CC BY
24
ХОЗРАСЧЕТ, ПАТЕРНАЛИЗМ, ЭФФЕКТИВНОСТЬ, ИННОВАЦИИ: УРОКИ СОВЕТСКИХ ДИСКУССИЙ (Часть 1)
Нуреев Рустем Махмутович
доктор экономических наук, профессор, Заслуженный работник Высшей школы РФ, Научный руководитель департамента экономической теории Финансового университета при Правительстве РФ, главный научный сотрудник Института экономики РАН, г. Москва, Российская Федерация. E-mail: Nureev50@gmail.com
Ореховский Петр Александрович
доктор экономических наук, профессор, зав. сектором философии и методологии экономической науки Центра методологических и историко-экономических исследований, Институт экономики РАН, г. Москва, Российская Федерация.
E-mail: orekhovskypa@mail.ru
Аннотация: В работе рассматривается эволюция взглядов советских экономистов на хозрасчёт. Для классификации самостоятельности советских фирм применяется классификация степеней патернализма, предложенная Я. Корнаи. Демонстрируется, что советские экономисты строили модели хозрасчёта в рамках традиционных для мейнстрима взглядов на экономическое поведение, включая экономического человека и модель стимулов - санкций, актуальных и в наше время. Приводится история поиска результирующих хозяйственную деятельность предприятий, в зависимости от которых образовывался фонд оплаты труда работников предприятия. Доказывается, что система распределения конечных результатов функционально была не связана с эффективностью функционирования фирмы. Популярная в 1980-е гг. «кривая Лаффера» является распространённой дискурсивной практикой, которая игнорирует влияние действующих в экономике институтов.
Ключевые слова: хозрасчёт, модель экономического человека, модель стимулов - санкций, когнитивная структура. JEL codes: B24, B41, B51, P31, P39
Для цитирования: Нуреев, Р.М. Хозрасчет, патернализм, эффективность, инновации: уроки советских дискуссий (Часть 1) / Р.М. Нуреев, П.А. Ореховский. - DOI 10.52957/22213260_2021_7_24. - Текст : электронный // Теоретическая экономика. - 2021 - №7. - С.24-38. - URL: http://www.theoreticaleconomy.ru (Дата публикации: 31.07.2021)
DOI: 10.52957/22213260_2021_7_24 1. Постановка проблемы
То обстоятельство, что национальной экономикой нельзя управлять как «единой фабрикой»1, отечественным экономистам стало ясно ещё в 1920-е гг., во время перехода от политики «военного коммунизма» к НЭПу. Тогда же возникли и первые споры об отличиях «хозяйственного» и «коммерческого» расчёта, с чем было связано и различное понимание роли прибыли при социализме . Как указывают историки политэкономии социализма: «Мысль о том, что извлечение прибыли есть признак не хозяйственного, а именно коммерческого расчёта, имела много сторонников. Её разделяли И. Боев, И. Чернявский и др. Боев рассуждал примерно так: сначала у нас действовал
1 «Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы. Но эта «фабричная» дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед» [12, с. 101].
хозяйственный расчёт, в 1923 г., когда перед трестами была поставлена задача извлечения прибыли, возник коммерческий расчёт, затем, по мере усиления планового начала и ослабления роли прибыли, постепенно коммерческий расчёт вновь переродился в хозрасчёт. Чернявский, в отличие от Боева, исходил из того, что в советской экономике в чистом виде нет ни коммерческого расчёта, ни хозяйственного расчёта, потому что социалистические предприятия, хотя и не ставят перед собой цель извлечения прибыли, в практической деятельности вынуждены это делать. По этой причине, утверждал он, "нельзя точно разграничить, какие предприятия советской промышленности находятся на хозяйственном расчёте и какие на коммерческом..."
Сама постановка вопроса о различной роли прибыли в хозрасчёте и в коммерческом расчёте была правильной. Она отражала признание принципиальных различий между движущими силами капиталистического и социалистического хозяйства. Но поскольку она не дополнялась признанием необходимости безубыточной и рентабельной работы социалистических предприятий, то объективно вела к принижению (и даже к отрицанию) роли прибыли в социалистическом хозяйствовании. А это было уже неправильно» [8, с. 396-397].
Этот короткий отрывок может оказаться непонятным большинству современных экономистов. Прибыль в самом общем виде представляет собой разницу между выручкой и затратами предприятия. Как таковая она может интерпретироваться как простой показатель эффективности (результаты минус затраты). Это арифметика. Причём тут капитализм и социализм? И как вообще можно различать «коммерческий» и «хозяйственный» расчёт?
Ответить на эти вопросы без применения герменевтического подхода невозможно. Советские экономисты, конечно, понимали, что имеют в виду их коллеги, однако в напрямую тогдашних текстах обнаружить объяснение различий между «капиталистической» и «социалистической» прибылью невозможно. По сути же речь шла о границах возможностей предприятия распоряжаться своей прибылью. В случае коммерческого расчёта прибыль использовалась на уровне отдельной фирмы (при этом не так уж важно, куда она направлялась — на инвестиции, на повышение оплаты труда работников или вознаграждение руководства). Именно децентрализованное распоряжение прибылью являлось, по мнению теоретиков, «движущей силой капиталистического хозяйства». Напротив, в случае хозяйственного расчёта прибыль должна была использоваться на достижение целей народнохозяйственного плана, что являлось признаком социализма. В этих целях она могла изыматься в бюджет полностью или частично.
В ретроспективе представляется неслучайным, что именно на X съезде РКП(б), где было принято решение о переходе к новой экономической политике, разгорелась дискуссия о профсоюзах. Фракция «рабочей оппозиции» (А.Г. Шляпников, А.М. Коллонтай, С.П. Медведев, Ю.Х. Лутовинов) выступала за фактическую передачу экономической власти профсоюзам, что — в случае реализации этой идеи — привело бы к развитию именно «коммерческого расчёта». Подобный вариант «анархо-синдикалистского» социализма был реализован после Второй мировой войны в Югославии. В России же «рабочая оппозиция» была разгромлена. И хотя от платформы Л.Д. Троцкого, предусматривавшей «милитаризацию труда», тоже отказались, но роль рабочих коллективов, как и руководства государственных предприятий, в распоряжении прибылью, была крайне ограничена. Именно такое понимание и легло в основу категории «хозяйственного расчёта».
В свою очередь, югославский вариант социализма наглядно демонстрирует и преимущества, и недостатки применения «коммерческого расчёта». С одной стороны, высокая хозяйственная самостоятельность югославских предприятий сопровождалась и сравнительно жёстким (по Я. Корнаи) бюджетным ограничением. Это не давало развиваться дефициту товаров и услуг, который остро ощущался в СССР. Однако трудовые коллективы югославских предприятий предпочитали направлять большую часть прибыли не на инвестиции, а на увеличение оплаты труда. В этих условиях возрастал спрос на заёмные средства для реализации инвестиционных проектов, причём не только
на уровне отдельных фирм, но и на уровне государства в целом. Это привело, в конечном итоге к появлению проблемы внешней задолженности, падению темпов экономического роста, инфляции [21]. Позднее примерно в такой же логике развивались кризисы социалистической экономики в Румынии, Польше и Венгрии.
Таким образом, хозрасчёт — это в первую очередь проблема степени централизации средств (и не только финансов - фондов, но и связанных с ними материальных потоков ресурсов; в одном случае они распределяются преимущественно через механизм рыночной оптовой торговли, в другом — преимущественно через фондирование). Очевидно, что с этим связана и степень централизации инвестиций. Собственно, об этом же писал и Я. Корнаи, выделяя степени государственного патернализма по отношению к социалистическим предприятиям (фирмам):
«четвёртая степень: натуральное обеспечение — пассивное восприятие, третья степень: натуральное обеспечение — активное желание [Здесь и далее курсив Я. Корнаи. — Р.Н., П.О.]. При наличии отношений, соответствующих этим степеням, центральные органы распределяют ресурсы среди предприятий, не прибегая к опосредующей роли денег, в «натуральной форме»... Четвёртая степень: самыйкрайний случай: диктат центра, не спрашивающегопользователей илине учитывающего их мнения. наиболее характерна для традиционной системы третья степень патернализма, причём это относится как к текущим затратам, так и к капиталовложениям. Центральный орган принимает решение, но при этом он учитывает пожелания и заинтересованного предприятия.
Вторая степень: денежное содержание. В сфере предприятий эта степень начала играть важную роль только после реформы, причём в распределении капиталовложений. Такие отношения складываются между государством и предприятием в том случае, когда инвестиции осуществляются внутри предприятия, и оно даже может быть их инициатором, но финансирование обеспечивается исключительно из центральных государственных источников.
Первая степень: самообеспечение — помощь. Это наиболее широко распространённая форма отношений в период после реформы. В распределении текущих ресурсов она стала единственной или почти единственной. В соответствии с декларируемым принципом предприятие является самостоятельной хозрасчётной единицей, обязанной покрывать свои расходы из поступлений от реализации продукции. Аналогична ситуация с капиталовложениями, осуществляемыми за счёт средств предприятия. Однако, если возникают финансовые затруднения, например, превышена запланированная смета, государство приходит на выручку.
Нулевая степень: самообеспечение — отсутствие помощи. Ни до, ни после реформы не возникало такой ситуации, в которой предприятие в полном смысле слова было бы предоставлено самому себе, потерпело бы крах под бременем трудностей» [10, с. 583-585].
В системе координат государственного патернализма по Корнаи СССР после реформ 1965 г. «застрял» между третьей и второй ступенями. Дискуссии 1980-х гг. о «совершенствовании хозяйственного механизма» предполагали переход к первой ступени — «полному хозрасчёту и самофинансированию». Но эту часть реформ советское руководство так и не смогло реализовать.
В ретроспективе социалистической политико-экономической мысли, связанной с хозрасчётом, возникает две взаимосвязанных проблемы. Во-первых, если ситуация противоречий между «коммерческим» (понимаемым как первая ступень патернализма по Корнаи) и «хозяйственным» (вторая и отчасти третья ступень патернализма) была понятна советским политико-экономам уже в 1920-е гг., почему понадобилось столько времени для выработки согласия по отношению к «самофинансированию»?
Во-вторых, каким образом советская экономическая теория решала проблему реализации технологических инноваций? Ведь именно в отношении последних, в соответствии с представлениями марксистов, социалистический строй должен был показать свои преимущества и обеспечить достижение более высокой производительности труда.
Решению второй задачи будет посвящена отдельная наша совместная работа, посвящённая опыту советской наукометрии и результатам организации научно-производственных объединений. Здесь же нам важно подчеркнуть, что хозрасчёт и инновации в политэкономии социализма никак не связывались между собой. С одной стороны, это — обычное «слепое пятно» экономической теории, но с другой — важнейшее свойство экономического мышления того времени. Советские экономисты, как и Я. Корнаи, исходили из того, что снижение патернализма должно привести к росту эффективности деятельности предприятий и экономики в целом автоматически, само собой.
2. Упущенный шанс. Плюсы и минусы косыгинской реформы 1965 года
В 1961 г. Н.С. Хрущев выдвинул программу построения коммунизма. Построение нового общества предполагало существенную перестройку экономики страны. Начинаются поиски новых организационных форм управления хозяйством. 9 сентября 1962 г. в газете «Правда» Е. Либерман публикует статью «План, прибыль, премия», в которой формулируются новые идеи. Однако реализовывать их выпало на долю А.Н. Косыгина. Именно он завершил начатую еще в 1962 г. подготовку хозяйственной реформы, которая реализовалась уже после снятия Н.С. Хрущева с поста политического лидера СССР. На октябрьском (1965 г.) пленуме ЦК КПСС А.Н. Косыгин выступает с программной речью, положившей начало экономической реформе. Наиболее существенными положениями ее стали переход от территориального к отраслевому планированию, резкое сокращение числа обязательных плановых показателей, изменение их количества (с тридцати до девяти) и качества, а также возможность продажи части производимой продукции по договорным ценам. Реформа предполагала переход значительной части прибыли в распоряжение самих предприятий. Они получали право образования собственных фондов (фонды развития производства, материального поощрения, социально-культурного назначения, жилищного строительства).
От такой децентрализации, однако, выигрывали далеко не все предприятия. Большинство оборонных заводов использовали в своей хозяйственной деятельности только элементы хозрасчёта. У советской военной техники, как правило, не было закупочных цен, поэтому вплоть до распада СССР цена одного самолёта или танка была неизвестна. На предприятиях использовался так называемый «котловой учёт», для их функционирования выделялась общая сумма средств (включая содержание жилищной и социально-культурной сфер), устанавливался план выпуска. Стоит подчеркнуть, что при этом в ОПК включалась весьма существенная часть советской экономики2. В этих условиях у «оборонки» не могло быть прибыли, а стало быть, и фондов. Скептически по отношению к реформе были настроены и финансисты: децентрализация средств могла снизить возможности централизованного перераспределения, а заодно способствовать росту так называемой «подавленной», скрытой инфляции (в условиях фиксированных цен в СССР не могло быть «открытой» инфляции, она проявляла себя в обострении дефицита по ряду товарных и ресурсных позиций).
Отметим, что опасения финансистов оказались напрасны (рис. 1).
Доля централизованных в ходе реформы несколько снизилась, но в целом оставалась на уровне
55%.
Реформа оптовых цен 1967 г. привела к сокращению так называемой «планово-убыточной» деятельности. Стали внедряться три популярных принципа «хозрасчётного управления»: самоокупаемость, самофинансирование, самоуправление. Стоит отметить резкое расширение производства товаров длительного пользования, особенно — легковых автомобилей (с вводом в действие автозавода в Тольятти). Кроме того, расширились и объёмы (и возможности) строительства кооперативного жилья.
2 Историки экономики продолжают спорить о том, каков был удельный вес оборонно-промышленного комплекса в ВВП СССР. Характеристика этого спора, где иногда фигурируют оценки «весь СССР был оборонно-промышленным комплексом», выходит далеко за рамки темы данной статьи
Рисунок 1 - Распределение полученной предприятиями прибыли до и после экономической
реформы (по Д.Ю. Михайличенко)
Источник:Составлено по: Народное хозяйство СССР в 1975 г. М.: Финансы и статистика, 1976. С. 704.]
Методология пятилетнего планирования приводила к тому, что в первые годы пятилетки повышалась сбалансированность народного хозяйства: несмотря на так называемое «скользящее планирование», важнейшие политические решения всё же увязывались со съездами КПСС. Эффект «первых лет» имел место и в начале 1965 г. — сверхнормативные запасы стали поступать в производство, предприятия получили возможность реализовывать внеплановую, дополнительную продукцию. При этом действовал принцип, который Л.И. Крицман ещё в 1921 г. назвал «Ударный нос и неударный хвост» [11, с. 6]. В последние годы пятилетки нарастали диспропорции, отрицательно влиявшие на темпы роста, что приводило к дальнейшему замедлению развития советской экономики (табл. 1).
Таблица 1 - Выполнение заданий последних советских пятилетних планов
Показатели 1966-1970 1971-1975 1976-1980 1981-1985
план реально план реально план реально план реально
Темпы ежегодного прироста ВНП, % 6,5-7,0 5,0 5,8 3,1 4,0 1,8 4,0 1,8
Темпы ежегодного прироста промышленного производства, % 8,2 6,3 8,0 5,4 4,9 1,8 4,9 1,8
Темпы ежегодного прироста сельскохозяйственного производства, % 5,5 3,7 3,7 -0,6 5,0 2,1 5,0 2,1
Источник: Handbook of Economic Statistics 1988. CPAS 88-10001 (September 1988). Р. 62 . Журнал «Теоретическая экономика» №7, 2021
Сама же методология советского планирования во многом оставалась неизменной. Ее основу составлял балансовый метод. Даже в начале 1980-х гг. Госплан составлял 2000 балансов, которые имели 50 тыс. позиций. Это уже было значительное агрегирование реальных экономических процессов, так как в это время в стране производилось 12 млн. наименований продуктов. Тем не менее, по-прежнему действовала огромная и сильно централизованная система плановых показателей. Их число в начале 1980-х гг. колебалось от 2,7 до 3,6 млрд, из которых 2,7-3,5 млн Госплан утверждал ежегодно. Все это свидетельствует о консервативной системе планирования, типичной чертой которой было замедление технического прогресса. Средний срок службы оборудования в 1989 г. по плану составлял 13 лет, а фактически — 26 лет! Расчёты на то, что предприятия будут осуществлять ускоренную замену оборудования с помощью фондов развития производства, провалились. Опыт Югославии, о котором мы упоминали выше, не был учтён. В результате, если в довоенные и послевоенные годы СССР устойчиво навёрстывал своё технологическое отставание от богатых западных стран, то уже в 1970-е гг. разрыв снова стал увеличиваться.
Но почему и в 1970-е, и в 1980-е гг. советские экономисты продолжали настаивать на углублении и совершенствовании экономических реформ образца 1965 г.? И почему они были уверены в том, что децентрализация распоряжения прибылью — ключевой фактор успеха?
3. Роль «экономического человека» в когнитивной структуре политэкономии социализма. Природа споров о показателях результатов хозяйственной деятельности
Экономический субъект — разновидность «экономического человека», хорошо известного в современной литературе. В.С. Автономов, один из наиболее авторитетных отечественных историков мысли, обобщая работы многих учёных, характеризует «экономического человека» как обладающего следующими чертами:
«1. Экономический человек находится в ситуации, когда количество доступных ему ресурсов является ограниченным [Здесь и далее курсив В.С. Автономова — Р.Н., П.О.]. Он не может одновременно удовлетворить все свои потребности и поэтому вынужден делать выбор.
2. Факторы, обусловливающие этот выбор, делятся на две строго различающиеся группы: предпочтения и ограничения. Предпочтения характеризуют субъективные потребности и желания индивида, ограничения — его объективные возможности. Предпочтения экономического человека являются всеохватывающими и непротиворечивыми. Главными ограничениями экономического человека являются величина его дохода и цены отдельных благ и услуг. В ситуациях, далеких от модели совершенной конкуренции, ограничениями являются также действия других участников рынка.
Предпочтения экономического человека являются более устойчивыми, чем его ограничения. Поэтому экономическая наука рассматривает их как постоянные, абстрагируется от процесса их формирования и изучает реакцию индивида на изменение ограничений.
3. Экономический человек наделен способностью оценивать возможные для него варианты выбора с точки зрения того, насколько их результаты соответствуют его предпочтениям... Другими словами, альтернативы всегда должны быть сравнимы между собой.
4. Делая выбор, экономический человек руководствуется собственными интересами, которые могут при этом включать и благосостояние других людей (например, членов семьи). Важно то, что действия индивида определяются его собственными предпочтениями, а не предпочтениями его контрагентов по сделке и не принятыми в обществе нормами, традициями и т.д.
5. Находящаяся в распоряжении экономического человека информация, как правило, является ограниченной, — ему известны далеко не все доступные варианты действия, а также результаты известных вариантов, — и не изменяется сама по себе. Приобретение дополнительной информации требует издержек... Время, в течение которого необходимо принять решение, является наряду с
доходом одним из ресурсных ограничений, а издержки поиска — одним из ценовых ограничений.
6. Выбор экономического человека является рациональным в том смысле, что из известных вариантов выбирается тот, который согласно его мнению или ожиданиям в наибольшей степени будет отвечать его предпочтениям или, что то же самое, максимизировать его целевую функцию» [2, с. 24].
Естественно, что советские политико-экономы не писали об «устойчивости предпочтений» и, как правило, абстрагировались от фактора ограниченности информации. Однако важнейшие черты данного алгоритма принятия решений считались присущими всем экономическим субъектам, и в первую очередь — социалистическим предприятиям. Такие субъекты должны были уметь сопоставлять выгоды и издержки, делая выбор в условиях ограниченности ресурсов. Вместо «устойчивости предпочтений» они обладали сравнительно неизменным набором технологий (экономисты-математики предпочитали использовать термин «производственные способы»). Кроме того, субъекты имели ещё одно свойство, которое отсутствует в выше приведённом списке
— социалистические предприятия обладали способностью к обучению; выражаясь современным языком, они могли заимствовать лучшие практики.
Как мы полагаем, такое представление о свойствах экономических субъектов являлось неявной когнитивной структурой, предопределявшей возможности обсуждения «экономического» в СССР3. По сути, между экономистами - теоретиками, независимо от их взглядов существовал консенсус в отношении модели стимулов - санкций (рис.2). В рамках этой модели предприятия должны были позитивно реагировать на стимулы, позволяющие им увеличить получаемые доходы, и негативно — на санкции. Таким образом, они должны были обучаться «передовому опыту», который распространялся посредством многочисленных отраслевых, региональных, республиканских и всесоюзных совещаний.
Например, академик Л.И. Абалкин давал следующее определение: «Экономическое мышление
— это совокупность взглядов и представлений, способов подхода к оценке явлений и к принятию решений, которыми люди непосредственно руководствуются в своей хозяйственной деятельности.
. с общественной точки зрения важно то, как они действуют и какими мотивами при этом руководствуются. В практике, в делах человек обнаруживает тип своего мышления. Причём здесь важны не единичные, разовые поступки и действия (они могут существенно варьироваться), а типичное, массовое поведение, которое и отражает господствующий тип мышления» [1, с. 9]. Далее — о собственно программных установках экономической науки: «Что нужно делать для того, чтобы изменить способ его [советского хозяйственного руководителя] мышления? Принять новые постановления? Их было уже немало. Заняться разъяснительной работой? Не поможет, уже всё сказано и переговорено неоднократно. Вывод один: нужно менять конкретные, воспринимаемые каждым хозяйственным руководителем (и трудовым коллективом) объективные, не зависящие от его воли условия деятельности.
Отсюда вытекает исключительная и во многом решающая роль перестройки хозяйственного механизма в формировании нового типа экономического мышления.» [1, с.45].
Следует подчеркнуть, что данная структура сохраняет своё значение и для современной экономической мысли. Во-первых, она обладает высокой степенью общности, предполагая возможность её использования в отношении самых разных экономических субъектов. Во-вторых, её относительно легко формализовать и представить в математической форме, что соответствует современным требованиям к экономическим текстам. В-третьих, построенная система стимулов
— санкций может быть верифицирована и, в случае получения «неправильного» результата, может быть также «перенастроена». Наконец, в-четвёртых, она респектабельна: её применение способствует
3 Данная когнитивная структура, очевидно, доминирует и сегодня в российском дискурсе экономистов-теоретиков (впрочем, то же самое — и у представителей бизнеса, т.н. «практиков»
увеличению доходов общества и экономическому развитию в целом; более того, в общественном мнении существует представление о том, что именно разработкой такого рода конструктов и должны заниматься экономисты. Как писал в 1970-х - 1980-х гг. И.П. Суслов: «Использование экономических законов социализма тесно связано с изучением конкретного проявления законов в экономической действительности. Устанавливая механизм использования определённого экономического закона в конкретных обстоятельствах, исследователь учитывает все реально имеющиеся возможности и выбирает из них ту, которая в наибольшей степени отвечает поставленной цели» [18, с. 101].
Рисунок 2 - Модель стимулов - санкций
Источник: разработано авторами
Эту когнитивную структуру можно критиковать, что и делалось неоднократно. Во-первых, предполагается, что сами экономисты находятся вне самой системы стимулов - санкций, и являются объективными и беспристрастными. К. Маркс в связи с этим указывал на «классовый характер» политэкономии, а Й. Шумпетер — на предвзятость видения теоретиков. Во-вторых, здесь неявно предполагается, что экономисты умнее, чем экономические субъекты, и могут манипулировать поведением последних, но часто оказывается ровно наоборот [7]. В-третьих, существует трудно разрешимое — и признаваемое самими экономистами — противоречие между краткосрочными и долгосрочными целями и результатами экономической деятельности, а соответственно — между «краткосрочной» и «долгосрочной» рациональностью. Наконец, в данной схеме неявно предполагается, что экономисты имеют дело с однородными субъектами (именно это обеспечивает большой охват предприятий и/или других групп субъектов). Но это не так, в действительности гораздо чаще наблюдается неоднородность, нежели однородность субъектов.
Поэтому неудивительно, что «внедрение хозрасчёта» зачастую не приводило к ожидаемому росту эффективности и «правильным результатам». Но если в 1920-е - 1950-е гг. власти связывали это с низкой дисциплиной, а то и вредительством, часто прибегая к мерам внеэкономического принуждения, то в 1960-е гг. подходы меняются. И в центр дискуссий выдвигается поиск «правильного показателя» эффективности производства социалистических предприятий. Именно отсутствие такого нужного ориентира позволяло субъектам социалистического хозяйствования получать
«незаслуженное вознаграждение», способствуя инфляционным тенденциям и обуславливая другие негативные последствия. Современный экономист сказал бы, что это было одним из проявлений агентской проблемы: предприятия прибегали к оппортунистическому поведению, обманывая принципала — социалистическое государство.
Проблема, как она виделась советским экономистам, заключалась прежде всего в поиске объективного результирующего показателя хозяйственной деятельности социалистических предприятий. Такой показатель позволил бы осуществить «точную настройку» модели «стимулов - санкций». Выполнение плана по номенклатуре выпускаемой продукции и услуг в качестве такого показателя выступать не могло — дело в том, что к нему нужно было как-то «привязать» объём оплаты труда. Гипотетическая ситуация, в которой план по одним позициям выполняется на 102%, а по другим — на 74%, проясняет эту проблему: для определения размера оплаты нельзя применять среднее арифметическое в 88%.
Исторически для основы планирования оплаты труда применялся показатель валовой продукции. Это было вполне оправдано в ситуации отсутствия так называемого «внутризаводского оборота»: структура промышленности в первой половине XX в. была относительно проста и проблемы «двойного счёта» для полуфабрикатов собственного производства при их передаче между цехами не возникало. Но уже в 1950-е гг., по мере роста размеров заводов и усложнения связей между цехами появилась возможность для искусственного «раздувания» объёма валовой продукции, что в свою очередь позволяло увеличивать и «незаработанный» фонд оплаты труда. С жёсткой критикой такого рода «приписок» и «искажений» выступал обозреватель «Экономической газеты» (а впоследствии и заместитель главного редактора газеты «Правда») Д.В. Валовой [5] и другие экономисты.
В ретроспективе представляется, что значение искажающего влияния «валовой продукции» сильно преувеличивалось: в отпускной цене предприятия учитывалась плата за фонды, другие отчисления, потом формировалась «оптовая цена промышленности», а к этой цене добавлялся ещё очень существенный (до 40%) налог с оборота, так что «приписки внутри предприятия» были несравнимы по размерам и удельному весу с фискальной составляющей. Но с точки зрения «стимулов - санкций», конечно, валовая продукция была плохим показателем. В ходе реформы 1965 г. она была заменена на товарную (а впоследствии — на реализованную) продукцию, а, кроме того, предприятиям было разрешено использовать на свои цели (включая премирование руководства) часть прибыли. Казалось бы, что проблема решена, однако проявилось влияние другого фактора — разной рентабельности видов продукции и услуг, выпускаемых производственными объединениями. Сравнительно дешёвые и мало рентабельные виды продукции стали «вымываться», в то время как «дорогих» видов выпускалось всё больше. Естественно, этот феномен также критиковался советскими экономистами, в том числе и коллегой Д.В. Валового по «Экономической газете» О.Р. Лацисом, и другими авторами. Наконец, в 1979 г. известным постановлением «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышении эффективности производства и качества работы» в качестве основного показателя было рекомендовано применять «нормативно-чистую продукцию». Как комментировал это работавший в Новосибирске советский экономист Д.М. Казакевич: «Измерение производительности труда в отдельных отраслях и производственных звеньях народного хозяйства по чистой продукции в ценностном выражении имеет и свои недостатки, отмечавшиеся в литературе. Но главный недостаток — неоправданная дифференциация рентабельности отдельных изделий — связан не столько с самим показателем, сколько с оптовыми ценами. Приближение цен на все изделия к народнохозяйственным общественно необходимым затратам и использование планового показателя производительности труда по чистой продукции в системе плановых показателей, доводимых до хозрасчётных звеньев, решающим образом ослабит проявление отрицательных сторон данного показателя. Вместе с тем его введение создаст экономический стимул снижения материалоёмкости продукции, а в строительстве — сокращения
сроков сдачи готовых объектов в эксплуатацию.
Введение показателя чистой (нормативной) продукции позволит перейти к планированию фонда заработной платы для хозрасчётных звеньев на основе нормативного метода, т.е. на основе планируемых нормативов расходования заработной платы на единицу чистой продукции» [9, с. 215216].
Смена валовой продукции на товарную, товарной — на реализованную, реализованной — на нормативно-чистую была частью большого поиска советских экономических теоретиков и хозяйственников. Тем самым определялась микроэкономическая система измерения результатов хозяйственной деятельности. И она полностью укладывается в традиционные представления об «экономическом человеке» том, чем должна заниматься экономическая наука. Но измерение, точная настройка — только часть рассмотренного выше алгоритма. Необходимо было ещё определить сами стимулы и санкции. Именно на это были направлены разрабатывавшиеся в 1970-х и 1980-х гг. «модели хозрасчёта», выстраивавшиеся вокруг механизмов децентрализации и способов распоряжения прибылью предприятия.
4. Модели хозрасчёта и схема распределения «конечных результатов»
После решений советского правительства о совершенствования хозяйственного механизма 1979 г. вопрос о «развитии хозрасчёта» и перехода к самофинансированию вновь стал актуален, однако различные «модели хозрасчёта» стали анализироваться только после 1985 г. Первая такая модель получила название «нормативной», и предполагала использование фиксированных нормативов образования фонда оплаты труда (от объёма товарной продукции), а также фондов развития производства (инвестиций), жилищно-социального строительства и «социально-культурных мероприятий», материального поощрения. Вторая модель была «остаточной», предоставляя предприятию возможность самостоятельно распоряжаться остатком прибыли после расчётов с бюджетом. Наконец, в качестве третьей модели выступала аренда, в рамках которой «трудовой коллектив» вступал в арендные отношения с социалистическим государством (как правило, в качестве представителей последнего выступали министерства и главки) .
Если рассматривать эти модели через призму «стимулов - санкций», то советские теоретики приблизились к верху изощрённости экономического конструирования (кроме этого, во второй половине 1980-х заговорили ещё и о региональном, «республиканском» хозрасчёте, но это уже выходит за рамки нашей ретроспективы). Все эти модели предполагали «сильные стимулы», в рамках которых производитель получает не фиксированное вознаграждение, а претендует на «остаточный доход». По сравнению с этим, санкции за срыв плана по номенклатуре производства выглядели достаточно мягкими, главное, чтобы продукция была реализована. Последнего в условиях общего ресурсного и товарного дефицита было добиться достаточно легко. Такая конструкция, казалось бы, должна была привести к резкому росту производства и эффективности. Но этого не произошло.
На наш взгляд, проблема заключалась в том, что эффективность сама по себе вообще не связана с системой «распределения конечных результатов», независимо от того, насколько изощрённой является последняя. В современном дискурсе «распределение конечных результатов» сменилось тяжестью налогообложения; а распространённой гипотезой стало предположение о связи низкого налогового бремени с экономическим ростом. Недавние лауреаты нобелевской премии А. Банерджи и Э. Дюфло аккуратно формулируют свои сомнения в существовании такой связи: «.сложно сделать вывод о том, существует ли какое-то влияние изменения налоговых ставок на рост. Действительно, возможно, что такое отношение существует, но он скрыто другими факторами. Однако подобное [по сравнению с США] отсутствие корреляции между темпами роста и налоговыми ставками можно заметить и при изучении изменений налогов в других странах. В период с 1960-х по 2000-е годы не наблюдается абсолютно никакой связи между размером снижения налогов в определённой стране и
изменением темпов роста за аналогичный период» [4, с. 324].
Рассмотрим следующую схему с простой обратной связью (рис.3):
Рисунок 3 - Хозрасчёт и распределение результатов деятельности
Источник: разработано авторами
Эффективность в первом приближении можно определить как разность затрат и результатов (У - X). Структура когнитивности, в рамках которой разрабатывались модели хозрасчёта, основана на уже указывавшейся выше неявной посылке: чем больше становится децентрализованная часть (Ъ), чем больше средств остаётся предприятию, тем сильнее стимул наращивать результаты деятельности У. Проблема заключается в том, что между (Ъ) и (У - X) нет функциональной зависимости. Попросту, Ъ может быть меньше, чем Х, однако У может остаться тем же, или снизиться меньше, чем на разность (X - Ъ). В результате эффективность может возрастать и при уменьшении децентрализуемой части. И наоборот, она может снижаться, если затраты (Ъ) растут быстрее, чем результаты У.
Нельзя утверждать, что вера в связь междусистемой распределения результатов и эффективностью производства являлась специфическим убеждением политико-экономов социализма. В конце 1970-х на Западе появляется и развивается «экономика предложения», концепция, во многом основанная на вере в существование закономерности между налоговым бременем и экономическим ростом — кривой Лаффера. Так, простая формула эластичности налоговой отдачи:
б.у У
основана именно на гипотезе о существовании функциональной зависимости между приростом ВВП (йу) и приростом налоговой ставки (йт). Эластичность налоговой отдачи зависит ещё и от удельного веса налогов (Я) в ВВП (У). Отсюда легко перейти к широко известному графическому представлению кривой Лаффера (рис. 4).
Легко заметить, что в основе уравнения эластичности «налоговой отдачи» лежат всё те же представления о действенности сильных стимулов и связи величины доли децентрализованной доли доходов с экономическим ростом. Сначала налоги не мешают экономическому росту, но по мере их повышения последний начинает тормозиться. В «запретной зоне» уровень налогов является «запретительным» — каждый дополнительный процент не просто тормозит, но, по сути, останавливает экономическую деятельность.
Поэтому, повторимся, конструирование моделей хозрасчёта вполне соответствовало общему экономическому мейнстриму. Напротив, мысль о том, что эффективность производства не связана с уровнем налоговых изъятий (централизацией финансовых средств) представляется странной и
раздражающей, хотя, конечно, данная идея отнюдь не является (и не являлась) чем-то новым.
Рисунок 4 - Кривая Лаффера
Источник: разработана авторами на основе Laffer A.B., Miles M.A. International Economics in Integrated World. — Glenview, 1982.
В свою очередь, если согласиться с тем, что «модели хозрасчёта» и «схемы распределения конечных результатов» не влияют на эффективность и экономический рост, то — что надо было бы делать советским экономистам? В справедливость такой связи верили не только политико-экономы, но представители и других экономических дисциплин, включая специалистов по управлению (Г.Х. Попов) или экономистов-математиков (С.С. Шаталин).
Стоит оговориться, что данное убеждение присутствует в отечественной (да и зарубежной) экономической науке и сейчас. Опубликованы тысячи, если не десятки тысяч работ, в которых обосновываются «правильные» налоги и нормативы. Отдельно отметим большое количество работ, посвящённых нормативам распределения налоговых поступлений между субъектами Федерации и федеральным Центром. Все они так или иначе основываются на уверенности в наличии влияния налогов и нормативов на эффективность и рост.
Наконец, насколько справедлива идея Я. Корнаи о «степенях патернализма»? В ретроспективе представляется, что по сравнению с возможностями распоряжения своей прибылью гораздо более важным является продажа части (или всей) продукции и услуг по свободным ценам на оптовом (а впоследствии и на розничном) рынке. Если же вся продукция «законтрактована», то рост прибыли и улучшение финансовых результатов фирмы сам по себе не позволит ей ни приобрести нужное оборудование, ни осуществить необходимые НИОКР и реализовать инновации, которые нужны для перехода к «преимущественно интенсивному типу воспроизводства».
Таким образом, социалистические предприятия были поставлены в такие условия, в которых инновации были если не совсем невозможны, то крайне затруднены. И различные модели хозрасчёта здесь мало могли помочь. Поэтому интерес представляет не вопрос трудностей внедрения инноваций, о которых много писали советские экономисты (то, что инновации приходилось внедрять, означало, что подход со стороны стимулов - санкций был неверен в принципе — типичное слепое пятно экономической теории социализма), а то, что эти инновации вообще осуществлялись.
Заключение. Институты и стимулы. Роль когнитивности
В представленном выше ретроспективном анализе заметно, что децентрализация
управления предприятиями и повышение степени самостоятельности в распоряжении прибылью позволяет добиться сравнительно небольшого роста эффективности за счёт вовлечения ранее не использовавшихся ресурсов. Успех восьмой пятилетки был связан не столько с реформой, на которую прежде всего обращают внимание исследователи, но со структурной политикой, которую стало проводить правительство А.Н. Косыгина. Был осуществлён сдвиг в сторону увеличения потребительских товаров длительного пользования. Выше уже указывалось значение строительства Волжского автозавода, однако одновременно с этим наращивались объёмы производства холодильников, стиральных машин, телевизоров, другой радиотехники. Другой важнейший структурный сдвиг был связан с акцентом на преимущественное развитие производительных сил Сибири и Дальнего Востока. Добыча сибирских нефти и газа предоставило советскому истеблишменту огромные экспортные преимущества, без этого фактора экономическая стагнация в СССР наступила бы уже в 1970-е, а не в 1980-е гг.
Основной вывод, который следует из анализа длительных дискуссий советских экономистов о хозрасчёте, эффективности и патернализме, можно сформулировать просто: институты важнее, чем стимулы (и санкции). Этот вывод не нов — во многом он уже был сделан более ста лет назад Й. Шумпетером при сравнении традиционной конкуренции с помощью цен и объёмов с конкуренцией при помощи инноваций [20] (последнюю после этого стали называть шумпетерианской). И в этом парадокс советской экономической истории: жёсткие, во многом бесчеловечные институты, действовавшие в СССР в первой половине ХХ в., как оказалось, обеспечивали более высокие темпы роста, появления (как путём развития собственной российской и советской науки и техники, так и путём импорта) и внедрения инноваций, чем сравнительно мягкие, во многом более гуманные институты СССР второй половины ХХ в. Именно этот парадокс вызывает ожесточённые споры, продолжающиеся уже в наше время.
В свою очередь, краткая ретроспектива советской экономической мысли, посвящённой хозрасчёту, показывает, по нашему мнению, что отечественные учёные не уступали западным в изощрённости конструирования экономических моделей, которые стимулировали эффективную работу советских «фирм» - предприятий. Однако именно эта когнитивная структура, вполне соответствовавшая западному мейнстриму, на наш взгляд, и оказалась тупиковой. И традиционные высокие оценки реформы 1965 г. во многом продолжают стимулировать поиск отечественной экономической науки в сторону «развития предпринимательства», «снижения административных барьеров и налоговой нагрузки» и т.д. Однако возможности такого социального конструирования могут дать очень небольшой прирост социально-экономической эффективности. С другой стороны, именно такой поиск и увеличение именно таких «мейнстримных» публикаций и стимулируют отечественные органы управления наукой и высшей школой — ведь конструирование моделей «стимулов - санкций» не является монополией экономистов - теоретиков. И многочисленные протесты коллег против того, чтобы статус научной истины измерялся импакт-фактором журнала, в котором она опубликована, а оплата труда профессора и/или учёного зависела от его индекса цитирования как раз и демонстрирует тупик «хозрасчётных» подходов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абалкин Л.И. Новый тип экономического мышления. — М.: Экономика, 1987.
2. Автономов В.С. Модель человека в экономической теории и в других социальных науках. Источник: http://ecsocman.hse.ru/text/19151770/.
3. Аренда — третья модель хозрасчета: Сб. / Сост. В.П. Карагод. — Кемерово: Кн. изд-во, 1990.
4. Банерджи А., Дюфло Э. Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности. — М.: Изд-во Института Гайдара; СПб.: Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2021.
5. Валовой Д.В. Поиск. — М.: Молодая гвардия, 1985.
6. Гэлбрейт Дж.К. Новое индустриальное общество. — М.: Прогресс, 1969.
7. Зиберт Х. Эффект кобры: как избежать заблуждений в экономической политике. — М.: Фонд Либеральная миссия, Новое издательство, 2005.
8. История политэкономии социализма / Под ред. Д.К. Трифонова и Л.Д. Широкорада. — Л.: ЛГУ,
1983.
9. Казакевич Д.М. Очерки теории социалистической экономики. — Новосибирск: Наука, 1980. С. 215-216
10. Корнаи Я. Дефицит. — М.: Наука, 1990.
11. Крицман Л. О едином хозяйственном плане. — М., 1921.
12. Ленин В.И. Государство и революция // ПСС, Т. 33. М.: Изд-во политической литературы, 1969. С. 1-120.
13. Народное хозяйство СССР в 1975 г. — М.: Финансы и статистика, 1976.
14. Народное хозяйство СССР в 1990 г.: Статистический ежегодник / Госкомстат СССР. — М.: Финансы и статистика, 1991.
15. НЭП и хозрасчёт / Редколл.: Н.Я. Петраков (пред.) Н. П. Федоренко, В.Л. Перламутров, Н. К. Фигуровская. — М.: Экономика. 1991.
16. От первой модели хозрасчета ко второй: Теория и практика моделирования хозрасчет. отношений на предприятиях ЛПК Зап. Урала: Тез. докл. науч.-практ. конф., 15-16 июня 1989 г. — Пермь: Б. и., 1989.
17. Патрикеев В.П. Вторая модель хозрасчета: Опыт работы треста «Мособлэлектромонтаж» / В. П. Патрикеев, А. В. Мигаль. — М.: Стройиздат, 1989.
18. Суслов И.П. Методология экономического исследования. М.: Экономика, 1983. С. 101.
19. Упущенный шанс или последний клапан? (к 50-летию косыгинских реформ 1965г.) Под ред. Р. М. Нуреева и Ю. В, Латова. — М.: КНОРУС, 2021.
20. Шумпетер Й. Теория экономического развития: (Исследование предпринимательской прибыли, капитала, кредита, процента и цикла конъюнктуры). — М.: Прогресс, 1982.
21. Югославия в ХХ веке: очерки политической истории / Редкол.: К.В. Никифоров (отв. ред.), А.И. Филимонова, А. Л. Шемякин. — Москва: Индрик, 2011.
22. Handbook of Economic Statistics. CPAS 88-10001 (September), 1988.
COST-ACCOUNTING, PATERNALISM, EFFICIENCY, INNOVATION: LESSONS OF SOVIET DISCUSSION (Part 1)
Nureev Rustem Makhmutovich
Doctor of Economic Sciences, Professor
Honored Worker of the Higher School of the Russian Federation, Scientific Director of the Department of Economic Theory of the Financial University under the Government of the Russian Federation, Chief Researcher, Institute of Economics, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russian Federation. E-mail: Nureev50@gmail.com
Orekhovsky Petr Alexandrovich
Doctor of Economic Sciences, Professor
head Sector of Philosophy and Methodology of Economic Science, Center for Methodological and Historical and Economic Research, Institute of Economics of the Russian Academy of Sciences, Moscow, Russian Federation. E-mail: orekhovskypa@mail.ru
Annotation. The paper examines the evolution of the views of Soviet economists on cost accounting. To classify the independence of Soviet firms, the classification of the degrees of paternalism proposed by J. Kornai is used. It is demonstrated that Soviet economists built models of cost accounting within the framework of traditional mainstream views of economic behavior, including the economic person and the model of incentives - sanctions, which are relevant in our time. The history of the search for the resulting economic activities of enterprises, depending on which the wage fund of the enterprise's employees was formed, is given. It is proved that the system of distribution of final results was not functionally connected with the efficiency of the firm's functioning. Popular in the 1980s. The Laffer Curve is a common discursive practice that ignores the influence of institutions in the economy.
Keywords: cost accounting, model of an economic person, model of incentives - sanctions, cognitive structure, estimated indicators
JEL codes: B24, B41, B51, P31, P39
For citation: Nureyev, R. M. Cost-accounting, paternalism, efficiency, innovation: lessons of soviet discussion (part 1) / R. M. Nureyev, P. A. Orekhovsky. - DOI 10.52957/22213260_2021_7_24. - Text: electronic // Theoretical economy. - 2021-No. 7. - p. 2438. - URL: http://www.theoreticaleconomy.ru (Publication date: 31.07.2021)
DOI: 10.52957/22213260_2021_7_24
