CC BY
220
УДК 882 (09)
Смирнова А. В.
Художественное воплощение мифов о Павле I в сатирической оде князя И.М. Долгорукова «Везет»
В статье анализируется художественное функционирование несакральных мифов об императоре Павле I в сатирической оде князя И.М. Долгорукова «Везет» (1813) (мифы о «романтическом» императоре, Петре и Павле, российском Дон Кихоте, рыцаре на троне). Трансформация мифопоэтических мотивов в оде И.М. Долгорукова рассматривается в контексте его мемуаров «Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни» (1874), трагедии «Султан и Фатима» (1820), а также сказки Екатерины II «Сказка о Горе-богатыре Косометовиче» (1789).
In this article the functioning of the artistic nonsacral myths about Emperor Paul I, in a satirical ode of Prince I.M. Dolgorukov "Vezet" (the myths about the "romantic" Emperor, russian Don Quixote, knight on the throne) was analyzed. The transformation of mythopoetical motives in the ode of I.M. Dolgorukov considered in the context of his memoirs "Kapishe moego serdza" (published in 1874), the tragedy "Sultan i Fatima" (1820), and the tale of Catherine II "Skazka o gore-bogatire Kosometoviche" (1789).
Ключевые слова: сатирическая ода, мемуары, несакральный миф, трансформация и травестия мифопоэтических образов.
Key words: satirical ode, memoirs, nonsacral myth, transformation and travesty of mythopoetical images.
Образ российского императора Павла I (1754 - 1801) встречается в произведениях многих авторов конца XVTTT - начала XX веков. Мифология павловского правления, в том числе мифы о самом императоре, нашли художественное воплощение в творчестве А.П. Сумарокова, Н.М. Карамзина, Д.И. Фонвизина, А.Н. Майкова, В.П. Петрова, И.А. Крылова, А.С. Пушкина, Д.С. Мережковского и др.
Наша статья посвящена анализу художественной реализации павловской мифологии в творчестве Ивана Михайловича Долгорукова (1764 -1823) - русского поэта, драматурга, мемуариста. Он был лично знаком с Павлом I, некоторое время находился (1786 - 1787) в дружеских отношениях тогда еще с цесаревичем Павлом Петровичем [5, с. 56 - 57]. Благодаря этому обстоятельству мы располагаем не только историческим портретом императора, созданным Долгоруковым в мемуарах «Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни» (опубликованы в 1874 году), но и специфической проекцией образа монарха в сатирической оде «Везет» (1813).
© Смирнова А. В., 2014
12
Уточним, что в статье проанализировано функционирование «несакрального» мифа в поле художественного творчества. Мифопоэтика в данном случае возникает как результат перехода исторического свидетельства, анекдота в область литературно-исторического кода, персонального авторского образа эпохи. По мнению Д.П. Козолупенко, доминирование мифопоэтического мировосприятия возникает в определенные исторические моменты, которые можно назвать своеобразными «точками бифуркации» человеческого общества, а именно в период, предшествовавший возникновению сложно структурированной и иерархизированной общественной системы, и в момент слома этой системы [7, с. 175]. Мифогенерирующей зоной является весь XVIII век, а во второй его половине это качество проявляется особенно ярко. Обеспечение психологического комфорта, и даже более того - психологической устойчивости в «хаотические» общественные периоды, - основная и специфическая роль мифопоэтического мировосприятия [7, с. 175].
И.М. Долгоруков, говоря о своем бывшем покровителе не как о политике, государственном деятеле, а как о человеке со своим слабостями и страстями, оставил свидетельство поэта-очевидца, уникальное в своем роде. И в оде, и в мемуарах представлены одни и те же моменты жизни автора. Он вспоминает счастливое время своей жизни, которое прошло при Малом дворе цесаревича в Г атчине, и последовавшее за этим охлаждение к нему Павла Петровича. В обоих произведениях отображаются личные переживания и ощущения князя от общения с цесаревичем, оценивается роль Павла в частной жизни его придворного. В более поздних, по сравнению с одой, мемуарах есть прямая ссылка автора на ранее написанное стихотворение: «Можно некоторые черты привольного моего тогдашнего житья заметить в напечатанных моих стихах под названием «Везет» [5, с. 58]. Однако есть и принципиальное различие между двумя текстами. Оно определяется ракурсом изображения самых счастливых дней юности автора. Так, в написанных незадолго до смерти мемуарах Долгоруков прощает императора за охлаждение к нему и со светлой грустью по ушедшим дням тепло отзывается о Павле: «...Воспоминание тех счастливых дней, коими очарован я был при дворе его, наведет на чело мое приятнейшую улыбку даже и тогда, как все чувства мои оставлять меня будут» [5, с. 58]. В оде же, созданной спустя лишь двенадцать лет после трагической гибели монарха, объектом сатирического осмеяния является «везение» - то есть благоволение со стороны императора. Еще не простивший обиды князь жестоко высмеивает лучшие черты бывшего покровителя, апеллируя к бытовавшим в Павловское время мифам о «романтическом» императоре, Петре и Павле, российском Дон Кихоте и рыцаре на троне.
Стихотворение «Везет» является сатирической одой, близкой державинской оде-сатире. Так жанровую разновидность этого произведения опре-
13
деляют Г.В. Ермакова-Битнер [6, с. 72] и, вслед за ней, Д.Н. Черниговский [12, с. 239]. Г.В. Ермакова-Битнер отмечала: «Близки Долгорукову и державинская угловатость формы, и изображение ясно «зримого» мира, и обличительные моменты державинского творчества. Как и Державин, Долгоруков тяготеет к правдивому отражению действительности, что и находит свое воплощение в сатирической направленности его творчества» [6, с. 68]. П. А. Вяземский, которому князь посвятил стихотворение, называл поэта «простонародным Державиным» [1, VIII, с. 76]. Он заметил: «В том и другом много житейской философии... В том и в другом есть поэзия личная, так сказать, автобиографическая; но в Долгорукове даже ее более, нежели у Державина; она, может быть, даже живее и разнообразнее. Он более держится около себя, менее обращая внимания на события, а более на впечатления и ощущения свои» [2, с. 278].
В стихотворении «Везет», как и в его более известном предшественнике «Авось», отражены реальные жизненные обстоятельства. Автор со свойственным ему сатирическим талантом рисует картину современного общества, рассуждает о странностях и слабостях человеческой натуры, часто обращаясь к примерам из собственной биографии.
В оде предметом «воспевания» Долгорукова становится трудноопределимое, с точки зрения автора, состояние человека - везение:
На свете что-то есть другое,
Непостижимое, живое,
Чего премудрость не дает,
Чего в рядах не покупают,
Ни в житницы не собирают,
Что просто мы зовем - везет! [10, с. 444].
Благоприятное стечение обстоятельств, удача человека в России, подвержена «случаю», то есть зависит от ласкового или сурового взгляда вельможи, фаворита (в нашем случае - цесаревича Павла). Человек ценится не по его достоинствам («Мораль - фальшивая монета, / И уничтожена давно» [10, с. 446], а по связям, чинам и деньгам («Не знал, что есть такие души,/ Для коих на море и суше / Другого Бога нет - как грош» [10, с. 448].
Как замечала Ермакова-Битнер, «трагикомедия» у Долгорукова заключается в том, что жизнь человека, подчиненная «законам моды, глупых обычаев, законам случая, власти денег.», «протекает вопреки здравому смыслу» [6, с. 70]. Если человеку «везет», то все действия его оправданы: «Убей, украдь, сожги, насилуй, / Невинных корчь, злодеев милуй - / Как с гор вода, все с рук сойдет.» [10, с. 444]. С другой стороны, «коль денег нет, коль нет и власти, / Среди отчаянной напасти / Вы не добьетеся нигде / Ни есть, ни пить, ниже ночлегу; / Вам клячи не впрягут в телегу, / И нагло вытеснят везде» [10, с. 445]. В итоге Долгоруков приходит к выводу, что описанное им везение непостоянно, случайно, поэтому он ищет помощи и
14
защиты не у земного царя, который тоже по сути своей всего лишь слабый человек, а у царя небесного:
Ему едину покланяюсь В душе и совести моей,
Его десницей ущедряюсь,
Живу, дышу и движусь ей.
Не гнев бояр, - гнев Божий страшен;
Не суд людской, - Его ужасен.. .[10, с. 449].
Сатирическая ода «Везет» была написана в период царствования Александра Павловича, сына убитого Павла I. Во время правления предполагаемого отцеубийцы, если не участвовавшего в заговоре, то знающего о нем, существовал запрет на упоминание о задушенном монархе. Думается, по этой причине мы не видим в стихотворении прямой номинации. Павел Петрович назван здесь в авторских сносках «тогдашним Наследником» [10, с. 448] и «богатырем» [10, с. 448]. Однако у современных князю читателей не возникало сомнения относительно того, кто этот «Наследник» и «богатырь», - Павел I узнавался сразу.
В оде находит художественное воплощение несакральный миф о «романтическом» императоре, воспроизводимый автором и в «Капище». В мемуарах князь говорит: «Удостоен был чести ездить на вечера к его высочеству в маленький его круг, а сверх того, единожды навсегда приглашен на все его балы, городские и загородные на Каменном Острову. Во всех катаньях придворных имел участие; Таким образом ... с год посещал великого князя и всегда отменно был взыскан его милостью» [5, с. 57 - 58]. В стихотворении эти счастливые дни жизни Долгорукова при дворе Цесаревича иллюстрируют состояние «везет»:
.Везло - когда в дворянску шайку Попал театрить во дворце,
С богатырем играли в свайку,
Или в воланы на крыльце,
Ходил за стол его к обеду,
И на вечернюю беседу Дверей никто не затворял.
А как женился я - то права Такой был бал, огонь, забава,
Каких я вечно не давал [10, с. 448].
Итак, перед нами, как и в написанном позднее «Капище», предстает чувствительный, любящий душевную беседу, галантные великосветские балы «романтический» император, ценящий не только высокое искусство театра, но и простонародное веселье. Однако в стихотворении с первых строк рассказа о «везении» - безмятежной жизни любимца при дворе
15
влиятельнейшего вельможи - у читателя возникают сомнения в этом. Долгоруков называет высший свет «шайкой», сравнивая его с низами общества - с разбойниками, тем самым давая оценку моральному облику свиты цесаревича. Вспоминая дни веселья при дворе, князь говорит: «Тогда летели мы, летели, / Неслись на крыльях счастья в рай...» [10, с. 448]. Употребляя местоимение «мы», он вписывает и себя в ряды упомянутой «шайки». В стихотворении невольно возникает «мерцание» мифа о Петре и Павле - царях небесных и земных. Возможно, зная о стремлении Павла во всем подражать своему кумиру - великому предку Петру I, Долгоруков сравнивает, не в пользу своего покровителя, «шайку» павловского окружения с «птенцами гнезда Петрова». Таким образом, князь травестийно обыгрывает сакральный миф. Завуалированное противопоставление великих преобразовательных дел Петра и занятий Павла звучит унизительно для последнего: ведь главное занятие цесаревича - «театрить».
Кроме того, об увлечении света высоким искусством - театром - автор стихотворения отзывается иронично. Включая себя в число близких императору людей, он замечает: «Попал театрить во дворце» [10, с. 448]. Г лагол «попал» у Долгорукова выявляет семантику случайности события и мнимой незаинтересованности героя в чудесной перемене его судьбы. Стремясь подчеркнуть пренебрежительное отношение к занятию, которое сам бесконечно любил и в котором сильно преуспел, автор придумывает легковесное слово «театрить», в чем охотно и не без гордости признается в ссылке: «Слово собственное мое, чтоб посредством его избежать целой речи; ибо слово одно играть не значило бы еще точно играть комедию; а это иного ничего разуметь не дает» [10, с. 448].
В сатирическом ключе отзываясь об окружении будущего императора, Долгоруков значительно снижает образ Павла - «романтического» императора.
Ключевым, на наш взгляд, моментом в понимании всего сатирического звучания «оды» является осмысление такой номинации Павла Петровича, как «богатырь». У читателя начала XIX века при знакомстве со стихотворением «Везет» легко возникала ассоциация с «Оперой о Горе-богатыре Косометовиче», которой была предпослана сказка, сочиненная матерью Павла Петровича Екатериной II в 1789 году. Несмотря на то, что официально эта опера считалась сатирой на шведского короля Густава III, начавшего неудачную войну против России, «в образе Г оре-богатыря многие современники видели как разлюбленного фаворита Екатерины - Потемкина, так и ее сына - Павла Петровича, попытавшегося участвовать в военных действиях против шведов и устраненного матерью, боявшейся его влияния в армии» [3, с. 380]. Созданный Екатериной явно пародийный образ тщедушного, трусливого, инфантильного, но при этом тщеславного мечтателя-рыцаря появлялся на страницах произведений русских авторов. Так, у Г.Р. Державина не раз встречаются иронические упоминания о Горе-
16
богатыре. В стихотворении «К Евтерпе» (1789) Державин восклицает: «Рано ль, поздно ль, он наскучит / Кубариться кубарем; / Нас фортуна часто учит / Горем быть богатырем» [4, с. 38]. Образ Горе-богатыря возникает и в таких произведениях Державина, как баллада «Северный Амур», романс «Горе-богатырь», «Послание от Фортуны к Горю-богатырю», «На счастие» и др. Поэт вкладывает разные смыслы в этот образ, расширяя его, толкуя порой несколько иначе, нежели Екатерина. Во многом благодаря Державину образ Горе-богатыря становится чуть ли не нарицательным.
Здесь стоит вспомнить об образах немецкого принца-завоевателя Трумфа и царя покоренных им русских земель Вакулы из шуто-трагедии И.А. Крылова «Подщипа» (1800). Сатира на императора, его правление, а также на традиционные штампы классицистической трагедии - своеобразного символа власти, превращают пьесу, по точному замечанию В. И. Коровина, «в антитрагедию, в шуто-трагедию, в трагедию-оборотень» [8, с. 220].
В обоих персонажах (Трумфе и Вакуле) легко угадываются черты Павла I. Если Трумф - горе-вояка и горе-рыцарь, то трусливый Вакула, чье управление государством сводится к игре в кубари, - горе-правитель. Они, на наш взгляд, являют собирательный образ «горе-богатыря», апеллируя к ранее упомянутым героям Екатерины II и Г.Р. Державина.
Исходя из этого, обращение Долгорукова к образу «Горе-богатыря» вполне понятно, учитывая его цель - осмеяние горе-благодетеля, сначала поманившего своей милостью, а потом отказавшего в ней. Обращение бывшего любимца Цесаревича, не один день находившегося в близких, доверительных отношениях с ним, к прозвищу, имени-насмешке, данному ненавистной матерью сыну, демонстрирует степень обиды князя, спустя двенадцать лет после гибели Павла не простившего покровителя. Позднее, в «Капище», Долгоруков с возрастом и приближением собственной смерти простит императора. В оде же он называет его «богатырем», апеллируя к широко известному источнику - сказке императрицы.
Итак, Павел - Горе-богатырь Косометович (его отец, очевидно Петр III, - такое же дитя, как и сын, - косо бил при игре в бабки) - сын мудрой царицы Локметы, в которой все узнали саму императрицу Екатерину II. Он устал играть в свайки (народную игру, которой не чурался Павел Петрович) и мечтает, как и другие странствующие рыцари, мир посмотреть, себя показать и совершить великие подвиги (совершенно прозрачный намек на донкихотство самого Павла, его увлечение рыцарством). Горе-богатырь в бумажных доспехах, так как настоящие ему велики (напоминание о невысоком росте и некрупном телосложении Цесаревича), отправляется в поход. Он не принимает ни одного боя, потому что трусит даже придуманных его слугами врагов (уступая в храбрости Дон Кихоту, сражающемуся с ветряными мельницами), и возвращается домой к маменьке. Та, чтобы уберечь сына от опасностей в походе и отвлечь его от рыцарской
17
ереси, женит дитятко на Г ремиле Шумиловне (поступок самой Екатерины, пытавшейся женитьбой отвлечь сына от желания занять законно полагающийся ему трон). Невеста, так же, как и Горе-богатырь, обожает шум и гам, что заметно по ее говорящему имени (опять же прозрачный намек на любовь Павла к парадам и военному делу). Сказка заканчивается моралью о синице, которая моря не зажгла, а шуму наделала много.
Проведенные параллели позволяют читателям с легкостью узнать в Г оре-богатыре Павла Петровича. Для нас важно то, что Долгоруков, назвав Цесаревича «богатырем», «пробудил» сразу два несакральных мифа о Павле I: миф о российском Дон Кихоте и миф о рыцаре на троне.
Екатерина в своей сказке жестоко смеется над лучшими качествами своего сына, травестируя те свойства натуры Павла, которые могли бы вызвать при других обстоятельствах совсем иные чувства: благородство, честность, верность, прямота, отвага и воинская доблесть. Императрица полностью отрицает донкихотство и вслед за ним само рыцарство не только как стиль жизни, но и как черту характера. Недаром желающий сделать ей комплимент Державин пишет: «...не донкишотствует собой» [9, с. 45].
Долгоруков, вслед за Екатериной называя Павла «богатырем», отказывает ему в тех свойствах характера императора, проявление которых испытал сам, делая самым важным занятием Цесаревича как наследника трона и будущего правителя игру в свайки. Сравним у Долгорукова («С богатырем играли в свайки» [10, с. 448]) и у императрицы (Горе-богатырь, «скуча игрищем и пляскою, валяется на траве; потом, воткнув булавку на палку, таскает ею изюм из погреба сквозь окошко; после чего играет в свайку» [11, II, с. 468]). Эта почти дословная цитата из сказки императрицы в оде Долгорукова создает образ непостоянного в своей привязанности ребенка-несмысленыша, а не взрослого семейного человека, готовящегося к управлению страной. Е.А. Погосян считает: «Г ерой произведения императрицы - богатырь наоборот. Если богатырь - это ребенок, который рос не по дням, а по часам, то горе-богатырь - это взрослый, осуществляющий детское поведение» [9, с. 44 - 45].
Исходя из сказанного, читателю сатирической оды становится понятно, почему лирический герой стихотворения Долгорукова «Везет», разуверившись в благосклонности покровителя - Горе-богатыря - обращается к высшей силе, Богу. Ведь после того, как от него отвернулся «богатырь», ему пришлось многое вынести:
Пришлось и мне сквозь огнь и воду Стерпеть ужасную погоду;
Дух бурный перья все отшиб,
Со всех сторон беды жестоки Отверзли горьких слез потоки:
Но Бог взглянул, - и я не сгиб [10, с. 448 - 449].
18
В творчестве И.М. Долгорукова, как и многих писателей-современников, не раз можно встретить образ Павла I. Стоит назвать неопубликованную трагедию князя «Султан и Фатима» (1820). Хотя, по мнению исследователей, трагедия «беспомощна, как драматургическое произведение» [6, с. 73], нам важно то, что, выражая в ней свои политические взгляды, Долгоруков рисует образ идеального просвещенного монарха Ракламвона и противопоставляет ему монарха-тирана, в образе которого нетрудно узнать российского императора Павла Петровича:
Нет узника бедней монарха на престоле,
Который все своей порабощает воле;
Его страшится чернь, бояр собор бежит,
Злой ревности огонь во всех сердцах кипит.
Среди воинства найти защиты не умея,
И в омуте коварств, один, всего робея,
Как часто, окружив штыками свой дворец,
Находит на одре насильственный конец [6, с. 74].
В трагедии, созданной в 1820 году, изображены последние дни жизни Павла I и картина его гибели от рук заговорщиков. Приведенные нами строфы, бесспорно, перекликаются со строками созданной тремя годами ранее в 1817 году одой А.С. Пушкина «Вольность». Оба поэта, воспитанные на идеях Просвещения, мечтают о «царстве закона», который бы возвышался и над народом, и над царем. Долгоруков, обобщая в образе императора судьбы всех тиранов, вслед за Пушкиным считает конец Павла закономерным и показательным. У Долгорукова, в отличие от его младшего современника Пушкина, отсутствует воплощение мифа о безумце на троне, нет и таких номинаций Павла, как злодей, Калигула (Пушкин создает мрачный, во многом утрированный образ тирана, деспота). В тексте сатирической оды князь актуализирует миф о «бедном» Павле: «Нет узника бедней монарха на престоле...» [6, с. 74]. Долгоруков жалеет императора, который «средь воинства найти защиты не умея», находясь «в омуте ко-варств», живет, окруженный «злым ревности огнем», и находит «насильственный конец» [6, с. 74]. Его вина и беда в том, что он так же, как предшественники на троне, был единолично правящим монархом.
Личное, довольно продолжительное знакомство князя И.М. Долгорукова с цесаревичем, а затем императором, сделало его уникальным свидетелем и участником трансформации и воплощения мифов о Павле Петровиче. И.М. Долгоруков в своем самобытном, ориентированном на субъективные, личные впечатления творчестве не раз обращался к значимой для личной судьбы фигуре Павла. Император важен автору не столько как политический деятель, а как покровитель, сановник, от которого ждут хорошего места, титулов, земель и денег, поэтому неоправданные надежды воспринимаются князем как личная обида. В сатирической оде «Везет» она проявляется в карикатурном портрете «богатыря», апеллирующем к
19
оскорбительной для Павла сказке Екатерины II о «Г оре-богатыре Косоме-товиче». Образ из мифов о «романтическом» императоре, Петре и Павле, российском Дон Кихоте и рыцаре на троне предстает перед читателями в сатирическом контексте. Чуть позднее, в 1820 году, в отрывке из трагедии «Султан и Фатима» Павел Петрович под пером своего некогда любимца становится типичным примером монарха-тирана, которого за самовольное правление настигает ужасная насильственная смерть.
Мифопоэтические образы периода Павловского правления, нашедшие свое воплощение в творчестве И.М. Долгорукова, явились не только авторским откликом на современное ему мифотворчество, но подтвердили устойчивое присутствие «павловского мифа» в социокультурном сознании России рубежа XVIII - XIX веков.
Список литературы
1. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений: в 12 т. - СПб., 1878 - 1896.
2. Вяземский П.А. Старая записная книжка. - Л., 1929.
3. Гуковский Г.А. Екатерина II // История русской литературы: в 10 т. - Л., 1947. - Т. IV: Литература XVIII века. - Ч. 2. - C. 364 - 380.
4. Державин Г.Р. Анакреонтические песни. - М., 1987.
5. Долгоруков И.М. Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни. - М., 1997.
6. Ермакова-Битнер Г.В. Поэты-сатирики XVIII - начала XIX в. - Л., 1959.
7. Козолупенко Д.П. Миф на гранях культуры. - М., 2005.
8. Коровин В.И. Поэт и мудрец. Книга об И.А. Крылове. - М., 1996.
9. Погосян Е.А. Богатырская тема в творчестве Г.Р. Державина (1780-е начало 1790-х годов) // Классицизм и модернизм: сборник статей. - Тарту, 1994. - С. 38 - 54.
10. Полное собрание сочинений русских авторов. - СПб., 1849. - Т. 1. Сочинения Долгорукова Князя Ивана Михайловича.
11. Сочинения императрицы Екатерины II на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями академика А.Н. Пыпина. - СПб.: Императорская Академия наук, 1901 - 1907.
12. Черниговский Д.Н. П.А. Вяземский и И.М. Долгоруков // Новое литературное обозрение. - 1992. - № 1. - С. 239 - 242.
20
