CC BY
19
УДК 821.161.1.09 ББК 83.3(2=411.2)6
«И СПРОСИЛА КРОХА...»
Ефремов Эдуард Петрович,
собственный корреспондент газеты «Сельская жизнь» (г. Воронеж)
Аннотация. В статье предпринята попытка проследить временную взаимосвязь гражданских, патриотических позиций некоторых литературных критиков, поэтов, писателей, публицистов разных послереволюционных поколений. Главное внимание уделено А.К. Воронскому, С.А. Есенину, Ю.П. Власову.
Ключевые слова: революция, репрессии, патриотизм, поэзия, православие, вера, большевизм, марксизм, ленинизм, прошлое, будущее.
«AND ASKED THE BABY...»
Efremov E.P., correspondent of the newspaper «The rural life» (Voronezh)
Abstract. The article seeks to explore the temporal relationship of civil and Patriotic position of some literary critics, poets, writers, publicists different post-revolutionary generations. The main attention is paid to Vorovskomu A.K., S.A. Yesenin, Yuri P. Vlasov.
Key words: revolution, repression, patriotism, poetry, Christianity, faith, Bolshevism, Marxism, Leninism, passed, future.
Началось все более 50-ти лет тому назад с выбора темы для дипломной работы. Старший товарищ, историк Валентин Пирогов, предложил: «Ты, конечно, не слышал ни о журнале «Красная новь», ни о его редакторе Воронском
- чрезвычайно интересно. Занятие - на всю оставшуюся жизнь!»
Тогда только открыли доступ к «забытому» журналу. И начались поездки в Москву в Ленинскую библиотеку. Познакомился с дочерью Александра Константиновича Воронского
- Галиной Александровной. Встречи и переписка с известными писателями, литературоведами... В изобилии материала просто утопал.
«Случайная» встреча с Александром Григорьевичем Дементьевым, заместителем редактора журнала «Новый мир». Он-то и посоветовал не разбрасываться и четко определил тему: «А.К. Воронский - литературный критик». После беседы сказал: «Ну, пошли.» Открыл дверь, что была напротив: «Александр Трифонович, тут парень из Воронежа с интересными материалами о Воронском. Вы не против, если мы ему статью закажем?» Твардовский, не поднимая головы от лежащей перед ним рукописи: «Конечно, пусть пишет.»
Анатолий Михайлович Абрамов, мой научный руководитель, дал понять - этот «калаш-
ный ряд» не мой: «Повременим...» Уведомил об отказе Дементьева, тот успокоил: «Защищай дипломную, а писать диссертацию будешь под моим руководством».
Особая «диссертация» о том, как мною было написано почти три диссертации по творчеству разных писателей у разных руководителей - к счастью и без того сложная журналистская жизнь не усложнилась еще и борьбой на «научном» поле брани.
Абрамов, непосредственный и увлекающийся человек, поставил мне «отлично». Но перед самой защитой пришел в общежитие: «Ну, дорогой, мы с тобой чуть было не влипли. Пролистал твой «труд», а главу о Маяковском и читать не стал. Был спокоен - ты же вместе со всеми в работе моего спецкурса по Маяковскому участие принимал».
Учился ли ты в университете или не учился, был ли ты токарем или слесарем - все мы в те времена были воспитаны Маяковским. «Поэт-горлан», поэт Революции, и любовь у него была революционная, как нам преподносилось, коммунистическая.
А что у Воронского про Маяковского?
«.Своеобразие Маяковского - от его героя... Иногда писатель напоминает каторжника, прикованного к тачке: тщетно он старается освободиться - цепи крепки и ковка прочна. Недаром поэт пригвоздил своего человека к невскому мосту и заставляет его стоять из года в год: «Семь лет я стою. Я смотрю в эти воды, к перилам прикручен канатами строк. Семь лет с меня глаз эти воды не сводят. Когда ж, когда ж избавления срок?» Человек - поэтическое бремя и пленение, радость и надежда, тень, неугомонно и неотвязно следующая за писателем, двойник, друг детства и поверенный, враг и надоедливый, постылый, постоянный гость.
Как же выглядит этот герой, каков он, чего хочет, откуда и куда идет?
.Примитивен, первобытен. Сплошная физиология. Он - из мяса, костей, крови, мускулов.
.Говорят: человек - добр, человек - зол, человек - общественное животное, человек -Бог, носитель, сосуд потусторонний ... Но в человеке Маяковского ценное, самое прекрасное и важное, он груб, жаден, вгрызается зубами за свое, он не хочет пропустить ничего, что дано ему природой, отдать, пожертвовать, - он эго-
истичен и своенравен, он - дитя и дикарь, он зоологичен. Человека Маяковский поставил на четвереньки.
Желания, грезы, мечты, идеалы тоже от четверенек.
«Тело твое просто прошу, как просят христиане», - обращается он к возлюбленной. «Отчего ты не выдумал, чтоб было без мук целовать, целовать, целовать?» - заклинает он Бога. «Нам надоели небесные сласти - хлебище дайте жрать ржаной. Нам надоели бумажные страсти
- дайте жить с живой женой». Небо... Там нет ничего осязаемого, ощутимого. Его аргументы против «небесного», духовного, идеалистического несложны и просты до обнаженности. «Жилы и мускулы молитв верней»... Духовное, душевное лишает человека наслаждения красным своим языком, мускулами.
«Оглядываюсь - эта вот зализанная гладь и есть хваленое небо?»
. Маяковский воюет со вселенной, с землей - «долой природы наглое иго». Ему надобно подчинить ее себе, заставить служить своей громаде. «Солнце моноклем вставляю в широко растопыренный глаз», «Наполеона поведу, как мопса», «вся земля поляжет женщиной, заерзав мясами, хотя отдаться.» «Страсти Маяковского» разрешаются в отчаянном смертоносном порыве: «а сердце рвется к выстрелу, а горло бредит бритвою, в бессвязный бред о демоне растет моя тоска». . Подчеркнутая грубость и извращенность образов: «тучи оборванные беженцы точно», «пузатая заря», «вселенная - бутафория, центральная станция, путаница штепселей, рычагов и ручек», «туч выпотрашатывает туши кровавый закат мясник», «слова выбрасываются, как голая проститутка из горящего публичного дома», «вздрагивая, околевал закат». Маяковский презирает все «духовное», подразумевая под духовным не только Божественное и потустороннее, но и продукты человеческого ума. Для него идеи
- только ядовитое войско Вильсонов; книги, философия нагружают голову мусором, Мечников снимает нагар, Лувр - труха, искусство
- мерехлюндия и канитель. Во имя сластей, обладания телом любимой, во имя вещей он готов все это разгромить, пустить по ветру. Да здравствует человек и вещь, пусть сгинет все остальное. С первого взгляда это звучит ужасно революционно... Он шутит, он хвастается,
он форсит, он пророчествует о самом себе: «Да приидет царствие мое».
.Протестуя, «рвя и оря» и громя современных хозяев жизни, Маяковский исказил свой протест, примешав к нему значительную дозу современного, европеизированного мещанства. Налет этот довольно заметен. Социализм Маяковского с возведением вещей в единственную ценность, с его отрицанием всею «духовного» - не наш социализм.
В социализме Маяковского пропали и провалились общественные отношения. Грядущее ему представляется как наслаждение вещами.
.В поэме «Ленин» Маяковский вновь пытается утвердиться на революционных позициях. В «Ленине» хорошо введение, похороны - лучшее, что есть в нашей поэзии о Ленине, есть другие выигрышные места, а в основном тема не удалась поэту... Ленин Маяковского окаменел, застыл, стал плакатным, он не шагает, а шествует, не действует, а священнодействует. Поэт волен преображать, создавать своего Ленина, Маркса и других по образу и подобию своему, но, создавая его по-своему, он обязан добиться, чтобы читатель поверил в творческое создание поэта. В Ленина Маяковского не верится, он не убеждает.
. Словотворчество превращается в круче-нотворчество, «энергичная словообработка» в вымученное изобретательство, а мастерство в звукосочетании.
Слово, язык, стиль Маяковского являются шагом вперед к разговорному, митинговому, но они испорчены литературными «изысканиями». Маяковский не хочет слушаться и повиноваться языку, пусть язык слушается и служит ему. Он берет и мнет его, как глину, коверкает и гнет по-своему. Но слово - организм. Оно поддается далеко не всякой операции.» [1].
Анатолий Михайлович объяснил «непонимание» Воронским Маяковского тем, что критик был, как известно, троцкистом. С тем, что он был троцкистом, пришлось согласиться - в энциклопедии об этом черным по белому напечатано. Хотя мы в студенческие годы с воодушевлением (так исполняют только гимны) пели «зэковскую»:
. Вчера мы хоронили двух марксистов,
Их не покрывали кумачом -
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем. [2]
В принципе, Воронский никаким троцкистом не был, как не был он и тем большевиком, каким его пытаются многие представить. Он одним из первых попытался «встать над схваткой» - построение нового общества невозможно без возврата к былым духовным и нравственным ценностям. Воспитать молодой советской власти нового Гоголя, Льва Толстого в обозримом будущем невозможно, поэтому все лучшее в литературе и искусстве мы должны взять из прошлого. Вернуться к ценностям, формирующим Человека вне зависимости от партий, философских учений.
В 1978 году готовил к публикации статью о взаимоотношениях Воронского и Ленина. Опирался не только на материалы «Красной нови», но и на воспоминания тех, с которыми встречался, которые хорошо знали Александра Константиновича. Для некоторых уточнений дал прочитать рукопись воронежскому писателю М.М. Подобедову. Он прочитал, сделал серьезную правку: «У вас получается, что Воронский умным был. Не так это. Я с ним спорил, отстаивал свое, так как я лучше его знал труды Карла Маркса».
.В записных книжках остался факт, которому в былые времена не придал особого значения - не по теме. Во время одной из встреч Галина Александровна рассказывала о дружбе отца с Сергеем Есениным. Александр Константинович из семьи православных священников и по отцовской линии, и по материнской. Окончил бурсу. Учился в Тамбовской духовной семинарии, из которой на пятом году обучения был исключен за «политическую неблагонадежность». Проникся большевистской идеологией, за которой, без сомнения, светлое будущее России. Это убеждение в нем осталось до последних дней его жизни. Кстати, именно в то время многие российские духовные семинарии выступили против церковного чиновничества. Попробуй с шашкой наголо разберись (речь не о молодежи), почему в 1917-м большинство опытных священнослужителей приветствовали отречение царя Николая II?
В рассказе дочери был момент о трехдневном «заточении» Воронского и Есенина в недостроенной бане: «Я бы не сказала, что они
крепко выпивали - головы им вскружил весьма принципиальный спор. Папа, как известно, был атеистом и прекрасно знал все, что касалось религии. Любого мог убедить в правильности своего взгляда на ту или иную проблему. А тут пришел домой и говорит: «Оказывается, о чем угодно, но о православии с Есениным спорить бесполезно. Упертый. На своем стоит. Я во многом с ним согласился, но, кажется, и он более яснее стал понимать задачи революции.»
. Мы, влюбленные в своего кумира Абрамова, несколько вечеров горячо обсуждали поэзию Межелайтиса, так прекрасно продолжающую «космичность» Маяковского. Изо всего запомнилась одна фраза, произнесенная спокойно замечательным воронежским поэтом, нашим бывшим однокурсником Львом Косько-вым: «У Межелайтиса нет Бога. Он - не поэт».
С истечением времени противостояние «атеиста» Воронского и Есенина обрело иной смысл - на нем завязалась далекая до разрешения проблема из проблем. Русская революция 1917 года и ее последствия - влияние на умы, переустройство не только общества в одной стране, но и пример международного значения поиска путей к истинным равенству, братству, победы нищеты над капиталом, интернационализму.
У Маяковского все просто. От этого «примитива», не принятого Воронским, и пойдем. Для заголовка статьи взята цитата не из обилия трудов А.К. Воронского, не из поэзии С. Есенина - попытаемся ответить на вопрос, сформулированный Маяковским в стихотворении для детей: «И спросила кроха, что такое хорошо и что такое плохо?»
Начало познания революции и перемен. Статья редактора «Красной нови» о Маяковском далеко не простая - сложная, и над ней «копья ломают» многие литературоведы. Даже из тех цитат, которые приведены выше, можно сделать заключение - в анализе творчества «поэта-горлана» в большей степени выступает не столько большевик, сколько человек высокой духовности, нравственности, опирающийся на Писание, учение православной Церкви.
Осенью 1962 года мы, первокурсники, в дальнем колхозе Новохоперского района убирали картошку, заготавливали силос и возили с тока зерно на элеватор. Вечера были подарками из подарков! В селе «неприкаянным» жил
явно нездешний человек - интеллигентная бородка, в одежде аккуратность, язык философа и мудреца. Он очень был рад «подарку судьбы» в лице нашего разношерстного сообщества. Имелось много «знатоков» поэзии, явно претендующих, благодаря своим талантам, на лидерство. Но в колхозе лидерство взял неизвестный человек ниоткуда.
Тогда только пробивался из забытия Есенин. И вдруг оказалось, что наш «интеллигент» с Есениным был. лично знаком! Сколько на нас обрушилось информации о поэтах, художниках, критиках двадцатых годов! Сколько совсем не известных фактов о жизни царя, дореволюционной России. Декламировал он, ко всему прочему, прекрасно. Не спор возник. Просто кто-то из нас с пренебрежением всезнайки высказался по поводу вреда религии, что это опиум для народа. Всего пустая голова в себя не вообрала. Что-то говорилось о неправильности понимания расхожей фразы про «опиум для народа». (Спустя многие годы нашел у К. Маркса в его «К критике гегелевской философии права»: «Религия - это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она - дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа» [2]. Опиум народа, а не «для народа». В те времена опиум употреблялся как лекарство, так что религия «по Марксу» была человеку не во вред, а в пользу, для излечения, успокоения души).
Потрясением для всех был тихий монолог незнакомца о воинствующих безбожниках и отношением к этому Сергея Есенина. Для нас непререкаемым авторитетом, наряду с Маяковским, был Демьян Бедный. Слышим шокирующую историю об истинном положении дел и под медленную диктовку записываем гневную отповедь Сергея Есенина на поэму Демьяна Бедного «Евангелие без изъяна апостола Демьяна»:
Я часто думаю, за что Его казнили? За что Он жертвовал Своею головой? За то ль, что враг суббот, Он против всякой гнили Отважно поднял голос Свой?
За то ли, что в стране проконсула Пилата, Где культом кесаря полны и свет и тень, Он с кучкой рыбаков из бедных деревень За кесарем признал лишь силу злата?
За то ли, что Себя на части разделя, Он к горю каждого был милосерд и чуток И всех благословлял, мучительно любя, И стариков, и жен, и крохотных малюток?
Демьян, в «Евангельи» твоем Я не нашел правдивого ответа. В нем много бойких слов, ох как их много в нем,
Но слова нет достойного поэта.
Я не из тех, кто признает попов, И веру в них считает верой в Бога, Кто лоб свой расшибить готов, Молясь у каждого церковного порога.
Я не люблю религию раба, Покорного от века и до века, И вера у меня в чудесные слова -Я верю в знание и силу Человека.
Я знаю, что стремясь по нужному пути, Здесь на земле, не расставаясь с телом, Не мы, так кто-нибудь другой ведь должен же дойти
К воистину божественным пределам.
И все-таки, когда я в «Правде» прочитал Неправду о Христе, блудливого Демьяна -Мне стало стыдно, будто я попал В блевотину, извергнутую спьяну.
Пусть Будда, Моисей, Конфуций и Христос Далекий миф - мы это понимаем, -Но все-таки нельзя ж, как годовалый пес, На все и всех захлебываться лаем.
Христос - Сын плотника - когда-то был казнен.
Пусть это миф, но все ж, когда прохожий Спросил Его: «Кто ты?» - ему ответил Он: «Сын человеческий», но не сказал: «Сын Божий» .
Пусть миф Христос, как мифом был Сократ, И может быть из вымысла все взято -Так что ж теперь со злобою подряд Плевать на все, что в человеке свято?
Ты испытал, Демьян, всего один арест -И то скулишь: «Ах, крест мне выпал лютый».
А что б когда тебе Голгофский выпал крест Иль чаша с едкою цекутой?
Хватило б у тебя величья до конца В последний час, по их примеру тоже, Весь мир благословлять под тернием венца, Бессмертию уча на смертном ложе?
Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил, Своим пером ты не задел Его нимало -Разбойник был, Иуда был -Тебя лишь только не хватало!
Ты сгусток крови у креста Копнул ноздрей, как толстый боров, Ты только хрюкнул на Христа, Ефим Лакеевич Придворов!
Ты совершил двойной тяжелый грех Своим дешевым балаганным вздором, Ты оскорбил поэтов вольный цех И малый свой талант покрыл большим позором.
Ведь там за рубежом, прочтя твои стихи, Небось злорадствуют российские кликуши: «Еще тарелочку демьяновой ухи, Соседушка, мой свет, откушай».
А русский мужичок, читая «Бедноту», Где «образцовый» труд печатался дуплетом, Еще сильней потянется к Христу, К Единственному Истинному Свету.
У нас старшим был доцент Борис Владимирович Кривенко, прошедший с боями Великую Отечественную войну. Мы его как-то спросили о самом страшном, случившемся с ним на фронте. Ответил: «Первый бой. Я, мальчишка, поднялся в атаку, и ноги прошила автоматная очередь. Сильная боль, потеря сознания, большая потеря крови. Несколько месяцев отвалялся в госпитале. Потом до конца войны страха никакого не было».
И вот этот бесстрашный офицер собирает нас и с каким-то испугом умоляет: «Никому ни при каких обстоятельствах о человеке, с которым вы проводили вечера, ни слова. Не было его, мы его не знаем. Забудьте про все глупости, которые от него услышали.»
Незнакомец исчез. Приезжали какие-то люди, расспрашивали сельских жителей. С нами никто не беседовал. Борис Владимирович все взял на себя, объяснив, что мы ударно трудимся от зари до поздней ночи, очень устаем -после ужина сразу заваливаемся спать.
.О том, что Воронский был далек от религии, постоянно подчеркивал Иван Степанович Исаев, муж Галины Александровны. Его возмущало то, что друг их семьи В. Т. Шаламов, с ко -торым они познакомились в тяжелые годы магаданской ссылки, был отпет в церкви и похоронен по-православному. Говорил, что Шаламов хоть родом из священнического окружения, как и Во-ронский, но о вере никогда ни с кем не говорил. Следовательно, верующим он не был. Здесь, думаю, позволительно провести параллель. Автора этих строк довольно близко свела судьба с Г.Н. Троепольским, сыном, без преувеличения, выдающегося священника. Но Гавриил Николаевич никогда разговоры о Боге не вел. Хотя его «Белый Бим Черное Ухо» - повесть наивысшей духовности. Надо еще учитывать и знать, в каком окружении находился верующий человек в ссылке. «Истинные революционеры» из среды тех, для которых строительство «нового мира» начиналось с разрушения прошлого - «до основания, а затем.» Перековка «несознательных» активным образом шла и в местах не столь отдаленных.
К сожалению, мы слишком поздно познакомились с Георгием Дмитриевичем Кусур-гашевым. Шорец, переводивший на шорский язык произведения Сталина, на Колыме провел сорок лет: десять лет заключения, десять - ссылка, а остальные двадцать - «просто привык и не мог себе представить, как можно дальше жить без Магадана и его замечательных людей». Благодаря депутату Государственной Думы Руслану Гостеву он издал правдивую книгу воспоминаний «Призраки Колымского золота». Срок он отбывал на прииске Ягодном, бывал в Сусумане и других зонах. Вне всякого сомнения, не мог не встречаться с Галиной Александровной Воронской, Иваном Степановичем Исаевым, Варламом Шаламовым, но они были из другого «круга». Он же из лагерной жизни вышел с другими представлениями - именно там «по-настоящему стал православным». Пример подавал несгибаемой воли священник - ни от кого не прячась, молился.
Молился и за тех, кто его просил об этом. Спрашивали, объяснял многое из церковной службы, церковных преданий. Руководство лагеря, охрана позволили даже однажды по просьбе «зэков» батюшке «отслужить на Пасху».. До конца своих дней Георгий Дмитриевич дружил с верующим Василием Владимировичем Барсуковым, который по большим церковным праздникам приезжал из Елань-Колено «с ночевой к Егорию». Привозил гостинцы собственного изготовления - торт и поллитровку самогона. Торт съедался с чаем семейством и гостями гостеприимного Дмитриевича. Самогон всегда стоял «для приличия» - ни первый, ни второй любителями «этой гадости» не были. Барсуков «советскую церковь» не признавал, поэтому службы посещал в храме Зарубежной Православной Церкви, что в Воронеже неподалеку от строительного института. Кусургашев «не до конца все понимал», поэтому ни в какую церковь не ходил: «Понасмотрелся я, братка. И староверы с нами сидели, и федоровцы. Уди -вительная, непосильная для меня стойкость - все для меня были и остались протопопами аввакумами.»
С Василием Владимировичем перезваниваемся по сей день - ему за девяносто. Приходил я к Кусургашеву вместе с «федоровцами», Александром Перепеченых и Иваном Лепехиным, пережившими в тюрьмах, на лесоповалах просто ужасы - многие сгинули в лагерях. Они в «Советской культуре», где автор этих строк состоял собственным корреспондентом, прочитали материал о «зэке - общественном деятеле» и обратились к нему за помощью в поисках правды и справедливости - возможно, они во многом заблуждались. Было же очевидно, как в Писании предупреждалось, - вслед за революцией пришел антихрист, стали разрушаться храмы, начались гонения на верующих. И вдруг в Новом Лимане, что близ Богучара, появился юродствующий Федор Рыбалкин. После его преследований некоторые «прозрели»: ведь в образе Федора Рыбалкина свершилось второе пришествие Христа. Знакомы все с рассказами Варлама Шаламова, но его жизнь воспринимали затворничеством - каких бы то ни было встреч с воспоминаниями о былом он избегал. Что важно: ни Кусургашев, ни Барсуков, ни «федоровцы» не принимали творчество Солженицына - явная ложь, искажение все-
го происходившего на самом деле. В течение нескольких лет Кусургашев не мог ни в одной газете опубликовать свой материал, разоблачающий лживое описание Александром Исаеви-чем событий на прииске Ягодном.
По всей вероятности, одним из первых верно внутреннее состояние, духовную сущность Варлама Шаламова понял литературовед Олег Миннуллин: «После истории о так называемом «покаянном письме» в «Литературную газету», написанном в 1972 году, где Шаламов выступил против публикации «Колымских рассказов» за рубежом в журнале «Посев», в записных книжках автор поясняет мотивы своего выступления: «. Почему сделано это заявление? Мне надоело причисление меня к «человечеству», беспрерывная спекуляция моим именем: меня останавливают на улице, жмут руки и так далее <...> Художественно я уже дал ответ на эту проблему в рассказе «Необращенный», написанном в 1957 году; ничего не прочувствовали, это заставило меня дать другое толкование этим проблемам».
Речь идет о сопротивлении автора «Колымских рассказов» его «причислению к человечеству», то есть в ряды борцов за общественную правду, за гуманизм, в ряды доброхотов, учителей жизни, что для Шаламова неприемлемо. Навешивание подобного ярлыка оказывается для него неизбежной формой несвободы, возможно, лицемерия, прокрустовым ложем деланой нравственности. В приведенной записи он вспоминает о «Необращенном» именно в этом ключе. Суть рассказа ни в коем случае не в богоборчестве или воинственном неверии писателя, а именно в отказе от вступления в ряды поборников благих намерений, агентов добра и спасения, в отказе от стесняющего свободу окаменения в благообразной маске будь то гуманиста или доброго самаритянина, верующего или учителя жизни (вспомним шаламовскую заповедь «не учи!»).
Его сопротивление оказывается именно формой отстаивания нравственной свободы, естественным выявлением беспощадной этики писателя. .«Необращенный» - это рассказ о моральной свободе, которая реализуется как сопротивление. Именно эта нравственная установка является отправной точкой писательской позиции» [3].
В Есенине Воронский увидел возможность формирования истинно советского поэта,
должного преодолеть влияние на него чрезмерной религиозности, взять из нее только то, что полезно для общества, реализующего в жизнь коммунистические идеи:
«Русь Есенина в первых книгах его стихов - смиренная, дремотная, дремучая, застойная, кроткая, - Русь богомолок, колокольного звона, монастырей, иконная. Деревенский уклад, деревенский быт взяты поэтом исключительно с идиллической стороны. Каторга сельского подъяремного труда, непосильность, из-мызганность житья-бытья крестьянского, весь предреволюционный, накопленный веками социальный гнев, ненависть, злоба, мятежность деревни остались за пределами художественного восприятия поэта.»
Эта довольно-таки солидная статья Александром Константиновичем писалась после длительного общения с поэтом, споров, приобщения к «правильным книгам». С явным удовлетворением Воронский константирует:
«В предисловии к последнему собранию своих стихов Есенин сообщает: «самый щекотливый этап, это - моя религиозность, которая очень отчетливо отразилась на моих ранних произведениях. Этот этап я не считаю творчески мне принадлежащим. Он есть условие моего воспитания и той среды, где я вращался в первую пору моей литературной деятельности. На ранних стихах моих сказалось весьма сильное влияние моего деда. Он с трех лет вдалбливал мне в голову старую патриархальную церковную культуру. Отроком меня таскала по всем российским монастырям бабка. Литературная среда 13-14-15 годов, в которой я вращался, была настроена приблизительно так же, как мой дед и бабка; поэтому стихи мои были принимаемы и толкуемы с тем смаком, от которого я отмахиваюсь сейчас руками и ногами. Я вовсе не религиозный человек и не мистик. Я - реалист.» [4]
Но на деле это было далеко не так. Стихотворение «Возвращение на родину» написано 1 июня 1924 года:
. Здесь кладбище!
Подгнившие кресты,
Как будто в рукопашной мертвецы,
Застыли с распростертыми руками.
По тропке, опершись на подожок,
Идет старик, сметая пыль с бурьяна.
«Прохожий! Укажи, дружок,
Где тут живет Есенина Татьяна?»
«Татьяна... Гм... Да вон за той избой. А ты ей что? Сродни?
Аль, может, сын пропащий?» «Да, сын.
Но что, старик, с тобой? Скажи мне,
Отчего ты так глядишь скорбяще?»
«Добро, мой внук,
Добро, что не узнал ты деда!.. »
«Ах, дедушка, ужели это ты?»
И полилась печальная беседа
Слезами теплыми на пыльные цветы.
«... На церкви комиссар снял крест.
Теперь и Богу негде помолиться.
Уж я хожу украдкой нынче в лес,
Молюсь осинам...
Может, пригодится...»
. На стенке календарный Ленин.
Здесь жизнь сестер,
Сестер, а не моя, -
Но все ж готов упасть я на колени,
Увидев вас, любимые края.
. Ах, милый край!
Не тот ты стал,
Не тот.
Да уж и я, конечно, стал не прежний. Чем мать и дед грустней и безнадежней, Тем веселей сестры смеется рот.
. Конечно, мне и Ленин не икона, Я знаю мир... Люблю мою семью... Но отчего-то все-таки с поклоном Сажусь на деревянную скамью.
«Ну, говори, сестра!»
И вот сестра разводит,
Раскрыв, как Библию, пузатый «Капитал»,
О Марксе,
Энгельсе...
Ни при какой погоде
Я этих книг, конечно, не читал.
Душевное состояние поэта объясняется в «Руси уходящей». Все тот же период, обнадеживший Воронского:
Мы многое еще не сознаем,
Питомцы ленинской победы,
И песни новые
По-старому поем,
Как нас учили бабушки и деды.
Друзья! Друзья! Какой раскол в стране, Какая грусть в кипении веселом! Знать, оттого так хочется и мне, Задрав штаны, Бежать за комсомолом. ... Советскую я власть виню, И потому я на нее в обиде, Что юность светлую мою В борьбе других я не увидел. .Я человек не новый! Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою,
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою.
.Я знаю, грусть не утопить в вине,
Не вылечить души
Пустыней и отколом.
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны,
Бежать за комсомолом [5].
Есенин другу Воронскому посвящает поэму «Анна Снегина». Особое «благодарение» за преподанную науку, как понимать жизнь и жить дальше. Если в других стихах достаточно ерничества по поводу «восторгов» от советской власти, то здесь попытка на все сомнения ответить по-серьезному. Уроки Есенина переплелись с уроками Воронского - замечательное поле, засеянное для нас семенами прозревания.
Через годы талантливый литературный критик, публицист Анатолий Абрамов, влюблявший нас в Маяковского, таким же СОВЕТСКИМ хотел осмыслить и представить Есенина. Какими бы замечательными и прекрасными людьми ни были критики, но пыль времен покрывает их труды - вспомнят разве одинокие «специалисты», не от большого ума пытающиеся по-своему «пройтись по задам». Но если поэт был истинным Поэтом, он оста-
нется навечно. Не по литературоведческим трудам, а по его творческому наследию мы и грядущие поколения будут познавать жизнь.
Трагическая судьба искренних и честных людей. Трагедия Маяковского в том, что развитие революционных идей пошло далеко не по обещанному руслу. Воронский и Есенин, в принципе, равнозначны в стремлениях обустроить Россию не в планах чьих-то «заговоров», а по здравому смыслу развития человеческого бытия, данного человечеству Божественной мудростью любви, всепрощения и мира. И первый, и второй были убиты. Нет, не режимом Сталина. Если разобраться, то Иосиф Виссарионович был первым. контрреволюционером. В его действиях мало что есть от Маркса, тем более - от Ленина. Решения принимал по ситуации, на много вперед просчитывая шаги внешних и внутренних противников укрепления нового государства российского.
Человечество всегда стремилось жить хорошо. В это «хорошо» вкладывались отнюдь не материальные богатства. Земная жизнь - ступень испытания, данная возможность постичь в себе заложенное Господом, Который сказал: «Сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему...» И сотворил Бог человека по образу Своему [6]. Образ и подобие - разные понятия. Наивысшая цель человека - развить в себе дарованное Богом. Таланты в разных областях трудовой деятельности - от возделывания земли до проявления умения творить во благо другим словом, мастерством художника, песнопевца. Каждый своим дарованием способен отображать Божии совершенства. Дана свобода выбора - или ты развиваешь свои таланты, или предаешься земным страстям. Наивысшая простота и доходчивость довольно сложных толкований заключена в неожиданных для баснописца Ивана Андреевича Крылова стихах:
Чтоб Бога знать, должно быть Богом.
Но чтоб любить и чтить Его,
Довольно сердца одного.
Такими сердцами обладали Воронский с Есениным. И вот эти обращения литературного критика, общественного деятеля, писателя и публициста Воронского к истокам духовности вместе с поэтом Есениным более всего тревожили тех, которые творили революцию далеко не в
интересах России. Воронского «убили» свои же, коллеги-писатели. Как коллеги-ученые посредством клеветы и ложных доносов расправились с гением сельхознауки Николаем Вавиловым. Общеизвестный факт, когда, отбыв срок в лагерях и тюрьмах, оклеветанные писатели стали возвращаться домой, они заходили к тому, кто подписывал доносы и давал им «ход», молча садились напротив и пытались смотреть ему в глаза - пьющий радетель о чистоте рядов запил еще больше и вскоре пустил себе пулю в лоб. Кто травил Воронского, известно. Сейчас это можно считать мифотворчеством потомков - из следственного дела, по результатам которого, приговор «тройки» был приведен в исполнение в 1943 году, перед решением вопроса о реабилитации Александра Константиновича кто-то выдрал все документы. Многое бесследно исчезло и из неопубликованного наследия писателя.
Есенин был убит далеко не руками холуйствующих. В 1998 году в Москве, в издательстве «Современник» вышла книга Виктора Кузнецова «Тайна гибели Есенина, построенная на документах, хранившихся в закрытых фондах архивов ВЧК, ГПУ, НКВД, МВД.» Истинный патриот, тем более православный, кумир всей России мог повести за собой соотечественников не к тем «берегам».
У Николая Рубцова есть строки о том, чего боялись «черные провидцы»:
Да, недолго глядел он на Русь
Голубыми глазами поэта.
Но была ли кабацкая грусть?
Грусть, конечно, была. Да не эта.
Это муза не прошлого дня.
С ней люблю, негодую и плачу.
Много значит она для меня,
Если сам я хоть что-нибудь значу [7].
1 декабря 1934 года в Ленинграде убили С.М. Кирова. В это время к изданию в серии «ЖЗЛ» была подготовлена книга А.К. Ворон-ского «Гоголь». Поскольку Александр Константинович числился среди «неблагонадежных», сигнальные экземпляры книги были уничтожены. Рукопись бесследно исчезла.
.В августе 1968 года я приехал в Кимовск Тульской области к теще. По тропинке сада шел человек очень похожий на пятикратного чемпиона мира по штанге Юрия Власова.
- Да ну его, - недовольно сказала теща. -Это и есть Власов. С Генкой приехал. Молчит. Питается по-своему, спит на полу.
Геннадий Папков, старший брат моей жены, в Москве преподавал на высших партийных курсах. Встречались крайне редко - никаких общих интересов. Он где-то «там», «на верхах». Атеист. В Подольске они с Власовым живут в одном доме, дружат.
После ужина у нас возник с Юрием Петровичем друг к другу обоюдный интерес. От дивана я отказался и расположился на ночь тоже на полу. С «неразговорчивым» мы проговорили до четырех утра.
- Ты не подумай, что я, как говорит Антонина Андреевна (имя-отчество моей тещи - Э.Е.) «придуряюсь». Позвоночники сорваны. Спорт не должен быть профессиональным - одно угробление здоровья. Последние годы участвовал в соревнованиях не ради побед и медалей - ради книг. У меня на таможне из-за уважения никогда не производили досмотр - не интересовались, что везу с собой из-за границы. А я большими партиями привозил книги, изданные в России до революции и те воспоминания, документальные повествования, которые издавались белоэмигрантами.
Я только заикнулся о своем увлечении наследием Воронского, сразу же получил невероятное количество «добавочного материала». Творчество Александра Константиновича он знал в совершенстве. Считал его непревзойденным литературным критиком, общественным деятелем исключительной порядочности, который спас от репрессий многих писателей и поэтов. И вдруг:
- Мне посчастливилось стать обладателем его «утраченного» «Гоголя ». Хорошо знаком с Галиной Александровной, Иваном Степановичем, со многими из его окружения, теми, кто изучает его творчество, занимается переизданием его книг. Оказалось, что «Гоголь » есть не только у меня - у Галины Александровны, у новомировца Александра Григорьевича Дементьева.
Тогда Юрий Власов только входил в большую литературу. Страна была буквально в потрясении от неожиданности и зачитывалась его первой книгой «Себя преодолеть», изданной в 1964 году. В газете «Неделя» (1987, № 1) в интервью «Сражаюсь, верую, люблю» высту-
пает категорически против «втягивания детей в большой спорт». Главное внимание - воспитание чувства патриотизма, высокой культуры. Всего этого крайне не хватает в обществе: «В момент проигрыша и после него меня потрясло отношение людей, вдруг - резкая перемена: ты не чемпион, и те вокруг, кого я считал товарищами, разом изменили ко мне отношение. Показалось, что если я буду даже 30-кратным чемпионом, все равно ничего не докажу. Я решил прекратить игру .
Много говорится о «свежем ветре перемен», но «стихни ветер, и все пойдет по-старому. Государственный организм должен непрерывно самообновляться, непрерывно быть новым. Тогда он живой, тогда нет застоя, а вместе с ним лжи, подлогов, обмана.
...Надо все через школу пропускать, воспитывать детей. Это - элемент культуры. Мероприятиями ничего не добьешься...
. Эйнштейн писал, что человек, лишенный культуры, рано или поздно становится носителем зла.
. Человек, который не уступил злу, жил и сражался не напрасно.»
В 1989-1991 годах избирается народным депутатом СССР И на I съезде народных депутатов СССР коммунист Власов выступает с резкой критикой деятельности КПСС и КГБ, пророчески предсказывая, к чему приведет их антигосударственная, антипатриотическая деятельность. Осенью 1989 года, неуслышанный и непонятый, выходит из рядов КПСС. 30 марта 1992 года опубликовал в газете «Куранты» статью «Сумерки демократии», в которой выступил против проводимых в России реформ и за отставку руководителей государства.
Ярчайшая личность среди депутатов Госу -дарственной Думы 1993-1995 годов, в которой возглавлял комитет по безопасности и считал главным моментом, образующим государство, православие. Баллотировался на пост Председателя Государственной Думы, но во власти уже укрепились те, которые считали абсурдными мысли о православии, патриотизме. Но он еще верил, что выборы в «верхах» далеки от выборов истинно народных, и он в 1996 году становится кандидатом на выборах в Президенты России: «Есть лишь одна-единственная сила, которая способна соединить едва ли не всех и при этом стать идеологической основой
Российского государства - народный патриотизм», - его главная предвыборная мысль. Но именно на этих выборах народу было продемонстрировано, как действуют «демократические» методологии выборов - мировая легенда, всеобщий любимец России набирает. 0,20 % голосов.
Биографии, жизненные позиции Ворон-ского и Власова во многом схожи. Для Юрия Петровича Гоголь, по определению Сергея Аксакова, тоже человек, сочетающий в себе сатанинское, мистическое, но одновременно и святое. Это Гоголь сказал: «Писатель, если только он одарен творческою силою создавать собственные образы, воспитайся, прежде всего, как человек и гражданин земли своей.»; «Назначение человека - служить. И вся наша жизнь есть служба»; «Священник. Он должен с Спасителя брать пример».
Из статьи Гоголя «Страхи и ужасы России»:
«Еще пройдет десяток лет, и вы увидите, что Европа приедет к нам не за покупкой пеньки и сала, но за покупкой мудрости, которой не продают больше на европейских рынках».
«Я почувствовал презренную слабость моего характера, мое подлое равнодушие, бессилие любви моей, а потому и услышал болезненный упрек себе во всем, что ни есть в России. Но высшая сила меня подняла: проступков нет неисправимых, и те пустынные пространства, нанесшие тоску мне на душу, меня восторгли великим простором своего пространства, широким поприщем для дел. От души было произнесено это обращение к Руси: «В тебе ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться ему?..» В России теперь на каждом шагу можно сделаться богатырем. Всякое звание и место требуют богатырства. Каждый из нас опозорил до того святыню своего звания и места (все места святы), что нужно богатырских сил, чтобы вознести их на законную высоту».
Коммунист Р.Г. Гостев, шесть раз избиравшийся депутатом Государственной Думы, занимавшийся и занимающийся издательской деятельностью, в 1995 и 1996 годах издает в Воронеже две книги Власова «Русь без вождя», «Мы есть и будем».
Доктор математических наук Николай Разговоров в своем предисловии к книге Власова
«Временщики» (М., «Детектив-Пресс», 1999) цитирует высказывания о Власове из разных изданий:
«Юрий Власов - честнейший человек, кто в этой стране переживает метаморфозу. Честный, страдающий, красивый. И потому левая (демократическая) пресса с инстинктивным целомудрием замолкает перед публицистикой Власова.
Самое страшное, что Власову невозможно возразить. Многие его страницы кажутся скрытой цитатой из Экклезиаста. Так может страдать только чистый и сильный человек. Он болезненно ощущает чужую беду. Сегодня страдает за всю Россию .
.Бог хранит его для главного прозрения, где нужна власовская сила и честность - больше никто не потянет.»
Что я прибавлю? Юрий Петрович первым начал бить в колокол, пробуждать русское национальное самосознание...»
Власов соединил в себе опыт мыслящей России дореволюционной, двадцатых годов прошлого столетия с опытом противостояния нынешнему засилию западной агрессии:
«Или сионисты откажутся от своей политики расчленения России, насилия над Россией, истребления ее национальной культуры, насаждения чуждых нам представлений о жизни или борьба без уступок - Родину мы не можем уступать. Здесь какие-либо сделки, уступки, оговорки исключены. Россия будет РУССКОЙ РОССИЕЙ (как Израиль - еврейский, Япония
- японская) - от этого мы никогда не отступим. Россия будет сестрой всех других народов, уважая и принимая их, но она никогда не позволит изменить, исказить свой природный облик. Здесь предел всякой борьбы. У этой черты мы погибнем, но не отойдем.
. Укрепить национальное начало, значит, препятствовать утверждению международного империализма в России.
.Все, что случилось с нашим народом сегодня, образно представить можно следующим образом. Могучий человек - богатырь
- снял с себя шлем, кольчугу, меч - и отдал врагам. Потом ввел их в свой дом и позволил вынести все, позволил и загадить дом изнутри. А после вышел на улицу, встал возле дома с протянутой рукой и стал покорно молить о милостыне.
Но все смеялись и плевали ему в лицо».
«Народность в искусстве - это не кафтан или образная речь простого человека, не танцы или песни, а всегда выражение основных чаяний и душевных переживаний народа, и прежде всего это выражение СМЫСЛА ЕГО ВЕРЫ» (Русь без вождя. - Воронеж, 1995).
«Капитализм, каким мы его знаем, не может быть и никогда не будет будущим человечества, ибо противочеловечен».
«Человека поманят призраком улучшения жизни, откроется возможность «прибарахлиться» или изрядно нажиться - и ничего от убеждений в людях не остается. Завороженные призраком посулов, бредут, как слепые и глухие, к собственной беде и никого не хотят видеть или слышать. Даниил Заточник еще в XII веке наставлял: «Очи мудрого желают блага, а глупого - пира в доме.» - ежели бы пир-то был возможен, а то посулами добиваются покорности народа».
«Мы должны молиться и читать молитву «О даровании Православного Царства» (Временщики. - М., «Детектив-Пресс», 1999).
. Александр Дементьев поначалу во многом способствовал переизданию «забытых» книг Воронского, но вскоре он резко изменил тому, за что ратовал Александр Константинович - оживить и укрепить государство может только национальная идея, основанная на православной духовности и произведениях русских классиков, преподающих уроки любви к Родине.
Но вскоре в государстве что-то изменилось. Для многих неожиданно Дементьев в № 4 «Нового мира» за 1969 год выступает даже не с критикой, а разгромной статьей о журнале «Молодая гвардия» - «О традициях и народности (литературные заметки)». Навешиваются
политические ярлыки на авторов молодежного журнала, которые пишут о национальных традициях, национальной культуре и ее соотношении с техническим прогрессом, о чертах национального характера, сформированных природными и историческими условиями. И подобное расценивалось критиком заявкой на проявление национализма, а первый секретарь ЦК ВЛКСМ С.П. Павлов - один из лидеров движения националистов.
. Разумеется, в этой статье невозможно было объять необъятное в понимание того, что для России хорошо, а что такое плохо? В России свои же бьют своих - особое продолжение Гражданской войны.
В Россию пришел антироссийский, антиправославный и антипатриотический дух, об опасности победы которого предупреждали и стоявшие у истоков революции, а также и те, которые революцию не принимали. Надо было детей воспитывать не по-Маяковскому - научить его умываться, чистить зубы. Ребенок вырос и «тычет пальчиком» в страницы книг, далеких от понятий чести и достоинства, благородства и благодатного служения Отечеству.
Литература:
1. Красная новь. - 1925. - № 2. - С. 249-276.
2. К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. - М., 1955. -Т. 1. - с. 415.
3. Вопросы литературы. - 2015. - № 1.
4. Воронский, А. Искусство видеть мир. - М., «Советский писатель», 1987.
5. Здесь и далее стихи С. Есенина цитируются по 3-том-нику «Сергей Есенин». - М., издательство «Правда», 1970.
6. Библия (Быт. 1, 26, 27).
7. Николай Рубцов. Избранная лирика. - Архангельск, 1977.
8. Николай Гоголь. Полное собрание сочинений. - СПб, 2014.
