CC BY
61
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР РУССКОГО ПРАВОСЛАВИЯ В ПОВЕСТИ И.С. ШМЕЛЕВА «НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША»
О-В. Селянская
Войдя в литературу в тот период, когда настроения уныния, пессимизма и переоценки эстетических ценностей охватили широкие круги творческой интеллигенции, И.С. Шмелев заявил о себе как художник-реалист, наследник и продолжатель лучших традиций русской классической литературы. Ведущей из них является православная, духовная традиция, которой писатель следовал на протяжении всего творчества.
Это касается не только поздних, эмигрантских произведений Шмелева, но и его дореволюционных рассказов и повестей, таких, как «Гражданин Уклейкин», «Человек из ресторана», в которых происходит зарождение интереса к православной теме, составившей в скором времени основу всего творчества Шмелева с его главным аспектом - бытописанием Православной Руси.
Это проявляется уже в повести «Неупивае-мая Чаша» (1918), произведении философско-символического плана, имеющем прочную типологическую и генетическую связь с древнерусским жанром жития. О судьбе главного героя -художника-иконописца Ильи Шаронова - повествуется подобно тому, как в древнерусских житиях описывались жизни, страдания и подвиги благочестивых людей, канонизированных церковью, то есть признанных святыми.
Рассказ о духовном подвиге Ильи строится как устное, свободное переложение его посмертных записок со слов людей, когда-то их прочитавших. Произведение выстраивается ретроспективно. Настоящее в повести словно обрамляет события далекого прошлого. Шмелев постоянно как бы переносит читателя из одного временного пространства в другое. Старинное имение Ляпу-ново и древний Высоко-Владычний монастырь предстают в повести одновременно атрибутами и духовной истории, и конкретными реалиями неспокойного «смутного» настоящего. ^
Художественный мир «Неупиваемой Чаши» целиком обусловлен традициями православия. Автор повествует о чудотворной силе иконы. Издревле на Руси верили и хранили предания об исцелениях с помощью христианских святынь. Ярким подтверждением этого факта в повести также служит эпизод чудесного исцеления Мартына Кораблева от прикосновения к чудотворной иконе «Неупиваемая Чаша». В святом образе -живительная сила, идущая от Бога. Люди прикасаются к нему - и исцеляются, подобно тому, как Иисус Христос исцелял больных и убогих.
Символично, что перед выздоровлением Мартыну было послано знамение - вещий сон: «А поутру потребовал (Мартын. - О. С.) настоятельницу и передал ей под великой клятвой: яви-
лось ему, как наяву, будто, дивная та икона Пречистой богоматери с Золотой Чашей и сказала. «Пей из моей Чаши, Мартын убогий, - исцелишься» [1].
Мысли, поступки, речь, род занятий главного героя повести показаны Шмелевым в соответствии с канонами житийной литературы с ее непременными атрибутами: знамениями, вещими снами, знаками свыше, которые случались в решающие моменты жизни Ильи Шаронова.
Однажды, находясь в храме, он обратил внимание на то, что вся церковь залита радостным солнечным светом, а со стен строгими глазами взирают мученики и святые. И подумалось тогда Илье: почему лики их так строги, ведь в житиях он читал, что все радовались Господу? Он хотел увидеть и понять эту неземную отраду' и красоту. Однажды, когда Илья встал до рассвета и вышел в сад, весь белый от цветущих яблонь, он увидел слабый свет просыпающегося утра и услышал благодатное пение птиц. Сердце Ильи переполнилось радостью от красоты Божьего мира Он встал на колени в траву и помолился по-утреннему, как знал. «...А когда кончил молитву, услыхал тихий голос: «Илья!» И увидал белое видение, как мыльная пена или крутящаяся вода на мельнице. Один миг было ему это видение, но узрел он будто глядевшие на него глаза...» (с. 36).
Посылались юноше и искушения - искушения грехом. Например, в лице девки-цыганки: «...Тогда вбежала Зойка из-за ширмы, босая и обнаженная, ухватила Илью сзади за шею и потребовала иметь с ней грех. Но совладал Илья с искушением: схватил горящую головешку и
ткнул ее в голую грудь блудницы.... Понял тогда Илья, что послано ему искушение, помолился Страстям Господним и укрепился» (с. 39).
Примечательно, что автор-рассказчик, передавая события повести, никогда не высказывает личного отношения к своим героям. Он высыпает как сторонний наблюдатель, излагающий услышанное или прочитанное им когда-то, что придает произведению характер сказания, легенды.
Названная особенность повести (ориентация на сказание) подчеркивается и самим стилем произведения. Шмелев передает, пересказывает читателю судьбу юного художника-иконописца и историю создания им уникальной иконы «Неупиваемая Чаша». При этом в манере изложения автора, как уже отмечалось, наблюдается следование канонам древнерусского житийного жанра. Например, следующий отрывок совпадает по стилю с житием или даже напоминает высказывания, встречающиеся в церковных книгах (поучениях, посланиях, патериках): «Положил гос-
подь на весы правды своей слезы рабов и покарал тираны напрасной смертью» (с. 30). В такой манере изложения сообщалось, например, о людях, преступающих божьи заповеди; эти слова звучат как назидание неверующим.
Как известно, жития святых создавались по примеру описания жизни Иисуса Христа в Новом Завете. Авторы опирались на старославянский (церковнославянский) текст Библии (Евангелия). Поэтому в житиях часто встречается церковнославянская лексика, специфичные для нее обороты речи. Данное явление наблюдается и в повести «Неупиваемая Чаша».
Вот как сообщает автор о записях Ильи: «Хранил дьячок ту тетрадь, а как стали переносить «Неупиваемую Чашу» из трапезной палаты в собор, смутился духом и передал записанное ма-тушке-настоятельнице втайне. Говорил Каплюга, будто и доселе сохраняется та тетрадь в железном сундуке, за печатями — в покоях у настоятельницы. И архиерей знает это и повелел: - Храните для назидания будущему, не оглашайте в настоящем, да не соблазнятся. Тысячи путей господней благодати, а народ жаждет радости...» (с. 28). Стиль этого отрывка напоминает древнерусские сказания о легендарных людях и событиях. Услышав от людей, читавших записи Ильи, рассказ о его жизни, автор пересказывает его читателю.
Язык этого эпизода, как и всей повести, певуч, мелодичен. Достигается это частым употреблением гласных звуков, повторяющихся, чередующихся друг с другом (ассонансы). Чаще всего это встречается в словах старославянского происхождения: доселе, повелел, архиерей, благодати, которых в тексте повести достаточно много; местоимения ту (=эту), сия (=эта), сего (=этого); глаголы предал, повелел; союз да (=чтобы) — да не соблазнятся, благодать, жаждет; в других отрывках текста: блудница, лик, весы правды, укрепиться, угодник, покарал, искушение, убогий, призрел, красота господня; употребление редких слов, сочетаний: небывающие глаза, дивнопрекрасный лик. Часто употребляются слова, обозначающие принадлежности церковного обихода, звания духовных лиц, части церковных построек, названия религиозных обрядов: чаша, кадило, ладан; настоятельница, дьячок, архиерей, иеромонах; трапезная, собор, покои; водосвятие, молебен, стояние, причастие и другие.
В повести приводятся отрывки из молитв, псалмов: «Красуйся, ликуй и радуйся» (с. 35), «Изведи из темницы душу мою» (с. 34), «Защити-оборони, Пречистая» (с. 30); цитаты из Евангелия. «легче верблюду пройти...», «блаженни нищие духом...» (от Матфея <4:3>) (с. 57).
Повесть «Неупиваемая Чаша» — светлое, ясное произведение. В нем преобладают приглушенные, естественные тона: нежно-голубой (небесный), белый, синий, золотой. Отовсюду, с каждой страницы веет на читателя нежностью, лаской, молитвенной тишиной, всюду распространя-
ется святое сияние. Читатель попадает как бы в рай земной, где царит покой. «Лежит за рекой Нырлей обок с Вышата-Темным, Высоко-Владычний монастырь, белый, приземистый, -давняя обитель, стенами и крестом ограждавшая край от злых кочевников: теперь это женская обитель. На южной стене собора светлый рыцарь с глазами-звездами, на белом коне поражает копьем Змея в черной броне...» (с. 28).
Художественная речь Шмелева проста, красива. Автор не злоупотребляет средствами речевой выразительности. Красота его слога подобна неброской красоте природы средне-русской полосы: цвета разнообразные, приглушенные, нежные. Чаще всего Шмелев использует эпитеты и метафоры: светлый рыцарь, глаза-звезды, каменный лик, тихий свет, небывающие глаза, глаза-лучики Эти художественные средства чаще употребляются при описании икон, сводов храма.
Встречаются в тексте и другие языковые средства, с помощью которых ярче и выразительнее передаются автором образы православия. Например, сравнения: красный халат барина сияет «как икона»; крепостная девка Сонька (Сафо) подобна отроковице на иконе с голубками...
Можно отметить частое употребление старославянских форм слов: красота господня, Иерусалиме, Боже, милостию господней, много причастий и деепричастий: разумевши, охватившей, воскресшие, увидевши, ушедших и другие.
Используются автором инверсии, например, при описании иконы «Неупиваемая Чаша» для придания речи большей выразительности, строгости: «Принял монастырь Ильину икону - Неупиваемая Чаша, - дар посмертный. Дивились настоятельница и старые: знал хорошо Илья уставное ликописание, а живописал пречистую с чашей, как мученицу, и без Младенца. И смущение было в душах их. Но иеромонах Сергий сказал: -Чаша сия и есть Младенец. Писали древние христиане знаками: писали Рыбу и Дверь, и Лозу Виноградную, — знамение сокровенное от злых»
(с. 74).
Нередко можно найти в тексте и несобственно-прямую речь, с помощью нее создается впечатление соприсутствия автора и читателя при поступках и словах героя, точнее передаются мысли и чувства персонажа. Вот как, например, передает автор слова тетки Агафьи, обращенные к Илье: «Утешала его тетка Агафья - барская воля, покоришься. Творожку' в узелочке дала ему на дальнюю дорогу и меди пятак на свечку Угоднику Миколе, в дальних краях мощи его нетленно почивают, - кто и укажет, может» (с. 41).
В повести очень часто встречаются описания икон, росписей церковных сводов. При этом Шмелев обычно использует конкретные цвета: белый (белые лилии, снежно-белый убрус, белый монастырь, белые голуби, белый конь, белые статуи, бледный лик); черный (черные крылья смерти, черный бархат, черная броня, черный ковшик,
темнеющая глубина); оттенки красного цвета (алые огоньки лампад, розовые ленты), золотой (золотые купола, золотой виноград, золотые кресты, золотая чаша, золотая икона); синий (синие глаза-звезды) и другие. К этой многоцветной палитре добавляется и употребление разнообразных эпитетов и метафор: светлый лик, светлый рыцарь, светлый взгляд, светлые глаза; дивнопрекрасный; святой, лучезарный престол, чудесный облик; темный свод; тонкий, чистый свет; грозный Илья-мужицкий; строгий лик; ласковые глаза-звезды; лампады-звезды; каменный лик. Часто встречаются слова красота, цветы, зарницы, образ, лампада, душа, икона, лик, глаза, чаша
и другие.
На общем фоне выделяются светлые, ясные тона - воплощение святости и чистоты икон. Описания соборной росписи обширны, подробны (до мельчайших деталей). Автор приводит много имен святых мучеников, которых изображают художники-вязниковцы: Алексей — божий чело век и убогий Лазарь, Михаил Архангел с мечом, Георгий с копьем и со щитом, благоверный Александр Невский, Кирилл и Мефодий, Иван Златоуст, Григорий Богослов, Василий Великий, Сергий и Савва.
Перед читателем как бы воскресает православная Русь, святая, чистая, светлая. Но в то же время видим мы в повести и другую Россию -накануне великих перемен - революционных событий.
Обращаясь к событиям прошлого и возвращаясь к современности, Шмелев проносит через время образ чудотворной иконы «Неупиваемая Чаша». Показывает, как чтима эта святыня, как с каждым годом все больше людей приходят поклониться Богоматери, попросить о выздоровлении, о спасении.
Как ни изменялась со временем жизнь, как ни искоренялось православие, русские люди сохраняли веру в Бога, чтили святые места, строили соборы.
И в страшное, смутное время (1918 г.) Шмелев обращается к теме православия. Появляется это светлое произведение, которым автор стремится показать, что надежда на спасение не умерла и не умрет никогда. Подобно тому, как икона «Неупиваемая Чаша» исцелшга больного солдата, она исцелит и спасет русский народ, в котором не иссякаем живительный источник веры. Эта мысль прослеживается в заключительных страницах повести, возвращающих читателя к современности автора: «Год от году протекал к Неупиваемой Чаше народ - год от году больше... Еще не отъехавшие в город дачники из окрестностей, окружные помещичьи семьи и горожане ближнего уездного города любят бывать на под-монастырной ярмарке, когда празднуется в Высоко-Владычном монастыре Престол - в день празднования Рождества Богородицы, 8 сентября... Шумит нескладная подмонастырная ярмарка, кумачами и ситцами кричат пестрые балага-
ны... И ходит-ходит по грязной, размякшей площади и базару белоголовыми девушками несомая Неупиваемая Чаша. Радостно и маняще взирает на всех. Шумят по краям ярмарки, к селу, где лошадиное становище, трактиры. Там красными кирпичами кичится богатая для села гостиница Козутопова «Метропыль», славящаяся солянкой и женским хором — для ярмарки, когда собирается здесь много наезжих - за лошадьми. Бродят эти певицы из хора по балаганам и покупают «ярославские сахарные апельсины», сладкий мак в плиточках и липовые салфеточные кольца. Смотрят, как валится народ под икону» (с. 77).
В приведенном отрывке Шмелев называет дату празднования Рождества Богородицы — 8 сентября, к которому и приурочена ярмарка. На наш взгляд, можно предположить, что автор не случайно называет точную дату. Читатель сразу же понимает, что события первых и последних страниц повести происходят осенью, в сентябре.
А может быть, это сентябрь 1917 г., когда через месяц с небольшим начнутся страшные события в России, «апокалипсис»? Может, это преддверие ада? Если это так, то Шмелев не случайно очень подробно описывает ярмарку, Высоко-Владыч-ний монастырь на холме, икону «Неупиваемая Чаша», несомую «белоголовыми» монашенками, как живую. А в заключительных строках повести автор рисует панораму жизни православного народа: выбирает местечко, клочок русской земли и показывает, как люди встречают светлый праздник Рождества Богородицы. Автор полон предчувствия, что все это скоро уйдет, погибнет. Передается это состояние через стиль писателя. Посмотрим, как описывается русская самобытность ярмарки, белый монастырь. Открывается вид с холма, сверху, откуда можно увидеть все до мельчайших подробностей. Увидеть, запомнить то, чему суждено вскоре исчезнуть бесследно. «Смотрят и дачники, и горожане. Выбирают местечко повыше и посуше - отсюда вся ярмарка и монастырь как на ладони - и любуются праздником. Отсюда берут на холст русскую самобытную пестроту и «стильную» красоту заезжие художники. Нравится им белый монастырь, груды саней и белого дерева, ряды желтой и синей репы и кумачовые пятна. Дачники любят снимать, когда народ валится под «Неупиваемую Чашу». Улавливают колорит и дух жизни...» (с. 78).
В «Неупиваемой Чаше» писатель отразил яркую самобытную красоту православия, богатство и благость церковной живописи, отмеченной знаком особой духовности и святости. Он запечатлел тот мир Православной Руси, который исчез бесследно, и воскресить его способны лишь творения художников музыки, живописи, слова.
1. Шмелев И.С. Лето Господне. М., 1991. С. 74-75. Здесь и далее цитируется это издание с указанием страниц в тексте статьи.
