УДК 94(47).084.8(571.6) : 32.019.5
Н. В. Камардина
ИДЕОЛОГИЯ И ОБЩЕСТВЕННОЕ СОЗНАНИЕ ДАЛЬНЕВОСТОЧНИКОВ В ПОСЛЕВОЕННЫХ УСЛОВИЯХ 1945-1953 ГГ.
В статье рассматриваются вопросы взаимосвязи советской идеологии и общественного сознания жителей Приморского, Хабаровского края и Камчатской области в послевоенные годы.
Ключевые слова: Дальний Восток, общественное сознание, идеология
N. V. Kamardina
IDEOLOGY AND PUBLIC CONSCIENCE OF FAR-EASTERNERS IN POST-WAR EPOCH OF 1945-1953
The article studies the interrelation of Soviet ideology and public conscience of the residents of the Primorskiy Krai, Khabarovskiy Krai and Kamchatskaya Oblast in post-war years.
Key words: Far East, public conscience, ideology
Великая Отечественная война существенно скорректировала психологическую обстановку в советском обществе. После капитуляции Германии и Японии народ, находившийся под грузом чрезвычайной военной обстановки, ожидал простой, «нормальной» жизни. Населению требовалась психологическая разгрузка, но вместо этого партийные функционеры требовали готовности в очередной раз ценой любых усилий решить задачи, стоявшие перед страной, и предлагали прежние лозунги строительства коммунистического общества в Советском Союзе. И очень скоро официальная идеология вступила в конфликт с повседневностью, а это, в свою очередь, вызывало у части населения настроения упадничества и глубокого разочарования.
Сам характер Великой Отечественной войны потребовал от общества предельной сплоченности, возможной только в случае единства власти и народа. Однако по мере возвращения к мирной жизни это единство исчезало, формируя в обществе комплекс обманутых надежд и предопределяя кризис властных структур. В предвоенные годы и в годы войны установившийся миропорядок (государство Советов с цельной, единственно правильной коммунистической идеологией) воспринимался как данность, не требующая изменений. Великая победа над страшным врагом подтверждала жизнеспособность и перспективность советского строя. Но в условиях восстановления разрушенного войной хозяйства реализация
самых насущных потребностей людей все время откладывалась. В этой связи становится понятен послевоенный всплеск критических настроений среди граждан, ждавших и по-своему требовавших от власти конкретных действий по улучшению положения. При этом у людей не было желания изменить существующий режим, тем более оказывать ему сопротивление. Мирная жизнь рассматривалась народом-победителем как высшая ценность, и любое насилие было исключено. Простой советский человек, маленький винтик в тоталитарной государственной машине, жил обычной жизнью: работал, восстанавливал разрушенную войной страну, растил детей. Для государства его повседневные проблемы не представляли серьезного интереса. Однако от этого они не становились менее значительными. Документы, находящиеся в дальневосточных архивах, позволяют представить современному исследователю, как «маленький человек» ощущал на себе и по мере сил и возможностей решал большие проблемы послевоенного времени.
В послевоенные годы остро ощущалось различие между официально пропагандируемыми ценностями и тем, что советские люди считали важным и существенным для своей жизни. Особое значение приобретала самоценность каждого человека. Такое настроение демонстрирует рисунок, размещенный в художественном альбоме, полученном Хабаровским крайкомом партии в 1945 г. от Хабаров-
ского краевого управления трудовых резервов. На альбомном листе вполне профессионально изображен И. В. Сталин с бокалом в руке. А рядом написаны слова: «Я поднимаю этот тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности весь механизм. Их очень много, имя им легион...» [1, л. 34]. Похожее настроение можно увидеть в выступлении члена ВКП(б) Е. А. Беломытцева в октябре 1951 г. на митинге, посвященном защите мира. Он заявил: «Не партия наша, не правительство защищает дело мира, а винтики — народ решает защиту Родины, только винтики одержали победу в Великой Отечественной войне» [2, л. 209]. И в первом, и во втором случаях немедленно были приняты меры по розыску граждан, посмевших формулировать свои мысли о роли простых людей в жизни государства. Официальная доктрина не допускала не только инакомыслия, но и своемыслия советских людей. Унификация общественной жизни по-прежнему оставалась основополагающим принципом социального устройства.
Денежная реформа, проведенная государством в декабре 1947 г., имела значительный резонанс в обществе. Среди жителей г. Пет-ропавловска-Камчатского, пос. Елизово, пос. Авача вызывали недовольство отказы торгующих организаций в приеме загрязненных, имеющих незначительные повреждения денежных знаков. Были зафиксированы разговоры рабочих рыбного порта в магазине: «Рабочие все перенесут, чтобы правительство ни придумало. А это (денежная реформа — Н. К.) придумано на вред трудящимся»[3, л. 15]. В ряде магазинов города имели место обличительные разговоры в адрес законодательных органов Советского государства. На главпочтамте г. Пет-ропавловска-Камчатского наблюдались случаи демонстративного бросания денег на пол, скандалы по поводу нежелания принимать денежные переводы на материк [3, л. 15]. Подобные случаи зафиксированы в Приморском и Хабаровском краях. Однако было бы неверно утверждать, что реакция на действия советской власти повсеместно носила негативный характер. Так, во Владивостоке сообщение по радио об очередном, уже четвертом по счету снижении цен в феврале 1950 г. имело положительный резонанс. «В городе наблюдается общее оживление среди населения, высказы-
ваются благодарности партии и правительству и лично товарищу Сталину за систематическое проявление заботы о материальном благосостоянии трудящихся, выражающееся в неоднократном снижении цен на товары широкого потребления»,— сообщалось в информационной записке в Приморский крайком партии [4, л. 42].
Внимание государства к проблеме соответствия поведения своих граждан пропагандировавшимся принципам коммунистической идеологии всегда было очень велико. Это также касалось вопросов советской морали и нравственности. Аполитичность граждан партийные работники усматривали как в фактах аморального поведения, пьянства, так и в том, что, например, «среди учителей г. Сучан (ныне г. Партизанск Приморского края — Н. К.) имели место случаи, когда учителя выходили замуж за репатриантов» [5, л. 37]. Порою грубое вмешательство партийных и государственных органов в личную жизнь граждан приводило к настоящим трагедиям. В 1946 г. в селе Троицкое Нанайского района Приморского края «отношения учительницы и ученика» стали предметом разбирательства на заседании бюро комитета комсомола. Учительнице было предъявлено настоящее обвинение в том, что она «случайный человек, пробравшийся в ряды комсомола и учительства, выходец из чуждых слоев, развратница, преступница». Решение об ее исключении из комсомола было принято единогласно. Девушка заявила: «Комсомольский билет не отдам, умру с ним». Находясь в состоянии тяжелейшей депрессии, обвиненная в нарушении норм социалистической морали, исключенная из рядов ВЛКСМ, девушка покончила с собой. Жители поселка были возмущены произошедшим. Ими было написано обращение в партийные и государственные органы, содержащие требование наказать виновных в трагедии. Разговоры сельчан, зафиксированные в докладной записке, осуждали, в первую очередь, поведение властей, а не девушки [6, л. 12-14].
Таким образом, повседневная идеология, существовавшая в сознании советских людей, не была идентична пропагандировавшейся официальной идеологии. Несмотря на глубоко укоренившиеся в сознании людей принципы социалистического общежития, не подлежавшие сомнению и сопротивлявшиеся измене-
ниям, собственное мнение личности прорывалась наружу. Советские люди по-прежнему считали, что построенное социалистическое общество справедливо, но их ценностная ориентация подвергалась закономерной трансформации. Пережившие тяжелые военные годы советские люди ощутили свою особую значимость, почувствовали уверенность в собственных силах. Общество, вышедшее из войны, изменилось. Официальная идеология, десятилетиями культивировавшая в советском человеке самые лучшие качества, натолкнулась на барьер эволюционировавшего общественного мнения. Недостатки работы партийных функционеров, несостоятельность методов идеологической работы являлись предметом обсуждения среди представителей различных социальных слоев. Недовольство деятельностью инструкторов крайкома партии звучало в репликах с мест на собраниях и пленумах. «Инструктора крайкома проверяют, пишут докладные, но не учат, так как сами ничего не умеют» [5, л. 35]. Показательны в этом смысле и письма граждан, поступавшие с мест в различные государственные и партийные инстанции. В сентябре 1949 г. в адрес Президиума Верховного Совета СССР от председателя Оборского сельского совета депутатов трудящихся района имени Лазо Хабаровского края Юрченко поступило письмо. «Прошу прислать справочники законодательств для исполкомов и сельсоветов. В виду обширного размера территории Оборского сельсовета... большие спро-сы трудящихся на законные действия местной власти. Документы необходимо иметь Оборс-кому совету для разъяснения трудящимся (стиль сохранен — Н. К.)» [7, л. 38-40]. В 1951 г. секретарь Мильковского райисполкома Камчатской области П. Е. Гуляев написал в редакцию газеты «Известия»: «Обращаюсь к Вам за помощью в своей работе, т. е. чтобы Вы через газету повлияли на работников Камчатского облисполкома и Хабаровского крайисполкома. Я работаю секретарем Мильковского райисполкома вот уже 2 года. За это время я переписал гору бумаги, через мои руки прошла уйма протоколов заседаний... А пользы на грош, потому что протоколы наши складываются на полки в протокольную часть. протоколы наши не читаются, чтобы помочь нам, вскрыть наши недостатки, ошибки наши. варюсь в собственном соку» [8, л. 6-7]. Дальше
следуют конкретные вопросы, на которые П. Е. Гуляев хотел бы получить ответ: «Какая связь государства с нашей ВКП(б)? Структура нашего государства? Какие конкретные функции секретаря райисполкома в своей работе?» Из текста видно, что человек, писавший письмо, весьма заинтересован в своей работе и не желает тратить силы впустую. Понятно, что уровень грамотности человека, занимавшего значимый пост секретаря райисполкома, должен быть высоким и, следовательно, вопросы, заданные в письме, должны быть ясны без особенных пояснений. Но именно эти вопросы говорят о проблемах четко обозначившихся в послевоенные годы в советском государстве и волновавших советских граждан: нерасчлененность функций партийных и советских органов мешала принимать необходимые решения оперативно, без оглядки на партийные органы. Ответ из редакции «Известий» был отправлен. К нему прилагались: стенограмма лекции А. Горкина «Партия и Советы», Конституция СССР, Конституция РСФСР, инструкция по делопроизводству. Но на самый главный вопрос ответа так и не последовало: как работать на пользу людям, а не для очередного отчета.
Стенограммы краевых и областных партийных пленумов свидетельствуют о том, что секретари низовых организаций требовали внимательного отношения к нуждам коммунистов. Тов. Подсекаев, один из руководителей Чкаловского района Приморского края, в декабре 1946 г. на совещании партийных работников говорил: «Решил я заниматься, читать литературу, которую получаю из ВПШ. Не раз обращался в крайком, чтобы найти программу. Программу дали, а помощи никакой: ни библиотеки, ни консультаций. Лекторы приезжают неподготовленные. Тов. Болгаров читал лекцию о сельском хозяйстве 30 минут, говорил о технических культурах, а мы сою выращиваем. Мы участвуем в „красном обозе—я выезжаю на митинг, а он говорит: „Ваш митинг меня не касается, я попрошу, чтобы накормили меня—. Я бы просил крайком и тех, кто приезжает, советоваться с нами, как организовать работу» [9, л. 39].
Партийные руководители чутко чувствовали, что прежний энтузиазм угасает. Людей интересует в первую очередь собственное благополучие. А такая ситуация, несомненно,
опасна для страны, строящей коммунизм. «У нас есть небольшое число членов партийных организаций, которые, по сути, оторвались от партии, стали обывателями, замкнулись в свой узкий мирок мелкособственнических интересов. Захватил в колхозе землю под огород — создал свое товарное хозяйство, свою „экономическую базу—и живет рынком. Этот человек становится совершенно независим от нас, он живет своими коровами, пчелами, курами, а государственная служба становится для него подсобным хозяйством, ибо он ее использует для „легализации—своего хозяйства» [9, л. 42]. «Отдельные коммунисты заражаются частнособственническим интересом» [9, л. 65].
Или, например, письмо, направленное в ЦК ВКП(б) в отдел агитации и пропаганды от С. И. Олейника, агитатора из пос. Новая Сы-соевка Яковлевского р-на Приморского края, затрагивает, на первый взгляд, бытовые вопросы. Олейник спрашивает, почему для торгующих организаций установлен единый выходной день — воскресенье. «Объясняя постановление министерства, наблюдаю, что разъяснение не убеждает запросы рабочих. Ведь магазины в этот день закрыты, а в рабочее время ему нет возможности закупить необходимое, ибо он занят созидательным трудом, он вынужден искать на рынке, затрачивая при этом время. Возможно я заблуждаюсь в этом вопросе, то прошу разъяснить, ибо мнение это не только мое, это мнение отражает, значит, массу населения, ровно и нас, агитаторов (стиль документа сохранен — Н. К.)» [10, л. 26-28].
Проявление «политической несознательности» в послевоенные годы обнаруживалось в различных формах. Одной из них стал выход из партии по причине семейных дрязг. Так, во Владивостоке на заводе № 202 был принят в партию мастер Орлов. Цеховая организация дала ему наилучшие рекомендации, а он партийные документы не получил, взносы ни разу не заплатил, собрания не посещал. При проверке оказалось, что жена поставила перед ним вопрос: «Либо я, либо партия, выбирай!» И хотя общественность осудила поступок Орлова, он «выбрал жену и очень обрадовался своему исключению» [9, л. 35].
Общественное мнение можно рассматривать как широкий поток суждений на самые разные темы, высказываемых в каждый момент времени миллионами людей в ходе их
взаимодействия с другими людьми. Чьи-то высказывания слышны только тем, кто находится рядом, а чьи-то голоса, усиленные средствами массовой информации, звучат для многих людей. В формировании послевоенного общественного мнения, несомненно, участвовал каждый советский человек, и каждый испытывал на себе воздействие повседневной идеологии. В процессе такого взаимодействия люди обменивались суждениями и формировали мнение общества в целом. Именно таким образом находила свое выражение свобода советского человека как результат преодоления несвободы.
Местом, где можно было публично выразить свое отношение к тому или иному жизненному вопросу, являлось собрание (партийное, профсоюзное и т. п.) или публичная лекция. Люди, проявляя внимание или невнимание к теме выступления лектора, задавая вопросы, демонстрировали свою жизненную позицию. Показательными в этом смысле являются докладные записки инструкторов крайкомов и обкомов ВКП(б), составленные после проверок деятельности лекторских групп Приморского края в 1951 г. Обращает на себя внимание тот факт, что критике со стороны партийных органов подвергались именно те лекции, которые вызывали неподдельный интерес слушателей. Так, инструкторами Приморского крайкома партии были забракованы лекции и беседы о половом воспитании, полетах в космос, происхождении человека, о снах и сновидениях. В них совершенно не прослеживалась идеологическая составляющая, а это являлось абсолютно недопустимым в государстве, строящем коммунистическое общество. Лектор Ворошиловского горкома Приморского края Лысенко читала лекцию «Есть ли жизнь на других планетах?» Инструктор крайкома дает следующую оценку предложенному материалу: «Лекция исключительно низкого качества, поверхностно и бессвязно рассказано о биографии Коперника, Бруно, Галилея, потом приведены отрывочные данные о планетах. Лекция абсолютно аполитична, нет критики идеализма, буржуазных и церковных теорий о строении Вселенной» [11, л. 52]. Или лектор Бурдинская, медик по образованию, которая в просветительских целях читала лекцию «Венерические болезни и борьба с ними». Лекция вызвала у слушателей неподдельный инте-
рес, оценка же, данная в справке, передает ханжеские позиции и настроения, царившие в руководстве района: «Нормальный, не больной человек эту лекцию никогда не станет слушать. Лектор на протяжении всей лекции с циничной откровенностью рассказывал о венерических болезнях, о том при каких обстоятельствах ими заражаются, на какой день после заражения и в каких местах появляются покраснения, выступает сыпь». По выявленным фактам проведено разбирательство, Бурдинс-кой было строго указано на недопустимость такого рода выступлений [12, л. 54]. В г. Ворошилове лекция врача Козловой «Туберкулез и его профилактика» получила оценку аполитичной, так как в ней «примитивно рассказано о том, как люди заболевают туберкулезом и как лечатся от этой болезни. Но нет ничего о влиянии социально-экономических условий, отсутствует всякая критика материального состояния и медицинского обслуживания трудящихся в капиталистических странах» [11, л. 53]. В Шмаковском районе тов. Меньшин в лекции «Приморский край» допустил грубую ошибку: цитировал высказывания о Дальнем Востоке бывшего председателя Госплана
Н. А. Вознесенского.
Иногда дело доходило до анекдотичных ситуаций, так как уровень агитаторов-пропа-гандистов был крайне низким. Лекция «Преодоление пережитков капитализма в сознании людей», прочитанная в городской автобазе г. Сучана Приморского края, вызвала неподдельный интерес. Тов. Оганов на вопрос присутствующих «Так в чем же собственно заключаются пережитки капитализма?» дал следующий ответ: «Вот, например, получил рабочий получку и пошел домой вкусно поспать с жинкой, а другой рабочий пошел в чайхану, выпил пол-литру и завалился под бок чужой тети. А это чревато тем последствием, что теперь не поймешь, чьи дети!» Слушатели умирали со смеху, но лекцию прослушали до конца [13, л. 35].
Оценивая состояние общественного мнения в послевоенные годы, интересно обратиться к анализу вопросов, которые были заданы трудящимися Приморского края в ходе полит-бесед и собраний по материалам XIX съезда. Вопросы эти затрагивали широкий спектр проблем, как экономического, внутриполитического плана, так и вопросы международного
положения СССР. Так, в справках, составленных инструкторами крайкомов и обкомов, зафиксированы следующие вопросы [14, л. 116-117]:
• Как понимать автономию партийных организаций в самостоятельном разрешении вопросов?
• Почему долго не было съезда партии?
• Будут ли на съезде руководители коммунистических партий стран народной демократии и братских компартий?
• Почему в новом Уставе нет пункта о единстве партии?
• Почему до съезда публикуют проекты директив?
• Почему большинство электростанций будут строиться на европейской части и мало на Дальнем Востоке?
• Почему мало сказано в директиве о новом пятилетнем плане развития Приморья в будущей пятилетке?
• Какая экономическая помощь оказывается странам народной демократии и почему?
• Почему в директивах особое внимание уделяется Прибалтийским республикам?
Как видно, не только своим собственным благополучием были заинтересованы дальневосточники. Понятно и то, что интерес граждан продиктован уже достаточно высоким уровнем их политической просвещенности к 1952 г-. Однако встречались и другие вопросы к лекторам [10, л. 6]:
• Как будет снабжаться сельская местность после отмены карточной системы?
• Какая будет заработная плата в ближайшее время?
• Почему у нас одна партия?
Под влиянием политической агитации и пропаганды в сознании людей утверждались упрощенные схемы понимания мира:
• «все материи движутся и не нуждаются ни в чьей помощи» [15, л. 71];
• «была гнилая теория о вымирании государства. Поскольку наше государство находится в капиталистическом окружении, оно не может выдержать натиска и должно вымереть. Но партия говорит, что наше государство может устоять, несмотря на капиталистическое окружение и, будет нужно, даже при полной победе коммунизма» [15, л. 120];
• «в СССР бесклассовое общество» [16, л. 33];
• «в СССР есть только один класс большевиков» [16, л. 33];
• «советские люди хорошо знают, что своим могуществом и величием наша Родина обязана, прежде всего, партии Ленина-Сталина, великому зодчему коммунизма товарищу Сталину» [17, л. 2].
Несогласие со сложившейся в стране ситуацией порой выражалась людьми в форме отказа заниматься общественной деятельностью. При подборе и выдвижении кандидатов в народные заседатели суда г. Владивостока имели место случаи самоотводов от этой работы по причинам, которых по определению не могло быть в обществе, строящем коммунизм. Рабочий Дуля отказался принимать участие в работе суда, объяснив это принадлежностью к секте баптистов, которые «не имели права судить». Член артели им. Лазо Романов отказался баллотироваться в народные заседатели, так как «у него плохая квартира» [18, л. 21] и т. п.
Окончание Великой Отечественной войны породило в обществе совершенно новую психологическую обстановку. После тяжелых испытаний народ, так долго находившийся под грузом чрезвычайной военной обстановки, ожидал простой «нормальной» жизни. В этих условиях общественное мнение, т. е. мнение, высказанное публично, вслух, в присутствии других людей, приобретало новые, до этого времени неизвестные черты. Советская система, претендовавшая на достижение единомыслия, на идеологическое подчинение и жесткий социальный контроль, в послевоенные годы испытала на себе давление со стороны
Библиографич
1. Государственный архив Хабаровского края
[ГАХК]. — Ф. П-35. — Оп. 1. — Д. 1833.
2. Государственный архив Приморского края
[ГАПК]. — Ф. П-68. — Оп. 34. — Д. 484.
3. Государственный архив Камчатского края
[ГАКК]. — Ф. 13. — Оп. 69. — Д. 464.
4. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 35. — Д. 214.
5. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 30. — Д. 90.
6. ГАХК. — Ф. П-35. — Оп. 17. — Д. 92.
7. ГАХК. — Ф. Р-137. — Оп. 14. — Д. 149.
8. ГАХК. — Ф. Р-137. — Оп. 14. — Д. 298.
настроений, формировавшихся в обществе. В общественном сознании зарождались оценки, суждения, интерпретации, идеи по любым, в том числе и запретным, темам. В формировании общественного мнения участвовал каждый человек, и каждый испытывал на себе его воздействие. В этом процессе люди обменивались суждениями-мнениями, определяя позицию общества в целом. В результате, общественное мнение оказывало такое давление, как будто это воля какой-то особой и крайне влиятельной инстанции.
Несмотря на активную пропаганду коммунистических идей, общество требовало решения своих насущных проблем. Проблемы, которые решались каждым отдельным человеком в каждом конкретном жизненном случае, нельзя назвать маленькими. Да и люди перестали считать себя лишь винтиками огромной государственной машины. Изменения настроений, имевших место в дальневосточном обществе, отражают трансформацию повседневной идеологии в послевоенные годы, где на первый план выходит обеспечение человеку нормальных условий жизни, возможность иметь свое мнение и высказывать его достаточно открыто. Проблемы «маленького человека» требовали решения, их замалчивание со стороны государства лишь усугубляло ситуацию, подрывая единство, достигнутое в период Великой Отечественной войны. Именно это, на наш взгляд, подготовило почву для трансформации общественного сознания в последующие периоды существования советского общества.
е с кий с пис о к
9. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 6. — Д. 61.
10. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 41. — Д. 18.
11. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 57. — Д. 10.
12. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 41. — Д. 10.
13. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 57. — Д. 185.
14. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 24. — Д. 246.
15. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 30. — Д. 90.
16. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 35. — Д. 96.
17. ГАПК. — Ф. Р-26. — Оп. 24. — Д. 4.
18. ГАПК. — Ф. П-68. — Оп. 6. — Д. 148.