CC BY
90
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2012 • Т. XXXIII • № 3
К
С ь
А
ва
РОШИЙ АРГУМЕНТ И ЭПИСТЕМИЧЕСКИИ РЕЛЯТИВИЗМ
А.З. ЧЕРНЯК
В статье исследуются эпистемологические аспекты оценки аргументов, которые становятся важными факторами при принятии аргумента аудиторией. Важность этих факторов объясняется, например, тем, что разные логически корректные аргументы могут не одинаково успешно использоваться в целях познания и трансляции знания. Ситуацию усложняет неоднозначность самого понятия знания. Исследуя ряд распространенных в современной англоязычной эпистемологии характеристик аргумента, релевантных для его эпистемической оценки, и представляя их критику, автор формулирует умеренно релятивистское определение хорошего аргумента как увеличивающего или как минимум сохраняющего знания в широком спектре ситуаций употребления.
Ключевые слова: хороший аргумент, социальная эпистемология, обоснование, релятивизм.
1. Проблемы
эпистемической оценки хорошего аргумента
Вопрос «Что такое хороший аргумент?» имеет долгую историю1. Аргу-
1 Классический образец разграничения между хорошими и плохими аргументами (силлогизмами): Аристотель. Вторая аналитика. 1.6,74Ь // Аристотель. Соч. Т. 2. М., 1978.
мент2 - соединение предложений, в котором одно играет роль утверждаемого (тезиса), а другие - роль оснований, поддерживающих тезис. Стандартно использование аргументов связывают с решением познавательных задач посредством коммуникации. Возможно, в каком-то конечном счете знание фактов не зависит от существования релевантных аргументов, но в реальной жизни передача информации часто производится через ответы на вопросы и, хотя не всякий ответ эксплицитно содержит аргумент, многие из них требуют аргументов для того, чтобы быть принятыми. Принятие аргумента в свою очередь зависит от степени критичности аудитории к информации, сообщаемой в ответе или к источнику этой информации. Чем более критичны получатели информации к ее качеству и чем их больше, тем, при прочих равных, важнее, чтобы передаваемую информацию поддерживал хороший аргумент, так как это обычно повышает вероятность, что информация будет принята в качестве истинной критически настроенным рациональным участником коммуникации.
Но что именно делает аргумент хорошим или плохим инструментом познания: его собственная структура или какие-то параметры его использования?
В структурном смысле под хорошим аргументом обычно понимают логически правильный вывод, т.е. такой, что его форма соответствует какой-то модели, принятой в логике. Структурный критерий не обязательно должен быть логическим: например, можно трактовать какие-то формы вывода образцами оригинального или же красивого аргумента и если оригинальность или красота предписаны мышлению как принципы, которым оно должно следовать, то структурно хорошими аргументами не смогут считаться неоригинальные или некрасивые. Но, как бы то ни было, исторически именно логика определяет структурное понятие правильного аргумента.
В практическом плане хороший аргумент принято оценивать по его общей успешности и, прежде всего, убедительности. Иногда хорошими называют также аргументы, имеющие общепризнанную доказательную ценность или кажущиеся неопровержимыми. Использование каждого из этих параметров создает особый смысл понятия хорошего аргумента или, при другой трактовке, свое собственное понятие хорошего аргумента. Однако само по себе использование тех или иных параметров не содержит непосредственных указаний на причины, по которым именно этот смысл или это понятие должно быть базовым для оценки аргумента как хорошего с точки зрения его роли в познании.
Роль в познании - тоже довольно широкое понятие, охватывающее различные феномены от формирования мнения и побуждения к исследованию до постижения истины и передачи знания. А если так, О
2 От лат. аг^еге - пояснять.
п а
>г
то и эпистемическую функцию аргументов можно уточнять по-разному. Интуитивно такие эффекты, как устранение или порождение сомнений, снижение риска ошибки, установление согласия или выявление сути разногласий, систематизация опыта, и некоторые другие имеют непосредственное отношение к целям познания. Но достижение любого из них, единичное или систематическое, может иметь разное эпистемическое значение в зависимости от базовой концепции познания.
Как бы ни была определена сущность познания, очевидно, что минимальным условием коммуникативной эффективности хорошего аргумента должна быть его понятность. Но следует ли ставить понятность аргумента в строгую зависимость от понятности всех его составляющих - уже не так ясно. С одной стороны, трудно себе представить, как можно понять аргумент, не поняв, что значат его тезис и его посылки как отдельные предложения: ведь тогда он не будет восприниматься как аргумент, т.е. как определенное отношение между определенными предложениями. Но, с другой стороны, мы не можем исключить возможность понимания предложения без понимания всех его составляющих, рассмотренных как независимые лингвистические единицы. Кроме того, если понимание предложения состоит в понимании условий его истинности, то поскольку для многих обычных, не идеальных участников коммуникации условия истинности многих предложений просто не ясны в силу недостатка релевантной информации, причины, по которым они принимают эти предложения за истинные, не обязательно включают понимание условий истинности этих предложений. Но если они, тем не менее, могут быть правы в своих оценках истинности составляющих аргумента и соответственно его качества, уместно предположить, что можно понимать аргумент, не понимая полностью даже составляющих его предложений.
2. Аргумент и аргументация
Понятность, убедительность и даже, вероятно, логичность можно рассматривать как характеристики не только аргументов самих по себе, но и основного контекста использования аргумента в коммуникации-аргументации: последовательности действий, в ходе которой аргумент предлагается кому-либо с целью решения какой-то текущей задачи3. В этом случае можно отождествить хороший аргумент с ар-ц гументом, являющимся существенной частью хорошей аргументации. Однако сомнительно, что такое понятие хорошего аргумента мо-
й
>1 О
3 Краткую историю вопроса о связи между понятиями аргумента и аргументации см., например: Герасимова И.А. Феномен аргументации // Эпистемология и философия науки. 2009. Т. XXI, № 3.
жет быть одновременно самостоятельным и эпистемически релевантным.
Аргументация обычно рассматривается как вид действия, нацеленного на производство сообщения4; но что кроме самого аргумента входит в это сообщение? Будучи речевым актом, аргументация должна, как это часто считается, включать еще сообщение об отношении говорящего к аргументу (а именно, что он принимает тезис, посылки и связь выводимости между посылками и тезисом), а также - вероятно, сообщение о том, что говорящий хочет, чтобы получатель сообщаемой информации сделал, получив ее (в данном случае - принял аргумент)5.
Однако если автоматически считать частью коммуникативного значения аргументации всякое вербализуемое ментальное содержание, которое субъект может иметь, то можно получить эффект бесконечной итерации содержания. Так, мало того, что субъекту можно в таких случаях приписывать убеждения о том, что слушающий его поймет и что слушающий знает язык, на котором сформулирован аргумент, принимает принципы логики, из которых исходит аргументирующий, и т.п., но мы не вправе отказать аргументирующему и в том, что он может иметь убеждение любого порядка относительно составляющих аргумента и своего отношения к ним (например, «Я верю, что я верю..., что все посылки аргумента истинны»). А если так, то придется включать в содержание аргументации и все неопределенное множество содержаний, производных от любых степеней соответствующих убеждений первого порядка, которые аргументирующий может иметь, аргументируя. Такой вывод не может быть удовлетворительным.
Другую проблему, порождаемую этой гипотезой, иллюстрирует следующий пример. Учитель рассказывает ученикам про некий аргумент А: он верит в истинность вывода и всех посылок этого аргумента, но не уверен, что может судить, не будучи логиком, насколько вывод следует из посылок; однако он убежден, что аргумент достаточно хорош, чтобы его использовать. Если аргументация будет иметь место только в том случае, когда она помимо непосредственно аргумента сообщает отношение к нему говорящего (и это отношение должно
П
4 У Аристотеля этому понятию скорее всего соответствует Tonos (способ применения силлогизма в речи). Существуют разные концепции аргументации, более или менее формальные; см. об этом: Хоменко И.В. Неформальные исследования в теории аргументации: проблема классификации // Модели рассуждений 2: аргументация и рациональность. Калининград, 2008. В данной работе я исследую проблему хорошего аргумента с позиций современной западной социальной эпистемологии, что определи- ц ло выбор источников и базовых подходов к определению аргументации.
5 См.: Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. ф Выпуск XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985. С. 217-237; Goldman A. X Knowledge in a Social World. Oxford, 1999. P. 134f; Goldman A. Argumentation and Social ^^ Epistemology // Journal of Philosophy. 1994. № 91. P. 27-49.
n a
>s e
быть отношением убеждения во всех существенных характеристиках аргумента, включая следование тезиса из посылок), то случаи, подобные описанному выше, нельзя будет считать примерами аргументации, а следовательно, судить на их основании об эпистемических достоинствах используемого в них аргумента.
Может быть, не обязательно, чтобы убеждение в истинности или следовании с необходимостью соответствовало приписыванию максимальной вероятности истинности или наличия соответствующего отношения? Тогда об учителе можно сказать, что он верит в аргумент, несмотря на неуверенность в строгости вывода. Но если так ослабить критерий, то выводы о качестве аргументов будут заложниками постоянных сомнений в их зависимости от эпистемически иррелевант-ных практических, вкусовых и т.п. предпочтений. Но если, с другой стороны, принять строгий критерий, предусматривающий наличие убеждения нужного вида только при максимальной приписываемой вероятности истинности или выполнения соответствующего условия, то большое, если не подавляющее число случаев использования аргументов в реальной жизни окажутся не подлинными случаями аргументации, так как, не будучи логиками, большинство людей просто не могут знать, является ли следование вывода из посылок строгим.
А. Голдман, описывая условия эпистемической эффективности аргументации, пишет, что аргументация должна сообщать логически правильный аргумент и быть психологически правильной, т.е. вызывать эффект принятия вывода аргумента на основании принятия его посылок и того факта, что вывод следует из этих посылок6. При этом эпистемический потенциал аргументации (ее способность повышать доверие к истине в случае истинности тезиса) определяется составом целевой аудитории: хотя бы один получатель информации, сообщаемой аргументацией, должен быть заинтересован в ответе на вопрос, на который отвечает тезис аргумента, не верить заранее в тезис, принимать все посылки аргумента, равно как и то, что тезис следует из них, а также не иметь для него опровержения7.
Но представим себе ситуацию, когда целевая аудитория аргументации включает два типа заинтересованных получателей информации, не верящих заранее в тезис: энтузиастов, почти принявших тезис и готовых приписать ему максимальную вероятность истинности, если поступит хотя бы еще одно дополнительное свидетельство в его пользу, и скептиков, которые почти не верят в тезис и которым для его принятия нужно очень сильное обоснование. Пусть есть два аргумента, один из которых способен вызвать эффект повышения доверия всех энтузиастов к тезису до максимума, но слишком слабый для изменения отношения к нему кого-либо из скептиков, а другой - способен привести скептиков в стан
6 Goldman A. Knowledge in a Social World. P. 131-135.
7 Ibid. P. 136-139.
апологетов тезиса, но не понятен энтузиастам и поэтому не способен повлиять на их отношение к этому тезису. Предположим, как это вполне может быть, что количественно эпистемический потенциал аргументаций для этой аудитории одинаков: они могут повысить веру аудитории в тезис на одинаковую величину. Если стратегия аргументации определяется воздействием на определенный тип аудитории, то в приведенных условиях должно быть все равно, какой аргумент использовать. Но если эпистемическая эффективность аргументации зависит от повышения доверия аудитории к истине вследствие принятия аргумента целиком, то выбор аргумента определяет и то, что будет восприниматься как образец хорошего аргумента и предпочтительно использоваться в соответствующих случаях в будущем.
Таким образом, если коммуникативное сообщество развивается так, что в нем последовательно увеличивается число скептиков, а в качестве образца релевантного аргумента выбран тот, который рассчитан на энтузиастов, то, очевидно, в долгосрочной перспективе эпистемический потенциал исходной аргументации будет более высоким при использовании аргумента для скептиков, чем при использовании аргумента для энтузиастов.
Не менее важно и то обстоятельство, что при отсутствии знания о том, как будет развиваться то или иное реальное коммуникативное сообщество, трудно вывести четкую идею хорошего аргумента из динамики его влияния на аудитории в долгосрочной перспективе аргументации. Кроме того, если один и тот же аргумент будет иметь противоположные эпистемические значения в аргументации двух разных типов и не иметь никакого эпистемического значения в аргументации всех остальных типов, то это, при подходе Голдмана, должно означать, что его совокупный эпистемический потенциал равен нулю8, т.е. что он не является ни хорошим, ни плохим аргументом. Однако с этим трудно согласиться, так как если аргумент принят за образец, то стратегия аргументации, в которой он имеет положительное эпистемическое значение, может иметь приоритет и соответственно в долгосрочной перспективе его эпистемический потенциал не будет нулевым или отрицательным.
Еще одной проблемой оценки аргумента через его роль в аргументации являются скрытые посылки: мы можем опускать некоторые посылки аргумента не только в силу их тривиальности или общеизвестности, но и потому, что мы не знаем, что данный вывод нуждается еще и в них, или потому что, не будучи уверенными в их истинности, предпочитаем не ослаблять аргумент, повышая вероятность возникновения у аудитории сомнений по его поводу9. Если тем, что сообща- 1В _ «
8 О
8 Или является отрицательным, если простое неувеличение знания рассматривается как эпистемически отрицательный результат. ^^
9 На что указывает и Голдман.
п
ет аргументация, является аргумент, включающий только эксплицитно приведенные посылки (или максимум еще и тривиальные скрытые посылки), то число логически правильных аргументаций будет слишком незначительным, чтобы приписывать аргументации какую-то существенную познавательную функцию. Если же считать, что сообщаемый аргумент включает все скрытые посылки, то тем самым мы будем вынуждены приписывать говорящим убеждения, которых они явно не имеют. И мы просто не сможем сказать с определенностью, какой именно аргумент корректно оценивать эпистемически на основании рассмотрения того или иного множества аргументаций.
Таким образом, нужны независимые от характеристик аргументации критерии идентификации хорошего аргумента.
3. Познавательная ценность аргумента
Как было сказано выше, самое распространенное формальное понятие хорошего аргумента - логическое. Логическая правильность в отличие от практической успешности, красоты, оригинальности выглядит не столь чувствительной к психологическим состояниям коммуникаторов и социальным обстоятельствам аргументации. Под логически правильным аргументом обычно понимают тот, который удовлетворяет одному из двух условий: 1) его вывод строго следует из его посылок или 2) его вывод строго следует из его посылок и все его посылки истинные10. Первое условие соответствует так называемому слабому смыслу логической правильности, а второе - сильному. С эпистемологической точки зрения предположительно, что сильное условие должно иметь приоритет, если знание есть знание истины; но если обосновать истинный тезис только истинными посылками невозможно вследствие, например, ограниченных способностей аргументирующего, то это будет означать, что у него нет логически приемлемого средства передачи знания истинности этого тезиса.
Под строгим следованием в свою очередь может пониматься только дедуктивная форма вывода (правильный в этом смысле аргумент называют валидным). Также под строгим следованием может пониматься дедуктивная форма вывода вместе с какими-то иными формами. В силу общепризнанной особой важности индуктивного вывода для познания самое распространенное расширение понятия С строгого следования включает некоторые индуктивные выводы11.
П Однако при таком расширении теряется четкое понимание условий, И _
10 См. также описание правил построения логического вывода: Коэн М., Нагель Э.
О
Введение в логику и научный метод. М., 2010. С. 128-130
11 О таком понятии правильного аргумента см., например: Feldman R. Good Arguments // Socializing Epistemology; F. Schmitt (ed.). Lanham, 1994. P. 163
отвечающих за достаточность посылок для вывода: в случае дедукции за это отвечает чувство необходимости вывода или невозможности противоположного, обладающее достаточной универсальностью; но у индукции такого основания нет. Поэтому не удивительно, что оценка правильности индуктивных выводов обычно опирается на дополнительную информацию об их надежности, правдоподобии и т.п.
Можно нормативно предлагать индуктивный вывод как самостоятельный образец логической правильности, но такое решение всегда может быть оспорено как произвольное. В любом случае логическая правильность аргумента сама по себе ничего не говорит о его эпистемических достоинствах, так как один и тот же в логическом смысле аргумент вполне может иметь разное влияние на коммуникацию знания в разных условиях применения12.
Здесь уместен вопрос: какое влияние на коммуникацию может служить признаком эпистемической ценности аргумента? Самое очевидное решение состоит в отождествлении искомого типа влияния с тем, которое обеспечивает увеличение знания - индивидуального или общего; а поскольку чаще всего знание фактов трактуют как определенное отношение к истине, искомое влияние часто понимают как то, которое увеличивает число истинных или снижает число ложных пропозиций для коммуникаторов.
Но познавательную ценность аргумента можно также выводить из его вклада в увеличение объема обоснованных убеждений против необоснованных, минимизацию коллективных сомнений, прогресс объяснения, понимания или освоения окружающего мира и т.п.13 Проблема в том, что те из параметров, которые наиболее непосредственно могли бы восприниматься как признаки эпистемической ценности (такие, как увеличение знания или истины), не являются независимым образом идентифицируемыми, а для идентифицируемых (таких, как обоснованность, неопровергаемость имеющимися данными или объяснительная сила) можно привести примеры ситуаций, в которых обладание этими свойствами в долгосрочной перспективе имеет отрицательное эпистемическое значение, например увеличивает число заблуждений, повышает опровергаемость и т.д.
Далее, какая степень непосредственности, устойчивости и однозначности влияния аргумента на получение результатов каких-либо
12 О важности риторического аспекта использования аргументов см., например: Toulmin S.E. The Uses of Argument. Cambridge, 1958.
13 Такой подход связан с представлениями о конечной цели познания; большинство классиков философии трактуют познание как процесс открытия или установления ис- щ тины, где под истиной понимается соответствие объективной реальности. Ср.: Де- (Q карт Р. Правила для руководства ума// Р. Декарт. Соч. В 2 т. Т. 1. М., 1989. Но есть дру- ^ гие теории истины и знания; см., например: Peirce C.S. The Fixation of Belief // Popular ф Science Monthly. 1877. № 12. P. 1-15; Kitcher P. The Advancement of Science. Oxford, £ 1993. P. 93-95, 105-106; см. также критику теорий познания, оспаривающих, что исти- ^^ на есть конечная цель познания: Goldman A. Op. cit. P. 3-40.
видов достаточна для оценки аргумента как эпистемически хорошего? Следует ли, например, считать, что если аргумент спровоцировал увеличение знания в конечном счете, т.е. через последовательность событий, в которой его собственное влияние было хоть и первым, но не решающим, то такой аргумент является при прочих равных эпистемически хорошим? Если ответить положительно, то надо признать, что аргумент может быть хорошим с точки зрения его влияния на познание. При этом он может и не быть причиной эффекта, в силу наличия которого данному аргументу приписывается эпистемиче-ская ценность. Если ответить отрицательно, то аргумент, систематически способствующий распространению только истин, не может быть эпистемически хорошим, если не является сам, независимо от сопутствующих обстоятельств, причиной соответствующего распространения истин.
4. Обосновывающая функция аргументов
Распространенная в ряде современных исследований идея хорошего аргумента, используемая также в эпистемологии, приписывает ему в качестве необходимого свойство давать хорошие основания для принятия вывода14. Но это - очень широкое определение. Что такое хорошие основания, кому аргумент должен их давать, в каком объеме и при каких дополнительных условиях? Так, если аргумент опровергаем доступными свидетельствами, это можно считать опровержением его эпистемической ценности. Однако, с другой стороны, не необходимо, чтобы хорошим основанием для принятия вывода были именно не опровергаемые в каком-либо смысле основания; ведь не-опровергаемость конечным неидеальным множеством свидетельств сама может иметь опровержение другими данными. Что касается неопровержимых никакими релевантными свидетельствами аргументов, то, вероятнее всего, не существует либо их, либо позиции, на которой неидеальный субъект мог бы их приписывать.
Какие случаи или примеры могут представлять логически правильный аргумент, который при этом не давал бы оснований для принятия его тезиса? Можно представить себе ситуации, когда аргумент не понят аудиторией, когда у аудитории есть веские основания не принимать вывод независимо от силы аргумента, когда аудитория к уже приняла тезис и аргумент не информативен для нее, когда ауди-Й тории все равно и, наконец, когда она неправильно оценила аргумент.
>1 Все это - случаи, в которых от аргумента мало что зависит и на этом О _
14 Ср., например: CookR. A Dictionary of Philosophical Logic. Edinburgh, 2009. P. 15; Feldman R. Op. cit. P. 176.
основании их можно исключить из числа релевантных случаев искомого вида.
Р. Фельдман приводит такой пример: есть два аргумента: 1) мой сосед голосовал за А или он голосовал за В; 2) он не голосовал за А; 3) следовательно, он голосовал за В - и аналогичный, но с «он не голосовал за В, следовательно, голосовал за А». Он считает, что оба аргумента правильные и посылки одного из них (аудитория не знает, какого именно) истинны, но они не хороши, так как не дают основания поверить в какой-либо из двух выводов15. Но эти два аргумента уместно трактовать как не хорошие, только если они суть части какого-то единого аргумента; взятые сами по себе, они могут давать основания принять их тезисы даже в одних и тех же коммуникативных условиях. Тогда один из них не хорош, потому что ведет к ложному выводу, содержит ложную посылку, или то и другое вместе. Но если трактовать эти два аргумента как единый аргумент, то он будет очевидно противоречив и поэтому логически неправилен. Мне кажется, очень трудно, если вообще возможно, найти явные случаи аргумента, который был бы строго логически правильным и при этом не давал основания для принятия его тезиса в силу каких-то иных особенностей организации аудитории, чем психологические или социальные.
Поэтому чаще всего условие обеспечения основания для принятия вывода трактуют социально или психологически, например: как убедительность для некой аудитории, которой может быть аудитория, которой он адресован, идеальная аудитория, любое непосредственное или чаще всего встречающееся окружение или социальная группа, определенная по каким-то заранее выбранным параметрам. Также можно оценивать аргумент по его убедительности только для самого аргументирующего или же для некоего среднестатистического воспринимающего. В то же время при таком подходе можно требовать, чтобы аргумент был оптимально убедителен, т.е. в целом более убедителен для любой возможной аудитории, чем его конкуренты.
Какая версия этого подхода лучше в эпистемологическом смысле? Можно вообразить условия, в которых любая из них будет лучше других отражать интуитивно понятые эпистемические различия между аргументами16. Но в любой версии эта идея сводит эпистемиче-ское качество аргумента к качеству аргументации, так как характер связи между аргументом и аудиторией определяется в значительной мере тем, как, кем и в какой ситуации аргумент представлен аудито- Ц рии. Авторитетный человек может обеспечить высокую вероят- ¡ц
__а
«
15 Feldman R. Op. cit. P. 165.
16 Например, если аргументирующим является всезнающее существо или идеальный субъект, очевидно, лучше всего ориентироваться на то, насколько аргумент убедителен для него, а если есть только одна аудитория - на убедительность для нее.
ность принятия вывода и даже аргумента в целом теми, для кого он авторитетен; тот же аргумент, представленный той же аудитории не авторитетным для нее человеком, вполне может иметь худшие показатели убедительности. Упрямые люди могут быть не убеждаемы никакими аргументами, если за ними не стоит авторитет, угроза или практическая выгода, а легко поддающихся влиянию может убедить любой аргумент, если он поддерживает тезис, в который они хотят верить17.
Наряду с убедительностью обосновывающие свойства аргумента можно оценивать по такому параметру приемлемости: независимо от того, как аудитория практически реагирует на аргумент, он может быть для нее объективно неприемлем. Тогда хороший аргумент можно определить как такой, что его посылки приемлемы для аудитории, которой он адресован, релевантны его выводу и, будучи рассмотрены вместе, предлагают достаточное основание для этого вывода18.
Приемлемость можно расшифровывать по-разному. Например, аргумент может быть таким, что в неких идеальных условиях аудитория приняла бы каждую из его посылок. Но эти условия могут быть недостижимы для данной аудитории и тогда, несмотря на приемлемость, аргумент не будет иметь относительно нее никакого эпистеми-ческого потенциала. Или принятие аргумента может увеличивать противоречивость взглядов аудитории или приводить к каким-то иным последствиям, определенным как эпистемически негативные и, таким образом, быть не разумным для нее решением. Тогда аргумент является хорошим, если и только если он содержит лишь посылки, которые аудитории разумно принять и они обеспечивают адекватную поддержку выводу19.
Существуют разные концепции разумного решения. Так, если разумность принятия пропозиции состоит в ее обоснованности для принимающего, то, как замечают критики этой идеи, поскольку разные члены аудитории могут иметь разные свидетельства в пользу одного и того же, для них будут обоснованными разные пропозиции20. Следует ли тогда считать рационально приемлемыми те пропозиции, которые обоснованны для большинства, или те, что обоснованны для всех, или же те, что обоснованны для каких-то определенных индивидов? Кроме того, обе версии критерия приемлемости жестко ставят качество аргумента в зависимость от его воздействия на конкретную аудиторию; так что максимум, что можно сказать на этом основании, аргумент хорош или плох для данной аудитории.
17 Cp.: Feldman R. Op. cit. P. 168.
o 18 Govier T. What is a Good Argument? // Metaphilosophy. 1992. № 23. P. 394.
® 19 Ibid. P. 407.
^ 20 Feldman R. Op. cit. P. 171.
Но нам при этом важно понимать, плох он или хорош как инструмент познания, который могут использовать разные субъекты в разных условиях.
Чтобы обосновывать тезис, аргумент должен обеспечивать ему адекватную поддержку посылками. Здесь речь идет не о формальном отношении обоснованности, хотя адекватная поддержка и связана с понятием следования тезиса из посылок. Должны ли, к примеру, в конъюнкции посылок, вместе обеспечивающих основания для принятия тезиса, учитываться только явные посылки или также и скрытые? Фельдман пишет, что все посылки существенны для аргумента, но типически аргументы с отсутствующими посылками не хороши: множество реальных аргументов с этой точки зрения являются не хорошими, но дополняемыми до хороших, т.е. неполными версиями хороших аргументов21. Но что значит, что их можно дополнить до хороших аргументов? Пусть качество аргумента определяется его отношением к субъекту и субъект систематически исключает какие-то посылки из этого аргумента (да еще, если ему указать на это, откажется признавать, что эти посылки должны быть его частью). Означает ли это, что его аргумент нельзя признать неполной версией хорошего аргумента?
Если за дополняемость отвечают связи в системе убеждений, то правильнее будет признать неполными версиями только те аргументы, которые сам субъект дополнил бы в соответствующих условиях; но тогда практически любой аргумент может быть хорошим, так как субъект в силу собственной идиосинкразии может считать, что его следует дополнить какими угодно посылками, например общими рассуждениями о мироздании. Если же дополняемость определяется логикой, то понятие хорошего аргумента останется как минимум двусмысленным, так как у дедуктивистской и у индуктивистской концепций логической правильности разные модели дополняемости неполных аргументов.
К тому же связь между посылками и выводом может быть сильной или слабой для субъекта. Посылки слабо поддерживают принятие вывода субъектом, если он готов принять, что вывод следует из посылок, только если никакие свидетельства не опровергают этого. При сильной поддержке вывода посылками субъект готов не только принять следование вывода из посылок, но и отстаивать это следование против возможных контрсвидетельств в той или иной степени, зависящей от того, какие контрсвидетельства будут для него решающими опровержениями следования. Причем в обоих случаях аргумент может быть не опровергнут свидетельствами, имеющимися у субъекта на данный момент.
Предположим, я верю, что р, но не имею для этого никаких осно- ^ ваний; мне предъявлен аргумент, посылки которого для меня обосно- в
21 Ев1йшап К. Ор. ей. Р. 179 и сноска 12.
п а
ванны и который в слабой степени поддерживает «р». Это делает мое убеждение, что р, обоснованным по сравнению с тем, чем оно было для меня прежде - иррациональной верой. Но поскольку аргумент только слабо поддерживает «р», он будет явно менее хорошим основанием в пользу моего убеждения, что р, по сравнению с каким-нибудь более сильным аргументом. Поскольку он удовлетворяет приведенному выше условию обоснованности аргумента, он должен считаться хорошим аргументом для меня. Тем не менее если у аргумента невысокий потенциал неопровергаемости для субъекта, то несмотря на то что он не опровергнут для него на данный момент, можно усомниться в том, что такой аргумент будет для него эпистемически обоснованным.
Мне кажется, неправильно было бы эпистемически оценивать качества аргументов независимо от их силы; однако исключить все слабые аргументы из числа эпистемически качественных тоже было бы неправильно, так как, во-первых, слабость есть вопрос степени и мы не можем указать ни на один абсолютно слабый аргумент, а во-вторых, слабый для одного (например, скептика) аргумент может быть достаточно сильным для многих других (например, энтузиастов) и в совокупном применении в коммуникации обеспечивать существенное увеличение общего знания, истинных убеждений и т.п.
Между тем обоснованность существенных составляющих аргумента в принципе для того или иного индивида или группы не обязательно тождественна обоснованности свидетельствами тех составляющих аргумента, которыми реально располагает этот индивид или эта группа. Субъект может использовать ненадежное средство информации и не иметь других источников соответствующей информации, и тогда релевантные свидетельства, которые он получит, могут не быть тем множеством релевантных свидетельств, которое он сам счел бы достаточным для интересующего его вывода на лучшей позиции.
Но что значит иметь свидетельство в поддержку убеждения? Свидетельство - это данные, интерпретированные так, чтобы была видна их связь с той или иной гипотезой или пропозицией. Уместно предположить, что одни и те же данные могут играть роль свидетельства в пользу «р» для субъекта убеждения, что р, и не играть этой роли для компетентного внешнего наблюдателя (например, того, кого можно назвать специалистом по связям такого рода в си-2 лу надежности его релевантных суждений) и наоборот. Коротко го-Я воря, с точки зрения самого субъекта и с точки зрения компетентного внешнего наблюдателя один и тот же набор данных может О восприниматься как два разных множества свидетельств в отношении одного и того же убеждения. Любой индивид в этом отношении может быть рассмотрен как носитель двух и более множеств
свидетельств, относящихся к одному и тому же его убеждению или группе убеждений.
Условие предоставления аргументом адекватного основания для принятия вывода обычно трактуется как включающее условие, чтобы вывод был принят на основании принятия посылок. Но возможна и другая трактовка, согласно которой аргумент хорош, поскольку понимание субъектом всех посылок и того, что тезис следует из них, обеспечивает принятие им тезиса независимо от того, принимает он посылки или нет и, следовательно, обоснованны они для него или нет. Однако трудно найти среди реальных аргументов образцы, стабильно отвечающие этому условию, а кроме того, оно не помогает сформировать понятие хорошего аргумента, не сводимого к понятию аргумента, хорошего для конкретного субъекта.
5. Насколько относительно понятие хорошего аргумента?
Почему бы в таком случае не абстрагироваться от индивидов, групп и других типов субъектов и не определять хороший аргумент прямо через отношение ко всем возможным множествам свидетельств? Но из этого нельзя сделать никакого определенного вывода для эпистемических оценок реальных аргументов, так как они взаимодействуют не со свидетельствами самими по себе, а с пользователями свидетельств. Я могу верить, что имею свидетельство е, и считать, что е сильно поддерживает аргумент А, но я могу также предполагать, что вскоре обнаружится свидетельство е', и считать, что е и е вместе не так хорошо поддерживают А. Я могу быть в этом прав или не прав в том смысле, что мое отношение может соответствовать или не соответствовать некоему объективно надежному суждению по данному вопросу или суждению, которое могло бы быть получено на идеальной позиции взаимодействия со всем множеством данных. Соответственно А может быть хорош или плох для меня в зависимости от 1) того, насколько вероятно появление е' и насколько я прав, считая что е+е' плохо поддерживают А, и 2) того, какая позиция обоснования имеет приоритет: та, на которой А связан для меня только с наличными свидетельствами, или та, на которой А связан со всеми свидетельствами, которые могут быть у меня в наличии.
Обоснованность аргумента каким-то определенным набором свидетельств сама по себе недостаточна для приписывания ему эписте- ^ мического качества; для этого нужно еще, чтобы обосновывающие О свидетельства имели соответствующие эпистемические качества. Но гЖ любые свидетельства в пользу эпистемического качества каких-либо
свидетельств в свою очередь также должны быть эпистемически обоснованными, что ведет к бесконечному регрессу обоснования22.
С эпистемологической точки зрения базовым контекстом оценки качества аргумента должна быть его роль в производстве, передаче и сохранении знаний. Но, как было сказано выше, для выполнения такой оценки необходимо иметь по крайней мере четко идентифицируемые образцы явного наличия и явного отсутствия знания, а также - существенного эпистемического влияния. Между тем все, чем мы в этом отношении располагаем, - сравнительно равноценные претенденты на эти роли, выдвигаемые разными теориями знания.
Однако можно принять «знание» как переменную в определении хорошего аргумента: для любого значимого понятия знания аргумент должен быть по крайней мере лучшим средством увеличения и сохранения знания, чем его плохие конкуренты. Эпистемически хороший аргумент должен в целом лучше конкурентов обеспечивать переходы из состояния незнания в состояние знания или по меньшей мере препятствовать переходам из состояния знания в состояние незнания.
Предположим, есть множество условий, выполнение каждого из которых соответствует состоянию знания, согласно какому-то существенному определению знания. Каждому элементу этого множества от К1 до Кп можно поставить в соответствие множество аргументаций, использующих аргумент А. Некоторые из них, не имея влияния ни на одну из возможных в данной ситуации аудиторий, вероятно, будут не релевантны оценке качества аргумента. Но релевантные типы аргументации будут иметь разнообразные влияния на состояния убеждений и информации, оцениваемые относительно соответствующего условия знания —Кх.
Если исключить влияния, связанные с эмоциональной, риторической и прочими формами воздействия на аудиторию, не связанными с характеристиками самого аргумента, останется виртуальная статистика влияния аргумента на ту или иную аудиторию с точки зрения Кх, описывающая процент изменений индивидуальных и коллектив-
22 Если только под обосновывающим множеством свидетельств не понимается множество всех релевантных свидетельств. Можно дополнить обоснование аргумента свидетельствами обоснованием позиции, на которой субъект имеет эти свидетельства, но сделать это можно только на какой-то идеальной эпистемической позиции, исключающей ошибку. Существуют разные концепции эпистемического обоснования, но если основная обосновывающая роль отводится отношениям между пропозициями, то поскольку никакие фиксируемые черты реальных обоснований не гарантируют, что ка-В кое-то из них исключает ошибку, условия эпистемического обоснования часто допол-
щ няют общим условием, связывающим эпистемически релевантные факты с контрафак-
(В тическими обстоятельствами. Ср., например: Nozick R. Philosophical Explanations.
^ Oxford, 1981. P. 172-178; Alston W.P. A Doxastic Practice Approach to Epistemology //
Q Empirical Knowledge; P.K. Moser (ed.). Totowa, 1996. P. 290-296; CraigE. Knowledge and
the State of Nature: An Essay in Conceptual Synthesis. Oxford, 1990. P. 18. Очевидно, такое дополнение к условию эпистемического обоснования делает оценки искомого вида не обосновываемыми на доступных неидеальному субъекту позициях.
ных убеждений или состояний информации видов (—Кх ^ Кх) и (Кх ^ Кх) от общего числа влияний аргумента на аудиторию. Это дает интересующее нас множество релевантных случаев эпистемической оценки аргумента, составленное из элементов трех множеств: моделей знания, аудиторий и аргументаций с данным аргументом. В идеале хороший аргумент должен обеспечивать переход одного из двух видов: (—Кх ^ Кх) или (Кх ^ Кх) - во всех случаях, принадлежащих множеству {К^..., Кп}.
Назовем конкретную оценку аргумента относительно того, насколько он обеспечивает сохранение и увеличение знания в определенном смысле знания, эпистемической ситуацией. Соответственно можно сформулировать такой критерий: аргумент тем лучше эписте-мически, чем больше эпистемических ситуаций представляют его как увеличивающего или хотя бы сохраняющего знание.
Однако члены множества моделей знания могут быть не равнозначны для нас, различаясь тем, насколько серьезные изменения в действительном мире должны произойти, чтобы данный стандарт знания господствовал, или, по-другому, чтобы данные условия отвечали за знание. В этой связи можно ввести параметр близости эписте-мической ситуации к действительной или ее доступности из реальной эпистемической ситуации. Тогда может иметь значение, каковы показатели увеличения и сохранения знания у данного аргумента для ближайших эпистемических ситуаций, и не иметь значения, каковы они для отдаленных эпистемических ситуаций. При этом мы вправе подходить к построению критерия эпистемической ценности, не отдавая явного приоритета никакой эпистемической перспективе: с этой точки зрения близость к действительности не обязательно должна иметь определяющее значение для эпистемической оценки. Кроме того, если учитывать такие параметры, неясно, как в этом случае проводить разграничение между близкими или доступными и отдаленными или недоступными эпистемическими ситуациями.
Тем не менее полагаю, что приведенный анализ дает достаточно ясное представление о том, какая релятивизация понятия хорошего аргумента эпистемологически уместна. Заменив в качестве базового понятия знание на истину, когнитивную или эпистемическую рациональность, безошибочность или что-либо, предположительно столь же эпистемически релевантное, мы получим аналогичный контекст уместного релятивизма. Из приведенного выше анализа, в частности, видно, что релятивизация эпистемической ценности к аудитории, ин- ж дивиду или множеству свидетельств отражает только одно измерение эпистемической оценки качества аргументов. Аргумент, хороший в эпистемологическом смысле даже для всех людей, которым он был предложен в прошлом и настоящем, может быть плохим относительно всей совокупности эпистемических ситуаций.
