CC BY
36ОБРАЗОВАНИЕ И КУЛЬТУРА
В.К. Пичугина, К.В. Воробьева
ГРЕЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ И «RATIONEM HUMANITATIS»: ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ РЕЧЕЙ ЦИЦЕРОНА «ПРОТИВ ГАЯ ВЕРРЕСА»
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ, проект «Концепция воспитания культурой в педагогике Цицерона» №16-06-00004
Ключевые слова: современники, образованность, педагогическое содержание, греческое наследие.
Аннотация: В статье раскрыто педагогическое содержание судебных речей Марка Туллия Цицерона против Гая Лициния Верреса (70 г. до н. э.), разоблачающих преступления наместника в провинции Сицилия в отношении греческого наследия. Разбирая деяния обвиняемого, Цицерон указывает на то, что величие римского государства достигается не столько действиями по праву победителя («rationem victoriae»), сколько действиями по «праву человечности» («rationem humanitatis»). Разумный баланс между этими правами должны находить, прежде всего, в аристократических кругах, к которым относился Веррес. Однако на деле этого не происходило: результатом поверхностной образованности современников Цицерона стали «интеллектуальные болезни», которые были страшны своей способностью поражать представителей высшего сословия.
Вопросы, касающиеся вклада Цицерона в развитие образования своей эпохи и последующих эпох, продолжают оставаться актуальными для исследователей, представляющих разные научные направления. Его оригинальная педагогическая концепция воспитания посредством культуры [1; 2; 10; 15; 22 и др.] оформлялась с опорой на древнегреческое наследие [9; ll; 12; 16; 17; 18 и др.], которое далеко не всегда воспринималось как исключительное знатными и богатыми римлянами.
Противостояние аристократов и «novus homo» - «выскочек», подобных Цицерону, стремящихся стать частью интеллектуальной элиты, - становилось явным, когда речь заходила о греческих образцах в искусстве, культуре и образовании. Даже те из римлян-аристократов, кто, как и Цицерон, тяготели ко всему греческому и получили греческое образование, сильно контрастировали с ним. На этот контраст, например, указывает Гарольд Гуайт, говоря о разнице между Сципионом и Цицероном: «...он был аристократом, абсолютно уверенным в себе, а не novus homo, которому завидуют, и не защитником, имеющим соблазн сыграть на популярных предубеждениях» [14, 159]. В многочисленных письмах к друзьям и близким Цицерон называет себя проэллинистический римским лидером - «qiiAeAAqv» («эллинофилом)» - которому предстоит сделать многое, в том числе и на ниве образования: «Теперь, так как мы всегда были очень жадны к славе и более чем кто-либо другой являемся и считаемся филэллинами и ради государства навлекли на себя ненависть и вражду многих, то "все ты искусство ратное вспомни" и постарайся о том, чтобы все хвалили и любили нас» [7, 56].
Для выявления глубинных причин этих «стараний» большой интерес представляют речи Цицерона «Против Гая Верреса» (70 г. до н. э.), в которых он разоблачает пропретора Гая Лициния Верреса, занимавшего должность наместника Сицилии в 73-71 годы и сменившего на этом посту Цицерона. Обвинительные речи против Верреса написаны Цицероном для разных этапов слушания дела, а затем обработаны и подготовлены к печати его вольноотпущенником Тироном. Помня о гуманной политике времен, когда квестором Сицилии был Цицерон, граждане провинции обратились к нему с просьбой выступить защитником их интересов в суде, ссылаясь на притеснения и вымогательства Верреса. Поскольку Цицерон был политически связан с римской элитой, осевшей на Сицилии, это давало ему право говорить от лица всех римлян, озабоченных управлением
W,
провинциями. После «дела Верреса» Цицерон приобрел статус поборника греческих интересов и окончательно закрепил за собой статус эллинофила. Обличая губительную страсть Верреса к роскоши, Цицерон употребляет свою знаменитую фразу: «О времена, о нравы!»(Сю. Ver. XXV.56). Он настаивает на том, что эта страсть стала следствием недостаточной образованности обвиняемого, который искренне считал себя ценителем, а не грабителем. В этой речи Цицерон обличает невежество и наставляет в правильном понимании культуры и искусства.
Речи против Верреса создают впечатление, что дело слушалось в присутствии обвиняемого, чего на самом деле не происходило. Структура и содержание речей демонстрируют то, что Цицерон хочет не только осудить преступления Верреса, но и представить его мотивы и деяния как попытку добиться особого положения в обществе. Цицерон и сам всю жизнь добивался этого, но использовал иные средства. Будучи уроженцем г. Арпина - итальянского городка, где жители имели римское гражданство, но находились под сильным греческим влиянием - Цицерон почти не имел шансов добиться той должности, которую в дальнейшем они занимали с Верресом. Политическая и ораторская карьеры не были предначертаны Цицерону по праву «familia», а взяты по праву «humanus» - «по-человечески», по «благоразумию», «рассудительности», «образованию» и «стойкости к житейским невзгодам». Свою заинтересованность в судебном разбирательстве над Верресом Цицерон объясняет следующим образом: «Я же взялся за это дело, судьи, по воле римского народа и в оправдание его чаяний, отнюдь не для того, чтобы усилить ненависть к вашему сословию, но дабы избавить всех нас от бесславия» (Cic. Ver. I.1) [4, 44]. За коррупционным карьеризмом Верреса, как казалось Цицерону, скрывается много большее: то, что Верресу удавалось «привить его покровителям избыточное пристрастие к греческим произведениям искусства и дорогим вещам посредством бесстыдного разграбления и жесткого обращения» [10, 175], свидетельствовало о глубоком моральном разложении знати.
Цицерон отталкивается от мысли о том, что Веррес попирает законы, превращая их в орудие своих интересов [13, 428], а затем плавно переводит юридическую сторону вопроса в моральную. Перечисляя злодеяния Верреса, Цицерон указывает на то, что тому хорошо было бы сопоставить себя со Сципионом. Обращаясь к Верресу относительно присвоения им коринфских ваз, которые подсудимый очень ценил, Цицерон пишет: «Так значит, знаменитый Сципион, хотя и был ученейшим и просвещеннейшим человеком, этого не понимал, а ты, человек без всякого образования, без вкуса, без дарования, без знаний1, понимаешь это и умеешь оценить!» (Cic. Ver. XL.IV.98) [5, 92]. Продолжая искать «великих и славных» римлян, на которых Верресу следовало бы равняться, Цицерон вспоминает о Квинте Лутации Катуле и Публии Сервилии Ватии Исаврике - авторитетнейших политиках Рима, чей подход к греческим произведениям искусства был противоположен подходу Верреса. Эти поиски уводят Цицерона в прошлое, в историю римского завоевания греческого мира - завоевания, которое затронуло все сферы общественной жизни и изменило представление о добродетельности в аристократических кругах. Цицерон вспоминает о римских консулах Марке Клавдии Марцелле и Публии Корнелии Сципионе Африканском, которых отличала «доблесть и добросовестность» в обращении с завоеванными предметами греческого искусства. В частности, он указывает на примеры, когда греческим городам было даровано или возвращено то, что им принадлежало.
Цицерон пишет здесь употребляет «homo doctissimus atque humanissimus» («человек ученейший и выскообразованнейший»), «sine bona arte» (имея в виду «без хорошего занятия / хорошей науки») и «sine ingenio» («без врожденных способностей»).
педагогический журнпл бпшнортостпнп м 4(77). aoia sssSsas
Цицерон описывает деяния Марцелла, который пощадил богато украшенный и оснащенный храм Минервы, поскольку картины из него считались одной из главных достопримечательностей Сиракуз: «Марк Марцелл, хотя его победа и сняла религиозный запрет со всех этих предметов, все-таки, из благочестия, не тронул этих картин. Марцелл, давший обет - в случае, если он возьмет Сиракузы, построить в Риме два храма, не пожелал украсить будущие храмы захваченными им предметами. Веррес, давший обеты не Чести и Доблести, как это сделал Марцелл, а Венере и Купидону, попытался ограбить храм Минервы» (Cic. Ver. LV.122-123) [5, 100]. Победа, снимающая запреты, согласно Цицерону, все же, не совсем полная победа, поскольку в ней право поступать по силе оказывается важнее права поступать по-человечески. С одной стороны, римские законы позволяли реализовывать «право победителя» («rationem victoriae»), а с другой - никто не должен был их абсолютизировать настолько, чтобы забыть о неписаных законах, которые побуждали к тому или иному действию или отказу от него по «праву человечности» («rationem humanitatis») (Cic. Ver. IV.120-121).
В речах против Верреса Цицерон хочет сказать следующее: принадлежащее греческому народу не должно переходить в частные римские коллекции путем, когда аристократы не стоят за ценой - как финансовой, так и моральной. Такое эллинофильство, по мнению Цицерона, является результатом поверхностной образованности и несколько похоже на интеллектуальную болезнь, которая страшна своей способностью поражать представителей высшего сословия. «Цицерон использует беспокойство об эллинизации как средство обособить Верреса и его сторонников (образцы снижения нравов, которые, как мрачно предсказал Катон, будут неизбежным результатом притока греческой культуры в Рим) от знати, которую Цицерон рассматривал как опору аристократии» [10, 175]. Себя Цицерон, безусловно, относил к мудрым эллинофилам, которые если и стремятся обладать предметами греческого искусства, то делают это как высокообразованные люди, не просто коллекционирующие, а собирающие их с пониманием. Письма Цицерона представляют богатый материал для изучения того, как именно он это реализовывал. В частности, в письме от ноября 68 года он пишет Аттику в Афины относительно своей тускуланской усадьбы: «Если сможешь разыскать какие-либо украшения, подходящие для гимнасия, пригодные для известного тебе места, пожалуйста, не упускай их» (Cic. Att., I, 6. 2) [7, 8]. Примечательно, что в письме 67 года Цицерон сначала просит у Аттика ускорить доставку вещей для его гимнасия и только потом - вещей для внутренней отделки дома. Многолетняя увлеченность, с которой Цицерон занимается гимнасием, указывает на то, что он видит в нем далеко не элемент декоративного украшения своей усадьбы. Конечно, в этой задумке присутствует римский прагматизм. Цицерон часто хвалит Аттика и друзей за покупку предметов греческого искусства для его дома по удобоваримой цене или откровенно торгуется относительно предстоящих приобретений. В письме Марку Фадию Галлу предположительно в 61 году Цицерон, только приехавший из арпинской усадьбы, укоряет его за покупку для него дорогих статуй: «Во-первых, я никогда не оценил бы этих самых муз так высоко и сделал бы это с одобрения всех муз. Однако это подошло бы для библиотеки и соответствовало бы моим занятиям. Но где у меня место для вакханок? "А они красивы". Знаю прекрасно и часто видел их. Если бы они нравились мне, то я, давая тебе поручение, прямо назвал бы эти известные мне статуи. Ведь я обычно покупаю те статуи, которые украшают у меня участок на палестре ради подобия с гимнасиями. А к чему мне, поборнику мира, статуя Марса? Радуюсь, что не было статуи Сатурна. <...> Право, как раз за эту сумму я гораздо охотнее купил бы заезжий двор в Таррацине, чтобы не всегда обременять хозяина» (Cic. Fam., VII, 23.2-3) [8, 195-196]. На первый взгляд кажется, что Цицерона, как и Верреса, можно назвать псевдоценителем греческого искусства. Однако между несколько эмоциональной покупкой и хладнокровным отъемом предметов греческого
искусства большая разница: Цицерон хочет поставить греческое наследие на службу образования римлян, а Веррес даже не задумывается о такой возможности.
Поэтому если в первой речи Цицерон осторожно заявляет, что он лишь novus homo, имеющий свой взгляд на это дело, то в конце последней - притязает на то, чтобы быть таким же воплощением высших моральных стандартов в обращении с греческим наследием, как Сципион или Катул. В этих речах, как и во многих других сочинениях, Цицерон хочет не просто «писать историю», но и утверждать новый канон репрезентации прошлого ораторами [19; 21 и др.]. Рассуждая об эпохе Цицерона, И.В. Шталь пишет: «Люди ждут перемен или вершат перемены, кто с робостью, кто дерзновенно вглядываясь в ход событий. <...> Одни - Катилина, Цезарь, Помпей - стремятся к традиционно оформленному новому, другие - Катон, Брут, Цицерон - мечтают о подновленном старом» [3, 15-16]. «Подновление старого» для Цицерона, скорее, похоже на сложный процесс оздоровления римской истории, в которой было много примеров алчного поведения Верреса, но и достаточно примеров гуманного обращения с побежденными и их наследием. Именно поэтому Цицерон то упрощает, стараясь показать Верреса всего лишь как одного из неразумных политиков, то усложняет, превращая его в лицо эпохи, где политики оказались слишком далеки от образованных интеллектуалов. Многочисленные исторические примеры Цицерон использует для усиления контраста между идеализированным прошлым и драматизированным настоящим. Он стремится воспитывать слушающих современников рассказами о деяниях великих деятелей прошлого. При этом историческое прошлое необходимо Цицерону, чтобы подчеркнуть контраст (например, Веррес и Сципион) или указать на подобие (например, Сципион и Марцелл). Стремясь указать на оптимальные стратегии жизни в государстве, Цицерон выдвигает оригинальные педагогические идеи, которые оказываются помещены между историей, философией и практическим красноречием. Оратор, в логике Цицерона, является своеобразным наставником народа, которому он предлагает свое видение прошлого и настоящего.
Подводя итог, отметим, что благие стремления по сохранению и популяризации греческой культуры и образования у Цицерона всегда оказывались связаны с ключевым для его современников вопросом о границах культурного превосходства греков над римлянами. Чтобы несколько смягчить акценты, Цицерон иногда старается свести деяния Верреса к порочной страсти коллекционировать все греческое, чтобы продемонстрировать то, что им движет именно жажда обогащения, а не преклонение перед греческим искусством и культурой. Именно поэтому Цицерон намеренно гиперболизирует, говоря о том, что на Сицилии не осталось ни одной вещи, которая была бы способна привлечь внимание Верреса и которую он не забрал бы себе. Цицерон умышленно прибегает к ораторским хитростям: речь идет не о сгущении красок в описании преступления, а о «риторическом допущении» в сочетании с «конспиративной риторикой» [20], которые свидетельствуют о том, что он не совсем доверяет слушающей его аудитории: «Не могу скрыть от вас, судьи: я боюсь как бы, вследствие этой выдающейся военной доблести Гая Верреса, все его деяния не сошли ему безнаказанно» (Cic. Ver. I.3) [6, 110]. Цицерон не мог не понимать, что Веррес имел сильную поддержку среди нобилитета. Право, данное Цицерону выступить его обвинителем, отнюдь не гарантировало успех дела, слушание которое постоянно затягивалось.
Многоаспектное осуждение Верреса в нескольких речах позволяет Цицерону продемонстрировать, что деяния римлян могут быть частично оправданы величием Римской империи, но только если это величие понимается как политическая справедливость, которая вершится аристократией, сумевшей извлечь из прошлого уроки. Через все речи проходит одна и та же мысль: если Цицерону удастся переубедить сограждан в оценках настоящего (хотя бы относительно деяний такого государственного
педагогический журнпл бпшнортостпнп м 4(77). aoia sssSsas
преступника, как Веррес), то он ощутит себя победителем в «педагогической борьбе» за умы римлян. Цицерон настаивает на необходимости переосмыслить государственную стратегию развития образования, помня, что скрепами любого государства являются образованные люди, чувствующие грань между «поступком» и «преступлением». Обращение к его оригинальным текстам позволило выявить семантические отличия понятий, которые Цицерон использует для конкретизации своего педагогического кредо, очерчивая контур того, что мы сейчас бы назвали «философией римского образования», подкрепленной глубоким знанием психологии современного ему человека.
1. Пичугина, В.К. Концепция воспитания культурой Марка Туллия Цицерона [Текст] // Психолого-педагогический поиск. -2016. - № 2(38). - С. 31-42.
2. Пичугина, В.К., Лазарева, Н.Н. Образовательный идеал воспитания культурой в трудах Цииррона: дискурсивные и культурные доминанты [Текст] // Эволюция образования и развитие педагогической мысли в истории цивилизации: монография / под ред. Г.Б. Корнетова. - Москва : АСОУ, 2017. - С .63-70.
3. Шталь, И.В. Поэзия Гая Валерия Катулла. Типология художественного мышления и образ человека. - Москва : Наука. - 269 с .
4. Цицерон. Речь против Гая Верреса (первая сессия) [Текст] // Марк Туллий Цицерон. Речи в двух томах. Том I (81 - 63 гг. до н. э.). - М.: Изд-во АН СССР, 1962. - С.4-58.
5. Цицерон. Речь против Гая Верреса (вторая сессия, «О предметах искусства») [Текст] // Марк Туллий Цииррон. Речи в двух томах. Том I (81 - 63 гг. до н. э.). - М.: Изд-во АН СССР, 1962. - С.59-109.
6. Цицерон. Речь против Гая Верреса (вторая сессия, «О казнях») [Текст] // Марк Туллий Цицерон. Речи в двух томах. Том I (81 - 63 гг. до н. э.). - Москва : Изд-во АН СССР, 1962. - С.110-166.
7. Цицерон. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту [Текст] / пер. и коммент. В.О. Горенштейна. - Москва - Ленинград : АН СССР, 1949. - Т.1. (годы 68-51). - 534 с.
8. Цицерон. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту [Текст] / пер. и коммент. В.О. Горенштейна. - Москва - Ленинград : АН СССР, 1951. - Т. III. (годы 46-43) - 826 с.
9. Barlow, J.J. The Education of Statesmen in Cicero's De Republica [Text] // Polity, 1987. Vol. 19. №3. P. 353-374.
10. Becker, M.W. Greek Culture and the Ideology of Roman Empire in Cicero's Verrine Orations [Text] // PhD diss., Princeton University, 1996. - 273 р.
11. Bishop, C.B. Greek scholarship and interpretation in the works of Cicero [Text] // PhD diss., University of Pennsylvania, 2011. -
261 р.
12. Corbeill, A. Education in the Roman Republic: creating traditions [Text] // Education in Greek and Roman antiquity / ed. by Y.L. Too, 2001, Leiden; Boston; Koln: Brill. Р.261-287.
13. Dyck, A.R. Three notes on Cicero, in Verrem [Text] // The Classical Quarterly, 2012. - Vol. 62. - No.1. - Р.428-430.
14. Guite, H. Cicero's Attitude to the Greeks [Text] // Greece & Rome, Second Series, 1962. - Vol.9, №2. - PP. 142-159.
15. Hogel, C. The Human and the Humane: Humanity as Argument from Cicero to Erasmus (Reflections on (In)humanity) [Text] // V&R Academic, National Taiwan University Press, 2015.
16. Husband, T.J. Cicero and the moral education of youth [Text] // PhD diss., Georgetown University, 2013. - 186 р.
17. Kruck J. Cicero as Translator of Greek in his Presentation of the Stoic Theory of Action [Text] // PhD diss., University of Manitoba, 2008. 140 р.
18. Nicgorski, W.J. Cicero on Education [Text] // The Humanizing Arts Arts of Liberty Journal, 2013. Vol. 1. № 1. P.1-25.
19. Robinson, A.W. Cicero's use of people as exempla in his speeches [Text] // PhD diss., Indiana University, 1986. - 190 р.
20. Spencer, W.E. Conspiracy Rhetoric in Cicero's Verrines [Text] // Illinois Classical Studies, 2010-2011. - No. 35-36. - Р. 121141.
21. Steel, C.E.W. Cicero's Brutus: the end of oratory and the beginning of history? [Text] // Bulletin of institute of classical studies, 2003. - Vol. 46. - P.195-211.
22. Wellman, R.R. Cicero: Education for Humanitas [Text] // Harvard Educational Review, 1965, Vol.35. №3. Р.349-362.
