Научная статья на тему '«Грубость»: проблемы классификации лексики'

«Грубость»: проблемы классификации лексики Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1097
246
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему ««Грубость»: проблемы классификации лексики»

В.И. Жельвис (Ярославль) «Грубость»: проблемы классификации лексики

В данном исследовании речь пойдет о попытке классификации самой разнообразной лексики, для которой, похоже, еще не придумано общепринятое название. Имеется в виду группа слов, в принципе осуждаемых обществом по самым разным причинам, но прежде всего в силу их резкости, грубости, сознательной направленности на нарушение приличий. В первую очередь, конечно, это обсценные слова, которые еще недавно можно было назвать непечатными и которые сегодня, кажется, перестали смущать даже самых благонравных читателей.

Однако войти в эту группу буквально просится, например, инвективная лексика. В узком смысле инвектива - это всевозможные выпады, обзывания и оскорбления.

И, наконец, нельзя отказать в родстве с этими группами лексике, традиционно считающейся бранной. Прежде всего в нее входит безадресная брань «на воздух», она же «монологическая».

Именно так предлагает делить эти слова Д. Кристал в английском языке [Crystal 2005]. В его терминологии первая группа - это слова-табу, вторая (инвективная) - abuse, безадресную он именует swearing.

К сожалению, эта классификация вызывает множество вопросов, которые понимает Д. Кристал, но на которые и он сам не находит убедительных ответов.

В самом деле, очевидно, что элементы классификации Кристала сплошь и рядом пересекаются: Английское Shit! может использоваться в составе несильного восклицания, приблизительно соответствующего русскому «Черт возьми!», и тогда это «монологическая брань», swearing. В то же время, по крайней мере, в ряде социальных групп оно все же табуируется, и тогда его место в первой группе («табу»). Употребленное в составе сложного слова вроде shithead оно может употребляться как обзыва-ние, то есть входит в «инвективную группу» (т.е. abuse).

Единственно возможный вывод из сказанного: классификация Д. Кристалла проведена по разным основаниям.

Другое дело, что, как правильно отмечает Д. Кристал, такие совпадения необязательны. Piss -безусловно табуируемое слово, которое ни в коем случае нельзя переводить на русский как невинное детское «писать». Ср. очень грубую рекомендацию Don't piss against the wind или паремию He who pisseth against the wind, wets his shirt. Соответствующее русское адекватное выражение табуируется и одновременно часто употребляется в составе самой непристойной брани. Английское же piss в этом отношении сравнимо с немецким

глаголом ficken (вульгарное обозначение акта коитуса): оба слова очень грубы, но в состав ругательств, как правило, не входят, они просто делают речь вызывающе циничной, в чем, собственно, и состоит их главное назначение.

Еще сложнее обстоит дело со словами нетабуируемыми, но которые могут быть справедливо восприняты как обзывания, в том числе очень оскорбительные. Во всех культурах будет негативно воспринято «Щенок!», в современном русском употреблении «Козёл!», «Реакционер!», «Вор!», «Мракобес!» и т.п. Разумеется, здесь возможны тонкие переходы, потому что грань между обзыванием и, скажем, ласковым обращением достаточно неопределенна: «Собака!» будет звучать по-разному в зависимости от ситуации, интонации и, возможно, присутствия или отсутствия улыбки. В конце концов, оскорбительным может быть признано едва ли не любое обращение вроде «Мещанин!», не говоря уже о «Фашист!», а в западных культурах особенно -«Коммунист!».

В «Литературной газете» во времена перестройки был помещен юмористический рассказ о том, как один сотрудник вызвал другого на товарищеский суд за то, что тот обозвал его «хитрожопым коммунистом». После долгих споров суд постановил, что употребленное обвиняемым определение не является оскорблением, так как просто констатирует известный факт; а вот «коммунист» звучит как оскорбительное обзывание, потому что истец никогда в компартии не состоял...

Очевидно, что человека можно оскорбить, даже никак его не обзывая. Однако вряд ли можно обозвать, не оскорбляя - конечно, если проводить разницу между обзыванием и доброжелательным вокативом.

Есть смысл разобраться в значении слов, которыми именуются интересующие нас группы в разных языках.

В английском употреблении obscenity подразумевает неприличную сексуальную коннотацию - это «грязные» слова, foul words. Blasphemy - это слова непочтительные или выражающие презрение в религиозном плане, то есть богохульство. Но есть еще profanity - это слово с более широким значением, но тоже выражающее непочтительное отношение к священным предметам, таким как христианская религия, крест или святые.

Очевидно, что оба эти слова не могут служить элементами классификации Кристала, ибо основаны на смысле, а не на социальном значении.

Однако в английском языке присутствует и

слово с максимально широким значением - swearing, которое обычно (но не всегда - см. выше у Кристала) обозначает «брань вообще». Однако и здесь следует быть очень осторожным. В беседе с автором американский квакер заявил, что члены его секты do not swear, что можно понять как «мы не используем ругательства». Но на вопрос, что он сказал бы, ударив себя молотком по пальцу, он ответил: «Вероятно, Shit!» Что дает основание предположить, что swearing он понимал узко, только как синоним blasphemy или profanity, которые для квакеров безусловное табу.

Сказанное подтверждает тот факт, что термин swearing может быть применен к эмоциональным выкрикам, не имеющим конкретного адресата. Это, таким образом, не обзывание, но вполне может выглядеть как табуированное и вдобавок профанное высказывание, если оно усилено с помощью «грязных слов» вроде Fucking hell! В то же самое время в английском словоупотреблении не исключается и широкое его использование как названия для всей исследуемой группы - ср. книгу Дж. Хьюза Swearing с ее подзаголовком A Social History of Foul Language, Oaths and Profanity in English [Hughes 1991].

Основу данного противоречия следует искать в этимологии слова swearing, как, впрочем, и его соответствий в других языках. Дело в том, что первоначальное его значение - «клятва». Согласно Приложению к словарю Heritage [1970: 1544], корень swer восходит к глаголам говорения, в германских языках - to swear, proclaim. В современном употреблении to swear -1) торжественно клясться, привлекая при этом божество или другую священную особу, но также священный предмет или (sic!) дьявола (I swear to God that I spoke the truth); 2) торжественно обещать, клясться (to vow); 3) использовать профанные клятвы, богохульствовать, браниться (= to curse: How dare you swear in my presence?); 4) в юриспруденции - приносить клятву, присягать, обещать говорить правду. To swear by - «клясться чем-либо или кем либо». To swear in - «приводить к присяге должностное лицо» (to swear in a mayor), то есть опять же заставлять его клясться. To swear at -«обругать к-л.» (He swore savagely at his worker). To swear off - «поклясться никогда больше не делать ч-л» (To swear off smoking).

Swear-word интерпретируется словарями как слово, использованное для выражения непристойности, богохульства или оскорбления.

В английском языке имеется и еще целый ряд слов для обозначения исследуемого явления. Execration - «ругательство, сквернословие» с коннотацией «отвращение, омерзение»; vilification -«поношение, обзывание»; malediction связано с понятиями клеветы и, подобно execration, отвращения; curse - проклятие в самом широком смысле.

Obscenity, obscene words - от лат. obscoenus -«гадкий, отвратительный», в переносном смысле -«грязный, мерзкий, непристойный, безнравствен-

ный». В еще одном значении - «зловещий, неблагоприятный». Иногда obscene интерпретируется как off scene, то есть то, что не следует выставлять на всеобщее обозрение, что, в общем, не противоречит сказанному об этом слове выше.

Рассмотрим классификацию соответствующей французской лексики так, как ее видит П. Жиро [Pierre Guiraud 1975]. Главное слово для него - jurer, которое имеет четыре значения: 1) клясться, поручиться, присягать; 2) ругаться, браниться, осуждать; 3) божиться; 4) выкрикивать, кричать благим матом [с. 101]. Как видим, просматривается аналогия с английским swearing. Однако далее наблюдаются явные расхождения.

На стр. 101 П.Жиро выделяет группу serment -«торжественная клятва в присутствии важных персон». Эта группа, отмечает автор, подразумевает «гаранта»: иногда это физическое лицо, но возможен и Бог: Par Dieu! Au Nom de Dieu!

За serment следует jurement - «божба, проклятие». Это менее торжественная клятва, проходящая в бытовых условиях, при меньшем количестве людей. Соответствующие слова не обсценны, ими пользуются даже весьма почтенные особы, хотя церковь такую практику все же не одобряет.п. Жиро приводит цитаты из высказываний французских королей: Par la Paque-Dieu! Jour de Dieu! Le diable m'emporte! Foi de gentilhomme! Ventre saint-gris!

Так что jurement, как видим, это клятва Божественным именем. Бог призывается в свидетели, что сказанное является правдой. Сюда же относятся мольбы к Богу об успехе в каком-либо предприятии. Русское лексическое соответствие, по-видимому, «Богом клянусь!» (Ср. распространенное мусульманское «Клянусь Аллахом!»), «Ей-богу!», «Господи, помоги!». Однако прагматически здесь все же не вполне такая же задача, русские варианты кажутся слабее и в большинстве почти утратившими религиозный смысл.

Далее следует juron - слова, которые соединяют священное с профанным и криминальным. У них тоже религиозное происхождение. Это, например, peste, foutre, merde. Сегодня все они употребляются в бытовом контексте и связь с религией утратили полностью.

К перечисленным П. Жиро примерам можно присоединить еще несколько, имеющих существенные коннотативные отличия. Так, insult означает особенно грубую брань, подразумевающую надругательство. У него есть и устаревшее значение «кощунство», «богохульство». В ряду «оскорбление» понятие offense соотносится с понятиями «ранить» и «грешить», blessure ассоциируется с ранами и обидами, affront - с публичным позором. Outrage - это тяжкое, грубое оскорбление, нанесение морального ущерба и ассоциируемое с физическим воздействием.

Ряд французских слов, однокоренных с английскими, по понятным соображениям, более или менее совпадает по значению. Obsénités -

«сквернословие», execration - «ругательство», соотносимое с понятиями омерзения и отвращения. Однако есть и отличия: malediction употребляется, главным образом, как восклицательное междометие типа «Проклятие!»

По-иному классифицируют эту лексику немцы. В отличие от английского to swear и французского jurer, которые, как было показано, объединяют понятия «клясться» и «клясть», немецкое schwören не употребляется для обозначения «проклинать», «клясть» и «бранить». Существительное Schwur означает только «клятва». (Хотя, разумеется, происхождение Schwur - то же, что и англ. swear, так что исторически связь с клятвой присутствует и здесь). Основные слова, обозначающие брань - это Schimpf - «брань, ругань» и Fluch - «проклятие» и тоже «ругань». В первом из этих слов ощущаются коннотации типа «поношение», «обзывание», это слово может означать и «позор», гнусность», а в южно-немецких диалектах оно довольно мягко и связано с понятиями «озорной», «шуточный», «шутливый». Употребляется также и schelten -«ругать, порицать, бранить». Существительное Schelte подразумевает ссору, выговор, нагоняй.

Второе слово - Fluch - восходит к религиозному «проклятию», хотя может пониматься и просто как «ругань». Нем. Flucher - «сквернослов». Malediktion - тоже «проклятие». Еще одно слово, связанное с религией - Lasterung - «богохульство», но также и «злословие», «клевета», «поношение» и просто «брань». Соответственно lästerlich fluchen -«непристойно ругаться». Это слово ассоциируется с понятиями порочности, развращенности, безнравственности, греховности, а также сплетнями.

Среди других названий можно упомянуть Beleidigung, связанное с понятиями обиды и оскорбления (оскорбление власти, оскорбление действием, оскорбление с помощью прессы и т.п.), Verletzung, основное значение которого -«ранение», «травма» и только потом -«оскорбление», и близкое ему Kränkung, имеющее отношение к понятию krank - «больной».

Слово injurie, восходящее к французскому jurer, употребляется, однако, немцами только в узко юридическом смысле, как специальный термин.

В русском словоупотреблении серьезных классификаций, по-видимому, еще не предпринималось. Можно попробовать делить соответствующую лексику на табуированную, обзывания и гневные восклицания, снова имея в виду возможные пересечения. «Блядь!» - это 1) табуированное слово, 2) обзывание, необязательно обращенное только к проститутке, и 3) гневный («монологичный») возглас человека, ударившегося головой о притолоку.

Среди русских слов, как-то обозначающих эту лексику, можно назвать, в первую очередь, «брань». Обычно она определяется как оскорбительные слова и синоним ругани. Рядом с ним существует и «брань» в смысле «война, битва». Это

неудивительно: согласно словарю М. Фасмера [1986: 1, 197], лексема «брань» восходит к «боронь»

- «борьба, препятствие», в старо-славянском -«битва, бой». В других славянских языках слово связано с понятиями «бить», «бороться», рубить», «колоть», «оружие». Литовское же соответствие -«бранить», «ругаться». Как видим, подобных ассоциаций нет ни в одном из рассмотренных выше европейских языков.

«Ругань» - оскорбительные слова и грубые упреки. Фактически это синоним брани, но происхождение слова - совсем другое. В других славянских языках оно ассоциируется с насмешкой, но также с рычанием собаки, богохульством, злобствованием [Фасмер 1986: 3, 512].

Примерно так же определяется и «сквернословие». Однако здесь первая часть -«скверна» - восходит к понятиям грязи, нечистоты, навоза, отбросов, порчи и порока [Фасмер 1986: 2, 637].

«Непристойные слова» - это, естественно, слова, которые «не пристало» употреблять в «приличном обществе». В последнее время большое распространение получил синоним непристойности

- «обсценные слова» - от англ. obscene.

«Обзывание», как явствует из внутренней формы слова - назвать обидным, бранным словом.

«Поношение» - устаревшее слово, означающее оскорбительные, порочащие адресата слова.

«Табуированная лексика» - это запрещенные в литературной речи слова. Строго говоря, табуироваться могут слова самого разного содержания, но, как правило, имеются в виду слова непристойные.

«Ненормативная лексика» - слова, отклоняющиеся от принятой нормы. Чаще всего это сочетание употребляется в том же смысле, что «табуированная лексика», хотя формально гораздо шире.

Наконец, стоит упомянуть «мат» - наиболее грубую ругань, которую иногда напрямую связывают с наименованием матери в самых непристойных «матерных» идиомах. На самом деле слово «мат» в данном случае восходит к значению «крик» (Ср. «кричать благим матом». У Фасмера [1986: 2, 580] - предполож. от нов.-в.-н. matt -«вялый», «слабый»). «Матерный» у В. Даля -«похабный, непристойно мерзкий» [1958: 2, 308]. В большинстве словарей - просто «неприличная брань».

Что вовсе не исключает еще и связи «мат» -«мать». В исчерпывающем исследовании, посвященном истории русской матерной ругани, проф. Б.А. Успенский убедительно показывает, что «мать» в русском мате восходит к древнему образу языческой богини Мокоши, которая воспринималась как родоначальница всего сущего. Постепенно образ Мокоши вытесняется величественным образом «Матери-сырой-земли», а с приходом христианства этот образ дополняется образами Богородицы и Параскевы Пятницы. На самом последнем этапе преобладает уже образ матери конкретного человека.

В полном соответствии с этой цепочкой православная церковь утверждает, что матерщинник оскорбляет сразу трех матерей: Мать-сыру-землю, Матерь Божию и свою собственную мать. В брошюре «О грехе сквернословия», изданной Владимирской епархией в 1997 году, говорится:

«...Молясь за православную Россию, Пречистая Дева Мария отказывается поминать в своих молитвах тех, кто сквернословит. Богородица не молится за тех, кто ругается матом. И в русском народе издавна матерщинников именовали богохульниками» [О грехе... 1997: 4-5].

Обратим внимание прежде всего на последнюю фразу брошюры, прямо связывающую мат и богохульство.

После всего сказанного становится ясным и ответ на другой вопрос: почему в большинстве европейских языков богохульные ругательства занимают столь заметное место, а в русской культуре их практически нет. Если не знать истории происхождения русского мата, можно было бы найти это обстоятельство весьма странным, особенно если учесть, что место богохульства в составе брани прямо пропорционально религиозности народа. Русская религиозность, во всяком случае, до семидесятилетнего господства атеизма сомнению никем не подвергается. Однако грубых ругательств, прямо поносящих Бога, Божию Матерь, апостолов и т.п. типа итальянского Porca Madonna! в русском языке нет или почти нет. Если русский мат носит богохульный характер, все становится понятным, как понятно и то негодование, которое еще и сегодня вызывает мат.

Вполне объяснимо и то, почему наиболее грубые богохульные ругательства в западноевропейских культурах по своей силе обычно прямо ассоциируются с русским матом, как в исследовании В. Фон Тимрота [Timroth 1983], который прямо соотносит с традиционными русскими матерными выражениями немецкие богохульные (и скатологические) идиомы типа Gottverdammter Mist! (букв. «Богом проклятое говно!»), Teufel auch! (досл. «И дьявол тоже!»), Himmel, Arsch und Zwirn! («досл. «Небо, жопа и пряжа!»). Последнее немецкое восклицание особенно интересно абсурдностью сочетания: очевидно, что, подобно русскому современному мату, инвективы такого рода утратили прямой богохульный смысл и как «настоящее» богохульство вряд ли воспринимается слишком остро.

Тем не менее, очевидно, что в обоих языках речь идет об одном и том же слое обсценной лексики.

Что касается связи всей данной русской лексики с клятвой, то она просматривается через устаревший глагол «клясть» в смысле «бранить, ругать», «поносить» и, естественно, «проклинать» («Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу!»). Одновременно в русском языке есть «клясться» в значении «приносить\произносить клятву» (ср. Лермонтов: «Клянусь четой и нечетой, клянусь мечом и правой битвой, клянуся утренней звездой,

клянусь вечернею молитвой»), «божиться», то есть «клясться именем Бога» (ср. у Пушкина: «Змея, ты лжешь!» «Ей-богу!» «Не божись!») и, наконец, различные слова, обозначающие «бранить(ся)», «сквернословить», «материться» и т.п.

Чем объясняется совмещение в одном «теле знака» двух столь разных значений, как «торжественная клятва» и «сквернословие»? Объяснение очевидно: самым резким и недопустимым ругательством древнее общество признавало богохульство, то есть прежде всего «упоминание имени Бога Господа нашего всуе». Аксиология таких слов, как «Бог», «дьявол», «Пресвятая Дева», «ад» и т.п. совершенно различна, идет ли речь о молитве, проповеди, богословском трактате с одной стороны и бытовом эмоциональном разговоре или перебранке - с другой. Евангелие резко осуждает использование священных имен в целях «божбы»:

«33. Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы,но исполняй пред Господом клятвы твои (Левит. 19, 12. Второзак. 23, 21). 34. А я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно Престол Божий; 35. Ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; 36. Ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым, или черным (Матф.5, 33-36).

Современная православная «Настольная книга священнослужителя» осуждает даже такие восклицания, как «Ей-богу», «Бог с ним», «Ради бога» и т.п. и считает уж совершенно недопустимым «тяжким грехом» употребление священных имен в составе грубых ругательств.

В брошюре «О грехе кощунства» православный автор объясняет причину такого отношения:

«Легкомысленное призывание имени Божия в обыкновенных разговорах и поговорках производит в нас мало-помалу охлаждение ко всему священному, и тогда кощунство делается обыкновенным делом» [«О грехе кощунства» 1999: 13].

Таким образом, можно утверждать, что традиция избегать напрасного упоминания священных имен и предметов характерна как для русской, так и для западных культур как культур христианских, стремящихся исполнять евангельские указания. Логично было бы ожидать, что и история слов, называющих соответствующие понятия, должна в основном быть схожей. Однако, как было показано, это не совсем так.

Другими словами, в христианских культурах совершенно очевидна общность понятий «клясться», «божиться» и «сквернословить»: единое «тело знака» спаивает их в некое целое подобно тому, как русское «берег» объединяет такие разные понятия, как английские bank и shore, а английское girl - «девочка» и «девушка».

Из сказанного также очевидно, что в каждом из проанализированных языков соответствующий набор слов мало помогает составить непротиворечивую общую классификацию. Ясно, что все народы

мира более или менее одинаково ссорятся и бранятся, у всех существуют «монологические» ругательства, не имеющие прямого адресата; с другой стороны, столь же ясно, что с помощью приведенных выше обозначений создать единую классификацию, где элементы бы не пересекались, невозможно даже в одном языке.

Поэтому есть смысл объединить все разновидности выражения человеческой неприязни и агрессии под названием «инвектива», понимая это слово широко, не только как «выпад против к-л», но и как употребление любого слова, которое может восприниматься в бранном смысле и может быть направлено

как на другого человека, так и на самого говорящего.

Заслуживает внимания и идея употребить в том же значении термин, предложенный В.Д. Девкиным - «гробианизм» (от нем. grob - «грубый»). Предпочтительность «гробианизма» перед «инвективой» в том, что последняя первоначально все-таки предполагает агрессию, в то время как термин В.Д. Девкина шире и, в соответствии с внутренней формой, подразумевает все просто грубые слова, в какой бы функции они ни употреблялись. В таком случае необходимость дальнейшей классификации представляется излишней.

ЛИТЕРАТУРА

1. Мамонов Д. О грехе сквернословия. Владимир: Изд. отдел Владимирской епархии, 1991.

2. Настольная книга священнослужителя. Т.4. М.: Изд-во Московской патриархии, 1983.

3. О грехе кощунства. М.: Изд-во Московской патриархии, «Центр Благо», «Казак», 1999.

4. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Под ред. Б.А. Ларина. 2-ое изд. Прогресс: М., 1986.

5. Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of the English Language. 2nd Ed. Cambridge Univ. Press: Cambridge, 2005.

6. The American Heritage Dictionary of the English Language. WQ. Morris, Ed. American Heritage Publishing Co., Inc. & Houghton Mifflin Company. Boston et al., 1970.

7. Guiraud P. Let gros mots. Press universitaires de France: Paris, 1975.

8. Hughes G. Swearing. A Social History of Foul Language, Oaths and Profanity in English. Blackwell: Oxford UK & Cambridge USA, 1991.

9. Timroth W. von. Russisch und Sowjetische Soziolinguistik und tabuierte Varietäten des russischen (Argot, Jargons, Slang und Mat). München: Verlag O. Sagner, 1983.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.