CC BY
123
НАРОДЫ КАВКАЗА. ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
УДК 316.334.52+801.311
ИДЕНТИЧНОСТЬ И ПАМЯТЬ В ТОПОНИМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКЕ ЧЕЧНИ
В.Х. Тхакахов
DOI 10.18522/2072-0181-2019-98-2-40-49
Настоящая статья продолжает серию исследований, посвященных процессу топонимического передела идентичности и памяти в столицах Северного Кавказа [1-3]. Наиболее наглядно топонимическая политика, связанная с идентичностью и памятью, проявилась в Чеченской республике. Попытаемся выявить специфику и механизм реализации данных процессов в столице Чеченской республики.
Драматическая и даже трагическая судьба постсоветского Грозного раннего периода общеизвестна. Две военные кампании, тотальные разрушения, уничтожение материальной культуры и памяти о довоенном Грозном, массовая гибель и исход гражданского населения, ликвидация поликультурного городского сообщества - неполный список несчастий, постигший столицу Чечни. Отсюда поствоенная стратегия и повестка беспрецедентного по масштабам и времени восстановления и нового урбанистического созидания как результат деятельности новой чеченской элиты. Визуальная картина нового Грозного, конечно, поражает воображение. Соответственно, исследователь обязан наряду с различными факторами учитывать и изменившийся урбанистический контекст. Кроме того, при изучении процесса топонимического передела идентичности и памяти в столицах СКФО целесообразнее, на наш взгляд, научное внимание перенести с анализа представлений агентов конструирования на их социальные практики.
Тхакахов Валерий Хазраилович - доктор социологических наук, профессор кафедры теории и истории социологии Санкт-Петербургского государственного университета, 191124, г. Санкт-Петербург, ул. Смольного, 1/3, 9-й подъезд, e-mail: atalik7@yandex.ru, т. 8(812)3241270, доб. 6938.
Именно последние («что они делают, а не что они говорят и думают») являются основным индикатором изменений урбанонимов или же, наоборот, показателем отсутствия таковых. Хотя, безусловно, полностью игнорировать интеллектуальные размышления и концептуальный задел по рассматриваемому вопросу нельзя. И с точки зрения инструментальной - интерпретация результатов топонимической политики; и с точки зрения социальной - услышать голоса других участников передела. Теоретические подходы, которые сводили идентичность и память к явлениям индивидуального порядка и выступали против их гипостазирования, утратили свой приоритет и превосходство в аргументации. Все большее значение и влияние приобретают направления, которые соотносят данные понятия с коллективами, группами, сообществами, странами [4-10].
Идентичность и память «держат» место; сохраняют его от распада, запустения и исхода населяющих его людей и сообществ. В эпоху глобализации пространство потоков пытается поглотить пространство мест, сделать его незначащим не-местом, лишенным смыслов. «Сообщества (или те, кто ими руководит), как и примыкающие к ним индивиды, нуждаются в том, чтобы одновременно сохранять и идентичность, и связь с другими. Для этого они конструируют символы, составляющие общую идентичность (всей группы целиком), частную идентичность (группы или индивида по отношению к другим)
Valeriy Thakakhov - St.-Petersburg State University, 1/3 Smolny Street, St.-Petersburg, 191124, e-mail: atalik7@ yandex.ru, tel. +7(812)3241270, ext. 6938.
и единичную идентичность (индивида или группы - в тех отношениях, в которых они не похожи ни на одну другую группу или ни на одного другого индивида)» [11, с. 57]. Для реализации данных потребностей индивиды и группы обустраивают пространство - антропологическое место, которое «является смыслообразующим принципом для тех, кто его населяет...» [11, с. 58]. Антропология мест(а) это места идентичности, истории и отношений. А городская топонимика в виде определенного корпуса урбанонимов, как нам представляется, - это символическая форма обустройства и закрепления в городском пространстве социальных практик по конструированию и деконструкции идентичности и памяти. Один из ключевых структурных элементов формирования урбанонимов - антропонимический. Идеология и политика идентичности отбирают и закрепляют корпус имен-символов в городском пространстве. Социальную науку интересует механизм, смыслы и результаты данного отбора, посредством которого трансформируется или же, наоборот, консервируется символическая карта города. В структуре memory studies уже разработаны теоретико-методологические основания изучения проблемы «взрывного» подъема интереса к памяти и идентичности , которые характерны для различных стран и обществ, независимо от типа и характера их развития. Пионерские исследования М. Хальбвакса [4, 5] достаточно долго ждали своих последователей, критиков и дальнейших уточнений. Социальный контекст и совокупность причин начали складываться только во второй половине XX в., а в ряде случаев и к концу тысячелетия. Вторая группа факторов, которые обусловили идентификационный и мемориальный «повороты», связана с интеллектуальными трансформациями и переосмыслениями в социальных и гуманитарных науках в указанный период. Одна из ключевых причин расцвета памяти, по мнению П. Нора, связана с процессом «демократизации» истории. «Под этим подразумевается мощное движение освобождения и эмансипации народов, этносов, групп и даже отдельных личностей в современном мире. Речь идет о быстром возникновении памяти меньшинств, для которых отвоевание собственного прошлого является необходимой составляющей утверждения собственной идентичности [7, с. 205]. Согласно логике П. Нора, появление, легитимация памяти меньшинств осуществляется посредством трех типов деколонизации: всемирной, внутренней, (в классических западных обществах) и идеологиче ской
(характерно для России, Восточной Европы, балканских стран, Латинской Америки и Африки [7, с. 205-206]. В третьем случае народы, освободившиеся от гнета тоталитарных режимов XX в., получают возможность обратиться к своей традиционной памяти, которая была отобрана, разрушена или искажена. В итоге морфология новой памяти основывается на: а) резком подъеме мемориальных мероприятий; и б) демонополизации власти историка анализировать и интерпретировать прошлое. «Он делит эту роль с судьей, свидетелем, средствами массовой информации и законодателем» [7, с. 208]. Наряду с понятиями идентичности и памяти существует еще одно, которое зачастую оказывается в тени анализа, особенно, когда исследование касается урбанпространств. Речь идет о политической составляющей городов - столиц национальных государств и регионов - в преобразовании столичных городских пространств. В социальной науке, наверное, только И. Терборн настаивает на необходимости учета роли столиц как политических и символических центров в увязке идентичностью [12, 13]. Столичные города, как известно, - узловые центры концентрации разнообразных ресурсов и капиталов, обеспечивающих функционирование пространства мест. Здесь формулируются и принимаются политические решения и проекты по их символическому обустройству и, в частности, по производству различий. Даже в тех случаях, когда административная власть столиц (региональная, муниципальная) индифферентна к поддержке местной идентичности и памяти, остается культурная элита, которая инструментально и эмоционально заинтересована в локальных символических практиках. В более активных регионах и городах политическая элита, как правило, возглавляет процесс символического обустройства мест.
Топонимический передел постсоветского периода проявился в отказе от единой матрицы урбанонимов и от централизованного механизма ее распространения и закрепления. В условиях распавшейся и заново не сформированной федеральной повестки городской топонимики регионы и города вынужденно и инициативно пошли своим путем в деле обустройства символики мест.
В этой связи, с нормативно-юридической точки зрения, топонимическая политика в Чечне опирается на федеральное законодательство (в частности, на федеральный закон «О наименованиях географических объектов») и на местные нормативные акты. Специальное Положе-
ние, принятое Грозненской городской думой в 2017 г., определяет общий порядок трансформации топонимики в столице республики. Для целей нашего исследования необходимо обратить внимание на ряд особенностей данного нормативного акта, который его отличает от аналогов в других столицах СКФО. В грозненском Положении (п. 2.2) указывается: «Присвоение наименований (переименований) объектам... новейшей истории, может производиться независимо от времени прошедшего со дня события».* Иначе говоря, здесь отсутствует временной регламент в виде ставшего стандартным в подобных документах ограничения начала ме-мориализации сроком в десять лет. Именно на последний любят ссылаться власти и экспертное сообщество в других регионах при рассмотрении топонимических изменений. Кроме того, отсутствуют эмпирические доказательства того, в течение какого срока та или иная персона, событие могут претендовать на мемориализацию. А. Ассман обращает внимание на два основных обстоятельства, обусловивших перемещение идентичности и памяти с периферии в центральный дискурс и в сферу политики: а) изменения в западной концепции времени, которые проявились в восьмидесятые годы XX в. и б) формирование новой структуры исторической политики. Первые сопровождались «имплементацией трех категорий, которые отсутствовали в теории модернизации и которые стали ключевыми в наших представлениях о мире и об истории: культура, идентичность и память» [10, с. 230]. Данные понятия практически игнорировались и теорией компенсации, и другими подходами, которые основывались на научных стратегиях разрыва с прошлым, с памятью, с традициями и обычаями доиндустриального общества. Во втором случае имеется в виду основная характеристика исторической политики, которую А. Ассман определяет как «две несовместимые тенденции» [10, с. 246]. Одна из них связана с политикой самоутверждения. По сути, это продолжение процесса позитивного конструирования националь-
* Об утверждении положения о порядке наименования (переименования) улиц, площадей, скверов, парков, муниципальных учреждений и установления (демонтажа) памятников, бюстов, стел и мемориальных досок (памятных знаков) в городе Грозном. Грозненская городская дума. Решение от 21 сентября 2017 года № 15. Приложение к Решению [Электронный ресурс]URL: //https: //www. docs.cutd.ru/document/1450382267/ (дата обращения 23.01.2019).
ной идентичности в духе и логике XIX в., когда на передний план идентификационных стратегий была выдвинута парадигма героики и чести. «Национальная память всегда имеет склонность сводить историю к приемлемым историческим эпизодам, которые мифологически возвеличиваются» [там же]. Вторая тенденция сформировалась на базе политики покаяния. «Здесь идет речь о таких конструкциях национальной памяти, которые допускают признание собственных преступлений; принятие ответственности за них позволяет интегрировать в национальную память и негативные эпизоды своей истории. Такое признание жертв собственной истории является абсолютной новацией» [10, с. 247].
На данном этапе общественного развития России доминирует первая тенденция, как на общероссийском, так и на региональном уровнях. Что касается второй тенденции, то политика покаяния, является периферийной, она встроена в местную культурную память в качестве внешнего феномена. Отсюда покаяние требуется от источников преступлений, от тех, кто нанес социальную и культурную травму различным поколениям народа, которая не угасает с течением времени. Эти травматические даты ежегодно, начиная с постсоветских времен, отмечаются в Чечне, в Грозном (например, памятные мероприятия, связанные с депортацией чеченского народа в 1944 г.). Парадигма героики и чести вкупе со сконструированной историей достижений конкретного титульного этноса - современная повестка нациестроительства в Чечне. При этом следует отметить специфику чеченского проекта исторической политики и мемориализации. Ключевая идея и смысл задуманного - создавать и придерживаться стратегии единой истории вайнахов: отечественной и зарубежной, дореволюционной, советской и постсоветской. Налицо явное стремление поддерживать практики примирения с прошлым, особенно с тем, которое советская история и историки табуировали или же подвергали исключениям. Из милитарной полузабытой истории - это участие вайнахов в Первой мировой войне в составе Дикой дивизии, а до этого - в Кавказской войне и в имамате Шамиля. Индивидуальная милитарная мемори-ализация охватывает и героев-мятежников и героев-мстителей досоветского периода - лидеры восстаний, абреки и т.п. Сюда же политика идентичности включает воинов чести, храбрости и славы (герои Первой и Второй мировых войн, а также военных, чеченцев по происхождению из зарубежных стран). Забвение пошагово запол-
няется памятью о тех, кто воевал за Родину -Россию, Чечню, землю своих предков, землю и родину других стран (мухаджиры). Их имена увековечены в урбанонимах Грозного и включены в тексты научного и образовательного процессов [14].
Современная топонимическая политика Чечни, проводимая местной политической и культурной элитой, развивается в четырех ключевых направлениях. Первое, основное, ориентировано на внутреннее пространство чеченских поселений - городских и сельских. Вторая половина двухтысячных поворотный пункт в топонимическом переделе символического пространства Грозного. У процесса восстановления и нового изобретения чеченской символики есть свой общий контекст: социально-демографический, политический, идеологический и социокультурный. Чеченская столица поэтапно избавляется от экзогенных символов советской и коммунистической идентичности: а) от годо-нимов с именами идеологов международной пролетарской революции (К. Маркс, В. Ленин, К. Цеткин, Р. Люксембург и др.); б) от урбано-нимов, связанных с идеологией и практикой русской революции и Гражданской войны (Киров, Тухачевский, Маяковский и др.); в) от трудовой символики советского периода (ул. Стахановцев, ул. Рабочая и т.п.).
Идет процесс минимизации русской (славянской) символики, напрямую не связанной с историей и культурой Чечни. В результате топонимического передела, который еще продолжается, структура урбанпространства современного послевоенного Грозного включает:
1) этнокультурные мемориальные урба-нонимы - светские и религиозные. Они представляют собой сконструированный пантеон героев Чечни (военной, религиозной и гражданской истории), память о которых закрепляется в городском пространстве и которая одновременно входит в актуальную культуру и образовательный процесс республики;
Мемориализация городского пространства Грозного включает и сакральные ценности вайнахов. В отличие от других столиц СКФО здесь открыто и активно формируется единство, симбиоз светского и религиозного в городской архитектуре, антропологии, урбанизме и топонимике. Особое значение в процессе топонимического обновления придается двум ключевым духовным источникам чеченцев - учениям та-рикатов кадирийя и накшбандийя. Память о подвижниках - учителях и их потомках, сохранив-
ших веру и религиозные практики закрепляется в топонимическом пространстве. В Грозном появились проспекты и улицы, названные в честь шейхов - Кунта-Хаджи Кишиева, Дени Арса-нова, Али Митаева и их близких родственников. Например, в 2010 г. ряд центральных улиц Грозного (всего 13) был переименован в честь Кунта Хаджи Кишиева (основателя чеченского вирда тариката кадирийя) и членов его семьи и родственников по специальному Указу Главы ЧР (№165 от 11.08.2010). Другая часть улиц в Октябрьском районе г. Грозного в этом же году также были переименованы в честь потомков и родственников Шейха Али Митаева (всего 6).* Из мемориального пантеона героев прошлого в городскую топонимику попали Дадин Айбика, имам Шамиль, А. Авторханов. Мемориализация затронула и политических лидеров современной Чечни (А.-Х. Кадыров, Д.-В. Абдурахманов).
2) региональные - внутрикавказские ур-банонимы. Современный Грозный по-прежнему сохраняет традицию поддержания обменов с северокавказскими столицами. Здесь, как и раньше, можно встретить улицы Кабардинская, Калмыкская, Махачкалинская, Нальчикская и др.
3) общефедеральные:
- классическое культурное наследие России (А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, А.С. Грибоедов, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов);
- научно-технические достижения России, которыми до сих пор гордятся народы страны (Ю. Гагарин, А. Николаев, В. Терешкова, Г. Титов, П. Попович);
- постсоветские политические и военные символы (В.В. Путин, Г.Н. Трошев, А.Г. Угрю-мов) [1, с. 21].
Второе направление распространяется на соседние субъекты СКФО. Третья направленность топонимического интереса властей Чечни - это крупнейшие города страны, в первую очередь, мегаполисы (Москва и Санкт-Петербург). Четвертая ориентация в мемориа-лизации чеченских символов охватывает ряд зарубежных стран. Центром персональной ме-мориализации в рамках городских и иных пространств является конструирование памяти, связанной с жизнью и деятельностью первого президента ЧР А.-Х.Кадырова. За пределами Чечни
* Переименованные улицы города // Паспорт города Грозного. Грозный, 2014 [Электронный ресурс]. URL: https: //grozmer.ru/uploud/docs/passport-goroda-2014-doc 57358c4dc486c1463127117 (дата обращения 17.03.2019).
данную мемориализацию уже можно встретить: 1) в СКФО - в Дагестане, в Ингушетии, в Кабардино-Балкарии, в Карачаево-Черкессии; в РСО-Алании; 2) в российских мегаполисах - Москве и Санкт-Петербурге; 3) за рубежом - в Израиле (улица и мечеть в п. Абу-Гош, 2011 - 2014 гг., населенный этническими чеченцами с арабизи-рованной идентичностью); в Иордании парк назван в честь А.-Х. Кадырова; в Турции (одна из центральных улиц г. Сивас).*
В отличие от подавляющего большинства регионов, пересматривающих свои урбанонимы, а с ними и свою идентичность, чеченская модель трансформации тесно связана с обустройством городской среды. Это можно назвать своеобразным «пакетным» урбанизмом, когда переименование и новые наименования годонимов сопровождаются реализацией инфраструктурных проектов в городах (Грозный, Гудермес, Шали). Меняются не просто таблички на домах, площадях, скверах, но и сами городские объекты модернизируются. Прокладываются новые коммуникации, асфальтируются дороги, облагораживается ландшафт, возводятся новые жилые, деловые и сакральные сооружения. В первую очередь это происходит при трансформации ключевых городских топонимов. С социологической точки зрения речь идет о том, что символический капитал новых названий/переименований в понимании агентов переустройства и мемориализации не может соседствовать, находиться в зонах городского запустения, обветшалости, отсталости, где господствовала старая советская эстетика городской среды.Особенно это касается новых символов чеченской идентичности.
С трансформацией топонимики одновременно запускаются процессы урбанистических преобразований в Чечне. Недавнему переименованию в Грозном улицы Интернациональная в улицу Санкт-Петербургскую предшествовала основательная реконструкция. Перед визитом официальной делегации с берегов Невы мэрия Грозного обновила фасады домов на улице; были установлены новые бордюры; тротуарную плитку заменили на брусчатку; было проведено масштабное озеленение и освещение
* Объекты, названные в честь Ахмата Кадырова 16 июня 2016 г. [Электронный ресурс]. URL: // https://ria.ru/spravka/2016 06 16/1448710944.htm/html (дата обращения 03.05.2018).
улицы и т.п.* Для современных властей региона данная стратегия является уже стандартной. Поэтому при топонимических экспансиях за пределы республики экспортируется и часть чеченского урбанизма.
Те, кто внимательно следит за спецификой и трендами чеченского урбанизма, не могут не обратить внимания на его ключевые особенности. Во-первых, это новое, нехарактерное для предшествующего периода отношение к городскому пространству, которое определенным образом зонируется и одновременно репрезентируется как некое единство светского и сакрально-религиозного. Во-вторых, это ориентация на современные императивы общества потребления, но с чеченским уклоном. Визуально прослеживается модернизация и количественная урбанизация поселений (от тотального благоустройства до создания современной инфраструктуры). В-третьих, для чеченского урбанизма характерна новая антропология жизни.
В-четвертых, в чеченских поселениях, особенно в городах (и визуально и с точки зрения смыслов) можно наблюдать разделение между экономической и культурной идентичностью региона. В первом случае чеченская идентичность встроена и сопрягается с экономической логикой современного российского капитализма. Практически все внешние атрибуты и общества потребления и инфраструктуры предпринимательства в городских пространствах присутствуют. Доминирует, как и в других регионах, сфера торговли. Правда, имеет место и ключевое отличие. Максимально минимизирован или сведен к нулю оборот алкоголя и других неодобряемых продуктов потребления, так как это противоречит религиозной и спортивной идентичности чеченцев.
Современная чеченская идентичность, на наш взгляд, рассматриваемая не как интеллектуальный проект, а как социальная практика, имеет базовые основания, некое ядро, вокруг которых идет процесс конструирования. Ключевых составных частей три:
- милитарная (военная);
- религиозная;
- спортивная.
Все они взаимосвязаны, дополняют друг друга и выражают дух современной сопринадлежности нохчо.
* Одна из центральных улиц Грозного переименована в часть Санкт-Петербурга. 04 августа 2017 г. [Электронный ресурс]. URL://https://www. kavkaz-uzel.eu/articles/307195/ (дата обращения 17.02.2019).
Милитарная идентичность («Путь воина»), с одной стороны, это наследие и память о традициях военного искусства вайнахов; это опыт постсоветских военных конфликтов; одно из направлений в этнокультурном разделении труда («умение воевать»). С другой стороны, это современная реальность Чечни, в которой до сих пор имеется немалое количество мужчин, имеющих навыки ведения боевых действий и сформировавшийся соответствующий габитус. Милитарная идентичность - высоко престижная, значимая и чтимая в чеченском обществе форма сопринадлежности. Также следует отметить, что Чечня располагает высокоподготовлен-ными и мотивированными воинскими подразделениями, входящими в состав МО и Росгвардии. Герои войн и будней увековечиваются в урбан-пространстве Грозного и других городов Чечни. Б. Беноевский, А. Шерипов, М.В. и С.В.Висаитовы, З. Харачоевский, А.-Х. Кадыров, А. Арслан (иорданский генерал чеченского происхождения).
Топонимическая политика Чечни откликается и на мировые, значимые с точки зрения элиты, события. В этом ее отличие от других субъектов СКФО, которые сконцентрированы на внутренней местной повестке. Относительно недавно один из проспектов (имени Кирова) в Грозном был переименован в честь великого американского боксера Мохаммеда Али. Для чеченской идентичности, как нам представляется, это важное смыслообразующее событие. Чеченская идентичность культивирует дух здорового соперничества, стремления к успеху, терпимость к этнорасовому разнообразию и приверженность к религиозному выбору предков. В данном контексте Мохаммед Али - символ человека и личности, которая добилась, несмотря на различные препятствия, всемирной известности и славы, ставшая примером для этнорасовых меньшинств в стратегиях и траекториях социальной мобильности.
Исламская идентичность М. Али - другой ключевой фактор для его мемориализации в столице Чечни. Решение об увековечивании памяти великого спортсмена было принято. 4 июня 2016 г. главой ЧР Р.А. Кадыровым и реализовано мэрией Грозного в кратчайшие сроки. На одном из домов нового проспекта была установлена мемориальная доска следующего содержания: «Мохаммед Али 1942-2016 гг. «Я больше мусульманин, чем боксер». Абсолютный чемпион мира по боксу, легенда мирового спорта, Мохам-
мед Али - величайший спортсмен всех времен и народов, символ воли, мужества и силы».*
Совершенно очевидно, что символический капитал советских урбанонимов, связанных с политическими деятелями раннего социализма, в столице республики максимально обесценился; он не имеет прежнего веса, значения и не является соразмерным эквивалентом в практиках обмена. В данном случае значимость памяти о М. Али подавляюще перевешивает, ставшей уже давно мифологической память о С.М. Кирове. Несмотря на это, в различных регионах страны до сих пор воспроизводится символика памяти данного периода, воплощенная в топонимах населенных пунктов, областей, годонимах и хоро-нимах. Социальная дистанция, установившаяся в поле социальных обменов, дифференцирует мемориальные символы на социально близкие и социально чуждые («далекие»). Процесс освобождения от последних тем легче, чем ниже уровень их символической капитализации в структуре современной идентичности и памяти, а также веса и авторитета социальных групп, которые могли бы потенциально ускорить или же, наоборот, затормозить процесс топонимического передела. В Чечне топонимический передел идет более интенсивно, чем в других субъектах СКФО. Здесь отсутствуют социальные группы, которые бы могли настаивать на сохранении данного корпуса урбанонимов.
Спортивная идентичность Чечни в широком смысле включает в себя не только спорт высоких достижений, но и различные практики здорового образа жизни. Основной агент последнего - политическое руководство республики, которое личным примером демонстрирует, особенно для молодежи, ценность поддержания гармонии духа и тела (ежедневная гимнастика, чистота тела и одежды, пробежки, отказ от вредных привычек, культивирование позитивных чувств и эмоций и т.п.). Например, в республике чеченские лидеры (Р. Кадыров) практикуют демонстрационные пробежки, мото- и велопробеги по различным населенным пунктам с целью популяризации альтернативного образа жизни. Широко культивируется бесплатная раздача велосипедов (десятками и сотнями) детям и подросткам в городах и селах Чечни. Мемориализа-ция в разной степени известности спортсменов
* Проспект 2016 - Проспект имени Мохаммеда Али появился в Грозном. 09 июня 2016 г.//ЦК^// www.gшzmerru(pшspect-imem-mohammeda-aH-poja-vilsja-.html (дата обращения 20.02.2019).
в структуре чеченских урбанонимов не зависит напрямую ни от расы, ни от этничности, ни от иных форм различий. Отметим, что спортивная идентичность Чечни имеет некое доминирующее ядро. Речь идет о предпочтениях и практике культивирования наиболее значимых в мире спорта единоборств (дзюдо, самбо, бокс, борьба и бои без правил, по версиям ОТС, ММА и др.).
Современная религиозная идентичность чеченцев - это те ценности веры и религиозные практики, которым они следуют. Это та инфраструктура культа, которая обеспечивает воспроизводство религии ислама в духе двух ключевых тарикатов - кадирийя и накшбандия, а также различных вирдов, укорененных в республике. Религиозная идентичность Чечни - это сопринадлежность к исламской общине, к ее обычаям, традициям и ритуалам. Память об атеистической, безбожной истории Грозного и других городов Чечни предана забвению и вытеснена за пределы городского пространства и городских практик. В Чечне поствоенного периода была восстановлена, а по большей части, заново создана религиозная инфраструктура, которая была фактически разрушена в советское время, а также пострадала в ходе двух военных компаний.
Политическая элита Чечни, будучи выходцами и духовными приверженцами основных та-рикатов, выступила главным агентом утверждения новой идентичности и памяти в поселениях республики.
Политическая элита Чечни, как отмечалось выше, проводит активную внешнюю топонимическую политику внутри СКФО и за его пределами. В первом случае топонимическая стратегия ориентирована на поддержание традиции обмена урбанонимами между субъектами Северного Кавказа. С теми, кто сознательно поддерживает внутрикавказскую солидарность и идентичность. В качестве новации следует выделить складывающуюся социальную практику по современному обустройству чеченских топонимических объектов в городах СКФО и за его пределами (Нальчик, Москва). Площади, проспекты, улицы, скверы модернизируются в соответствии с новыми урбанистическими проектами и «вайнахским стилем». Лидеры Чечни придерживаются определенной модели городского дизайна, сочетающего практику обновления ландшафта, зданий, улиц, тротуаров и площадей. Например, в Нальчике улица Чеченская в микрорайоне «Искож» была переименована в улицу имени А.-Х. Кадырова и через определенное время приобрела совершенно иной облик.
Изначально микрорайон позиционировался среди горожан как непрестижный, рабочий район с «хрущовками», «панельками» и с советским индустриальным неухоженным урбанизмом. Здесь отсутствовала современная инфраструктура, а новое строительство практически не велось.
Переименование радикально преобразило бывшую улицу Чеченскую, а вновь обустроенный сквер со средневековой стилизованной вай-нахской башней и фонтаном стал центром притяжения жителей всей улицы.
С социологической точки зрения можно утверждать, что были созданы социальная ситуация и процесс о котором в свое время писала американская урбанистка Дж. Джекобс: социальное использование улиц и тротуаров [15]. Чеченский урбанизм способствовал формированию на улице имени А.-Х. Кадырова условияй для публичного пространства в новой материальной и символической форме. Открылась новая социальная история улицы и тротуаров.
Другая топонимическая стратегия направлена на значимые федеральные пространства в ключевых городах страны, в первую очередь, в Москве и Санкт-Петербурге. После трагической гибели А.-Х. Кадырова в 2004 г. по специальному распоряжению президента России В.В. Путина московским властям рекомендовали увековечить память о первом президенте ЧР. Таким образом, одноименная улица появилась в столице РФ в районе Южное Бутово (2004). Через шесть лет здесь при финансовой поддержке общественного фонда А.-Х. Кадырова был возведен и открыт Мемориальный парковый комплекс, а расположенные вблизи дома и детские площадки были заново благоустроены и облагорожены.* Соответственно, данная часть Южного Бутово приобрела постсоветский облик, пространство было гуманизировано, доступно для отдыха, общения, пеших прогулок. По сути, дела чеченские власти инициировали процесс реализации важнейшего урбанистического проекта Я. Гейла «Города для людей» [16], давно осуществленного в западноевропейских странах и в просвещенных монархиях Персидского залива.
Особая история с попыткой мемориализа-ции значимых чеченских символов в Санкт-Петербурге. В отличие от Москвы, в Санкт-Петер-
* Лебедева Е. Почему улица Кадырова одна из самых чистых в Москве // Комсомольская правда. 11.09.2010 [Электронный ресурс]. URL: //https:// www.msk.Kp.ru/daily/e4556/731571/ (дата обращения 10.03.2018).
бурге данный процесс неожиданно столкнулся с совокупностью препятствий и ограничений, в рамках которых топонимическая политика властей и общественных городских активистов, в том числе оппозиционно настроенных, совпала. Традиционные при мемориализации урбанонимы (площади, скверы, проспекты, улицы) были выведены из сферы рассмотрения и практической трансформации. Власти города для увековечивания памяти о Герое России А.-Х. Кадырове предложили в его честь назвать периферийный транспортный объект в виде моста в Красносельском районе. Параллельно часть городских активистов развернула акции протестов и мобилизацию противников чеченской мемориализации. При этом основных аргументов, обосновывающих правомерность и необходимость отклонения мемориализации, было всего два:
- А.-Х. Кадыров не принимал участие в жизни СПб, не жил и не работал в городе (Г. Полтавченко - экс-губернатор Санкт-Петербурга);
- Горожане против (позиция была выявлена на основании нерепрезентативного интернет опроса на сайте «Фонтанка.ру».*
Вряд ли первый аргумент можно считать релевантным, убедительным и научным. Во-первых, Санкт-Петербург это бывшая столица Российской империи (город для всех), а ныне он имеет федеральный статус, предполагающий перманентную реализацию не локальной, а общенациональной федеральной повестки дня. Во-вторых, статистическое, социологическое и политическое изучение карты города позволяет выявить значимое количество урбанони-мов - символов, которые прямого отношения к Санкт-Петербургу не имеют. Однако с помощью подобной стратегии (симбиоз общероссийской/ общесоветской и локальной символики) Санкт-Петербург оставался частью общенациональной, а не региональной идентичности. В городе, например, до сих пор насчитывается тринадцать расположенных рядом Красноармейских улиц и десять Советских. Немало улиц, названных в честь известных революционеров, военных, политических и общественных деятелей страны и иностранных граждан напрямую не связанных с городом (улицы Щорса, Белы Куна, Жака Дюкло, Сикейроса, Талалихина, Матросова, Ватутина,
* Арсеньев А. В Санкт-Петербурге отказались называть улицу имени Ахмата Кадырова//Коммер-сант.23.01.2015// URL: https://www.kommersant.ru/ doc/2653452/ (дата обращения 03.05.2018).
Карла Либкнехта, Т. Костюшко, капитана Воронина и др.). В-третьих, сторонникам локализ-ма, оценивающим вклад местных, «коренных» и приезжих (неродившихся в Санкт-Петербурге/ Ленинграде) в различные сферы жизни города на протяжении его истории, в своих действиях следует учитывать существующую статистику и результаты научных исследований. По подсчетам А.Д. Марголиса, изучавшего места рождения знаменитых петербуржцев, которым установлены мемориальные доски, только 22,8 % таковых родились в Санкт-Петербурге [17, с. 97]. Остальные представляют все ключевые регионы России, ближнее и дальнее зарубежье. Как полагает А.Д. Марголис, «именно «чужие», родившиеся и прошедшие первую фазу социализации за пределами Петербурга, а вовсе не «коренные» (потомственные) петербуржцы, роль которых несколько преувеличена, оказывали определяющее влияние на формирование петербургского менталитета, типичных черт петербургской интеллигенции» [17, с. 96].
Таким образом, анализ показал, что процессы топонимического передела идентичности и памяти в Чечне, реализуемые в рамках определенной топонимической политики, еще далеки до своего завершения. Потребуются усилия представителей различных социальных и гуманитарных наук, чтобы углубить наши познания в этой малоисследованной области. Тем не менее, автор, не претендуя на исчерпывающий анализ по заявленной проблематике, считает целесообразным утверждать следующее.
1. Источники современной городской топонимики в Чечне базируются:
- на капитале единой истории вайнахов, традиционной культуре и суфийских ценностях;
- на географической топонимии Чечни;
- на культурно-исторической принадлежности к Кавказу;
- на сопринадлежности к общероссийскому культурно-цивилизационному пространству.
2. Для современной топонимической политики Чечни характерны как деконструкция (десоветизация, деатеизация, деколонизация), так и новое символическое обустройство пространства мест в регионе, в том числе и в урба-нонимах (новые места памяти, десекуляризация, «пакетный» урбанизм). Явно проявляется тесная связь между изменениями в городской топонимике и конструированием новой чеченской идентичности и памяти.
3. В отличие от других субъектов СКФО, основной агент топонимической политики Чеч-
ни - это ее правящий класс - основной разработчик и менеджер проекта, связанного с созданием современной чеченской идентичности и памяти. Основной политический результат социальных практик по топонимической трансформации -установление символического господства в пространстве чеченской столицы.
4. Современная топонимическая политика Чечни развивается в четырех основных направлениях: внутричеченском, северокавказском, общероссийском и зарубежном. В этом ее коренное отличие как от субъектов СКФО, так и других регионов, которые сконцентрированы преимущественно на локальной топонимической повестке. Экстерриториальный проект -попытка восстановить федеральную матрицу в структуре урбанонимов.
5. Культурная география чеченской идентичности и памяти, воплощаемая в урбанони-мах, опирается на четыре ключевых основаниях:
- локальные этнокультурные мемориальные топонимы - светские и религиозные (как принадлежность к вайнахскому сообществу);
- региональные - внутрикавказская топонимическая символика (как принадлежность к Кавказу);
- общероссийские компоненты: культурное наследие - литературное; научно-технические достижения - преимущественно в сфере освоения космоса (как сопринадлежность к стране) и постсоветские политические и военные символы (как сопринадлежность к государству).
- зарубежный антропонимикон (как сопринадлежность миру).
ЛИТЕРАТУРА
1. Тхакахов В.Х. Карта города: символическая трансформация пространства на Северном Кавказе // Социологические исследования. 2017. № 5. С. 17-25.
2. Тхакахов В.Х. Идентичность и память в урба-нонимах Магаса // Общество. Среда. Развитие. 2018. № 3. С. 62-67.
3. Тхакахов В.Х. Топонимическая трансформация идентичности и памяти в КБР: Нальчик // Научная мысль Кавказа. 2018. № 4. С. 73-80.
4. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3. С. 8-27.
5. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. М.: Новое издательство, 2007. 343 с.
6. Нора П. Проблематика мест памяти // Франция -память. Пер. с фр. - СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1999. С. 17-50.
7. Нора П. Всемирное торжество памяти // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3. С. 202-208.
8. Ассман А. Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика / Пер. с нем. М.: НЛО, 2014. 328 с.
9. Ассман А. Новое недовольство мемориальной культурой / Пер. с нем. М.: НЛО, 2016. 232 с.
10. Ассман А. Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима модерна / Пер. с нем. - М.: Новое литературное обозрение,2017. 272 с. С. 230. С. 246. С. 247.
11. Оже М. Не-места. Введение в антропологию гипермодерна / Пер. с фр. М.: НЛО, 2017. 136 с. С. 57-58.
12. Терборн Й. Как понять города: современный кризис и идея городов без государства // Журнал социологии и социальной антропологии. 2013. Т. XVI. № 1 (66). С. 20-40.
13. Therborn, G. Cities of Power: The Urban, The National, The Popular, The Global. London: Verso, 2017.
14. История Чечни с древнейших времен до наших дней: В 2 т. Т 2: История Чечни XX и начала XXI веков / Хасбулатов А.И. и др. Грозный: Книжное изд-во, 2008. 830 с.
15. Джекобс Д. Смерть и жизнь больших американских городов: Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2011. 460 с. С. 68-100.
16. Гейл Я. Города для людей / Пер. с англ. А. Токто-нова. М.: Концерн «Крот», 2012. 276 с.
17. Марголис А.Д. Феномен «коренного» петербуржца: мифы и реальность // Город и горожане в России XX века: Мат-лы российско-французского семинара. Санкт-Петербург, 28-29 сентября 2000 г. Спб.: «Контрфорс», 2001. С. 92-100.
REFERENCES
1. Thakahov V.Kh. Sotsiologicheskie Issledovaniia, 2017, no. 5, pp. 17-25.
2. Thakahov V.Kh. Obshchestvo. Sreda. Razvitie, 2018, no. 3, pp. 62-67.
3. Thakahov VKh. Nauchnaia mysl' Kavkaza, 2018, no. 4, pp. 73-80
4. Halbwachs M. Neprikosnovennyy zapas, 2005, no. 2-3, pp. 8-27.
5. Halbwachs M. Sotsial'nye ramki pamyati [On collective memory]. Moscow, Novoe izdatel'stvo, 2007, 343 p.
6. Nora P. Problematika mest pamyati [Between Memory and History: places of memory]. In Frantsiya - pamyat' [France - memory]. St.-Pe-tersburg, St.-Petersburg Univ. Press, 1999, pp. 17-50.
7. Nora P. Neprikosnovennyy zapas, 2005, no. 2-3, pp. 202-208.
8. Assman A. Dlinnaya ten' proshlogo. Memorial'naya kul'tura i istoricheskaya politika [The long shadow of the past: memory, culture and memory politics]. Moscow, Novoe Literaturnoe Obozrenie, 2014, 328 p.
9. Assman A. Novoe nedovol'stvo memorial'noy kul'turoy [The new discontent with memorial culture]. Moscow, Novoe Literaturnoe Obozrenie, 2016, 232 p.
10. Assman A. Raspalas 'svyaz 'vremen? Vzlet ipadenie temporal'nogo rezhima moderna [Disintegration of the link of times? Rise and fall of a temporal modern regime]. Moscow, Novoe Literaturnoe Obozrenie, 2017, 272 p., pp. 230, 246, 247.
11. Augé M. Ne-mesta. Vvedenie v antropologiyu giper-moderna [Non-places: introduction to an anthropology of supermodernity]. Moscow, Novoe Literaturnoe Obozrenie, 2017, 136 p., pp. 57, 58.
12. Therborn G. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noy antrop-ologii, 2013, vol. XVI, no. 1, pp. 20-40.
13. Therborn, G. Cities of Power: The Urban, The National, The Popular, The Global. London, Verso, 2017.
14. Khasbulatov A.I. et al. Istoriya Chechni s drevnei-shikh vremen do nashikh dnei [History of Chech-
nya from ancient times to the present day]. In 2 vol. Vol. 2. History of Chechnya 20th and early of the 21st centuries. Grozny, Book publishing, 2006, 830 p.
15. Jacobs J. Smert' i zhizn' bol'shikh amerikanskikh gorodov [The Death and Life of Great American Cities]. Moscow, Novoe izdatel'stvo, 2011, 460 p., pp. 68-100.
16. Geyl Ya. Goroda dlya lyudey [Cities for people]. Transl. from Engliah A. Toktarov. Moscow, Concern «Krot», 2012, 276 p.
17. Margulis A.D. Fenomen «korennogo ' peterburzhtsa: mify i real'nost' [The phenomenon of "indigenous" resident of Saint Petersburg: myths and reality]. In: Gorod i gorozhane v Rossii XX veka: Materialy rossiisko-frantsuzskogo seminara [The city and citizens in Russia of the 20th century. Proc. Rus.-French. Seminar. St.-Peterburg, 28-29 September 2000]. St.-Petersburg, Kontrfors Publ., 2001, pp. 92-100.
9 июня 2019 г.
Исследование проведено при финансовой поддержке следующих организаций и грантов: Российский фонд фундаментальных исследований (проект 18-011-00832 «Трансформация урбанпро-странства в столицах Северного Кавказа: топонимический передел идентичности и памяти»).
УДК 9; 908
ВЛИЯНИЕ ОККУПАЦИИ И ЕЁ ПОСЛЕДСТВИЙ НА ДЕМОГРАФИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СТАВРОПОЛЬЯ В 1943-1944 гг.
Л.М. Сергиенко
DOI 10.18522/2072-0181-2019-98-2-49-53
Й;мографическая история СССР и го регионов периода Великой Оте-юственной войны находится сегод-ышенного научного интереса отечественных и зарубежных историков. Долгие десятилетия эта научная проблематика находилась под жёстким запретом со стороны советского государства, обусловленным демографическим провалом военных лет. Кроме идеологических причин, имели место и объективные затруднения в исследовании всех аспектов демографического развития в военные годы. Это, прежде всего, отсутствие статистического учёта на тех территориях страны, которые подверглись немецко-фашистской оккупации. Но даже в тех регионах Советского Союза, где не было окку-
Сергиенко Людмила Михайловна - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории, права и общественных дисциплин Филиала Ставропольского государственного педагогического института в г. Ессентуки, 357600, Ставропольский край, г. Ессентуки, ул. Долина Роз,7, e-mail: liudm.sergiencko@yandex.ru, т. 8 (87934)27071.
пантов, система ЗАГсовского учёта естественного движения населения не была качественной и всеохватывающей. Об этом свидетельствуют архивные материалы и к такому выводу приходят многие исследователи. В частности, В. Исупов в своей работе «Рождаемость населения России в 1939-1945 гг.» аргументировано констатирует, что, несмотря на тотальный охват загсовской сетью территории страны, полной фиксации демографических событий не было [1, с. 4].
Колоссальной проблемой для исследователей демографической истории является практически полное отсутствие статистических данных о естественном и механическом движении населения на оккупированных территориях. Система учёта населения в период Великой Отечествен-
Ludmila Sergienko - Branch Stavropol State Pedagogical Institute in Essentuki, 7 st. Rose Valley, Essentuki, Stavropol Region, 357600, e-mail: liudm.sergiencko@yandex.ru, tel. +7(87 934)27071.
