CC BY
1106
БРАК, СЕМЬЯ, РОДСТВО В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ
УДК 347.628.42 И.А.Разумова
«ГРАЖДАНСКИЙ БРАК»: ПОНЯТИЕ, СТАТУС, ИССЛЕДОВАНИЯ1
Аннотация
В статье обсуждаются проблемы, связанные с изучением современных моделей брачного поведения и различных брачных конфигураций. Рассматриваются юридический статус гражданского и фактического брака, их история в связи с динамикой брачного законодательства, социологические и этнологические подходы к изучению феномена фактического брака, вариативность концептуализации.
Ключевые слова:
Гражданский брак, брачное законодательство, семейная идеология, фактический брак, бигамная семья, типология
I.A. Razumova
“CIVIL” MARRIAGE: THE NOTION, STATUS, RESEARCHES.
Abstract
Research problems related to modern matrimonial behavior and different conjugal configurations are under discussed in the article. Civil marriage and union out of wedlock, their legal status and history in connection with marriage legislation dynamics, sociological and ethnological points of view, and various conceptualizations are examined.
Key words:
Civil marriage, marriage law, family ideology, marriage out of wedlock, bigamous family, typology.
Юридический статус и понятие гражданского брака
В отечественной юридической и социологической литературе более всего утвердилась точка зрения на брак как «свободный, добровольный и равноправный союз мужчины и женщины, основанный на чувствах взаимной любви и уважения, заключаемый в органах записи актов гражданского состояния для создания семьи и порождающий взаимные права и обязанности супругов» [БЮС, 2006: 66]. «Брак представляет собой важнейший юридический факт, вызывающий возникновение семейно-правовых связей, и представляет
1 Исследование выполнено при поддержке Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России» по проекту ЦГП КНЦ РАН «Семейно-родственные общности как агенты культурных инноваций».
собой свободный и добровольный союз мужчины и женщины, заключаемый в установленном порядке с соблюдением требований закона, направленный на создание семьи» [Семейное право, 2009: 154].
Одновременно, с точки зрения правоведов, понятие семьи, к которой, по закону, приводит брак (или являющейся естественным следствием брака), «лишено всякой определенности и ясности», и. несмотря на многообразие работ, как представляется, до сих пор этой ясности не имеет. В этом отношении правомерно разграничение социологического и юридического понимания семьи, а также дифференциация этого понятия применительно к различным областям права [Семейное право, 2009: 192-201]. Кроме того, в современном семейном праве разграничиваются понятия «семья» как определенный круг лиц, объединенных известными социальными связями (собственно социологическая категория); «семейные отношения» - имущественные, лично-доверительные и иные, регулируемые нормами права, морали, а также традициями, религией и пр.; и «семейные отношения» - личные неимущественные и имущественные отношения, регулируемые нормами закона [Семейное право, 2009: 201].
Современный Семейный Кодекс РФ, в целом, исходит из того, что основными в семье являются личные отношения, и они во многом определяют содержание норм, регулирующих даже имущественные отношения в семье; участники семейных отношений имеют право сами определять свои правоотношения с помощью различных соглашений. Содержание же брачного правоотношения «образуют права и обязанности супругов», причем «реализация супругом своего права осуществляется не совершением в его пользу каких-либо действий со стороны другого лица, а его собственным поведением: владением, пользованием, распоряжением общим имуществом в установленных законом пределах. Этот прием регулирования отношений супругов обусловлен тем, что и мужу, и жене закон предоставляет равные по назначению и объему права» [Семейное право, 2009: 208-2091].
Действующий Семейный кодекс РФ (как и предшествующий) не содержит самого термина «гражданский брак». В соответствии с п.2 СК законным считается только брак, заключенный в органах загса. Таким образом, недействителен:
а) брак, совершенный по религиозным обрядам. Из этого правила есть лишь одно исключение: церковный брак признается, если он совершен во время Великой Отечественной войны на оккупированных территориях, то есть в период, когда там не действовали органы загса (п.7 ст.169 СК);
б) «гражданский брак, т.е. фактические брачные отношения. По общему правилу никаких правовых последствий (совместная собственность супругов, взаимный алиментные обязательства) такие отношения не влекут. Исключение составляют фактические брачные связи, существовавшие до июля 1944 г., которые - при определенных обстоятельствах - могут быть признаны в качестве зарегистрированного брака»;
в) брак, заключенный по нормам иностранного семейного права, если их содержание противоречит публичному порядку РФ [Вишнякова, Хинчук, 2009: 2-3].
Понятие «фактический брак» в российском законодательстве не предусмотрено, так как браком признается только союз мужчины и женщины, зарегистрированный в органах гражданской власти. Таким образом, с точки
зрения закона, есть только действительный / недействительный = законный / «незаконный» = «формальный»/ «неформальный» браки. Понятие гражданского брака изначально было противопоставлено браку церковному, «венчанному» («таинству»). Отсюда значение «незаконности», присущее понятию «гражданский брак». Абсолютным синонимом ему служит «светский брак». Следовательно, гражданскими являются все зарегистрированные в органах ЗАГС, но не санкционированные церковью браки. С точки зрения церковнослужителей, особенно в ретроспективе, такой брак синонимичен понятию «греха».
Использовать понятие гражданского брака современные нормативные акты могут лишь в кавычках, «идя на поводу» у современного обыденного словоупотребления и с обязательным уточнением, что имеется в виду брак «фактический». На юридическом языке он носит название «сожительства». Вполне оправдано, что это понятие даже сами работники ЗАГС-ов употребляют с оговорками. Так, в беседе с молодежью работник ЗАГС-а г. Апатиты уточнила: «вот именно что брак, заключенный в органах ЗАГС, является гражданским браком. То, что сейчас молодые люди живут у нас «Он мой гражданский муж», или: «она моя гражданская жена», - это неправильно. Сожитель и сожительница. Хотя, может, звучит очень грубо, но это так»2 В русском языке это слово имеет отчетливые негативные, оскорбительные коннотации. Чаще всего им пользуются работники милиции. С максимальной определенностью и безоговорочно употребляют его представители духовенства, для которых неприемлемы любые несанкционированные браки: «Гражданский брак - это неграмотное определение бытового сожительства. Настоящий гражданский брак - это официально заключенный брак. А то, что прикрывают сегодня этим названием, - обыкновенный блуд. Церковь называет все своими именами» (протоирей Петр, настоятель Свято-Тихоновского храма Костромы) [Гражданский брак 2010: 8]. Западные церкви (при общем сходстве
юридических статусов и номинаций разновидностей брака) проявляют большую толерантность, следуя динамике социальной ситуации: «Свидетельством того, что сожительство в Великобритании все больше приобретает характер нормы, служит факт недавнего отказа англиканской церкви от использования выражения «жизнь в грехе» в отношении внебрачных союзов» [Лоуссон, Гэррод, 2000:36-37].
Таким образом, юридически грамотным является семантический ряд: [брак] недействительный = неофициальный = незаконный = фактический = сожительство. В обыденном же русском словоупотреблении укоренилось понятие «гражданского брака» - в дополнение к данному ряду, в противоречии с узаконенной нормой и в соответствии с некими устоявшимися представлениями.
Из истории гражданского брака и его осмысления
Согласно историческим данным, которые приводят Н.Л.Пушкарева и О.Е.Казьмина [2003], с 1722 по 1917 гг. заключение браков регулировалось и церковными, и светскими нормами права, однако вплоть до 1917 г. в России «не было социальных учреждений, в которых могли бы быть зарегистрированы
2 Зап. Д.Бараненко 3.03.2010 г., г. Апатиты.
браки без участия церкви», поэтому лишь «незначительная часть либертиански настроенных молодых людей - по преимуществу в городах - в начале ХХ в. отказывалась от венчания и, по сути дела. Сожительствовала, не стремясь к установлению супружеских отношений в установленном законом порядке». При длительном сожительстве данное явление получало наименование «фактического брака» и явно свидетельствовало о кризисе религиозных норм отношений между мужчинами и женщинами. Вместе с тем, как подчеркивают авторы, при всей сложности, часто трагичности, внутрисемейных и межличностных отношений, законный христианский брак в идеале оставался неприкосновенной культурной ценностью, подсознательно оберегаемой «самими нарушителями» [Пушкарева, Казьмина, 2003:67-68].
Период 1917-1926 гг. исследователи называют «периодом дефамилизации». Церковный брак был объявлен частным делом и не имеющим юридической силы. Новой властью признавался только брак, заключенный в загсе, именно он, по нормативным документам, именовался «гражданским» и порождал права и обязанности супругов. Как известно, декрет «О гражданском браке» был одним из первых законодательных актов советской власти, а в 1918 г. был принят «Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве», который, помимо прочего, свидетельствовал о том, что «регулирование <...> семейных отношений государство не желало выпускать из своих рук» [там же: 70]. В постреволюционный период сложилась ситуация, при которой «теории Коллонтай странным образом соседствовали с революционно-аскетическим подходом к половой морали» [Лебина 1999: 273].
История семейно-брачных отношений в ХХ в. демонстрирует, с одной стороны, всплески и спады общественного интереса к проблеме форм и типов брака, с другой стороны - динамику реальных брачных практик. Одна из сторон данного процесса - периодическое возрастание и убывание числа браков того или иного типа. Естественно, что с ослаблением института церкви резко сократилось количество церковных браков в 1920-е гг. Эта тенденция сохранялась на протяжении всего советского периода, незначительно усиливаясь или ослабевая вместе с динамикой отношений государства и населения к церкви. Вместе с тем, в начальный период существования советского государства «молодежь не спешила с регистрацией браков и в новых советских учреждениях, у которых до поры до времени не было достаточного авторитета [Пушкарева, Казьмина, 2003: 71].
В вопросе о концептуализации гражданского брака следует учесть фактор устойчивости массового общественного сознания (отнюдь не только и не столько в силу его «религиозности», но вследствие традиционности, привычки к установленному порядку), согласно которому только церковный брак является «настоящим», «подлинным», а остальные могут признаваться или не
признаваться, но имеют иной статус. В этом отношении «фактический» и «гражданский» брак семантически уравниваются на основе общности таких атрибутивных значений, как «свободный» и «неподзаконный» (нелегитимный). Естественно, аксиология объединенного понятия «гражданский=фактический брак» распределяется по всей шкале: от крайне негативной оценки (позиция церкви, верующих и воцерковленных) до положительной - у наиболее либеральной части населения и ее идеологов.
Рост числа фактических, нигде не зарегистрированных, браков в первое десятилетие советского государства привел к тому, что в 1926 г. новый «Кодекс о браке, семье и опеке» признал правовой характер фактических брачных отношений, тем самым поставил под вопрос принцип единобрачия и уравнял фактический и гражданский браки уже на юридическом уровне. Такое положение сохранялось вплоть до 1944 г., когда Указом правительства от 8 июля 1944 г. незарегистрированный брак был объявлен незаконным, как и рожденные в нем дети; установление отцовства в данном случае запрещалось.
Можно только предполагать (а также отыскивать среди сведений мемуаристов того времени), насколько и у каких категорий населения в послереволюционный период, особенно в 1926-1944 гг., более или менее успели закрепиться представления об однозначности понятий «фактический» и «гражданский» брак и о легитимности, легальности обоих. При этом очевидно, что синонимия данных понятий в настоящее время является почти абсолютной, по крайней мере, в массовом словоупотреблении, а вот с представлением о правомочности так называемого «гражданского брака» дело обстоит, скорее, наоборот. Одновременно с «либерализацией» семейно-брачных отношений, наблюдаемой в реальности и постоянно констатируемой в СМИ, в социологической и иной литературе, обнаруживается устойчивое отношение к браку как союзу, долженствующему быть «прочным» = долговременным и подзаконным. Таким образом, точкой отсчета и идеалом продолжает оставаться пожизненный моногамный союз. Именно данный тип ассоциируется с институтом брака. Это представление характерно и для массового сознания, и для многих профессионалов - специалистов-историков, социологов. Пытаясь объективно определить причины и значение Указа 1944 г., Н. Л.Пушкарева и
О.Е.Казьмина в его «оправдание» замечают: «Разумеется, этот указ был продиктован временем. В условиях ломки повседневных брачных практик, которую повлекла за собой война, масса так называемых «ппж» («полевых походных жен») ставила под угрозу существование самого института брака» [Пушкарева, Казьмина, 2003: 75]. Таким образом, возможность существования временного, ситуативного, бигамного и т. п. типов брака исключается, когда речь идет о браке как социальном институте. Кроме того, женщины категории «ппж» традиционно наделяются низким социальным статусом в силу того, что в условиях военного времени их брачный союз имел непродолжительный характер (в наиболее устойчивом и редком случае - до нескольких лет), часто заключался с женатым мужчиной, не исключал наличия своего мужа и не был зарегистрирован. Последнее обстоятельство, заметим, только после 8 июля 1944 г. могло лишить подобный брак «истинности», легитимности
Пересмотр юридического статуса «гражданского» брака привел к усилению и умножению противоречий в реальной супружеской и семейной жизни. Не случайно адюльтер, «незаконная» любовь и т.п. начали представлять едва ли не основной сюжет массовой литературы и кинопродукции, особенно в послесталинский период, когда тема стала открытой. Социальные противоречия были чрезвычайно остры на всех уровнях: внутри- и межличностном, внутри- и межсемейном, личностно-государственном, семейно-государственном и др. Они усугублялись бытовыми проблемами, которые, как известно, особенно по российской истории, могут играть первостепенную роль в организации и разрушении семейных структур.
Целый спектр практически неразрешимых проблем и последовавшую трагедию (самоубийство одного из главных персонажей) блестяще продемонстрировала кинокартина П.Тодоровского «Анкор, еще анкор!»3. События фильма относятся приблизительно к 1946 г., то есть вскоре после Указа 1944 г. Одна из самых острых конфликтных сюжетных ситуаций оказалась предопределена тем, что фактический брак с «фронтовой женой», ранее считавшийся вполне правомочным, становится «криминальным», поскольку наличествуют первая, «законная» жена и семья. Таким образом, ситуация начинает по закону квалифицироваться как преступление «двоеженства». Предъявляя обществу вторую, фактическую жену как «настоящую» (в полном соответствии с ситуацией до 1944 г., когда даже юридически преимущество было за фактическим браком), проживая с ней, один из главных персонажей вынужден «прятать» первую жену и семью, не находясь с ними собственно в конфликте. Выяснение «истины» и столкновение с системой государственного контроля приводит к трагическому финалу. Разумеется, мы комментируем только одну сюжетную нить фильма и не обращаемся ко всем значимым контекстам. В частности, когнитивный и эмоционально-психологический аспекты ситуации могут быть рассмотрены специально.
Одним из следствий ужесточения брачного законодательства, по мнению исследователей, было увеличение числа внебрачных связей [Пушкарева, Казьмина, 2003: 76]. Здесь следовало бы уточнить, что само понятие внебрачной связи по отношению к предшествующему периоду не может считаться релевантным, по закону это явление фактически отсутствовало, потому корректное статистическое сопоставление затруднительно. При этом демографическая ситуация послевоенных лет была чрезвычайно драматична. «Послевоенное советское общество было преимущественно женским обществом. Это создавало серьезные проблемы - не только демографические, но и психологические <...>. И тем не менее, несмотря на все лишения и потери, именно благодаря женскому началу послевоенное общество оказалось удивительно жизнеспособным. Оставшись без мужей и не имея надежды в будущем создать семью, в очень тяжелых материальных условиях послевоенного времени женщины все-таки продолжали рожать детей» [Зубкова, 1999: 25-26]. Вряд ли все дети матерей-одиночек рождались в результате «случайных связей». Вне всякого сомнения, существовал и был хорошо развит, очевидно, в самых разных формах, институт фактического брака - вопреки его «незаконности»
При всех изменениях нормативно-правовой базы брака и семьи на протяжении последующих десятилетий, вплоть до второй половины 1990-х гг., семейная идеология, в принципе оставалась той же. Она была основана на признании права государства регулировать брачные отношения и даже задавать их этические параметры [Пушкарева, Казьмина, 2003:77]. Декларировались различия «капиталистической» и «социалистической» семей (для последней характерны «равенство сторон», «свобода выбора», «отсутствие экономической зависимости» и т.д.), и одновременно настойчиво утверждалась незыблемость ценности такого качества брака и семьи как «прочность». При этом умалчивалось то, казалось бы, вполне ясное обстоятельство, что «прочность»
3 Фильм 1992 г., режиссер и автор сценария П.Е. Тодоровский; киностудия «Круг».
семьи может быть результатом внешнего принуждения, а не только укреплением внутренних межличностных связей членов семьи [Харчев, 1970:17-18]. Не подлежал ни малейшему сомнению государственный контроль за брачносемейными отношениями. Эта позиция утверждается в философских, политикоидеологических, многих социологических трудах советского времени, включая периоды общественной либерализации. В первой половине 1960-х автор книги о семье и браке пишет: «Брак при социализме также заключается при
непосредственном участии государства, с соблюдением условий и порядка, установленных законом», при этом имеется в виду «прежде всего установление прочной связи супругов, создание семьи. Брак в социалистическом обществе представляет собой добровольный, большей частью пожизненный [разрядка моя - ИР], союз мужчины и женщины, характеризующийся взаимным уважением супругов и порождающий их права и обязанности» [Шимин, 1964: 25].
Определялся брак и иначе - представителями новых (или возрождавшихся) в советской науке дисциплин: социологии семьи и
этносоциологии, набиравших силу в 1960-1970-е гг. Вопросы о типах брака решались ею на основе признания этнокультурной вариативности, и в самом понятии выявлялись универсальные свойства данного института: «Брак как основа семьи есть, прежде всего, санкционированное обществом отношение между полами <разрядка автора -И.Р .>. Общественная санкция в браке может выступать в моральной, религиозной и правовой нормах. Она закрепляет ответственность супругов, их права и обязанности, вытекающие из самого факта сексуальной близости» [Харчев, 1970: 13].
Примечательно, что в официальную советскую семейную идеологию включалось отрицание традиционных, узаконенных обычаем, («старых»)
способов заключения брака (сватовства, «колыбельного сговора» и пр.). Здесь очевидно противоречие. С одной стороны, при конкретных обстоятельствах следование традиции может нарушать принцип добровольности брака. Этот аспект обычно подчеркивался в научной и учебной литературе и демонстрировался на примерах - в литературно-художественных произведениях и кинофильмах советского времени о «пережитках», прежде всего, в сельском укладе жизни или на «национальных окраинах». С другой стороны, в историкодемографическом аспекте, именно традиционные способы подбора брачных пар обеспечивали пресловутую «прочность» брачного союза (в данном случае она была освящена обычаем), а также оптимизировали подбор супругов и обеспечивали необходимую массовость официальной брачности.
В Кодексе о браке и семье в РСФСР 1969 г. были несколько смягчены нормы, в частности, касающиеся незарегистрированных браков. Это относится к записи об отцовстве детей, родившихся в таком браке. Оно устанавливалось по решению суда или по совместному заявлению родителей [Пушкарева, Казьмина, 2003:77]. Вместе с тем процедура развода при некоторой либерализации оставалась достаточно сложной, зависимой от решения суда и испытывавшей сильное давление партийной и общественных организаций. Эта ситуация вновь обращает к установке на «прочность» и «пожизненность» брака, в которых заинтересовано государство.
Новый семейный кодекс 1995 г. зафиксировал ряд институциональных изменений брака и семьи. В частности, семейные имущественные отношения стали регулироваться не специальным семейным правом, а правом гражданским. Супруги получили возможность самим определять и регулировать свои правоотношения через различные договоры [там же: 84].
Вместе с тем, сформировавшиеся в предшествующие периоды традиция и юридическая практика до сих пор препятствуют развитию договорных практик супругов, как законных, так и фактических. В последнем же случае только соответствующие договоры и нотариально оформленные завещания могут хоть как-то обеспечить права и обязанности супругов, в первую очередь, имущественные. Именно данный аспект фактического брака обычно рассматривается как основная проблема. В случае расставания или смерти одного из партнеров имущественные права фактического супруга не обеспечены. Естественно, что запрограммированными можно считать
драматические ситуации, когда, например, после прекращения длительного фактического брака женщина лишается жилья, а неработающая и
воспитывающая ребенка - и средств к существованию. Имущество
фактического супруга при отсутствии завещания не наследуется женой и детьми. Этим объясняются случаи регистрации фактического брака в очень поздние сроки, когда один из супругов уже неизлечимо болен, и работника ЗАГС-а приглашают на дом к постели умирающего. В известных нам случаях такая регистрация осуществлялась по инициативе близких родственников кого-то из супругов с целью сохранить право на наследование квартиры, дачного
4
дома.
Существуют и иногда продолжают оставаться трудноразрешимыми проблемы и другого рода. Их решение полностью или частично зависит от поведения конкретных ответственных лиц. Людям старшего и среднего поколений хорошо знакома по разным источникам (кому-то - по опыту) ситуация, когда фактическим супругам было запрещено не только поселиться в одном номере гостиницы или, например, в доме отдыха, но и оставаться там вместе после 23 ч. То же касается медицинской информации, которую врачи сообщали лишь «законным» родственникам, возможности находиться рядом с тяжело больным фактическим супругом в медицинском учреждении и т.п. Помимо практических неудобств, все это доставляло дополнительные унижения «супругам без статуса».
Фактическим супругам, прожившим вместе долгие годы, может оказаться «не судьба» и быть похороненным вместе. Прежде всего, на законных основаниях могут возражать родственники одной из сторон. Но и при отсутствии таких возражений требуются дополнительные формальности. Как сообщила одна из наших информантов, ее брат 25 лет прожил в «гражданском» браке; он скончался 20 лет назад, а его фактическая супруга (вдова) - недавно. Поскольку детей в этом браке не было, для того, чтобы при наличии места на кладбище подзахоронить ее к покойному мужу, его сестра должна была составить специальное заявление с изложением обстоятельств данного брака и с подтверждением отсутствия наследников.5 В данном случае вопрос решился
4 Два случая зап. автором в 2000-е гг. в и по этическим причинам не атрибутируются.
5 Информант - женщина 1932 г.р. Зап. И.А.Разумовой, 2010 г., г.Петрозаводск.
достаточно легко, но нельзя исключить и иную ситуацию - чиновничьего произвола. Мы уже не говорим об общественном мнении, которое способно было сделать фактических супругов (или одного из них, как правило, женщину) изгоями.
По общему мнению специалистов, к началу нового века в России, несколько позже, чем в Западной Европе, сформировалась тенденция перехода от зарегистрированных браков к незарегистрированным, особенно среди молодежи. По утверждению отечественного социолога семьи С.И.Голода, «исследователи, начиная со второй половины 80-х годов, стали констатировать либерализацию общественного мнения по поводу сожительства» [Голод, 1998: 201-202]. Этим, в свою очередь, подтверждается социальная динамика институтов семьи, брака, родительства, родства в направлении их автономизации. Определяя брак как «узаконенный союз между мужчиной и женщиной», составители английского словаря-справочника по социологии Т.Лоусон и Дж.Гэррод разъясняют современную ситуацию: «Некоторые
полагают, что снижение уровня заключаемых браков свидетельствует о падении веры людей в ценность такого института, как брак. Однако значительное число сожительствующих пар, поддерживающих в течение продолжительного времени устойчивые отношения, а также происходящие изменения в законодательстве, наделяющем сегодня «партнеров» правами, некогда присущими только супругам, заставляют предполагать, что, возможно, не столько сам институт брака переживает кризис, сколько меняется наша трактовка такого понятия, как брак» [Лоусон, Гэррод, 2000: 36-37].
Вопросы, связанные с конкретными формами такого перехода, его объективными и субъективными факторами, социальными и культурными последствиями, этнической и локальной спецификой, концептуализацией, типами поведения и т.п. могут и должны решаться комплексно методами историко-этнографическими и социально-антропологическими, с соблюдением принципов единства времени, места и анализом процессов на микроуровнях в определенных контекстах.
Основные исследовательские подходы
В целом, этносоциологическая литература, посвященная различным аспектам функционирования института брака, достаточно обширна. Однако здесь мы не делаем даже общего обзора исследований, поскольку, в целом, он достаточно далеко уводит от темы. Изучались и изучаются, прежде всего, браки, санкционированные обществом в тех или иных формах, принятых в данном обществе. Прочие типы союзов именовались по-разному, чаще - «внебрачными (частный случай - добрачными) связями».
Этнографический подход отличает нацеленность на выявление, описание и историческую типологизацию разнообразных форм брака, так или иначе отличающихся от современных нормативных. Этнографов, в частности, интересовали «добрачные связи молодежи» у того или иного народа, локальной группы или в тот или иной период времени, а также «свобода супружеских отношений» представителей какой-либо этнической группы в сравнении с «общепринятыми» нормами (то есть условно «европейскими», «русскими», «православными», «цивилизованными»), с точки зрения культуры, к которой
принадлежат исследователи. При этом фактическим синонимом несанкционированного союза выступало понятие «свободы» в отношениях полов. В свою очередь, «свободными» признавались отношения различного типа. Добрачные связи молодежи рассматривались и часто до сих пор рассматриваются как показатель степени строгости семейного воспитания и «нравов» изучаемой группы населения в целом. При этом речь идет обычно о последствиях таких связей - незаконнорожденных детях и отношении к ним со стороны сообщества.
С эволюционистской точки зрения (практически безальтернативной в отечественной этнографии вплоть до недавнего времени), все союзы мужчин и женщин за пределами легальной моногамии квалифицировались как архаические, пережиточные и т.п. В частности, в самой ранней своей работе, посвященной семье и браку у зырян, будущий выдающийся социолог П.А.Сорокин именно так оценил различные отклоняющиеся от классической моногамии типы отношений полов у ряда финно-угорских народов: на Печоре, по его высказыванию, «господствует беспорядочное половое общение и широкая свобода брачных сношений, напоминающая картину брака первобытных и отсталых народов» [Сорокин, 1999: 59]. Обратим внимание, что в один ряд ставятся «беспорядочное половое общение», предполагающее частую смену партнеров, и «свобода брачных отношений», которая может предполагать самые разные брачные конфигурации, в том числе относительно устойчивые. Современные этнографы коми в этой связи утверждают, что, например, добрачные связи молодежи связаны с тем, что существовала санкционированная сельским сообществом система ритуального регулирования таких отношений, которая способствовала подбору брачных пар [Несанелис, Семенов, 1999: 9-12]. Если принять эту точку зрения, к чему мы склоняемся, то вряд ли стоит считать новационной современную практику молодых пар жить совместно до заключения официального брака.
Данная позиция согласуется с выводами Т.А.Бернштам, которая уделила много внимания социальному статусу традиционной крестьянской молодежи. По ее мнению, была «общерусская тенденция к свободному взгляду на добрачные отношения молодежи, имевшая архаичные корни». Всегда существовали социальные причины (например, введение всеобщей воинской повинности в 1874 г. и др.), которые приводили к появлению внебрачных детей. По материалам Т.А.Бернштам, «повсюду в России этот факт не был препятствием для вступления в брак: в северных областях (особенно
у старообрядцев) родившим до брака даже отдавали предпочтение - значит, способна к деторождению. <...>. Все это, тем не менее, сочеталось с формами публичного осуждения (типа вымазывания ворот дегтем) и попытками принудительного брака, в которых община выступала как защитница семейных интересов» [Бернштам, 1988:51]. Получается, что свобода брачных отношений в известных ситуациях способствовала укреплению института семьи не менее, чем строгие патриархальные нравы.
В 2001 г. фольклорист А.Б.Мороз осуществил публикацию современных рассказов о мужчинах-многоженцах по материалам экспедиции в Каргопольский район Архангельской области. Речь в них собственно идет о совместном проживании и ведении хозяйства. Об официальной регистрации ничего не говорится, но очевидно, что если она и есть, то только с одной
супругой. Жены живут одновременно в одном доме. Типовой мотивацией многоженства является отсутствие детей у первой жены. При этом жен может быть две или три, и наблюдается иерархия их функций. По мнению исследователя, возможно, это фольклорное явление, трудно сказать, в какой степени за ним стоит реальность [Мороз, 2001].
Современные позиции ученых и специалистов по вопросу о незарегистрированных союзах значительно расходятся. В этом расхождении трудно не усмотреть закономерные обстоятельства, связанные с личными убеждениями, идеологическими, гендерными установками, биографическим опытом исследователей. В рамках концепции «кризиса семьи» внебрачные связи категорически отрицаются и выступают симптомом институционального неблагополучия [Гаспарян, 1999: 49]. Для исследователей, анализирующих конкретный материал, характерны, скорее, объясняющая и «оправдательная» модели интерпретации (см., напр.: [Михеева, 1996]).
Речь собственно о «гражданском браке» может идти лишь применительно к индустриальному и постиндустриальному обществу (периоду существования национальных государств, секуляризированной культуры, гражданского общества и т. д.). Другое дело - операционализация данного понятия через его основные атрибуты. Отдельные признаки «гражданского брака» могут быть характерны для разных типов обществ (например, религиозная нелегитимность).
Характеристики гражданского брака неопределенны постольку, поскольку недостаточно четки и в значительной части вариабельны признаки брака как такового. При этом каждый признак нуждается в толковании, исключениях и дополнительных комментариях.
Если суммировать большинство определений брака, в первую очередь, социологические, этнологические, а также юридические [Социология, 2003:136143; НРЭ, 2007:427-429; СС, 2008:49-50 и др.], в основной набор признаков войдут следующие.
1. «Союз мужчины и женщины» - это указание лишь на один из типов брака, моногамный; но, по крайней мере, данный признак может быть конкретизирован в рамках конвенций исследователей, готовых соотнести с ним полигамный и бигамный браки.
2. Санкционированность союза законом, религией или обычаем (обществом, традицией) - в форме ритуала или иной; таким образом, «законный» брак может рассматриваться как один из типов брачного союза.
3. Сексуальная основа отношений - этот признак, если его последовательно учитывать, дает основание включить в число брачных отношений а) парные союзы трансвеститов; б) любовников.
4. Наличие специфических - супружеских - прав и обязанностей, принимаемых на себя супругами и контролируемых общественными институтами; это предполагает известную открытость для контроля и объективацию отношений («духовная близость», например, объективному контролю не поддается); как правило, общество более или менее способно контролировать такие стороны брака, как экономическая, статусная (например, в виде запретов на межсословные браки), физическая (в частности, насилие).
5. Относительная продолжительность отношений - не самый надежный критерий, так как определение границ этой продолжительности весьма
6. Совместное проживание - это признак, который, казалось бы, релевантен брачным отношениям, но при этом часто нарушается реальными супружескими парами в силу внешних и внутрисемейных причин. Интерес к данному признаку брачного состояния активизировался после того, как в социологической литературе был описан (больше в качестве перспективы) так называемый Годвин-брак. Этот термин С.И.Голод ввел по имени английского анархо-синдикалиста У.Годвина (1756-1836), который впервые обосновал желательность такой формы взаимоотношений, при которой «союз мужчины и женщины будет основываться, во-первых, на духовном взаимопонимании, во-вторых, на раздельном проживании». Автор идеи исходил из того, что люди несовершенны, их склонности и потребности различны, обязать их жить совместно - это значит неизбежно обречь на ссоры, злобу и несчастье [Голод, 1998: 198-237; Клецин, 2000: 208-209].
7. Совместное ведение хозяйства - если и может выступать одним из признаков брачного союза, то лишь в качестве факультативного и дополнительного к признаку совместного проживания; в противном случае все ситуации совместного хозяйствования, например, проживающих вместе разнополых родственников, друзей, коммунальных жильцов и т.д. пришлось бы обсуждать в качестве «брачных».
Мы не рассматриваем такие свойства брака, которые, по нашему мнению, являются сугубо мотивационными. Брак выступает в качестве средства или необходимой ступени создания иных институтов - семьи, родства. Речь идет, прежде всего, о рождении детей («продолжении рода») или адопции (если усыновление и удочерение разрешается исключительно брачным парам). В таких случаях первичными являются институты родительства и/или родства, и брак коренится в них. Как самоценный, автономный институт брак (супружество) не рассчитан на «преемственность», а пресловутая «прочность» может быть связана в идеале только с продолжительностью жизни супругов или - на символическом уровне - с пожизненной «верностью» оставшегося в живых.
«Супружеская» семья, или «семья-товарищество» стала объектом исследования, благодаря Э. Бёрджессу и интеракционистскому подходу к семье Purgess, Locke, 1950]. Супружеским, то есть брачным, отношениям фактически отводится первостепенное место в этой, ставшей очень популярной теории семьи. В отечественной социологии семьи полярные позиции в настоящее время занимают две концепции. Во-первых, это традиционалистская концепция «кризиса семьи», которая исходит из единственной приоритетной модели брака -классической официальной моногамии, освященной, с точки зрения ряда исследователей, православной церковью (эта позиция отчетливо выражена, например, в последних работах А.И.Антонова, Ю.А.Гаспаряна и др.). Во-вторых, существует альтернатива: концепция исторических типов семейных отношений и плюрализации семейных моделей, разработанная С.И.Голодом и его единомышленниками [Голод, 1998: 79-94]. Она представляется более реалистичной и, по крайней мере, менее ангажированной в идеологическом смысле.
Единобрачные модели, которым присущи те или иные нетрадиционные характеристики, С.И.Голод в работе 1998 года называет «альтернативными семейными стилями». В эту категорию он включает фактические браки, последовательную полигамию (повторные браки) и семью с неполными родителями. Понятие «семейный стиль» в данной концепции, на наш взгляд, остается недостаточно проясненным, следствием чего является известное смешение типов брака и типов семьи в предложенной классификации. Тем не менее, сделан очень важный шаг вперед не только в типологии семейных структур, в том числе перспективных, но в рассмотрении различных форм брака, в реальности сосуществующих с узаконенной, нормативной и привычной моногамией.
К функционированию «альтернативных» браков, по мнению С.И.Голода, исследователи практически не приступали. Ситуация с тех пор (за десять лет) мало изменилась. В конце 1990-х гг. исследователь имел возможность сослаться лишь на работу П.Эглите (1986 г., на латвийском материале), в которой указаны ряд форм таких браков: «и скрытая форма двоеженства, и проявление взаимного доверия, не требующего юридического оформления прав и обязанностей партнеров, и возможность пользоваться двумя квартирами или приусадебными участками или некоторыми пособиями и преимуществами одиноких матерей» [Голод, 1998: 212-213].
До более или менее приемлемой типологии современных браков, действительно, еще далеко. Описано несколько типов, которые, по мере детального рассмотрения, оказываются смешением различных видов союзов мужчин и женщин. С.И.Голод анализирует альтернативы моногамии -основного «нормативного» брака. Выстраивается шкала «моногамия - бигамия -полигамия». По мнению исследователя, «альтернативы моногамным моделям полигамны, а в рамках славянской культурно-исторической традиции бигамны. Это допущение помогает минимизировать варианты - один мужчина и две женщины или одна женщина и двое мужчин» [там же: 213]. Утверждение представляется вполне справедливым. Вместе с тем, когда речь заходит о конкретных формах бигамии, выясняется, во-первых, недостаток эмпирических данных (что легко объяснимо собирательскими проблемами), во-вторых, единичность описанных типов.
С.И.Голод верно отметил противоречия в описании, в частности, такого явления, как конкубинат. Заслуга описания принадлежит сербскому юристу М. Босанацу, и очевидно, что наименование типа (от con - вместе и cubo - лежу, сожительствую) не соответствует его определению, а оно, в свою очередь, противоречит дальнейшей детализации и приведенным примерам. Согласно определению, конкубинат представляет фактический брак, но в качестве вариантов автор концепции описывает параллельный союз с другой женщиной и дети от нее - наряду с официальной семьей (следствие избытка женщин), или сохранение неформальной связи с бывшей женой после юридического оформления брака с бывшей конкубиной. Получается, что речь идет о существовании двух параллельных семей одного мужчины, поскольку в описанных случаях предполагается наличие ребенка. При этом учитываются два варианта: а) отсутствие регистрации брака с «конкубиной» или
б) расторжение первого брака и регистрация второго при сохранении отношений с первой семьей. Создается некая идеальная модель бигамной семьи, в которой у всех со всеми добрые («дружеские») отношения. Нельзя исключить такую
возможность, тем более что она описана в биографиях ряда выдающихся деятелей литературы и искусства (идеализация здесь также более чем вероятна) и, по эмпирическим данным, иногда существует в реальности. Думается, однако, что гораздо большей степени распространен иной, конфликтный, вариант подобной брачной ситуации, поскольку в представлениях и поведенческих нормах все-таки господствует идеал «прочной» моногамии.
Очевидно, лучше пока оставить в стороне вопрос о качестве описанных и подобных отношений. Ситуация, при которой мужчина имеет фактически две семьи: «законную» и «незаконную», - вряд ли следует относить к редким. Несколько удивляет, что в конце 1990-х гг. крупный российский социолог задает такой вопрос и весьма сдержанно отвечает на него: «Встречаются ли подобные отношения в нашей стране? Безусловно. Правда, как широко они распространены, однозначно сказать затруднительно» [Голод, 1998: 214]. Казалось бы, только послевоенная история и наблюдаемая реальность позволяют утверждать о широком распространении данного явления. В чем, безусловно, прав С. И. Голод, это в констатации трудности как статистических подсчетов, так и изучения конкретных форм «конкубината» и других сложных брачных конфигураций, связанных с незарегистрированными союзами. Причины исследователь усматривает в том, что изучение таких явлений, во-первых, «не пооощрялось», во-вторых, в необходимости применения наряду с количественными, качественных методов, которые требовали овладения специальными навыками.
По нашему мнению, одна из методологических проблем изучения современных брачных конфигураций - отсутствие соотнесенности объективных и субъективных факторов определения брака. Если у исследователей этот вопрос и возникает, то лишь в связи с вопросами гендерной асимметрии в отношении к браку. В подобных случаях приводятся данные переписей, свидетельствующие о том, что женщин, называющих себя замужними, меньше, чем мужчин, называющих себя женатыми. Абсолютные показатели несколько варьируют, но соотношение остается. Статистические данные о незарегистрированных браках отсутствуют, что называется, по определению. В этой области открывается обширное пространство для исследований качественными методами, но именно эта область традиционно является одной из самых потаенных в жизни индивидов и семей. И сбор данных, и их интерпретация, и форма публикации требуют значительного времени, профессионализма, специальной методики, связанной, в том числе, с личностными свойствами и биографическими траекториями самих исследователей (желательно, чтобы исследователей было больше, а опыт и исходные установки разнились).
Основной единицей социально-антропологического обследования могут выступать брачная пара, индивиды как представители брачных пар, а также лица, находящиеся с ними в различных отношениях, например, близкородственных, соседских, простого знакомства и пр. Практика подсказывает, что лишь в редких, чрезвычайно удачных для собирателя случаях оба фактических супруга пойдут на контакт с исследователем. Скорее, в качестве респондента выступит кто-то один, еще чаще информантами окажутся представители окружения, готовые рассказать о каких-то людях, хорошо или понаслышке знакомых и т.д. В последнем случае круг информантов
практически не ограничен, что позволит, на наш взгляд, выявить, во-первых, определенный круг «брачных сюжетов», во-вторых, спектр их интерпретаций разными категориями лиц, в-третьих, при разнообразии полученных текстов можно решать задачи общие, касающиеся типологии брачных союзов, статусов тех или иных форм брака, их динамики, и более частные.
Литература
Бернштам, 1988 - Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX - начала ХХ вв. Половозрастной аспект традиционной культуры. Л.: «Наука», 1988.
БЮС, 2006 - Большой юридический словарь / Под ред. А.Я. Сухарева и др.3-е изд. - М., 2006. - 856 С.
Вишнякова, Хинчук, 2009 - Вишнякова А.В., Хинчук В.М. Комментарий к Семейному кодексу Российской Федерации (постатейный). - М.: Юридическая фирма «Контракт»; Издательский дом ИНФРА-М», 2009. - 288.
Гаспарян, 1999 - Гаспарян Ю.А. Семья на пороге XXI века
(социологические проблемы) - СПб., ТОО ТК «Петрополис», 1999. - 320 С.
Голод, 1998 - Голод С.И. Семья и брак: историко-социологический анализ. СПб, ТОО ТК «Петрополис», 1998. - 272 С.
Гражданский брак, 2010 - Гражданский брак: за и против // Костромская народная газета. № 27/7 июля 2010 года. С.8.
Зубкова, 1999 - Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М.: РОССПЭН, 1999.- 228 С.
Клецин, 2000 - Клецин А.А. Очерк истории социологии семьи в России (конец XIX - XX в.). СПб.: «Петрополис», 2000. - 114 С.
Лебина, 1999 - Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города. Нормы и аномалии. 1920-1930 годы. _ СПб., Журнал «Нева» - Издательско-торговый дом «Летний сад», 1999. - 320 С.
Лоусон, Гэррод, 2000 - Лоусон Т., Гэррод, Дж. Социология. А-Я. Словарь-справочник. М., 2000. - 608С.
Михеева, 1996 - Михеева А.Р. Сожительство в сибирской деревне: опыт ретроспективного анализа // Семья в России. 1996. № 2. С.48-63.
Мороз, 2001 - Мороз А.Б. Мужчина в кругу своих жен (многоженство на Русском Севере) // Мужской сборник. Вып.1: Мужчина в традиционной культуре. М.: «Лабиринт», 2001. С.48-53.
Несанелис, Семенов, 1999 - Несанелис Д. А., Семенов В. А. Долгий путь Питирима Сорокина // Сорокин П. Этнографические этюды. (Сборник
этнографических статей П.А. Сорокина). Сыктывкар: Коми книжное изд-во, 1999. С.4-17
НРЭ, 2007 - Новая российская энциклопедия. В 12 т. Т.111 (1). М.: «Энциклопедия»; издат дом «Инфра-М», 2007. - 480 С.
Пушкарева, Казьмина, 2003 - Пушкарева Н.Л., Казьмина О.Е.
Российская система законов о браке в ХХ в. и традиционные установки // Этнографическое обозрение, 2003, № 4. С.67-89.
Семейное право, 2009 - Семейное право: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция». - М. «Закон и право». 2009. -367 С.
СК - Семейный кодекс РФ от 29 декабря 1995 г. с с последними изменениями, внесенными Федеральным законом от 30 июня 2008 г. № 106-ФЗ.
Сорокин, 1999 - Сорокин П. А. К вопросу об эволюции семьи и брака у зырян // Сорокин П. Этнографические этюды. (Сборник этнографических статей П.А. Сорокина). Сыктывкар: Коми книжное изд-во, 1999. С.52-67.
Социология, 2003 - Социология. Энциклопедия. Минск: «Книжный дом», 2003. - 1312.
СС, 2008 - Социологический словарь / Академический учебно-научный центр РАН МГУ им. М.В. Ломоносова./ отв. Ред. Акад. Г.В. Осипов, д.филос.н., проф. П.Н. Московичев. - М.: «Норма», 2008 - 608 С.
Харчев 1970 - Харчев А. Быт и семья как категории исторического материализма // Проблемы быта, брака и семьи. Вильнюс, изд-во «Минтис», 1970. - С.9-22.
Шимин 1964 - Шимин Н.Д. Семья, брак, быт. - М.: Политиздат, 1964 -
46 С.
Вш-gess, Locke, 1950 - Вщ-gess E., Locke, H. The Family from institution to companionship. 2 ed., N.Y., 1950.
Сведения об авторе
Разумова Ирина Алексеевна -
доктор исторических наук, главный научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц-региона Кольского научного центра РАН
Razumova Irina Alekseyevna -
Dr. Sci. (history), senior researcher of Barents centre of the Humanities KSC RAS
УДК 347.62
И.А.Разумова, Т.С.Левенец
СПОСОБЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ФАКТИЧЕСКОГО БРАКА Аннотация
Статья представляет результаты конкретного эмпирического исследования, которое проведено в г.Апатиты. Предметом исследования были мнения и оценки профессионалов, касающиеся фактического брака. Все респонденты женщины. Авторы выделяют ряд критериев, существенных для интерпретации данного феномена. Это значение официальной регистрации, временной аспект и качество супружеских отношений. Суммированы «за» и «против» государственной регистрации, отмечены противоречия в интерпретациях и влияющие на них факторы.
Ключевые слова:
Фактический брак, регистрация, брачные практики, модели отношений, интерпретация, матримониальное поведение, биографический опыт, категория ответственности
