проявить решительность. Давайте объясним ему, что мы продолжаем выдвигать мирные предложения не из страха перед ним, а по просьбе нашего союзника, английского короля» (3, с. 143).
В ходе споров - посылать еще раз предложение о мире или воевать - автор поочередно выхватывает как бы из тьмы фигуры спорящих: бжеду-га Асланджери, абазина Хаджи Али, представителя других племен.
Позиции спорящих проясняются не только в их речах-монологах, но и в авторских комментариях («в сторону»): «Черкесам был нужен такой вождь (как бы отлитый из чугуна), а самому Асланджери была нужна лишь война» (3, с. 143). Эта категория воинов тоже активно участвует в решении нравственной проблемы войны и мира у Кандура - в данном случае публично и резонно аргументирует свое предложение «отстаивать мир». Этот новый для трактовки образов адыгов поворот в «Кавказе» автор не раз закрепляет текстом романа, развитием событий. Вежливая осторожность, холодная выдержка Казбека постепенно приоткрывается: он считает, что его собратья должны сами принять решение, а он готов «сражаться бок о бок с нашими смелыми воинами, как и прежде. Если же вы выберете мир, - заявляет герой, - я буду удовлетворен и вернусь к моей семье» (3, с. 145). Казбек стоит перед трудным моральным выбором: он не вправе говорить от имени своего народа, да и кабардинцы в Кавказской войне формально придерживаются нейтралитета.
Мнение руководства меджлиса выразил Шамиз-бей: «Мы должны надеяться на поддержку всех наших братьев-адыгов, всей нашей огромной страны... Пока мы не объединимся между собой, никто не поможет нам» (3, с. 146).
М. Кандур показывает сложность положения адыгов, в рядах которых не было единства не только в смысле выбора войны или мира, но и стратегии ведения войны или защиты мира. В этом положении руководство меджлиса готово было принять помощь кучки англичан, среди которых коммерсант и журналист Джеймс Белл, ко-
торый взялся обучать черкесов «всему, что сам умеет». Начали с попытки взятия строящегося на побережье русского укрепления.
Сражение описано яркими красками и производит сильное впечатление по контрасту со спокойной обстановкой в русском лагере. Автор пишет сочувственно: «Все выглядело мирно, по-домашнему. В замершем вечернем воздухе разносились спокойные приветливые голоса, где-то пели или насвистывали... Бедняги и не подозревали, какой удар им уготовлен <...> Вдруг выстрелила захваченная у них пушка, и тут же весь лагерь, лежащий внизу, был охвачен огненным заревом. Палатки разлетались в куски, страшная сила подбрасывала в воздух человеческие тела» (3, с. 152-153).
Короткое и страшное ночное сражение показано через восприятие неискушенного в схватках юного Нахо, внука Казбека, авантюриста Лонгворта, который упивался романтикой убийства, испытанной им уже в Индии, и по-ляка-перебежчика к горцам Ежи. «Добрая битва, а? Правда, малыш? Твой дедушка - великий воин. Легендарный!» (3, с. 154). А Нахо увидел боготворимого им дедушку в белой бурке, каракулевой папахе, с руками до локтей в запекшейся крови. Это зрелище парализовало мальчика. С тех пор, как он увидел эту битву, он преклонялся перед Казбеком - так шло жестокое воинское воспитание мальчика. Но Кандур не скрывает того, что трое англичан, добровольных помощников горцев, с разными целями оказывали эту помощь. Глава 6-я заканчивается так: Лонгворт при прощании с черкесами улыбнулся: «Поехали, - небрежно бросил он. - Пожалуй, я с удовольствием просплю целую неделю» (3, с. 156).
В этом финальном эпизоде поставлена смысловая точка в решении проблемы значения Родины для человека: боль души от потери отечества у адыга и удовольствие от увлекательного приключения на чужой земле у его европейских доброхотов.
Литература
1. Тхакушинов А. К. В зеркале социологии. Майкоп, 1995. С. 159.
2. Там же. С. 163.
3. Кандур М. Кавказ. Т. 3. Тройной заговор. Нальчик, 1992. С. 123.
