«Hic tuta perennat.» Императорская академия наук в Санкт-Петербурге: XVIII столетие Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Том 2, выпуск 2

Исследования

УДК 001.32

DOI 10.62139/2949-608X-2024-2-2-9-68

1

«Hic tuta perennat.» Императорская академия наук в Санкт-Петербурге: XVIII столетие

Илизаров Симон Семенович

Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, Москва, Россия

На протяжении нескольких столетий феномен создания в России волею императора Петра Великого Академии наук не перестает находиться в центре внимания исследователей, а сама история Академии является одной из главных тем в историко-научном познании. В работе представлен опыт осмысления основных особенностей становления и развития Академии наук в первый период ее существования в XVIII столетии. Рассмотрены такие аспекты как: эволюция отношения Петра I к научному знанию, изучение и осмысление европейского опыта, меры, предпринимаемые в процессе просвещения России - открытие школ, организация экспедиционной и картографической деятельности, создание первых публичных Музея и Библиотеки и, как завершающий этап, подготовка в 1724 г. Проекта учреждения в России Императорской академии наук. Реализация проекта создания Академии наук и ее укоренения в России прослеживается в послепетровское время: при правлении императриц Екатерины I, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины Великой. Охарактеризована деятельность ряда руководителей Академии наук - президентов Л.Л. Блюментроста, И. А. Корфа, К. Г. Разумовского, директоров В.Г. Орлова, Е.Р. Дашковой и др. Показано также, что Академия наук была не только центром науки и просвещения. Императорская Академия наук в Санкт-Петербурге являлась одним из главных символов нового времени, новой России, новой культуры.

Ключевые слова: Академия, наука, власть, Российская империя, управление наукой, образование, научный аппарат, экспедиции, президенты Академии наук.

1 «Здесь безопасно пребывает» - надпись на печати Императорской Академии наук, утвержденной именным указом императрицы Анны Иоанновны 4 февраля 1735 г. (Полное собрание, 1830, № 6684; см. также: Пчелов, 2023).

"Hic tuta perennat." Imperial Academy of Sciences in St. Petersburg: The 18th century

Simon S. Ilizarov

S.I. Vavilov Institute for the History of Science and Technology, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia

For several centuries, the phenomenon of the establishment of the Academy of Sciences in Russia by the will of Emperor Peter the Great remains the focus of attention for the researchers with the history of the Academy being one of the main topics in the history of science. This article is an attempt at the comprehension of the main features of the Academy of Sciences' formation and development in the initial period of its existence in the 18th century. The article analyses the evolution of Peter the Great's attitude to scientific knowledge, studies and comprehension of the European experience, measures taken in the process of the Enlightenment of Russia such as opening schools, organizing expeditions and cartographic projects, creating the first public Museum and Library and, as a final stage, preparing in 1724 the project of establishment of the Imperial Academy of Sciences in Russia. The implementation of this project is traced in the post-Petrine period, during the reigns of Empresses Catherine I, Anna of Russia (Anna Ioannovna), Elizabeth (Elizaveta) Petrovna, and Catherine the Great. The article describes the activities of a number of the Academy of Sciences leaders: Presidents L.L. Blumentrost, I.A. Korff, and K.G. Razumovsky; Directors V.G. Orlov, E.R. Dashkova, and others. It is shown that the Academy of Sciences was not more than a center of science and education. The Imperial Academy of Sciences in St. Petersburg was one of the main symbols of the new era, new Russia, and new culture.

Keywords: Academy, science, power, Russian Empire, science management, education, scientific administration, expeditions, presidents of the Academy of Sciences.

Если многие новации петровской эпохи в той или иной форме имели корни, то введение в России современной науки проходило практически без какой-либо базы и прецедентов в прошлом. Неслучайно, что идея создания Академии наук очень долго вынашивалась Петром I.

Ко времени начала в России петровских преобразований европейская наука и культура прошли долгий и сложный путь, в котором были непримиримая борьба идей, слом монополии христианской церкви на образование и свободный научный поиск. Состоялось великое Возрождение наук и искусств с его гуманизмом и антропоцентризмом. Зародившись в городах Италии, движение гуманистов к объединению и самоорганизации привело к появлению и быстрому распространению в ряде европейских стран научных обществ и академий неподконтрольных церкви. Проходившая культурная революция сопровождалась великими географическими открытиями, в результате чего была установлена истинная размерность Земли. Европа наполнилась экзотическими невиданными до той поры образцами «трех царств» природы. Это, а также массовое увлечение античными артефактами стали причиной формирования коллекций и появления первых музеев кунсткамерного типа. Музеи становились не только

центрами просвещения, но и лабораторией для естественнонаучных изысканий. Типографский станок с невероятной скоростью заполонил Европу книгой и иной печатной продукцией, несущей знания о мире и человеке. Гелиоцентрическая идея, выдвинутая Николаем Коперником, радикально изменила картину мира, а изобретение оптических инструментов позволило открыть макро и микромиры. Появление новых орудий научного труда: термометры, барометры, маятниковые часы, воздушный насос и т.д. позволили задавать природе такие вопросы, которые раньше имели отвлеченный характер, но, главное, открылась возможность получать достоверные ответы на эти вопросы. Революционное движение Реформации привело к победе идеи о духовном и политическом равенстве, а протестантская этика прочно ввела в общественное сознание понимание деятельного труда как добродетели. В результате сложились условия и предпосылки для научной революции, развернувшейся в ХУ!-ХУИ вв., с формированием таких норм и идеалов научности, для которых главным стал принцип непротиворечивости, проверяемости теорий посредством опыта (эксперимента). Тогда же начался процесс математизации естествознания. Европейская научная революция осуществлялась усилиями многих интеллектуалов, среди которых возвышаются фигуры Николая Коперника, Иоганна Кеплера, Галилео Галилея, Исаака Ньютона и др. Классическое естествознание получило методологическое оснащение трудами Фрэнсиса Бэкона, Рене Декарта и Готфрида Вильгельма Лейбница. Наука, научная знание, воплощенные в новые технические средства, становились мощной, действенной силой в экономических преобразованиях.

Россия развивалась в стороне от европейской интеллектуальной революции, хотя в Москву, конечно, доходили отзвуки ее, но с огромным опозданием и неосознанием значимости происходившего. К примеру, информация об открытии Коперника документально засвидетельствована с более чем столетним опозданием, причем о сколько-нибудь заметном распространении гелиоцентрических идей в русской среде говорить не проходится. В допетровской Руси собственной науки - естествознания не было. Разумеется, на протяжении всего периода исторического существования накапливались позитивные знания о природе, развивались технические навыки и технологии, передаваемые как в устной традиции, так и отчасти в рукописных рецептурных пособиях и учебниках, не выходивших за границы коммерческих и налоговых задач, а также геометрически-землемерных правил.

Россия, точнее чрезвычайно узкая прослойка привилегированной части столичной знати могла знакомиться с новой европейской наукой и ее успехами прежде всего посредством приглашения из-за границы к царскому двору профессиональных ученых врачей. Еще с XV! в. и в предпет-ровскую эпоху на протяжении первых двух третей XV!! в. существовала традиция, по которой в Москве работали доктора преимущественно из Англии. Это были опытные врачи, прошедшие профессиональную подготовку в Оксфорде, Кембридже, Падуе, Лейдене и других университетах.

В Россию они приезжали имея при себе рекомендательные письма от своих монархов. Поток врачей из-за границы не иссякал, поскольку здесь их труд высоко ценился и оплачивался, а по возвращении домой их, как правило, еще и щедро одаривали (Мирский, 1996, с. 24-30). Помимо исполнения непосредственных обязанностей по наблюдению за здоровьем и лечением царя и его ближайшего окружения, доктора проводили экспертизу знаний поступающих на службу медиков и аптекарей, выполняли иные виды работ, входивших в компетенцию Аптекарского приказа. Хорошо образованные, знавшие несколько европейских языков, они исполняли также дипломатические и торговые функции, являлись информаторами царя и русского правительства о европейских новостях. Некоторые занимались в России и научными изысканиями, но если и публиковались их труды, то исключительно за границей и в большинстве на латыни. Например, известно, что доктор медицины Сэмуэль Коллинз, проживая в Москве, состоял в переписке с Робертом Бойлем. Нередки случаи, когда дети иноземных врачей или других специалистов отправлялись русским правительством для обучения за границу и потом служили в России, как например, сын переводчика Посольского приказа Ивана Эльстона, сын московского аптекаря Якова Аренсена, сыновья доктора Лаврентия Блюмент-роста и другие.

Европейские специалисты, жившие в отведенной им черте оседлости в Немецкой слободе в Москве, были ремесленниками, медиками, предпринимателями, военными, торговцами, ювелирами, художниками, цирюльниками, архитекторами и проч. Среди них немногие, преимущественно врачи, имели высшее профессиональное образование, а некоторые даже ученые докторские степени, полученные в европейских университетах. Из среды укоренившихся московских иноземцев происходили и крупнейший государственный деятель эпохи и одновременно русский ученый-интеллектуал москвич Яков Брюс, и будущий первый президент Императорской академии наук в Санкт-Петербурге москвич Лаврентий Блюментрост, и его брат Иоганн Блюментрост - создатель и первый президент Медицинской канцелярии (коллегии), причем они были докторами медицины и российскими архиатерами. Однако роль насельников Немецкой слободы в деле общероссийского образования и научного просвещения станет значимой после того, как молодой русский царь Петр станет ее завсегдатаем.

Вопреки... Петр I и его отношение к научному знанию

Петр I не имел систематического образования, да он и не мог получить в Москве достаточной подготовки для восприятия европейской учености. Детство и юность Петра, его образ жизни, воспитание и обучение известны во многих деталях (Богословский, 2005), но при этом с трудом удается проследить момент, да и сам процесс в целом, его перехода к осознанию важности и ценности научного знания. Траектория этого движения понятна: первоначальное «древнерусское», по выражению С.М. Соловьева (Соловьев, 1984, с. 53), воспитание и первые наставники - Н.М. Зотов и

А. Нестеров, обучившие грамоте и письму; пробуждение интереса к истории и географии; страстное, естественное для мальчика стремление к оружию от игрушечного «потешного» до боевого и в особенности огнестрельного; нехарактерная для монарха любовь к рукомеслу - знакомство с каменным, печатным, плотничьим, столярным и кузнецким делом; наконец, рассказанный спустя много лет самим Петром эпизод с астролябией и приобретение им новых знаний по геометрии и фортификации; и случайная находка в Измайлове английского бота приведшая к тому, что водная стихия навсегда овладела царем и сформировала в нем страстное желание моря.

Стремление к знанию с неизбежностью вело русского царя к иностранцам, сначала к московским из Немецкой слободы, а затем к Европе. Рано повзрослевшему Петру ! с его неукротимой волей легко удалось переступить черту, отделяющую веками формировавшуюся традиционную русскую культуру с ее напряженно подозрительным отношением к иноземцам, к неправославным. Однажды решив для себя, что незазорно учиться у мастеров-профессионалов, невзирая на их национальность и вероисповедание, Петр ! и сам всю жизнь был усердным учеником, и своих поданных заставлял, зачастую применяя жестокие деспотические методы, постигать науки и искусства. Так произошел слом, наверное, одного из глубинных и самых трудно преодолеваемых культурных стереотипов. Но без этого невозможно было бы укоренить в России науки и ученость, поскольку развиваться может только то, что признается общественно значимым, ценным. Разумеется, научно-технический переворот, произведенный Петром !, требовал особых усилий. Необходимо было создать образовательные учреждения, наладить каналы и способы научной коммуникации, то есть всего того, что В.И. Вернадский называл «научный аппарат»: музеи, библиотеки, лаборатории, обсерватории, анатомические театры, ботанические сады и т.п. Все приходилось выстраивать заново, точнее впервые.

Рис. 1. Никита Зотов обучает царевича Петра разным наукам.

Миниатюра из рукописи 1-й пол. XVIII в. «История Петра I», соч. П. Крекшина

Например, хорошо известно, что в Москве еще до Петра I нарастало стремление к открытию учебных заведений. С 1681 г. начала функционировать Типографская школа иеромонаха Тимофея - первое в Москве среднее учебное заведение, в котором учили греческому и славянскому письму и языкам (Фонкич, 2009, с. 161). Она просуществовала около семи лет и затем влилась в состав Славяно-греко-латинской академии (Московской духовной академии). Открытие в Москве духовной академии мало что меняло в деле высшего светского образования. Весьма характерны запреты, содержавшиеся в «Привилегии на Академию»: не читать «свободных учений неискусным» людям без специального на то разрешения иностранные книги: «неученым людям свободных учений никому полских, и латинских, и немецких, и люторских, и калвинских, и прочиих еретических книг у себе в домех не держати». В том же документе отмечалось, что в училище преподаются все «благочестивые» науки. Науки, церковью возбраняемые, особенно «естественная магия» и «иные такие» запрещались, а учителя и ученики их «яко чародеи, без всякаго милосердия да сожгутся» (Фонкич, 2009, с. 230, 227). При открытии Славяно-греко-латинской школы царским указом запрещалось где-либо в России, помимо академии, обучаться частным порядком иностранным языкам.

По своему типу Славяно-греко-латинская академия была подобием средневекового европейского университета и не могла решать те проблемы образования, которые требовались царю Петру. В ней прежде всего готовили служителей официальной церкви; в своем высшем выражении -богословов из числа тех немногих студентов, которые доходили в обучении до высших классов. Из их же числа, как правило, выдвигались будущие церковные иерархи. В соответствии с этими задачами выстраивался и репертуар преподаваемых предметов. Правда, в отдельные периоды здесь давались некоторые знания по физике в схоластическом варианте, не имевшие ничего общего с современной экспериментальной наукой. Правильнее даже говорить, что читались не основы физики, а натурфилософия по Аристотелю (Зубов, 2006). Как раз ко времени начала петровских преобразований патриарх Адриан отстранил учителей Иоанникия и Софрония Лихудов, и с их уходом приостановилось чтение курсов по физике, философии, латинскому языку. Ситуация изменилась только в 1701 г., когда Петр I распорядился «завесть в академии учения латин-ския» (Смирнов, 1855, с. 80), что ознаменовало смену вектора с восточно-греческого пути на латинский, весьма условно - «западный». Сказанное не означает недооценки результатов деятельности Славяно-греко-латинской академии. Получаемое там образование давало основы логики, философии, филологии и др., но, главное, это обучение древним и новым иностранным языкам, которое открывало широкие возможности для ищущего ума проникнуть в иные миры культуры и науки. Выпускники духовной академии попадали, главным образом, в епархиальное ведомство, а также переводились в гражданскую службу, позднее они стали

пополнять число студентов университета при Академии наук, Императорского Московского университета, медицинского ведомства и др. Из классов Славяно-греко-латинской академии вышло немало выдающихся представителей русской культуры и науки. Среди них Палладий Рогов-ский, Карион Истомин, Федор Поликарпов, Леонтий Магницкий, Антиох Кантемир, Михаил Ломоносов, Дмитрий Виноградов, Степан Крашенинников, Василий Баженов и многие другие, чья деятельность имела решающее значение для развития многих сфер культурной, научной и административно-хозяйственной жизни государства. На Руси и до эпохи Петра I рождались таланты, но возможности реализации их творческого и, тем более, научного начала, не было. В лучшем случае путь одаренных молодых людей лежал либо по линии церковной службы, либо административной. К примеру, М.В. Ломоносов мог и почти стал в 1734 г. священником «Оренбургской экспедиции» И.К. Кирилова. Если бы не было к тому времени в Санкт-Петербурге Академии наук, которая, выполняя заветы своего основателя, озаботилась пополнением своих рядов из среды «природных» россиян, то трудно представить, как бы могла сложиться дальнейшая судьба Ломоносова.

Необходимость развития науки и образования диктовалась потребностями роста промышленности, транспорта, торговли, задачами укрепления государства и обеспечения безопасности, его внешнеполитических позиций, военной мощи. Решение этих, прежде всего, социально-экономических проблем, было невозможно без изучения и освоения ресурсов и природных богатств страны, без модернизации производственно-технической базы и культивирования развитых технологий. Петр I, идя навстречу этим вызовам, ускоренными темпами стремился вовлечь Россию в общий процесс культурного развития европейских стран.

Петровские реформы в области образования и науки без преувеличения можно считать началом государственной политики (Павлова, 1999, с. 50) с постепенно оформившейся программой внедрения науки в России (Невская, Копелевич, 2000, с. 17). В начале реформ Петр I не имел отчетливых представлений о сущности современной науки - научном методе, научной практике и тем более о самой профессии ученого-исследователя. Но, несмотря на нехватку образования, Петр I довольно рано и отчетливо уяснил связь научно-технического прогресса, просвещения и благосостояния государства и понял: для того чтобы Россия вышла на равных на арену европейской политики , недостаточно лишь ввозить зарубежных специалистов и копировать западноевропейские технические новинки. Впервые он получил возможность непосредственно соприкоснуться с европейской наукой и техническими достижениями особенно в области ко -рабельного дела во время первого заграничного путешествия - «Великого посольства» 1697-1698 гг. Петр I и его спутники знакомились с учеными, научными и вспомогательными учреждениями Голландии, Англии, германских государств (Андреев, 1947). Царь побывал в Лейденском и Лейпцигском университетах, посетил Гринвичскую обсерваторию,

Оксфордский университет, Монетный двор в Англии, арсеналы, доки, кунсткамеры, библиотеки, госпитали, воспитательные дома, фабрики, мастерские, анатомические театры в Дрездене, Вене и др., слушал лекции знаменитого анатома Фредерика Рюйша (подробнее см.: Гузевич Д.Ю., Гузе-вич И.Д., 2008).

Очевидно, во время путешествия у Петра ! начала в первом приближении формироваться научная программа применительно к России. Об этом свидетельствуют многочисленные контакты с учеными и техниками, закупки в значительном количестве научных инструментов, карт, книг и проч. На работу в Россию приглашались не только технические и военные специалисты, которых было нанято около 700 человек, но также и ученые, точнее ученые-преподаватели. Так, например, в 1698 г. из Англии прибыл математик, профессор Абердинского университета Генри Фарвархсон. Он и вместе с ним приехавшие Ричард Грейс и Стивен Гвин стали первыми иностранными учителями школы «Математических и навигацких, то есть мореходных хитростно наук учению».

Имеется свидетельство, что вскоре после возвращения из-за границы, в 1698 г. Петр ! в беседе с патриархом Адрианом высказывался о необходимости распространения знаний в России (Пекарский, 1870, ХУ!!-ХУ!!!). Однако до реализации этих планов и идей в условиях затяжной Северной войны и неотложных задач было очень далеко, несмотря на всю радикальную реформаторскую решимость царя.

В начале пути: школы

По возвращении в Россию в ходе развернувшихся широкомасштабных действий по строительству армии, флота, крепостей, производственных предприятий и проч. начались преобразования и в области науки. Без школы как системы получения знаний, как места производства профессиональных кадров, ни о каких реформах речи быть не могло. Для создаваемой регулярной армии и морского флота, для других государственных нужд требовались офицеры, артиллеристы, кораблестроители, навигаторы, картографы, гидрологи, астрономы, аптекари, врачи, архитекторы, геологи, химики, инженеры и техники самых разных специальностей.

Рис. 2. Царь Петр I.

Портрет работы Годфри Неллера. 1698 г.

Потребность в добротных кадрах, в специалистах постоянно возрастала, и удовлетворить ее было невозможно только за счет приглашения таковых из-за рубежа; нужны были специализированные школы. Хорошо известно о практике отправления российских юношей для обучения за рубеж, которая в Петровскую эпоху в сравнении с предшествующим периодом стала носить массовый характер. Трансфер знаний, получение высшего образования и повышение квалификации в других странах - нормальный путь в процессе обогащения и развития науки и культуры, но они не могли компенсировать отсутствие собственной государственной школьной системы. Понимая это, Петр I в условиях дефицита времени и каких-либо ресурсов предпринимал всевозможные усилия для того, чтобы коренным образом изменить ситуацию.

Приехавшие в Москву из Англии Фарвархсон, Грейс и Гвин начали преподавать с 1699 г., но реально работа Навигацкой школы развернулась с 1701 г., когда для нее было выделено здание Сухаревой башни. В ней разместились учебные помещения, астрономическая обсерватория, библиотека, а позднее мастерская для изготовления научных инструментов. Учебной программой, разработанной учителями при непосредственном участии Петра I, предусматривалась трехступенчатая система. Первые два - «русский» и «математический» - класса имели общеобразовательный характер. Ученики, успешно освоившие начальный курс, попадали в

«навигацкий» класс. Соответственно, в первом обучали грамматике, чтению, письму и арифметике. Во втором - математике, геометрии и прямоугольной тригонометрии. Окончившие полный курс становились флотскими офицерами, навигаторами, а также картографами, геодезистами, топографами и др. Учителями первого класса были русские Леонтий Филиппович Магницкий и Василий Онуфриевич Киприанов, второго русские и англичане; третьего «навигацкого» трое приглашенных из Англии преподавателей. Если в первый год в Школе математических и навигацких наук обучалось 200 учеников, то к 1710 г. их число выросло в два с половиной раза. Из этого специализированного учебного заведения выходили не только моряки, но и профессиональные инженеры, артиллеристы, специалисты в инженерном и горном деле, градостроительстве и архитектуре.

Выбор Фарвархсона в качестве учителя Школы математических и на-вигацких наук оказался весьма удачен. Он фактически являлся ее научным руководителем. Профессор Фарвархсон владел английским, латинским, немецким, французским, голландским языками, а в России он выучил и русский язык. Готовя учебные пособия и научные труды по математике и астрономии, он способствовал обогащению русского языка специальной научной терминологией (Ковригина, 1998, с. 333-349). Неслучайно в 1737 г. в представлении Адмиралтейств-коллегии о Фарвархсоне говорилось как о первом, поставившем курс обучения математике в России и благодаря которому чуть ли не все флотские чины от высших до низшего были им обучены мореплаванию. Среди других учителей выделялся воспитанник Славяно-греко-латинской академии, яркий самородок Л.Ф. Магницкий, автор знаменитой «Арифметики», который учил геометрии и тригонометрии. Позднее, в 1715 г. уже в Санкт-Петербурге, на основе старших курсов Навигацкой школы начала свою деятельность Морская академии - специализированное высшее военное учебное заведение. Магницкий остался в Москве в качестве руководителя Математической школы. К этому времени в основном удалось решить первоочередные вопросы обеспечения русского флота кадрами.

Практически одномоментно в России происходило такое множество важнейших событий, что их невозможно выстроить в линейно-хронологической проекции. Так, 1 января 1700 г. начиналось новое летоисчисление. В тот год после смерти патриарха Андриана Петр ! приостановил избрание нового главы церкви, а впоследствии сам институт патриаршества оказался заменен на синодальное (коллегиальное) правление. В 1701 г. началась деятельность Навигацкой школы, а Московская типография, перешедшая в подчинение Монастырского приказа, руководимого сподвижником Петра ! И.А. Мусиным-Пушкиным, впервые стала выполнять также задачи светского книгопечатания. В ней стали издаваться первая русская газета «Ведомости», «Арифметика» Магницкого, первые переводные сочинения по артиллерии, фортификации, навигации, географии и т.д. С введением в 1708 г. нового гражданского шрифта росло количество изданий переводных руководств по артиллерии, навигации, судостроению,

фортификации и т.д. (Луппол, 1973). Это вызывалось необходимостью обучению офицерского и рядового личного состава русской артиллерии, подготовки специалистов, способных решать все возрастающий объем задач в военной и гражданской сфере: в укреплении и строительстве городов, крепостей, портов, доков, каналов, сложных гидротехнических сооружений. Определенную лепту в уровень образованности вносили другие специализированные учебные заведения. Так еще в 1698 г. в Москве начали функционировать школы для обучения русских артиллеристов: при Пушкарском приказе и при бомбардирской роте Преображенского полка. Учебным планом предусматривалось обучение «цифири и землемерию», то есть арифметике, геометрии, фортификации и артиллерии (Бескровный, 1958). В период 1709-1712 гг. проходил процесс формирования Московской инженерной школы (подробнее см.: Бенда, 2008). Указом Военной коллегии 1721 г. получение инженерных знаний становилось необходимым условием для получения обер- и унтер-офицерских чинов.

Заметный след в общем образовании оставила действовавшая с 1703 г. в Москве школа (с 1705 г. гимназия) Иоганна Эрнста Глюка, программа обучения в которой выстраивалась по типу академической гимназии. Здесь учили классическим и современным европейским языкам, «философской мудрости», преподавались такие общеобразовательные предметы, как математика, естествознание, история и география. Гимназия пастора Глюка - первое казенное светское учебное заведение, в котором проходили подготовку дети русских дворян, аристократов, дети «московских иноземцев» и др. Гимназия выпустила более 300 человек, ставших дипломатами, государственными служащими, учителями, переводчиками, врачами, среди которых был и Л.Л. Блюментрост (Ковригина, 1998, с. 331). В это же время, в 1706-1707 гг. при Московском госпитале ученый, доктор медицины Николай Ламбертович Бидлоо приступил к подготовке медиков. В его школе изучали анатомию, хирургию, фармацию; имелся анатомический музей. Причем принимали на обучение только тех, кто владел латинским языком, и потому, естественно, значительную часть среди них составляли юноши из Московской духовной (Славяно-греко-латинской) академии. Сумевшие пройти сложный и многолетний путь подготовки и после этого выдержать выпускной экзамен определялись лекарями.

В создании основ профессионального образования и отраслевой науки ведущую роль выполняли некоторые центральные государственные учреждения - Коллегии, заменившие Приказы. Например, в Берг-коллегии, президентом которой с 1717 г. был Я.В. Брюс, организовывались горные школы при горнодобывающих заводах. Знания в области биологии, медицины и ряда других направлений естествознания накапливались в руководимой архиатером И.Л. Блюментростом Медицинской коллегии, в ведении которой находились медицинские школы, существовавшие при госпиталях, а также аптеки и иные лечебные учреждения. Кроме создания образовательных центров государством производились дорогостоящие

посылки русских юношей на учебу за границу, приглашение в Россию иностранных учителей и специалистов. Неудачей закончилась несколько преждевременная попытка создания общегосударственной системы начального народного образования.

Познание размерности страны и ее ресурсов: экспедиционная и картографическая деятельность

Необходимость решения насущных задач по управлению государством и хозяйственному развитию не только стимулировала рост бюрократического аппарата, но и прямым образом влияла на поиск и освоение ресурсов, потребность в которых в XV!!! в. постоянно возрастала. Наличие обширных неосвоенных и неизученных территорий служило стимулом для таких государственных мероприятий, как экспедиции, в которых принимали участие сотни людей, занимавшихся самыми разными видами деятельности. Эти экспедиции имели огромное научное и общекультурное значение не только по достигнутым результатам, полученному опыту проведения масштабных государственных межведомственных мероприятий, но, что не менее важно, по формированию устойчивых исследовательских традиций в области, прежде всего, наук о Земле, биологических, а также исторических, этнографических и других наук. В Камчатских экспедициях на изучении российского материала рождалась российская наука, а сама экспедиция и подобные, пусть и менее масштабные государственные проекты, безусловно, оказывали огромное воздействие на пробуждение научности в отдаленных провинциальных центрах Российского государства. Научное исследование в XV!!! столетии самой России становилось стратегическим фактором развития экономики и таким образом обеспечивало устойчивое развитие государства.

Еще до открытия Академии наук по инициативе Петра ! и его ближайших сподвижников проводились государственные мероприятия по геодезической съемке и картографированию территории страны, по разведке и изучению ее ресурсов.

Геодезия и картография и как учебные дисциплины, и как направления практической деятельности исключительной государственной важности, на всем протяжении правления Петра ! относились к числу наиболее приоритетных. Нормальное функционирование государственного механизма невозможно без надежных и достоверных данных о размерности страны, каналах коммуникаций и проч., то есть без такого общедоступного и адекватно понимаемого источника информации, какими являются карты и атласы. Традиции и практика русской картографии допетровского периода, представленная так называемыми чертежами, дающими приблизительное, схематичное представление об изображаемом пространстве, не могли отвечать задачам, выдвигаемым новой эпохой. Это несоответствие отчетливо видно на примере жизни и деятельности такого удивительного самородка и универсального творческого человека, каким был Семен Ульянович Ремезов - картограф, архитектор, строитель, историк, художник, писатель.

Его картографические труды, такие как рукописные «Чертежная книга Сибири», «Книга служебная чертежная» и др., составленные в конце XVII -начале XVIII вв., стали вершинными для русской средневековой картографии. Впервые изданная в конце XIX в., «Чертежная книга Сибири» фактически первый русский географический атлас, состоявший из предисловия и 23 карт большого формата, охватывающих всю территорию Сибири и отличающихся обилием и детальностью сведений. Чертежи были сделаны без градусной сетки и ориентированы не на север, а на юг, то есть юг вверху. Соответственно, на юго-западе изображены Каспийское и Аральское моря; на севере внизу Обская губа («Море мангазейское»), а на востоке «остров Камчатка» и еще южнее река Амур с притоками. И, наконец, в юго-восточном углу чертежа расположено «Китайское царство». Бесспорно, что картографические произведения Ремезова являются для нас ценнейшим историческим и историко-научным источником по картографии, истории, археологии и этнографии населения Сибири, но в практической деятельности той эпохи, в том числе экспедиционной, они были недостаточны и архаичны.

В первой четверти XVIII столетия отчетливо выделяются основные приоритетные направления в широком смысле экспедиционной деятельности. Это Восточная Сибирь: Камчатка, Балтика и Каспийское море. Среди нескольких отрядов, которые обследовали восточные земли России, своими результатами выделяются морская экспедиция 1716 г. Петра Абыштова, Кондратия Мошкова и др., задачей которых была проверка возможности прохода через Охотское море на Камчатку (Берг, 1946). Это были обученные профессиональные моряки, в отличие от предшествовавших им «служилых» людей. На следующий год Петру I была представлена «Карта Якутская и Камчатского Носу». Также личным указом царя в Сибирь были направлены геодезисты Федор Федорович Лужин и Иван Михайлович Евреи-нов - оба воспитанники Навигацкой школы и Морской академии. В данной в январе 1719 г. Петром I инструкции им поручалось доехать до Камчатки и далее, провести описание тех мест и определить «сошлась ли Азия с Америкой» (Петров, Ермолаев, Коскина, 2021). Одним из итогов этой экспедиции стала первая карта Сибири, выполненная на основании астрономических наблюдений (Фель, 1960, с. 78). Таким образом, до начала Камчатских экспедиций был выполнен большой объем работ; налажены сухопутные коммуникации, морской путь от Охотска до Камчатки, обследованы северные Курилы, южная часть Охотского моря и т.д.

На западном направлении, в Балтийском море промеры глубин, описания и съемки берегов проводились с 1710 г. Вызвано это было тем обстоятельством, что корабли молодого российского флота во время морских сражений нередко садились на мели и терпели крушение. Срочной гидрографической работой приходилось заниматься во время войны. Основанный на шведских картах гидрографический атлас 1714 г. являлся временной мерой, и потому с 1719 г. проводились планомерные работы специальной командой под руководством военного инженера, полковника

Иоганна Людвига Любераса, к которому позднее был прикомандирован воспитанник Навигацкой школы капитан Захар Данилович Мишуков (в будущем адмирал и командующий Балтийским флотом). К 1723 г. на основе тщательной съемки эстляндского и ингерманландского берега, островов и заливов появилась новая карта части Финского залива, направленная в Адмиралтейство (Райнов, 1947, с. 177-178).

Первые успехи картографирования бассейна Каспийского моря принесли России международное признание. В ходе экспедиции 1714-1715 гг. под управлением князя Александра Бековича-Черкасского морскими офицерами была снята и картографирована часть восточного побережья Каспийского моря. Эта карта вызвала интерес у Петра !, который позднее, будучи в 1717 г. в Париже, информировал французского картографа Гийома Делиля о том, что Амударья не впадает в Каспийское море. Съемка западного и южного берегов Каспийского моря с успехом проводилась в 1719-1720-х гг. экспедицией Карла Петровича фон Вердена и Федора Ивановича Соймонова. На основании их результатов, сведенных воедино с данными, полученными ранее А. Бековичем-Черкасским и Александром Ивановичем Кожиным, в 1720 г. была составлена первая карта Каспийского моря. В следующем году Петр ! отправил карту в Парижскую академию наук.

С инициативой Петра ! связано начало экспедиционного, то есть научного изучения России. Проживавший в Санкт-Петербурге с 1713 г. доктор медицины Готлиб Шобер по царскому указу изучал в 1717-1720-х гг. свойства минеральных источников в районе Самары, обследовал Нижнее Поволжье и Северный Кавказ в географическом, ботаническом, этнографическом, лингвистическом и др. направлениях.

Чрезвычайно результативной по широте решенных задач и по массе привезенного научного материала оказалась экспедиция ученого-энциклопедиста, путешественника, первооткрывателя природных богатств Сибири и культуры населявших ее народов доктора Даниэля Готлиба Мес-сершмидта. Прибывший весной 1718 г. в Санкт-Петербург Мессершмидт, по словам Г.Ф. Миллера, «великий ученый в области естественной истории» (Миллер, 2006, с. 522) менее чем через год отправился в Сибирь для изучения географии, натуральной истории, медицины, лекарственных растений, эпидемических болезней, описания сибирских народов, филологии, памятников древности и пр.2 Экспедиция Мессершмидта, сопряженная с невероятными трудностями, продолжалась на протяжении восьми лет, с марта 1719 г. по март 1727 г. За это время он преодолел тысячи километров от Мангазеи до китайского порубежья, первым открыв Сибирь для разностороннего научного исследования. Его путешествие, как считал В.И. Вернадский, являлось совершенно исключительным по широте

2 Изначально его исследовательская программа ограничивалась розыском лекарствен -ных растений. Согласно именному указу Петра ! от 15 ноября 1718 г. ученый посылался в Сибирь «для изыскания всяких раритетов и аптекарских вещей, трав, цветов, корения и семен и протчих принадлежащих статей в лекарственные составы» (см.: Первый исследователь Сибири, 2019, с. 201).

поставленных задач и по массе привезенного им материала (Вернадский, 1988, с. 160). Мессершмидт, подробно описывая в путевых дневниках экспедиционный маршрут, занимался проблемами физической географии, проводил метеорологические наблюдения, составлял карты. Его натуралистические исследования в области ботаники, зоологии и минералогии Сибири проводись на высоком научном уровне и служили источником сведений и руководством для участников последующих академических экспедиций, в том числе Г.Ф. Миллера, И.Г. Гмелина, П.С. Палласа и др. Собранные Мессершмидтом естественнонаучные, этнографические и археологические коллекции составили основу академического музейного собрания (подробнее см.: Новлянская, 1970). По словам Миллера, члена комиссии по разбору материалов, привезенных из Сибири Мессершмид-том, собрание Кунсткамеры обогатилось отечественными произведениями природы и редкостями (монгольскими, китайскими, тангутскими, включая книги, а также множеством образцов одежды сибирских народов), настолько, что превзошло всякие ожидания (Миллер, 2006, с. 575).

Среди кардинальных нерешенных научных проблем оставался вопрос о наличии или отсутствии пролива между Азией и Америкой. Ключ к его решению был у России, владевшей северо-восточной частью Азиатского континента. Европейские ученые не замедлили воспользоваться благоприятной ситуацией; известно, что этот вопрос перед русским царем ставился Парижской академией наук и Г.В. Лейбницем. В России проект северного морского прохода от Двины до Китая и Индии выдвигал в 1714 г. Федор Степанович Салтыков. Незадолго до своей смерти Петр I собственноручно написал краткую инструкцию командиру Камчатской экспедиции Витусу Ионассену Берингу, которому поручалось разрешить эту задачу. Таким образом, история этого масштабного государственного мероприятия, в определенном смысле рубежного для русской экспедиционной деятельности, развития картографии, продвижения и закрепления на восточных рубежах и т.п., является неотъемлемой частью истории правления императора Петра Великого и его реформ.

В состав экспедиции, руководимой В.И. Берингом, входили также лейтенанты Алексей Ильич Чириков и Мартын Петрович Шпанберг, гардемарин Петр Авраамович Чаплин и свыше шестидесяти штурманов, геодезистов, матросов, солдат, мастеровых. Экспедиция отправилась из Санкт-Петербурга 24 января 1725 г. (Беринг выехал 5 февраля). В конце сентября они добрались до Илимска, где в период зимовки на Лене были построены суда, на которых летом 1726 г. достигли Якутска. Дальнейший маршрут проходил в чрезвычайно тяжелых условиях: непогода, жестокие морозы, нехватка транспортных средств и продовольствия; многие в дороге погибли. Охотск, Большерецк, Верхнекамчатск, Нижнекамчатск в то время были малонаселенными, и потому непомерная нагрузка ложилась на камчадалов. Тем не менее в Нижнекамчатске было построено судно, названное «Святой Гавриил», которое 13 июля 1728 г. с годовым запасом на сорок человек вышло из устья Камчатки в море.

Рис. 4. Бот «Св. Гавриил».

Рисунок Мартына Шпанберга. XVIII в.

Во время плавания на боте «Святой Гавриил» в 1728 и в 1729 гг. были открыты острова, морские заливы, произведена инструментальная съемка на протяжении более чем 3500 км западного побережья моря, впоследствии названного именем первооткрывателя. Экспедиция вышла через [Берингов] пролив из Тихого океана в Чукотское море, достигнув 15 августа 1728 г. 67°18'с.ш. Убедившись в том, что береговая линя с 66° поворачивает на запад, Беринг посчитал доказанным открытие оконечности Азиатского континента. Поскольку с первой попытки до североамериканского побережья доплыть не удалось, летом 1729 г. Беринг предпринял новую попытку достичь Америки, но потерпел неудачу из-за сильного ветра с туманом. После пятилетнего отсутствия, по возвращении весной 1730 г. в Санкт-Петербург, Беринг, сознавая, что во время первого плавания не удалось полностью разрешить поставленные задачи, предложил Адмиралтейств-коллегии проект новой экспедиции.

Формирование научного аппарата: создание первого публичного Музея и первой публичной Библиотеки

Традиционно, по крайней мере с 1741 г. (Шумахер, 1999, с. 761), принято считать, что первый в России публичный музей - Кунсткамера и первая публичная Библиотека были основаны одновременно в Санкт-Петербурге в 1714 г., то есть за десять лет до создания Академии наук. К этому времени относится указание Петра ! лейб-медику и президенту Аптекарского приказа, доктору медицины и философии, члену Лондонского королевского общества Роберту Арескину навести порядок в книгах и собрании редкостей, которые накапливались в только что отстроенном Летнем дворце. С осени 1714 г. занимался этим разбором Иоганн Даниил Шумахер, первый в России профессиональный библиотекарь (Пекарский, 1870, с. 17; Савельева, Леонов, 1999). В ноябре 1718 г. приведенная в образцовый порядок библиотека стала доступна для читателей. По свидетельству Шумахера, фонды библиотеки, первоначально состоявшие из 2000 книг, привезенных из Москвы (собрание Аптекарского приказа) и из Мита-вы (из библиотек герцога Курляндского и герцога Голштинского), пополнялись за счет поступления в нее собраний А. Виниуса (1718), Р. Арескина (1719) и др., за счет покупок и дарений. Книжный фонд очень быстро рос, и в 1719 г., когда библиотека была перемещена в «Кикины палаты» - каменный частично недостроенный дом казненного боярина А.В. Кикина, собрание многократно возросло. В это же время на Стрелке Васильевского острова началось строительство нового специализированного здания

для Библиотеки и Кунсткамеры, завершенное 1727 г., когда оба эти учреждения уже входили в состав Императорской академии наук. Первые академики, приехавшие в Санкт-Петербург, отмечали полноту книжного собрания. Библиотека и Кунсткамера помимо выполнения научно-образовательных функций, с самого начала стали важным элементом культурного ландшафта новой столицы России. Библиотека Академии наук была новым для русской культуры явлением в силу не только ее публичности, но и того, что принципы ее комплектования, систематизации и хранения радикально отличались от библиотек, существовавших в России до XVIII в. Если традиции книжной культуры, почитания и сбережения книги были сильны и до Петра I, то открытие Кунсткамеры стало явлением не только новым, но и шокирующим.

С Библиотекой неразрывно связана история первого российского государственного публичного музея - Кунсткамеры. Документы донесли до нас чувство изумления Петра I, когда он во время первого заграничного путешествия увидел знаменитый анатомический театр Рюйша. Царь и его спутники посетили тогда множество частных музеев и галерей, осматривали коллекции, принадлежавшие монархам, ученым, научным корпорациям, богатым людям. От взгляда царя не могло укрыться, что кабинеты редкостей были неотъемлемой частью европейской культуры, коллекционирование стало модным явлением, а сами музеи сигнализировали о просвещенности правящего монарха, о его успешности, о богатстве и благополучии владельца. Кроме того, универсальные музеи кунсткамерного типа, производившие на посетителей мощное, подчас шокирующее

#

Рис. 6. Профиль здания Кунсткамеры и Библиотеки. 1741 г.

Гравюра Ф.Г. Маттарнови по рисунку И.Я. Шумахера

эмоциональное воздействие, позволяли наблюдать природу в определенном единстве. Для специалистов они являлись исследовательской, а для подготовки медиков учебно-практической лабораторией. С тех пор посещение кабинетов редкостей в разных странах стало для Петра I практикой. Царь начал активно скупать музейного типа редкости: коллекции, книги, приборы, минералы, препарированные образцы, оружие и проч. Основу собрания Кунсткамеры составили приобретенные у Рюйша обширный кабинет анатомических препаратов, гербарии и энтомологическая коллекция. Позднее Петр I издал несколько указов о сборе в своей стране всевозможных диковинок, а его указ от 13 февраля 1718 г. «О приносе родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещей» кроме музейной выполнял важную просвещенческую функцию, провозглашая с вершины власти борьбу с невежеством и суевериями. С этого начиналась русская «тератологическая» область биологических наук, изучающих физические аномалии. Первые научные экспедиции также пополняли царский кабинет - петровскую Кунсткамеру. Так продолжалось весь период его правления. Например, во время второго заграничного путешествия Петр I, осмотрев музей Альберта Себы, принял решение о его приобретении.

Рост книжного и музейного собрания привел к решению о строительстве в новой столице России особого здания, полностью предназначенного для просвещенческих и научных целей. Важен не только сам факт постройки первого в России и одного из первых в мире своего рода дворца науки, но и место, отведенное для него в городе - в центре, одном из самых эстетически выразительных мест - на берегу реки Невы, на стрелке Васильевского острова. В этом здании планировалось разместить библиотеку, анатомический театр, обсерваторию, физический кабинет и собственно Кунсткамеру, в которую со временем поступали экспонаты, привезенные из научных экспедиций, личные вещи Петра Великого, графа Я.В. Брюса и др. (подробнее см.: Станюкович, 1953; Летопись

Кунсткамеры, 2014). Таким образом к 1720-м гг. были созданы материальные основы для открытия Академии наук. Сохранилось известие, идущее от И.Д. Шумахера, о том, что именно приведение в порядок Библиотеки и Кунсткамеры послужило поводом для Л. Л. Блюментроста, получившего после смерти в 1718 г. Р. Арескина в управление эти учреждения, обратиться к царю с предложением: «... библиотека и кунсткамера мало принесут пользы, если для них не будут вызваны способные ученые люди, которые бы исключительно занимались науками. Вследствие того государь повелел сделать такой вызов тем более, что по тогдашним обстоятельствам он, как член парижской Академии наук, считал это в высшей степени необходимым. Между тем Блюментрост заметил, что если по каждой науке будет вызван особенный ученый, то из них можно составить целую Академию, о чем и сделал доклад царю, который велел ему составить предположение по этому предмету» (Пекарский, 1870, с. 5). Даже если это известие является позднейшей контаминацией, оно все равно верно увязывает усилия, направлявшиеся на создание библиотечно-музейного комплекса, с определенным и важным этапом на долгом пути, приведшим в конечном итоге к открытию в России Академии наук.

Петр I и академии Франции

В Проекте положения об учреждении Академии наук и художеств, составленном Л.Л. Блюментростом по предначертанию императора, содержится прямая отсылка к опыту Французского королевства: «И понеже сие учреждение такой Академии, которая в Париже обретается подобно есть» (Уставы, 1999, с. 41). Особенности устройства и принципы работы существовавших в Европе академий наук и научных обществ учитывались Петром I и его советниками, но в этом основополагающем документе, подготовленном к началу 1724 г., неслучайно названа только Парижская академия наук. Специалисты давно обратили внимание на связь задуманной и открытой в России Академии с тем, что ее основатель увидел в 1717 г. в Париже.

Официальный визит Петра I в столицу Франции в апреле - июне 1717 г., исключительно важный для развития культуры и науки в

Рис. 7. Портрет Петра I кисти Ж.-М. Натье, 1717 г.

России, давно находится в поле зрения историков. По прошествии трехсот лет это нашло отражение в монографическом исследовании С.А. Ме-зина. Им собраны отечественные и зарубежные материалы и проведена детальная реконструкция, позволяющая поденно проследить многочисленные встречи царя с учеными, мастерами, художниками, коллекционерами, его поездки по достопримечательностям французской столицы за все сорок пять дней, проведенных в Париже и ближайших окрестностях (Мезин, 2015; см. также статью С.А. Мезина в настоящем выпуске журнала).

Царь Петр I, озабоченный строительством новой столицы Российского государства, изучал в Париже не только дворцы и резиденции французских королей и знати. Его привлекали общие проблемы градоустройства, свидетельством чему являлось приглашение еще в 1716 г. в Санкт-Петербург таких выдающихся мастеров, как архитектор Жан-Батист Леблон, скульптор Бартоломео Карло Растрелли, резчик Николя Пино, живописцы Луи Каравак и Филипп Пильман, а также закупка во Франции гравюр и иллюстрированных книг по гражданской и военной архитектуре, кораблестроению, искусству, истории и др. Особый интерес вызывали у царя многочисленные дворцы и парки Парижа и предместий. Известно о его внимании к королевскому дворцово-парковому комплексу Марли и, прежде всего, к так называемой «машине Марли». Это было сложное инженерное сооружение, с помощью которого вода из реки Сены поднималась на высокий холм (свыше 150 метров), а оттуда по каналу и акведуку поступала в бассейны, каскады и фонтаны. Один из родственников французского инженера, создавшего эту машину, позднее, с 1722 г. руководил строительством фонтанов в Петергофе, а в память о своем посещении резиденции французского короля в Марли-ле-Руа Петр I распорядился рядом с Большим Петергофским дворцом возвести миниатюрный павильон-дворец Марли. Но куда большее значение для судеб науки и просвещения в России имели многочисленные контакты царя с французскими учеными и научными учреждениями.

Петр I в сопровождении Б.И. Куракина и П.П. Шафирова посещали Королевскую библиотеку в Тюильри и знакомились с древними рукописями и историческими реликвиями Франции. Царь также побывал в библиотеках Сорбонны, Коллежа Мазарини и др.

Одним из важных центров развития естественнонаучных знаний во Франции был Королевский ботанический сад, существовавший к тому времени почти сто лет. Здесь в специально построенном амфитеатре проводились анатомические сеансы, имелась химическая лаборатория, образцово организованный кабинет лекарственных веществ. Петр I в сопровождении своего лейб-медика Р. Арескина встречался с работавшими здесь крупными естествоиспытателями - ботаником Себастьяном Вайя-ном, анатомом и отоларингологом Жозеф-Гишаром Дю Верне, химиком Этьеном Франсуа Жоффруа и др.

Документально засвидетельствовано трехкратное посещение Петром I Парижской обсерватории, в которой выполнялись астрономические, физические

и математические исследования. Здесь принимал царя и помогал ему проводить астрономические наблюдения известный астроном и математик, академик Жак Филипп Маральди. Очень важной по последствиям оказалась встреча с знаменитым королевским картографом, академиком Гийомом Делилем. Именно он, получив в 1721 г. от Петра I карту Каспийского моря, спустя два года издал собственную карту с градусной сеткой, получившую широкую известность в Европе. Благодаря ей европейский научный мир получил новейшие данные и узнал о первых достижениях России на научном поприще. Брат Гийома Делиля - Жозеф Никола Де-лиль - член Парижской академии, Лондонского королевского общества и др., после долгих переговоров приедет в Санкт-Петербург. В Академии наук он создаст астрономическую школу и внесет основополагающий вклад в русскую картографию. По его предложению в Санкт-Петербургской академии наук был создан Географический департамент - центр российской картографии на протяжении всего XVIII в., первым руководителем которого он сам же и станет. Академик Ж.Н. Делиль разработал в 1728 г. равнопромежуточную коническую картографическую проекцию, соответствующую такой вытянутой вдоль параллелей страны, как Российская империя. Другой представитель этой ученой семьи Людовик Делиль де ла Кроер примет участие во Второй Камчатской экспедиции и погибнет от цинги в день возвращения экспедиционного корабля в Авачинскую бухту.

Последним по времени пребывания в Париже и важнейшим по значимости стало посещение Петром I в сопровождении Р. Арескина, Л.Л. Блю-ментроста и других королевских академий в Лувре: Парижской академии наук, Французской академии, Академии надписей и Академии живописи и скульптуры.

19 июня более сорока членов Парижской академии во главе со своим президентом Жаном Полем Биньоном встретили русских гостей и сопроводили их в зал заседаний на чрезвычайное собрание. Там состоялась яркая демонстрация новейших достижений французских ученых. Геометр и механик Жан Эли Лериже де ла Файе представил модель водоподъемной машины, химик и врач Николя Лемери провел химический опыт по получению кристаллов сернокислого цинка, физик Андре Далем продемонстрировал изобретенную им конструкцию реечного домкрата большой мощности, механик Франсуа Жезеф де Камю показал механическую игрушку - упряжку лошадей, тянувшую карету. Как впоследствии писал непременный секретарь Парижской академии Бернар Ле Бовье де Фонте-нель: «Когда царь оказал Академии честь своим присутствием, она хвасталась всем тем, что имела наиболее подходящего, что могло бы броситься в глаза этому монарху...» (Невская, Копелевич, 2000, с. 19).

Посещение остальных трех королевских академий открывало широкую картину развития французской культуры и искусства. Так, например, в Академии надписей русскому царю продемонстрировали историю Людовика XIV в медалях. В ответ Петр I показал имеющиеся у него медали, относящиеся к событиям его царствования.

22 декабря 1717 г. состоялось избрание Петра I членом Парижской академии.

Покидая столицу Французского королевства, Петр I увозил не только солнечные часы, инструменты, книги, мебель, ткани, «мраморы», глобусы, сотню мастеровых «мужеска и женска полу» и проч. Среди главных приобретений: знания о государственной важности развития наук и художеств, о вариантах организации государственных специализированных научных и образовательных учреждений, которые следовало осмыслить и, исходя из наличия возможностей, реализовать в своей стране.

После смерти в 1716 г. многолетнего советника Г. В. Лейбница импульс, полученный Петром I в 1717 г. в Париже, оказался достаточным для принятия решения о форсировании создания Академии наук.

Рубежные 1717-1719 годы

Петр I настойчиво создавал атмосферу, благоприятствующую проникновению в Россию европейской науки и культуры. В законодательном порядке он вводил обязательность занятий арифметикой и геометрией для молодых дворян. При нем определенная часть россиян стала рассматривать образование и ученость западного типа как желанную цель, способ реализации исследовательских интересов и карьерного роста; на протяжении XVIII в. русское дворянство стало грамотным сословием.

Государственное строительство, проходившее в первой четверти XVIII столетия, сосредотачивалось, прежде всего, на решении глобальных экономических, военно-стратегических задач, на переустройстве центрального управленческого аппарата и т.д., но параллельно правительству и лично царю в большей мере, чем кому-либо из его окружения, приходилось решать вопросы создания учебно-образовательных учреждений как общего так и специального характера, разработки и введения облегченного гражданского шрифта, учреждения светского книгопечатания, подготовки переводчиков и публикации учебной и научной литературы, организации библиотек и т.п.

В период 1717-1719 гг. наметился переход от утилитарно-прикладного освоения европейского научно-технического опыта к фундаментальной науке. В этот период активизировалась экспедиционная деятельность, причем отправлялись отряды не только для выполнения геодезических и картографических работ, но и с чисто научными заданиями, каковыми стали уже упоминавшиеся экспедиции Д. Г. Мессершмидта в Сибирь, Г. Шобера на Кавказ и др. В числе многих записок русских прожектеров стали появлятся предложения об открытии университетов или академий (Андреев, 1947, с. 288-289). Не следует забывать также, что с 1697 г. и до своей смерти в ноябре 1716 г. гениальный ученый и мыслитель Г.В. Лейбниц, выдающийся знаток устройства и организации работы европейских университетов, академий и научных обществ, был постоянным советником и корреспондентом Петра I. Еще в самом начале реформ, в 1697 г. Лейбниц осторожно через близкого Петру I Лефорта формулировал первоочередные задачи, стоящие на пути модернизации России: «1) основать

Рис. 8. Портрет Г.В. Лейбница работы Иоганна Фридриха Вентцеля. Около 1700 г.

центральное учреждение для наук и искусств; 2) привлечь способных иностранцев; 3) выписать из-за границы такие вещи, которые стоят этого; 4) посылать подданных путешествовать, приняв надлежащие предосторожности; 5) просвещать народ у себя дома; 6) составить точное описание страны, чтоб узнать ее нужды; 7) доставить ей то, чего ей недостает» (Герье, 1871, с. 16). В своих записках к царю Лейбниц не просто выдвигал идеи открытия в России университетов и академий, а предлагал широкую программу культурных преобразований и создания в стране особого органа по централизованному управлению науками и художествами, по контролю за деятельностью учебных заведений всех уровней (от высших до низших), за книгоизданием, цензурой, регулированием переводческой деятельности и пр. (Копелевич, 1977, с. 34).

Царь Петр придавал огромное значение организации переводческой

деятельности и стал подлинным создателем в России основ библиотеки научной литературы. Совместно с Я.В. Брюсом Петр I лично занимался отбором для перевода на русский язык не только классических античных текстов, но и трудов западноевропейских ученых Нового времени. Важнейшим рубежным событием в научном книгоиздании, сигнализирующим о новом понимании сути и задач научного познания, свидетельствуют публикация в 1718 г. в Москве классического ученого трактата основоположника современной научной географии Бернхарда Варениуса «Всеобщая география» и годом позже популярнейшего учебника Иоганна Гюбнера «Земноводного круга краткое описание».

Рис. 9. Яков Виллимович Брюс.

Неизвестный художник. 1-я пол. XVIII в.

Вопрос, стоявший перед Петром I: каким образом совершать в России «научную прививку», упирался в логически нерешаемые проблемы. Вроде бы логика и опыт других стран подводили к созданию первоначально высшего учебного заведения, то есть университета, тем более что в этом отношении имелся собственный прецедент такой школы: Славяно-греко-латинская академия в Москве. Многие из числа тех, с кем царь обсуждал этот вопрос, давали именно такой совет. Но наблюдательный Петр не мог не знать, что на смену европейским университетам, издавна контролируемым церковью, в XVII в. возникли новые центры исследований, новые прогрессивные формы объединения научных сил и коммуникаций в виде академий и научных обществ. В них реализовались мечты и идеи европейских мыслителей и ученых, в наилучшей форме текстуально оформленные Ф. Бэконом, о таком свободном объединении, где развивались бы отношения сотрудничества и дискуссий между философами и экспериментаторами, между механиками и техниками, то есть, как тогда говорили, речь шла об объединении наук и художеств (ремесел и прикладных знаний) без национальных и государственных ограничений. Собственно, рождение в ряде европейских стран новой опытно-экспериментальной науки (естествознания) и привело к образованию академий и научных обществ как наилучшей формы организации ее деятельности. По своей природе научные корпорации и ученые заинтересованы в расширении сообщества, и потому в Европе с огромным энтузиазмом наблюдали за усилиями и действиями Петра I. Однако в Европе все академии представляли собой свободное объединение ученых без какого-либо финансового содержания со стороны государства. Максимум что предоставляло государство, если правящий монарх брал под свое покровительство такое объединение, это почтовые, издательские и т.п. льготы. Единственное исключение являла Парижская академия, в которой штатные члены (20 пенсионеров) получали не очень большое денежное вознаграждение, то есть они в какой-то мере

Рис. 10. Бернхард Варениус. География генеральная.

Москва, 1718. Титульный лист

становились государственными служащими (Копелевич, 1974, с. 109, 129), и, следовательно, научная деятельность обретала формы особой профессии. Понятно, что в условиях тогдашней России открываемая Академия могла иметь только государственный характер и финансироваться исключительно за счет государственных средств. Отсюда интерес, проявленный Петром I к системе управления и принципам организации Парижской академии наук. Другая проблема - это отсутствие в России специалистов, которые могли бы наполнить стены создаваемого государственного учреждения, тех, кто мог заместить соответствующие специальности и исследовательские направления.

К 1721 г. идея будущей академии обрела общие очертания3, о чем свидетельствовали цели и характер действий И.Д. Шумахера, отправленного Петром I в длительную заграничную поездку. За полтора года царский библиотекарь посещал и внимательно изучал устройство научных учреждений, библиотек и музеев Франции, Англии, Германии и Голландии, закупал различное оборудование для физических опытов, чертежи машин и инструментов, а также вел переговоры с рядом ученых об их переезде на работу в Россию. Вернувшись из поездки, Шумахер представил детальный отчет (текст опубликован в: Пекарский, 1862, с. 533-558). После завершения Каспийского (Персидского) похода Петр I выслушал в начале 1723 г. доклад И.Д. Шумахера, ставший основанием для приказа лейб-медику Л.Л. Блюментросту представить проект Академии. Тут же активизировалась работа по приглашению в Санкт-Петербург ученых.

Проект императора Петра Великого и лейб-медика Лаврентия Блюментроста учреждения в России Императорской академии наук

Учреждая Санкт-Петербургскую академию наук, Петр I опирался на весь свой государственный опыт с учетом потребностей и возможностей государства, но без прямого калькирования зарубежных образцов. Значение Академии подкреплялось тем, что она занимала особое место, находясь исключительно в ведении императора «яко протектора». По замыслу Петра I, создаваемая Академия наук не должна была повторять ни одну из западноевропейских. Как уже говорилось, в России, в отличие от многих европейских стран, к моменту основания Академии не было университетов и научных обществ. Учитывая это, Петр I, основывая Академию наук, формулировал широкие задачи, в которые включались практически все виды научно-технического обслуживания государства.

Отсутствие научных традиций и многие сложные проблемы, которые стояли перед императором при заведении высшего научного учреждения, отражены в проекте положения 1724 г. об учреждении Академии, составленном Л.Л. Блюментростом по замыслу Петра I. «Проект об учреждении

Детали и обстоятельства того, как шло формирование у Петра I идеи Академии, отражены в монографии Ю.Х. Копелевич «Основание Петербургской академии наук» (Копелевич, 1977), лучшей из всей литературы по ранней истории Академии.

Рис. 11. Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост.

Гравюра П.К. Константинова по литографии П.А. Андреева. 1837 г.

Академии наук и художеств» был 22 января 1724 г. рассмотрен и одобрен Сенатом. Хотя он и не имел статуса официально утвержденного государственного акта, вплоть до 1747 г. являлся главным документом, регламентирующим деятельность Академии. В нем отмечалось, что можно завести академию для производства и преумножения научных знаний, однако они не скоро в народе «розплодятся». Если же учредить сначала не академию, а университет, размышлял законодатель, то глядя на состояние государства «как в розсуждении обучающих, так и обучающихся» толку от этого будет еще меньше, поскольку не существует еще ни школ, ни гимназий, ни семинарий, в которых бы молодые люди могли получить начальное образование и далее следовать выше по градусам наук (Уставы, 1999, с. 32). По этой причине при Академии наук организовывались университет и гимназия. Академики должны были развивать науки и обучать студентов университета, а те в свою очередь, получая государственное жалование, должны преподавать в гимназии. Таким образом, с малыми издержками и, как рассчитывал реформатор, с великою пользою в России создавалось одновременно и в одном учреждении то, что в других государствах существовало в трех различных видах. Таким образом, впервые в Европе реализовывалась идея государственного научно-учебного центра, в котором бы в едином комплексе существовала академия как фундаментальный научно-исследовательский центр, высшее учебное заведение - университет, среднее учебное заведение - гимназия. Весь этот комплекс, обслуживаемый одним штатом, дополнялся вспомогательными структурами - Библиотекой, Обсерваторией, Кунсткамерой, лабораториями и т.д.

Первый историограф Академии наук академик Г.Ф. Миллер, разбирая и анализируя проект академического регламента, писал: «Таков был смысл императорского установления, которое одновременно можно рассматривать как завершение всех предприятий, совершенных величайшим из монархов на благо своей империи. Твердое основание Академии было заложено на благо России» (Миллер, 2006, с. 493).

Петр I, создавая Академию наук, поставил нескольких функционально различных, но жизненно важных для государства задач. Сотрудники Академии

должны были не только проводить научные изыскания, но заниматься подготовкой российских ученых в целях воспроизводства академических кадров, а также всячески способствовать распространению просвещения путем обслуживания издательской, библиотечно-музейной деятельности, пропагандируя значение науки, техники и образования для процветания государства и общества. В других европейских странах эти функции были разделены и реализовывались различными государственными и негосударственными учреждениями и обществами.

Специфика российского государственного устройства и традиции развития культуры и образования привели к тому, что члены Санкт-Петербургской академии наук оказывались по своему положению государственными служащими, профессиональная научно-исследовательская и учебная деятельность которых, достаточно строго регламентированная, оплачивалась государством.

Заполнение академических вакансий в Санкт-Петербурге проходило по строгим критериям, в результате в числе первых были приглашены крупные иностранные ученые: математики Якоб Герман, Николай и Даниил Бернулли, Леонард Эйлер, Христиан Гольдбах, астроном и географ Жозеф Никола Делиль, физик Георг Вольфганг Крафт, историки Теофил Зигфрид Байер, Герард Фридрих Миллер и др. Многие из них, в том числе Л. Эйлер, Д. Бернулли, Г.Ф. Миллер как ученые сформировались именно в России.

Так по первому петровскому набору в русскую Академию попали европейские ученые высокого класса. Они были носителями вполне определенных и признанных в Европе норм, ценностей, социальных и культурных стандартов и ориентаций. Это были люди, которые либо уже имели научные заслуги, либо прошли очень хорошую выучку, профессиональную школу. Приехавшие в Россию иностранцы были не просто носителями знаний, воодушевленные обещанными приличными гонорарами, они были одержимы идеей познания, вдохновлены мечтой создания республики ученых (Копелевич, 1999), в данном случае в юной Российской империи. Это были люди, знавшие как добывать научное знание, как

Рис. 12. Страница из Проекта об учреждении Академии наук с собственноручными пометами Петра I

организовать работу; они владели самым на то время современным методом научной работы, методом организованного дисциплинарного получения знаний. Им по приезде в Россию ничего не надо было объяснять

Рис. 16. Жозеф Никола Делиль.

Портрет работы Конрада Вестермайра. 1801 г.

Рис. 17. Георг Бернгард Бильфингер.

Портрет работы Иоганна Якоба Хайда (около 1740 г.) по оригиналу Вольфганга Дитриха Майера (около 1734 г.)

Рис. 18. Георг Вольфганг Крафт.

Портрет работы Иоганна Якоба Хайда (1750 г.) по оригиналу Вольфганга Дитриха Майера (1746 г.)

(кроме некоторой специфики быта и системы внутрикорпоративных взаимоотношений и более широких - на городском пространстве Санкт-Петербурга); они могли сразу же приступить к выполнению своих функций. Некоторые из приезжавших везли с собой обширные исследовательские программы, специально подготовленные для России, как, например, академик Ж.Н. Делиль с программой астрономических исследований, предполагавшей постройку и оборудование обсерватории, и обучения первых русских астрономов. Европейские ученые несли с собой в Россию устойчивые международные научные связи, столь необходимые для нормального состояния науки в стране и быстрого вхождения Санкт-Петербургской академии в мировое научное сообщество.

Европейские специалисты приезжали в Россию, имея контракт, согласно которому они обязывались передавать-транслировать свои умения и знания другим. Для некоторых из приезжавших эти обязательства были обременительны, но для многих стремление к просвещению, желание рекрутировать в свою корпорацию новых сочленов было абсолютно естественным состоянием. Немногочисленная группа санкт-петербургских академиков имела согласованность установок, своего рода профессиональный консенсус.

Летом 1724 г., когда полным ходом шла подготовительная работа, Фредерик Рюйш, лекции которого более четверти века тому назад слушал молодой русский царь, писал Л.Л. Блюментросту, что видит в открываемой Академии наук венец завоеваний Петра I (Невская, Копелевич, 2000, с. 34).

Рис. 19. Модель головы для памятника Петру I работы Этьена Мориса Фальконе. Скульптор Мари-Анн Колло. Около 1773 г., гипс.

Император Петр Великий не дожил до открытия Академии наук. Утром 28 января 1725 г. он скончался.

2 февраля 1725 г. императрица Екатерина I в ответ на вопрос Л. Л. Блюментроста, что теперь будет с Академией, приказала «удвоить усилия по ее организации» (Невская, Копелевич, 2000, с. 37).

2 ноября 1725 г. состоялось первое зафиксированное в протоколах Конференции научное заседание, на котором академик Якоб Герман докладывал об аналитическом выводе сферической фигуры Земли, сплюснутой у полюсов, что И. Ньютон в «Математических началах натуральной философии» доказал синтетически (Невская, Копелевич, 2000, с. 43; Миллер, 2006, с. 481).

20 ноября императрица Екатерина I подписала «Указ господам сенату. Понеже вам известно, какое попечение имел блаженныя и вечнодостойныя памяти Е. И. В., наш любезнейший супруг и Государь, о обучении народа своего, для чего намерен уставить академию наук, о которой и определение в сенате изволил учинить в прошлом 1724-м году, генваря во 12 день, и собственною своею рукою подписал; а потом профессоров и протчих потребных людей для той академии, еще при животе своем, указал выписать, которые сюды уже и прибыли. Мы же в сем деле положенные труды Е. И. В., бла-женныя и вечнодостойныя памяти, желая произвести в действо, для пользы государства нашего, оную академию наук ныне, на основании, учиненном от Е. И. В., и в ней президента, лейб-медику-са нашего Лаврентья Блюментро-ста, определили. И сей указ велите в народ публиковать, дабы о той академии всяк ведал, и имели б тщание отдавать в разныя науки детей своих и свойственников. А каким образом оные ученики будут в той академии содержаны, и каким наукам будут их учить, о том вскоре будет выдан в печать особый регламент» (Материалы для истории, 1885, с. 158-159).

Рис. 20. Портрет императрицы Екатерины I.

Ж.-М. Натье. 1717 г.

огпс^ош^ сената :

О/,

27 декабря 1725 г. в при- ^-Ъ ~< -л -.Я*- / сутствии Двора, дипломатического корпуса и прочих «наиболее знатных особ петербургского света» состоялось первое публичное заседание Императорской академии наук (Миллер, 2006, с. 483).

После Петра

Император Петр Великий не дожил до открытия созданной им Академии, но начатое дело, несмотря на все противоречия и сложности процесса врастания в государственное тело этого совершенного нового социального института, оказалось продолжено и развито его преемниками на императорском троне.

В первые годы существования Академия наук при поддержке со стороны государства определила научные и научно-организационные принципы своей деятельности. Помимо создания научно-исследовательской базы вырабатывались формы научной организации. Одной из них стали регулярные заседания ученых, на которых обсуждались и решались научные и организационные вопросы, связанные с жизнью Академии. Эти заседания получили название Академических собраний или Конференций. Академическая Конференция стала органом коллективного обсуждения и оценки результатов исследований. Ученые не были связаны какой-нибудь господствующей научной парадигмой, пользовались свободой научного творчества. Практически неограниченными были возможности публиковать научные труды. Для Академии традиционными стали также торжественные публичные собрания, на которые приглашались представители власти во главе с царствующими особами, высшее духовенство и иностранные посланники. Публичные собрания являлись определенным средством влияния, в процессе которого ученые знакомили слушателей с научно-техническими достижениями, внедряли в общественное сознание представление о значимости научных

Ш ((¡И Ла/и1 и/зитсчгттно . исшор тюпп£ни * им Н

Тл(ЗКННЫЯ ИБгёЧНО^ШСТПОИ НИЛ ТКХА4ЯТПИ ГГО Й/МпС

/«тггорсиозг боитсптио Наш? Мтрзнт^ишГи екпг Игдп сЗог-тнГи народа (¡Ьргм .¿¿я нампк' йстпаиипт* а чаде ми а , Онотпосои йотнсд,т<

Ъни8 банаттл* «1ИНИТП1 ёт-ошломЛ-

ТОМ* Т(нлагя 6о п и(оттпк.нн«Я сПо(Ч! П цел пыдлша'лё , апоттнш£ "про-¡/,(сссш£ ишрстнТи тютгштншб ин^'и Длятпои а||<М,(/М|1и 71'¿Й

¿отгггё (лчниД *псла/6 ёи'т1исатт. истопи

ИПРМГЬЫИ . Ми^ье тишк ^т^р "тшсл|>{1ши( ТТГРМ" СТО Й/ЫП РРаТПОРСИОТЬ) (¡ГАИи(тЛМ Ъ(Х(НН<,1

иитС(нсДс(ТПомния Памяти (*е/ая/ про изжит (^тйиотгао ^дя ползи тх'итплй пишете . ОЗнУИ»^ ипадгм и? нахнв ннт£ наоснодаши -!пин(нмсг о^тс И/мттатттОРПюТы б^ичапта« . Йбн(И и РОМ Дгнтпа , мих(, /ЫЦинъса Нашгго ЛаЕРГнтгня тЛ /ментпро(тп« (¿ПРГДмиди . Й(?и цс/итп?

'ПКТМииоНаТШ .^агы отпои ано^«^ 6(ян£ , тП1уамяЕ о^мз&

Эни( номчи ДН-гшм (жои'х£ исаоттткнкинолс апачимк С0Тм-)см£ 0Н(.1Г ^ггникм "С^тп £ бтпе' анйДР-мГи сиА<Г(*о1ни . Ииачи/А^ Науним^

1иитт оТПоаД §гнорг£ "ГХД/гп£ <?г

1:атш. «(ори р(Т/|«/м ?нпт£ ./О

Т. 41 ширина.

(шит! титАр^хг! /2л. НвШл

(З^ш

Рис. 21. Указ Екатерины I.

20 ноября 1725 г.

знаний для развития и процветания государства, славы монарха и проч. Эти мероприятия, отчеты о которых, помещенные в популярных научных изданиях, становились известными не только в России, но и за рубежом, поднимали авторитет российского научного сообщества.

Поскольку с первых лет своей деятельности Академия наук стала вести обширную переписку со многими отечественными государственными ведомствами, а также с зарубежными учеными и научными корпорациями, то сразу же возникла необходимость в штате русских и иностранных писцов и копиистов. Так зародилась Канцелярия Академии наук, которую возглавил И.Д. Шумахер. Первоначально созданная для выполнения чисто административных функций, вскоре Канцелярия стала одним из важнейших подразделений Академии.

С основания и на всем протяжении существования Академии наук имела большое значение фигура президента. По петровскому проекту Академии давались привилегии самоуправления, включая право избирать своих членов и президента. Однако эта норма не выполнялась, и на должность президента с XVIII в. назначались исключительно доверенные лица, близкие к верховной власти, к императору и им же утверждались. Положение дел в Академии напрямую зависело не только от образованности и эрудиции президента, но в неменьшей степени и от того, какое место он занимал при императорском дворе, в правящей иерархии. В указе Екатерины I от 7 декабря 1725 г., данном ею Сенату, подтверждалась политика Петра I в отношении Академии наук, и впервые во главе нового учреждения был поставлен президент. Эту должность занял Л.Л. Блюментрост, сподвижник Петра I, один из организаторов Санкт-Петербургской академии наук.

Выбор и утверждение Екатериной I Л. Л. Блюментроста в качестве президента Академии оказался весьма удачен, поскольку он как русский (родился в Москве), как человек, входивший в ближайшее окружение Петра I, являясь основным советником и исполнителем в деле открытия Академии, лучше, чем кто-либо, знал реалии и понимал стоящие перед ним задачи. Первый президент в совершенстве владел несколькими языками, получил превосходное медицинское, то есть естественнонаучное образование, обучаясь сначала в Москве, а затем в Галле, Оксфорде и Лейдене. Его широкая образованность, популярность среди ученых Западной Европы позволили ему занять прочное положение среди сподвижников Петра I, а затем и при Екатерине I. Это благоприятно сказалось на становлении Санкт-Петербургской академии наук в первые годы ее деятельности. Но первый президент Императорской академии наук Блюментрост оставался лейб-медиком. Его близость ко Двору, так же как и всех других руководителей Императорской академии в XVIII в., приводила зачастую к тому, что Академия непосредственно им не управлялась. Так произошло, когда Блюментрост в течение четырех лет проживал в Москве, в которую переехал Петр II и Двор. В результате власть в Академии стала реализо-вываться Канцелярией во главе И. Д. Шумахером, проявившим на этом посту и в сложившихся специфических условиях худшие черты чиновника-

бюрократа. Эта административная деформация многие годы приводила к недовольству академиков, многочисленным тяжбам и разбирательствам. В результате несколько ведущих членов Академии наук (Я. Герман, Г. Б. Бильфингер, Д. Бернулли) в начале 1730-х гг. поспешили покинуть Санкт-Петербург, а Г.Ф. Миллер от преследований И.Д. Шумахера отправился в десятилетнее путешествие в Сибирь. Вплоть до середины 1750-х гг. происходили жесткие столкновения М.В. Ломоносова с И.Д. Шумахером. Так в самом начале существования в России Академии обнажилась во всей полноте характерная проблема противоречивых взаимодействий ученых и государства, научного сообщества и бюрократии. Существовавшая в таком виде Канцелярия Академии наук была упразднена только в правление Екатерины II.

Лучший президент

Что касается первого президента, то вскоре по воцарении Анны Иоаннов-ны Л. Л. Блюментрост был отстранен от должности. Возглавлявший в период 1734-1740 гг. Академию наук барон И. А. Корф стал лучшим в XVIII столетии президентом (Павлова, 1999, с. 60-63; Илизаров, 1999, с. 40; Актуальное прошлое, 2018, с. 89). Он получил высшее образование в Йенском университете, отличался широкими научными интересами, был страстным книголюбом и свои обязанности президента исполнял с большим усердием и успехом. Корф регулярно участвовал в заседаниях Конференции, то есть не только руководил научными заседаниями, но и принимал участие в текущей работе и академическом делопроизводстве.

За шесть лет своего президентства Корф провел ряд важных мероприятий, которые благотворно сказались на научной и организационной деятельности Академии наук. По его инициативе впервые внутри Академии наук произошла профессиональная дифференциация по дисциплинарным основаниям. Специализированные заседания стали проводить математики, объединенные в Математическую конференцию. Исключительно важную роль в развитии отечественной картографии и географии сыграло объединение ученых географов и астрономов в Географический департамент для решения государственной задачи - составления генеральной карты Российской империи. Географический департамент Академии наук был первым в России и одним из первых в мире специализированным централизованным

Рис. 22. Иоганн Албрехт фон Корф.

Портрет И.А. Тюрина по гравюре Ф.Л. Брадта 2-й половины XVIII в.

Рис. 23. Василий Кириллович Тредиаковский.

Гравюра Н. Соколова. 1801 г.

картографическим учреждением. Принадлежность Географического департамента к Академии наук и работа в нем таких ученых как Ж.Н. Делиль, Л. Эйлер, Г.Ф. Миллер определили высокой уровень его деятельности. Россия за короткое время опередила многие развитые страны по картографированию своей территории. В 1735 г. при поддержке И.А. Корфа для разработки основ русской филологии было основано Российское собрание, которое возглавил поэт, будущий академик В.К. Тредиаковский, получивший это звание в 1745 г. одновременно с М.В. Ломоносовым. Российское собрание явилось предшественником Российской академии, созданной в 1783 г.

Как государственный деятель широкого масштаба президент Академии наук И.А. Корф обратил внимание на подготовку будущих ученых для Санкт-Петербургской академии из среды россиян. В доношении в Сенат в январе 1735 г. он напомнил, что по замыслу Петра I Академия учреждена не только для совершенствования знаний, но и для обучения юношей, и просил Сенат направить в Академию из учебных заведений способных юношей. Поскольку желающих дворянских отпрысков обучаться в Академии не нашлось, то по просьбе Корфа Сенат дал указание Синоду отобрать наиболее способных воспитанников из духовных академий и семинарий. В начале января 1736 г. в Санкт-Петербург из Москвы прибыла группа воспитанников Славяно-греко-латинской академии, в числе которых был М.В. Ломоносов. Не без участия И. А. Корфа в том же году он и двое других - Д.И. Виноградов, будущий изобретатель отечественного фарфора, и сын советника Берг-коллегии Г.У. Рейзер были направлены в Германию для обучения химии и горному делу. Годы президентства И.А. Корфа отмечены активностью международных научных связей Санкт-Петербургской академии наук: возобновилась переписка со многими западноевропейскими учеными, устанавливались новые контакты с зарубежными научными учреждениями и корпорациями, налаживался обмен научными изданиями. Ограничив власть Канцелярии, Корф поощрял усилия Шумахера по развитию «художеств» и вспомогательных учреждений - типографии, словолитни, фигурной палаты, переплетной, гравировальной, инструментальных мастерских и т.п. В результате быстрыми темпами шел рост количества обслуживающего персонала. Если к концу первого

года существования Академии в ней числилось немногим более тридцати человек и из них половину составляли академики/профессора, то уже через год штат превышал 80 человек, но при этом количество ученых оставалось прежним (Копелевич, 1974, с. 203). Такое число членов Академии сохранялось и в 1741 г., но при возросшем штате до 321 человека (Шумахер, 1999, с. 770)4. Это в свою очередь вело к тому, что определенной Петром I суммы на все содержание Академии наук в 24 912 рублей (Уставы, 1999, с. 48) катастрофически не хватало.

Важное общегосударственное значение с первых лет существования Академии приобрела издательская деятельность. Ей было поручено издание всей литературы в стране,

кроме церковной. Это сразу определило главенствующую роль Академии в общем развитии российской культуры. Академия имела собственную хорошо оснащенную типографию; в распоряжении работников Типографии имелись не только русские, но и западноевропейские и восточные шрифты. Здесь печаталась не только научная, но и научно-популярная и учебная литература. Академия издавала государственную газету «Санкт-Петербургские ведомости»; большая аудитория была у издававшихся на двух языках «Календарей» или «Месяцесловов», в которых также регулярно выходили статьи на исторические и естественнонаучные темы. С 1728 г. начал выходить ежегодный сборник трудов Санкт-Петербургской академии наук «Комментарии Санкт-Петербургской академии наук» (на латинском языке), который быстро приобрел в ученом мире популярность и авторитет одного из ведущих научных изданий Европы.

Академия наук и Вторая Камчатская экспедиция

Одно из наиболее выдающихся событий в истории экспедиционной деятельности и молодой российской науки - Вторая Камчатская экспедиция,

Рис. 24. Commentarii Academiae scientiarum Imperialis Petropolitanae. СПб., 1728. Титульный лист

В типографии работало 47 человек, 16 - в словолитне, 9 - в переплетной, в гравировальной - 31, рисовальщиков и живописцев - 32, в Канцелярии числилось 27 служащих.

прославившая правление императрицы Анны Иоан-новны, широко освещено в литературе (Берг, 1946)5.

Первоначальный проект В. Беринга был расширен и переработан в Сенате и Ад-миралтейств-коллегии. Задачей экспедиции становилось исследование севера Российской империи - арктического побережья от устья Северной Двины до устья Анадыря на Чукотке, прибрежных районов Северного Ледовитого океана и северной части Тихого океана, а также изучение всей Сибири - от Урала до Тихого океана. По-прежнему главным вопросом оставалось выяснение существования пролива между Азией и Америкой, а также возможность осуществления морского путешествия к берегам Америки и поиск пути к Курильским и Японским островам. Именной указ об экспедиции был дан 17 апреля 1732 г., а уже в июне правительство приняло решение о привлечении к этому делу Академии наук (Вторая Камчатская, 2001, с. 78-79, 122-123), в результате чего и без того широкая программа оказалась дополнена задачами чисто научного характера по изучению географии, геологии, ботаники, зоологии, истории и этнографии, то есть речь уже шла о всеобъемлющем исследовании природы, истории и народонаселения Сибири. Такое разнообразие задач потребовало разработки специальной распорядительной документации, написания многочисленных инструкций для отдельных отрядов экспедиции: двух тихоокеанских, четырех северных и одного академического (Гнучева, 1940).

Вторая Камчатская экспедиция была долгим (свыше десяти лет), чрезвычайно дорогостоящим и сложно организованным предприятием. Непосредственно в работе основных и вспомогательных отрядов было

В последние десятилетия в рамках совместного российско-германского археографиче -ского проекта проводится комплексное изучение и публикация материалов Второй Камчатской экспедиции. К настоящему времени опубликованы основной объем документов по истории Морского отряда, письма и документы Г.В. Штеллера, описание сибирских народов Г.Ф. Миллера и др.

задействовано несколько тысяч человек: ученые, офицеры, матросы, солдаты, геодезисты, врачи, студенты, переводчики, казаки, художники, мастеровые и др. Возглавил экспедицию капитан-командор В.И. Беринг, которому помогали капитаны А.И. Чириков и М.П. Шпанберг, участвовавшие еще в Первой Камчатской экспедиции. Почти три года ушли на подготовительные работы: доставку грузов и снаряжения, заготовку продовольствия, изготовление судового такелажа; для экспедиции было построено несколько специальных судов и поселений, а для обеспечения железными изделиями под Якутском открыт Тамгинский железоделательный завод - первое предприятие черной металлургии на Дальнем Востоке России.

Наибольшую известность, что нашло отражение не только в научных исследованиях, но и в художественных произведениях, получило плавание кораблей к берегам Америки. Спустя восемь лет после выезда из столицы империи, 4 июня 1741 г. из Петропавловской гавани вышли два корабля - «Святой Петр» во главе с В.И. Берингом и «Святой Павел» под управлением А.И. Чирикова. В. Беринга сопровождали в качестве помощника лейтенант С. Л. Ваксель и адъюнкт натуральной истории и ботаники Санкт-Петербургской академии наук, натуралист Г.В. Стеллер. Вместе с А.И. Чириковым плыл профессор астрономии Л. Делиль де ла Кроер. После двухнедельного похода корабли в густом тумане потеряли друг друга и дальнейшее плавание совершали раздельно. 17 июля «Святой Петр», достигнув 58°14' северной широты, подошел к побережью Северной Америки. 20 июля был открыт остров Кадьяк, на который для пополнения запасов пресной воды высадилась команда, а Г. Стеллер за недолгое время сумел собрать коллекцию растений и определить 163 вида местной флоры и фауны6. Именно Стелле-ру принадлежит заслуга установления факта достижения экспедицией берегов Америки. Дальнейшее плавание оказалось чрезвычайно тяжелым из-за непрекращающихся штормов, нехватки пресной воды и продовольствия, заболевания членов экипажа цингой. 4 ноября пакетбот «Св. Петр» подошел к острову (позднее назван именем Беринга), ошибочно принятого за берег Камчатки. Здесь пришлось встать на зимовку, во время которой от цинги погибло тринадцать человек; 8 декабря умер капитан-командор В.И. Беринг. Стеллер, исполнявший обязанности врача, во время пребывания на острове описал и зарисовал неизвестных науке млекопитающее из отряда сирен -морская корова (Стеллерова корова, или капустница), очкового баклана (Стеллеров баклан), вскоре истребленных людьми, а также каталогизировал свыше двухсот местных растений. На построенном из остатков полуразрушенного «Святого Петра» одноименном одномачтовом гукоре, под командованием С. Л. Вакселя отряд мореплавателей из оставшиеся в живых 46 человек (30 человек умерло) 26 августа 1742 г. достиг Петропавловска.

Второе судно «Святой Павел» под командованием А.И. Чирикова 16 июля достигло северо-западного побережья Америки. Дважды

В его дневнике указано, что на суше он пробыл всего десять часов (см.: Стеллер, 1995, с. 49).

предпринятые попытки высадиться на землю потерпели неудачу; посланные сначала одиннадцать, а затем еще четыре человека пропали без вести. Не имея возможности пополнить запасы пресной воды, 10 октября 1741 г. судно вернулось в Петропавловскую гавань.

Второй тихоокеанский отряд возглавлял капитан М.П. Шпанберг, задачу которого составляло картографирование Курильских островов и установление связей с Японией. Для этих целей в период 1738-1742 г. в плавание выходили четыре судна: бригантина «Архангел Михаил» (М.П. Шпанберг), дубель-шлюпка «Надежда» (лейтенант В. Вальтон), бот «Гавриил» (мичман А.Е. Шхелтинг) и шлюп «Большерецк» (боцманмат В. Эрт). В результате этих плаваний был открыт путь в Японию, нанесены на карту и описаны острова Курильской гряды, исследовано побережье Охотского моря.

Одной из задач Второй Камчатской экспедиции являлось установление возможности плавания Северным морским путем и изучение арктического побережья Азии, для чего было организовано несколько отрядов. Первый (Двинско-Обский) отряд под командованием лейтенанта С.В. Муравьева (позже его сменил лейтенант С.Г. Малыгин) должен был исследовать западный участок побережья от Печоры до Оби. Участникам этой экспедиции, продолжавшейся в период 1734-1740 гг., удалось обойти Ямал и по Обской губе и Оби достичь Березова. По результатам работы отряда была составлена карта юго-восточной части Баренцева моря и приобской части Карского моря. Арктическое побережье от Оби до Енисея обследовал в 1734-1743 гг. отряд Д.Л. Овцына, Ф.А. Минина и Д.В. Стерлигова. Участок побережья к западу от Лены был поручен Ленско-Енисейско-му отряду В.В. Прончищева, Х.П. Лаптева и С.И. Челюскина, деятельность которого проходила в 1735-1740 гг. В 1735-1742 гг. участок побережья к востоку от Лены обследовал отряд П. Лассениуса и Д.Я. Лаптева.

Итогом деятельности северных отрядов, которая потребовала чрезвычайно тяжелого, опасного и самоотверженного труда, привела к гибели многих участников, в том числе смерти первой женщины-полярницы Татьяны Прончищевой (жена В.В. Прончищева), стал огромный и ценный материал. Были собраны данные о ледовой обстановке в морях, приливах, о климате севера и северо-востока России. Впервые была произведена съемка берега Северного Ледовитого океана, протяженностью свыше 13 тысяч километров - от устья Печоры до мыса Большой Баранов; описаны течения всех крупных рек от Печоры до Колымы; впервые выявлены очертания Таймыра и Ямала, картографирована значительная часть морей Карского и Лаптевых.

Академический отряд Второй Камчатской экспедиции

Всемирное признание величия Второй Камчатской экспедиции в значительной мере обязано ее научной составляющей. В этом крупнейшем государственном мероприятии принимала участие Санкт-Петербургская академия наук, и снаряженный ею экспедиционный отряд в полной мере выполнил возложенные задачи, а полученные результаты на протяжении

Рис. 26. Иоганн Георг Гмелин.

Портрет работы Иоганна Якоба Хайда (1760 г.) по оригиналу Вольфганга Дитриха Майера (1744 г.)

нескольких столетий питают научную мысль и до настоящего времени далеко не в полной мере введены в научный оборот.

Первоначально предполагалось послать в Камчатскую экспедицию одного академика (профессора) с двумя геодезистами для астрономических изысканий, географического описания посещаемых территорий, а также сбора материала ботанического, минералогического и зоологического характера. Однако быстро пришло осознание невозможности выполнения всех этих задач одним ученым. Тогда в экспедицию стали готовиться двое - астроном Л. Делиль де ла Кроер и натуралист И.Г. Гмелин. Однако И.Г. Гме-лин неожиданно тяжело заболел, и вместо него в отряд по рекомендации В.И. Беринга и И.К. Кирилова был включен историограф Г.Ф. Миллер. Пока шла подготовка к путешествию, Гмелин поправился, и в итоге в путешествие отправились все три члена Академии, а также художники И.Х. Беркан и И.В. Люрсениус, переводчик И. Яхонтов, геодезисты А.Д. Красильников, Н. Чекин, А. Иванов и

М. Ушаков, студенты С. Крашенинников, Ф. Попов, В. Третьяков, Л. Иванов, А.П. Горланов. Позднее отряд пополнили адъюнкты Г.В. Стеллер и И.Э. Фишер, переводчик Я.И. Ланденау, художник И.К. Деккер. Отряд сопровождал конвой из 12 солдат, капрал и барабанщик. Фактическое руководство отрядом осуществлял Г.Ф. Миллер ((подробнее см.: Андреев, 1965, с. 73-310) представляется, что это исследование А.И. Андреева об Академическом отряде Второй Камчатской экспедиции, о трудах Г.Ф. Миллера, С.П. Крашенинникова, Г.В. Стеллера, И.Э. Фишера и Я.И. Линденау до настоящего времени остается наиболее полным и авторитетным научным сочинением на данную тему).

Рис. 27. Герард Фридрих Миллер.

Силуэт. XVIII в. (?)

Рис. 28. Людовик Делиль де ла Кроер.

Гравюра

Подготовка к экспедиции потребовала большой организационной работы. Необходимо было разработать программные документы - разнообразные инструкции, соответствующие исследовательским заданиям. В Академии были составлены и утверждены инструкции для «профессоров, отправляющихся с учениками», для учеников, для Гмелина по «истории натуральной», для Миллера по «истории народов», для Делиля об «Обсервациях астрономических, географических и физических», а также для геодезистов и художников и т.п.

Члены академического отряда прошли подготовку по проведению метеорологических, геодезических и астрономических наблюдений. Это позволяло помогать и, при необходимости, взаимозаменять друг друга. Так Миллер проводил съемку местности, много занимался вопросами географии, помогал Гмелину в сборе гербариев, редких животных, описании почв и ископаемых, а его коллега, в свою очередь, участвовал в исторических, этнографических и археологических работах.

Отряд отправился из Санкт-Петербурга в свое бесконечно долгое десятилетнее путешествие 8 августа 1733 г. К концу года, пройдя через Новгород Великий, Тверь, Москву и Казань они достигли Екатеринбурга, а в январе 1734 г. направились в Тобольск. В первом отправленном отчете Миллер сообщал: «Господин профессор Гмелин во всем том пути собирал как знаемые, так и незнаемые травы дабы тем положить начало к полному собранию растущих трав в России. Господин Делиль де ла Кроер в Новегороде и в Бронницах чинил астрономическия обсервации, а я со всего того, что в церквах и в монастырях достопамятнаго явилось снимал копии» (СПбФ АРАН, л. 25 об.). Во время следования части отряда, руководимые Миллером и Гмелином, передвигались то вместе, то разделялись и шли отдельными водными или сухопутными маршрутами7.

Зиму 1736/1737 г. Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин провели в Якутске, где собрались все участники Второй Камчатской экспедиции во главе с В. И. Берингом. Руководители академического отряда пытались решить организационные вопросы о снаряжения, и, прежде всего, о предоставлении судна для перехода из Охотска на Камчатку, но безуспешно. Тогда Миллер и Гмелин добились решения, по которому они и их отряд подчинялись

7 Маршрут путешествия Г.Ф. Миллера с хронологическими привязками дан в кн. (Элерт, 1990, с. 149-153). Маршруты И.Г. Гмелина см. (Белковец, 1990).

непосредственно Сенату и Академии наук, а не руководителю экспедиции В. Берингу. В итоге изучать Камчатку были отправлены Стеллер и Крашенинников, снабженные Миллером и Гмелином инструкциями и вспомогательными материалами. Кстати, именно в 1736 г. в Якутске Миллер сделал выдающееся историко-научное открытие, когда обнаружил архивные документы, свидетельствующие о том, что в 1648 г. С. Дежнев со спутниками прошел проливом, разделяющим Азию и Америку. Собственно, этим открытием формально решалась главная задача Камчатских экспедиций.

Молодой русской науке исключительно повезло, что в Сибирь отправились два молодых, но чревычайно одаренных, энциклопедически образованных и разностронних ученых. На момент начала путешествия Миллеру было 27 лет, а его спутнику Гмелину 24 года. Судя по многочисленным источникам, они были схожи и близки по характеру, научному темпераменту, по неутомимому стремлению к научному познанию, по умению преодолевать лишения в их многотрудном путешествии. Сходными у обоих было понимание своей миссии и восприятие Мира. Вот, например, как описывал Миллер первые впечатления от встречи с Сибирью: «Вообще объявляю, что производившейся нами по реке Иртышу ход можно положить в числе наиприятнейших путей, кои мы в Сибири имели. В то время находились мы еще в первом жару, когда ни безпокойство, ни недостаток или опасность духа нашего еще не ослабили. Мы приехали в страны от натуры пред многими другими местами великими превосходствами одаренными, где почти все новое нам являлось. Там увидели мы с радостию множество трав от большой части незнаемых, увидели стада зверей ази-атических самых редких, увидели великое число древних могил языческих, в коих находились разныя достопамятныя вещи, словом приехали в такие страны в коих никто до нас еще не бывал которой бы об них мог свету сообщить известие. А такой случай к новым испытаниям и изобретениям во всех частях наук был нам весьма приятным» (СПбФ АРАН, л. 57-57 об.). Очевидно, что дружеские отношения Миллера и Гмелина во многом прео-допределили невероятную научную результативность и одного, и другого ученого, и всего отряда в целом.

Главным занятием натуралиста, российского академика И. Г. Гмелина было изучение флоры Сибири. По часто приводимому высказыванию Карла Линнея, он открыл в Сибири больше новых видов растений, чем все остальные ботаники. Полевые исследования и ботанические коллекции послужили основой фундаментального труда «Флора Сибири», изданного в четырех томах в 1747-1769 гг., содержавшего описание 1178 видов растений, из них 500 новых видов. «Флора Сибири» составила важнейшую веху в становлении в России экспериментального естествознания и принесла автору мировую славу.

Гмелин уделял также значительное внимание сбору зоологических и минералогических коллекций, описанию горнорудных разработок, характеристике железных, серебряных и медных руд, выходов каменного угля и др. Путевые записи Гмелина наряду с естественнонаучными содержат

сведения о развитии промыслов (винокуренного, пушного, рыбного, соляного и др.), формах крестьянского землепользования, промышленности, торговле в Сибири, ярмарках, о торговых связях со Средней Азией и Китаем.

Гмелин совместно с Миллером и самостоятельно занимался исследованиями этнографического характера, наблюдая жизнь сибирских народов, жилища, празднества, верования, календарные системы, фиксируя их язык, музыку, участвовал в сборе тематических коллекций (платья, украшения, предметы быта и т.п.), в раскопках древних захоронений. Усилиями Академического отряда впервые в Сибири была создана метеорологическая сеть, действовавшая во время всего экспедиционного срока. В Тобольске, Томске, Енисейске и других городах были подобраны и обучены наблюдатели, которых снабдили необходимыми инструментами, регулярно проводившие наблюдения за погодой, магнитной стрелкой, режимом рек.

И.Г. Гмелин, прослужив в Санкт-Петербургской академии наук двадцать лет, в августе 1747 г. уехал в Тюбинген с намерением вернуться через год в Россию. Однако этого не произошло, и с 1749 г. и до своей смерти он был профессором ботаники и химии Тюбингенского университета. С 1751-1755 гг. в Геттингене были опубликованы экспедиционные дневники И.Г. Гмелина «Путешествие по Сибири с 1733 по 1743 годы» в четырех томах. После смерти ученого рукописи и гербарий были доставлены в Петербург и приобретены Академией наук.

В 1737 г. изучать Камчатский полуостров Г.Ф. Миллер и И. Г. Гмелин направили члена экспедиционного отряда студента С.П. Крашенинникова, прошедшего хорошую научную подготовку и уже имевшего опыт проведения самостоятельных «обсерваций». Его снабдили подробнейшей инструкцией, рукописным описанием Камчатки и другими материалами. 4 октября 1737 г. на боте «Фортуна» Крашенинников отплыл из Охотска на Камчатку, но на подходе к полуострову во время шторма судно потерпело крушение, и молодой исследователь оказался на берегу без имущества и снаряжения (Андреев, 1965, с. 176). На Камчатке Крашенинников собрал обширный естественно-исторический материал о растительном и животном мире, природных условиях, полезных ископаемых, истории завоевания и заселения полуострова, жизни, обычаях и языке коренного населения. Он подробнейшим образом провел гидрографическое изучение, описав все реки и речки, впадающие в океан, горячие ключи, населенные пункты.

Г. В. Стеллер в конце 1737 г. был отправлен Академией наук в Сибирь и только в декабре 1738 г. в Енисейске встретился с И.Г. Гмелином и Г.Ф. Миллером, которые вручили ему подробную инструкцию для выполнения работ на Камчатке. Если Крашенинников работал там практически в одиночестве, то Стеллеру по распоряжению руководителей академического отряда были приданы: живописец И.Х. Беркан, студент А. Горланов, «бергбауер» Г. Самойлов для рудных поисков, стрелок Д. Гиляшев для добычи в научных целях зверей и птиц, Ф. Климовский для перевода с

ИХЖА 51ВШ1СА

ШЯТОШЛ РЬАЭТАКУМ ЯНШАЕ

ТОМУЗ I.

CO.VII.NbMS

ТАВУЬАв ЛЕШ 1\'СБЛ5

ЛТСТОИВ

£), у он пае Сеигц/о СтсИп ,

С11КЛ1. ЕТ 11БТ. ХЛТ. ГООГ.

Р ЕТИОНОЫ

ЕХ ТУРОСКЛИПЛ ЛГА1Ж»ПЛК ШШТЯ Ь ииш>

Рис. 29. И.Г. Гмелин. Флора Сибири. СПб., 1747 г. Титульный лист

якутского языка и помощи в сборе устной информации об аборигенных народах. Небольшой отряд Стеллера отправился на одиннадцати подводах и в сентябре 1740 г. добрался до Камчатки (Штеллер, 1998, с. 8-9). Здесь Стеллер пробыл до мая следующего года, изучая географию, геологию, включая вулканизм, проводил орнитологические наблюдения и ихтиологические исследования, а также собирал материал по этнографии ительменов. Весной 1741 г. дальнейшие пути Стеллера и Крашенинникова разошлись. Стеллер присоединился к отряду Беринга, а после завершения морской экспедиции снова вернулся на Камчатку в августе 1742 г. Здесь он прожил до начала августа 1744 г., совершая различные поездки по полуострову. Зима 1742/1743 г. -

время интенсивной работы над капитальным трудом «Описание земли Камчатки», который в 1746 г. был доставлен в Санкт-Петербургскую академию наук. В этом сочинении Стеллер тщательно проанализировал и обобщил все, что он знал о природе и населении Камчатки и Курильских островов, их открытии и освоении, географии полуострова, горах, вулканах, реках, морях, водных источниках, равнинах, зверях, рыбах, птицах, растениях и т.д.

23 ноября 1746 г. в Тюмени в возрасте 37 лет Г. В. Стеллер скоропостижно умер. Его книга «Описание земли Камчатки» впервые была издана в Германии в 1774 г. на немецком языке (Колчинский, 1998, с. 106-116). В переводе на русский язык она вышла только лишь в 1999 г., то есть спустя более чем два с половиной столетия.

Летом 1741 г. С.П. Крашенинников, посланный Стеллером в Иркутск исполнять служебные поручения, покинул Камчатский полуостров. В феврале 1743 г. он благополучно вернулся в Санкт-Петербург. В 1745 г. Крашенинников получил звание адъюнкта натуральной истории и ботаники, а спустя пять лет был избран профессором (академиком) по той же специальности. В Санкт-Петербурге, занимавшемуся главным образом ботаническим изучением Ингерманландии, Крашенинникову было предложено приступить к разработке материалов по исследованию Камчатки, для чего ему была передана рукопись труда Стеллера, которая во многом

Рис. 30. Степан Петрович Крашенинников.

Портрет работы А.А. Осипова. 1801 г.

послужила моделью построения и организации материала. Тем не менее Крашенинникову не довелось увидеть изданным свой труд о Камчатке, поскольку 25 февраля 1755 г. в возрасте 44 лет он умер. Завершил подготовку его книги «Описание земли Камчатки», которая вышла в 1756 г. (Андреев, 1965, с. 223-224, 228), академик Г.Ф. Миллер, который дополнил труд своего бывшего ученика собственным ландкартами и предисловием, содержащим первый в литературе биографический очерк жизни и деятельности автора. Эта фундаментальная монография, впоследствии переведенная на многие языки, стала первым сочинением на русском языке, в котором давалось всестороннее, комплексное описание Камчатского полуострова.

За десять лет, проведенных в Сибири, Г.Ф. Миллер, пройдя и проехав свыше тридцати трех тысяч верст, посетил все уезды Урала и Сибири, порядка трехсот населенных пунктов, где все внимательно осмотрел, детально описал, опросил старожилов, вытребовал у местных администраторов описи и копии архивных документов.

Годы, проведенные в Сибири, дали ему огромный запас знаний, уникальных сведений об истории, географии всего пространства Российской империи и знаний о народах, ее населявших. Миллеру, вернувшемуся из Сибири в столицу, не было равных среди современных ученых, работавших в области гуманитарных и смежных наук. Результатом этой экспедиции явились многочисленные труды (книги, статьи, археографические публикации) Миллера по истории, географии, этнографии, археологии, языкознанию, астрономии, геодезии и картографии, причем значительная часть остается до сих пор неизданной на русском языке; им также была собрана обширная коллекция письменных и археологических историче -ских источников, которая до настоящего времени не может считаться полностью освоенной. Миллер по праву считается «отцом сибирской историографии». В Сибири, проводя целенаправленный поиск документов, он находил во всех городах местные летописи, списки с которых, а также Тобольскую летопись в подлиннике он привез в Санкт-Петербургскую академию наук. По его заданию в архивах всех сибирских городов скопировано свыше восьми тысяч документов, подлинники которых в последующие годы оказались утрачены. Миллер показал себя первопроходцем в сборе

Рис. 31. Г.Ф. Миллер. Описание Сибирского царства. СПб., 1750. Титульный лист

устных источников информации, а также в применении метода инициативного документирования путем анкетирования. Им были составлены уникальные словари языков сибирских народов, многие из которых впоследствии исчезли. Но, кроме всего прочего, работа в архивах Сибири дала Миллеру отчетливое представление об источниковом потенциале архивов европейской части Российской империи с ее старинными городами, и в особенности Москвы, которая с тех пор постоянно манила его.

В 1750 г. вышел на русском языке первый том истории Сибири под навязанным автору заголовком «Описание Сибирского царства» - первое в мировой литературе фундаментальное тематическое исследование, основанное на максимально возможной источ-никовой базе (в полном виде на русском языке не издано) и, кстати, первая научная монография, изданная в России на русском языке и основанная на русском материале. Классический труд Миллера, составивший эпоху в развитии отечественной исторической науки, послужил образцом для других региональных исследований и до настоящего времени сохраняет научное значение.

Г.Ф. Миллер прожил сравнительно долгую жизнь: после возвращения 1743 г. из сибирского странствования в Санкт-Петербург последовали еще сорок лет неутомимого труда. В отличие от И. Г. Гмелина, Г.Ф. Миллер навсегда остался в России. В 1748 г. он принял русское подданство и получил титул российского государственного историографа. Поэтому, несмотря на все перипетии его дальнейшего жизненного и творческого пути, на котором было немало тяжелых, драматических моментов (административные выговоры, понижение в должности, запрет на исследовательские темы, цензурный гнет, доносы со стороны коллег и т.д.), отдельные периоды замалчивания его трудов, даже в самые напряженные годы борьбы с так называемым «немецким засильем», его вклад в отечественную науку никто не мог полностью отрицать. Последние десятилетия, отмеченные новым прочтением его наследия, изучением и введением в научный оборот его неизданных сочинений со всей убедительностью свидетельствуют, что академик Г.Ф. Миллер - великий русский ученый и просветитель, с именем которого связано становление в России многих

научных направлений. Так, изучение и недавняя публикация фундаментальных работ Миллера по этнографии Сибири доказывают (Миллер, 2009), что если бы они были изданы при жизни автора, то мировая антропология, без сомнений, отнесла бы его к числу своих основоположников. Но, конечно, Миллер прежде всего историк-первопроходец, внесший основополагающий вклад в зарождение многих разделов исторической науки (включая и саму историю науки): источниковедения, археографии, архивоведения, статистики, регионоведения, археологии, картографии, дипломатики и др.

Академия в правление Елизаветы Петровны

Санкт-Петербургская академия наук как часть государственного организма испытывала на себе те же самые трудности и кризисы, что и страна. Атмосфера тревог в условиях династического кризиса начала 40-х гг., чиновный произвол и недостаточное финансирование осложняли деятельность Академии наук. Часть ученых оставляла службу и покидала Россию. Летом 1741 г. Л. Эйлер уехал в Германию, позднее покинул Россию Ж.Н. Делиль. Некоторые ученые переходили на службу в другие государственные учреждения. Так, академик математик Хр. Гольдбах стал служащим Коллегии иностранных дел.

Важной эпохой для развития науки в России явился период 1740-1760-х гг. Это время правления императрицы Елизаветы Петровны,

которая стремилась представить себя прямой продолжательницей дел отца. С 1746 г. после пяти лет отсутствия президентской власти Академию наук возглавил 18-летний К. Г. Разумовский - молодой вельможа, бывший украинский казак из села Ле-меши на Черниговщине. При К.Г. Разумовском в 1747 г. Академия наук впервые получила Регламент, по которому строила всю свою деятельность более полувека, до принятия второго Регламента Академии в 1803 г. Регламент 1747 г. узаконивал неограниченную власть президента, но по-прежнему не был решен основной вопрос, от которого зависела сама система подготовки отечественных ученых. Дело в том, что Академия наук как государственное учреждение изначально оказалась лишенной того

Рис. 32. Императрица Елизавета Петровна.

Портрет Шарля Андре Ван Лоо. 1760 г.

Рис. 33. Кирилл Григорьевич Разумовский.

Портрет Луи Токке. 1758 г.

порядка, который существовал во всех подразделениях подобного рода по присвоению чинов и рангов, предусмотренных «Табелью о рангах». Поскольку академические должности не были включены в «Табель о рангах», Академия наук лишалась притока талантливой молодежи, которая предпочитала военную, дипломатическую и т.п. карьеру, обеспечивающую быстрое продвижение по службе. Только спустя полвека ученые с трудом добились включения в систему, согласно которой все служащие Академии смогли получить чин, соответствующий их научным заслугам. Это право было зафиксировано в Регламенте Санкт-Петербургской академии наук 1803 г.

Период 1740-1760-х гг. совпал с началом научной, просветительской и научно-организационной деятельности ученого-энциклопедиста М.В. Ломоносова в Академии наук. Воспитанник Московской славяно-греко-латинской академии, Университета Санкт-Петербургской академии наук, германских научно-технических центров (в том числе Марбургского университета), М.В. Ломоносов одним из первых «природных россиян» стал членом Академии. Двадцать лет жизни, проведенных им в Академии наук, составили эпоху в истории отечественной науки (Павлова, Федоров, 1986; Новое о Ломоносове, 2011). Он обогатил ее фундаментальными открытиями в химии, физике, астрономии, геологии, географии; уделял много внимания совершенствованию горного дела, металлургии, конструированию навигационных и других приборов; внес большой вклад в разработку языкознания и поэтики, занимался историей русского государства. Организовав хорошо оборудованную первую химическую лабораторию, он в период с 1748 по 1757 гг. активно занимался химией, изучая свойства селитры, природу химического сродства, производство стекла и мозаики, замерзание жидкостей и природу сложных тел. С 1757 г. и до конца жизни Ломоносов был поглощен научно-административной работой, географическими исследованиями, горным делом, металлургией и навигацией. Исключительно велики заслуги М.В. Ломоносова в истории русской художественной культуры, в том числе в преобразовании русского литературного языка, поэзии и изобразительного искусства (мозаичного дела). Признание его заслуг за рубежом выразилось в присуждении ему звания почетного члена

Рис. 34. Михаил Васильевич Ломоносов.

Гравюра Э. Фессара и К.А. Вортмана. 1757 г.

академий наук Швеции и Италии (Болонья). Ломоносов стал символом зарождающейся российской науки, ему суждено было служить образцом для подражания многим поколениям молодых российских ученых.

Много усилий М.В. Ломоносов предпринял для того, чтобы русский язык становился основным в деятельности Академии наук и в обучении академических студентов. Первым русским ученым, избранным еще в октябре 1733 г. в Академию наук, был В.Е. Адодуров (адъюнкт по кафедре высшей математики). Но процесс постепенного «обрусения» Академии наук начался реально в июле 1745 г., когда в ее составе оказались М.В. Ломоносов и В.К. Тредиаков-ский. Позднее в период долгого президентства К. Г. Разумовского в Академию влились С.П. Крашенинников, С.Я. Ру-мовский, П.Б. Иноходцев, И.И. Лепехин, Н .Я. Озерецковский, В.Ф. Зуев и др. Тогда же для того, чтобы отметить научные заслуги оренбургского исследователя П.И. Рычкова, был учрежден класс [членов-] корреспондентов Академии наук, который сыграл исключительно важную роль в привлечении к научной деятельности русских людей, живущих и работающих в провинции (В.В. Крестинин, А.И. Фомин, Ф.О. Туман-ский, Э.Г. Лаксман и др.).

В середине XVIII в. в жизни российского общества обнаруживается новое явление -меценатство. При дворе Елизаветы Петровны появляются вельможи-меценаты, которые покровительствовали не только писателям, поэтам, художникам, но и ученым. Среди наиболее крупных покровителей наук и ученых выделяются граф М.И. Воронцов, И.И. Шувалов, П.А. Демидов и др. Государственным подходом и широтой отличалась деятельность И.И. Шувалова - инициатора создания и первого куратора Императорского Московского университета (1755), основателя и президента Академии художеств в Санкт-Петербурге (1757), Казанской гимназии (1758), покровителя ученых и литераторов -

п

Рис. 35. Василий Евдокимович Адодуров.

Силуэт. XVIII в.

А.П. Сумарокова, М.В. Ломоносова, М.М. Хераскова, Д.И. Фонвизина, Г.Р. Державина и др. Внушительных размеров достигали неоднократные денежные пожертвования Демидовых Московскому университету (Ше-вырев, 1855, с. 50-51, 113-116). В определенном смысле как о меценатстве можно говорить о деятельности Екатерины II. Однако главным и постоянным источником, обеспечивающим существование и развитие научных исследований Санкт-Петербургской академии наук, Московского университета, военно-учебных, медицинских и др. учреждений, являлось государство. От верховной власти прямым образом зависело состояние отечественной науки.

Несмотря на то, что научный потенциал Московского университета в первые десятилетия его существования был невелик и несопоставим с Санкт-Петербургской академией наук, и Университет, и сама Москва сыграли в XVIII в. существенную роль в развитии науки. Университет как учебный центр оказался мощным катализатором просвещения и основой развития университетской и вузовской науки, которое в полной мере проявилось уже в XIX в. Москва, выступавшая в XVIII в. в роли постоянного кадрового донора - поставщика наиболее перспективных и одаренных молодых людей, постепенно становилась тем местом, где фактически зародилась инициатива создания научно-просветительских обществ без какой-либо поддержки и вмешательства государства, где развернулась беспрецедентная издательско-просветительская деятельность Н.И. Новикова и т.д. В Москве во второй половине XVIII в. формировалась отечественная научная географическая школа; именно здесь, начиная с 1773 г., были изданы первые русские географические словари и учебники. С переездом в 1765 г. академика Г.Ф. Миллера из Санкт-Петербурга в Москву началось формирование первой русской научной школы архивистов-источ-никоведов при Московском архиве Коллегии иностранных дел.

Академия при Екатерине Великой

С первых лет по воцарении Екатерины II стала оживляться деятельность Академии наук. В числе важных мероприятий явилось упразднение бюрократической Канцелярии. Вместо нее учреждалась Комиссия, состоя- ~~о щая из авторитетных ученых. Этому событию предшествовало возвращение в Россию знаменитого Леонарда Эйлера, которое было инициировано X

-е

Рис. 36. Иван Иванович Шувалов.

Портрет Ф.С. Рокотова (вариация по композиции Луи Токке). 1760 г.

Рис. 37. Императрица Екатерина Великая.

Художник Ф.С. Рокотов. 1763 г.

императрицей, выполнившей практически все, весьма внушительные, условия ученого. Весной 1767 г. состоялось избрание членом Академии наук П.С. Палла-са, что стало важным событием в истории отечественной науки. С приходом к власти Екатерины II придворная знать елизаветинского времени постепенно оттеснялась. Заметно ослабло влияние при Дворе и К.Г. Разумовского, который с начала 1760-х гг. фактически самоустранился от руководства Академией наук. В 1766 г. императрица, оставляя К. Г. Разумовского президентом, своим указом ввела новую должность - директора Академии наук. Введение этой должности явилось временной мерой; она просуществовала до апреля 1798 г., то есть до снятия императором Павлом I с должности президента К.Г. Разумовского.

Первым директором стал граф В. Г. Орлов, брат фаворита императрицы. В указе о назначении директора Екатерина II признавала, что Академия находится в состоянии упадка и, видя ее «великое нестроение», решила для скорейшего поправления ее и приведения в прежнее цветущее состояние, «взять оную в собственное свое ведомство для учинения в ней реформы к лутшему и полезнейшему ее поправлению» (История Академии, 1959, с. 317). Период директорства В.Г. Орлова оказался благоприятным для Санкт-Петербургской академии наук. При поддержке императрицы удалось организовать проведение в широких масштабах Академических экспедиций 1768-1774 гг., принесших русской науке мировую известность.

Академические / Физические экспедиции 1768-1774 гг.

Вторая Камчатская экспедиция стала крупнейшим событием в истории молодой российской науки, и в следующую четверть столетия сравнимых научных экспедиционных мероприятий не было. Время от времени Академия наук снаряжала небольшие и достаточно локальные по своим задачам экспедиции. В начале правления императрицы Екатерины II произошло оживление работы Академии наук, и последовал новый мощный всплеск экспедиционной деятельности. Речь идет о так называемых Физических

Рис. 38. Владимир Григорьевич Орлов.

Неизвестный художник. 1775 г.

экспедициях 1768-1770-х гг., которые составили, как и Камчатские, эпоху в отечественной и мировой науке. Их начало связано с подготовкой к наблюдению редкого астрономического явления - прохождения Венеры по диску Солнца, ожидавшегося в 1769 г. Санкт-Петербургская академия наук подготовила серию экспедиционных отрядов, направленных в различные уголки империи. В этой связи в Россию с ее огромной территорией, открывавшей отличные возможности для астрономических наблюдений, специально приехали несколько европейских ученых; были также снаряжены экспедиции из Европы в Северную Америку, Китай, на острова Ява и Таити.

Формально астрономические экспедиции в России развернулись в многолетние комплексные проекты по изучению огромных пространств страны (Гнучева, 1940, с. 95-115). В их организации значима роль графа В.Г. Орлова, который с октября 1766 г. в должности директора осуществлял фактическое руководство Академией наук и сам увлекался астрономией. Весьма быстро были разрешены все основные организационные вопросы. В марте 1767 г. Екатерина II приказала организовать астрономические наблюдения, а уже летом 1768 г. отряды покинули Санкт-Петербург. За это время кроме разработки плана, определения маршрутов, решения вопросов финансирования удалось провести согласование с Берг-коллегией, Ком-мерц-коллегией, Медицинской коллегией, с другими ведомствами, была проведена рассылка соответствующих указов в губернские канцелярии и т.д. Исследовательской программой предусматривалось всестороннее изучение природы и населения России. Участниками экспедиций должны были описываться особенности рельефа, климата, гидрообъектов, почв, флоры и фауны посещаемых районов, проводиться изыскания геологического характера, определяться наличие полезных ископаемых, растений, минеральных источников и т. п. Отдельной задачей являлось обследование и оценка экономического состояния, описание и определение перспектив аграрного развития, скотоводства, рыболовства, лесных ресурсов, выявление годных для использования пустующих земель, характеристика различных промыслов. Путешественники должны были оценивать технический уровень предприятий горнорудной и обрабатывающей промышленности, выяснять состояние образования, характерные способы борьбы с болезнями и эпидемиями. Кроме этого, участникам экспедиций вменялось описывать нравы, обычаи, обряды, верования посещаемых

народов, их фольклор, фиксировать древности и т.д. По заданию Академии координационную роль и взаимодействие с руководителями отрядов осуществлял академик Г.Ф. Миллер, который с 1765 г. постоянно проживал в Москве (Пекарский, 1870, с. 396).

Всего были сформированы две «физические экспедиции»: Оренбургская и Астраханская. В состав первой входили три отряда, возглавляемые П.С. Палласом, И.И. Лепехиным и И.П. Фальком. Два отряда Астраханской экспедиции возглавляли С. Г. Гмелин и И. А. Гильденштедт. Каждый руководитель имел по 3-4 научных помощника - «гимназиста». Из числа последних В.Ф. Зуев, Н.П. Соколов и Н.Я. Озерецковский впоследствии стали академиками. В каждом отряде имелись препаратор («чучельник») и егерь. Кроме того, в экспедицию П.С. Палласа был включен капитан Н.П. Рычков (сын замечательного оренбургского ученого, первого академического корреспондента П.И. Рычкова), в экспедицию И.П. Фалька -«подлекарь» Хр. Барданес. Всем им поручалось проведение некоторых самостоятельных исследований по особым маршрутам. Так, И.Г. Георги, прикомандированный к И.П. Фальку, затем самостоятельно исследовал Байкал и прилегающие территории. Н.Я. Озерецковский по поручению И.И. Лепехина в 1772 г. обследовал побережье Кольского полуострова до Святого Носа.

В реальности пути всех отрядов вышли далеко за пределы Оренбургской и Астраханской губерний. Маршруты менялись по ходу путешествия в зависимости от возникавших обстоятельств. Основное внимание было направлено на Европейскую часть империи: экспедиционные работы велись на Кольском полуострове, в Белоруссии, Украине, в северных и центральных губерниях, в Поволжье, на Урале, на Кавказе, в прикаспийских районах (включая часть территории Персии). В меньшей степени обследовались Западная и Восточная Сибирь, но при этом внимательно изучались районы Оби, Енисея, Алтай, Чита, Нерчинск, Саяны, Байкал и многие другие. В итоге было посещено и описано в Европейской и Азиатской частях Российской империи огромное количество населенных пунктов. Свои наблюдения ученые каждодневно фиксировали в путевых дневниках, проводили многочисленные сборы растений, животных и минералов, предметы этнографии и истории, упаковывая, консервируя и сохраняя образцы.

Сейчас невозможно представить, насколько были трудны и опасны условия, в которых проходили многолетние академические экспедиции в XVIII столетии. Болезни, тяжелые природные условия, бездорожье, недопонимание местных властей, разбойничьи шайки, часть территорий были охвачены пугачевским восстанием. Так в одном 1774 г. погибли трое ученых - руководителей экспедиционными отрядами: астроном академик Г.М. Ловиц подвергся жестокой расправе от рук пугачевцев, в тюрьме в Дербенте погиб ботаник академик С.Г. Гмелин, не выдержал испытаний самый старший среди натуралистов академик И.П. Фальк. От различных болезней умерли несколько младших участников экспедиций. Крупнейший натуралист XVIII в. академик П.С. Паллас, по возвращении после

шестилетних путешествий в Санкт-Петербург, в свои тридцать три года имел вид изможденного пожилого человека.

На протяжении XVIII века Академией наук было проведено свыше пятидесяти (Гнучева, 1940, с. 127) разного масштаба научных экспедиций. Собранные огромные материалы и богатые коллекции позволили составить научную картину состояния страны, а фонды Кунсткамеры, библиотеки и архива Академии наук многократно возросли. Далеко не все результаты экспедиций нашли отражение в публикациях. Но и те, что изданы - описания путешествий, фундаментальные научные труды, статьи и т.п. - обессмертили имена героических путешественников, составили заслуженную гордость Академии наук. Благодаря труду ученых-путешественников состоялся великий прорыв в познании России и ее народов.

Феномен княгини Екатерины Дашковой

В январе 1783 г. с назначением Екатериной II на пост директора Санкт-Петербургской академии наук княгини Е.Р. Дашковой впервые не только в России, но и в других странах высшее научное учреждение возглавила женщина. Под управлением Е.Р. Дашковой Академии наук удалось упрочить лидирующие позиции главного, по сути единственного, научного центра страны. Успеху нового директора Академии наук способствовали поддержка со стороны Екатерины II, авторитет самой Е.Р. Дашковой при Дворе (Смагина, 2006, с. 25-36). Дополнительные финансовые средства, полученные Академией наук в первые годы правления Дашковой, позволили в короткий срок пополнить число академиков и адъюнктов, возросло число [членов-]корреспондентов, работающих в городах и провинциях Российской империи. Дашковой удалось добиться именного указа Екатерины II о получении для Библиотеки Академии наук обязательного экземпляра книг, выходящих в типографиях России. При Дашковой в 1780-е гг. на Неве по проекту архитектора Дж. Кваренги было возведено для Академии наук специальное здание. По ее инициативе в составе Академии был создан специализированный Переводческий департамент, ас ~~о 1783 г. параллельно с Санкт-Петербургской академией наук начала работать Российская академия. X

-е

Рис. 40. Екатерина Романовна Дашкова.

Портрет Д. Г. Левицкого. 1784 г.

Основной задачей Российской академии, созданной по образцу Французской академии, также стали изучение и совершенствование русского языка и национальной словесности, что выразилось, прежде всего, в составлении толкового словаря русского языка. Одним из инициаторов создания и первым президентом этой академии была княгиня Е.Р. Дашкова. Таким образом, в 1783 г. сложился уникальный в истории феномен, когда во главе двух государственных академий Российской империи стал не просто один человек, а женщина. Членами Российской академии в XVIII в. были русские литераторы, ученые, государственные деятели, меценаты: Д.И. Фонвизин, Г.Р. Державин, М.М. Щербатов, С. К. Котельников, А.П. Протасов, С.Я. Румовский, И.И. Шувалов, Г.А. Потемкин, А.А. Безбородко, А.С. Строганов и др.

Главным результатом деятельности Российской академии явилось издание в 1789-1794 гг. «Словаря Академии Российской, производным порядком расположенного» в 6 частях - первого толкового словаря русского языка, содержавшего 43 257 слов. Работа над словарем, начатая в 1783 г., была завершена очень быстро (подробнее см.: Файнштейн, 2002).

Смерть Екатерины II в 1796 г. и вступление на престол Павла I положили конец деятельности Дашковой на государственной службе. Новым директором Санкт-Петербургской Академии наук был утвержден П.П. Бакунин, который за сравнительно небольшой срок привел вверенное ему учреждение к глубокому кризису как в области научной деятельности, так и финансовой. Завершением распоряжений императора Павла I в отношении Академии наук явился указ о запрещении доставки из-за границы научной печатной продукции.

К концу XVIII в. Академия наук лишилась ряда важных для нее направлений. Существенным образом оказался ослаблен класс гуманитарных наук; на протяжении долгого периода в Академии фактически не была

представлена историческая наука. В связи с созданием в 1797 г. специализированного Депо карт, существовавший в течение многих лет в составе Академии Географический департамент оказался ликвидированным. Это разрушило важное связующее звено в единстве развития фундаментального и прикладного научного знания. Тем не менее Академия наук не только выполняла функции производства научного знания, которые были возложены на нее создателем, но и всегда являлась одним из ключевых символов Российской государственности. По справедливому определению академика С.И. Вавилова, «в XVIII в. и в начале XIX в. русская Академия была вообще синонимом русской науки» (Вавилов, 1949, с. 47).

Дро!од1а Academiae: символическая функция Академии наук

Постепенно, шаг за шагом Императорская академия наук входила в общественное сознание россиян, шел процесс восприятия совершенно новых людей со специфическим образом действия и поведения. Академия, будучи для той эпохи сравнительно демократичным и открытым для взаимодействия государственным учреждением, становилась для ряда одаренных и инициативных людей, в том числе из российской провинции, через корреспонденцию, а иногда и редкие прямые контакты тем мостом, по которому они могли войти в науку, получить известность, признание, быть, самое главное, услышанными, опубликованными. Несмотря на противоречивость и даже парадоксальность положения ученого в социальной иерархии, престиж, его социальный статус в России был высок и имел выраженную тенденцию к росту. Санкт-Петербургская академия сыграла большую роль в судьбе первейшего в России Императорского Московского университета, всей высшей школы России, и, соответственно, всей системы образования. Велико участие Академии наук в подготовке и проведении школьной реформы в 80-90-е гг. XVIII в. Члены Академии разработали основные положения реформы, проводили подготовку первых профессиональных педагогических кадров, составили и издали около тридцати учебников и пособий.

Достижения ученых российской Академии уже в XVIII в. выдвинули ее на одно из ведущих мест среди научных учреждений Европы. Деятельность Академии как основного центра распространения науки и культуры в России подготовила почву для дальнейшего развития отечественной науки и вне рамок Академии.

И все же роль Академии наук в судьбах Российского государства существенно более значима и не сводима только к развитию науки и просвещения в столицах. Академия наук на всем протяжении своей истории и особенно в первый период выполняла важнейшую культурно-историческую миссию, являясь символом нового времени, открывая впервые в истории России возможности для реализации творческой научно-одаренной личности.

Представляется, что главный - исторический и государственный -смысл Академии наук для судеб Российской империи, по крайней мере первого столетия, а может быть и всего послепетровского периода истории государства - символическая миссия Академии (Илизаров, 2005,

с. 45-52). Это был важнейший (либо один из главных) символов нового времени, новой России, новой культуры.

И в допетровской Руси, и не только в Москве появлялись пытливые и талантливые люди, способные к научному творчеству, но для реализации их интеллектуального потенциала необходимых условий практически не было. Выбор путей был крайне скуден и ограничен. Науки в европейском смысле этого понятия как способа получения знания, прежде всего естественнонаучного знания, как специфической области деятельности по получению этого знания, как особого рода профессии и т.п. не было. И радикальность шага первого русского императора по введению в России наук, с учетом отсутствия собственных традиций и резкости разрыва с традиционной книжной культурой Московской Руси, пожалуй, более сильна, чем в иных преобразовательных актах Петра Великого.

Преувеличивать описываемое явление не нужно. Но факт безусловный: в глобальной социальной системе становящейся Российской империи зародилась по воле самодержца, пусть в пропорциях и ничтожно малая, но особая подсистема со своими ценностями, которые ориентировали ученых и тех, кто постепенно втягивался в этот микросоциум для служения истине, на поиск приложения знаний, их применение в социальной практике. Высокая профессиональность, компетентность - это также непременное условие вхождения в ученое сообщество.

Таким образом, через предание верховной властью научной деятельности статуса важного государственного дела (через соответствующие законы и распоряжения), через каналы коммуникаций как формальные (печатные), так и неформальные (путем корреспонденции), через непосредственное общение жителей Российской империи с работниками Академии, разъезжавшими по всему пространству страны, проходил, конечно, очень медленный, но вполне отчетливо наблюдаемый процесс. Для тех, кто попадал в это информационное (и эмоциональное!) поле, для тех, всегда немногих, кто имел исследовательские задатки и научно-познавательный рефлекс, впервые возникали относительно благоприятные условия для их реализации, появлялись зримые ориентиры возможной успешной карьеры, способа изменить низкий социальный статус. Пример с М.В. Ломоносовым наиболее яркий и убедительный, но далеко не единственный. Значение и величие Ломоносова измеряется не только, а может быть и не столько его научными заслугами, но той особой ролью, ролью Культурного героя, который был вдохновляющим примером для современников и многих поколений потомков.

Источники и литература

1. Актуальное прошлое: взаимодействие и баланс интересов Академии наук и Российского государства в XVIII - начале XX в. Очерки истории: в 2 кн. СПб.: Реноме, 2018.

2. Андреев А.И. Основание Академии наук в Петербурге // Петр Великий. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С. 284-333.

3. Андреев А.И. Очерки по источниковедению Сибири. Вып . 2 . XVIII век (первая половина). М.; Л.: Наука 1965. С. 73-310.

4. БелковецЛ.П. Иоганн Георг Гмелин: 1709-1755. М.: Наука, 1990. 140 с.

5. Бенда В.Н. Создание и деятельность Московской инженерной школы в начале XVIII в. // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2008. Сер. 2. Вып. 2. С. 29-35.

6. Берг Л.С. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга.: 1725-1742. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946. С. 7-115.

7. Бескровный Л.Г. Военные школы в России в первой половине XVIII века (Очерки). М.: Воениздат, 1958. 645 с.

8. Богословский М.М. Петр I: Материалы для биографии: в 6 т. Т. 1. Детство, юность, Азовские походы: 30 мая 1672 - 9 марта 1697 / Отв. ред., С.О. Шмидт; подгот. текста, А.В. Мельников. М.: Наука, 2005. 536 с.

9. Вавилов С.И. Академия наук в развитии отечественной науки // Вопросы истории отечественной науки. Общее собрание АН СССР 5-11 января 1949 г., М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. 912 с.

10. Вернадский В.И. Очерки по истории естествознания в России в XVIII столетии // Вернадский В.И. Труды по истории науки в России. М.: Наука, 1988. 467 с.

11. Вторая Камчатская экспедиция. Документы. 1730-1733. Ч. 1. Морские отряды. М.: Памятники исторической мысли, 2001. 638 с.

12. Герье В. Отношения Лейбница к России и к Петру Великому по неизданным бумагам Лейбница в Ганноверской библиотеке. СПб., 1871. 207 с.

13. Гнучева В.Ф. Материалы для истории экспедиций Академии наук в XVIII и XIX веках. Хронологические обзоры и описание архивных материалов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1940. 312 с. / Труды Архива АН СССР. Вып. 4.

14. Гузевич Д.Ю., Гузевич И.Д. Великое посольство: Рубеж эпох, или Начало пути: 1697-1698. СПб.: Дмитрий Буланин, 2008. 693 с.

15. Зубов В.П. Ломоносов и Славяно-греко-латинская академия // Зубов В.П. Из истории мировой науки: Избранные труды 1921-1963. СПб., Алетейя, 2006. С. 396-444.

16. Илизаров С.С. Русский путь длиной в 275 лет - от Блюментроста до наших дней // Российская академия наук: 275 лет служения России / ответственный редактор В.М. Орел; редактор-составитель С.С. Илизаров. М.: Янус-К, 1999. С. 38-48.

17. Илизаров С.С. Санкт-Петербургская академия наук на пространстве Российской империи // В.О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии: в 2 кн. Кн. 2. М.: Наука, 2005. С. 45-52.

18. История Академии наук СССР в трех томах. Т. 1. М.; Л.: Изд-во, АН СССР, 1959. 483 с.

19. Ковригина В.А. Немецкая слобода Москвы и ее жители в конце XVII - первой четверти XVIII вв. М.: Археографический центр, 1998. 434 с.

20. Колчинский Э.И. Стеллериана в России // Немцы в России: проблемы культурного взаимодействия. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. С. 106-116.

21. Копелевич Ю.Х. «Рай для ученых»...? (о судьбах первых российских академиков) // Вопросы истории естествознания и техники. 1999. № 1. С. 47-68.

22. Копелевич Ю.Х. Возникновение научных академий (середина XVII - середина XVIII в.). Л.: Наука, 1974. 265 с.

23. Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской академии наук. Л.: Наука, 1977. 211 с.

24. Летопись Кунсткамеры. 1714-1836 / Авт.-сост. М.Ф. Хартанович, М.В. Хартанович. Отв. ред. Н.П. Копанева, Ю.К. Чистов. СПб.: МАЭ РАН, 2014. 740 с.

25. Луппол С.П. Книга в России в первой четверти XVIII века. Л.: Наука, 1973. 378 с.

26. Материалы для истории Императорской Академии наук. СПб., 1885. Т. 1. 732 с.

27. Мезин С.А. Петр I во Франции. СПб.: Европейский Дом, 2015. 310 с.

28. Миллер Г.Ф. История Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге // Миллер Г.Ф. Избранные труды / Составление, статья, примечания С.С. Илизарова. М.: Янус-К, 2006. С. 481-647.

29. Миллер Герард Фридрих. Описание сибирских народов / Изд. А.Х. Элерт, В. Хинтц-ше. М.: Памятники исторической мысли, 2009. 456 с.

30. Мирский М.Б. Медицина в России XVI-XIX веков. М.: РОССПЭН, 1996. 376 с.

31. Невская Н.И., Копелевич Ю.Х. На пути к созданию Академии наук // Летопись Российской Академии наук. Т. I. 1724-1802. СПб.: Наука, 2000. С. 15-30.

32. Новлянская М.Г. Даниил Готлиб Мессершмидт и его работы по исследованию Сибири. Л.: Наука, 1970. 184 с.

33. Новое о Ломоносове. Материалы и исследования: К 300-летию со дня рождения / составитель, ответственный редактор С.С. Илизаров. М.: Янус-К, 2011. 420 с.

34. Павлова Г.Е. Академия наук и власть. Первое столетие. Становление научного центра // Российская академия наук: 275 лет служения России / ответственный редактор

B.М. Орел; редактор-составитель С.С. Илизаров. М.: Янус-К, 1999. С. 49-110.

35. Павлова Г.Е., Федоров А.С. Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765). М.: Наука, 1986. 462 с.

36. Пекарский П.П. История Императорской Академии наук в Петербурге. СПб., 1870. Т. I. 774 с.

37. Пекарский П.П. Наука и литература при Петре Великом. СПб., 1862. Т. I. 578 с.

38. Первый исследователь Сибири Д.Г. Мессершмидт: Письма и документы. 1716-1721 / Сост. Е.Ю. Басаргина, С.И. Зенкевич, В. Лефельдт, А.Л. Хосроев; под общей редакцией Е.Ю. Басаргиной. СПб.: Нестор-История, 2019. 310 с.

39. Петров М., Ермолаев А., Коскина М. Петр I и рост интереса России к освоению Тихого океана, 1711-1722 // Quaestio Rossica. 2021. Т. 9. № 1. С. 265-280.

40. Полное собрание законов Российской империи. Т. IX. СПб., 1830.

41. СПбФ АРАН. Ф. 21. Оп. 5. Д. 144.

42. Пчелов Е.В. Минерва как покровительница наук в русской культуре XVIII века (к истории символики печати Академии наук) // Архив истории науки и техники. VII (XVI) / Отв. ред., сост. С.С. Илизаров. М.: Янус-К, 2023. С. 98-116.

43. Райнов Т.И. О роли русского флота в развитии естествознания XVIII в. (К истории русской науки XVIII в.) // Труды Института истории естествознания. М.: Изд-во АН СССР, 1947. Т. I. С. 169-218.

44. Савельева Е.А., Леонов В.П. У истоков Академической библиотеки // Вопросы истории естествознания и техники. 1999. № 2. С. 27-40.

45. Смагина Г.И. Сподвижница Великой Екатерины: (очерки о жизни и деятельности директора Петербургской Академии наук княгини Екатерины Романовны Дашковой). СПб.: Росток, 2006. 359 с.

46. Смирнов С.К. История Московской Славяно-греко-латинской академии. М., 1855. 428 с.

47. Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом. М.: Наука, 1984. 231 с.

48. Станюкович Т.В. Кунсткамера Петербургской академии наук. М.; Л.: Из-во АН СССР, 1953. 240 с.

49. Стеллер Георг Вильгельм. Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742. М.: «ПАИ», 1995. 222 с.

50. Уставы Российской академии наук. М.: Наука, 1999. 287 с.

51. Файнштейн М.Ш. «И славу Франции в России превзойти...»: Российская академия (1783-1841) и развитие культуры и гуманитарных наук. СПб.: Дмитрий Буланин, 2002. 191 с.

52. Фель С.Е. Картография России XVIII в. М.: Геодезиздат, 1960. 226 с.

53. ФонкичБ.Л. Греко-славянские школы в Москве в XVII веке. М.: Языки славянских культур, 2009. 296 с.

54. Шевырев С.П. История Императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею. 1755-1855. М., 1855. 584 с.

55. Штеллер Георг Вильгельм. Письма и документы: 1740. М.: Памятники исторической мысли, 1998. (серия «Источники по истории Сибири и Аляски из российских архивов». Т. 1). 427 с.

56. Шумахер И.Д. Краткое изъяснение о состоянии Академии наук также и Библиотеки и Кунсткамеры (1741 г.) // Российская академия наук: 275 лет служения России / ответственный редактор В.М. Орел; редактор-составитель С.С. Илизаров. М.: Янус-К, 1999.

C. 759-770.

57. Элерт А.Х. Экспедиционные материалы Г.Ф. Миллера как источник по истории Сибири. Новосибирск: Наука, 1990. 245 с.

References

1. Aktual'noe proshloe: vzaimodejstvie i balans interesov Akademii nauk i Rossijskogo go-sudarstva vXVIII - nachale XX v. Ocherki istorii: v 2 kn. Renome, 2018.

2. Andreev, A.I. "Osnovanie Akademii nauk v Peterburge." Petr Velikij. Izd-vo AN SSSR, 1947, pp. 284-333.

3. Andreev, A.I. Ocherki po istochnikovedeniju Sibiri. Vyp. 2. XVIII vek (pervaja polovina). Nauka, 1965.

4. Belkovec, L.P. logann Georg Gmelin: 1709-1755. Nauka, 1990.

5. Benda, V.N. "Sozdanie i dejatel'nost' Moskovskoj inzhenernoj shkoly v nachale XVIII v." Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta, ser. 2, is. 2, 2008, pp. 29-35.

6. Berg, L.S. Otkrytie Kamchatkii jekspedicii Beringa: 1725-1742. Izd-vo AN SSSR, 1946.

7. Beskrovnyj, L.G. Voennye shkoly v Rossii v pervoj polovine XVIII veka (Ocherki). Voe-nizdat, 1958.

8. Bogoslovskij, M.M., Shmidt, S.O., ed., Mel'nikov A.V., prep. PetrI: Materialy dlja biografii: v 6 t. T. 1. Detstvo, junost', Azovskie pohody: 30 maja 1672 - 9 marta 1697. Nauka, 2005.

9. Vavilov, S.I. "Akademija nauk v razvitii otechestvennoj nauki." Voprosy istorii otechest-vennoj nauki. Obshhee sobranie AN SSSR 5-11 janvarja 1949 g. Izd-vo AN SSSR, 1949.

10. Vernadskij, V.I. "Ocherki po istorii estestvoznanija v Rossii v XVIII stoletii". Vernadskij V.I. Trudy po istorii nauki v Rossii. Nauka, 1988.

11. Vtoraja Kamchatskaja jekspedicija. Dokumenty. 1730-1733. Ch. 1. Morskie otrjady. Pamjatniki istoricheskoj mysli, 2001.

12. Ger'e, V. Otnoshenija Lejbnica k Rossii i k Petru Velikomu po neizdannym bumagam Lejbnica v Gannoverskoj biblioteke. St. Petersburg, 1871.

13. Gnucheva, V.F. Materialy dlja istorii jekspedicij Akademii nauk vXVIII iXIX vekah. Hrono-logicheskie obzory i opisanie arhivnyh materialov. Izd-vo AN SSSR, 1940. (Trudy Arhiva AN SSSR. Is. 4).

14. Guzevich, D.Ju., Guzevich, I.D. Velikoe posol'stvo: Rubezh jepoh, ili Nachalo puti: 1697-1698. Dmitrij Bulanin, 2008.

15. Zubov, V.P. "Lomonosov i Slavjano-greko-latinskaja akademija". Iz istorii mirovoj nauki: Izbrannye trudy 1921-1963. Aletejja, 2006, pp. 396-444.

16. Ilizarov, S.S. "Russkij put' dlinoj v 275 let - ot Bljumentrosta do nashih dnej". Rossijskaja akademija nauk: 275 let sluzhenija Rossii. Janus-K, 1999, pp. 38-48.

17. Ilizarov, S.S. "Sankt-Peterburgskaja akademija nauk na prostranstve Rossijskoj imperii". V.O. Kljuchevskij i problemy rossijskoj provincial'noj kul'tury i istoriografii: v 2 kn. Kn. 2. Nauka, 2005, pp. 45-52.

18. Istorija Akademii nauk SSSR v treh tomah. Vol. 1. Izd-vo AN SSSR, 1959.

19. Kovrigina, V.A. Nemeckaja sloboda Moskvy i ee zhiteli v konce XVII - pervoj chetverti XVIII vv. Arheograficheskij centr, 1998.

20. Kolchinskij, Je.I. "Stelle riana v Rossii." Nemcy v Rossii: problemy kul'turnogo vzai-modejstvija. Dmitrij Bulanin, 1998, pp. 106-116.

21. Kopelevich, Ju.H. "'Raj dlja uchenyh'...? (o sud'bah pervyh rossijskih akademikov)." Voprosy istorii estestvoznanija i tehniki, no. 1, 1999, pp. 47-68.

22. Kopelevich, Ju.H. Vozniknovenie nauchnyh akademij (seredinaXVII- seredinaXVIII v.). Nauka, 1974.

23. Kopelevich, Ju.H. Osnovanie Peterburgskoj akademii nauk. Nauka, 1977.

24. Hartanovich, M.F., Hartanovich, M.V., comps., Kopaneva, N.P., Chistov, Ju.K., eds. Le-topis' Kunstkamery. 1714-1836. MAJe RAN, 2014.

25. Luppol, S.P. Kniga v Rossii v pervoj chetvertiXVIII veka. Nauka, 1973.

26. Materialy dlja istorii Imperatorskoj Akademii nauk. Vol. 1. St. Petersburg, 1885.

27. Mezin, S.A. Petr I vo Francii. Evropejskij Dom, 2015.

28. Miller, G.F. "Istorija Imperatorskoj Akademii nauk v Sankt-Peterburge". Izbrannye trudy. Janus-K, 2006, pp. 481-647.

29. Jelert, A.Ch., Hintcshe, V., publ. Miller Gerard Fridrih. Opisanie sibirskih narodov. Pamjatniki istoricheskoj mysli, 2009.

30. Mirskij, M.B. Medicina v RossiiXVI-XIX vekov. ROSSPJeN, 1996.

31. Nevskaja, N.I., Kopelevich, Ju.H. "Na puti k sozdaniju Akademii nauk." Letopis'Rossijskoj Akademii nauk. T. I. 1724-1802. Nauka, 2000.

32. Novljanskaja, M.G. Daniil Gotlib Messershmidt i ego raboty po issledovaniju Sibiri. Nauka, 1970.

33. Ilizarov, S.S., comp., ed. Novoe o Lomonosove. Materialyi issledovanija: K 300-letiju so dnja rozhdenija. Janus-K, 2011.

34. Pavlova, G.E. "Akademija nauk i vlast'. Pervoe stoletie. Stanovlenie nauchnogo centra". Rossijskaja akademija nauk: 275 let sluzhenija Rossii. Janus-K, 1999, pp. 49-110.

35. Pavlova, G.E., Fedorov, A.S. Mihail Vasil'evich Lomonosov (1711-1765). Nauka, 1986.

36. Pekarskij, P.P. Istorija ImperatorskojAkademiinauk v Peterburge. Vol. 1. St. Petersburg, 1870.

37. Pekarskij, P.P. Nauka iliteratura pri Petre Velikom. Vol. 1. St. Petersburg, 1862.

38. Basargina, E.Ju., comp., ed., Zenkevich, S.I., Lefel'dt, V., Hosroev, A.L., comps. Pervyj issledovatel' Sibiri D.G. Messershmidt: Pis'ma i dokumenty. 1716-1721. Nestor-Istorija, 2019.

39. Petrov, M., Ermolaev, A., Koskina, M. "Petr I i rost interesa Rossii k osvoeniju Tihogo okeana, 1711-1722." Quaestio Rossica, vol. 9, no. 1, 2021, pp. 265-280.

40. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii. Vol. IX. St. Petersburg, 1830.

41. The St. Petersburg branch of Archive of Russian Academy of Sciences (SPbF ARAN). F. 21. Op. 5. D. 144.

42. Pchelov, E.V. "Minerva kak pokrovitel'nica nauk v russkoj kul'ture XVIII veka (k istorii sim-voliki pechati Akademii nauk)." Arhiv istorii nauki i tehniki. Vol. VII (XVI). Janus-K, 2023, pp. 98-116.

43. Rajnov, T.I. "O roli russkogo flota v razvitii estestvoznanija XVIII v. (K istorii russkoj nauki XVIII v.)." Trudy Instituta istorii estestvoznanija. Vol. I. Izd-vo AN SSSR, 1947, pp. 169-218.

44. Savel'eva, E.A., Leonov, V.P. "U istokov Akademicheskoj bib l i oteki." Voprosy istorii estestvoznanija i tehniki, no. 2, 1999, pp. 27-40.

45. Smag i na, G.I. Spodvizhnica Vetikoj Ekatertny: (ocherki o zhizni i dejatel'nosti direktora Peterburgskoj Akademii nauk knjagini Ekateriny Romanovny Dashkovoj). Rostok, 2006.

46. Smirnov, S.K. Istorija Moskovskoj Slavjano-greko-latinskoj akademii. Moscow, 1855.

47. Solov'ev, S.M. Publichnye chtenija o Petre Velikom. Nauka, 1984.

48. Stanjukovich, T.V. Kunstkamera Peterburgskoj akademii nauk. Iz-vo AN SSSR, 1953.

49. Steller, Georg Vil'gel'm. Dnevnik plavanija s Beringom k beregam Ameriki. 1741-1742. «PAN», 1995.

50. Ustavy Rossijskoj akademii nauk. Nauka, 1999.

51. Fajnshtejn, M.Sh. "I slavu Francii v Rossii prevzojti...": Rossijskaja akademija (1783-1841) i razvitie kul'tury i gumanitarnyh nauk. Dmitrij Bulanin, 2002.

52. Fel', S.E. Kartografija RossiiXVIII v. Geodezizdat, 1960.

53. Fonkich, B.L. Greko-slavjanskie shkoly v Moskve vXVII veke. Jazyki slavjanskih kul'tur, 2009.

54. Shevyrev, S.P. Istorija Imperatorskogo Moskovskogo universiteta, napisannaja k stolet-nemu ego jubileju. 1755-1855. Moscow, 1855.

55. Steller, Georg Vil'gel'm. Pis'ma i dokumenty: 1740. Pamjatniki istoricheskoj mysli, 1998. (Serija "Istochniki po istorii Sibiri i Aljaski iz rossijskih arhivov". Vol. 1).

56. Shumaher, I.D. "Kratkoe izjasnenie o sostojanii Akademii nauk takzhe i Bib i ioteki i Kunstkamery (1741g.)." Rossijskaja akademija nauk: 275 let sluzhenija Rossii. Janus-K, 1999, pp. 759-770.

57. Elert, A.Ch. Jekspedicionnye materialy G.F. Millera kak istochnik po istorii Sibiri. Nauka, 1990.

Сведения об авторе:

Илизаров Симон Семенович - доктор исторических наук, профессор, главный научный

сотрудник, заведующий отделом историографии и источниковедения истории науки и

техники, Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН.

E-mail: [email protected]. https://orcid.org/0000-0002-1502-2179.

Дата поступления статьи: 13.04.2024 Дата принятия статьи: 07.06.2024