CC BY
223
Рис. 3. Серийное изделие из филиграни производства Красносельской ювелирной фабрики (подстаканник)
и сплющивание скани; для изготовления зерни (металлических шариков) разных размеров.
Подобные фрагменты использовались тогда, когда необходимо набрать рисунок изделий, выполнявшихся в массовом порядке. Чаще всего подобные детали были востребованы для производства крупных изделий: подстаканников, портсигаров или винных наборов (рис. 3).
Данная продукция была чрезвычайно востребована потребителями. Применение унифицированных деталей, использование элементов стандартного изготовления соответствовало требованиям
простоты и экономичности, предъявляемой к предметам массового спроса того времени.
Таким образом, во второй половине ХХ в. ручное производство продукции красносельского ювелирного промысла уступает место фабричному производство благодаря механизации отдельных, наиболее трудоемких процессов.
Библиографический список
1. Бузин А.И. Красносельские художники-ювелиры. - Кострома: Изд-во КГПИ, 1997. - 260 с.
2. Воспоминания П.Ф. Поливина, записаны автором в 2010 г; воспоминания И.Н. Расссадиной, записаны автором в 2010-2011 гг.
3. Историческая справка о развитии Красносельского производственного объединения «Юве-лирпром» / сост. А.А. Лобанов. - Красное-на-Вол-ге: б.и., 2009.
4. Некрасова М.А. Народное искусство как часть культуры. - М.: Изобразительное искусство, 1983. -343 с.
5. Попова О. С. Народные художественные промыслы / О.С. Попова, Н.С. Королева, Д.А. Чирков. - М.: Лег. и пищ. пром-сть, 1984. - 192 с.
6. Постановление Совета Министров СССР от 5 августа 1966 г. // Собрание Постановлений Совета Министров СССР - 1966. - №15. - Ст. 73; Постановление Совета Министров СССР от 18 ноября 1966 г. // Свод законов РСФСР. - 1988. - Т. 1. - С. 362.
7. Сорокин В. По пути механизации // Красное Приволжье. - 1972. - 11 ноября.
УДК 94(47).084.3
Лобанов Владимир Борисович
кандидат исторических наук
Санкт-Петербургский государственный лесотехнический университет имени С.М. Кирова
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ: БОРЬБА ЗА СТАВРОПОЛЬЕ В КОНЦЕ 1917 - ЛЕТОМ 1918 ГОДОВ
Статья посвящена участию Ставропольской губернии в Гражданской войне на начальном ее этапе. Показан мирный переход власти в губернии в руки Советов, отражение первого и второго Кубанских походов белогвардейской Добровольческой армии весной и летом 1918 г., зарождение и начало партизанского казачьего движения на стыке Кубани, Терека и Ставрополья во главе с А.Г. Шкуро.
Ключевые слова: Гражданская война, Ставрополье, Северный Кавказ, Деникин, Шкуро.
Весь Северный Кавказ был и остается клубком политических, социальных, на циональных противоречий. Не составляла исключения и Ставропольская губерния, которая имела свои особенности развития. В качестве главной ее особенности стоит отметить ее аграрную направленность. Как писал советский исследователь Гражданской войны в губернии Н. Ивань-ко в монографии «За власть Советов», здесь на 1917 г. было всего 2 города - губернский центр Ставрополь и Святой Крест (современный Буденновск), на каждые 100 жителей приходилось 95 кре-
стьян [1]. Здесь, как нигде, отразился крестьянский характер России начала ХХ в. Это, в свою очередь, обусловило свои нюансы развития борьбы в крае, где, как писали советские историки, была сильна мелкобуржуазная стихия. Кроме социальных, существовали и национальные противоречия, которые, правда, в наименьшей степени влияли на противостояние в крае: кроме русских, здесь на севере проживали калмыки, а на востоке - ногайцы и туркмены. Что касается русского населения, то и оно делилось на «тавричан», выходцев из Таврической губернии, владевших значительными
земельными участками и скотом [2], и остальное крестьянство. Однако крестьяне южных губерний были намного богаче крестьян центральных губерний в силу благоприятных климатических условий: и середняки, и бедняки здесь походили скорее на кулаков и середняков севера России. Из всего вышесказанного следует естественный вывод о том, что крестьянский характер губернии и большая прослойка зажиточных сельских хозяев привели к тому, что большинство голосов на выборах в Учредительное собрание было отдано эсерам. Правда, такая картина была показательна для сельской местности, в Ставрополе же большевики, как и во многих губернских городах страны, набрали подавляющее большинство голосов. Это была еще одна особенность Гражданской войны в крае, наиболее распространенная в ходе войны по всей России, -противостояние большевизированных городов и эсеровских губерний. Неслучайным являлось и то, что советская власть здесь установилась только в январе 1918 г., хотя до этого никаких эксцессов борьбы не наблюдалось. Власть совершенно мирно перешла в руки большевиков, не в последнюю очередь при помощи прибывших с Кавказского фронта частей. Вообще, роль старых воинских частей в установлении советской власти в начале Гражданской войны в регионе была ее характерной чертой, получившей наиболее широкое распространение на неказачьих территориях.
Все же губернии пришлось постепенно втянуться в Гражданскую войну: в феврале 1918 г. двигавшаяся на Екатеринодар Добровольческая армия разгромила с. Лежанка Медвеженского уезда [3]. Крестьянский сход принял решение пропустить добровольцев, и только вмешательство частей бывшей 39-ой пехотной дивизии привело к кровопролитию. Был образован медвеженский боевой участок против белых. Дисциплина в этих войсках была низкой, боеспособностью они не отличались. Г. Ладоха прямо писал об этом в своей книге, отмечая, что бойцы ставропольской самообороны на ночь уходили в ближайшие села. Самым главным недочетом он считал то, что «против реальной силы, которая из себя представляла добровольческая армия, со стороны советского командования не было выдвинуто своевременно достаточно надежных частей» [4]. С Г. Ладохой по поводу этого вопроса можно не согласиться. Перед объективным исследователем встает закономерный вопрос: а откуда было взять надежные красные части, да еще в достаточном количестве? Разумеется, следует рассматривать только местные силы, так как Ставропольская губерния в период до начала 2-го Кубанского похода считалась тыловым районом и не могла рассчитывать на помощь из центра. А местные силы нельзя было рассматривать в качестве боеспособной силы. Солдаты старой армии, очевидно, не горели желанием снова брать в руки оружие, из мес-
тных же крестьян был создан только один боевой участок на северо-западе губернии, да и тот, как показали дальнейшие события, не устоял против такой силы, как белая армия. В этом смысле упреки Г. Ладохи беспочвенны, так как никакой реальной силы, способной противостоять белым, на тот момент в губернии просто не существовало. Видимо, неслучайным поэтому был тот факт, что накануне второго наступления добровольцев на Кубань, по словам Деникина, шли переговоры белого командования с медвеженским военным руководством о «сохранении нейтралитета» и беспрепятственном пропуске белых через территорию губернии [5]. Естественно, такие переговоры не были санкционированы ставропольским губернским руководством, шли негласно, не афишировались, видимо, и в среде белогвардейцев. Но сами по себе эти переговоры показательны: они показали неуверенность обеих сторон в своих силах накануне решающих сражений. Вследствие этого вполне очевидно, что этот факт не предавался огласке и позже, в трудах как эмигрантов, так и советских историков. Все же главной причиной замалчивания переговоров, прежде всего в эмигрантской литературе, автор считает то, что они зашли в тупик и в конце концов были прерваны. По всей вероятности стороны предъявили друг другу невыполнимые условия. О проводившихся переговорах косвенно упоминается в монографии Ф. Емельянова и Ф. Го-ловенченко, где авторы писали о том, что прибывшие 19 мая 1918 г. советские парламентеры, сообщив о стоявших с «железной дисциплиной» белых частях в Мечетинской и Егорлыкской, привезли ультиматум белого командования - сдать оружие и упразднить советскую власть [6]. Вполне вероятно, что это был пропагандистский, запугивающий шаг, не основанный на реальных возможностях. Следует напомнить, что белые войска после Ледяного похода переживали моральный кризис, а отряд М.Г. Дроздовского все еще находился в Новочеркасске. Тем не менее советское руководство приняло срочные меры по укреплению медвежен-ского фронта: планировало послать туда до 2 тыс. бойцов от уездов губернии. В.Т. Сухоруков в своем исследовании привел численность ставропольской самообороны накануне 2-го Кубанского похода -7 тыс. человек [7]. Назначенный ставропольским губернским военным комиссаром бывший прапорщик Я.Петров после поездки по фронту предпринял ряд мер по стабилизации военного положения. А оно было поистине критическим - фронт даже не имел военного руководителя. Я. Петровым был назначен Н. Веревкин командующим Медвеженс-ким участком, начальником полевого штаба стал Васильев. Военно-полевой штаб находился в Торговой. Очевидно, что с такими силами и таким руководством нельзя было всерьез думать об оказании достойного сопротивления белогвардейцам.
Как и в феврале 1918 г., направление белого наступления прошло через Медвеженский уезд губернии. Станица Торговая, где располагался полевой штаб участка, была взята уже 12(25) июня, в 20-х числах месяца по ст.ст. разгорелись кровопролитные бои в районе Песчанокопское - Белая Глина. А.И. Деникин называл эти села очагом большевизма, видимо ввиду близости к казачьим Дону и Кубани и проходившей здесь железной дороги, имевшей большое значение в деле пропаганды новых идей. Вместе с этим в качестве причины сопротивления крестьян в Песчанокопской называлась боязнь мести, так как часть раненых белых, оставленных в селе в ходе Ледяного похода, по приговору схода была расстреляна. 21 июня по ст.ст. дома виновных в этом были сожжены. В бою же за Белую Глину, по словам того же А.И. Деникина, крестьяне защищали якобы свое село, а не советскую власть. Это утверждение белого командующего достаточно спорно. Ситуация здесь напоминает ту, которая сложилась в Черноморской губернии накануне прихода туда белых. Находясь на границе казачьих областей, эти села Ставропольской губернии располагали достаточной информацией о том, какую политику в отношении иногородних проводило казачье руководство. Естественно, возникало предположение, что белые, в чьих рядах было значительное число казаков, будут проводить подобную политику и на Ставрополье. И в какой-то степени их ожидания оправдались. Участие ставропольских сел в антидобровольческой борьбе не прошло для них даром. Как упоминал А.И. Деникин, здесь было впервые применено наложение контрибуции за участие в вооруженной борьбе против белых. Контрибуция налагалась в соответствии с «виной» и количеством населения: в Шаблиевке и Екатериновке всего 50 тыс. рублей, а в Белой Глине, где белые понесли ощутимые потери, особенно 3-я пехотная дивизия полковника М.Г. Дроз-довского [8], - 2,5 млн. рублей. Из этого факта следует, что белые действовали как каратели, воюющие на чужой территории. Это затем скажется на настроениях местного крестьянства, начавшего, как и в Черноморской губернии, партизанскую борьбу И здесь скажется отсутствие гибкой политики в отношении решения аграрного вопроса, являвшегося основным в ходе всей Гражданской войны. Однако не следует однозначно оценивать настроения, царившие в занятых белыми районах. Следует отметить тот факт, что, по словам А.И. Деникина, некоторые села сами, без мобилизации, присылали в белую армию пополнения, чего, например, не наблюдалось в той же Черноморской губернии. Это было наиболее характерным отличием отношения населения этих губерний к белой власти. Этому способствовало объективное обстоятельство: Чер-номорье в силу ряда особенностей своего географического положения было намного беднее Став-
рополья, чем и можно объяснить ярко выраженные симпатии части населения последней к белым.
Накануне Тихорецкой операции 2-я пехотная дивизия А.А. Боровского и броневик «Верный» были направлены в глубь Медвеженского уезда, в район Медвежье - Привольное, для разгрома угрожавших правому флангу белой армии красных частей, численность которых белое командование оценивало в 4 тыс. человек. По словам участника этого рейда алексеевца Б. Прянишникова, население Медвежьего после его занятия 29 июня по ст.ст. восприняло спокойно приход белых и, «несмотря на большую пропаганду... почти полностью осталось на месте» [9]. Разумеется, поверхностный взгляд белогвардейца, пробывшего в уездном центре день или два, не может являться абсолютно достоверным источником информации, однако он обозначил довольно точно тенденции, которые отражали отношения ставропольского крестьянства к старой, советской, и новой, белой, властям. Как он отметил, большая часть населения села осталась на месте, то есть более-менее одобрительно или нейтрально отнеслось к установлению новой власти. Также он упомянул о том, что советская пропаганда не возымела должного влияния: село покинула только часть населения, вероятнее всего советские активисты и часть сочувствующих. Не будет преувеличением и утверждение о том, что, скорее всего, здесь осталась значительная часть сочувствующих прежней власти, однако не вставших с оружием в руках на ее защиту. Пример Медвежьего без преувеличения, как в капле воды, отражал настроения губернии к белым на протяжении почти всего 1918 г., что стало залогом их победы.
Наступление белых в ставропольском направлении, занятие с. Медвежьего в 96 км от губернского центра, партизанское движение А.Г. Шкуро на границах губернии и последующее движение его сил на Ставрополь способствовали организационному сплачиванию антибольшевистских сил в самом городе. В.Т. Сухоруков, видимо, привел чересчур завышенную численность заговорщиков -3 тыс. чел. Однако из намерения свергнуть советскую власть ничего не вышло. Планировался вооруженный захват власти в расчете на слабость советских сил, однако имевшихся сил оказалось достаточно для подавления выступления. Тем более о нем стало известно благодаря доносу. Однако в качестве главной причины поражения П. Жадан, свидетель тех событий, указывал на то, что «большинство офицеров и молодежи. осталось дома». Бесперспективность локальных, плохо организованных офицерских заговоров в губернских центрах, не поддержанных местным населением, без связи с Добровольческой армией, была очевидна, примером тому может служить Ярославское восстание июля 1918 г., проходившее практически параллельно со ставропольскими событиями. Только внешний
фактор, в данном случае белая армия, был способен кардинально изменить расстановку сил в губернии. Таким фактором стал партизанский отряд А.Г. Шкуро, который формально еще не входил в состав Добровольческой армии. Здесь стоит в нескольких словах рассказать предысторию этого отряда и его организатора.
А.Г. Шкуро был одной из заметных фигур Гражданской войны в России. Он прославил себя еще в годы Мировой войны, организовав на Юго-западном фронте партизанский отряд для действий в тылу у австрийцев. Как он сам признавался, его стихией была именно «партизанщина» [10] (за это многие его недолюбливали). Не изменил он своему кредо и в Персии в 1917 г., где действовал в составе корпуса Н.Н. Баратова против турок. Прибыв весной 1918 г. на Северный Кавказ, он был привлечен местными советскими руководителями, в частности командовавшим тогда Северо-Кавказской армией А.И. Автономовым и председателем Терского СНК Н. Буачидзе к созданию офицерско-казачьих сил для борьбы с наступавшими немцами. Естественно, А.Г. Шкуро не собирался служить красным, пытаясь лишь использовать положение в целях создания очага казачьего сопротивления в Кубанской области. Видимо, и советское руководство вполне резонно не доверяло ему, и после отрешения А.И. Автономова от командования армией А.Г. Шкуро, как его ставленник, был посажен во владикавказскую тюрьму, откуда, по его словам, был по ошибке выпущен (А.И. Деникин объяснил освобождение Андрея Григорьевича определенным влиянием генерала А.С. Мадритова, якобы сотрудничавшего с красными, на терское руководство), [11] приступил к организации антисоветского казачьего отряда в Баталпашинском отделе, на стыке Кубани, Терека и Ставрополья. В отличие от офицерского восстания в Ставрополе, не имевшего очевидных причин для успеха, движение А.Г. Шкуро развивалось успешно, получив поддержку местного казачьего населения, что привело к тому, что все попытки советского военного руководства подавить новый очаг сопротивления закончились неудачно. Получив сведения о продолжавшейся борьбе Добровольческой армии, он решил идти на соединение с ней. Его путь лежал через Ставрополь. Казаки, сосредоточившиеся в июле к северу от города, были, по словам А.Г. Шкуро, радостно встречены местным крестьянством (советские авторы писали о радостной встрече ставропольского кулачества белых банд А.Г. Шкуро). При помощи крестьян был схвачен и повешен ставропольский губвоенком Я. Петров, который организовывал оборону медвеженского участка. Здесь очень показательным является то, что реальная советская власть достаточно эффективно функционировала в центре губернии, а уже вблизи него, к северу, как в случае с отрядом А.Г. Шкуро, крес-
тьянство склонялось в противоположную сторону, вероятнее всего не из-за симпатии к белым, а лишь в силу отрицательного отношения к большевикам. Не стоит забывать о том, что, как писали советские исследователи, Ставрополье было эсеровской вотчиной. На волне такого отношения местного населения к советской власти А.Г. Шкуро без особого труда, поставив ультимативные условия, удалось 8(21) июля занять город. А.Г. Шкуро затем встретился с А.И. Деникиным в Тихорецкой, признал его власть, и кубанские партизаны стали частью белой армии. Несмотря на такое радостное для белогвардейцев событие, А.И. Деникин в своих воспоминаниях прагматично заметил, что занятие города вне плана сделало его положение весьма непрочным и отвлекло силы от главного направления.
Можно с уверенностью сказать, что слова А.И. Деникина были направлены непосредственно против самого А.Г. Шкуро, носителя идеологии, отличной от той, что доминировала в Добровольческой армии. По его словам, он искренне был уверен в необходимости созыва Учредительного собрания, в то время как генерал А.А. Боровский, которого Андрей Григорьевич встретил на пути к А.И. Деникину, недвусмысленно дал ему понять, что об «Учредилке» не может быть и речи. Благодаря своему своеволию и недисциплинированности он не походил на образцовых белогвардейцев, каковыми являлись военачальники-«первопоходни-ки». Естественно, дополнительные силы, которые привел А.И. Шкуро, были не лишними, но внутреннее противоречие (различные тенденции в белом движении) все же оставалось. Думается, это было все то же противоречие между правым каде-тизмом, ставшим политической основой деникинской власти, и возникавшими время от времени в регионе очагами «керенщины» (черноморские демократы, бичераховское движение на Тереке). Совершенно очевидно, что компромисса между этими столь различными направлениями не могло быть в принципе, что, несомненно, ослабляло белые силы.
Библиографический список
1. Иванько Н.И. За власть Советов. - Ставрополь, 1957. - С. 6.
2. Жадан П.Н. Русская судьба: записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войнах. -М., 1991. - С. 13.
3. Гуль Р. Ледяной поход // Белое дело: избр. произведения: в 16 кн. - Кн. 1. - М., 1993. - С. 257.
4. Ладоха Г. Очерки гражданской борьбы на Кубани. - Краснодар, 1923. - С. 99.
5. Деникин А.И. Очерки русской смуты: белое движение и борьба добровольческой армии. Май-октябрь 1918. - Минск, 2002. - С. 267.
6. Головенченко Ф., Емельянов Ф. Гражданская война в Ставропольской губернии (1918-1920 гг.). -Ставрополь, 1928. - С. 98.
7. Сухорукое В. Т. XI армия в боях на Северном Кавказе и Нижней Волге (1918 - 1920 гг.). - М., 1961. - С. 42.
8. Туркул А.В. Дроздовцы в огне. - Л., 1991. -С. 36.
9. Прянишников Б. С Партизанским Алексеевс-ким полком во 2-м Кубанском походе // Второй Ку-
банский поход и освобождение Северного Кавказа. - М., 2002. - С. 165.
10. Шкуро А.Г. Записки белого партизана // Белое дело: избр. произведения: в 16 кн. - Кн. 7. -М., 1996. - С. 170.
11. Государственный Архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф-Р. 446. Оп. 2. Д. 30. Л. 11.
УДК 94 (478)
Назария Сергей Михайлович
кандидат исторических, доктор политических наук Государственный институт международных отношений Молдовы (г. Кишинев)
АННЕКСИЯ БЕССАРАБИИ РУМЫНИЕЙ С ПОЗИЦИЙ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА И ОТНОШЕНИЕ К ЭТОМУ ЖИТЕЛЕЙ КРАЯ
В условиях румынской оккупации, никем не избранный и никого не представляющий Сфатул Цэрий, нарушая все демократические нормы, провозгласил объединение Бессарабии с Румынией. Данный акт не имел никакой юридической силы, а с точки зрения принципа суверенитета народа и норм международного права являлся абсолютно незаконным. Большинство населения края не приняло чужеземного господства.
Ключевые слова: Бессарабия, самоопределение, оккупация, расстрел, право, законно/незаконно, население.
В атмосфере румынской военной оккупации, никем не избранный и никого не представляющий Сфатул Цэрий, открытым поимённым голосованием, 27 марта / 9 апреля 1918 г. провозгласил объединение Бессарабии с Румынией. О том, насколько «законным» был данный акт, отмечает крупнейший румынский историк Николае Йорга, который прямо и без тени смущения пишет, что «генерал Броштяну переправился через Прут и провинция... превратилась, в соответствии с ожиданиями, в оккупированную военным путём территорию» [14, р. 221].
Настроения против румынской интервенции выразил голландский историк В.П. ван Мёрс: «Молдавские лидеры Сфатул Цэрий прекрасно осознавали, что в умах доминируют революционные идеи и недоверие к румынскому правлению в республике» [17, р. 89]. Американец Ч. Кинг следующим образом дополняет его: «Приглашение румын в Бессарабию, хотя состоялось в результате обращения, сделанного Сфатул Цэрий, не было. желанным всюду. Многие члены Сфатул Цэрий сами очень мало выступали в пользу румынского присутствия» [15, р. 33].
Архивные документы свидетельствуют, что крестьянство открыто проявляло несогласие с этим решением [6-11; 19]. Такого рода свидетельства, включая донесения от агентов тайной полиции, шли из разных уголков Молдовы [1, с. 149-198; 2, с. 230;
4, с. 378; 7, Л. 1242-1243; 8, Л. 5-5 об.; 10, Л. 185 об., 186; 19, р. 141, 142]. После 6-месячной деятельности кишинёвская сигуранца констатировала: «Как свидетельствуют надёжные источники, в целом население городов и сёл воспринимает приход румын не только с недоверием, но и с ненавистью... Что касается самого „Объединения”, то оно
даже не обсуждается, так как, по мнению людей, это объединение могло состояться лишь посредством плебисцита» [19, р. 142].
Для слежки за настроениями населения Бессарабии румынские власти ввели цензуру на почте. Один из ответственных чиновников данного ведомства, на основе отобранных в июле 1918 г. писем, писал вышестоящему начальству: «Отовсюду раздаётся один тревожный клич: румыны отбирают всё у нас и оставляют умирать с голоду. В некоторых письмах румын осыпают грубой бранью. В общем из всех этих писем видно серьёзное недовольство крестьян, вызывает тревогу их решимость оказывать сопротивление с топорами и дубинами. Из села в село посылаются письма, в которых население призывается к сопротивлению. Судя по фамилии отправителя или адресата, эти письма большей частью пишутся молдаванами» [1, с. 190-191].
Даже некоторые присланные из Румынии чиновники, редкие среди данной публики честные люди, не могли принять развязанного против населения террора. Так, префект Измаильского уезда Думбравэ докладывал вышестоящему начальству о произволе и насилии, творимых румынскими военными над мирным населением, и просил отставки: «При существующих условиях... когда властвует террор, город заполнен сотнями агентов сыскной полиции.. , власть местной администрации превращается во власть фиктивную.. , а мои заявления остаются гласом вопиющего в пустыне, когда всё население стонет от гнёта военного управления и доведено до такого состояния, что в уезде нельзя найти ни одного сторонника единения с Румынией, -не могу оставаться на своём посту... Если бы я был врагом единения Бессарабии с Румынией, то я только радовался бы тому, как большинством военных
