CC BY
593
О. Р. Демидова,
профессор кафедры раннего обучения иностранным языкам ГУМАНИТАРИСТИКА, ГУМАНИТАРНОЕ ЗНАНИЕ, ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
В академической и педагогической практике последних десятилетий сложился некий стереотип восприятия и, соответственно, употребления трех означенных в заглавии статьи терминов как полных синонимов, что нередко приводит к очевидной смысловой путанице, а в некоторых случаях — к прямой подмене понятий (как правило, термин «гуманитарные науки» не только используется для обозначения указанной дисциплинарной парадигмы, но и выступает как своего рода фигура замещения по отношению к гуманитарному знанию и гуманитаристике). С точки зрения сугубо бытийной, это явление закономерно, поскольку является «стихийным» ответом научного (гуманитарного) сообщества на происходящие в социуме изменения, самым существенным образом отражающиеся на судьбе означенных наук и областей знания и практики. Пытаясь осмыслить сложившееся положение дел, найти свое место в новой «системе координат», закрепить его за собой и тем самым отстоять свое право на существование как таковое в новых условиях, сообщество вынуждено выстраивать методологический, понятийный и инструментальный аппарат в направлении предельного обобщения, максимального охвата всей возможно мыслимой парадигмы. Вместе с тем обобщениям любого рода по определению присущи известные недостатки: не отрицая
справедливости известного речения о том, что за деревьями можно не увидеть леса, следует все же признать имплицитно заключенную в нем опасность не разглядеть в единой — но далеко не единообразной — лесной «массе» отдельного дерева. В связи с этим представляется вполне корректным и достаточно плодотворным попытка не только осмыслить триаду «гуманитаристика — гуманитарное знание — гуманитарные нау-
ки» как неразрывное единство, но и рассмотреть специфику и судьбу каждого из означенных компонентов.
Гуманитарные науки
Вполне очевидно, что гуманитарные науки как дисциплинарная область и составляющая образовательного процесса переживают в наступившем столетии не лучшие времена. Многочисленными свидетельствами сложившегося положения и растущей озабоченности гуманитарного сообщества по этому поводу являются разного рода конференции и семинары, полемики и дискуссии, разворачивающиеся как в собственно академическом пространстве, так и средствах массовой информации; наконец, все более очевидное перемещение данной проблематики из собственно бытийной и академической сферы в область художественного творчества.
В одном из последних романов южноафриканского писателя Джона М. Кутзее1 «Элизабет Костелло» есть
коллизия, служащая весьма убедительной иллюстрацией-
подтверждением вышеизложенного. Коллизия разворачивается в главе «Гуманитарные науки в Африке» и суть ее в следующем. Главная героиня — известная австралийская писательница, по имени которой назван роман, alter ego автора — попадает в один из южноафриканских университетов на церемонию вручения почетной степени доктора lit-terae humaniores ее старшей сестре Бланш. Однако степень присуждается Бланш не за академические достижения в области гуманитарных наук, хотя когда-то она окончила университет по отделению классической филологии. По окончании университета она, почувствовав «призвание», окончила католическую миссионерскую школу и под именем сестры Бриджет отправилась в Африку, где несколько десятилетий руково-
дила больницей для местного населения и написала книгу о больнице и ее пациентах. Книга получила широкую известность в Канаде и Америке, куда автора пригласили с лекционным туром по университетам, после чего университет в стране, служению которой она отдала большую часть жизни, счел возможным удостоить ее докторской степени в области гуманитарных наук. По завершении процедуры присуждения степени Бланш — сестра Бриджет обращается к собравшимся с ответной
— но, вопреки всем установлениям, далеко не благодарственной речью.
По существу, ее речь направлена против гуманитарных наук, которые, по ее мнению, возникли с сугубо прагматической целью — правильного перевода текста Библии на европейские языки, но постепенно расширили свою предметную парадигму. «Работа с текстом предполагала прежде всего воссоздание первоисточника, затем его достоверный перевод, который, как выяснилось, неразрывно связан с достоверным толкованием, в свою очередь, неотделимым от верного понимания историко-
культурной первоосновы, давшей тексту жизнь» (С. 121; здесь и далее перевод мой. — О. Д.). В силу этого науки о языке, o литературе как толковании текста, o культуре и истории оказались тесно связанными друг с другом и в таком виде легли в основу того, что сегодня принято называть гуманитарными науками (the humanities) . По этой же причине науки, возникшие как инструмент перевода и толкования библейских текстов, превратились с точки зрения своего генезиса в собственную противоположность — в науки о человеке. В результате этого превращения оказалась утраченной основная функция гуманитарных наук — путеводителя в поисках Слова, смысла жизни и — в пределе
— личного спасения, поскольку найти их невозможно ни у Гомера, ни у Софокла, ни у Шекспира, ни у Достоевского. Следовательно, гуманитарные науки как таковые «умерли»,
а те, кто до сих пор полагает себя их служителями, суть лишь «печальные остатки» искателей Истины, обреченные на неудачу, поскольку Истину нельзя обрести вне церкви: «Extra ecclesia nulla salvatio»2.
Вышеописанная коллизия представляется типологически вполне сопоставимой с той, что сложилась в пространстве современного отечественного знания (и образования!), хотя она восходит к принципиально иному типу миропонимания и разворачивается на ином экзистенциальном уровне. Единство типологии основано на двух обстоятельствах: а) поставленной в центр внимания проблеме роли и судьбы гуманитарных наук в ретро- и в перспективе; б) взгляде на гуманитарные науки как на альтернативу чему-то, как на один из членов бинарной оппозиции, которую они как будто по определению образуют с непреложно существующим другим ее членом. В романе studia humanitatis противопоставляются studia divinitatis, причем противопоставление работает в обе стороны: в речи сестры Бриджет — в пользу богословия; в острой полемике, развернувшейся по поводу ее речи, — в пользу гуманитарных наук как наук, предметом которых является человек, а целью — выявление лучшего в человеке, что обусловит его выживание (спасение как обретение себя среди себе подобных) в «новом поликультурном мире», в котором «только гуманитарные науки /.../ позволяют нам найти верный путь» (С. 12 9).
Весьма существенной частью полемики становится вопрос о «месте бытования» гуманитарных наук, разрешаемый их сторонниками и защитниками в пользу университета как единственного пространства, в котором эти науки способны существовать и развиваться — в рамках специализированных гуманитарных кафедр. Последним, впрочем, грозит более чем реальная опасность упразднения «за ненадобностью», и эта тенденция имеет не местный, а
глобальный характер (дело происходит в начале текущего столетия).
Романная оппозиция выстраивается на границе двух пространств и вполне очевидно восходит к инварианту «сакральное — профанное», при этом гуманитарные науки сопрягаются со вторым. В оппозиции, сложившейся сегодня в рамках секулярного пространства — «гуманитарные — негуманитарные науки», — первые па-
радоксальным образом сдвигаются влево, в известной мере «сакрали-зуясь» (с учетом всех необходимых
допущений). Впрочем, и в этом случае им угрожает своего рода «смерть» как результат изменений, происходящих в общественном сознании под воздействием техницистски-прагматического бытия; одно из весьма показательных проявлений этого процесса на уровне языка — вошедший в последние годы в употребление и уже не воспринимаемый как оксюморонный термин «гуманитарные технологии».
Между тем обращение к любому толковому словарю делает очевидной не только взаимную противоречивость составляющих этого термина единиц, но их взаимоисключающую семантику, ср. : «Гуманитарный
(лат. Ьишап^аБ человеческая природа; образованность; духовная культура) — относящийся к челове-
ческому обществу, к человеку и его культуре»; «технология — 1) сово-
купность методов обработки, изготовления, изменения состояния, свойств, формы сырья, материала или полуфабриката в процессе производства; 2) наука о способах
воздействия на сырье, материалы или полуфабрикаты соответствующими орудиями производства»3. Иными словами, «гуманитарные технологии» по определению низводят человека до состояния «сырья», подлежащего обработке «соответствующими орудиями производства», тем самым исходно дегуманизируя процесс образования. Результаты подобного рода действий не только достаточно убедительно описаны в мировой литера-
туре (достаточно вспомнить, как минимум, россиянина Е. Замятина и англичанина Дж. Орвелла), но и слишком хорошо известны из исторической практики.
Можно с сожалением констатировать, что в некотором смысле современное человечество in vivo переживает (проживает) то состояние, которое писатели — представители одной из самых гуманитарных про-фес-сий — на протяжении более чем ста лет пытались создать in vitro, описывая на разные лады искусственный интеллект, техногенное общество, машинную цивилизацию. Однако при всей романтической увлеченности открывающимися возможностями самые проницательные из них предвидели заключенную в подобном повороте человеческой истории опасность и пытались предупредить о ней своих собратьев. К сожалению, предупреждение не было услышано или не было воспринято всерьез; последствия более чем очевидны, и нынешнее положение гуманитарных наук и опасность, грозящая им, — лишь одно из этих последствий .
Выраженная дегуманизация на уровне жизненной практики (и образовательной в том числе) и еще более — на интенциональном уровне, ориентированном на перспективу, есть проявление трагической парадоксальности современного бытия, одним из факторов противостояния которому, несомненно, являются гуманитарные науки как единый в своей сущности, общечеловеческий аксиологический феномен. Они суть одновременно инструмент и пространство авторефлексии социума как феномена антропологического, та ось, вокруг которой социум собирает себя и без которой само его существование вряд ли возможно; в самом последнем пределе — то, что позволяет сохранить социум как человеческое сообщество.
Гуманитарное знание
Если мыслить гуманитарные науки как инструмент и пространство авторефлексии социума, то гуманитар-
ное знание предстает как пространство и совокупный результат его авторефлексии, непрерывно приращиваемый как на индивидуальном (в процессе жизни), так и на совокупном социальном (в процессе развития сообщества) уровнях.
К области гуманитарных наук (дисциплин) традиционно принято относить дисциплины из областей философии, филологии, истории, понимаемых в самом широком смысле слова. Очевидно, однако, что область гуманитарного знания значительно шире и включает в себя антропологию, социологию, этнографию, политологию, с одной стороны, и область медицинских, правовых ( юридических) и пр. знаний, с другой, — т. е. весь знаниевый
спектр, предметом и объектом которого долженствует выступать человек (другой вопрос — как обстоит дело на уровне жизненной практики).
При подобном расширенном понимании гуманитарного знания весьма актуальным становится вопрос о его возможной типологии и о критериях типологизации. При самом первом приближении к проблеме наиболее очевидными представляются два критерия : социально-антропологический
и корпорально-спиритуалистический (от лат. corpus — тело и spiritus
— дух; термин мой, достаточно условный и допускающий корректировку. — О. Д.). На основании первого естественным образом складывается дуальная система — знание о человеке и обществе; на основании второго — триединство знания о теле, душе и духе, понимаемых не в терминологически узком, но в самом широком смысле (напр.: социальное
тело; душа/дух народа; дух времени и пр. т. п.).
Не менее — если не более — актуален вопрос методологии. Современное состояние гуманитарного знания, среди прочего, характеризуется невероятной широтой методологического спектра, в котором представлены едва ли не все возможные методологические варианты
(и все многообразие их изводов), от позитивистского («точечный» сбор и линейное рядоположение разрозненных «фактов») до пост- и постпостмодернистского. Один и тот же феномен, рассмотренный в различных методологических рамках, разворачивается различными сторонами, представая и как последовательно развернутый во времени набор знаков ( символов ), и как россыпь не связанных между собой элементов. Ни то, ни другое не позволяет проникнуть в суть и увидеть целое как единство неразрывно связанных составля-ющих.
В свою очередь, методология и «явленный» концепт (являющийся предметом осмысления феномен — как что?) определяют выбор методики работы — соответственно, многообразие методологий изначально задает невозможность состыковки методов и подходов, которыми оперируют разные области гуманитарного знания, в связи с чем представляется весьма сомнительной возможность практического воплощения интер-, междисциплинарного подхода, о необходимости которого так много говорится в последние десятилетия. Междисциплинарность (в известном смысле, взаимоконвертируемость) в гуманитарном знании возможна лишь в том случае, когда существуют некие общие концептуальные и методологические основания, позволяющие собрать воедино и структурно организовать все многообразие материала. В этом случае гуманитарное знание, обобщающее достижения гуманитарных наук, может рассматриваться как необходимое основание гуманитаристики как единой «сферы человеческого» в ее отличии от всего, что не является таковым.
Гуманитаристика
Соответственно, гуманитаристика, имеющая объектом практику самоопределения, предстает как некое деятельностное пространство субъективности. В других терминах, гуманитаристика есть условие возможности поиска ответа на вопрос «Кто есть я?», по определению задающее
не область знания, но подход к освоению обстоящего субъект мира (или ракурс отношения к нему и, в силу этого, отношений с ним). При подобном понимании сущно-
сти/природы гуманитаристики очевидно, что она возможна исключительно как нечто субъектоцентрич-ное, «обустраивающее» себя на ос-
нованиях диалогичности, системности и обязательности/возможности этико-герменевтического «толкования вглубь». Диалогичность выступает при этом как основополагающее условие для разворачивания субъ-ект-субъектной и субъект-объектной деятельности в пространственновременном континууме; системность (системный подход) позволяет рассматривать любое явление в рамках данного континуума как самостоятельную в своей обязательности часть некоей системы; «толкование
вглубь» (основанный на этической
оценке герменевтический анализ) представляет это явление во всем его стремящемся к пределу, но никогда не достигающем его постижении многообразия смыслов. В результате гуманитаристика предстает как организованная и непрерывно развивающаяся субъекториентирован-ная знаниевая и деятельностная система (парадигма), не только объединяющая системным же образом организованное знание каждой из составляющих ее областей, но и непрерывно приращивающая Знание в ходе своего функционирующего развития.
Материалом и продуктом гуманитаристики как пространства человеческой деятельности выступают тексты разного рода (тексты вербальные; текст жизни; текст как творимая реальность; тексты культуры и пр.). Не требует доказательств способность одного и того же текста быть частью нескольких парадигм; однако представляется возможным рассматривать все многообразие текстов в рамках триады «хроника — дневник — письмо», понимаемых не узко терминологически, но в самом широком смысле слова и
в силу этого объемлющих все много-и разнообразие сотворенного в прошлом, творимого «здесь и сейчас» и эвентуально имеющего быть сотворенным наследия человеческой деятельности, традиционно — но не всегда вполне корректно — называемого культурным наследием.
Очевидно, что гуманитарные науки и гуманитарное знание суть неотъемлемые составляющие гуманитари-стики, не сводимой, однако, ни к первым, ни ко второму, ни к их арифметической сумме. Не менее очевидно, что подробно рассмотренные выше и не настраивающие на оптимистический лад проблемы и судьба гуманитарных наук и знания естественным образом восходят к общим проблемам гуманитаристики в современном все отчетливее глобализующемся мире. Представляется, что весь спектр последних в самом обобщенном виде сводим к проблемам а) внешнего и б) внутреннего порядка. При этом и разделение как таковое , и названия достаточно условны, поскольку в силу погруженности гуманитаристики во внешнюю ( неакадемическую) сферу, с одной стороны, и влияния первой на последнюю, с другой, а также взаимовлияния одной на другую, в сфере практической жизни происходит некое взаимнодополняющее воспроизводство проблем.
Основная бытийная причина проблем первого ряда — принципиальное несоответствие фрагментарного сознания (наследие постмодерна) и агрессивного вынужденного устремления к всеобщему объединению без учета специфики истории, культур, ментальности, духовности, мирови-дения и пр. В результате происходит радикальная подмена понятий на уровне оппозиций: добро — зло,
прекрасное — безобразное, комическое — трагическое, знание — информация, общение — коммуникация, цель — средство, нравственное — безнравственное, вечное — преходящее и мн. др. В свою очередь, дискурсивный сдвиг ценностно-
смысловой шкалы имеет неизбежным
результатом выраженный кризис (перевернутость) мышления: одномо-
ментные выгоды практического свойства представляются и осознаются как непреходящие высшие ценности. Выгода (экономическая, политическая, статусная
и пр.) на всех уровнях становится смыслообразующим понятием, определяющим аксиологические и телеологические параметры социума, а следовательно, и субъекта. Соответственно, структурообразующим элементом деятельности (бытийственной практики) становится «пространство реальности», намеренно и в высшей степени агрессивно творимое как аи антигуманитарное, что приводит к закономерной «утрате субъекта» и — далее — утрате Смысла.
К проблемам второго ряда следует отнести фрагментарность, разрозненность самого гуманитарного знания, основанного на достижениях гуманитарных наук, с одной стороны, и являющегося знаниевой основой гуманитарной практики — с другой; его недостаточную самоотреф-
лектированность как целостности. Двуединой причиной-следствием этого являются отсутствие единой методологии и единого проблемного поля; неразработанность понятий и терминов при обилии тех и других; непроясненность феноменологической триады «субъект — объект — результат (ценность)» как единого стержня гуманитаристики; в пределе — отсутствие единого концепта, вокруг которого гуманитаристика могла бы «собрать и осознать себя».
Представляется, что подобным концептом мог бы стать концепт «гуманитарный контекст», понимаемый как пространство системно организованных ценностно ориентированных Смыслов, складывающихся, осваивающихся и присваивающихся «обретающим себя» субъектом в процессе жизненной практики и в совокупности способствующих формированию и непрерывному приращению знания, переживаемого как Знание и являющегося основой для обретения (утраченного) Смысла.
Примечания
1. Кутзее Джон М. (Coetzee, John Michael, р. 9.11.1940 в Кап-
штадте) — южноафриканский лингвист, писатель, литературный кри-
тик; профессор Кейптаунского университета; лауреат Букеровской премии 1983 г. и Нобелевской премии по литературе; подробнее о нем см.: Зарубежные писатели: Биобиблиографический словарь:
В 2 ч. Ч. 1. А—Л. М., 1997. С. 408-409; см. также: Begley L.
Breaking the Fourth Wall // The New York Times. Jan. 6, 2008.
2. Coetzee J. M. Elizabeth Costello. London, 2003. P. 119-133.
3. Словарь иностранных слов. 17-е изд., исправленное. М., 1988.
С. 145, 495.
