И.Ю.Шауб
Языческие истоки сюжета картины Джорджоне «Юдифь»*
Главная тема картины Джорджоне - женщина, торжествующая победу над мужчиной. Библейская Юдифь, несущая голову Олоферна, напоминает не только новозаветную Саломею с головой Иоанна Крестителя, но и ветхозаветную Далилу, острижение которой волос Самсона является смягченным вариантом обезглавливания, поскольку по первобытным представлениям разных народов сама жизнь заключена в волосах.
Если трактовать образ Юдифи в картине Джорджоне с позиций аналитической психологии, то он должен восходить к архетипу «великого женского образа матери» (по терминологии К.Юнга). Для Восточного Средиземноморья и Малой Азии был характерен культ Великой богини-матери, которая являлась верховным божеством для неолитического населения Ближнего Востока. В рельефах, представленных на стенах святилищ Чатал Хююка, антропоморфный облик всегда придавался только богине, мужское божество выступало в виде бычьей или бараньей головы.
Неолитический анатолийский культ богини-матери, связанный со смертью, совпадает с аналогичным культом минойского Крита. Здесь главным божеством была Великая богиня всего сущего с подчиненным ей страдающим мужским умирающим и возрождающимся божеством. Аналогичный малоазийскому и критскому культ Великой богини сохранился до настоящего времени у шактистов, или тантристов, в Индии.
В образе «Юдифи» Джорджоне (и у других художников европейского Ренессанса, прежде всего Л. Кранаха) «нашла отражение бессознательная образность древнего культа Великой богини-матери Восточного Средиземноморья в ее аспекте мужеубийцы» (с. 10). Автор реферируемой статьи высказывает предположение, что в ближневосточносредиземноморском ареале почитания Великой богини существовал культ отделенной от тела мужской головы, связанной с ритуалами плодородия. Именно к ее образу и к обрядам ее культа восходит сюжет, гениально воплощенный Джорджоне в картине «Юдифь».
* Шауб И.Ю. Языческие истоки картины Джорджоне «Юдифь» // Итальянский сборник. - СПб., 2000. —№ 4: От древности до ХХ века. - С.5-18.
Вдохновленный могучим архетипом, венецианский художник создал всеохватывающий образ, который «позволяет современному зрителю рассуждать не только о его символическом значении, но и о психологическом подтексте, и о вечной взаимообусловленности жизни и смерти, цветения и праха, добра и зла» (с. 13).
И. Л.Галинская