CC BY-NC-ND
34
В.А. Белов
ИДЕОЛОГИЯ И СОЦИАЛЬНЫЕ ВЫЗОВЫ СОВРЕМЕННОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ
В статье с критических позиций анализируются постмодернистские концепции и неолиберальный подход при формировании современной национальной политики в Российской Федерации. Автор отдает предпочтение марксистскому анализу при изучении социальных процессов в России и показывает, что на этнонациональную политику огромное влияние оказывают доктрины, которые порождаются идеологами, теоретиками и лидерами национального движения. Рассматривая роль федерального центра и регионов в формировании национальной политики, ее эффективность, социальные последствия, автор делает вывод о необходимости принятия иной модели государственной национальной политики.
Ключевые слова: этнос, этничность, национальная политика, идеология, власть.
Проблемы этнонационального строительства являются частью социально-экономической политики государства и не могут рассматриваться вне этого контекста. В то же время этнонациональная проблематика несводима к общим вопросам социально-экономического регулирования, имеет свою яркую специфику. В свое время Ю. Бромлей достаточно точно подметил наличие «этнического парадокса»1, когда люди начинают жить все более сходной жизнью, но не чувствуют единства интернациональных интересов. Этнич-ность остается одним из основных маркеров в современной политике. Правда, этничность - даже в теоретическом плане - остается вещью в себе. Представители академического сообщества, влияющие на принятие решений в области национальной политики, так и не смогли достичь теоретического консенсуса и выработать инструментарий, четкие критерии для ключевого понятия «этнос».
© Белов В.А., 2010
Показательным в этом смысле стали острые дискуссии, связанные с переписью 2002 г., суть которых сводилась к тому, как понимать этничность - как объективную данность или как феномен сознания - идентичность.
Этот вопрос на практике был решен в пользу понимания этноса как объективно существующего явления. Такой подход вызвал недовольство главного адепта этнонационального конструктивизма, директора Института этнологии и антропологии РАН В.А. Тишкова: «В России опять переписывались "народы", а не "идентичности" в рамках одного российского народа. Тем самым российская перепись не выполнила свою основную миссию -создать народ для государства»2. Вот, оказывается, как создаются народы. Нужно отдать должное В.А. Тишкову - он является последовательным представителем неолиберальных концепций в этнологии и не стесняется доводить свою точку зрения до абсурда.
Другой достаточно курьезный пример - симптоматичная и крайне тенденциозная статья В.А. Тишкова «О новых подходах в теории и практике межнациональных отношений», в которой само существование термина «нация» объявлено результатом «грандиозной и долговременной мистификации». Заметив, что многие современные авторы «не смогли избежать разграничительного употребления слов "нация" и "народ" применительно к этническим и территориально-политическим сообществам», Тишков не нашел ничего лучшего, чем потребовать исключить термин «нация» из научного лексикона3. Вульгарно понятый дискурсивный подход, желание быть актуальным заставили исследователя занять столь радикальную позицию.
Политологическая терминология не только оформляет развитие научных представлений об обществе, но серьезным образом влияет и на практическую политику. Путаница в терминологии приводит к непоследовательности политики, непониманию между участниками политических процессов.
Наиболее яркий пример в этом отношении - положение Российской Конституции о «многонациональном народе». Авторитет Основного закона становится аргументом в иных научных дискуссиях, когда забывается авторство этого документа и условия его принятия. «Материальная сила» наукоподобных терминов проявляется в том, что Российскую Федерацию продолжают считать «многонациональным» государством, т. е. включающим в свой состав этнические общности и территории, имеющие основания бороться за собственную государственность. Между тем по европейским стандартам Российская Федерация является не только государством со сложившейся нацией, но и моноэтническим государством.
Ведь по данным переписи населения 2002 г. в Российской Федерации проживало 80% русских, а миграционные процессы последних лет этот процент заметно увеличили. Эта цифра тщательно обходится поборниками «межнационального согласия», поскольку разоблачает их претензии на подмену термина «национальные меньшинства» термином «коренное население» (русским отказывают в праве быть коренными на всей территории России).
Но национальная политика - это не только теоретические дискуссии, сами по себе очень важные, но еще и ответы на практические вопросы, конкретные политические решения и действия.
Одним из основных вопросов, определяющих вектор политических действий, является вопрос о том, когда и при каких условиях этнос готов делегировать свои полномочия надэтническим структурам, будь то нация, государство, экономика, религия или идеология, и насколько, в каких пропорциях эти структуры готовы акцептировать этничность? В этом вопросе и заключается идеология любой политики в сфере национальных взаимоотношений. Собственно речь здесь идет о символическом обмене власти на этничность и наоборот. Власть в поликультурном обществе, ставящая перед собой целью лояльность этнических анклавов, желающая удержать разные группы в поле своего политического влияния, должна решить три основных задачи:
- обеспечить представительство в федеральных структурах, включая высшие органы власти;
- создать условия для воспроизводства структур национальной культуры;
- обеспечить поддержку развития национального языка через преподавание в школе и использования в массмедиа.
Но решение этих задач обеспечивает достижение лишь краткосрочных стратегических целей, ведь в принципе они успешно решаются в рамках национальной самостоятельности, когда необходимость участия в федеральных структурах власти отпадает сама собой. Без интеграционного проекта, предполагающего долговременную и интенсивную политическую игру, постоянный политический потлач, такая стратегия чревата сецессией.
Помимо перечисленных задач, обеспечивающих стабильность, федеральная власть должна предложить интеграционный проект, который позволял бы добиваться уже долгосрочного развития. Это предполагает следующее:
- сформулировать внятную политическую идеологию;
- создать систему политического трансферта - систему управления политической и культурной элитой на местах через создание политической сети, доходящей до каждого человека;
- обеспечить свободное перемещение трудовых ресурсов, дать человеку возможность экономического и культурного выбора;
- обеспечить равный доступ к достижениям мировой культуры и цивилизации, прежде всего через создание бесплатного и качественного общенационального высшего образования.
На мой взгляд, в сложившейся политической системе пока с трудом обеспечивается достижение даже краткосрочных целей, что без перехода к реализации научно обоснованной долгосрочной стратегии приведет к размораживанию национальных конфликтов и к угрозе территориальной целостности страны.
Весьма показательной в этом отношении является позиция правящей партии «Единая Россия». В программных документах единороссов раздела, посвященного национальной политике, вовсе нет. В Программном заявлении партии можно найти несколько расплывчатых фраз типа: «Это - страна, которая стала общей родиной для всех россиян, где полноценно развиваются национальные культуры и языки, уважаются национальные и религиозные чувства». Есть в названном документе, пожалуй, только один тезис, который с натяжкой можно отнести к национальной политике: «Укрепление нашей Федерации на основе внутреннего потенциала каждого региона, сближения уровней социально-экономического развития субъектов Федерации»4. Хотя фраза лукавая (на основе внутреннего потенциала сближения уровней развития не произойдет, наоборот, усилится дифференциация), тем не менее кое-что из нее можно извлечь. А именно: «Единая Россия», судя по всему, намерена смягчать межнациональные противоречия дотированием отсталых национальных регионов из федерального бюджета. Так и происходило до конца 2008 г., когда финансовый кризис стал реальностью, а нужного количества денег на покупку лояльности уже не стало.
Формирование новой этнополитической парадигмы становится для Российской Федерации все более актуальной проблемой. Многочисленные межэтнические конфликты и столкновения не только на всем постсоветском пространстве, но прежде всего в России красноречиво свидетельствуют о реальной концептуальной слабости государственной этнонациональной политики.
Национальная политика в России после реставрации капиталистических отношений стала носить декларативный характер. Но содержание этой декларации существенно менялось на протяжении всего периода современной истории.
Отказ от социалистического проекта и интернационализма как его ключевой ценности в области национального строительства стал одним из механизмов смены политической элиты в России
в 1990-е годы. Борьба за власть - политические, экономические и информационные ресурсы - происходила под лозунгами всеобщего освобождения, в том числе национального освобождения.
Феномен так называемого «национального возрождения» в 90-е годы - всего лишь форма буржуазной идеологии, обеспечившей легитимацию национальной элиты, не более того. Никакого взлета национальных культур это время не дало, более того, стало началом необратимой социальной сегрегации, когда политическая и экономическая элита живет в высокотехнологическом современном обществе, а свой народ обрекает на вынужденное воспроизводство архаизированных форм быта и культурную деградацию. Здесь мне хотелось бы вернуться к «парадоксу Бромлея». Если в условиях советской власти этническое самосознание обеспечивало культурное многообразие при возможности доступа ко всем достижениям современной культуры, то сегодня этничность превращается в способ социальной консервации и архаизации, когда культурная деградация объясняется возвращением к исконным традициям предков. При этом сама национальная элита становится все более космополитической и воспринимает свою собственную культуру как забавную экзотику. С этим в том числе связана и потеря общественного статуса национальной интеллигенции.
В этот период на развитие этнонациональной политики огромное влияние оказывают доктрины, которые порождаются идеологами, теоретиками и лидерами национального движения. Раскол политических сил российского общества относительно становления демократии породил сумятицу на всех этажах политической системы, что рано или поздно должно было вызвать реакцию правящей национальной номенклатуры в так называемых национально-государственных образованиях. Этнократия, выросшая благодаря политике этнизации властного аппарата, сделала сначала ставку на организацию «народных» движений («народных фронтов», «движений за независимость» и т. д.), структура и динамика которых полностью определялась национальной легитимностью и принципом построения массовой базы - этнической сплоченностью против предполагаемой социально-экономической и культурной угрозы со стороны.
Доктрина, массовая база, организация и лидерство являются ресурсами этнополитики; их характер диктует внутреннюю логику развития и тем самым ее «судьбу», ее закономерные переходы от одних форм существования к другим. Популярные и претенциозные доктрины нынешних этнополитических сил нацелены на постоянную поддержку в массовом сознании синдромов этнической солидарности и лояльности. Негативное изображение «инород-
цев» и положительная самопрезентация являются частью демагогических усилий националистических сил, скрывающих несовпадение стратегических интересов различных групп господствующего класса и борьбу за власть между ними.
Манипуляции альтернативой - «национальное государство или империя» - вторая отличительная черта этих доктрин, которые успешно реализуются на ранних стадиях развития национальной суверенизации благодаря отчасти ситуационным, отчасти психологическим факторам (к первой группе следует отнести резкое падение легитимности и эффективности «постимперского центра» и его институтов; ко второй - массовую политическую фрустрацию и национальный психоз).
Практический иррационализм этнократии, подстегиваемый инстинктом самосохранения, толкал ее к обострению политической борьбы и нарастающему применению авторитарных методов для решения государственных проблем. Наспех сколоченный парламентаризм, выполнив свою задачу укрепления власти этнокра-тии, неизбежно будет заменен режимом националистического толка, являющимся желаемым (или нежелаемым) результатом так называемого национального самоопределения.
Сложные идеологические конструкции и запутанный политологический анализ, как правило, прикрывают простые политические мотивации и решения. Вот как о способе принятия решений в начале 1990-х пишет в своих воспоминаниях Е.М. Примаков: «В 1991 году отыскали генерала Советской армии Джохара Дудаева - чеченца по национальности - и привезли его в Грозный на смену "неприемлемой" старой советской верхушке. Сделали это люди из окружения Ельцина. Те, кто правил балом в то время, не заботились о нормальной обстановке, которую хоть и не в полной мере, но все-таки с трудом удавалось удержать руководству Чечено-Ингушской республики. Главное для приближенных людей было показать силу новой власти»5.
Известный тезис, произнесенный Ельциным в Татарстане, -«Берите столько суверенитета, сколько сможете унести» - стал основной идеологемой в области этнонациональной политики этого времени. Именно в этот период полураспада страны стала складываться асимметричная конфигурация устройства России, сочетающего федеративные и конфедеративные взаимоотношения центра с разными республиками. Попыткой управлять этой сложной политической реальностью стало подписание Федеративного договора 1992 г. с включением его значительной части в Конституцию РФ 1993 и его принятие 1996 г. Все эти документы еще зримее высветили полное расхождение юридического содержания с реаль-
ной политической ситуацией. В Конституции декларируется равноправие субъектов, в реальности не существующее, и ничего не говорится об этнической основе 22 республик. Непонятны цели политики в сфере регулирования межнациональных отношений, которые декларируются в «Концепции государственной национальной политики», эта концепция по сути просто закрепляет статус-кво: «Оптимизация федеративных отношений не преследует цель "губернизации" республик или, наоборот, "республиканиза-ции" краев и областей. Своеобразие российского федерализма состоит в сочетании территориального и национального начала», когда за определенными этносами закрепляется определенная территория. А высшей ценностью в области национального строительства почему-то признается соблюдение прав и свобод человека и гражданина, что и так закреплено Конституцией РФ и в дополнительном упоминании не нуждается. В этой «Концепции», разработанной Министерством по делам национальностей, есть все что угодно, кроме ответа на главный вопрос: что является приоритетом для власти - формирование гражданской общности или дальнейшее огосударствление этносов?
Ответом на этот вопрос пришлось заниматься уже другим людям, по сути, в совершенно другой стране. Политическим фоном начала правления Путина стала вторая Чеченская война, вторжение Шамиля Басаева в Дагестан в июле 1999 г., взрывы домов в Москве. Именно этот контекст сделал возможными простые ответы на сложные вопросы. В области государственного строительства был взят курс на построение вертикали власти, сближение государства и церкви, в сфере межнациональных отношений -на почти полную поддержку русского национализма.
На деле это означало упрощение всех форм государственного управления и идеологии. Вся стратегия периода Путина основана на желании привести ситуацию к некоторому однообразию, получившему название «вертикаль власти». Поэтому в течение всего этого времени сворачивался политический процесс и общественная дискуссия, сегментировались социальные и этнические конфликты. Надо признать, что такая политика в условиях высоких цен на углеводороды принесла свои краткосрочные результаты: социально-политическая система России в 2000-2008 гг. находилась в стабильном состоянии, была существенно снижена протестная активность населения. Погашены открытые этнические конфликты, и если не считать отдельные вспышки агрессии, то может показаться, что политический класс в этот период справился с большинством социальных проблем, в том числе заморозил многочисленные проблемы в сфере этнонациональной политики.
В последнее десятилетие особую значимость приобрела задача преодоления сложившихся противоречий в развитии федерализма и национальной политики. Произошли заметные и закономерные сдвиги в сторону унитаризации. Они были характерны для управленческой (назначение губернаторов), образовательной (введение ЕГЭ), судебной (принятие Закона о судебной системе), налоговой (увеличение федеральной доли налогов, укрепление налоговой дисциплины) систем и др. Не менее важную объединяющую роль сыграла устойчивость финансовой системы страны.
На неравномерность конфигурации и развития федеративных отношений влияют различия между регионами и субъектами Федерации в размерах территории, обеспеченности ресурсами, степени дотационности бюджетов и др. Но во многом эта неравномерность обусловлена также традициями, сложившейся практикой, личностными факторами. Например, Татарстан с его особой налоговой системой, собственными судами, гражданством и конституцией строил отношения с Центром на фактически конфедеративной основе. Положение других, прежде всего большинства автономных округов, мало отличалось от регионов в составе унитарного государства. В то же время подавляющая часть областей и краев взаимодействовала с Центром в рамках федеративной системы.
Многообразие внутриполитического устройства субъектов Федерации создало весьма мозаичную картину, усложняющую процесс укрепления государственности. Крупнейшие и экономически сильные регионы и федеральные города формально равны таким же субъектам Федерации, как, к примеру, малонаселенная Эвенкия. Президентские республики со стабильно удерживающими власть лидерами и весьма замкнутой структурой существенно отличаются от областей, где в ходе выборов чаще складывается реальная конкуренция и происходит смена руководства.
Логика реформ и социально-экономической трансформации общества требует адекватного видоизменения действующей модели Федерации. К этому подталкивают и перемены в системе взаимодействия элит разного уровня в ходе структурной перестройки российской экономики, а также реформирование социально-политической системы.
Процесс выравнивания начался с реформирования Совета Федерации - на тот момент вполне самостоятельного органа, выполнявшего функции представительства этнических элит, а затем привел к отмене выборности губернаторов, созданию федеральных округов и попытке ликвидации автономий. Правда, почти все это оказалось некоторой фикцией - создание округов и ликвидация автономий в реальности стали скорее бюрократическими
процедурами (имеется в виду объединение Коми-Пермяцкого АО -130 тыс. чел. с Пермской областью и Агинской Бурятской АО -75 тыс. чел. сельского населения с Читинской областью.) Попытались по этому же принципу объединить Адыгею с Краснодарским краем и встретили очень жесткое сопротивление со стороны местных элит и местного населения. Судя по всему, прорывов в дальнейшей объединительной работе, по крайней мере на Кавказе, ожидать не приходится.
Показательным является и достаточно удачный с политико-правовой точки зрения Федеральный закон «О национально-культурной автономии». Он принят в развитие положений Федерального закона «Об общественных объединениях»6.
В рамках реализации созданной законодательной основы на начало 2003 г. зарегистрировано 15 федеральных, более 300 региональных и местных национально-культурных автономий, а также более тысячи других национальных общественных организаций.
На мой взгляд, национально-культурная автономия - один из эффективных инструментов управления национальными процессами, важное средство выявления и удовлетворения этнокультурных запросов граждан, достижения межнациональной стабильности, предупреждения конфликтов на национальной почве. Будучи экстерриториальным общественным формированием, национально-культурная автономия, не ущемляя конституционных прав субъектов Российской Федерации, расширяет возможности в осуществлении государственной национальной политики на региональном уровне. К сожалению, этот закон так и остался на бумаге, а деятельность национально-культурных автономий носила имитационный характер.
Сохраняются предубеждения и в общественном сознании в отношении института национально-культурной автономии. ФЗ «О национально-культурной автономии» нередко трактуется неоднозначно, не всегда в соответствии с его действительным смыслом7. Искусственно усложняется вопрос о том, кто является этническим меньшинством, несмотря на то что в 1998 г. Российская Федерация ратифицировала Рамочную конвенцию Совета Европы о защите национальных меньшинств. Поэтому в уточняющемся варианте Концепции актуально, по всей видимости, не столько толкование действующего федерального законодательства, сколько совершенствование его воплощения в практику.
На практике же в период 2000-2009 гг. политическая дискуссия по вопросам национального строительства свелась к разным формам русского национализма - от откровенного фашизма, представленного ДПНИ, умеренного национал-социализма, носителем
которого являлась «Родина», народного - КПРФ и государственного русского патриотизма, носителем которого является «Единая Россия». Таким образом, если основным содержанием национальной политики в 90-е годы был парад суверенитетов, то при Путине уже на государственном уровне стала активно муссироваться идея о русском народе как государствообразующем, густо замешанная на православии.
В 2007-2008 гг. по инициативе КПРФ, контролирующей Комитет по делам национальностей в Государственной думе, активно лоббировалось принятие федерального закона, определяющего основы правового положения русского народа в Российской Федерации. Смысл его сводился к констатации того, что именно русский народ сыграл исторически главную, объединяющую роль в создании единого, многонационального Российского государства. Более того, составляя преобладающее большинство населения страны, он и сегодня является его основой и опорой, не имея иной формы государственности, кроме общероссийской.
В Государственной думе прошло даже два парламентских слушания с обсуждением проекта такого закона. В конечном итоге этот закон не был принят.
Политико-правовая бессмысленность такого законодательного акта вполне очевидна. Непонятно, кому напоминают законодатели о роли русских в создании государственности? Самим себе? Русским, забывшим о своей роли в истории? Национальным меньшинствам, претендующим на создание собственной государственности, руководству национальных республик?
Ключевая опасность в переходе от гражданского дискурса к этническому в обсуждении «русского вопроса» заключается в низведении нации, пока еще являющейся частью мировой культуры, до уровня провинциального этноса, борющегося за свои права.
К сожалению, отказ от марксистской методологии анализа социальных процессов, рассмотрения структуры общества как классовой ведет к разрушению системного подхода в решении всех социально-экономических проблем в стране, в том числе полной потере критериев в управлении межнациональными процессами.
Ярким и несколько комичным примером последнего может служить запрет на постановку в Сыктывкаре «Сказки о попе и работнике его Балде» в 2006 г.:
«Профессор Московской духовной академии диакон Андрей Ку-раев расценил недавнее требование Сыктывкарской и Воркутинской епархии подвергнуть цензуре оперу "Сказка о попе и работнике его
Балде" как естественную реакцию православных на попытки скрытой пропаганды язычества.
Реакция Сыктывкарского епархиального управления может быть обоснована. "Быть может, это реакция не на Пушкина, а на национализм местной коми-интеллигенции, которая пробует свой народ вернуть к язычеству", - заявил о. Андрей»8.
К сожалению, приходится констатировать, что этнонациональ-ная политика в последние годы носила исключительно бюрократический характер. С той или иной степенью активности обсуждались различные аспекты этнонационального регулирования (федеративное устройство страны, национально-культурная автономия, «русский вопрос», проблема миграции и т. д.), но на практике все сводилось не к последовательной стратегии в области национального регулирования, а к управлению элитами и ситуативным реагированием.
Национальная политика не формируется сама по себе, она должна отражать реальную ситуацию с положением и взаимодействием национальных групп в государстве. Для выработки адекватной национальной политики необходима оценка трансформаций в социальной структуре и взаимодействий национальных групп, происшедших за последние двадцать лет.
С окончанием модернистского (а более широко - просветительского) проекта, создавшего индустриальное общество и его структуры, где основания жизнедеятельности строились на сциентистском мировоззрении, научном планировании и реальном секторе экономики, изменилась социальная структура и принципы распределения материальных благ и статусов в целом. Для индустриального общества основным критерием получения статуса были образовательные и профессиональные навыки, вклад личности в создание общественного богатства, для неолиберальной социальной системы с ее мировоззренческим релятивизмом, виртуальной экономикой, атомизированной структурой общества все это перестало играть какую-нибудь существенную роль. Преодоление этничности в обществе модерна осуществлялось через образовательный и профессиональный статусы, в неолиберальном обществе - через доступ к ресурсам и степенью встроенности в клиенте-лы. Мобилизация этничности становится механизмом получения власти в интересах узких политико-экономических групп, а не в интересах развития этноса.
В этом смысле вопрос о территориальных автономиях в современных обществах представляется неоднозначным. При современном господстве монополий всегда будет сохраняться опасность,
когда автономия будет работать в интересах транснационального капитала, против собственного государства и даже своей субъ-ектности.
Размышляя о возможных сценариях развития мировых экономических и политических процессов, нельзя забывать, что в рамках нынешней системы у многих стран и народов нет будущего. Они либо перестанут являться субъектами исторического процесса, либо вовсе утратят национальную и культурную идентичность.
Времена относительно мирной глобализации кончились вместе с резким обострением глобального экономического кризиса.
Изменить эту ситуацию можно только, предложив обществу новый проект развития, который позволил бы выйти из затяжного морального и экономического пике.
Примечания
7
1 Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии: Очерки теории и истории. М., 1981. С. 23.
2 Тишков В.А. Историко-антропологический анализ переписи населения. М., 2003. С. 38.
3 Он же. О новых подходах в теории и практике межнациональных отношений // Советская этнография. 1989. № 5.
4 VII съезд принял Программное заявление партии «Единая Россия» [электронный ресурс] // Официальный сайт партии «Единая Россия». [М., 2008]. URL: http://www.edinros.ru/rubr.shtml?110100 (дата обращения: 03.06.2009).
5 Примаков Е.М. Минное поле политики. М., 2007. С. 257.
6 См.: СЗ РФ. 1995. № 21. Ст. 1930. Хабриева Т.А. Правовые и организационные основы национально-культурной автономии в РФ. // Журнал российского права. 2003. № 7. С. 32. Независимая газета. 2006. 20 сент.
