CC BY
111
Э.Ф. Макаревич
ИДЕОЛОГИЯ КАК ЕДИНСТВО ЦЕННОСТЕЙ
Аннотация
В статье рассматривается проблема идеологии в российском обществе, где идеология детерминирована требованиями Конституции РФ в части необходимого идеологического многообразия. Отсюда идеология получила некий предел, который лишил ее возможности быть мобилизующей силой всего общества. И взгляд Маркса на идеологию как на «ложное сознание» в данном случае подтверждает это. Но мобилизационную силу идеологии может вернуть единство ценностей, рассматриваемое как идеологическая система, через призму которой оценивается реальность и выстраивается программа действий. Интегральная система ценностей, ориентированная по вектору такой фундаментальной ценности как патриотизм, придавая идеологии ценностное качество, делает ее своеобразным социальным «цементом», а потому сплачивает людей. Одновременно такая система ценностей освобождает идеологию от того предела в ее развитии, который заключается в необходимости идеологического многообразия, заменяя его ценностным единством, воспринимаемым большей частью населения страны, и заслуживающим того, чтобы быть сохраненным. Причем большинство воспринимает эти ценности, как свои. Но не исчезает конфликт между ценностями большинства и ценностями меньшинства, развитие которого способствует поиску новых доказательств жизнеспособности ценностного единства, выбранного большинством. В статье отмечено также, что ценностное единство, как идеология действия, избранная большинством, находит свое подтверждение в публицистических оценках классиков русской литературы, касающихся предназначения русского человека.
Ключевые слова:
идеология, идеологическое многообразие, ценности, ценностное единство, знание.
E. Makarevich
IDEOLOGY AS A UNITY OF VALUES
Abstract
The article deals with the problem of ideology in the Russian society, where ideology is determined by the requirements of the Constitution of the Russian Federation in terms of needed ideological diversity. Hence, the ideology has received a certain limit, which deprived her of the opportunity to be a mobilizing force of society. And the opinion of Marx on ideology as "false consciousness" in this case confirms this. But the mobilization of ideology can bring back the unity of values, considered as an ideological system through the prism of which is evaluated the reality and build a program of action. Integrated system of values, focused on the vector such fundamental values as patriotism, ideology, value-giving quality, making it a kind of social "cement" and therefore brings people together. At the same time such a system of values frees ideology from that point in its development, which is the need of ideological diversity, replacing it with the value unity, as perceived by most of the population of the country, and deserve to be saved. The majority perceives these values as their own. But there is still the conflict between the values of the majority and minority values, the development of which contributes to finding new evidence of the vitality value of unity chosen by the majority. The article also noted that the value unity, as an ideology of action chosen by the majority, finds its confirmation in journalistic assessments of the classics of Russian literature, concerning the destiny of the Russian people.
Key words :
ideology, ideological diversity, values, knowledge.
Идеология, как система взглядов, идей, теорий, представлений, выражающая интересы определенных социальных групп, классов, всего общества, система, интерпретирующая социальную реальность, - в конце концов задает программу действий для власти, для политической партии.
В «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс назвали идеологию «ложным сознанием», в том числе имея в виду позицию младогегельянцев, призывавших изменить сознание людей, а не окружающий мир. «Ложным» потому, что взгляды одной социальной группы или класса, как правило, «уходящих», могут навязываться всему обществу. В этом случае для общества их взгляды становятся «ложным сознанием». Но идеология неизбежна, когда встает необходимость объединения людей для решения определенной исторической задачи, когда один класс идет на смену другому, эволюционно или революционно преобразуя мир, или когда необходимо добиться победы в войне. И тогда идеология, будь она идеей либерализма, коммунизма, национализма, рынка, свободы, демократии, независимости, становится содержанием массовых коммуникаций.
При этом идеология превращается, по словам итальянского коммунистического теоретика А. Грамши, в социальный «цемент» [1]. А доминирующая сила социальных изменений, будь то класс, социальная группа, используя массовые коммуникации, обеспечивает моральное, политическое, интеллектуальное превосходство и лидерство над всеми остальными классами, группами и кланами.
Но это все касается изменения окружающего мира, в конечном счете -завоевания власти. А когда власть взята, встает проблема стабильности, то есть поддержания существующего социального порядка. При этом класс, находящийся у власти, стремящийся оставаться передовым классом, не должен скатываться к иллюзорному видению действительности, не должен болеть «ложным сознанием». Для этого он должен поддерживать «истинное сознание». Формулу такого поддержания А. Грамши определил так: во-первых, воспроизводство материальных условий социальной жизни; во-вторых, постоянное воспроизводство широко разделяемых убеждений и ценностей, не входящих в противоречие с объективным процессом исторического развития.
В чем глубина и непреходящая важность последней части этого утверждения? А в том, что не бывает раз и навсегда завоеванных убеждений и
ценностей. Каждому новому поколению необходимы новые доказательства силы существующих ценностей и убеждений. Если массовые коммуникации способны выработать и довести до конкретных социальных групп новые убедительные доказательства силы существующего порядка, то данный порядок при определенных обстоятельствах будет развиваться без потрясений.
В Советском Союзе в последние десятилетия его существования новых доказательств силы его идеологии, соответствовавших новым временам, не было. Тогда идеология большой страны действительно стала «ложным сознанием». В этом - одна из важнейших причин краха супердержавы. Система массовых коммуникаций как совокупность институтов образования, пропаганды, массовой культуры, организуя духовное пространство советского человека, не сумела обеспечить воспроизводство убедительных доказательств социалистических идей и ценностей в новых политических, экономических, социальных условиях. А «старые» доказательства стали «ложным сознанием», потому что на каком-то историческом этапе отошли от реальной жизни и вынуждены были жить своей внутренней, «ложной» жизнью. Стагнирую-щий, разлагающийся социальный порядок не мог рождать новые аргументы. Идеологи режима «искажали» действительность, считая, что судьба их политического класса обусловлена мировоззрением самих идеологов.
Но все же, даже в разрыве с окружающей действительностью, можно ли обеспечить убедительные, эффективные новые доказательства «старых» истин, «прежних» убеждений, что станут содержанием массовых коммуникаций?
Централизованная идеологическая бюрократическая «машина», да еще в противостоянии с западным рынком идеологий и массовой культуры, не смогла обеспечить новую жизнь «старым истинам». Тот рынок брал мобильностью, изощренностью, гибкостью, агрессивностью. И СССР мало что смог ему противопоставить, не создав «социалистического» рынка в экономике, и уж тем более - в идеологии, в пропаганде и массовой культуре, и в конечном счете - в массовых коммуникациях. Ибо только «идеологический рынок», как рынок конкурирующих доказательств в пользу идей и ценностей, выбранных в обществе, мог работать эффективнее «идеологической» бюрократии.
Возможности такого рынка определены в Конституции России. Статья 13 гласит, что в Российской Федерации признается идеологическое многообразие, что никакая идеология не может устанавливаться в каче-
стве государственной или обязательной, что в России признаются политическое многообразие, многопартийность. Так идеология получила некий законодательный предел, который лишил ее возможности быть мобилизующей силой всего общества.
Но увязываются ли идеология и младшая ее сестра пропаганда с рынком? Вполне увязываются - через систему заказов на создание конкурирующих доказательств силы определенных идей и смыслов. Заказы делают рынок контролируемым, на таком рынке нет господства товара, а есть господство конкурирующих интеллектуальных «продуктов». Зачатки такого рынка в СССР были, но идеологическая бюрократия их придушила.
Если рассматривать идеологию как сумму политических идей определенных классов или социальных групп, приходящих, уходящих (тогда сумма «ложная») или присутствующих в данный момент на политической сцене, то идеи эти выражают определенные политические организации - партии, движения, и их лидеры.
Но почему определенная идеология при всем многообразии идеологий в определенные моменты может стать социальным «цементом», по выражению А. Грамши? Ведь не столько из-за пропагандистских усилий определенных партий и движений, хотя их роль тоже не последняя.
Идеология становится социальным «цементом» тогда, когда она выражает коренные интересы большинства людей, принадлежащих к тому или иному классу, социальной группе, и становится их философией. И здесь нужно перейти от массы к субъекту идеологического воздействия. Обратимся к тому, как трактовал идеологию французский философ-марксист Л. Аль-тюссер: «Идеология есть представление, образ воображаемых отношений индивидов к их реальным условиям существования». И дальше: «Не существует идеологии вне субъекта и не для него. Это означает, что существование идеологии невозможно без конкретных субъектов, а впрочем и само ее предназначение становится возможным только посредством реализации ее через субъекты». И здесь обратимся к формуле, которую дает Л. Альтюссер: «Следовательно все действия субъекта определены следующей схемой: идеология - идеологический аппарат - обычаи - ритуалы - сознательные действия субъекта, исходящие из его веры». [2, с. 54, 66]. Вера здесь предстает как регулятор идей и ценностей. Благодаря вере, идет поиск субъектами своей идентичности, идет процесс самоидентификации челове-
ка, социальной группы, политической партии, организации, в конечном счете, и страны.
Самоидентификация субъекта происходит благодаря не только вере, но и знанию как ценности, знанию не инструментальному, а критическому, по словам Ю. Хабермаса. Критическое знание - это культура. Самосознание, самоидентификация на основе веры и критического знания, рожденного богатством культуры, выражается, в конечном счете, позицией, миссией человека или организации, которые должны ответить на главные вопросы бытия: «В чем мое (наше) предназначение? Какой мой (наш) принцип жизнедеятельности?» В этом - суть самоидентификации: найти себя через критическое знание и позицию, создать себя через познание себя и мира с его проблемами, через выработку своей позиции-миссии. Если субъекты политической и общественной деятельности не находят ответа на вопрос о своем предназначении, у них случается кризис существования, утрата смысла деятельности. Но как этот социальный «цемент», скрепляющий массу, произвести, и потом сделать его условием созидательной деятельности?
Идеология на основе ценностного единства
Теория становится материальной силой, как только она овладевает массами, - говорил классик, подразумевая идеологию. Овладев массами, идеология становится движущей силой изменений. Соглашаясь с этим, надо согласиться и с тем, что идеология овладевает массами и «ведет» их в том случае, если есть определенная идеологическая программа действий, принятая большинством людей. Тогда появляется социальный «цемент», сплачивающий их.
Но может ли этот «цемент» появиться, когда провозглашено идеологическое многообразие? (Согласно Ст. 13 Конституции РФ).
Несомненно, идеологическое многообразие превращает «цемент» в «песок». И тогда выход в том, чтобы выстроить идеологию на платформе ценностей, воспринимаемых подавляющей массой людей.
Что есть ценности, о которых нам толкует аксиология? Ценности как некие сущности (предметы, явления), выбранные людьми, сущности, удовлетворяющие жизненные потребности человека, класса, общества, -способны «цементировать» массу, имея «высокое звучание» и всеобщий характер.
Ценности могут быть витальные и социально-экономические, политические и религиозные, нравственные и эстетические. Ценности «идеологического звучания» относятся к социально-экономическим, политическим и нравственным. Но бессмысленно рассуждать о ценностях как таковых без обращения к человеку, ценности всегда «завязаны» на человека, в отличие от идей, которые более связаны с интересами классов и социальных групп.
Американские исследователи еще в начале 90-х годов ХХ века осознали, что в президентских кампаниях в США на первое место должен быть вынесен ценностный фактор. Они писали: «Президентские выборы всегда касаются ценностей. ... 2000 год был о ценностях, 1996 год был о ценностях, 1992 год был о ценностях. Президентские выборы всегда о ценностях. Проблемы, личности и другие подобные вещи не являются решающими в президентских выборах. Эти вещи являются индикаторами того, что говорить людям о ценностях.» [3, р. 25].
Идеология, выработанная через критическое знание, может быть представлена не столько суммой политических идей, имеющих тактический характер, сколько социально-экономическими, политическими и нравственными ценностями, «строящими» идею, которую люди воспринимают как свою. Это ценности честного труда и знаний, выработанных культурой; это ценности социальной справедливости, свободы и демократии, совести и гражданской ответственности, добра и милосердия, семьи и уважения к человеку и его развитию как высшей ценности. Человек, попадая в идеологическую систему зависимых интегральных ценностей, духовно откликается на нее и пытается стать их носителем. По сути, эта модель взята от христианства, в котором человек вырабатывает свою жизненную позицию на основе христианских добродетелей
Все эти ценности, так или иначе, носят нравственный оттенок. Нравственная ценность приобретает всеобщий характер в отличие от социальной и политической идеи, но она может отражать эту идею, и становиться всеобщей для всех. И тогда уже не работает подход «идеологического многообразия», при котором ценности добра и зла ставятся на одну платформу. Здесь выбор большинства в пользу многообразия добра, которое становится определяющей ценностью.
Если рассматривать идеологию как совокупность ценностей, выражающих интересы человека, определенных социальных групп, то тогда она способна интерпретировать социальную реальность через призму
этих ценностей, и задать программу практических действий, разделяемых обществом.
Ценности честного труда и знаний, выработанных культурой; ценности социальной справедливости, совести и гражданской ответственности, свободы человека, выраженной в его самодеятельности, демократии жизненного пространства человека; ценности добра и милосердия; семьи и уважения к человеку и его развитию как высшей ценности, - это ценностное единство, ориентированное по вектору главной нравственной силы - патриотизма. И она может овладеть массами при политической воле власти.
Именно за такую идеологию выступал великий русский писатель Антон Павлович Чехов. В 1890 году он пишет своему издателю: «Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний - нахальство и самомнение паче меры, вместо труда - лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше «чести мундира», мундира, который служит обыденным украшением наших скамей для подсудимых» [4, с. 311-312].
По сути, чеховская ценностная формула патриотизма (знание, труд, справедливость, честь), как идеология ценностного единства, может стать единой для всего общества. Но при условии того, что и свобода как ценность тоже найдет свое место в идеологии ценностного единства.
Ценности меньшинства против ценностей большинства
Анализ изменения системы ценностей европейской цивилизации в информационную эпоху показывает: движущая сила ее развития основательно смещается в сферу изменения идеологии ценностей, и принуждения людей к восприятию нового ценностного единства.
Говоря словами Ю. Хабермаса, пришла пора больше доверять «производительной силе коммуникации, которая наиболее отчетливо выражается в борьбе за социальное освобождение» [5, с. 83-84]. Именно производительная сила коммуникаций в значительной степени определяет ценности свободы и демократии в обществе, его справедливость, его альтруизм, его обращенность к человеку. Но массовые коммуникации отнюдь не являются крепостью этих ценностей, которые изменяются в своей сути во времена постмодерна.
Речь идет о ценностях, переходящих из света во тьму: растворение добра во зле, справедливости в несправедливости, общественного - в соб-
ственническом индивидуализме, переходящем в агрессивный эгоизм меньшинств, согласно их выбору. В рыночной сфере это крепнущая тенденция, идущая от производства простого и сложного продукта к производству денег, это аморальность рынка, на котором игроки в погоне за максимальной прибылью готовы к забвению морали, что согласуется с неолиберальным мышлением. В постигшем мир финансовом кризисе 2008-го и последующих годов значительная роль принадлежит безответственному поведению банков, «которое следует считать безответственным, поскольку оно предполагало отказ от важных практик проверки и учета; однако миллионы людей получали выгоду, покупая реальные товары и услуги за нереальные деньги, «произведенные» банками». Такой вывод делает профессор экономической социологии Уорикского университета К. Крауч в своей книге «Странная не-смерть неолиберализма» [6, с. 178]. Он подчеркивает, что «практически все общества сначала стали соучастниками этих безответственных практик» [7, с. 179].
Следуя его логике, можно сказать, что неолиберализм завел нас в ценностную ловушку, сущность которой можно понять, присмотревшись к нынешней ситуации с государством всеобщего благосостояния. Правительствам приходится значительно сокращать затраты на социальные услуги, на программы в области здравоохранения и образования, на пенсионное обеспечение и социальные выплаты неимущим и безработным. Правительства вынуждены идти на такие меры с целью успокоить финансовые рынки, встревоженные объемом государственного долга, хотя дельцы на этих рынках - это те самые люди, которые нажились на спасении банков и уже начали выплачивать самим себе огромные бонусы, «заработанные» благодаря тому, что их операции были застрахованы от риска государственными расходами, которые как раз и привели к государственному долгу [8, с. 179-180].
В России постмодернистские ценности меньшинств произросли в период реформ Б. Ельцина, послуживших появлению предпринимателей, одержимых безудержным, хищническим обогащением, лишенных сострадания, сопереживания с народом, солидарности с ним. «Дикий» российский капитализм, порожденный ими, вел себя в мировом финансовом кризисе так же безответственно, как и западный капитализм, о котором пишет К. Крауч. Разве капитализм, лишенный морали, не способствует хаосу в умах, и в конечном счете - в обществе? Аморальный российский капитализм, как поро-
ждение ценностей меньшинства в России, постоянно напоминает о проблеме легитимности российского бизнеса, о легитимности бизнес-элиты, элиты политической, защищающейся громкими «моральными» заявлениями.
Постмодерн, обрушивший мораль в обществе, обрушил и его единство, его солидарность, раздробив его на множество групп и группочек со своими ценностями, чаще всего индивидуального толка, находящимися в противостоянии друг с другом. И даже единственный объединяющий страну праздник - День Победы над германским фашизмом - подвергся постмодернистской эрозии. Отношение к нему не отличается единством: одни (их большинство) отдают дань этой Победе, другие думают, что немецкие нацисты дали бы русским людям богатую жизнь, третьи считают, что Победа принадлежит США и Англии, а четвертые стремятся доказать, что и Победы не было.
Современный капитализм подошел к такой стадии своего развития, когда он все меньше обращается к традиционным ценностям, потому что те не соотносятся со спекуляцией деньгами и акциями, с производством денег ради денег, с торговлей человеческими органами, с попытками клонирования людей. Появление капитализма и капиталистов, презирающих традиционные ценности, прогнозировали еще Маркс и Энгельс в Манифесте Коммунистической партии: «В ледяной воде эгоистического расчета потопила она (буржуазия. - Авт.) священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли».
Постмодерн, как идеология и практика определенных ценностей, нарушил баланс между ответственностью и безответственностью, а по сути - между мерами добра и зла, баланс между традиционной моралью и правом. И это нарушение ведет к хаосу в общественных и личных отношениях. Размывается культура эмоций, чувственной любви, которую художественно исследовали Шекспир, Пушкин, Лев Толстой и другие гении литературы и искусства.
Освещенная идеологией новых ценностей разрушается традиционная семья. В Европе крепнет тенденция легализации однополых браков с правом усыновления и удочерения. При этом в документах, регулирующих этот процесс, настойчиво подчеркивается, что необходимо избавиться от упоминания
пола. Мужчины и женщины в интерпретации, представленной в этих документах, становятся вымышленными бесполыми существами - «родитель А», «родитель Б». Легализация браков между представителями сексуальных меньшинств, как новая «семейная ценность», стимулирует запреты на существующие гендерные стереотипы, согласно которым мать - это хранительница домашнего очага, отец - кормилец семьи. В некоторых европейских столицах системы образования и воспитания основаны на том, чтобы мальчики и девочки в возрасте до шести лет не ассоциировали себя с определенным полом. Детские сказки создают образы принцев, влюбляющихся в принцев, образы принцесс, любящих принцесс, образы королей, общающихся в нетрадиционной манере со своим окружением и детьми. Среди первых оппонентов подобной постмодернистской практики и законов, регламентирующих однополые браки, - почти все религиозные конфессии. Они - первые борцы за традиционные ценности.
В своем крайнем выражении постмодерн делает зло абсолютным. Дьявол в людях побеждает, человек человеку все больше - волк, человек природе - тоже волк. Природа отвечает мщением, а человек в человеке видит врага. В свое время об опасности войны всех против всех говорил английский философ Томас Гоббс. Постмодерн, зараженный бациллой войны всех против всех, формирует идеологию античеловечности. При этом идеологию как систему ценностей в постмодерне выражают, а то и заменяют символы, слова-стимулы.
Символы выражают смыслы в абсолютном выражении. Если свобода -то «чистая», без ответственности; если демократия - то без границ. Символ выражает смысл и притягивает чувства. Суть управления символами, т. е. коммуникациями, есть паблик-рилейшнз. У. Липпман описывает это так: символы собирают эмоции, до этого отъединенные от своих идей, т. е. в какой-то период символы нужно отделить от смысла, от проблем, их породивших, дающих им развитие.
Но когда управление символами находит свое проявление в беспрецедентном росте влияния массовых коммуникаций (что является особенностью постмодернистского этапа), символ превращается в код. На этом настаивал Ж. Бодрийяр. Если символ выражает объект, явление, событие, то код полностью замещает их. И теперь объект, явление или событие превращается в «гиперреальность», в модель, в образ (по Бодрийяру - в симулякры), в ми-фоимидж. Стирается грань между естественным и искусственным. Управляе-
мый хаос сменяющихся образов «захватывает» личность, лишая ее опорных нравственных констант, будь то убеждения, традиции, память, не оставляя ничего святого в ценностном мире человека.
Постмодернизм определяется принципом «движение - всё, цель -ничто» или «хаос - всё, цель - ничто». При этом постмодерн как идеология ценностей меньшинства ориентируется все больше на рационально-инструментальное знание, а массовые коммуникации все чаще обращаются к бессознательному, к инстинктам, к эмоциям. В этом - новая культура коммуникаций: отречение от святынь, потеря ориентиров в калейдоскопе образов, чтобы манипулирование людьми достигло высших пределов, когда человек не замечает, как его поведение, жизнь меняются вопреки его воле, надеждам, интересам. И это - новый этап развития массового общества, глобальный, этап «виртуальной реальности», когда реальность тонет в виртуальных образах и в такой интерпретации становится частью жизненного уклада человека.
Когда Ф. Энгельс писал, что для «диалектической философии нет ничего раз и навсегда установленного, безусловного, святого» [9, с. 276], он имел в виду то, что именно диалектика, как метод познания, позволяет подвергать анализу, исследованию все в этом мире, в том числе любые святыни. Но отречение от ценностных святынь, как свойство постмодерна, подразумевает совсем другое, а именно - изменение под влиянием виртуальных образов этических установок индивидов, определяющих их поведение. Изменение, связанное с отречением от традиционных ценностей, прежде всего нравственных.
Впрочем, человеку оставлено право на основе этих виртуальных образов объединяться с другими людьми, минуя государственные границы, на платформе ценностей, выбранных и воспринятых меньшинством. Индивидуальности, самобытности трудно противостоять постмодернистскому, глобальному потоку «вывернутых» ценностей, особенно, когда в обществе ведущими ценностями признаны потребительские, ставшие ценностями большинства.
Массовое потребительское общество лучше всякой пропаганды привязывает человека массы посредством зарплаты, кредитов, страховок, пособий, владения акциями компаний к существующей социальной системе, будит желание жить с ней в согласии и сотрудничестве. А такой институт массовых коммуникаций, как реклама, только усиливает это желание, учит оп-
ределенным приемам и методам жизни в потребительском обществе. Потребительское общество с его ценностями - это базовая основа общественного согласия, а в итоге - социального контроля масс.
Но может ли человек потребляющий быть человеком, сопротивляющимся новому ценностному напору, человеком изменяющим, развивающим что-либо? Может, если он потребляет не только товары и услуги, но и знание, прежде всего - критическое, как ценность.
Ориентация массовых коммуникаций на ценности свободы позволяет им отражать ценности традиционные и постмодернистские, знания инструментальные и критические в их конфликте. Этому как раз и служат институты массовых коммуникаций, несущие критические и инструментальные знания и действующие в форме образования, религии, пропаганды, массовой культуры и публичных акций, имеющих объектом своего воздействия человека. Эти формы массовых коммуникаций влияют на процесс регулирования отношений между носителями ценностей меньшинства и большинства, на процесс разрешения противоречий между ними. Такой процесс может быть эволюционным, компромиссным, учитывающим интересы сторон, а может быть революционным, подавляющим интересы одной из сторон (в случае превалирования пропаганды, переходящей в манипулирование сознанием).
Ценности как идеология действия, подтвержденная классиками
Созидающая роль ценностной идеологии предстает перед нами во мнениях и оценках классиков русской литературы. Если взять такие ключевые ценности как свобода и прогресс человека, то вглядываясь в судьбу А.С. Пушкина, можно видеть, как развитие личности связано с национальным характером и национальной историей. Лучше всего об этом сказал Н.В. Гоголь: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» [10, с. 241].
Подчеркнем же особенности русского человека в его развитии, оглядываясь на Пушкина и Гоголя, вспоминая образы, явленные нам литературой и искусством - это влияние русской природы (размах, масштабность, контрасты разнообразия), это русская душа (всемирная отзывчивость), рус-
ский язык, свойственный характеру русского человека (мелодичный, мягкий, сочный, легко принимающий и интегрирующий слова и выражения языков других народов), это русский характер, выявленный русской литературой, в котором энергия жизни, свободолюбие, желание справедливости, самостоятельность, стойкость, непосредственность, доброта и терпение, и как следствие - неизжитые леность, беспечность, инерционность.
Говоря о Пушкине, Гоголь представляет нам, потомкам, концепцию личности, которую создал Пушкин, которую он воплотил в своем творчестве, которую устремил в будущее. Она идет от мыслителей и выдающихся художников эпохи Возрождения, провозгласивших человека центром мироздания, - к пушкинскому видению человека, в основе которого творческая свобода, по утверждению Н.А. Бердяева.
Склонив головы перед Пушкиным, великие русские писатели в своем слове о нем раскрыли, что такое творческая свобода человека в пушкинском понимании.
И.С. Тургенев: «В поэте, как в полном выразителе народной сути, сливаются два основных ее начала: начало восприимчивости и начало самодеятельности... У нас же, русских, позднее других вступивших в круг европейской семьи, оба этих начала получают особую окраску; восприимчивость у нас является двойственною: и на собственную жизнь, и на жизнь других западных народов со всеми ее богатствами - и подчас горькими для нас плодами; а самодеятельность наша получает тоже какую-то особенную, неравномерную, порывистую, иногда зато гениальную силу: ей приходится бороться и с чуждым усложнением и с собственными противоречиями. Вспомните, мм. гг., Петра Великого, натура которого как-то родственна натуре самого Пушкина. Недаром же он питал к нему особенное чувство любовного благоговения!» [11, с. 246].
Восприимчивость в тургеневской интерпретации - это ведь частица всемирной отзывчивости, восприятие опыта других народов. Ленин предельно откровенно и прагматично выразился на эту тему, когда назвал ценности социализма: «Черпать обеими руками хорошее из-за границы: Советская власть + прусский порядок железных дорог + американская техника и организация трестов + американское народное образование etc. etc. + + = Е = социализм» [12, с. 550].
А самодеятельность русского человека как ценность - это не слепое копирование, подчинение иному опыту, а творческое освоение его, цивили-
зационный прорыв, пусть с издержками, жертвами, но это свой путь и новое качество русской цивилизации, путь, сокращающий разрыв с европейской цивилизацией, самодеятельный путь гениальной силы, проложенный Петром Великим, натура которого так родственна Пушкину, благоговевшему перед личностью Петра и воспевшему его власть, и его победы.
При Петре Великом империя стала обретать черты русской цивилизации, потому что открыла сущностные силы русского человека, дала простор и стимул творчеству его. И как здесь опять не вспомнить слова Гоголя: «Русская история только со времени последнего ее направления при императорах приобретает яркую живость; до этого характер народа большею частию был бесцветен, разнообразие страстей ему мало было известно» [13, с. 243].
Выходит, империя как цивилизация дает и задает простор творчеству русского человека?
Империя дает и задает энергетику движения человеку, энергетикой и волей имперской преодолевая леность и инерционность характера русского.
И еще Тургенев: Пушкину пришлось исполнить две работы: «установить язык и создать литературу». «А такие образы, как Пимен, как главные фигуры «Капитанской дочки», не служат ли они доказательством, что и прошедшее жило в нем такою же жизнью, как и настоящее, как и предсоз-нанное им будущее?» [14, с. 249]. Будем надеяться, что всякий наш потомок «докажет, что он, подобно Пушкину, стал более русским и более образованным, более свободным человеком!» [15, с. 253].
Это и есть имперский прогресс личности: стать более русским, более образованным, более свободным. Более русским - значит, верным родине; более образованным - значит, постоянно приумножающим знания свои во имя творческих дел; более свободным - значит, более образованным и способным к социальному, научному и духовному творчеству.
Федор Михайлович Достоевский: «Все это, конечно, фантастично, но «гордый-то человек» реален и метко схвачен. В первый раз схвачен он у нас Пушкиным, и это надо запомнить. Тут уже подсказывается русское решение вопроса, «проклятого вопроса», по народной вере и правде: «Смирись, гордый человек, и прежде всего потрудись на родной ниве», вот это решение по народной правде и народному разуму. «Не вне тебя правда, а в тебе самом, найди себя в себе, подчини себя себе, овладей собой, и узришь правду. Не в вещах эта правда, не вне тебя и не за
морем где-нибудь, а прежде всего в твоем собственном труде над собою. Победишь себя, усмиришь себя - и станешь свободен, как никогда и не воображал себе, и начнешь великое дело, и других свободными сделаешь, и узришь счастье, ибо наполниться жизнь твоя, и поймешь, наконец, народ свой и святую правду его» [16, с. 256].
Да, стилистика Федора Михайловича проповедническая. Потому по духу ренессансная, высветляющая особенность национальной идеи для России. Вслушаемся: «Не было бы Пушкина, не определились бы, может быть, с такою непоколебимою силой... наша вера в нашу русскую самостоятельность, ... а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение в семье европейских народов» [17, с. 262]. Вот и Достоевский, как и Тургенев, говорит о самостоятельности русского человека, о самодеятельности его.
Каким же видит Достоевский самостоятельное назначение наше в европейской семье?
«В самом деле, в европейских литературах были громадной величины художественные гении - Шекспиры, Сервантесы, Шиллеры. Но укажите хоть на одного из этих великих гениев, который бы обладал такою способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин». И далее: «Мы не враждебно. а дружественно, с полною любовию приняли в душу нашу гении чужих наций, всех вместе, не делая преимущественных племенных различий, умея инстинктом, почти с самого первого шагу различать, снимать противоречия, извинять и примирять различия, и тем уже выказали готовность и наклонность нашу, нам самим только что объявившуюся и сказавшуюся, ко всеобщему общечеловеческому воссоединению со всеми племенами великого арийского рода. Да назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только. стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите» [18, с. 262, 264].
Если назначение русского человека всеевропейское и всемирное, в трактовке Пушкина Достоевским, значит удел этого человека, обратившегося, благодаря Пушкину, к ценностям эпохи европейского возрождения, и принявшего в душу свою гениев чужих наций, - стремится к творческой свободе, к творческим прорывам в условиях нового мира.
Вслушаемся в Достоевского: «Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не ме-
чом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей» [19, с. 264]. Вот в этом и есть суть русской империи как возбуждение национального характера.
Творческая свобода человека, как видел ее Пушкин, понимал ее и прогнозировал ее, определялось восприимчивостью человека к болям и бедам, самодеятельностью его. Творческая свобода заключалась в победе над собой, в собственном труде над собою, в непрерывном образовании, во всемирной отзывчивости. В этом прогресс личности.
Такое понимание творческой свободы органично ожидаемой идее российского цивилизационного проекта: национальная идея как прогресс человека, условием которого является свобода и социальная справедливость.
Общественный прогресс предполагает использование свободы и демократии для прогресса человека. Общественному прогрессу, движимому ценностями европейской цивилизации, совершенно не чужда формулировка К. Маркса и Ф. Энгельса: «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» [20, с. 127]. Прогресс личности как свободное развитие ее подразумевает личность каждую, а не только личность, принадлежащую к определенной социальной группе. Прогресс личности должен вести к прогрессу народа. Либерализм спотыкается на этом, но логика общественного прогресса исправляет заблуждения либералов.
Если принять за ключевую ценность цивилизационного проекта прогресс человека, то можно задать такие ориентиры развития людей, которые будут развивать и страну. А обращаясь к стандартам и рейтингам, составляющим основу современных управленческих технологий, можно определить их для таких ключевых характеристик прогресса человека, как: верность родине в условиях глобального мира; вовлеченность личности в прогресс, в модернизацию страны; образованность, самодеятельность и самостоятельность личности; творческая свобода каждой личности как свобода созидания для всех.
Литература
1. Гоголь Н. Несколько слов о Пушкине // Пушкин А. Собр. соч.: в 10 т. Т. 10. М.: 1981.
2. Грамши А. Тюремные тетради. Ч. 1. 1999. // Гражданское общество в России. URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Gramshi,tetradi.pdf (дата обращения: 03.03.2016).
3. Крауч К. Странная не-смерть неолиберализма. Перевод с англ. М.:
2012.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч.: 2-е изд. 1955-1981. Т. 21.
5. Назаров М.М. Массовая коммуникация и общество. Введение в теорию и исследования. М.: 2014.
6. Тургенев И. Речь по поводу открытия памятника А. Пушкину // Пушкин А. Собр. соч.: Т. 10. М.: 1981.
7. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Коммуникации. М.: 1996.
8. Чехов А.П. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 14. Из записных книжек. 1877-1891. М.: Книжный Клуб Книговек. 2010.
9. Electing the president 2004. The insider's view / Ed. By K.H. Jamieson, P. Waldman. Philadelphia, 2001.
References
1. Gogol' N. Neskol'ko slov o Pushkine. Pushkin A. Sobr. soch.: v 10 t. T. 10. M.: 1981.
2. Gramshi A. Tyuremnye tetradi. Ch. 1. 1999. Grazhdanskoe obshchestvo v Rossii. URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Gramshi,tetradi.pdf (data obrashcheniya: 03.03.2016).
3. Krauch K. Strannaya ne-smert' neoliberalizma. Perevod s angl. M.:
2012.
4. Marks K., Engel's F. Soch.: 2-e izd. 1955-1981. T. 21.
5. Nazarov M.M. Massovaya kommunikatsiya i obshchestvo. Vvedenie v teoriyu i issledovaniya. M.: 2014.
6. Turgenev I. Rech' po povodu otkrytiya pamyatnika A. Pushkinu. Pushkin A. Sobr. soch.: T. 10. M.: 1981.
7. Khabermas Yu. Demokratiya. Razum. Kommunikatsii. M.: 1996.
8. Chekhov A.P. Sobranie sochinenii: V 15 t. T. 14. Iz zapisnykh knizhek. 1877-1891. M.: Knizhnyi Klub Knigovek. 2010.
9. Electing the president 2004. The insider's view. Ed. By K.H. Jamieson, P. Waldman. Philadelphia, 2001.
