CC BY
1235
УДК 130.121:1(091)
М. И. Ненашев
ИДЕИ ФЕНОМЕНОЛОГИИ ЭДМУНДА ГУССЕРЛЯ
В статье раскрываются идеи феноменологической философии Гуссерля, ее основные понятия, такие как феномен, феноменологическая редукция, интенциональность, жизненный мир.
The article reveals the idea of Husserl's phenomenological philosophy, its basic concepts, such as a phenomenon, phenomenological reduction, intentionality, Lebenswelten.
Ключевые слова: философия, феноменология, феномен, феноменологическая редукция.
Keywords: philosophy, phenomenology, phenomenon, phenomenological reduction.
Эдмунд Гуссерль (1859-1938) - немецкий философ, основатель направления феноменологии. Становление Гуссерля как феноменолога начинается с работы «Логические исследования» (1901 г.). В этой работе он, в частности, показывает, что математику и логику невозможно вывести из психологии, а также что эти науки не-выводимы из опыта, хотя сам опыт подчиняется законам логики и математики. В 1911 г. он помещает в журнале «Логос» статью «Философия как строгая наука», в которой изложил важнейшие идеи феноменологического подхода. В 1913 г. Гуссерль публикует работу «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии». В раскрытии идей Гуссерля мы будем двигаться, следуя очередности этих работ [1].
Критика психологизма. Гуссерль ставит вопрос о происхождении логики как науки. Обычно считают, что основы логики как науки о мышлении лежат в психологии, потому что очевидно, что мышление есть психический процесс. Но психология - это наука о фактах, т. е. опытная наука. Ее положения обречены быть лишь приблизительными обобщениями опыта. В таком случае и логика (например, законы силлогистики) должна быть приблизительной наукой. Однако на самом деле законы логики абсолютно точны [2].
Поясним мысль Гуссерля об абсолютной точности логического рассуждения. Пусть мы имеем две посылки: все млекопитающие смертны и все люди относятся к млекопитающим. Получаем заключение: все люди смертны. Этот вывод не есть обобщение фактов, и он не приблизителен, а абсолютно точен. Это можно показать на кругах Эйлера.
© Ненашев М. И., 2013
Все млекопитающие входят в круг смертных существ. А все люди входят в круг млекопитающих. Поэтому люди автоматически входят и в круг смертных существ. Люди точно смертны, потому что они млекопитающие, а млекопитающие смертны. Другое дело, откуда мы знаем, что все млекопитающие смертны? Но ясно, что психология здесь ни при чем.
Гуссерль предлагает различать законы психики, на основе которых протекает мышление, и логические нормы. Он поясняет это различие на примере калькулятора. В основе работы калькулятора лежат законы механики, физики, электричества. Но порядок, в котором в окошке появляются цифры, определяется законами не физики, а арифметики. То и другое - законы физики и законы арифметики - совершенно различные вещи, первое описывает материальные процессы, вторые - свойства идеальных сущностей.
Говорят, Оноре Бальзак писал свой роман «Человеческая комедия», опустив ноги в таз с горячей водой. Не опустит, и не пишется. Но очевидно, что не химический состав воды и ее температура определяли содержание романов Бальзака. Не было так, что вода остыла, и сюжет романа изменился. Все равно ноги в тазу сами по себе, а сюжетные линии в «Человеческой комедии» - сами по себе.
Критика эмпиризма. Согласно эмпиризму любое положение должно быть основано в конечном счете опытом. Однако то, что мы воспринимаем в опыте, само нуждается в обосновании, так как опыт случаен. Получается, что любое знание должно опираться на то, что само нуждается в обосновании, а это ведет к бесконечному регрессу. Поэтому необходимо допустить, делает вывод Гуссерль, что существуют непосредственные очевидности, которые не нуждаются в дальнейшем обосновании.
Например, мы видим непосредственно и самоочевидно, что синее отличается от желтого. А также ощущаем непосредственно отличие сладкого от соленого. И очевидно, что вот именно ручей. А сейчас чувствуем зубную боль. И в этом бессмысленно сомневаться. Таким образом, в опыте все же имеются очевидные восприятия, которые не нуж-
даются в обосновании через другой опыт. Нужно их только обнаружить и на них строить остальное знание. У Декарта, мы помним, в основе научного знания лежат ясные и отчетливые идеи, вложенные в нас Богом, который не может обманывать. Но у Декарта речь идет об идеях, т. е. мыслях, а у Гуссерля - об очевидностях, данных не в мышлении, а в созерцании. И нет апелляции к Богу.
Критика релятивизма. Релятивизм означает относительность любой истины. Дело в том, что человеческое восприятие определяется нашим телесным и психическим устройством, а также культурой и исторической эпохой. Люди Средневековья иначе воспринимали окружающий мир, чем люди ХХ-ХХ1 вв. Поэтому знание о реальности является относительным и зависит от нашего устройства и культуры.
И очевидно, что то, что представляется истинным для человека, может быть ложным для других существ, устроенных иначе. Аргумент перекликается с рассуждениями древних скептиков. Черепахообразные воспринимают мир иначе, чем снабженные иглами, оперенные или чешуйчатые. Получается, что каждому виду существ соответствуют свое восприятие мира и своя истина. Но Гуссерль возражает: истина одна и та же, воспринимают ли ее люди или чудовища, ангелы или боги. И истина одна для всех рас, индивидов и их переживаний [3].
Конечно, различие в телесной и психической организации познающих существ есть факт, но наши суждения возникают не на основе нашей организации. Нужно отличать содержание суждения - о чем идет речь - от акта суждения как психологического процесса. Например, суждение «2 х 2 = 4» является истинным, независимо от того, кто его будет высказывать, хотя сам акт суждения как некий психологический факт определяется какими-то причинами.
Допустим, мы нарисовали треугольник палочкой на мокром песке. Или на доске мелом. Или чернилами на белой бумаге. Но определяют ли свойства песка, бумаги, доски или куска мела содержание теоремы Пифагора о свойствах прямоугольного треугольника? Конечно, без рисунка на доске или мокром песке мы не сможем рассуждать о теореме. Но сами по себе эти предметы не определяют свойства треугольника, которая есть идеальная сущность.
Представим, что наш мозг устроен иначе, скажем, на основе полупроводников и транзисторов. И все равно теорема Пифагора была бы той же самой.
Резюмируем мысли Гуссерля из его критики психологизма, эмпиризма и релятивизма.
Первое. Необходимо учитывать принципиальное различие между идеальным и реальным, между ними невозможен даже постепенный переход.
Второе. Должны существовать непосредственные и самоочевидные созерцания, иначе нельзя обосновать истинное знание.
Третье. Истина одна для людей, ангелов и богов, для всех рас и индивидов. И она не зависит от телесной и психической организации познающих существ.
Идеи феноменологии сознания. В работе «Философия как строгая наука» Гуссерль начинает с утверждения, что философия стремится быть строгой наукой, но на деле она как наука даже не начиналась: «Я не говорю, что философия несовершенная наука, я говорю просто, что она еще вовсе не наука, что в качестве науки она еще не начиналась» [4]. Конечно, все науки несовершенны и незакончены. Но некоторое прочное содержание в них все же имеется, и это содержание постоянно растет. А в философии до сих пор все спорно, и одна позиция опровергает другую.
Правда, существует направление, которое стремится превратить философию в науку. Это направление - натурализм. Он рассматривает психику и сознание по аналогии с природой и стремится описывать их методами естественных наук. Гуссерль называет это стремление натура-лизированием сознания [5]. Но в таком случае теряется специфика сознания. Однако сознание не есть природа, а природа не есть сознание. Поэтому натурализм не способен обосновать философию в качестве строгой науки. Гуссерль указывает на то, что приложением методов естественных наук выступает экспериментальная психология. И вот теперь эту экспериментальную психологию решили объявить фундаментом логики и теории познания, эстетики, этики и педагогики, которые также объявляют экспериментальными.
Гуссерль выдвигает положение о бытии как корреляте сознания, или иначе - как полюсе внутри сознания. Дело в том, что бытие (внешний мир) не дается нам непосредственно, но -«как то, что нами "обмыслено" сообразно со свойствами сознания: как воспринятое, воспомяну-тое, ожидавшееся, образно представленное, сфантазированное, идентифицированное, различенное, взятое на веру, предположенное, оцененное и т. д.» [6]. Бытие мы исследуем только в той форме, в какой оно дано сознанию. А вот сознание можно исследовать само по себе помимо всякого бытия, сознание нам дается непосредственно. И вот здесь открывается научная область, о которой современники не имеют представления.
Подобно тому как Колумб открыл Америку, целый неизведанный континент, так Гуссерль открывает особую сферу исследования - феноменологию сознания, которая совершенно противоположна описанию психологии по аналогии с при-
родой. Но феноменология и психология находятся в близких отношениях, так как обе имеют дело с сознанием. Различие состоит в том, что психология описывает «эмпирическое сознание», т. е. опыт сознания в связи с живой телесностью. Например, я чувствую боль как результат воздействия иглы на мое тело. А феноменология описывает чистый феномен боли, взятый сам по себе.
Психические феномены есть нечто совершенно другое по сравнению с физическими явлениями. Они не являются, в отличие от явлений природы, частями единого пространственно-временного целого. Феномены распределены между сознаниями, которые замкнуты, как монады Лейбница. Эти монады не имеют окон и общаются друг с другом только благодаря вчувствованию. Например, мое сознание не пересекается с другим сознанием и не воздействует на него как причина на следствие. Я могу понять другую личность лишь через акт вчувствования. Артур Шопенгауэр называл чудом эту способность чувствовать внутренний мир другого. Например, воспринимать чужое страдание как свое.
Гуссерль проводит еще одно важное отличие психического от физического. В природе мы различаем явление и его сущность. Например, радуга - это явление, и сущность его состоит в разложении солнечного света через капли воды, взвешенные в атмосфере. Другой пример: видим солнце, которое движется по небу вокруг земли, а на самом деле - говорим мы - земля движется вокруг солнца и вокруг своей оси. Явление - это то, что мы воспринимаем, а сущность - это то, что на самом деле. В психической же сфере бессмысленно различать явление и его сущность. Мы не можем, например, рассуждать: вижу улыбку, а на самом деле это сокращение лицевых мышц под действием таких-то химических процессов: возбуждение передней зоны гипоталамуса, откуда поток нервных импульсов передается в лим-бическую систему, при этом мышечный тонус слабеет... Улыбка - это феномен. Любой человеческий жест - феномен. Улыбка и жест понимаются, то есть воспринимаются, как имеющие смысл и значение, а не объясняются.
Психическое не познается как то, что является, оно есть «переживание», которое полагает само себя в потоке времени, оно зарождается и отмирает, постоянно отпадая в область бывшего. Психическое находится в «монадическом» единстве сознания, которое не имеет ничего общего с природой как пространственно-временным единством и причинностью. «Прослеживая поток явлений в имманентном созерцании, мы переходим от феномена к феномену (каждый из которых есть единство в потоке и сам завлечен потоком), и никогда не приходим ни к чему, кроме феноменов» [7].
Следует брать феномены в виде текучего сознания, явлений переднего и заднего плана, как сознание настоящего и как преднастоящего; вымышленного или символического, при этом надо брать все это в смене тех способов, каким эти явления нам даются. Психическое не соотносится с тем, что есть на самом деле, оно и есть то, что на самом деле. Психическое не имеет сущность, но оно имеет смысл, даже если с какой-нибудь точки зрения оно представляется «фикцией» или «действительностью».
Поясним, что значит иметь смысл, даже если феномену ничего не соответствует в действительности. Я могу, например, рассуждать о русалках, которые не существуют, однако мое рассуждение о русалках все равно будет иметь смысл. Или рассуждать об Утренней звезде и Вечерней звезде. То и другое имеет разный смысл, хотя речь идет об одном и том же объекте - планете Венере.
Основные понятия феноменологии. Мы остановимся на понятиях эпохе, или феноменологической редукции, затем феномена, интенциональ-ности, жизненного мира.
Феноменологическая редукция. Феноменология характеризуется особым подходом, или методом, особой точкой зрения, которая возникает в результате так называемого феноменологического сдвига, или феноменологической редукции, или эпохе. Слово «эпохе» греческое, идет от скептиков. Для них эпохе означало воздержание от суждений по поводу того, каковы вещи на самом деле. Потому что по поводу каждой вещи можно обосновать (вспомним апории Зенона) взаимоисключающие суждения: стрела летит и не летит, данная вещь большая на близком расстоянии и маленькая на большом расстоянии, картина плоская на ощупь, но имеет глубину для зрения.
Сначала мы попробуем разъяснить, что означает вообще сдвиг сознания. Представим, что мы сидим в театре, раздвигается занавес, и мы начинаем смотреть спектакль. Только что мы видели людей и вещи в их физической данности. Вот сидит человек с озабоченным видом, возможно, у него не выходит из головы то, что произошло на днях на работе или в семье. А этот озирается, все ли видят, с какой роскошной женщиной он пришел, и так далее. Но раздвинулся занавес, и мы начинаем смотреть на людей на сцене, что-то говорящих и двигающихся, причем смотреть совершенно не так, как на тех, которых мы только что рассматривали в зале. Мы видим не артистов, произносящих роли, но персонажей пьесы. Эти персонажи живут жизнью, которая не связана с жизнью самих артистов, с их тревогами по поводу зарплаты и долгов, с их реальными любовью и изменами. Мы смотрим на людей не
первой молодости, вдыхаем запах клея фанерных декораций, но видим Ромео и Джульетту, которым любовь заслонила все на свете. Произошел сдвиг во взгляде на мир. Смотрим на немолодых артистов, а видим Ромео и Джульетту. Смотрим одно, а видим другое.
Мы можем в доме, в котором живем много лет, вдруг увидеть архитектурную ценность. В матери, которая готовит завтрак, внезапно увидеть стареющую женщину, в жизни которой не все удалось. Или в пятне на протекающем потолке увидеть птицу, предупреждающую разинутым клювом об опасности. Произошел сдвиг во внимании относительно одного и того же. Такие сдвиги происходят довольно часто, но мы их редко осознаем.
Теперь собственно о феноменологическом сдвиге, или гуссерлевском эпохе. Он состоит в переходе от наблюдения предметов в качестве находящихся вне нашего сознания - определенным образом расположенных и связанных разными отношениями в физическом пространстве и времени - к наблюдению их же, но в качестве предметов нашего сознания. Переход состоит от восприятия бытия предмета вне нашего мышления к восприятию самого акта восприятия предметов и свойств этого восприятия. В общем виде можно сказать так: предметом мысли становятся мысли о предметах и свойства этих мыслей о предметах.
Различие этого перехода сам Гуссерль поясняет так: «Само дерево (как часть внешнего мира. - М. Н.) может сгореть, разложиться на свои химические элементы и т. д. Смысл же -смысл этого восприятия (восприятия дерева. -М. Н.), нечто неотделимо от его сущности, - не может сгореть, в нем нет химических элементов, нет сил, нет реальных свойств» [8].
Поясним на примере из психологии. Известно, что при уколе иглой возникает соответствующая боль. Мы можем показать, что эта боль связана с разрывом кожного покрова на руке, описать соответствующие физико-химико-электрические процессы в нервных тканях и головном мозге. Связать с этими процессами ощущение боли, показать соответствие между глубиной пореза и силой боли. Вывести соответствующие закономерности. Но можно переключиться на само ощущение боли безотносительно того, что произошло с кожным покровом на руке. И отслеживать ее усиление и утихание без всякой связи с соответствующими физическими процессами в пространстве и во времени. Можно эту боль вспомнить, проследить в памяти ее усиление и стихание, можно представить эту боль как то, что вот-вот вернется.
Поясним этот переход от суждений о вещах внешнего мира к мыслям о вещах внешнего мира
на логическом материале. Из повседневной жизни мы убеждаемся в смертности людей и делаем вывод, что «все там будем». В связи с этим строим суждение в качестве вывода - «Все люди смертны». Оно представляется нам истинным, а не ложным. Далее наука начинает проверять, насколько это суждение случайно или необходимо, частное оно или общее, выяснять причины смертности человека и т. д.
Но можно совершить сдвиг и рассмотреть само суждение «Все люди смертны» как форму мысли, независимо от того - истинно это суждение или нет, необходимо оно или случайно. Исследовать свойства этой формы, выделить субъект, предикат, связку и квантор. Провести исследование и обнаружить, что чисто логическим путем из этого суждения можно построить другие суждения: ни один человек не является бессмертным, некоторые смертные существа являются людьми, ни одно бессмертное существо не является человеком и т. д. Все эти логические переходы будут истинными независимо от того, является ли истинным само исходное суждение, т. е. действительно ли все люди смертны. Мы перешли от мысли о том, что все люди смертны, к рассмотрению свойств данной мысли. Ясно, что к свойствам суждения как форме мысли ничего не добавит знание того, истинно ли данное суждение или ложно.
Также, если нас будет интересовать сама боль как особое явление, то к ее познанию и пониманию ничего не добавит знание соответствующих физико-химических процессов в нервной системе и мозгу. Потому что мы вышли на восприятие боли как феномена.
Обычно различаются формы сознания и познания: обыденно-практическая, эстетическая, научная и т. д. Из них выделяется научное познание, которое претендует на описание того, что и как существует на самом деле, независимо от нашего сознания. Видим солнце на небосклоне, движущееся вокруг земли, а на самом деле, говорит наука, земля вращается вокруг солнца. Но Гуссерль подчеркивает, что сама наука является одной из форм сознания, наряду с другими, а это означает, что мир человеку всегда дается через сознание, даже когда речь идет о научном взгляде на мир, т. е. о том, как выглядит мир независимо от сознания. Наука - это именно определенный взгляд на мир, т. е. определенная форма сознания.
Поэтому саму науку необходимо поставить под вопрос и выяснить те условия, или общую основу, которые делают возможными наши суждения, в том числе и научные, о мире. Такой основой может быть некий «первоначальный опыт» сознания, не затронутый особыми взглядами и концепциями: ни наукой, ни житейско-обыден-
ной, практической и другими точками зрения. Это будет исходная очевидность, которой уже ничто не предшествует и которая ни из чего не выводима. То, каким образом первоначально все дается сознанию, должно быть предметом тщательного описания.
Чтобы выйти к этому исходному слою, мы и должны осуществить абстрагирование от уже сформировавшихся установок и подходов. Совокупность процедур, обеспечивающих выхожде-ние на этот исходный уровень, и обозначается Гуссерлем как феноменологическая редукция, или эпохе. Эпохе означает воздержание от всего готового и сформированного знания о мире и человеке, чтобы появилась возможность описания изначального опыта сознания.
Вернемся к примеру с болью от укола иглой. Привычные объяснения состоят в том, что повреждена наружная ткань организма, нервные сигналы достигли мозга, мозг реагирует болью, потому что устроен так-то и так-то. При этом мы используем научные концепции и понятия: ткань организма, нервные сигналы, нейроны, кора головного мозга. Но это все концепции, которые сегодня одни, а завтра другие. Сегодня мы объясняем боль так, а завтра будем объяснять ее иначе. А йога объяснит эту же самую боль третьим способом. А вьетнамская медицина объяснит ее четвертым способом. И вот от всех этих привходящих объяснений необходимо абстрагироваться в результате эпохе и описывать боль саму по себе в качестве феномена.
Понятие феномена. Итак, проделаем эпохе и абстрагируемся от различных объяснений того, что якобы происходит на самом деле. У нас останется одна лишь боль как несомненный факт, который можно рассматривать независимо от всех, в том числе научных, объяснений. Ведь все эти объяснения не влияют на ощущение боли. Объяснять можно по-разному, но боль все та же. Таким образом, сама эта боль обнаруживается как нечто самодостаточное помимо всяких объяснений, ее можно описывать как нечто самоочевидное, не нуждающееся в объяснениях. Боль -феномен. Феномен - это то, что есть налицо, без различения на сущность и явление, на то, что кажется, и что есть на самом деле.
Представим комнату, в которой находится много людей, через некоторое время в комнате становится душно. Эту духоту можно измерить с помощью научных приборов: термометра, датчика влажности, средней скорости молекул воздуха и т. д. Но очевидно, что никакое движение стрелки на приборе не передаст нам само ощущение духоты. Так же, как не передаст никакое движение стрелки на приборе ощущение боли или различие между сладким и соленым. Но вот женщина движением руки развязывает газовый шар-
фик на горле, и этот жест исчерпывающим образом передает состояние духоты. Этот жест самодостаточен, он не нуждается в объяснении из чего-то еще, он феномен [9].
Итак, имеем чистые психические акты, чистые акты суждения, чистые эмоциональные акты в качестве самодостаточных феноменов. Их отличие состоит в том, что они связаны не причинными отношениями в пространстве и во времени, которые описываются наукой, но единством нашего Я: феномен а вызывает феномен в, например, услышанная мелодия порождает определенное воспоминание. Но эти мелодия и воспоминания - во мне. И тогда открывается следующее.
В любом познавательном или психическом акте можно различить два момента: первый - то, что мыслится или воспринимается, второй - сам акт мышления или восприятия, или иначе: можно различать то, что переживается, и - сам акт переживания. Для обозначения того, что переживается, Гуссерль использует греческое слово ноэма. Это содержание может быть представлено как нечто реально существующее, или вспомянутое, или сфантазированное, или предвосхищенное в качестве ожидания, помысленное в виде абстракции и т. д. Для обозначения же акта мышления или восприятия Гуссерль использует другое греческое слово - ноэзис [10]. Этот акт есть сама наша субъективность. Субъективность здесь понимается не в смысле лишь субъективного мнения вот этого человека, лишь субъективной точки зрения, а в смысле принадлежности к познающему субъекту как особому типу бытия.
Интенциональность. Важнейшим свойством нашей субъективности является интенциональ-ность сознания. Оно состоит в том, что наше сознание всегда оказывается сознанием о чем-то или осознанием чего-либо, есть «сознание о». Например, восприятие есть восприятие того-то и того-то, а воспоминание есть воспоминание о том-то и том-то, мышление есть мышление о том-то, боязнь всегда есть боязнь чего-то, любовь есть любовь к чему-то или к кому-то и т. д. Всякий феномен имеет интенциональную структуру, которая в свою очередь есть система ин-тенционально связанных элементов. Можно отвлечься от существования мира, от достижений наук, от содержания наших психических актов, но нельзя устранить направленность сознания на предметы и переживание предметов.
Я не просто вижу движущегося пешехода, а придаю смысл тому, что я вижу: человек спешит перейти улицу, пока не зажегся красный свет светофора. Или пример из «Обыкновенной истории» И. А. Гончарова: «...Проскакал сломя голову жандарм от губернатора к доктору, и всякий знает, что её превосходительство изволит родить... С кем ни встретишься - поклон да пару
слов, а с кем и не кланяешься, так знаешь, кто он, куда и зачем идёт, и у того в глазах написано: и я знаю, кто вы, куда и зачем идёте...».
Это открытие субъективности как особого рода бытия (сфера феноменов, имеющих смысл) Гуссерль рассматривает как поворотный пункт в развитии науки и философии, а в конечном счете - в развитии всего человечества. Поворот состоит в признании, что человеческая субъективность выступает абсолютным источником смысла и значения мира. Это значит, что феноменология как особая наука о субъективности должна предшествовать всем остальным наукам, потому что любое осмысление мира происходит по «законам» нашей субъективности. Тем самым феноменология возвращается к старому смыслу слова «мета-физика» как исследованию, осуществляемому «после» и помимо «физики».
Человеческая субъективность имеет онтологическое значение. Человек не просто привносит смысл в мир, но сами эти привносимые смыслы обладают особым бытием, особым видом реальности. Субъективность оказывается особым, дополнительным измерением бытия, и само бытие тем самым выступает как нечто большее, чем совокупность атомов, галактик, лесов, полей и гор.
Понятие «жизненного мира» [11]. В своих поздних работах «Формальная и трансцендентальная логика» и «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» Гуссерль вводит понятие «жизненный мир», Lebenswelten. Жизненный мир - это тот повседневный мир, который дается с очевидностью всякому человеку. Этот мир является естественной основой, на которой вырастают все науки, или, как пишет сам Гуссерль, даже объективная наука ставит вопросы лишь на почве этого постоянного, заранее существующего в донаучной жизни мира. Поэтому для понимания всех научных понятий и принципов мы должны обратиться к этому повседневному жизненному миру.
Дадим образ жизненного мира. Мы встаем утром и завтракаем вместе с семьей, нас окружают стены дома, в которых любая черточка нам знакома, мы собираем сына в школу, пользуемся авторучкой, грызя ее конец, когда размышляем. И нам не приходит в голову, что дом стоит в соответствии с законами равновесия и тяготения, а тонкие обои скрывают бетонные конструкции определенного химического состава, а сын наш есть молодое млекопитающее, а авторучка состоит из атомов, в которых все вращается с бешеной скоростью. Мы видим, как солнце выкатывается вот из-за этого леса, и для нашей повседневной жизни совершенно неважно, что солнце есть плазменный шар, в центре которого температура в несколько миллионов градусов. Ночью любуемся ковшом Большой медведицы, и
неважно, что это просто совокупность звезд, безразличных друг к другу. Реально мы живем не среди того, что нам говорит наука - химический состав, атомы, млекопитающее, плазменный шар и т. д., но просто держим авторучку в руке, шмыгающий носом сын отправляется в школу, а солнце выкатывается вон из-за того леса.
Жизненный мир всегда отнесен к человеку, это его собственный окружающий повседневный мир, в котором все связано с практическими задачами человека. А вот в той природе, которую описывает естествознание, нет места для человеческих целей и смыслов. Науки добились огромных успехов на пути построения своих схем и моделей, но из этих моделей и схем выпадает человек с его поиском смысла, счастья, с его надеждами и ожиданиями. Наука способна преобразовать весь мир, но не может сделать счастливыми вот этих конкретных мужчину и женщину.
В этом забвении европейской наукой своих жизненных истоков Гуссерль видит причину ее кризиса. Галилей математизировал природу, свел ее свойства к законам механики и пространственным характеристикам тел. Гуссерль же выдвигает задачу построения науки, которая не абстрагировалась бы от тех свойств, через которые мир раскрывается человеку в его очевидности: цвета, звуки, вкусовые и другие ощущения, т. е. от так называемых вторичных свойств. Ведь человек воспринимает мир не через уравнения, а через краски и цвета, не через движение планет по невидимым орбитам, а через движение солнца по небосклону и радугу после дождя. Мир физики неисторичен. Жизненный мир, напротив, имеет историю. В естественных науках мы всегда прибегаем к объяснению. Жизненный мир мы понимаем. Он дан до всякой науки, он есть целое, в котором мы живем как исторические существа.
Гуссерль приводит пример, что геометрии как науке об идеальных фигурах предшествовало практическое искусство землемерия, которое ничего не знало об идеальностях. Эта догеомет-рическая деятельность явилась, однако, смысловым фундаментом для геометрии.
Но является ли жизненный мир константой для всех эпох и народов или меняется от эпохи к эпохе? У Гуссерля здесь нет ясности. С одной стороны, жизненный мир - это повседневный мир человеческого опыта, поэтому он исторически изменчив. С другой стороны, Гуссерль стремится понять жизненный мир в качестве априорной, т. е. доопытной, структуры.
Другая проблема состоит в том, что у Гуссерля размывается граница между образом жизненного мира и самим жизненным миром. То, что мы видим перед собой, есть продукт нашего сознания, которое в разные эпохи различно. Например, мы различаем картину мира античного
А. А. Краузе. Специфика концепта «Я» в контексте этнической идентичности (на примере Пермского края)
человека, средневекового человека, современного человека. Или это сам мир меняется от эпохи к эпохе? Ведь ясно, что древний египтянин жил в иной реальности, чем мы - без сотовых телефонов, спутникового телевидения, без разговоров о демократии и правах человека.
Ранний Гуссерль считал, что сущность европейского духа состояла в переходе от естественной установки к теоретической - от doxa к theoria. Этот переход совершили древние греки. В результате возникли наука и философия, а вместе с ними новая эра в жизни человечества. Поздний Гуссерль считает, что человеческий разум запутался в научной установке, оторванной от того, чем реально живут люди. И что выход из кризиса состоит в возращении к естественно-практической установке жизненного мира. Получается, что спасение состоит в возврате к миру мнений.
В этом движении по кругу состоит эволюция Гуссерля. То есть у раннего Гуссерля мы видим культ чистого разума, отрешенного от связи с практически-утилитарным миром, а поздний Гуссерль разочаровывается в возможностях впавшей в «объективизм» науки и противопоставляет гордыне науки именно повседневный мир здравого смысла. Однако нельзя сказать, что поздний Гуссерль вернулся совершенно к тому, что отрицал ранний Гуссерль. Сначала, мол, он критиковал психологизм, эмпиризм и релятивизм, а в последних работах возвращается к тому, что критиковал. Введение жизненного мира как основы науки - это не то же самое, что провозглашение эмпиризма и релятивизма в качестве основы познания.
Последователи Гуссерля (Альфред Щюц) попытались перестроить социологическую науку, взяв за основу повседневный обыденный опыт конкретных людей, то, чем на самом деле живут люди. Ведь даже в так называемой классовой борьбе сталкиваются на улицах не классы, которые есть всего лишь абстракции, а конкретные люди, которые исходят из своих человеческих чувств любви и ненависти. На баррикадах сталкиваются конкретные люди, стреляющие из конкретных ружей, а ученый говорит: вот классовая борьба пролетариата с буржуазией. Но пролетариат и буржуазия - это абстракции, государство, армия, учреждения - это абстракции. В реальности существуют лишь люди, придающие тот или иной смысл своим поступкам и действиям. И вот это привнесение смысла в мир преобразует сам мир.
Примечания
1. Подчеркнем, что это означает, что здесь представлен именно гуссерлевский вариант феноменологии. Но в принципе можно говорить о других вариантах, например феноменологии Хайдеггера или Гете. В интересной статье В. Н. Железняка дается версия феноменологии Марселя Пруста. См.: Железняк В. Н. Ху-
дожественная феноменология М. Пруста // Вестник Пермского университета. 2010. Вып. 3 (9). С. 110-115.
2. См.: Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск: «Сагуна», 1994. С. 224.
3. См.: Там же. С. 259.
4. Там же. С. 130.
5. Там же. С. 136.
6. Там же. С. 139.
7. См.: Там же. С. 150.
8. 1уссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Т. 1. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. С. 199.
9. Пример с газовым шарфом заимствован из лекции М. К. Мамардашвили.
10. Ноэма (греч. - «мысль») - мысленное представление о предмете. Ноэзис (греч. уо^агн -«мышление»), в феноменологии - акт представления о предмете вне отношения с внешним предметом.
11. Понятие жизненного мира Гуссерля мы раскрываем, опираясь на изложение данной темы в: Гай-денко П. П. Научная рациональность и философский разум. М.: Прогресс-Традиция, 2003. С. 478-488.
УДК 159.992.4(470.53)
А. А. Краузе
СПЕЦИФИКА КОНЦЕПТА «Я» В КОНТЕКСТЕ ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ (НА ПРИМЕРЕ ПЕРМСКОГО КРАЯ)*
В данной статье исследуются процессы этнической идентификации в Пермском крае. Дается характеристика двух этнических групп: русские и коми-пермяки. Раскрывается специфика групповой и индивидуальной парадигм этнической идентичности.
The paper examines processes of ethnic identification in Perm Krai. It characterizes two ethnic groups: Russians and Komi-Permyaks. Specific features of group and individual paradigms of ethnic identity are revealed.
Ключевые слова: этническая идентичность, групповая этническая идентичность, субъект, дискурс, сознание.
Keywords: ethnic identity, group ethnic identity, subject, discourse, conscience.
Ключевым аспектом данного социального исследования является анализ специфики построения в сознании концепта «Я» через этническую идентичность. Проблемным полем изучения групповой принадлежности выступают исторический и социальный контексты взаимоотношений между группами, поскольку, становясь членами оп-
* Материал подготовлен в рамках Проекта № ПСР/ НИР-23 Программы стратегического развития ПГПУ
© Краузе А. А., 2013
