CC BY
21
Саіікі-І Іетербургская православная духовная академня
Архив журнала «Христианское чтение»
А.А. Бронзов
Христианская добродетель смирение
Опубликовано:
Христианское чтение. 1900. № 2. С. 161-182.
@ Сканирование и создание элекгронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академня ('www.spbda.ru'). 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Хриетіанекая добродѣтель—емиреніѳ.
По поводу современной нравственной язвы, разъѣдающей человѣчество *).
ТТТО СКОРѢЕ всего и больше всего бросается въ глаза ^1 наблюдателю современной нравственной жизни отдѣлъ-ныхъ людей и цѣлыхъ народовъ? То, что и одни, и t другіе, по крайней мѣрѣ, въ лицѣ своего большинства, I всецѣло заражены эгоизмомъ, духомъ гордости,—то, что самолюбіе ихъ обыкновенно является главнѣйшимъ регуляторомъ нравственной ихъ жизни и весьма нерѣдко не знаетъ -границъ. Гордость, духъ ея до такой степени пропиталъ собою юлыпинство современныхъ людей, что эти послѣдніе оцѣниваютъ ;вои поступки лишь только съ одной, эгоистической точки арѣ-гія. При всей ея неестественности, такая точка зрѣнія, однако, юизнается этимъ сортомъ людей за единственно нормальную. Пояснимъ дѣло примѣромъ. Одинъ человѣкъ сказалъ по адресу другого слово, которое, при извѣстномъ его толкованіи, оскорбляетъ честь послѣдняго. Если этотъ отвѣтилъ оскорбителю оскорбленіемъ же, то мнѣніе массы лицъ, о которыхъ идетъ рѣчь, вносится съ одобреніемъ къ подобному человѣку и съ тѣмъ бблв-пимъ нерѣдко, чѣмъ чувствительнѣе такого рода расплата, .акого человѣка, яко бы смывшаго позоръ со своего имени, называютъ героемъ... Но, если оскорбленный не обращаетъ зниманія на причиненное ему оскорбленіе или потому, что зе считаетъ этого оскорбленія за дѣйствительное оскорбленіе,
*) Статья первая.
И
или потопу, что отвѣчать зломъ на зло считаетъ нравственно дурнымъ или нецѣлесообразнымъ дѣломъ и проч., то его извѣстный классъ лицъ отнынѣ награждаетъ презрѣніемъ, какъ человѣка, который-де не имѣетъ самолюбія и не желаетъ проучить обидчика... Сказанное какъ нельзя болѣе иллюстрируется современнымъ положеніемъ вопроса о дуэли. Не принимающій вызова на дуэль клеймится самымъ ужаснымъ обрагомъ, изгоняется изъ извѣстной среды и проч.; къ принимающему же вызовы относятся совсѣмъ иначе, гордятся имъ, хвалятъ его, какъ умѣющаго за себя постоять,.. Ужели все это и подобное ему—явленіе нормальное? Ни въ какомъ случаѣ. Слѣдовательно, и не христіанское? Да. Такое явленіе, столь рѣзко нынѣ бросающееся въ глаза, уже давнее; оно въ той или иной степени, въ томъ или иномъ видѣ было извѣстно еще со времени райскаго грѣхопаденія. Пожелавшій стать подобнымъ Богу первый человѣкъ проникся духомъ гордости, позабылъ о томъ безконечномъ разстояніи, какое отдѣляло его отъ Творца, позабылъ о своемъ ничтожествѣ, своей безусловной отъ Владыки зависимости. А между тѣмъ этого-то онъ и не долженъ былъ забывать ни на одну минуту. Въ его отношеніяхъ къ Создателю должно было заявлять о себѣ не какое-либо чувство со сколько-нибудь горделивымъ оттѣнкомъ, а только и только чувство смиренія, чувство сознанія своихъ недостатковъ, своей немощи и слабости, своей зависимости и т. д., тѣмъ болѣе осязательное, чѣмъ болѣе онъ сознавалъ безконечное величіе, безконечныя совершенства Божіи. А разъ первый человѣкъ сошелъ съ правой стези, разъ онъ поддался духу гордости, оттолкнувъ духъ смиренія, онъ далѣе быстро и покатился по наклонной плоскости. Вся дальнѣйшая исторія невозрожденнаго человѣка какъ нельзя болѣе краснорѣчиво и постоянно объ этомъ свидѣтельствуетъ и учитъ. Всюду гордость, а не смиреніе. Да и какая для язычника могла быть рѣчь о послѣднемъ? Язычникъ рождался и выросталъ въ такихъ условіяхъ и при такой обстановкѣ, что смиреніе, какъ добродѣтель, для него являлось совершенно непонятнымъ, даже нелѣпымъ; для него, напротивъ, представлялось имѣющимъ смыслъ лишь противоположное положеніе вещей, какъ единственно только понятное. Не будемъ ужъ говорить о массѣ народа, неспособной освѣтить дѣло данными разума и жившей въ слѣпомъ подражаніи предкамъ, въ слѣпомъ повиновеніи своимъ вожакамъ всякаго рода. Даже и съ лучшею
частью язычества въ данноиъ случаѣ дѣло обстояло не иначе. Для убѣжденія въ этомъ обратимъ взиманіе на наиболѣе культурные языческіе народы древности, т. е., на грековъ и римлянъ. Греки положили начало научной разработкѣ нравственныхъ вопросовъ. Ихъ примѣру затѣмъ послѣдовали римляне. Находимъ ли въ этическомъ міровоззрѣніи тѣхъ и другихъ что-либо подобное христіанскому ученію о смиреніи, о смиренномудріи? Нѣтъ. Правда, у великихъ мыслителей древности, именно у эклектика Цицерона въ его «De officite» и у стоика Сенеки въ его «Lib. de brevitate vitae», мы-встрѣчаемся съ мыслями о «слабости и безсиліи человѣка» >/), но все это далеко не похоже на христіанское ученіе о смиренномудріи. Древнему языческому міру не было извѣстно даже и слово—татаіѵосрроабѵт], на новозавѣтномъ библейскомъ языкѣ означающее разсматриваемую нами добродѣтель. Это слово позднѣйшаго сравнительно происхожденія, «новозавѣтнаго» * *). Уже данное обстоятельство весьма краснорѣчиво: очевидно, съ наступленіемъ новозавѣтныхъ временъ возникло новое понятіе, для обозначенія котораго, какъ неизвѣстнаго прежнему времени, потребовалось и новое, дотолѣ также неизвѣстное, слово. Что же касается слова таrcetvd?, которое вмѣстѣ съ cpprjv входитъ въ составъ сложнаго—татгеіѵо<рроа6\пг} и которое характерно для смысла послѣдняго, то оно, правда, весьма было извѣстно и у греческихъ писателей (у римскихъ ему соотвѣтствовало слово humilis), но смыслъ, съ какимъ у нихъ оно употреблялось, былъ совсѣмъ другой. Въ частности, оно употреблялось въ значеніяхъ: «низкій о мѣстѣ» (у «Эврипида* и др.), «малодушный», «трусливый» (у «Эсхила» и. др.), «низкаго званія, незначительный, бѣдный» (напр., уже у «Плутарха»...), «униженный», «угодливый* и т. п., «большею частію въ дурномъ смыслѣ». Тоже надлежитъ сказать и о значеніяхъ соотвѣтствующаго латинскаго слова: «humilis» (и «humilitas») (ср. употребленіе ихъ, напр., у Цицерона и друг.) 8). Въ
1) Bittner: „Lehrbuch d. katholischen Moraltheologie“ (Regensburg. 1855. S. 246).
s) Cp. объ этомъ, напр., у Luthardt’a («Kompendium d. theologischen Ethik“. 2 Aufl. Leipz. 1898. S. 152), а также въ любомъ, сколько-нибудь обстоятельномъ, греческомъ словарѣ.
*) См. обо всемъ этомъ, напр., въ словаряхъ—Pape-Sengebusch’a, Вейс-мана, Лебединскаго, PassoVa и др. См. также у Luthardt’a (op. cit. S. 152; у него же въ „Апологіи христіанства“; русск. изд.; перев. проф А. И. Лопухина; Спб. 1892 г., стр. 916) и у друг.
смыслѣ же, указывающемъ на то, что здѣсь рѣчь идетъ о таішѵйс — humilis, какъ человѣкѣ добродѣтельномъ, данное прилагательное у греко-римскихъ до-христіанскихъ писателей не употребляется. Лишь только христіанство затѣмъ вдохнуло въ него совершенно новый, дотолѣ собственно неизвѣстный, смыслъ, ставящій это прилагательное въ контрастъ по отношенію къ oßptoTTj; — oßptoxtxdc — ößptoTO?.,. У классиковъ же понятію oßptc противополагалось понятіе тхрровбѵт] х), а не такеіѵофрообѵк). Для удостовѣренія въ этомъ можно отослать читателя, напр., въ «Кброо TOxtBet'a» Ксенофонта («8,4,14») ипроч. А а<й<рр<?аіѵі) и такесѵо<рроо6ѵ>] далеко не одно и тоже. Тогда какъ т(?тсеіѵо(рроо6ѵт(] имѣетъ въ виду,—что и увидимъ ниже,— не только самого человѣка, въ приложеніи къ которому о ней идетъ рѣчь, но и главнымъ образомъ Бога и въ извѣстномъ смыслѣ—другихъ людей, оіосррообѵг)—только самого даннаго субъекта. Платонъ—греческій философъ, напр., опредѣляетъ о«крроо6ѵ»]ѵ, «какъ добродѣтель, состоящую въ господствова-ніи извѣстнаго человѣка надъ своими аффектами, страстями, въ подчиненіи желаній, бурныхъ чувствованій удовольствія и печали, какъ принадлежащихъ сравнительно низшей, худшей части души, разуму, какъ части души сравнительно лучшей: ouxppoauvT], короче, съ точки зрѣнія Платона, усматривается въ томъ, что человѣкъ можетъ управлять своими страстями и какъ-бы одерживать побѣду надъ самимъ собою» 2). Затѣмъ «Аристотель опредѣляетъ oaxppoouv/jv точно въ такомъ же смыслѣ, характеризуя ее, при томъ, также согласно съ Платономъ, какъ добродѣтель, присущую неразумной части души, въ этомъ случаѣ сказывающейся послушною части души разумной» ®). Если же грекъ имѣлъ въ виду нормировать «взаимоотношенія» одного человѣка къ другому, то въ этомъ случаѣ, съ его точки зрѣнія, надлежало выдвигать въ качествѣ «руководящаго» момента «Sixatooovrjv» 4), т. е., такую» добродѣтель, при наличности которой каждому воздается то, на что послѣдній имѣетъ право по тѣмъ или другимъ основаніямъ. Напр., «справедливостью», съ точки *)
1) Си. у Luthardt’a въ цитов. „Kompendium“’i S. 152. Чит. у Раре-Sengebusch’a и друг.
*) Си. наше изслѣдованіе: „Аристотель и Ѳома Аквинатъ въ отношеніи къ ихъ ученію о нравственности“ (Спб. 1884); стрн. 218—219.
*) Ibid., стр. 219.
*) У Lutbardt’a цялитов. „Kompend.“ S. 152.
зрѣнія Аристотеля, «навивается вообще навыкъ, подъ вліяніемъ котораго человѣкъ съ твердымъ намѣреніемъ по своему внутреннему настроенію, по своему выбору пропорціонально (ни много, ни мало, словомъ—должнымъ образомъ) распредѣляетъ что-бы-то ни было или между собою и другими людьми, или же между послѣдними только въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ другъ къ другу»... ') А если мы присмотримся къ отдѣльнымъ добродѣтелямъ, особенно рекомендуемымъ древнею греко-римскою философскою этикою, то увидимъ, что, съ точки зрѣнія послѣдней, всего скорѣе могло быть понятно не смиренномудріе, какъ похвальное качество, а гордость и подобныя ей обнаруженія. За примѣрами ходйть не далеко. Что мы видимъ въ этикѣ величайшаго изъ греческихъ философовъ, завершителя, такъ сказать, греческой философіи, т. е., Аристотеля? А то, что въ ней «не нашли себѣ мѣста, между тѣмъ, высоко цѣнимыя нами, добродѣтели: смиреніе, покорность, терпѣніе, надежда, благочестіе, покаянное настроеніе, благодарность..., а особенно любоѣь» и проч. 2). Всѣ эти добродѣтели не могли представляться именно добродѣтелями духу Аристотеля, настроенному совсѣмъ иначе, нежели какъ смотримъ на дѣло мы и наше время 8). За-то одною изъ наиболѣе блестящихъ добродѣтелей представлялась ему такъ называемая имъ добродѣтель реуа-Аофо^й — «великодушіе». Эту добродѣтель характеризуетъ древне-греческій моралистъ съ особенною любовію. «Великодушный», по представленію Аристотеля, «тотъ, кто законно претендуетъ на оказываніе ему со стороны уважаѳмнхѣ людей того, что мы воздаемъ богамъ, что составляетъ объектъ лучшихъ желаній всѣхъ лучшихъ людей на самыхъ высокихъ положеніяхъ ихъ въ жизни..., т. е., преимущественно высокихъ почестей»... 4) «Почести, оказываемыя кѣмъ-либо великодушному, послѣдній вообще охотно принимаетъ, созйавая, что онъ имѣетъ на нихъ законное право, въ тоже время оставаясь совершенно хладнокровнымъ къ почестямъ, оказываемымъ ему или за маловажные поступки, или не пользующимися общимъ уваженіемъ людьми» 8). «Скромпый» и «ве-
’) Си. цитов. наше ивслѣд., стрн. 164. а) Ibid., стр. 657.
*) Ibid.
і) Ibid., стр. 164.
*) Ibid., стр. 165.
ликодушный» нѳ похожи другъ на друга '). «Великодушный. забывая объ оказываемыхъ ему благодѣяніяхъ, однакожъ, всегда помнитъ объ оказываемыхъ кому либо имъ благодѣяніяхъ»...* ) Все это—очень характерныя черты, совсѣмъ не подходящія къ тѣмъ, какими мы обыкновенно рисуемъ добродѣтельнаго человѣка, и, однако, по Аристотелю, великодушіе не только добродѣтель, но даже «вѣнецъ, украшающій добродѣтели... 8) Затѣмъ, если мы заглянемъ въ нравственную философію стоиковъ, которымъ принадлежитъ послѣднее слово, до какого только могъ додуматься естественный языческій умъ при рѣшеніи нравственныхъ вопросовъ,—то увидимъ, что положеніе дѣла, намѣченное Аристотелемъ, не измѣнилось къ лучшему (т. е., если понимать послѣднее въ христіанскомъ смыслѣ),—скорѣе—наоборотъ: измѣнилось къ худшему. Образцомъ нравственнаго поступанія для стоика, какъ извѣстно, служитъ «мудрецъ». Чѣмъ болѣе кто воплощаетъ въ себѣ свойства и качества послѣдняго, тѣмъ,—по стоическому пониманію дѣла,—болѣе и болѣе такой человѣкъ является нравственно-добрымъ, нравственно-совершеннымъ. А что такое этотъ «стоическій мудрецъ»? Это —воплощеніе гордости и самомнѣнія. Рѣчь о какой либо долѣ смиренія въ отношеніи къ нему была бы полнѣйшею нелѣпостью. «Въ своемъ совершенствѣ и счастіи мудрецъ не уступаетъ божеству, даже превосходитъ его. Юпитеру принадлежитъ мудрость по существу его природы, а мудрецъ пріобрѣтаетъ ее собственными усиліями. Юпитеръ не имѣетъ нужды чѣмъ либо пользоваться, а мудрый не желаетъ. Великое дѣло— имѣть слабость человѣка и невозмутимое блаженство божества. Богъ и мудрецъ отличаются только продолжительностью существованія. Но мудрый не ставитъ себя въ униженное положеніе отъ того, что его добродѣтель ограничивается болѣе краткимъ протяженіемъ времени. Бакъ изъ двухъ мудрыхъ тотъ, кто отошелъ въ вѣчность въ болѣе преклонномъ возрастѣ, нѳ блаженнѣе того, доблесть котораго заключена въ пространствѣ немногихъ лѣтъ, такъ Богъ нѳ превосходитъ мудраго въ блаженствѣ, хотя превосходитъ его безконечно продолжительностью этого блаженства»... (чит. въ письм. у * 5
*) Ibid.
5) Ibid., стр. 156-а) Ibid. стр. 155.
Сенеки и др.) *). Таково стоическое ученіе о мудрецѣ. Оно, какъ видимъ, въ отношеніи къ разсматриваемому нами вопросу настолько характерно, что въ какихъ либо съ нашей стороны комментаріяхъ не нуждается нисколько. Итакъ, довольно объ языческомъ представленіи интересующаго насъ дѣлаі Если оно только что указаннымъ образомъ представляется корифеями языческой философіи, то объ остальной части языческаго до-христіанскаго міра нечего и говорить. И вообще естественный умъ, себѣ самому только предоставленный, не вступающій въ соприкосновеніе съ божественнымъ Откровеніемъ, безсиленъ стать на сколько-нибудь устойчивую и на правильную точку зрѣнія на дѣло *). Если, оставивъ древнія времена, обратимся къ новымъ, то убѣдимся въ этой истинѣ съ несомнѣнностію. «Гдѣ», спрашиваетъ одинъ нѣмецкій апологетъ христіанства (Albert Maria Weiss), «мы» могли бы «отыскать... философа, который» вздумалъ бы сказать хоть «одно слово въ пользу смиренія»? Противоположнаго склада мыслей люди встрѣчаются, конечно, сплошь и рядомъ. Спиноза, напр. (изъ ХѴП в.), спокойно заявляетъ, что «смиреніе не только не добродѣтель, но даже противорѣчіе разуму (Ethica, і, prop. 53)» *). «Нѣмецкій поэтъ» — Генрихъ Гейне (f 1856 г. 4) не могъ иначе отозваться о смиреніи, какъ только о «собачьей добродѣтели» 5). Не ха-
*) „Мораль стоицизма и христіанское нравоученіе“ И. Невзорова (Казань. 1892 г.), стр. вб —66. Срав. и у другихъ изслѣдователей (Воп-höffer’a, Suckeau, Говорова и проч).
3) „Среди великихъ умовъ влассичѳсскаго міра всего ближе подошелъ въ истинной идеѣ смиренія“ только „Софоклъ“, да и то, какъ всякому, изучавшему его извѣстно, лишь въ условномъ и ограничительномъ смыслѣ (Herzog: „Real-Encyklopädie für protestantische Theologie und Kirche“... Bd. 1П, Leipz., 1878, S. 539). О Платонѣ, Плутархѣ и др. чит. у Zöckler'а (Krit. G-esch. d. Askese“. 1863- S. 380). Чит. съ особенн. интересомъ книгу: Is. Watts: „Die Demuth nach den vornehmsten Quellen und verschiednen Vortheilen derselben, am Beispiel und Character des Apst. Paulus. A. d. Engl. v. Reinhard. Braunschwelg. 1749“ (см. у Zöckler’a: S. 380).
') „Apologie des Christenthums“. Von Albert Maria Weiss. Eünfter Band: „Die Philosophie der Vollkommenheit“. Freiburg im Breisgan. 1898. S. 401.
*) Энциклоп. С.юв. Брокгауза—Ефрона: XV полут. 1892 г. Спб., стр. 256.
°) „Аиологія христіанства“ Лютардта; русск. изд. (въ пѳр. проф. А. П. Лопухина). Спб. 1892 г. стр. 916.
рактерно ли?! Даже слишкомъ. Послѣдовательное и «серьезное проведеніе» смиренія «въ жизни», по мнѣнію Вейсса, просто таки невозможно. Всякая подобнаго рода попытка повлекла бы за собою по адресу ея автора «презрѣніе» и «насмѣшку» со стороны окружающихъ. Между тѣмъ, говоритъ онъ, «защищать гордость не стыдятся»... 1) Наконецъ,— ужъ разъ заговорили о мыслителяхъ, отрицательно относящихся къ вопросу о значеніи смиренія, какъ добродѣтели,— считаемъ необходимымъ отмѣтить самоновѣйшее воззрѣніе сумасшедшаго потомъ философа Фридриха Нитцше, взгляды котораго,—какъ извѣстно,—къ'удивленію, пользуются значительною популярностію. Образцомъ нравственнаго поступанія и настроенія, по Нитцше, служитъ человѣкъ съ «аристократической душой», «аристократъ». Рисуя его внутренній обликъ, Нитцше отмѣчаетъ слѣдующія «характерныя черты», по которымъ можно узнать «аристократа»: «гордость..., самоувѣренность»... Аристократъ отдѣленъ отъ «толпы» непроходимою бездною. Для него «самоотреченіе и скромное отстраненіе себя было бы не добродѣтелью, а скорѣе—растратой добродѣтели»... а) Вотъ до чего додумался въ наши дни мыслитель, называвшій себя «антихристомъ» и пользовавшійся исключительно данными своего естественнаго только ума, пока этотъ послѣдній совсѣмъ не отказался служить ему!.. Въ виду всего сказаннаго нами выше касательно языческаго и вообще естественнаго только образа мыслей по вопросу о смиреніи (и гордости), для насъ вполнѣ понятными становятся слова блаж. Августина: ...«aqua humiliationis cordis... in nullis alienigenarum libris est, non in Epicureis, non in Stoicis, non in Platonicis. Ubicunque... inveniuntur optima praecepta morum et disciplinae: humilitas tamen ista non invenitur;—a Jesu Christo venit»... * 2 3), т. e., «воды смиренія сердца... нѣтъ ни въ какихъ иноземныхъ» (=внѣхристіанскихъ) «книгахъ: ни въ эпикурейскихъ, ни въ стоическихъ, ни въ платоновскихъ. Вездѣ... имѣются на лицо превосходныя правила нравовъ и ученія,—однако, этого смиренія» (т. е., рѣчи о немъ) «на лицо нѣтъ; оно пришло отъ Іисуса Христа»... Почему же
*) Weiss: op. cit., S. 401.
2) „Фридрихъ Нитцше“... проф. Риля; русск. иад., Спб.,1898 г., стр. 114. 115. 113 и друт.
*) „S. August, enarratio II in Psalm. XXXI, 18“ (см. цитат. yJBitt-ner’a: op. cit. S. 246, Anmerk. 2).
это такъ? Въ какомъ смыслѣ съ пришествіемъ на эемлю Сына Божія измѣнилось дѣло? Что новое возъимѣло силу и сдѣлало вполнѣ возможнымъ не только рѣчь о смиреніи, какъ добродѣтели вообще, но именно какъ о добродѣтели важнѣйшей, какъ увидимъ ниже, между всѣми христіанскими добродѣтелями, какъ добродѣтели спеціально христіанской, рѣзко обособляющей христіанина отъ не-христіанина?
II, На всѣ эти И подобные имъ вопросы можетъ быть данъ короткій и опредѣленный отвѣтъ: только христіанинъ, потому что онъ—христіанинъ, имѣетъ вполнѣ правильное представленіе о Богѣ, Его отношеніи къ міру вообще и къ человѣку въ частности, Его значеніи для перваго и второго..,, съ одной стороны; о себѣ самомъ, своихъ недостаткахъ, немощахъ, своемъ достоинствѣ сравнительно съ достоинствомъ прочихъ людей и т. под., съ другой стороны; и только онъ одинъ, зная все это, и можетъ воспитывать въ себѣ чувство истиннаго смиренія, въ которомъ иной—горделивый—моментъ не имѣетъ уже рѣшительно никакого мѣста. Только это чувство смиренія, какъ увидимъ ниже, и можетъ надлежащимъ образомъ направлять нравственную жизнь человѣка, давать ей надлежащую окраску.
III. Христіанину извѣстно, что Богъ «единъ по существу и троиченъ въ лицахъ», что Онъ безконечно «возвышенъ» надъ всѣмъ міромъ, что Онъ—Существо личное, «духовное, вѣчное, всеблагое, всевѣдущее, всеправедное, всемогущее, вездѣсущее, неизмѣняемое, вседовольное, всеблаженное»... *) Обладающее такими свойствами Божество сотворило міръ и въ частности человѣка, надѣливъ послѣдняго, при этомъ, высокимъ качествомъ: образомъ Божіимъ, т. е., «невещественною душою», «разумною», «свободною», «безсмертною»,—«царственною властію надъ всѣми земнородными»... *) Богато одаренный Богомъ первозданный человѣкъ, затѣмъ, былъ введенъ въ рай сладости {Вт. И, 15), гдѣ и могъ бы вѣчно блаженствовать, еслибъ не поддался увѣщаніямъ діавольскимъ и но согрѣшилъ (III). Но и согрѣшившаго, изгоняемаго изъ райскаго жилища Богъ, какъ всѳблагій, не оставляетъ безъ утѣшенія, а даетъ ему обѣтованіе о будущемъ Спасителѣ че-
*) См. объ эхомъ, напр., въ любомъ опытѣ Догматическаго Богословія, въ Катихизисахъ и проч.
а)См. ibid.; напр., въ ^Руков. къ изуч. христ., правосл.-догматич. Богословія“ м. Макарія. Москва. 1888, стр. 103.
ловѣчества (III, 15). Это обѣтованіе, всегда согрѣвавшее душу падшаго человѣка, всегда напоминавшее ему, что его печальное положеніе не вѣчно, что въ будущемъ имѣетъ наступить новая пора, многократно и различно повторялось людямъ устами Божіихъ пророковъ на протяженіи всего ветхозавѣтнаго періода. Наконецъ, въ предопредѣленное отъ вѣка Богомъ время сошелъ съ неба и вочеловѣчился ради спасенія людей Самъ Богъ-Слово. Своимъ божественнымъ ученіемъ и примѣромъ Своей чистѣйшей жизни Онъ просвѣтилъ человѣчество, показалъ человѣку, какъ ему надлежитъ впредь жить, чтобы эта жизнь была нормальна. А своими страданіями, крестною смертію Воскресшій и Вознесшійся спасъ человѣка отъ грѣха и его послѣдствій—проклятія и смерти. Необходимыя силы, необходимую помощь для чисто-нравственной и богоугодной жизни человѣкъ получаетъ отъ ниспосылаемой свыше божественной благодати. Для того, чтобъ онъ тверже шелъ по пути истины и правды, онъ служитъ предметомъ непрерывнаго промыслительнаго попеченія Божія, именно не 'только всѣ люди вообще, но и каждый человѣкъ въ частности; около каждаго находится приставленный къ нему свыше Ангелъ-хранитель и проч. и проч. 1).
Таково въ общемъ представленіе челрвѣка-христіанина о Богѣ и Его отношеніи къ міру и человѣку. Если, какъ отсюда видно, человѣкъ, по откровенному ученію, всѣмъ обязанъ всеблагому Богу, — если онъ, какъ и вся вселенная, созданный Владыкою «всяческихъ», безъ Бога погибъ бы послѣ своего появленія на свѣтъ, — если онъ, благодаря Божію только человѣколюбію, и можетъ достигать вѣчнаго спасенія и проч., то ясно, безконечно ясно, что чувствами человѣка но отношенію. къ Богу въ данномъ случаѣ могутъ быть только слѣдующія: всецѣлая благодарная любовь его къ Создателю, Промыслителю и Спасителю и безконечное смиреніе предъ неизреченнымъ величіемъ и несказаннымъ могуществомъ Божіимъ. Ни о какой гордости человѣка здѣсь не можетъ быть и рѣчи. Сколько-нибудь горделивое самолюбіе человѣка въ настоящемъ случаѣ могло бы быть умѣстно лишь при условіи или безумія того или другого лица, или недостаточно правильнаго знанія послѣднимъ истиннаго положенія *)
*) Чит. обо всемъ этомъ въ любомъ опытЬ христ. Догматическаго Богословія...
вещей, или нехристіанскаго его настроенія. Въ приложеніи же къ нормальному христіанину здѣсь можно вести разговоръ только и только о смиреніи и никакъ не о гордости. Дѣло ясно, какъ Божій день. Затѣмъ смиреніе христіанина возрастаетъ въ еще большей степени, когда онъ начинаетъ строго анализировать свое нравственное поступаніе. При безпристрастномъ разсмотрѣніи послѣдняго человѣкъ все болѣе и болѣе видитъ, до какой степени его внутреннее настроеніе и его внѣшнее поступаніе не соотвѣтствуютъ смыслу требованій божественнаго нравственнаго закона и до какой, слѣдовательно, степени онъ является виновнымъ въ очахъ Божіихъ, безотвѣтнымъ предъ небеснымъ Судіею, на Котораго онъ не смѣетъ даже и взглянуть прямо и Котораго онъ дерзаетъ лишь смиренно умолять о милосердіи и снисхожденіи къ нему — величайшему грѣшнику. Таково мнѣніе о своемъ нравственномъ поступаніи каждаго нелицемѣрнаго христіанина. И здѣсь если о чемъ только и можно говорить, то лишь объ одномъ смиреніи и смиреніи человѣка — грѣшника, какимъ въ дѣйствительности является рѣшительно всякій христіанинъ (о нехристіанахъ тѣмъ болѣе должно сказать, конечно, это-жѳ)... Введенное въ должныя границы, — по отношенію къ Богу, впрочемъ, скорѣе—безграничное, смиреніе—единственно - истинный показатель нормальности оцѣнки человѣкомъ себя, своихъ достоинствъ, своего внутренняго богатства... въ виду Высочайшаго Существа.
Въ виду всего сказаннаго становятся вполнѣ понятными многочисленныя, относящіяся къ- данному вопросу, мѣста Священнаго Писанія, призывающія христіанъ къ смиренію и отмѣчающія значеніе послѣдняго, поскольку въ данномъ случаѣ мы будемъ имѣть въ виду настроеніе и поведеніе христіанина въ отношеніи его къ Богу.
Въ этихъ мѣстахъ читаемъ, что христіанинъ чувствуетъ себя всѣмъ обязаннымъ Богу: самого себя считаетъ неспособнымъ даже и помыслитъ что-либо отъ себя, какъ бы отъ себя, но если и имѣетъ въ данномъ случаѣ какую-либо способность, то она—отъ Бога (2 Коро. III, 5); Богъ производитъ въ немъ и хотѣніе, и дѣйствіе по Своему благоволенію (Филипп. П, 13); все, что христіанинъ имѣетъ, онъ получилъ отъ Бога, а если такъ, то онъ не можетъ и хвалиться, какъ будто не получилъ (1 Кор. ІУ, 7) и т. д. Подобное настроеніе въ христіанинѣ, по слову Св. Писанія,
усиливается отъ сознанія икъ того, что всѣ мы мною согрѣшаемъ (Іак. III,. 2) (ср. Ринл. VII, 19 и мног. друг. мѣста) и что если говоримъ, что не имѣемъ грѣха, то обманываемъ самихъ себя, и истины нѣтъ въ насъ (1 Іоанн. I, 8) и т. п. При такихъ условіяхъ, съ точки врѣнія Слова Божія, о гордости не можетъ быть и рѣчи, а можно и должно говорить только о смиреніи предъ Богомъ, тѣмъ болѣе, что Самъ Господь нашъ въ настоящемъ случаѣ подаетъ намъ примѣръ и словомъ Своимъ, и дѣломъ, являясь, слѣдовательно, Образцомъ для насъ: кто хочетъ между вами, говорилъ Онъ Своимъ апостоламъ, быть большимъ, да будетъ вамъ слугою (Мѳ. XX, 26), м кто хочетъ между вами быть первымъ, да будетъ вамъ рабомъ (—27)...; научитесь отъ Меня, — говоритъ Господь труждающимся и обремененнымъ, — ибо // кротокъ и смиренъ сердцемъ... (Матѳ. XI, 29. 28)... Насколько будетъ пріятна участь смиренныхъ, настолько же неутѣшительна будетъ судьба . гордыхъ: всѣ, читаемъ въ Св. Писаніи, облекитесь смиренномудріемъ, потому что Богъ гордымъ противится, а смиреннымъ даетъ благодать (1 Нетр. V, 5); смиритесь подъ крѣпкую руку Божію, да вознесетъ васъ въ свое время (— 6); всякій, возвышающій самъ себя, униженъ будетъ, а унижающій себя возвысится (Лук. XYHI, 14) и пр. (ср. Матѳ. XVIII, 4)....
Не приводя другихъ многочисленныхъ мѣстъ изъ Слова Божія (такъ какъ въ такомъ ихъ приведеніи болѣе нѣтъ существенной надобности), мы можемъ сдѣлать заключеніе, что, и въ силу тѣхъ или другихъ соображеній христіанина, какъ такого, и въ силу вполнѣ ясныхъ и опредѣленныхъ библейскихъ мѣстъ и выраженій, смиреніе человѣка-христіанина предъ Богомъ, Его величіемъ, Его благодѣяніями по отношенію къ человѣку, этому немощному и грѣшному существу..., вполнѣ въ христіанствѣ понятно. Съ христіанской точки зрѣнія, было бы рѣшительно и единственно непонятно,—какъ не оправдываемое никакими, сколько-нибудь резонными, данными,—только иное, по сравненію съ этимъ, настроеніе человѣка, то настроеніе, съ какимъ мы встрѣчаемся у язычниковъ и вообще не - христіанъ, гдѣ оно, напротивъ, весьма понятно, гдѣ,— лучше сказать,—непонятно настроеніе христіанское.
IV. Что послѣднее обстоятельство не . подлежитъ сомнѣнію, пояснимъ его путемъ оттѣненія нѣкоторыхъ характер-
ныхъ въ данномъ случаѣ чертъ и особенностей наиболѣе извѣстныхъ языческихъ религій. Эти черты и особенности покажутъ намъ, что нонимамое въ христіанскомъ смыслѣ смиреніе не имѣло для себя надлежащей почвы въ религіозныхъ языческихъ міросозерцаніяхъ.
Мы обратимъ вниманіе на міросозерцанія языческихъ религій: китайской, индійской, египетской, персидской и греческой.
Китайцу чуждо было «представленіе» о Божествѣ, какъ Существѣ безконечно возвышенномъ надъ міромъ и человѣкомъ, какъ Существѣ духовномъ, «личномъ», Творцѣ міра и «Промыслитѳлѣ» о немъ. «Небо и 8емля» — объекты, на которые простирается религіозное почитаніе у китайцевъ, имѣютъ «чувственный» характеръ... Съ другой стороны, человѣкъ, по китайскому воззрѣнію, на столько высокъ по существу, что онъ «стоитъ рядомъ съ небомъ и землей, подлѣ» нихъ, а не подъ ними. Онъ владѣетъ даже такими преимуществами, которыхъ у Божества нѣтъ: именно «сознаніемъ и волей». Впрочемъ, это не значитъ того, что человѣку, по китайскому ученію, будто бы присуща такъ называемая нравственная «свобода». А если такъ, то какъ же смотрѣть на «грѣхъ» и на вмѣняемость его человѣку? Съ одной стороны, китаецъ склоненъ полагать, что все, «что человѣкъ дѣлаетъ, это дѣлаетъ само божество», которое, слѣдовательно, и отвѣтственно въ концѣ концовъ за его — человѣка—нравственное поступаніе. А съ другой, китаецъ вообще отказывается дать сколько-нибудь существенное «Объясненіе» происхожденія грѣха и его сущности, ограничиваясь лишь однимъ констатированіемъ факта. Во всякомъ случаѣ о такъ называемомъ «первородномъ грѣхѣ» онъ не знаетъ, равно какъ, —замѣтимъ мимоходомъ,—и о «сверхъестественномъ откровеніи»... *) Уже изъ этихъ немногихъ чертъ, характеризующихъ религіознонравственный обливъ китайца, видно, насколько чуждо ему
‘) „Исторія нравственности и нравственныхъ ученій“—проф. М. А. Олесницкаи). Ч. 2. Кіевъ. 1886 г. Стр. 6. 7. 8. 10. 11. 13. 18. Чиг.: Вебера „Истор. Бостона“... Москва. 1886 г.; еп. Хрисанва „Религіи дрѳвн. міра въ ихъ отношеніи къ христіанству“. Спб. 1873 г. т. I.. и друг., существующія на руссн яз., сочиненія (си. на нихъ укааан., ваир., въ „Библіографическомъ указателѣ книгъ и статей на русск. яа. но исторіи религій“—С. Н. Трубецкого. 1899 г. Москва). Изъ иностранныхъ можно рекомендовать общеизвѣстный трудъ Wuttke и друг.
христіанское ученіе о смиренномудріи человѣка въ виду Бога. Бакая рѣчь объ этомъ смиреніи можетъ быть тамъ, гдѣ человѣкъ въ извѣстномъ смыслѣ не уступаетъ Божеству, гдѣ Божество—не творецъ міра и не «промыслитель» о послѣднемъ, гдѣ человѣкъ, какъ ле свободное — нравственно существо, не отвѣчаетъ, строго говоря, за свои проступки, гдѣ самый «грѣхъ» — явленіе непонятное и проч. и проч.? Предъ кѣмъ человѣку смирятьоя и зачѣмъ, по какимъ побужденіямъ, съ какими цѣлями?!
Бъ «пантеистическомъ» міровоззрѣніи индійцевъ, не знающихъ «личнаго» Бога, производящихъ міръ чрезъ «истеченіе» изъ Божества, «человѣкъ» является «только однимъ ивъ моментовъ въ саморазвитіи Брамы» и—«какъ субъектъ нравственной жизни—не имѣетъ самостоятельнаго значенія». Да и какъ можно было-бы говорить о послѣднемъ тамъ, гдѣ нравственная «свобода» человѣка не признается, гдѣ человѣкъ «сознаетъ себя страдающимъ не по своей винѣ, а по винѣ Брамы, произведшаго изъ себя сей міръ грѣха», гдѣ люди считаютъ себя «свободными отъ грѣха и вины», гдѣ «причина зла—божество»,, гдѣ, слѣдовательно, «зло теряетъ свое нравственное значеніе»?.. х) При подобномъ представленіи дѣла опять—таки будетъ совершенно непонятно христіанское ученіе о смиреніи Предъ Богомъ. Бъ самомъ дѣлѣ, трудно человѣку смиряться предъ «безличноюжизненною силою» *)— источникомъ «зла» и «грѣха»,—человѣку, не чувствующему себя отвѣтственнымъ предъ какимъ бы то ни было судьею за свое нравственное поведеніе, какъ не регулируемое его свободою, потому что послѣдней у него нѣтъ... Да, здѣсь вѣетъ совсѣмъ инымъ, а не христіанскимъ духомъ, и что имѣетъ смыслъ съ точки зрѣнія послѣдняго, то не можетъ быть допущено и оправдано съ точки зрѣнія перваго. Раевѣ можно сопоставлять другъ съ другомъ «свободнаго оть грѣха и вины» (см. выше) человѣка и человѣка, сознающаго, смиренно именно сознающаго, что каждый его поступокъ, каждая его мысль, каждое его намѣреніе такъ или иначе, въ той или иной степени проникнуты грѣховнымъ началомъ?!
Въ отмѣченной «политеистическимъ» характеромъ религіи
*) Cit. op. проф. М. А. Олесяицкаго: стр. 83. 84. 86.86. 87. 89. Чит. также у ѳп. Хрпсанѳа (цит. т.), у Вебера и друг.
3) У проф.М. А. Ояесницкаго стр. 84.
египтянъ между богами можно указать извѣстную разницу въ отношеніи къ степени достоинства и важности каждаго ивъ нихъ. При этомъ, что касается «низшихъ» сравнительно изъ нихъ, то съ ними человѣкъ «однороденъ», и «душа человѣческая тождественна съ божествомъ» *). Ученіе о такой однородности человѣка съ богами, конечно, совсѣмъ плохая почва для развитія и укрѣпленія въ первомъ чувствъ и настроенія, сколько-нибудь аналогичныхъ съ христіанскимъ смиренномудріемъ предъ Высочайшимъ Существомъ.—Далѣе, прививая человѣка къ отвѣтственности за свое нравственное поведеніе, египетская религія, однако, не надѣлила его предварительно нравственною «свободою». А при отсутствіи послѣдней у человѣка, можно ли требовать отъ него отчета въ его проступкахъ? Египетская религія не говоритъ ничего «о случайномъ происхожденіи зла по винѣ человѣка»; въ данномъ случаѣ «винаперенесена на Божество»2)... Такимъ образомъ и съ этой стороны для человѣка не оказывается ни основаній, ни побужденій смиряться предъ Божествомъ и т. д.
У персовъ не видимъ ученія о Божествѣ, какъ Существѣ безконечно возвышенномъ надъ человѣкомъ. Здѣсь видимъ скорѣе иное представленіе дѣла. Ормуздъ перса не есть Существо всецѣло духовное; онъ—„тѣло (хотя свѣтоносное, прекрасное»). А о чемъ свидѣтельствуетъ «обоготвореніе животныхъ»? О томъ, конечно, что персъ не могъ возвыситься до понятія о Божествѣ, какъ Существѣ, не имѣющемъ ничего общаго съ матеріею. Бромѣ того, Ормуздъ испытываетъ нѣкоторое «ограниченіе» со стороны- Аримана — враждебнаго ему начала и отсюда неограниченнымъ не можетъ быть названъ. Если тѣлесность Ормузда сближаетъ его съ человѣкомъ, то сближающимъ же въ данномъ случаѣ моментомъ является и «ограниченность» Ариманова. При наличности послѣдней слѣдуетъ допустить и то, что Ариманъ не обладаетъ и «полною», совершенною «свободою»... Неудивительно въ виду всего этого, если по персидской религіи «человѣкъ» считается не только «свободнымъ существомъ», но «и самостоятельнымъ въ относительномъ смыслѣ соработникомъ Божества». Кромѣ того, Божество же здѣсь является и отвѣт-
>) Ibid. 194. 199.
а) Ibid. 199. 201. Ср. у еп. Хрисанѳа (т. II), Вебера (т. I) и у друг. (ср. въ указа« Трубецкого).
ствевнымъ за грѣхъ, «значеніе» котораго таквмъ образокъ обезцѣнивается и отвѣтственность sa него человѣка «ослабляется» въ значительной степени и проч. *). Всѣ эти стороны дѣла ясно свидѣтельствуютъ, что и персу чуждо было чувство смиренія (подобнаго христіанскому) предъ Божествомъ, которое здѣсь (у перса),—мы видѣли,—и чувственно, и повинно въ происхожденіи грѣха,* зла..., и недостаточно свободно, между тѣмъ какъ человѣкъ обладаетъ нѣкоторыми значительными достоинствами...
Разстояніе, отдѣлявшее боговъ и человѣка въ греческой религіи, почти совсѣмъ уничтожено. Человѣкъ могъ подняться до степени «полубога». Многіе «герои» дѣйствительно и были отнесены греческой миѳологіей къ сонму «полубоговъ». Съ другой стороны, здѣсь «въ такой же степени боги низводились до степени людей и дѣлались людьми». «Герои» въ своихъ отношеніяхъ къ богамъ позволяли себѣ тонъ «фами-ліарный», тѣмъ болѣе, что многіе изъ первыхъ вели свое происхожденіе отъ послѣднихъ. Слѣдовательно, между тѣми и другими существовало въ нѣкоторыхъ случаяхъ даже кровное родство. Дѣторожденіе — удѣлъ не только людей, но и боговъ. Человѣческія страсти и пороки были страстями и пороками и боговъ. Зависть, ненависть, ревность, хитрость и лукавство, прелюбодѣяніе и проч. и проч. присущи не только людямъ, но и богамъ. Боги не могли гордиться даже и особеннымъ своимъ могуществомъ, такъ какъ самъ Зевсъ стоялъ въ зависимости отъ судьбы *)... Раевѣ можно говорить здѣсь о смиреніи, какъ элементѣ проникающемъ собою поведеніе человѣка въ виду боговъ? Конечно, нельзя, коль скоро здѣсь имѣемъ дѣло съ характеризуемымъ указанными чертами «антропотеизмомъ», «антропоморфизмомъ», «антропопатизмомъ» *),— нельзя,—само собою понятно, — даже въ ббльшѳй степени, чѣмъ у другихъ явыческихъ народовъ, выше упоминавшихся у насъ.
О другихъ языческихъ религіозныхъ міровоззрѣніяхъ въ настоящемъ случаѣ не видимъ надобности говорить.
*) М. А. Олесниц. 247. 261. 262. 263. Ср. у еп. Хрисанѳа, Вебера и друг. (см. указшг. Трубецкого).
*) „Апологетика. Научное оправданіе христіанства“—Ѳбрарда (т. II. Спб. 1880 г., стр. 106. 107). См. особенно соч. Дютшкѳ — „Олимпъ. Миѳологіи древнихъ грековъ и римлянъ“ (Спб. 1892 г.). См. и мног. другія оочинен.
’) Чит. ibid, и у другихъ.
Даже смиреніе предъ Богомъ, проявлявшееся ветхозавѣтнымъ евреемъ, не совпадало всецѣло съ христіанскимъ смиренномудріемъ. Хотя знанія ветхозавѣтнаго еврея о Богѣ, какъ полученныя имъ изъ сверхъестественнаго откровенія,, были и правильны, но они не были настолько полны и всесторонни (въ возможномъ для человѣка смыслѣ), какъ знанія о томъ же, присущія христіанину. Ветхозавѣтному еврею Богъ представлялся преимущественно какъ грозный Судія, наказывающій грѣшниковъ за ихъ проступки. А каждый человѣкъ былъ грѣшникомъ, и никто не могъ надѣяться своими силами достигнуть спасенія. Баждый, поэтому, ожидалъ себѣ только грознаго приговора. Правда, мессіанскія обѣтованія и пророчества должны были нѣсколько утѣшать духъ ветхозавѣтнаго еврея, но лишь до извѣстной степени, такъ какъ осуществленіе ихъ еще предстояло только въ будущемъ... А пока всѣ, даже и праведвики, по смерти сходили въ шеолъ... Отсюда смиреніе ветхозавѣтнаго еврея носило признаки какой-то. угнетенности, придавленности, чрезмѣрной боязливости. Не то видимъ въ христіанинѣ. Онъ уже не чадо гнѣва Бо-. жія, чѣмъ былъ ветхозавѣтный еврей. Самъ Богъ — Слово воплотившись ради нашего спасенія, сдѣлалъ насъ чадами Божіими (1 Іоанн. Ill, 1, 2). Вкушая тѣла и крови Христовыхъ, мы весьма тѣсно соединяемся съ нашимъ Господомъ. Получая свыше божественную благодать Св. Духа, мы пріобрѣтаемъ возможность и силу исполнять требованія божественнаго нравственнаго закона... Здѣсь уже нѣтъ мѣста тому, отмѣченному моментомъ угнетенности..., смиренію, какое обна-' руживалъ въ отношеніи къ Богу ветхозавѣтный еврей. Здѣсь, напротивъ, имѣемъ дѣло со смиреніемъ сына предъ своимъ Отцомъ: хотя сынъ и сознаеть всю пропасть, отдѣляющую его отъ Бога, чадомъ Котораго онъ отнынѣ сдѣлался, благодаря искупительнымъ заслугамъ Христовымъ,—хотя онъ, вслѣдствіе этого, и проникнутъ безконечнымъ смиреніемъ предъ Небеснымъ Отцомъ, тѣмъ не менѣе, онъ каждое мгновеніе сознаетъ ту безпредѣльную любовь, какую проявилъ Богъ къ нему—человѣку и отсюда иными уже глазами взираетъ на Владыку вселенной, нежели какими взиралъ ветхозавѣтный еврей; хотя и тотъ, и другой взирали и взираютъ на Бога очами смиренія, но у одного—смиреніе раба, ежеминутпо боящагося наказанія ва неисполненную имъ работу, а у другого—смиреніе сына, для котораго важнѣйшимъ въ настоя-
щѳмъ случаѣ моментомъ является не мысль о наказаніи за грѣхи, а страхъ предъ возможностью заыіужить нерасположеніе Отца, боязнь, какъ бы не оказаться къ Нему неблагодарнымъ за все то, что Богъ для него сдѣлалъ и проч. Словомъ, въ обоихъ случаяхъ мы встрѣчаемся со смиреніемъ, но далеко не одинаковымъ.
У. Только христіанину, далѣе, присуще надлежащее знаніе самого себя,—только христіанинъ можетъ выполнить то, къ чему такъ стремился еще Сократъ, слѣдуя изреченію дельфійскаго оракула: «уѵшдс <геаот<5ѵ»=«познай самого себя »=« nosce te ipsum». Въ самомъ дѣлѣ, что значитъ познать самого себя? Это значитѣ «ирѣть знаніе о своемъ происхожденіи, о своемъ состояніи и своемъ назначеніи» х). И христіанинъ имѣетъ такое зианіѳ.
Въ книгѣ Бытія разсказано о «происхожденіи» человѣка вполнѣ ясно и опредѣленно. Отсюда вѣрующій христіанинъ угнаётъ, что природа всѣхъ людей тождественна, что сначала былъ созданъ Богомъ Адамъ, при чемъ тѣло его было сотворено изъ земною праха, а душа его являлась дыханіемъ жизни, вдунутымъ въ лще ею Создателемъ (Быт. II, 7),— что затѣмъ Богъ соблаговолилъ сотворитъ Адаму помощника, соотвѣтственнаго ему (Быт. II, 18), для чего навелъ на него крѣпкій сонъ и, когда онъ уснулъ, взялъ одно изъ ребръ ею, и закрылъ то мѣсто плотію (—21). Когда жена была приведена Богомъ къ Адаму (—22), послѣдній, взглянувъ на нее, тотчасъ понялъ, что она — кость отъ костей его и плотъ отъ плоти его, что она, поэтому, какъ взятая отъ мужа, будетъ называться женою (—23). Потому, продолжаетъ бытописатель, оставитъ человѣкъ отца своего и мать свою, и прилѣпится къ женѣ своей-, и будутъ одна плотъ (—24... 2). Отъ этой первозданной четы, затѣмъ, и произошелъ, по библейскому повѣствованію, весь человѣческій родъ (чит., кромѣ кн. Бытія, и друг., также Дѣян. Апост. XVII, 26). Таково «происхожденіе» человѣка, созданнаго * 5
!) Bittner: „Lehrbuch der katholischen Moraltheologie“ (Regensburg, 1856), S. 247; Anmerk. 5.
5) См. нашу статью: „Сущность христіанскаго ученія 'объ отношеніяхъ человѣка къ ближнимъ“ („Христ. Чтен.* 1897 г., ноябрь, стр. 238—239 и друг.). Чит., между проч., также брошюру проф. А. Бѣляева: „Значеніе повѣствованія боговидца и пророка Моисея о сотвореніи человѣка“ (Москва. 1882 г.). Чит. и мног. друг. статьи и книги.
Творцомъ по образу и подобію Божію (Быт.. I, 27. V, 1). Его тѣло, обладавшее крѣпостью (I. Сир. XVII, 3), не гнавшее болѣзней (ср. Быт. III, 16), гатѣмъ могло стать бѳг-смѳртнымъ по «божественной благодати, орудіемъ которой было древо жизни» (ср. Быт. III, 22) х). А древо познанія добра и зла служило для первозданнаго человѣка орудіемъ смерти (Быт. II, 7). Еслибъ прародители не соблазнились обольщеніями змія и не вкусили отъ послѣдняго дерева (Быт. II, 17), то они, безъ сомнѣнія, не умерли бы тѣлесно. Что же касается ихъ. души, то она, въ силу ея происхожденія, безсмертна, и сдѣлать ее иною люди не могли. Умъ первозданнаго человѣка былъ ясенъ и свѣтелъ и проявился, какъ таковой, въ фактѣ нареченія Адамомъ именъ всѣмъ скотамъ м птицамъ небеснымъ и всѣмъ звѣрямъ полевымъ (Бйт. II, 20). Одаренный такими качествами, первозданный человѣкъ долженъ былъ развиваться и совершенствоваться и духовно, и физически. Его душа была предназначена Богомъ къ безконечному развитію и совершенствованію, равно какъ, конечно, и тѣло. Его жизнь была бы нормальна, въ частности,—его назначеніе выполнялось бы имъ, еслибъ онъ, съ одной стороны, Богу платилъ глубочайшей благодарностью за полученное отъ Него бытіе и прочія блага, безконечною къ Нему за все это и подобное любовію, всецѣлымъ исполне-ліемъ Его воли...,—съ другой стороны, любилъ свою жену, а затѣмъ и всѣхъ, имѣвшихъ произойти отъ него и происшедшихъ гатѣмъ (по изгнаніи его изъ райскаго жилища) дѣтей и проч. Вмѣсто такого поведенія человѣкъ зарекомендовалъ себя поведеніемъ совсѣмъ иного рода: сталъ «ослушникомъ воли Создателя», проявилъ къ Нему крайнюю неблагодарность, попралъ въ отношеніи къ Творцу всякую «справедливость» и пр. и все это совершилъ, движимый грубымъ эгоистическимъ чувствомъ. Тотъ же эгоизмъ обнаружилъ первый человѣкъ и въ отношеніи къ своей женѣ, назвавъ послѣднюю своей «соблазнительницей»; а эта, въ свою очередь, вмѣсто того, чтобъ чистосердечно покаяться предъ Господомъ, эгоистично сослалась на змія... Вмѣсто того, чтобъ «по боже- *)
*) См. чашу статью: „О пасхальномъ огласительномъ словѣ св. I. Златоуста“ („Христ. Чтен.“ 1897 г., октябрь, стр. 419). См. тамъ и цитату изъ „Руков. къ изуч. правосл. - догмат. богослов.“ м. Макарія (Москва 1888 г.; стр. 108).
ственному примѣру (какъ образъ Божій) проявлять свое вла-дычѳствованіе надъ подчиненнымъ ему міромъ, не покоряясь ему, изъ положенія господина не переходя въ положеніе слуги», первый человѣкъ подпалъ господству того міра, вкусивъ, вопреки Божію повелѣнію, отъ запрещеннаго, соблазнительнаго видомъ, прельщавшаго своею красотою, плода. «Ясность ума его исчезла»: прародители пытались «скрыться отъ всевидящаго и вездѣсущаго Бога», пытались ложно оправдаться «предъ всевѣдущимъ Творцомъ»... По выслушаніи отъ Бога приговора, нераскаянная чета была изгнана изъ рая (Быт. ИІ). *). «Дальнѣйшая исторія ветхозавѣтнаго человѣчества» есть исторія дальнѣйшаго развитія эгоизма и чувственности, разъ заявившихъ о себѣ въ человѣкѣ. Отсюда «все человѣчество стало плотью (Быт. VI, 3), помышляло «только о злѣ» (—5). Такимъ осталось оно и «послѣ потопа», т. е., каждый человѣкъ «отъ юности» помышлялъ только также о злѣ (ѴПІ, 21)... (сравн. Псал. L, 7; Исаіи І, 4—6, V, 20; Іов. XIV, 4...). Во власти человѣка не было ничего, благодаря чему онъ могъ бы хоть сколько нибудь существенно измѣниться къ лучшему. Никакія внѣшнія по отношенію къ внутреннему человѣческому святилищу средства не могли, конечно, произвести въ немъ такой перемѣны *). Все это сдѣлалъ только Господь нашъ Іисусъ Христосъ, вочеловѣчившійся ради нашего спасенія, преподавшій намъ божественное ученіе, пострадавшій и умершій за наши грѣхи, воскресшій и вознесшійся на небо... Отнынѣ человѣкъ, спасенный отъ грѣха и его результатовъ—проклятія и смерти, возрожденный въ божественныхъ таинствахъ, получившій свыше божественную благодать, ставшій новою тварью (2 Кор. V, 17), сыномъ Божіимъ (Римл. VIII, 14—15), храмомъ Божіимъ (1 Кор. III, 16—17) и т. д. * 3), снова можетъ достигать своего конечнаго назначенія, съ какимъ онъ созданъ, снова можетъ небезрезультатно стремиться къ Богообщенію,* какимъ онъ наслаждался въ блаженный райскій періодъ своей живни, снова можетъ небезплодно стремиться къ Богоуподобленію (ср. Матѳ. V, 48)...
Такимъ образомъ христіанинъ, знающій о своемъ «про-
*) См. туже нашу стань»: стр. 414—415.
3) См. подробности ibid., стр. 415—417.
») См. подробности ibid., стр. 417 и слѣдующ.
похожденіи, состояніи, назначеніи», ходитъ въ отношеніи къ вопросу о самопознаніи при свѣтѣ яснаго дня. Все для него ясно, все понятно. Остается только каждому, просвѣщенному Христовымъ сіяніемъ, человѣку разсмотрѣть, еъ христіанской точки зрѣнія, самого себя, какъ индивидуальную личность, что, йри соблюденіи извѣстнаго безпристрастія, уже не такъ трудно правильно настроенному субъекту.
Что же теперь слѣдуетъ изъ отмѣченнаго обстоятельства, изъ того, что христіанинъ имѣетъ истинное о себѣ самомъ знаніе? А то, что онъ, прежде всего, опять-таки смиренно сознаетъ свое ничтожество предъ Богомъ, его Создателемъ, его Благодѣтелемъ, наказавшимъ его затѣмъ, но послѣ и помиловавшимъ и мидующимъ донынѣ. Развѣ можетъ быть рѣчь о чемъ либо другомъ, кромѣ благодарнаго смиренія, тамъ, гдѣ человѣкъ, съ одной стороны, знаетъ себя, знаетъ всю свою исторію, знаетъ свое собственное ничтожество, знаетъ, что всѣми благами, какія—въ его распоряженіи, онъ обязанъ не себѣ..., а съ другой, знаетъ, что безконечнымъ его Благодѣтелемъ, Виновникомъ всѣхъ его благъ... является Господь, по противоположности ему, безначальный, вѣчный, безгрѣшный, вседовольный и пр.?! О какой либо гордости говорить здѣсь было бы для человѣка болѣе, чѣмъ безсмысленно. Это само собою ясно. Затѣмъ, прекрасно зИая, что всѣ люди имѣютъ одного общаго родоначальника, что всѣ въ лицѣ его одинаково согрѣшили и одинаково заслужили отъ Бога наказаніе, что всѣ одинаково искуплены пречистою кровію Спасителя, что всѣхъ за гробомъ ждетъ нелицепріятный судъ праведнаго Судіи и пр., —христіанинъ и въ отношеніи въ ближнимъ не видитъ рѣшительно никакихъ основаній гордиться. А сознавая за собой множество грѣховъ—и явныхъ, и тайныхъ, и совер-шонныхъ, и еще только зараждающихся въ его помыслахъ..., грѣховъ, которые ему самому прекрасно извѣстны, съ одной стороны; а съ другой, не имѣя возможности замѣтить такой массы грѣховъ у ближнихъ, хотя бы по тому одному, что ему извѣстными становятся обыкновенно лишь наружныя проявленія другихъ, — кромѣ того, сплошь и рядомъ видя, что другіе болѣе серьезно относятся къ требованіямъ нравственнаго закона, Божіихъ заповѣдей, чѣмъ онъ самъ..., — христіанинъ скорѣе всего видитъ на-лицо всѣ основанія для того, чтобъ настраивать себя въ отношеніи къ своимъ ближнимъ въ духѣ смиренія и только въ немъ. Гдѣ ужъ тутъ гордиться
предъ окружающими человѣку, который (а таковъ въ своемъ сознаніи каждый христіанинъ) чувствуетъ себя всецѣло проникнутымъ грѣховными наклонностями и стремленіями, всецѣло погрязшимъ ВЪ 8Л0 и пороки и проч.?! Здѣсь мѣсто только смиренію и смиренію. ‘Такова христіанская точка зрѣнія (ср., напр., Матѳ. XX, 26. 27; Римл. XII, 16; Колосс.' III, 12. 13...). При ней христіанинъ [слѣдуя примѣру Самого Господа своего, Который не для того пришелъ, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупленія многихъ (Матѳ. XX, 28)..., Который, будучи образомъ Божіимъ, не почиталъ хищеніемъ быть равнымъ Богу, но, не смотря на это, уничижилъ Себя Самого, принявъ образъ раба, сдѣлавшись подобнымъ человѣкамъ, и по виду ставъ, какъ человѣкъ, смирилъ Себя, бывъ послушнымъ даже до смерти и смерти крестной... (Филипп. II, 6—8)] ничего не дѣлаетъ по тщеславію, но по смиренномудрію почитаетъ одинъ другого высшимъ себя... (—3). Коротко сказать: если безграничное смиреніе, какъ мы видѣли, проникаетъ собою все поведеніе человѣка въ отношеніи къ Богу, то смиреніе же [по мнѣнію нѣкоторыхъ (см., напр., цитов. статью: «Demuth» у Herzog’a въ Bd. Ill), впрочемъ, въ отношеніяхъ человѣка къ человѣку можетъ быть рѣчь не о смиреніи, а о «скромности»; но дѣло не въ словахъ и не въ названіяхъ, а въ самомъ его существѣ] характеризуетъ его отношенія и къ людямъ *).
А. Бронзовъ.
*) Окончаніе будбтъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризаіщи Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академической интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
