CC BY
3
DOI 10.24412/2227-7315-2023-4-39-44 УДК 340.1
O.C. Сурков
ИДЕОКРАТИЧЕСКАЯ ИЕРАРХИЯ КАК ОДНА ИЗ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ УСТАНОВОК ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ ВЫСШИХ ЧИНОВНИКОВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ КОНЦА XIX -НАЧАЛА XX ВЕКА
Введение: правовая культура в современной теории права и других юридических дисциплинах выступает значимым объектом научного исследования. Она может быть использована при изучении прогнозируемости человеческого поведения, которое воплощает в себе действие правовых норм, а также нормативности как составляющей когнитивных функций. Цель — определить одну из установок правовой культуры высших чиновников на уровне министерств как активной социальной группы в Российской империи для последующего изучения ее правовой культуры в целом. Методологическая основа: для извлечения одной из установок из целостного объекта исследования в рамках междисциплинарного подхода использовался системно-структурный метод, при восстановлении дискурса рассматриваемого периода был использован метод сравнительного анализа. Результаты: получена достоверная системная составляющая сложного объекта исследования, позволяющая продолжить его поступательное исследование в дальнейшем. Выводы: установка на идеократическую иерархию с самодержцем в ее основе являлась неотъемлемой частью правовой культуры высших чиновников Российской империи и определила ее поведение по отношению к основным нормативным актам исследуемого периода и к существующему государственному строю, а также события и вызовам эпохи.
Ключевые слова: интеллигенция, либерализм, правовая культура, модернизация, Российская империя, консерватизм, самодержавие, идеология, высшие чиновники, министр, иерархия.
O.S. Surkov
IDEOCRATIC HIERARCHY AS ONE OF THE FUNDAMENTAL ATTITUDES OF THE LEGAL CULTURE OF THE HIGHEST OFFICIALS OF THE RUSSIAN EMPIRE OF THE LATE XIX - EARLY XX CENTURY
Background: legal culture in the modern theory of law and other legal disciplines is a significant object of scientific research. It can be used in the study of the predictability of human behavior, which embodies the effect of legal norms, as well as normativity as a component of cognitive functions. Objective — to determine one of the attitudes of legal culture of the highest officials at the level of ministries as an active social group in the
© Сурков Олег Сергеевич, 2023
Кандидат юридических наук, доцент кафедры истории государства и права (Саратовская государственная юридическая академия); e-mail: ura-gegel@rambler.ru © Surkov Oleg Sergeevich, 2023
Candidate of Law, Associate Professor of the Department of History of State and Law (Saratov State Law Academy) 39
Russian Empire for the subsequent study of its legal culture as a whole. Methodology: in order to extract one of the installations from an integral object of research within the framework of an interdisciplinary approach, the system-structural method was used, and the method of comparative analysis was also used to restore the discourse of the period under study. Results: a reliable system component of a complex object of research has been obtained, allowing to continue its progressive research in the future. Conclusions: the installation of an ideocratic hierarchy with an autocrat at its core was an integral part of the legal culture of the highest officials of the Russian Empire and determined its behavior in relation to the main normative acts of the period under study and attitude to the existing state system, as well as the events and challenges of the era.
Keywords: intelligentsia, liberalism, legal culture, modernization, Russian Empire, conservatism, autocracy, ideology, senior officials, minister, hierarchy.
Высшие чиновники Российской империи в ранге министров, товарищей министров и глав департаментов представляли собой специфическую прослойку внутри образованного слоя в контексте изучения правовой культуры. Дело в том, что когда проводится исследование правовой культуры, часто установки, ее образующие, определяются в корреляции с политической идентичностью субъектов. Именно в данном случае и происходит отклонение от обычного совпадения политических и культурных пропозиций.
В качестве иллюстративного исторического паттерна демонстрации положений изложенной гипотезы продуктивно будет смоделировать ситуацию дискуссии по поводу расширения территорий, охваченных деятельностью земского самоуправления в царствование Николая II. Спор велся на самом высочайшем уровне. Его участниками стали ведущие министры и влиятельные сановники того времени.
Полемика развернулась вскоре после принятия консервативного положения о земствах 1890 г., которое существенно сократило их полномочия и автономию. Это привело к тому, что творческая активность в земской среде снизилась, ощущалась подавленность и отсутствие перспектив. Пассивность психологическая повлекла за собой управленческую апатию, и к началу XX в. местное самоуправление находилось в глубоком кризисе [1, с. 204].
После поручения императора разобраться в сложившейся ситуации с инициативой выступил, как ни странно, министр внутренних дел И.Л. Горемы-кин, которого либералом уж никак нельзя было назвать. Он провел большое совещание, в котором участвовали генерал-губернатор Северо-Западного края, генерал-губернатор Юго-Западного края, а также губернаторы Могилевский, Витебский и Минский. После долгих споров министр внутренних дел решил инициировать принятие нового документа, согласно которому в 13 губерниях необходимо ввести земское самоуправление с 1 января 1900 г.1
В правительстве не оценили проект И.Л. Горемыкина сочтя его преждевременным и неоправданно либеральным, хотя такие подозрения возникали от непонимания сути данного нормативного акта. С наиболее ожесточенной критикой выступил, что было ожидаемо, К.П. Победоносцев. Он относился с крайним неодобрением к деятельности земских учреждений в целом, считая их либеральной заразой на здоровом теле империи. Обер-прокурор Синода, в отличие от своих
оппонентов, не считал земские органы лучшим средством для решения проблем населения уездов и губерний. Между тем он полагал, что земские учреждения либо выступают конкурентами имперской администрации, либо тайно об этом мечтают. Они подрывают сакральную власть императора, выступающую стержнем политической и духовной жизни России. Все разговоры про выборы выгодны только политическим интриганам, добивающимся дешевой популярности у необразованного населения. Выборные системы есть плод культуры Запада, который ядовит для русского государственного организма. Если земства нельзя ликвидировать, тогда уж пусть все останется как есть1.
Как ни странно, но противником проекта расширения географии местного самоуправления выступил считающийся в историографии либералом министр финансов С.Ю. Витте. Он высказал мнение, что местное самоуправление, предполагающее некоторую автономию от правительства и администрации, которая сопровождается борьбой интересов и публичной полемикой противоречит системе управления основанной на единой и неделимой воле монарха. Систематическое внедрение земского самоуправления предполагает наличие конституционного режима. Европейские конституционные веяния несомненно разрушат административный стержень Российской империи, ядром которого является самодержавие как семантико-генетический культурный фундамент [2, с. 4-6].
Помимо теоретических разногласий и бюрократической борьбы, дать достойный ответ министру финансов для И.Л. Горемыкина было делом чести, и он не заставил себя долго ждать. Вопреки С.Ю. Витте он утверждал, что земское самоуправление вовсе не подрывает существующего государственного устройства. Основой государства выступает развитая и устоявшаяся личность, ведь только такая личность может быть надежным подданным своего государя.
В развернувшейся дискуссии между двумя важнейшими министерствами Российской империи постепенно обозначилось противостояние принципиальных позиций, в каждой из которых присутствовала своеобразная логика. Позиция С.Ю. Витте сводилась к нескольким основным утверждениям. Он полагал, что система местного самоуправления должна быть когерентна центральному управлению государством. Самоуправление, по мнению министра, прямо противоречило сущности имперской администрации и было бы более органичным в рамках конституционного режима. Российская империя есть же, по сути, страна бюрократической централизации с опорой на фундаментальную сакральную власть самодержца как источник всякого государственного смысла и иерархии [2, с. 18-48].
В свою очередь, И.Л. Горемыкин выдвинул контраргументы, которые, как ему казалось, были не менее убедительны. Он полагал, что система местного самоуправления способна существовать совершенно обособленно от политической системы центральной власти, с успехом выполняя хозяйственные функции. Земства отличаются от имперской администрации лишь способом комплектования и могут гармонично встроиться в механизмы центрального управления. Поэтому никакого соответствия между наличием местного самоуправления и конституционным строем не прослеживается. История стран Западной Европы не может быть примером для России, так как она представляет собой особый историко-культурный тип. Кроме того, она есть страна по преимуществу местного
самоуправления, на которое опирается сакральная власть государя-императора [3, с. 327-328].
При этом надо отметить, что при диаметрально противоположной оценке сути местного самоуправления оба министра были единодушны в оценке роли императорской власти в системе управления Российской империей. Они придавали ей не просто функциональный, а смыслообразующий статус. Для них власть самодержца выступала не просто центральным элементом управления, вокруг которого крутятся винтики бюрократической машины, а представляла фундаментальную культурную константу, поддерживающую примордиальную самоидентификацию индивидов, без которой жизнь в империи держалась бы на голом насилии.
Необходимо отметить, что данная конфронтация разворачивалась на фоне структурного кризиса модернизирующейся империи. Проходило бурное развитие промышленности, но при этом жизнь огромной массы крестьянства не улучшалась, а временами, наоборот, ухудшалась. Структурный дисбаланс между отраслями имперской экономики, непроизводительные военные расходы, неурожайные годы — все это создавало ситуацию перманентного кризиса. Понятно, что большинство людей волновали местные нужды и поэтому управляющей элите необходимо было найти средство решения проблемы, поэтому атмосфера кризиса придавала дискуссии принципиальность и ожесточенность.
В продолжившейся полемике министр земледелия и государственных иму-ществ выступил на стороне И.Л. Горемыкина, полагая, что без распространения земских органов на новые территории Российской империи, без их инициативности и оперативности кардинальных сдвигов в разрешении проблем местного хозяйства не произойдет. Однако он опасался, как бы земства, и так зараженные бациллой либерализма, после принятия закона не превратились бы в его оплот окончательно. Министр полагал, что либеральные идеи несовместимы с самодержавием как центром существующей системы1.
Когда же в спор вступили представители земства, выяснилось, что они во многом солидарны со своими министерскими визави. Бесспорно, среди земских деятелей были сторонники конституционных преобразований и либерализма, но были и те, кто подобно высшим чинам не представлял имперскую властную иерархию без государя.
Так, в 1896 г. после коронации Николая II по инициативе видного земского деятеля Д.Н. Шипова председатели губернских земских управ должны были собраться в Нижнем Новгороде. После продуктивного совещания они перебрались в Москву и образовали неофициальное бюро председателей управ при Московской губернской земской управе. И.Л. Горемыкин поначалу не был принципиальным противником подобного рода инициативы, но выражал опасения, что подобные действия вызовут недоверие и неприязнь по отношению к земствам со стороны многих влиятельных лиц. Однако под влиянием К.П. Победоносцева он изменил решение и повелел прекратить работу самостоятельно возникшего земского органа.
В данной ситуации Д.Н. Шипов пояснял, что обозначенная инициатива не носит характер фронды, а лишь способствует оптимальному выражению надежд и потребностей уездов и губерний перед центральной властью. Власть государя
как источник легитимности в империи не может подлежать никакому сомнению [4, с. 76-82]. Все участники данного конфликта были согласны, но если Д.Н. Шипов полагал, что необходимы институции для донесения голосов с мест до государя, с чем был в принципе солидарен и И.Л. Горемыкин, то К.П. Победоносцев и московский губернатор А.Г. Булыгин считали, что без этого можно обойтись. Следует обратить внимание на то, что спустя несколько лет тот же А.Г. Булыгин будет одним из авторов первого проекта манифеста об учреждении Государственной Думы Российской империи.
Интересно, что позиция заместителя министра внутренних дел А.Д. Оболенского, была гораздо более жесткой и непримиримой, чем позиция его шефа И.Л. Горемыкина. А.Д. Оболенский не просто не желал конституционного порядка для Российской империи, а сожалел, что он установился во многих государствах Западной Европы. При этом он характеризовал власть российского государя как принципиально отличную от любых исторических аналогов. Самодержавие, по его мнению, не тождественно ни с абсолютизмом, ни с восточной деспотией, ни с византийским правлением. Оно представляет уникальную систему, в которой верховная власть пронизана сакральными началами и это позволяет ей быть нравственным фундаментом любой иерархии. Ответственность за все прегрешения целого государства, миссия привести его к историческому величию и совершенству делает самодержавие компасом не только для администрации, но и для индивида. Естественно, что в таком случае любое автономное самоуправление становится полностью избыточным1. Необходимо отметить, что А.Д. Оболенский по поручению государя состоял членом Государственного Совета Российской империи.
Нагляднее всего культурные установки высших сановников демонстрируют контринтуитивные рассуждения С.Ю. Витте. Его часто записывают в либеральный лагерь, но с определенными оговорками. На основании сказанного целесообразно провести сопоставление его высказываний без приписывания им скрытого смысла, по принципу, что он высказывал одно суждение, а на самом-то деле имел в виду другое. Такой подход позволяет записать С.Ю. Витте в зависимости от целей исследователя либо в консерваторы, либо в либералы.
С.Ю. Витте утверждал, что реакционная политика в отношении земств нежелательна и необходимо дать определенный простор местному самоуправлению, иначе Российская империя не выберется из управленческого кризиса. Он также допускал разграничения полномочий между центром и самоуправлением, недвусмысленно заявляя, что конституция по западноевропейскому образцу есть «великая ложь нашего времени». Он же полагал, что революционный взрыв бывает реакцией на деградацию изжившей себя системы управления и на отсутствие конституции [2, с. 208-211].
Примерно в это же время в разговоре с князем А.А. Ливеном С.Ю. Витте утверждал, что если бы государь был конституционного образа мыслей, то он первый бы заговорил, как Б.Н. Чичерин и А.Д. Градовский. Государь же исповедует иные воззрения, а С.Ю. Витте в первую очередь выступает приказчиком своего императора. Если правильно и умело служить, то можно сделать много полезного, например улучшить положение крестьянства, а потом уже думать
1 См.: ОР РГБ. Ф. 440. К. 2. Д. 4. Л. 1.
43
о политических преобразованиях, которые все равно не смогут игнорировать необходимость самодержца в управлении [4, с. 130-132].
Анализ высказываний С.Ю. Витте позволяет нам сделать следующие выводы настоящего исследования. Если считать все высказывания С.Ю. Витте искренними (для обратного нет достаточных поводов), то налицо логическое противоречие. Однако нестыковки в суждениях разрешаются, если подвести под них единый фундамент, который представляет собой особую культурную установку, приобретенную за годы юности и службы, заключающуюся в интериоризации принципа идеократической иерархии, по отношению к которому индивидуальные политические предпочтения носят сугубо инструментальный характер. Государь рассматривается как семантическая константа, которая определяется как источник иерархии рангов и смыслов.
Поэтому консервативный министр внутренних дел И.Л. Горемыкин и его заместитель А.Д. Оболенский могли разрабатывать проекты расширения системы местного самоуправления или участвовать в работе представительных органов, а «либеральный» С.Ю. Витте называть конституцию великой ложью, ведь главное реализовать волю государя, а политико-правовые доктрины в данном случае оставались на вторых ролях.
Библиографический список
1. Хижняков В.М. Воспоминания земского деятеля. Петроград: Огни, 1916. 251 с.
2. Витте С.Ю. Самодержавие и земство: конфиденциальная записка министра финансов статс-секретаря С.Ю. Витте (1899). Штутгарт: I.H.W. Dietz nachf., 1901. 212 с.
3. Петрункевич И.И. Из записок общественного деятеля: воспоминания / под ред. А.А. Кизеветтера // Архив русской революции, изданный И.В. Гессеном: в 22 т. Т. 21. Берлин: Слово (Б.), 1934. 467 с.
4. Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1918. 592 с.
References
1. Khizhnyakov V.M. Memoirs of a zemstvo figure. Petrograd: lights, 1916. 251 p.
2. Witte S.Y. Autocracy and the Zemstvo: a confidential note by the Minister of Finance, State Secretary S.Y. Witte (1899). Stuttgart: I.H.W. Dietz nachf., 1901. 212 p.
3. Petrunkevich I.I. From the notes of a public figure: memoirs / edited by A.A. Kize-vetter // Archive of the Russian Revolution, published by I.V. Hessen: in 22 vol. Vol. 21. Berlin: Slovo (B.), 1934. 467 p.4. Shipov D.N. Memories and Thoughts About the Experience. M.: Publishing house of M. and S. Sabashnikov, 1918. 592 p.
