CC BY
164
М. Н. Киреев,
Белгородский государственный институт
искусств и культуры О. Н. Римская
Белгородский государственный институт
искусств и культуры
ИДЕИ Л. Н. ТОЛСТОГО О МОРАЛИ И ПРАВЕ
Авторы подчёркивают значимость литературно-философского наследия Л. Н. Толстого, которая огромна и с годами лишь возрастает, многие идеи великого писателя и мыслителя становятся очевиднее и приобретают особую актуальность. Воззрения Л. Н. Толстого на государство, общество и право не вписываются в традиционную парадигму правовых категорий, но именно его особое отношение к этим феноменам позволяет более глубоко понять особенности отечественной правовой ментальности, для которой значимо не тождество права и закона, а соотнесение права и правды. Здесь проявляется духовно-нравственный архетип русской национального характера в наибольшей полноте и силе.
Ключевые слова: мораль, право, русская ментальность, смысл жизни, Л. Н. Толстой.
M. N. Kireev,
Belgorod State Institute Arts and Culture
(Belgorod, Russia) O. N. Rimskaya Belgorod State Institute Arts and Culture
(Belgorod, Russia)
LEO TOLSTOY'S IDEAS ON LAW AND MORALITY
The authors emphasize the importance of literary and philosophical heritage of L. N. Tolstoy, which is huge and only grows over the years, many of the ideas of the great writer and thinker become more obvious and acquire special relevance. In the strict sense of L. N. Tolstoy on the state, society and law do not fit into the traditional paradigm of legal categories, but it is his special attitude to these phenomena allows a deeper understanding of the peculiarities of the domestic legal mentality, for which it is important not the identity of law and the law, and the correlation of law and truth. The spiritual and moral archetype of the Russian national character is manifested here in the greatest completeness and strength.
Keywords: morality, law, Russian mentality, meaning of life, L. N. Tolstoy.
DOI 10.22405/2304-4772-2018-1 -4-34-41
Все авторитетные историки русской философии указывали на своеобразие религиозно-философского мировоззрения Толстого, в контексте которого становятся более понятными и особенности его морально-правовых воззрений. Н. А. Бердяев, подчеркивая величие исканий Л. Н. Толстого, писал, что «в толстовской жажде абсолютного и максимального осуществления правды в жизни, в толстовском требовании до конца, всерьез принять христианство и реализовать его есть своеобразное величие» [1, с. 461]. В этих
словах раскрыта глубокая взаимосвязь правовых и моральных идей, характерных для Л. Н. Толстого.
В. В. Зеньковский в «Истории русской философии» назвал Л. Н. Толстого «страстным искателем правды и смысла жизни» [см.: 3]. Поэтому правовые воззрения Л. Н. Толстого следует рассматривать не изолированно, а в глубокой связанности с экзистенциальной проблематикой. При этом именно В. В. Зеньковский, давший высшую положительную оценку толстовским философским воззрениям, характеризует его взгляды («панморализм») в терминах «мистического и педагогического анархизма». И термин «анархизм», имеющий явно отрицательную коннотацию, становится спутником интерпретации идей Л. Н. Толстого.
Здесь необходимо сделать одно принципиально важное уточнение: все уничижительные характеристики Л. Н. Толстого в терминах «нигилизма», «морализма», «позитивизма» и т.д. не согласуются с его статусом всемирно признанного гения и великого писателя мирового уровня. Это говорит о том, что к личностям такого масштаба не применимы оценки из обыденного, тем более политического словаря. И для понимания его идей необходимо по возможности реконструировать целостную систему его воззрений, чтобы понять их «нигилистический» исток и сущность. Остановимся на некоторых с нашей точки зрения важных нравственно-метафизических идеях писателя, помогающих раскрыть его особе отношение к вопросам права.
При всем многообразии воззрений Л. Н. Толстого во всем его творчестве есть одно безусловное ядро, проходящее от начала до конца: это этические воззрения, которые нельзя понимать в рамках аристотелевской парадигмы этики, так как здесь речь идет о чем-то большем. Нам было дано фундаментальное нравственное учение, которое определило не только эстетическую, но и жизненную позицию писателя. Такой взгляд позволят более масштабно постичь глубину этических воззрений Л. Н. Толстого не как узкого «морализма», но как концептуальную философию морали, в основе которой лежит не дидактика, а метафизика самого зла. Именно метафизический характер зла, открывшийся Л. Н. Толстому в результате его творческой работы, порождает наиболее адекватную этой метафизике этику непротивления. Здесь корень специфики этого учения, распространяющегося на все, в том числе и на правовые сферы жизни.
Именно как «откровение» трактует идею непротивления Л. Н. Толстого В. Н. Назаров: ««Этическое обращение» Толстого совершилось в начале 1870-х гг., когда он пережил откровение нравственной истины непротивления злому, ставшей для него источником подлинной веры и лейтмотивом всего творчества и жизни. С этого времени Толстой последовательно и настойчиво пытался донести до других смысл явленного ему откровения» [5, с. 91]. Эти откровения были, как правило, не понятны и поэтому не поняты современниками.
Во многом непонимание и неприятие взглядов Л.Н. Толстого происходило потому, что они были направлены против существующего общепринятого образа жизни и господствующих мыслей. Его бесчисленные
озарения, зафиксированные в дневниках, записных книжках, письмах в течении всей жизни - яркое свидетельство этому. Например, в 1851 году он пишет: «Ум теряется в этих безднах премудрости, а чувство боится оскорбить Его. Благодарю Его за минуту блаженства, которая показала мен ничтожность и величие мое. Хочу молиться; но не умею; хочу постигнуть; но не смею -предаюсь в волю Твою! Зачем писал я все это? Как плоско, вяло, даже бессмысленно выразились чувства мои; а были так высоки!» [6, с. 45]. Л. Н. Толстой всегда остро чувствовал своё собственное нравственное несовершенство: «Мне целый день грустно, тяжело от дурной, праздной жизни своей и всех окружающих» [6, с. 107], - это уже размышления в 1890 году. «Праздная жизнь» есть символ и синоним бессмысленной жизни, проходящей без свершения чего-то главного. Люди набивают свою жизнь всякими как им кажется «важными» делами, но и они тоже «праздны», поскольку не испытывают испытание перед судом вечности. Вот это острое чувство вечности, на фоне которого человеческая жизнь со всеми ее делами и свершениями кажется маленькой и ничтожной, и есть наиболее органичное нравственное и метафизическое зрение Л. Н. Толстого. Отсюда негативное неприятие тех форм жизни и культуры, государственно-правовой организации, которые увековечивают это маленькое, относительное, преходящее и не стремятся к абсолютному.
Эта сила морального прозрения в неправду мира у него не меньше его эстетического дара восхищаться красотой мира. Например, обличение искусства со стороны гениального творца не простой жест, который был совершенно не в духе Л. Н. Толстого, а глубоко выстраданная и принципиальная позиция писателя и мыслителя, художника и моралиста [см.: 9]. Отрицание европейской культуры тоже является результатом нравственного откровения: это «духовное рождение человека», которое И. И. Евлампиев характеризует так: «После этого» рождения» человек открывает в себе Бога и поэтому уже не может жить по-старому, он призван отвергнуть все прежнее устройство своей жизни и выстроить ее по-новому. В этом пункте своего учения Толстой развертывает радикальную критику всей европейской культуры, построенной, по его мнению, на абсолютно ложных ценностях и ведущей человека к ложным целям. В противовес этой культуре он выдвигает идеал «опрощения», предельной минимизации земных, телесных потребностей человека и одновременно требует устранения всех духовных ценностей, не подчиненных прямо и непосредственно принципу любви ко всему существующему» [2, с. 161]. Итак, любовь вместо права: именно здесь исток толстовского «нигилизма», который в этом контексте оказывается совсем не отрицанием, а утверждением. Можно конечно считать, что проповедь любви есть неоправданный утопизм, однако, как моральный принцип любовь является действенным началом жизни, а не романтическим идеалом, способным оказывать преображающее влияние на социальную реальность.
Обоснованию, раскрытию истинного смысла любви Л. Н. Толстой отдал много сил. Мысль о любви как спасительном принципе жизни пронизывает
практически все его творчества, находя определенную теоретическую кульминацию в итоговом произведении «Путь жизни». Предваряя главу о любви, он пишет: «Душа человеческая, будучи отделена телом от Бога и душ других существ, стремится к соединению с тем, от чего она отделена. Соединяется душа с Богом все большим и большим сознанием в себе Бога, с душами же других существ все большим и большим проявлением любви» [8, с. 55]. Эта концепция любви раскрывается в шести пунктах, которые в совокупности представляют собой своеобразную философию любви.
1) Любовь соединяет людей и с Богом, и с другими людьми. Это теологический и социальный аспект общения, которое посредством любви выходит на онтологический уровень «соединения». Здесь Толстой ссылается на буддийские сутты, на Евангелие, на персидскую мудрость и на Паскаля.
2) Как тело человека требует пищи и страдает без нее, так и душа человека требует любви и без нее страдает. Аналогия тела и души выводит на идею о любви как главной духовной пищи человека. Ссылка на «Учение 12 апостолов».
3) Любовь только тогда истина, когда она любовь ко всем. Универсальность любви как критерий ее истинности. Здесь важен аспект неизбранничества: любви достойны все, в том числе и враги. Ссылка на Шопенгауэра, Магомета, Канта и Лессинга.
4) Любить истинно можно только душу. Духовность любви как критерий ее истинности. Телесная любовь замыкает человека в границах своей эгоистической самости, а духовная размыкает.
5) Любовь свойственна людям. Естественность любви как критерий ее истинности. Любовь дарована человеку как самое естественное свойство души. Задача в том, чтобы увидеть в себе этот дар. Ссылка на восточную мудрость и Эпиктета.
6) Только любовь дает истинное благо. В иерархии благ любовь занимает высшее место - это смысл и цель человеческого бытия. Истинная жизнь заключается в том, чтобы жить по любви. Это абсолютно бескорыстный дар. Ссылки на Евангелие, Сковороду, Кришну, Клеобула.
Таков духовный фундамент человеческого бытия, на основе которого и решаются вопросы, связанные с социально-правовой организацией жизни. Этим вопросам Л. Н. Толстой уделяет значительное место и в данной книге. Более всего это отражено в главах «Неравенство», «Насилие», «Наказание», «Суеверие государства». Так, в главе «Неравенство» дано такое онтологическое обоснование равенству: «Основа жизни человека есть живущий в нем дух Божий. Божий один и тот же во всех людях. И потому люди не могут не быть все равны между собою» [8, с. 143]. Неравенство, таким образом, не естественно, оно есть искажение изначального божественного принципа. Равенство есть данность, а не заданность - такова толстовская философия равенства, в то время как различные социальные учения считают наоборот, что равенство - не данность, а заданность, то, к чему нужно прийти в ходе внешней
революционной борьбы. Однако Л. Н. Толстой предполагает лишь внутреннюю духовную борьбу.
Размышляя о причинах фактического неравенства в обществе, он делает интересные наблюдения над природой человека: «Какой бы ни был в наше время человек, будь он самый образованный, будь он простой рабочий, будь он философ, ученый, будь он невежда, будь он богач, будь он нищий, будь он духовное лицо какого бы то ни было исповедания, будь он военный, - всякий человек нашего времени знает, что люди все имеют одинаковые права на жизнь и блага мира, что одни люди не лучше и не хуже других, что все люди равные. А между тем всякий живет так, как будто не знает этого. Так сильно еще между людьми заблуждение о неравенстве людей» [8, с. 161]. Моральное зло заключается в том, что люди прибегают к теоретическим ухищрениям, оправдывают неравенство. Здесь Л. Н. Толстой выходит на важные антропологические дефекты человека, которые, прежде всего, проявляются в моральной сфере.
Нравственная чистота дает возможность увидеть антропологическое единство человека, которое выше всех его национально-культурных, государственных и гражданско-правовых ограничений. Л. Н. Толстой выходит на метафизический уровень вопроса о предназначении человека, в котором решается вопрос о фундаментальном духовном равенстве людей [8, с. 158-159]. Кроме прочего, данный вопрос о чистой сущности человека, вопрос о том, что делает человека человеком, о человеческом в человеке - один из фундаментальнейших вопросов всей философской этики. Поиск человеческого в человеке никогда не прекращался и не прекратится, во многом сам этот поиск является свидетельством высшего проявления человеческих качеств. И Л. Н. Толстой здесь занимает одно из главных мест в пантеоне великих моралистов человечества, поскольку сила, острота и одновременно простота в постановке этого вопроса о человеке у него достигает очень высокого уровня.
Следующий аспект в морально-правовых воззрениях Л. Н. Толстого -это критика насилия как легитимной формы государственного управления. Это центральный пункт его учения, вызвавший множество самых разных оценок и реакций. Учение о непротивлении приобретает у Л. Н. Толстого характер универсального системы, охватывающей все уровни существования человека. Свое отношение к насилию он формулирует в «Пути жизни» так: «Одна из главных причин бедствий людей - это ложное представление о том, что одни люди могут насилием улучшать, устраивать жизнь других людей» [8, с. 166]. Корень всех бед и зол Л. Н. Толстой видит в насилии, в суеверном признании за ним права и правды. На разные лады повторяется у него одна и также мысль, что любовь, которая в корне противостоит насилию, представляет собой искомое благо жизни. Только непротивление злу насилием, считает мыслитель, приводит человечество к замене закона насилия законом любви. Это должно привести к максимальному улучшению жизни, достижению блага.
Идея о насилии основывается на заблуждении, которая ставши привычкой, приобретает силу одного из главных моральных пороков. Толстой
формулирует своеобразное правило ненасилия: «То зло, от которого люди думают защититься насилием, несравненно меньше того, которое они делают себе, защищаясь насилием» [8, с. 175]. Отсюда и его отношение к наказанию, которое он считает формой мести, а не способом исправления человека: «Люди говорят, что можно воздавать злом за зло для того, чтобы исправлять людей. Это неправда. Люди обманывают себя. Люди платят злом за зло не для того, чтобы исправлять людей, а для того, чтобы мстить. Исправлять зло нельзя тем, чтобы делать зло» [8, с. 186]. Толстовская критика распространяется не только на людей, но и общественные институты (науку), которые создают идейную основу для нравственной патологии, в которой наказание занимает одно из главных мест.
Пожалуй, антиправовая установка Л. Н. Толстого достигает наибольшей полноты в следующем пункте из главы о суеверии государства, которая и формулируется весьма красноречиво: «Законы не исправляют и улучшают, а ухудшают и портят людей». Здесь очевидно противопоставление закона и добра; уважение к закону делает людей поборниками несправедливости. Только нравственный критерий способен установить истинную норму взаимоотношений между людьми: «Все люди одинаково разумные существа, и управлять ими может только то, что выше их. Выше же их только одно: тот дух, который живет во всех их, то, что мы называем совестью. И потому людям нужно повиноваться только своей совести, а не людям, которые назовут себя царями, палатами, конгрессами, сенатами, судами» [8, с. 224]. Конечно, такие воззрения имеют сильный привкус утопизма и вообще романтического благодушия, основанного на идеале, а не на действительности.
Однако Л. Н. Толстой был не так уж и наивен, чтобы постулировать и пропагандировать явно благодушные идеи. Его учение основывается на твердом фундаменте - человеческой морали, которая находится в искаженном состоянии. Все его усилия направлены на то, чтобы исправить то, что есть в человеке, дать ему понять и почувствовать нравственный закон, его реальность и силу. В этом смысле он никак не может быть назван утопистом, создающие пустые, ни на чем не основанные теории: скорее он нравственный реалист, порой излишне категоричный и моралистичный, но не перестающий быть от этого правдивым. Так как главное, к чему апеллирует Толстой, это совесть, добро, то есть нравственный закон.
В этом ключе интересно отметить, что Л. Н. Толстого можно по праву считать первым русским правозащитником. В мемуарах Анатолия Фёдоровича Кони, видного русского юриста, и Николая Васильевича Давыдова, тульского судебного деятеля, очень хорошо описано, сколько внимания Толстой уделял хлопотам по делам невинно осуждённых или совершивших преступления не по злому умыслу, а в силу непреодолимых жизненных обстоятельств [см.: 4, с. 173-210]. Этот жизненный опыт Л. Н. Толстого и нашёл отражение в хождениях князя Нехлюдова по тюрьмам и судам [см.: 7]. Это было, в конце концов, истинное, любовное «противление» в любви к ближнему и дальнему, в повседневной заботе о них.
В конечном счете, в отличие от социальных реформаторов и утопистов, Л. Н. Толстой не формулирует общественную программу в точных и строгих определениях. Как философ он не знает ни конечного идеала, ни истинного общего блага, но твердо уверен в том, что в своем совместном бытии люди должны в большей мере уповать на внутренние моральные критерии, а не на внешние правовые нормы. В реальности всегда имеет место обратное: отсюда и толстовский морализм, нигилизм, анархизм и т.д.
Итак, «вечный закон добра» - не вымысел и не мечта, а реальное требование, исходящее из человеческой природы, из ее изначальной неповрежденной сущности. Этот закон настолько универсален, что охватывает все сферы человеческого бытия. Это своего рода правовой идеал Л. Н. Толстого, основанный на моральном императиве. Только в такой фундаментальной связанности морали и права и можно воспринимать идеи писателя. В этом смысле работа Л. Н. Толстого по обнаружению этого начала может считаться работой по нравственному оздоровлению человека и общества, без которого все усилия в области улучшения правосознания и повышения правовой культуры ни к чему существенному не приведут.
Литература
1. Бердяев Н. А. Л. Толстой // Философия творчества, культуры и искусства. В 2 т. Т. 2. М. : Искусство, 1994. С. 256-461.
2. Евлампиев И. И. История русской философии. СПб.: Изд-во РХГА, 2014. 667 с.
3. Зеньковский В. История русской философии. М. : Акад. проект : Раритет, 2001. 880 с.
4. Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. В 2 т. Т. 2. М. : Худ. лит., 1978. 671 с.
5. Мелешко Е.Д. Христианская этика Л.Н. Толстого. М.: Наука, 2006.
309 с.
6. Назаров В. Н. История русской этики. М. : Гардарики, 2006. 319 с.
7. Помоги мне, Господи! Лев Толстой на молитве / сост., вступит. ст. и коммент. С. Романова. М.: Аграф, 2016. 464 с.
8. Толстой Л. Н. Воскресение // Собрание сочинений. В 22 т. Т. 13. М. : Худ. лит., 1983. 494 с.
9. Толстой Л. Н. Путь жизни. М. : Республика, 1993. 431 с.
10. Толстой Л. Н. Что такое искусство? М. : Современник, 1985. 592 с.
References
1. Berdyaev N. A. L. Tolstoy [Leo Tolstoy] // Filosofiya tvorchestva, kul'tury i iskusstva [Philosophy of Art, Culture and Art]. In 2 vols. Vol. 2. Moscow: Iskusstvo, 1994. P. 256-461.
2. Evlampiev I. I. Istoriya russkoy filosofii [History of Russian philosophy]. Saint Petersburg: Publ RKhGA, 2014. 667 p.
3. Zenkovskiy V. Istoriya russkoy filosofii [History of Russian philosophy]. Moscow: Acad. project: Raritet, 2001. 880 p.
4. L. N. Tolstoy v vospominaniyakh sovremennikov [Leo Tolstoy in the memoirs of his contemporaries]. In 2 vols. Vol. 2. Moscow: Khud. lit., 1978. 671 p.
5. Meleshko E. D. Hristianskaya ehtika L.N. Tolstogo. [Christian ethics of L. N. Tolstoy] M.: Nauka, 2006. 309 p.
6. Nazarov V. N. Istoriya russkoy etiki [The history of Russian ethics] Moscow: Gardariki, 2006. 319 p.
7. Pomogi mne, Gospodi! Lev Tolstoy na molitve [Help me, Lord! Leo Tolstoy in prayer] / comp., introd. art. and comments by S. Romanov. Moscow: Agraf, 2016. 464 p.
8. Tolstoy L. N. Voskreseniye [Resurrection] // Sobraniye sochineniy [Collected Works]. In 22 vols. Vol. 13. Moscow: Khud. lit., 1983. 494 p.
9. Tolstoy L. N. Put' zhizni [Way of life]. Moscow: Respublika, 1993. 431
p.
10. Tolstoy L. N. Chto takoye iskusstvo [What is art]? Moscow: Sovremennik, 1985. 592 p.
Статья поступила в редакцию 02.09.2018 Статья допущена к публикации 30.11.2018
The article was received by the editorial staff02.09.2018 The article is approved for publication 30.11.2018
