CC BY
62
Общественные и гуманитарные науки ••• 1
УДК 82.0.(091)
ИДЕЯ СУДЬБЫ В СОЗНАНИИ ГОРЦЕВ КАВКАЗА В ИЗОБРАЖЕНИИ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ XIX ВЕКА
© 2008 Гасанова З.И.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье на примере художественных текстов русской литературы XIX века рассматривается проблема влияния судьбоносных идей на сознание и поведение горцев Кавказа. Анализируются также многоаспектность и неоднозначность видения в горском сознании идеи предопределения и устойчивость этого феномена, сохранившего свое влияние даже в XXI веке.
In the article on the example of artistic texts of Russian literature of the 19th century the problem of the influence of fateful ideas on Caucasian highlanders ’ consciousness and behaviour has been considered. The complexity and ambiguity of the vision of ideas ofpredetermination in highlanders ’ consciousness and stability of this phenomenon, saved its influence even in the 21st century have been analyzed as well.
Ключевые слова: предопределение, менталитет, идея судьбы, стереотип поведения, Бестужев-Марлинский.
Keywords: predetermination, mentality, fateful idea, behavioural stereotype, Bestuzhev-Marlinsky.
Среди многих факторов, определяющих национальный характер, наряду с обычаями, традициями, мифологией, искусством, фольклором, ландшафтом, большую роль играют представления народа о судьбе.
В культурах народов мира постоянно присутствовали и сохраняли свое значение вопросы неотвратимости божьего наказания, самой природы судьбы и свободной воли человека.
«Судьба в мифологии различных народов - это представление о непостижимой силе, действием которой обусловлены как события, так и вся жизнь человека. Вера в судьбу диктовалась объективной несвободой индивида от коллектива и природы» [9. С. 471].
Судьбоносные идеи, связанные прежде всего со смертью, проникли на Кавказ через ближневосточную и исламскую культуры и оказали большое влияние на сознание и поведение кавказских горцев. Особенно велико влияние идей фатализ-
ма на те народы и культуры, которые в своем развитии не смогли освободиться от власти коллективистских родовых идей и являются крайне консервативными по своей структуре. Культура горцев Северного Кавказа относится к этому типу.
Доминантной составляющей горских представлений о судьбе является абсолютный фатализм, полная зависимость человеческой воли от власти божества. Именно такое понимание судьбы демонстрирует герой Л. Толстого Хаджи-Мурат:
- Он говорит, что такой у нас закон, -передал переводчик слова Хаджи-Мурата. - Аслан должен отомстить ему за кровь. Вот он и хотел убить.
- Ну, а если он догонит его дорогой? -спросил Бутлер.
- Что же - убьет, значит, так Аллах хочет [10. С. 231].
В словах Хаджи-Мурата явственно слышится отзвук философско-созерца-тельного отношения горцев к предопре-
делению, диктующего стереотипы поведения. Но как яростно сопротивляется он минутой раньше, не желая смириться с судьбой.
В сознании горцев идея судьбы носит двоякий характер: с одной стороны - это цепь роковых обстоятельств, которые приводят человека к смерти, с другой -воля Аллаха, без вмешательства которого ничего не совершается в жизни.
Идея предопределения является сердцевиной веры горцев, но сама эта идея крайне противоречива и дает широкий простор для дискуссий. Прежде всего, это проблема свободной воли человека и ее совместимости с абсолютной властью Бога. «Если мы заявим, что индивид свободен в своих поступках, это будет означать, что Аллах не имеет никакой власти над индивидом и даже не знает, что индивид собирается делать в земной жизни», - пишет ученый-исламовед В.В. Юрчук [11. С. 67].
Иногда веление судьбы может исходить и от конкретного человека, и тогда его субъективная воля приобретает значение божественной воли и становится «безличным законом». Так, герой «Рассказа русского офицера, бывшего в плену у горцев» А. А. Бестужева-Марлинского с удивлением замечает, что его хозяин, каждую минуту ждущий мести кровников, спокойненько укладывается спать.
- Не нужно ли посменно не спать? -спросил я. - Нас могут изрубить врасплох.
- Нет, - отвечал хозяин мой, подкла-дывая под ухо камень. - Что написано на небе, того не избежишь на земле. Над нами не спят тысячи очей Аллаха, -прибавил он, указывая на звезды, и захрапел, как волынка [4. С. 143].
Г ерой А. Бестужева-Марлинского сам предсказывает свою судьбу: «Искандер. Со мной быть худу» [4. С. 150].
Фаталистические воззрения на судьбу породили в национальном характере горцев амбивалентные черты: с одной стороны, равнодушно-созерцательное отношение к жизни, инертность, чувство бессилия и духовной зависимости, с дру-
гой - выдержку, деятельность, героизм, склонность к риску.
Известный ученый Ю. М. Лотман высказал интересную мысль: «Фатализм, как и волюнтаристский индивидуализм, взятые сами по себе, не препятствуют героической активности, придавая ей лишь разную окраску» [8. С. 222].
В повести Бестужева-Марлинского «Мулла-Нур» злая фортуна мстит мулле Садеку руками знаменитого разбойника, которого он оклеветал. Мулла-Нур говорит ему: «В первый раз и добровольно ты стал предсказателем своей судьбы. Собственным судьею» [3. С. 246].
В наказании муллы Садека обнаруживается и социогенная природа судьбы, ибо неотвратимая расплата - это нарушение Садеком понятия о социальной справедливости и горской чести. В судьбе муллы Садека выражена идея возмездия и ответственности человека за свои действия.
В горских представлениях о судьбе доминируют безлично-фаталистичес-кие тенденции и усилен момент отчуждения от собственной воли человека. Дагестанский писатель Ш. Казиев пишет: «Энергия и фатализм, страсть и упорство составляют основу природного характера горца» [5. С. 15]. По мнению многих ученых, в преобладании у горцев архаической модели судьбы сыграло свою роль то, что в их мифологии и фольклоре персонифицированных индивидуальных божеств смерти и судьбы не было, как, например, у древних греков, египтян, индийцев, поэтому это духовное пространство без видимого сопротивления заняла идея предопределения в его крайней вариации.
В творчестве Бестужева-Марлин-ского, Лермонтова, Полежаева субъектом и объектом предопределения часто выступает сама «азиатская» природа горцев. Так, Измаил-Бей, герой одноименной поэмы Лермонтова, не в силах изменить свою природу - он в гневе убивает казака. Авторский комментарий однозначен:
В нем пробудился дух природный -Он пощадить не мог никак,
Он удержать не мог удара... [6. С. 330].
На азиатскую природу Азамата намекает и Максим Максимыч, предсказывая ему близкий конец: «Эй, Азамат, не сносить тебе головы, яман будет твоя башка» [7. С. 462].
Г лубокое философское понимание идеи судьбы и ее значимость в формировании горского менталитета мы видим в творчестве Лермонтова. Однако фатализм героев Лермонтова предполагает достойное сопротивление обстоятельствам. «Фатализм» Лермонтова, - пишет В. Ф. Асмус, - не фатализм покорности, безответности, непротивления» [2. С. 384].
Проблема судьбы в духовном мире горцев рассматривается и в повести Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат».
Герой Л. Н. Толстого Хаджи-Мурат обречен логикой своего жизненного поведения и гордого ума. Он отторгнут из своей среды и осознает свою трагическую судьбу: «Так заклюют и меня», -думает он, вспоминая тавлинскую сказку о соколе» [10. С. 238].
Хаджи-Мурат, хотя и понимает свою обреченность, действует так, как будто он вечен и бессмертен и смертью утверждает свою индивидуальность, бесстрашно идя навстречу судьбе.
В конкретной судьбе Хаджи-Мурата предопределение исходит не от безличной внешней силы, здесь мы видим другую вариацию судьбы - трагедию своеволия.
В сознательном поведении Хаджи-Мурат - фаталист, в глубине души - антифаталист. Примечателен ответ Хаджи-Мурата своему другу во время набега:
- Люди желают знать, куда мы идем,
- произнес он. - Не пора ли поднять завесу?
- Я сам не знаю, - ответил Хаджи-Мурат. - Да и не все ли равно, направо или налево? Ничто не свершится без воли Аллаха [1. С. 50].
Источником дерзости и своеволия толстовского героя являются его вера в свою счастливую звезду и внутренняя убежденность, что его час еще не настал.
Уверенность горцев в иррациональности судьбоносной стихии была (и сейчас остается) абсолютной, часто в гор-
ском мироощущении не было места даже «условному фатализму» (по выражению ученого В.П. Горана), т.е. представлениям, что не все определено фатально.
Тем не менее, горские персонажи (Аммалат-бек, Измаил-Бей, Хаджи-Мурат и др.), несмотря на безличнофатальные, иррациональные угрозы судьбы, сохраняют жизненную активность, но власть рока тяготеет над ними. Субъектом ответственности становятся не боги, а люди. Каждый из кавказских персонажей русской литературы несет в себе часть вины (Хаджи-Мурат - за авантюризм, Аммалат-бек -за предательство, Хаджи-Абрек - за одержимость кровной местью и т. д.), и в какой-то степени приговор судьбы -это логика их жизненного поведения.
Судьба горца нередко определялась сословно-кастовым, тухумным происхождением, и это родовое начало становится безликой внешней силой, против которой все усилия индивида тщетны.
Горский социум безжалостно отвергает переступивших обычаи и традиции. Жизнь Казбича и Азамата из «Героя нашего времени» Лермонтова покалечена не за разбой, а за то, что они нарушили неписаные законы гор, которые в данном случае выступают как неотвратимое возмездие за дерзость, а незримым палачом становится не высшая сила, а реальный человек - Печорин.
Таким образом, многоаспектность горского видения судьбы можно обозначить в трех ипостасях:
а) судьба как неповторимоиндивидуальный путь каждого, где доминирует абсолютный фатализм;
б) судьба как выражение внешней силы, но имеющей земное происхождение (законы рода, тухума и т.д.), т.е. социогенный характер судьбы;
в) судьба как реализация высшей божественной воли (собственно предопределение).
В мироощущении горцев причудливо переплетаются разные вариации идеи судьбы и создается некий духовный симбиоз судьбоносных представлений, где доминирует безлично-фаталисти-ческое
начало, и этот крайне консервативный феномен сознания продолжает оказывать большое воздействие на многих горцев сейчас.
Проблема влияния идеи судьбы на поведение кавказских горцев, столь глубоко и объективно изображенная еще в русской литературе XIX века, остается актуальной и, получая порой новые мощные импульсы, усиливает свой статус в сознании горцев.
Примечания
1. Алиханов М. В горах Дагестана. - Махачкала: ИД Эпоха, 2005. - 416 с. 2. Асмус В.Ф. Вопросы теории и истории эстетики. - М.: Искусство, 1968. - 654 с. 3. Бестужев-Марлинский А.А. Ам-малат-Бек. Мулла-Нур. - Махачкала: Даг. кн. изд., 1968. - 261 с. 4. Дагестан в русской литературе / Сост., вступ. ст. и комм. У. Далгат и Б. Кирдон. - Махачкала: Даг. кн. изд., 1960. - 472 с. 5. Казиев Ш.М. Имам Шамиль. - М.: Молодая гвардия, 2006. - 382 с. 6. Лермонтов М.Ю. Сочинения в 2-х т. Т. 1. - М.: Правда, 1988. - 720 с. 7. Лермонтов М.Ю. Сочинения в 2-х т. Т. 1. -М.: Правда, 1988. - 704 с. 8. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. - М.: Просвещение, 1988. - 352 с. 9. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. Т.2 М.: Большая Российская Энциклопедия. Олимп, 1998. -720 с. 10. Толстой Л.Н. Повести. Воспоминания современников. - М.: Правда, 1990. - 432 с. 11. Юрчук В.В. Ислам. - Минск: Современное слово, 2004. - 288 с.
