CC BY
97
Н. Л. ЦИНИЧНАЯ
Карельский научный центр РАН, г. Петрозаводск
«И ВСЕ ТРАВЫ ПРЕД НИМ РАССТУПАЮТСЯ...»
(к интерпретации образа Пантелеймона-целителя в стихотворении Л. К. Толстого)
Вопрос о соотнесенности стихотворения А. К. Толстого «Пантелей-целитель», написанного в 1866 г., с христианскими, народно-христианскими и собственно мифологическими представлениями не рассматривался в качестве самостоятельной проблемы исследования. А между тем в свете новых тенденций, обозначившихся в современном литературоведении, этот вопрос приобретает актуальность. Сама постановка и решение его в контексте сравнительно-типологического анализа оказались возможными благодаря накоплению фольклорно-этнографических материалов, связанных с Пантелеймоном-целителем и — шире — с ведунами-зелейниками, которые врачуют больных посредством «травного зелья, дивиих кореньев». В процессе анализа стихотворения названные источники предполагается сопоставить с житием и канонической православной молитвой, обращенной к св. великомученику и целителю Пантелеймону. День памяти святого приходится на 27 июля (по ст. ст.)/9 августа (по н. ст.).
В рассматриваемом стихотворении целитель назван простонародным именем «Пантелей», хотя в фольклорной традиции имеет место и та и другая транскрипция этого имени, которое в переводе с греческого обозначает «всемилостивый». Народной интерпретации соответствует и маркированный образом святого локус:
Пантелей-государь ходит по полю, И цветов и травы ему по пояс1.
© Криничная Н. А., 2001
1 Стихотворение А. К. Толстого цитируется по изд.: Toлcтoй A. K. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. М., 1963. С. 254—255.
277
«Народная Русь представляет его расхаживающим среди трав...»2, — писал в свое время известный знаток крестьянского быта А. А. Коринфский. Подобно ведунам-зелейникам, Пантелей-целитель и в стихотворении изображен на фоне цветущих растений. Однако это не просто фон. Между травами и целителем существует некая неразрывная, мифологическая по своей природе связь. Она проявляется даже во внешних признаках. Высота растений определяется относительно роста святого: травы и цветы ему «по пояс». Измерение их в параметрах человеческого тела также соответствует устной народно-поэтической традиции. Не случайно даже в повседневном обиходе закрепились выражения «трава в рост человека», «трава по пояс», «трава по колено». А встречающиеся в «травниках» определения высоты растений выражены, по сути, в антропоморфизированных категориях. Например, высота растения «ростом в локоть» соответствует длине руки от локтевого сустава до запястья и равна приблизительно 0,5 м. Растения же «ростом в пядень», или «ростом в четверть», по своей высоте равны расстоянию между концами расставленных пальцев, большого и указательного, что составляет четверть аршина, т. е. приблизительно 18 см, и т. д.
Пантелей-целитель, изображаемый в стихотворении среди трав и цветов, именуется «государем». Наделение таким «титулом» обусловлено характером
взаимоотношений между святым и растениями, выступающими в роли неких одушевленных существ, своего рода фитоморфных персонажей:
И все травы пред ним расступаются, И цветы ему все поклоняются.
Пантелей, властвующий над растениями, в этой своей ипостаси уподобляется антропоморфизированному божеству растительности и даже самой персонифицированной чудодейственной траве, занимающей, согласно поверьям, особое место по отношению к своему сообществу: она стоит в середине, в центре, а «вси травы приклонны к жй (курсив здесь и далее мой. — H. K.)»3 или: «около нее поблизости травы нет, а которая и есть, и та приклонилась к жй»4.
2 Kopинфcкий Л. Л. Народная Русь: Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. М., 1995. С. 478.
3 О народных травниках в Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 1896. № 33. С. 3.
4 Цит. по: Грушко Е., Медведев Ю. Словарь славянской мифологии. Нижний Новгород, 1996. С. 406.
278
Нетрудно заметить, что в основе анализируемого двустишия лежит модель, сформировавшаяся в недрах мифологических представлений о волшебных травах и их мифическом покровителе.
Вместе с тем в образе Пантелея-целителя как центрального героя стихотворения А. К. Толстого есть и признаки главы семейно-родовой общины. Отношения с ней «государя» нельзя охарактеризовать иначе как патриархальные. Такая коллизия и впрямь могла бы осмысляться в качестве обытовленной, если бы в роли сородичей Пантелея не выступали сами травы:
И всем добрым он травам невредныим Отвечает поклоном приветныим, А которы растут виноватые, Тем он палкой грозит суковатою.
Одновременно Пантелей представлен здесь и в роли устроителя мироздания: он не допускает проникновения в человеческое бытие сил хаоса. Мало того, из стихотворения А. К. Толстого в лице Пантелея вырисовывается и фигура ведуна, обладающего эзотерическим знанием, тайным, скрытым от непосвященных. Ему ведома добродетельная и вредоносная сила растений:
И он знает их силы сокрытые, Все благие и все ядовитые.
За этим емким двустишием стоит совокупность фольклорных сюжетов. Герой сказки, побывавший в лесной избушке и проглоченный мифическим животным, по возвращении к людям начинает понимать язык растений и животных. Такие же способности обретает и герой, отведавший мяса почитаемого животного (например, змеи) и вследствие этого воспринявший тайное знание. Все это сюжеты, этнографическим субстратом которых служат инициации. Как следует из мифологических рассказов, овладевший языком растений слышит от них самих, к чему они пригодны. В одной из бывальщин человек, разумеющий разговоры трав, каждая из которых «о своем лопочет», как-то, проезжая по лесу, видит стоящую на опушке маленькую травку. Она кланяется и говорит: «А я от ки-и-лы, а я от ки-и-лы!»5 Иначе говоря, травка сама оповещает о своей
5 Сказки и предания Самарского края/ Собр. и зап. Д. Н. Садовниковым. СПб., 1884. № 47. С. 68 (Зап. Имп. Русского географического общества по отделению этнографии. Т. XII).
возможности исцелять больных грыжей. По этому поводу у южных славян бытует поговорка: «Всякая болезнь свое зелье имеет»6. В другом мифологическом рассказе один из «знающих», подслушивая в лесу разговор трав, записывал их целебные свойства — и отсюда пошли травники, цветники, лечебники, и люди стали пользоваться волшебной силой растений7.
Продолжая разговор о персонификации трав и цветов, имеющей место в рассматриваемом стихотворении, отметим, что ее истоки также обнаруживаются в фольклорно-этнографической традиции. Не случайно уже Ф. И. Буслаев, основываясь на анализе обрядов и верований, писал: «К тому или другому растению нельзя было относиться запросто, как ни попало, но с благоговением, чтобы не оскорбить пребывающего в нем демона»8. Мало того, современное богословие, причем даже в тех случаях, когда оно опирается на позитивное научное знание, не отрицает наличия духовной энергии не только в предметах живой, но и неорганической природы, о чем, в частности, писал архиепископ (и одновременно — профессор, специалист в области хирургии) Лука Войно-Ясенецкий9. Собственно говоря, эти суждения по сути — дальнейшее развитие древних анимистических представлений, но уже в свете христианского учения.
Очередное двустишие в произведении А. К. Толстого, казалось бы, можно истолковать как обытовленный эпизод — сбор лекарственных трав:
По листочку с благих собирает он, И мешок ими свой наполняет он.
Однако, будучи маркированным именем святого, узнающего среди множества полевых растений единственно нужные ему — «благие», этот эпизод осмысляется как священнодействие. Эквивалент столь емкому двустишию можно обнаружить в народной традиции: это целая совокупность
6 Поездка немецкого врача по южнославянским областям // Отечественные записки. 1853. Т. 89. Отд. VI. С. 82.
7 Дeмич B. B. О змее в русской народной медицине (Культурно-этнографический очерк) // Живая старина. 1912. Вып. 1. С. 48. См. также: Об украинских народных преданиях / Пер. с польск. В. В-ский // Москвитянин. 1846. Ч. VI. № 11—12. Критика. С. 153.
8 Бycлaeв Ф. О народной поэзии в древнерусской литературе. М., 1859. С. 30.
9 Лука Boйнo-Яceнeцкий, архиепископ. Дух, душа, тело. Б. м., б. г. С. 63.
280
обрядовых действ, сопровождаемых вербальной магией. Их соблюдение обусловлено народно-христианскими верованиями, в соответствии с которыми само творение, выращивание чудодейственных трав подчас приписывается Господу и святым, вследствие чего волшебные растения оказываются божественными уже по своему происхождению: «Святой отец праведный Абрам все поле орал, Симеон Зилот садил, Илья поливал, Господь помогал»10. Вот почему просьба о благословении на добывание трав, согласно народной традиции, нередко адресуется самому Господу: «Господи, благослови меня, Отче, сию траву взять». С просьбой «дозволить <...> трав сорвать на всякую пользу и от всякой болезни всем православным христианам»11 в соответствии с народными верованиями обращались и к Богородице, и к святым. Впрочем, в таких случаях могли ограничиться и чтением обычной православной молитвы «Отче наш...»
Казалось бы, что в основе литературного и фольклорно-этнографического мотива, связанного со сбором трав, лежат две различные модели. На самом же деле и тот и другой мотив моделируется по единому принципу. Правда, в одном случае божественные силы в лице Пантелея присутствуют визуально, в другом же, как предполагается, эти силы, незримо давая свое благословение молящимся, по сути
представительствуют в них. Тем более что сами ведуны-зелейники не осмыслялись как простые смертные: это люди, посвященные в эзотерические знания.
Если до сих пор стихотворение A. K. Толстого соответствовало преимущественно фольклорно-этнографической традиции, то далее, по-прежнему не утрачивая с ней связей, оно прямо или косвенно соотносится то с житием, то с канонической православной молитвой, то с произведением иконописи:
И на хворую братию бедную Из них зелие варит целебное.
Согласно житию, искусству врачевания будущий целитель обучался у Евфросина, знаменитого врача того времени, жившего в III в. в городе Никомидии при императоре Максимиане, приблизившем Пантелеймона к своему двору. Вместе с тем врачебное искусство Пантелеймона, по
10 Великорусские заклинания: Сб. Л. Н. Майкова. СПб.; Париж, 1992. № 253. С. 99.
11 Там же.
281
церковному преданию, идет от Бога. Вот один из примеров его чудесного целительства: однажды Пантелеймон увидел на улице мертвого ребенка и укусившую его змею; будущий святой дал обет креститься, если сумеет воскресить мертвого; он горячо помолился Господу — и свершилось чудо: ребенок ожил, а змея разлетелась на куски. Будучи наставлен в христианской вере св. пресвитером «Ермолаем мудрым», Пантелеймон «получил от Бога дар исцелять болезни призыванием имени Христа»12. За исповедание христианства он в 305 г. был подвергнут жестоким пыткам, а затем «казни мечом». Причем и пытки, и мученическая смерть Пантелеймона ознаменовались явлением всяческих чудес13.
Соответственно представлен святой и в молитвах, где для обращения к нему используется звательный падеж: «O, великий угодниче Христов, страстотерпче и врачу многомилостивый Пантелеймоне!» Синонимическая формула содержится и в тропаре: «Страстотерпче святый и целебниче Пантелеимоне» (глас 5).
Кстати, «врачом всему миру», равно как и «спасителем милосердным», «заступником усердным», «ангелом-хранителем», назван он и в фольклорной традиции, в частности, в заговорах14. Не случайно в прежние времена праздник в честь целителя ознаменовывался в народе многочисленными приношениями в храм, к образу великомученика. Это были в основном приношения «от выздоровевших по молитве к заступнику врачующих и врачуемых»15. A в некоторых местностях (например, в Вытегре), судя по фактам, зафиксированным в конце прошлого века, молебствия святому великомученику Пантелеймону, равно как и Скорбящей Божией Матери, адресовались, по просьбе прихожан, и накануне воскресных дней, после всенощного бдения16. Впрочем, молебны святому могли по определенному случаю отправляться едва ли не в любой день. Так, по рассказу
12 Настольная книга для священно-церковнослужителей / Сост. С. В. Булгаков. 2-е изд. Харьков, 1896. С. 257.
13 Там же; O жизни православных святых, иконах и праздниках (согласно церковному преданию) / Автор-сост. O. A. Попова. Свердловск, 1991. С. 232—233.
14 Русские заговоры и заклинания / Под ред. проф. В. П. Аникина. М., 1998. № 2250. С. 346.
15 Коринфский A. A. Народная Русь... С. 478.
16 Сведения о состоянии Вытегорского градского благочиния за 1893 год // Национальный архив Республики Карелия. Ф. 25. Оп. 2. Д. 25/1682. Л. 226, об.
282
духовника Олонецкой духовной семинарии, священника Н. Суперчанского, он вместе с женой, последовав некоему голосу свыше, повез своего двухлетнего сына,
страдающего частыми припадками, в загородную часовню св. великомученика Пантелеймона, чтобы отслужить молебен. После их горячей молитвы, как пишет Н. Суперчанский, «сила Божия по молитве св. великомученика сказалась сразу же»17.
Однако следует учитывать, что образ Пантелеймона в народно-христианской традиции подвергся некоторой трансформации по сравнению с его осмыслением в официальном христианстве. По мнению исследователей, в Древней Руси на святого Пантелеймона, благодаря «месяцесловному» совпадению, в народе были перенесены черты языческого божества Паликопы, представления о котором зафиксированы в украинской мифологии18.
Имеющееся в стихотворении А. К. Толстого упоминание об отварах, приготовляемых из собранных трав для лечения «хворой братии» самим Пантелеем, соответствует иконографической трактовке этого образа, согласно которой святой обычно изображается с ложечкой для травных отваров. В народной же традиции зафиксированы и иные способы применения лечебных трав. Например, зелье могли просто носить при себе, подчас в виде венка, ожерелья, пояса, либо натираться в бане пучком трав и цветов. Однако и в крестьянском обиходе использовались преимущественно настои и отвары. Их предписывалось принимать «по утру и на тощее сердце» или «гораздо нахлебаться не пооднажды». Впрочем, случались и более конкретные указания относительно дозы, периодичности и продолжительности употребления зелий: «.а пить по чарки по утру и по вечеру, по три дня»19.
Заключительная часть стихотворения — это своего рода молитва об исцелении:
Государь Пантелей! Ты и нас пожалей, Свой чудесный елей В наши раны излей.
17 Чудесная помощь св. великомученика Пантелеймона // Олонецкие епархиальные ведомости. 1913. 1 августа. № 22. С. 411—412.
18 Настольная книга для священно-церковнослужителей. С. 257. Примеч.
19 Самолечение простого народа по травникам // Олонецкие губернские ведомости. 1884. № 42. С. 405.
283
Если в первой части стихотворения Пантелей выступает в качестве «государя» по отношению к персонифицированным травам, то во второй — по отношению к людям. Тем самым он оказывается медиатором между мирами, человеческим и растительным. Растения же символизируют землю — ту самую природную стихию, из праха которой, согласно Ветхому Завету, «и создал Господь Бог человека» (Быт. 2:7). Причем создание тела явилось лишь начальным моментом в творении первочеловека, создание же «души живой», когда Сам Бог «вдунул в лице его дыхание жизни» (Быт. 2:7), стало конечным моментом этого акта, свершившегося в шестой день (в шестой космический цикл) творения. Следуя христианским представлениям, А. К. Толстой, по сути, видит первопричину болезни человека в повреждении его души. Вспомним в связи с этим слова уже упомянутого выше тропаря, обращенные к св. Пантелеймону: «.моли милостивого Бога, да прегрешений оставление подаст душам нашим» — или же слова кондака: «... молитвами твоими душевныя наша недуги исцели» (глас 5).
Среди хворых, как повествуется в стихотворении А. К. Толстого, есть «душою увечные», «разумом тяжко болящие», носящие в себе «раны сердечные». В числе их и «глухие, немые, незрящие», и «опоенные злыми отварами». Одним словом, все те, у кого повреждены мысли, чувства, зрение, слух, речь, которые, согласно народно-христианской традиции, служат проявлениями души. (Ср., например, расхожее
выражение «глаза — зеркало души».) Заметим, что в канонической православной молитве больной, представленный в качестве одержимого «греховными язвами», ощущает себя «грешнейшим паче всех человек».
Вылечить больного, по А. К. Толстому, значит исцелить его раны, т. е. устранить последствия поврежденности, «падшести», греховности. В качестве важнейшего средства врачевания от недугов поэт называет «чудесный елей». В обычном понимании это освященное оливковое масло, употребляемое в церковном обиходе. Он же осмысляется как проявление Божьего милосердия и в православной молитве: «...помажи их (греховные язвы. — H. К.) елеем милости твоея и исцели мя». Значимость этого средства постулируется и в Евангелии: «.и многих больных мазали маслом, и исцеляли» (Мк. 6:13). Со всей определенностью о таинстве елеосвящения говорит в соборном послании св. ап. Иаков: «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его
284
елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящаго, и возставит его Господь; и если он сделал грехи, простятся ему» (Иак. 5:14—15). Характерно, что в церковной обрядности таинство елеосвящения соединяется с таинством покаяния и сопровождается разрешением грехов. В результате исцеление немощи душевной служит предпосылкой к излечению телесных недугов.
В свете рассматриваемой нами проблемы обратим внимание на тот феномен, что на Руси при елеосвящении призывался «в особенную молитвенную помощь» именно св. великомученик и целитель Пантелеймон.
На этом анализ стихотворения А. К. Толстого мог быть и завершен, если бы не одно обстоятельство. В само понятие «елей», являющееся в данном произведении одним из ключевых, поэт вкладывает несколько иной смысл, чем тот, который был принят в церковной литературе. Об этом, в частности, свидетельствует заключительный стих анализируемого текста:
Помоги им своими ты травами!
Этот стих явно синонимичен ранее цитируемому, где роль целебного снадобья отводилась елею. А тот, в свою очередь, соотносится с эпизодом, где Пантелей собственноручно варит целебное зелье из собранных им же самим «благих» трав. Понятия трава — отвар — зелье — елей в стихотворении А. К. Толстого синонимичны. И если елей эквивалентен травному отвару, то сам Пантелей, естественно, — ведунам-зелейникам, которые врачуют недужных с помощью трав и заговоров, во многом основанных на народно-христианских воззрениях.
Подобный мотив соответствует мифологическим представлениям, согласно которым каждое из волшебных растений вносит свою лепту в создание, восстановление и обновление человека (не только плоти, но и души), подвергшегося вследствие воздействия тех или иных сил повреждению и разрушению.
Прежде всего, согласно мифологическим рассказам, сама плоть человека может быть создана из цветов и трав, приравненных к праху земному. В одном из них великий чародей (в качестве такового здесь представлен Яков Брюс), подобно всевышнему творцу, «мастерит» живого человека: «Совсем егатавил — из цвeтoв — тела женское, как быть. Оставалось только душу вложить, и это от его рук не отбилось бы, да на беду его — подсмотрела в щелочку жена Брюса и, как увидала свою соперницу — вышибла дверь, ворвалась
285
в хоромы, ударила сделанную из цветов девушку (курсив мой. — Н. К.) — и та разрушилась»20. Мало того, посредством трав можно восстановить и функции
человеческого организма, которые в народных верованиях как раз и считаются проявлениями души. Так, одна трава дает человеку или восстанавливает у него ум («с умом станет»), другая — рост и речь («в три месяца станет говорить»), третья — голос («голос будет вельми ясен, что труба»), четвертая — слух («угодна, еще кто глух»), пятая — зрение («светлость очей наводит») и т. п. Есть даже травы, которым напрямую приписывается способность восстанавливать, укреплять, обновлять жизненную силу (душу) человека: трава ангелик «всю внутренность укрепляет и силу подает»21; трава девясил содержит в себе «вещей <...> девять сильных, к лекарству потребных»22. И, наконец, с помощью чудодейственных трав можно в течение сакрального срока, соотнесенного с состоянием космоса, воскресить умершего, обеспечить ему вторичное рождение.
И каждый новый акт, направленный на восстановление утраченной целостности, осмысляется как репрезентация божественного акта творения первочеловека, где роль праха земного и даже в известном смысле самого божественного дуновения призваны играть «благие» травы. Ведь они, согласно поверьям, выращены при участии Господа и святых и собраны с их благословения людьми, посвященными в эзотерическое знание.
На пересечении этих разрозненных, разновременных и, казалось бы, несоединимых представлений и возникло стихотворение А. К. Толстого, где вопрос о телесном здоровье человека и — в конечном счете — человечества напрямую соотнесен с вопросом о его духовности, силе духа и душевном равновесии, что и в наше время продолжает оставаться актуальным.
20 Легенды. Предания. Бывальщины / Сост., подг. текстов, вступ. статья и примеч. Н. А. Криничной. М., 1989. С. 136.
21 Самолечение простого народа по травникам. С. 405.
22 Там же.
