Учебно-методические материалы
С.Г. Карпюк, Т.В. Кудрявцева, О.В. Кулишова
ГРАНИЦЫ И ФУНКЦИИ АНТИЧНОГО ИСКУССТВА: ВВЕДЕНИЕ В СПЕЦКУРС
Цель данного спецкурса для студентов гуманитарных специальностей, состоит в том, чтобы подчеркнуть специфику античного искусства, показать роль искусства в социальной и политической жизни античности, определить место художника в социальной структуре античного общества, сравнить отношение античного и современного общества к людям творческих профессий, сопоставить место искусства в античном и современном мире. Предложенные материалы включают текст вводной лекции, вопросы по закреплению материала, темы для рефератов и список рекомендованной литературы.
Ключевые слова: искусство античное, технэ, художник, скульптор, полис.
ВВОДНАЯ ЛЕКЦИЯ
Социально-исторический подход к истории античного искусства современные историки искусства обычно игнорируют. Понятно, что трудно ожидать найти подобный подход в общих трудах, обращенных к широкой публике (например, в работах Ю.Д. Колпин-ского1, Г.И. Соколова2 и Л.И. Акимовой3). Однако даже в словаре «Искусство Древней Греции», изданном НИИ теории и истории изобразительных искусств Российской академии художеств4, нет ни слова о специфике античного искусства! В словаре «Античные мастера. Скульпторы и живописцы» говорится о высоком положении художника в Древней Греции, без всяких оговорок о социальной приниженности мастеров5. Создается впечатление, что большинство отечественных историков искусства до сих разделяет «наивный» взгляд на античное искусство, причисляя к его творцам и поэтов, и драматургов, и художников, и скульпторов;
границы искусства в античности определяются исходя из современных представлений об искусстве.
Классик отечественного исторического искусствознания М.В. Алпатов писал: «Мы знаем, что в мире драматического искусства лучшими были признаны трагедии Софокла. То же, возможно, было и в изобразительном искусстве: прекрасное преобладало над посредственными и даже плохими примерами»6. То есть автор предполагает, что «художник-творец» существовал и в античности7. Соответственно и подход к проблеме границ искусства чисто модернизаторский: в параграфе ««Искусство» и «неискусство»» М.В. Алпатов, имея в виду скульптора Поликлета, рассуждает о том, что «...великие греческие мастера отступали от служения искусству и вынуждены были творить вещи, которые нравились многим их современникам»8.
Свою лепту в формирование подобных представлений о роли изящных искусств в жизни античных греков внесло и изучение греческого художественно-эстетического идеала. Особое эстетическое чувство древних греков и их ощущение прекрасного всегда было предметом пристального внимания исследователей. Уже И.И. Винкельман, с которого началась научная история античного искусства, в своих ранних работах и особенно в труде «Истории искусства древности» (1764), обращаясь к истории и философии искусства вообще, ставил греков в этом отношении выше других народов, отмечая, что «ни у какого народа красота не ценилась так высоко»9, отстаивал положение об абсолютном художественном вкусе греков и о прямом подражании им как необходимом условии всякого художественного творчества. По мнению немецкого искусствоведа, «многое из того, что для нас представляется идеалом, было у них [греков] естественным»10. Цель искусства - создание прекрасного, поэтому именно искусство Эллады эпохи высокой классики ставил Винкельман на первое место; эллинистическое и римское искусство уступает ему из-за своей чрезмерной патетики и страстности. Как известно, книга Винкельмана произвела огромное впечатление на весь образованный мир - под влиянием её и ей подобных складывалось романтически-сентиментальное представление об античности и об искусстве в античности. Даже в работах корифеев науки об античности, как, например, У. Виламо-вица-Мёллендорфа, можно было встретить изображение Эллады
как страны прекрасных, возвышенно настроенных мужей и юношей, поклонявшихся красоте и чудесным произведениям искусства, живших в мире грёз о прекраснейшей жизни, между тем как над ними улыбалось вечно голубое небо11.
Такого рода оценкам, без сомнения, отдавали дань идеализации античной эпохи, однако основания для рассуждений об особом отношении древних греков к прекрасному имелись. Идея эстетически отмеченного порядка, украшенности свойствена и самым фундаментальным мировоззренчеким представлениям древних греков, и реалиям их повседневной жизни. Важное для греков понятие космос означало, прежде всего, порядок, упорядоченность, устройство, что распространялось как на сферу общественную (государственное и правовое устройство), так и на основы мироздания (мировой порядок, мир), но кроме того, это понятие имело в виду и «наряд, украшение, красоту». Таким образом, как справедливо было отмечено, «древнегреческий космос актуализирует идею эстетически отмеченного порядка, украшенности»12.
В классическую эпоху у греков сформировался особый этико-эстетический и одновременно социально-политический идеал, известный как калокагатия (от греч. каО кт agathos - «красивый и хороший»)13, предполагающий единство и гармонию телесного (физического) и душевного (духовного) совершенств в человеке. Его осуществление предполагает особую систему воспитания и образования (пайдейю), имевшую целью формирование гармоничной, всестороннее развитой личности. И хотя исследователи Нового времени часто предостерегают от увлечения «мифом о гармоническом синтезе» и «идеалом высокоразвитого ума в великолепно развитом теле», этот идеал, несомненно, существовал в античную эпоху, по крайней мере, в сочинениях Платона14. В сфере общественной калокагатия подразумевает некое гармоничное сочетание личных и общественных интересов, но всё же с признанием превосходства вторых над первыми. Носитель калокагатии являлся идеальным гражданином полиса, гражданской общины. Единство социального, этического и эстетического, несомненно, должно было привести к поиску прекрасного рядом, к намеренному созданию и культивированию красоты, в том числе в виде предметов домашнего обихода, утвари, ваз, статуй, картин, зданий и т. д.
Однако восхищение и любование намеренно прекрасными (калой) творениями древнегреческих мастеров может невольно привести нас к таким выводам о границах искусства и месте художника в античном обществе, которые исходят из современного понимания искусства. Для древних греков не существовало принципиальных различий между ремесленником и художником. Более того, не было самого понятия «художник»: одними и теми же словами обозначались и художники, и ремесленники, и работники физического труда вообще. Между поэтами, писателями, философами, композиторами, с одной стороны, и скульпторами, архитекторами и художниками, с другой, пролегала пропасть. Первые рассматривались как настоящие творцы, которых вдохновляет божество и которым покровительствуют музы. «Всё, что нам известно о статусе скульптора и живописца в классической Греции и поздней античности, не свидетельствует о его причастности сакральному или о его магической отмеченности»15. Художник, скульптор, ювелир, кузнец работает с «внешним» материалом, переделывая его своими руками. Он - прежде всего опытный ремесленник, который совершенствует свое мастерство благодаря упорному физическому труда. С точки зрения древних греков, художник был наделен не вдохновением, а точностью глаза, отличным исполнительским мастерством и т. п. Его труд мог хорошо оплачиваться, но им восхищались как квалифицированным работником, умелым мастером. Для греков изобразительное искусство было, прежде всего, формой технического мастерства, что объясняет, кстати, и достаточно высокий уровень даже рядовых образцов16. Конечно, положение художника в разные исторические периоды могло изменяться: в период расцвета полиса с крупнейших экономических центрах складываются «школы мастерства», способствовавшие высокому уровню специализации и профессионализма, но их всегда именовали общим с простыми ремесленниками термином технитэс («ремесленник, художник, знаток, мастер»).
Конечно, античные общества и государства существовали больше тысячелетия, и какие-то изменения в отношении к художникам и скульпторам, очевидно, происходили. Цицерон в диалоге «Об ораторе» отмечал, что Фидий при создании скульптурных изображений Зевса и Афины не использовал человеческие модели для достижения сходства, но скорее руководствовался неким ви-
дением прекрасного, которое и направляло его мастерство (8-9). Сенека писал, что, хотя Фидий сам не видел Зевса и Афины, его дух (spiritus) был достоин выполнения задачи изображения богов средствами искусства (Sen. Rhet. controv., X, 34). Позднеантичный философ Плотин полагал, что, когда Фидий творил статую Зевса, он не основывался на модели, доступной его чувствам, но брал образ Зевса из своего ума (Эннеады, V, 8).
В некоторых риторических трактатах эпохи ранней Римской империи скульпторы и художники ставились в один ряд и сопоставлялись с ораторами, писателями и поэтами. Дионисий Гали-карнасский в трактате «Об Исократе» не видел ничего удивительного в сходстве риторического искусства Исократа с изобразительным мастерством Поликлета и Фидия, из-за их «святости, величия и достоинства», объединяя их творения единым стилем (3). Дионисий ставил на одну высоту гений Фукидида и мастерство художников Апеллеса, Зевксида, Протогена, скульпторов Фидия, Поликлета и Мирона (О Фукидиде, 4). В другом трактате он рассматривал риторов вместе с художниками с точки зрения выделения выдающихся образцов. Подобные примеры можно было бы и продолжить17. Наконец, историк рубежа эр Диодор Сицилийский отмечал, что никакой поэт или писатель не может удовлетворить все запросы читателей, поскольку это невозможно в силу человеческой природы, так же, как это было невозможно ни для Фидия, ни для Праксителя, ни для Апеллеса, ни для Паррасия (XXVI, 1). Казалось бы, на основании этих всех свидетельств можно сделать определенный вывод, что авторы римского времени считали, что вдохновение (дух, идея) присущи не только поэтам и писателям, но и скульпторам и художникам.
Однако существуют и другие свидетельства, совершенно противоположного, на первый взгляд, толка. Знаменитый биограф I—II вв. н. э. Плутарх считал, что, несмотря на восхищение творениями Фидия и Поликлета, никакой одаренный молодой человек не захочет уподобляться им, выбрав занятие скульптора или художника (Перикл, 2). А знаменитый сатирик II в. н. э. Лукиан сам стоял перед подобным выбором, который описал в диалоге «Сновидение, или жизнь Лукиана»: две женщины предстали перед его взором — Гермоглифике (Искусство изготовления статуй) и Пайдейя (Образование). Само описание «прелестей» ремесла
скульптора делает понятным выбор Лукиана: риторическое образование выводило к вершинам культуры, а обучение изготовлению скульптур гарантировало только жизнь ремесленника (6-9).
Презрительное отношение к авторам творений изобразительного искусства здесь настолько очевидно, что этот факт вызывал недоумение у современных историков искусства: «Принимая во внимание многочисленные восхваления Фидия и Поликлета в античной литературе, два этих пассажа могут показаться удивительными. Возможно, эта точка зрения более характерна для римского периода, нежели для классической Греции»18. Но, в сущности, никакого противоречия здесь нет. В римское время повсеместно утверждается представление о «классической», образцовой литературе и «классическом», образцовом искусстве. Грамматик и энциклопедист II в. н. э. Авл Геллий проводил различие между высококлассным писателем и поэтом, которого он называл «классиком» (с1а88юш). и ремесленником-сочинителем - «пролетарием» (ргоМайш) (Аттические ночи, VII, 15). Отношение к «классикам»-скульпторам и живописцам древности (а классическая Греция отстояла от периода ранней Римской империи на половину тысячелетия) было «антикварно-почтительным», их произведения массово копировались и распространялись по всему Средиземноморью. Однако «современные» для того времени изобразительные либо пластические искусства не могло стать классическими по определению, а литература, риторика или философия (часто эти сферы были нераздельны) - могли. Поэтому противопоставление творца-писателя или поэта и ремесленнику-скульптору или художнику оставалось в силе и в римское время, с той лишь разницей, что оценка выдающихся творцов-«классиков» могла приобретать антикварно-восторженный оттенок, и они могли уже сопоставляться с «вдохновленными Музами» писателями или поэтами.
Интересно, что при всём том, уровень «самосознания» античных деятелей искусства (в современном его понимании) был достаточно высок. Задолго до того, как их искусство стало считаться «классическим», образцовым в глазах уже древнеримских подражателей, греческие мастера себя самих считали, по крайней мере, созидателями и гордились своим трудом. Практика подписывания собственных работ и «соревновательных» надписей на греческих вазах уже в архаический период тому свидетельство. Однако их
социальный статус оставался сравнительно низким, что было связано, в том числе, и с работой руками и с работой за плату. Работа руками роднила мастера с рабом (Аристотель. Политика, 1277а 35 -1277b 1), работа за плату лишала ремесленника свободного досуга (схолэ), досуг же - необходимое условие полноценного участия гражданина в государственных делах (см., например, Аристотель. Политика, 1292b 35-4G). То и другое лишало ремесленника (соответственно скульптора, художника и проч.) добродетели, которой обладали даже крестьяне (Там же, 1319а 2S). Таким образом, наслаждение скульптурой входило в сферу свободного досуга, но изготовление ее - нет. Своеобразной попыткой распространить сферу свободного досуга на художника была деятельность Полигнота, расписавшего безвозмездно Пестрый портик в Афинах. Правда, бескорыстность бесплатно работавшего живописца несколько компрометирует то, что за свои заслуги он получил от афинян права гражданства (а это дорогого стоит!), за росписи же в Дельфах ему предоставили право бесплатного питания и проживания (Плиний. Естественная история, XXXV, 59). К тому же, по мнению античной традиции, Полигнот не был обыкновенным ремесленником (Плутарх. Кимон, 4)19.
Итак, оказывается, то, что мы называем изобразительным искусством, для древних греков и римлян было, прежде всего, умением, мастерством. Если же обратиться к смыслу античных понятий, переводимых на русский язык как «искусство», то следует отметить, что греческое слово techne и латинское ars обозначают именно «ремесло», «наука», а вообще - овладение навыками мастерства определенного (высокого) уровня, поэтому они применимы равным образом к труду скульптора, художника, башмачника, пастуха, деятельности полководца или политика и т. п. Известное и часто цитируемое латинское крылатое выражение «ars longa, vita brevis» (искусство долговечно, а жизнь коротка») - это перевод на язык римлян отрывка из первого афоризма древнегреческого ученого и врача Гиппократа (Афоризмы, I, 1), и ars здесь (в оригинале - techne) означает на самом деле «наука». Полный вариант данной сентенции: Vita brevis est, ars vero longa, occasio autem praeceps, experientia fallax, iudicium difficile («жизнь коротка, наука же бесконечна, случай опрометчив, опыт обманчив, суждение затруднительно»).
Посмотрим, как определял понятие технэ великий греческий мыслитель Аристотель, славящийся своей доходящей до педантичности дотошностью по части определения, классификации и систематизации различных концептов. По Аристотелю, технэ -процесс созидания искусственного («из того, что возникает, одно возникает естественным путем, другое - благодаря технэ, третье -самопроизвольно»20 - Метафизика, 1032а 11), с определенной целью («принцип созидания заключается в творящем лице, а не в творимом предмете...» - Никомахова этика, 1140а 12). Технэ приобретается через овладение не просто практическими навыками, а именно необходимыми теоретическими знаниями: «Мы считаем владеющих какой-то технэ более мудрыми, чем имеющих опыт, ибо мудрость у каждого зависит от знания, и это потому, что первые знают причину, а вторые нет. В самом деле, имеющие опыт знают «что», но не знают «почему»; владеющие же технэ знают «почему», то есть знают причину (Метафизика, 981а 25-30).
Технэ имеет дело с общим, а не единичным (Никомахова Этика, 1180Ь 20), рассматривает общее в явлениях21: «Появляется же технэ тогда, когда на основе приобретенных на опыте мыслей образуется один общий взгляд на сходные предметы. Так, например, считать, что Калию при такой-то болезни помогло такое-то средство и оно же помогло Сократу и так же в отдельности многим, -это дело опыта; а определить, что это средство при такой-то болезни помогает всем таким-то и таким-то людям одного какого-то склада (например, вялым или желчным при сильной лихорадке), -это дело искусства» (Метафизика, 981а 5-21). Анализу поэзии как разновидности технэ посвящен трактат Аристотеля «Поэтика», цели которого - преподать совокупность приёмов для овладения этим мастерством.
По словам Стагирита (Метафизика, 981а 13-25), одни искусства (технай) служат удовлетворению необходимых потребностей, другие - для приятного времяпровождения. Условием появления технай второго рода Аристотель считал наличие досуга (схолэ). Любопытно, что Стагирит ставил их выше искусств, относящихся к первой группе, «так как их знания были обращены не на получение выгоды» (Там же, 20), а в качестве примера приводит «математические искусства», возникшие в Египте, ибо там жрецам было предоставлено время для досуга (Там же, 23-25). Нетруд-
но заметить, что и современное понимание практической пользы, и понимание искусства отличаются от аристотелевских. Если первое у Стагирита - более узко, то второе, несомненно, гораздо шире. То есть, по определению великого греческого теоретика и систематизатора знаний, с одной стороны, искусство противостоит природному, существующему естественным образом, включая созданное человеком, с другой, - любая деятельность человека, основанная на знании общего и причин, есть искусство. То же противопоставление «сотворенного», «сделанного» «природному», «естественному» встречаем и у римских авторов. Так, Цицерон, классифицируя способы прорицания, выделяет две основных группы - de natura и de arte (О дивинации, I). Таким образом, граница «искусства» (технэ, ars) проводилась античными авторами по тому же рубежу, который во многих современных концепциях отделяет «культуру» (в широком понимании) от «натуры».
Эта «невыделенность» искусства в соответствующих античных понятиях, совпадение античного понимания данного концепта с некоторыми современными определениями «культуры» в самом широком смысле свидетельствуют об особом восприятии искусства античным обществом. Эта специфика неоднократно отмечалась в исследовательской литературе. Воспользуемся для ее характеристики образным суждением В. Йегера, который отмечал, что греческое искусство, являясь «выражение идеалов, которые в каждый конкретный момент господствовали в жизни», вплоть до конца IV в. до н. э. также было «по преимуществу выражением духа целого». Поясняя эту мысль, он восклицает: «Кто мог бы для понимания агонального мужского идеала, который превозносят эпиникии Пиндара, обойтись без статуй олимпийских победителей, которых искусство воплотило или оживило для нашего взора, или без изображений богов - воплощения греческой мысли о достоинстве и высоте человеческого телесного и духовного идеала?»22. По сути, искусство (технэ) присутствовало во всех сферах и структурах жизни, оно было «встроено» в общественно-политическую жизнь греческих государств, служило определенным политическим целям, в этом смысле «граница искусства» трудноуловима.
Возьмем, к примеру, всевозможные театрализованные празднества, шествия, ритуалы и т. п. На Великих Дионисиях, когда осуществлялись театральные постановки, «в придачу» к теа-
тральному агону происходил парад детей-сирот и торжественная сдача взносов в союзную казну (фороса) полисами-союзниками на орхестре, торжественно зачитывались почетные декреты (т. е. декреты о почестях и наградах). Все эти действа вызывали в душах определенные эмоции: умиление, гордость, радость, восторг и проч., а также имели свою «эстетическую» составляющую - ими можно было любоваться.
Торжественные шествия, устраиваемые время от времени, завораживали не только своим ритмом, величавостью, но и цветовой гаммой. Так, панафинейская процессия, изображенная на фризах афинского Парфенона, - символ единения полиса (в ней принимали участие все свободные жители города обоего пола: граждане и метеки) и одновременно живописное полотно в движении. Ранним утром она стартовала от кладбища в афинском квартале Керамик. Во главе шла юная жрица-канефора, несущая ритуальную корзинку, затем - знатные старцы в белом, с цветущими ветвями в руках, следом афинянки несли два дифроса - торжественные троны. «За ними шествовали жертвенные животные, коровы и овцы, в сопровождении юношей и музыкантов, далее шли метеки в пурпурных одеждах - мужчины несли на плечах тяжелые ладьевидные скафо-сы с медовыми сотами и прочими дарами богам и гидрии с водой, женщины - зонтики. Третью часть, хвост процессии, составляли конные юноши-эфебы в черных плащах»23. Подходя к Акрополю, процессия добавляла к себе новые краски: она забирала модель корабля из Пританея, на мачте которого закреплялся шафранный пеплос, сотканный афинянками для богини-покровительницы города. С восходом солнца распахивались двери Парфенона, первые лучи солнца освещали колоссальную 12-метровую статую Афины Парфенос, изваянную Фидием в хрисоэлефантинной технике. С точки зрения современного эстетического восприятия, для которого балет, например, - несомненно, вид искусства, панафиней-ское красочное действо, разыгрываемое по строгому сценарию-либретто в определенных декорациях, вполне может быть отнесено к «художественному творчеству».
В середине - второй половине V в. до н. э. в Афинах были воздвигнуты великолепные храмы и статуи в соответствии с Пери-кловой «строительной программой» по украшению Афин. Эта программа преследовала как пропагандистскую (восславить Афи-
ны), так и практическую (дать людям работу) цель, красота совершенно осознанно находилась здесь на службе политики и идеологии. То есть a priori цель создания всех этих шедевров, до сих пор вызывающих в душах трепет и восторг даже своими руинами, не столько «эстетическая», сколько «политическая». И Ленин, и другие лидеры большевистской партии, выпускники дореволюционных классических гимназий, были знакомы с этим «историческим прецедентом» и, очевидно, ориентировались на него, когда обсуждали, принимали и воплощали в жизнь свой план «монументальной пропаганды». И в первом, и во втором случаях, трудно определить границу, где кончается искусство и начинается политика. Греческие скульпторы только эффектнее и искуснее воплощали сей «политический заказ».
«Политический смысл» украшения Афин прекрасно улавливали политические противники и оппоненты лидера афинской демократии, которые, по словам Плутарха, его жестоко критиковали за то, что на деньги союзников «мы золотим и наряжаем город, точно женщину-щеголиху, обвешивая его дорогим мрамором, статуями богов и храмами, стоящими тысячи талантов» (Перикл, 11). На эту критику Перикл давал такой ответ: «Если государство снабжено в достаточной мере предметами, нужными для войны, необходимо тратить его богатство на такие работы, которые после окончания их доставят государству вечную славу, а во время исполнения будут служить тотчас же источником благосостояния, благодаря тому, что явится всевозможная работа и разные потребности, ко -торые пробуждают всякие ремесла, дают занятие всем рукам, доставляют заработок чуть ли не всему государству, так что оно на свой счет себя и украшает, и кормит» (Там же, 12).
Важность «монументальной пропаганды» понимал и персидский царь Ксеркс, приказавший увезти из Афин бронзовую статую тираноубийц Гармодия и Аристогитона работы скульптора Анте-нора как своеобразный символ афинской (греческой) свободы. После ликвидации «персидской опасности» одной из первоочередных мер афинян стало поручение мастерам Критию и Несиоту изваять новую статую тираноубийц (ок. 480 г. до н. э.) (Павсаний. Описание Эллады, I, 8, 5).
Фидиева Афина Воительница (Промахос) выполняла те же функции, что современная Статуя Свободы, возвышающаяся на острове
при входе в гавань Нью-Йорка, - это не столько статуя, сколько символ. Сияющий на солнце шлем и остриё копья Афины были видны с моря заходящим в пирейскую гавань кораблям, отовсюду прибывающим к афинским берегам, статуя символизировала могущество, богатства, «передовые технологии» Афин «золотого века».
Вообще, визуальный ряд был исключительно важной частью эстетической работы античных народов над окружающим миром -как с точки зрения его корректировки, так и с точки зрения созидания и творчества. Недаром один из современных исследователей заключает: «в обществе, где люди больше лицезрели, чем читали, изобразительные искусства функционировали не столько как пассивные изображения, сколько как активные участники в конструировании того мира, который они запечатлевали»24. Однако, подчеркивая значение визуального ряда, следует отметить, что приоритет в воздействии на аудиторию следует все же отдать тем искусствам (в широком значении), которые связаны со словом и звуком, что позволило ряду исследователей говорить об оро-акустической ориентации античной культуры в целом. Ведь среди Муз, дочерей Зевса и Мнемосины, спутниц Аполлона и патронесс искусств и наук, не было «ответственной» за изобразительные искусства. Да, и сам «список» весьма красноречив. Из девяти сестер четверо покровительствовали различным поэтическим жанрам (Эрато, Эвтерпа, Каллиопа и Полигимния), две - театру (Мельпомена и Талия - соответственно трагедии и комедии), Терпсихора - танцу. В компанию к Мусагету, несколько неожиданно на современный взгляд, попали также Клио («Дарующая славу») - муза истории - и Урания («Небесная») - муза астрономии, видимо, олицетворявшая в том числе гармонию Космоса. Таким образом, ближе к истине оказываются суждения иного рода, из которых приведем в качестве примера хотя и относящиеся к системе образования и воспитания, но справедливые и для других сфер общественной жизни: «.в полном смысле слова носителем пайдейи в понимании греков является не немое искусство скульптора, художника или зодчего, но искусство поэта и музыканта, философа и ритора (т. е. государственного мужа)»; «при всей распространенности сравнений дела воспитателя с работой представителя пластических искусств, о воспитательном эффекте и произведений искусства в винкельмановском смысле и такого народа художников, как греки, нет речи»25.
Тем не менее, древнегреческое искусство становилось действенным средством пропаганды не только в полисном, но и в общегреческом и международном масштабе. Особенно ярко это демонстрирует пример общегреческих святилищ. Как следует из литературной традиции и археологических материалов, приношения в Дельфы приходили не только из различных частей греческого мира, но и из других областей, порой довольно отдаленных. Самыми известными из посвящений иноземных правителей были дары лидийского правителя Креза, отправленные им в святилища Аполлона в Дель-фах и в Дидимах близ Милета. Приношения греков в панэллинские религиозные центры, прежде всего, в Олимпию и Дельфы, не только представляли собой весьма ценные изделия (из наиболее ценных материалов дарители отдавали предпочтение золоту, серебру и мрамору), но и являлись значимой частью художественной традиции древних, уникальными произведениями искусства. В качестве наиболее типичных и значимых священных даров в Дельфы исторического времени выделяются статуи. Сам владыка святилища и оракула в Пифо - Аполлон - был представлен во множестве таких посвящений, впечатляли посетивших Дельфы изображения других персонажей греческого пантеона - Зевса, Лето, Афины, Артемиды, Геракла, а кроме того, знаменитых военачальников и победителей на Пифийских состязаниях.
Особым видом посвящений были сокровищницы различных греческих общин на территории священного участка. В архитектурном отношении они представляли собой уменьшенное изображение греческого храма. Значение сокровищницы той или иной общины не ограничивалось лишь функцией хранения ценных подношений Зевсу или Аполлону, хотя эта роль, которую в современном мире играют банки, была важна и в древности. Сокровищницы, как и другие монументальные посвящения, имели, прежде всего, «представительские функции», не только являясь хранилищем посвящаемых ценностей и прославляя богатством приношений ту или иную общину, но и выступая воплощением самосознания граждан, важным средством самоидентификации греческих общин.
С течением времени красота и пышность сокровищниц все возрастала, прежде всего, посредством новых богатых и искусных посвящений, которые получают все более разнообразные значения в коммуникативном процессе. Общегреческие святилища,
особенно влиятельные Дельфы постепенно превратились в своеобразную арену для состязания греческих общин в их претензиях на общэллинскую славу; оракул становится отражением политической ситуации в Элладе, по образному выражению Ф. Розенбер-гера, своего рода сейсмографом потрясений в греческом мире26. Пропагандистские функции сокровищниц, реализовавшиеся прежде всего художественными средствами, особенно ярко проявятся в период расцвета полисного мира греков, в V в. до н. э., между Греко-персидскими и Пелопоннесской войнами, когда речь может идти о настоящей «войне сокровищниц», наполненных богатыми приношениями и шедеврами древнегреческого искусства.
Выставляемые в общегреческих святилищах персонажи - боги, общегреческие и местные герои - должны были не только демонстрировать славу определенного полиса, они также визуализировали общие мифы греков и существо их культурной традиции. Анализ персонажей, а также порядка размещения памятников дает возможность заключить, что в данном случае несомненно присутствует стремление связать в глазах греческой общественности эту «презентацию» местных мифологических приоритетов с общими для эллинов мифологическими представлениями (например, путем включения троянского круга персонажей).
Таким образом, приведенные нами примеры указывают на то, что произведения искусства в различных его формах являлись важнейшим средством презентации различных идей и в полисном, и в общегреческом масштабе.
Не меньшее воздействие, чем шедевры архитектуры, скульптуры, живописи и др., оказывал на души древних греков театр. Возникновение театра, формы его существования и функционирования, как представляется, также демонстрируют несомненную потребность древнегреческого общества в особых эстетических формах, которые в данном случае предназначены для обсуждения фундаментальных морально-этических гражданских ценностей (например, тема рока, нечестия и пр.).
Античный театр - не только «площадка» для презентаций тех или иных ценностей и идей. К античному обществу, прежде всего, в её «классическо-греческой» разновидности, как ни к какому другому, подходит шекспировская метафора из монолога Жака («Как вам это понравится»): «Весь мир - театр. В нем женщины,
мужчины - все актеры». Будучи фактически парафразом надписи на фронтоне лондонского театра «Глобус» «Totus mundus agit histrionem» («весь мир актерствует»), эта известнейшая максима Великого Барда имеет античный прототип - ещё в I в. Петроний Арбитр заметил: «Mundus univesus exercet histrionem» («весь мир занимается лицедейством»).
То, что именно в недрах античного мира, родилось motto «Весь мир - театр», естественно, не случайно. Эллада, как известно, родина театра. Родоначальником афинской и древнегреческой трагедии вообще считается поэт Феспид, добавивший в середине VI в. до н. э. к хору ряженых сатирами певцов, распевавших дифирамбы на празднике в честь бога Диониса, актера. Греческий и вообще античный театр - «театр» в подлинном, полном и совершенном смысле данного понятия. Во время театральных представлений границы сценического пространства размывались: орхестра и ске-на сливались с собственно театрон (местами, на которых сидели зрители), зрители, актеры, автор пьесы, хорег, судьи делили эмоции и переживания, достигавшие невероятного накала и силы. До нас дошли отклики этих невероятных страстей в виде разичных «историй с подмостков». Так, один актер, чтобы сделать свои переживания подлинными, вместо бутафорской взял урну с прахом собственного только что умершего сына и блестяще сыграл сцену оплакивания. Известен случай, когда тиран из г. Феры в самый разгар исполнения трагедии Еврипида великим актером Феодо-ром в слезах покинул театр, а потом, оправдываясь, сказал, что ушел из-за стыда, ибо страдания актера вызывают его сочувствие, тогда как страдания сограждан оставляют безучастным и т. п.
Театральное действо «втягивало» в себя огромное количество народа. Судя по размерам античных театров, они были рассчитаны на то, что значительное количество или даже подавляющее большинство жителей города - будь то маленький Ороп или «мегаполис» Афины - смогут посетить представление. Как отмечает Л.П. Маринович, «по подсчетам исследователей, в театральных представлениях участвовало более одной тысячи хоревтов, от 30 до 50 актеров, неизвестное нам, но не меньшее количество музыкантов, к которым нужно добавить хорегов, судей, жрецов, рабочих сцены»27. Посещение театра - одно из самых массовых мероприятий в общественной и культурной жизни древнегреческого
полиса, только праздничные шествия типа Панафинейских могли конкурировать с ним. Для сравнения: афинское народное собрание редко когда посещало более 6 тыс. граждан, а в афинском театре Диониса только сидячих мест было 17 тысяч.
Античный мир имел полное право провозгласить, что он «agit histrionem», не только потому, что театр возник в его недрах, и не только из-за массовости и популярности античного лицедейства. И не только из-за тех высот и того совершенства, коих достиг классический театр и с точки зрения «культуры зрелища», и с точки зрения создания и воплощения на сцене великих шедевров. Античный мир был театром в том смысле, что вся его культура была культурой представления, зрелища par excellence28, или на современном слэнге - «культурой перформанса». Например, греческая поэзия была фактически разновидностью исполнительского искусства. Рецитация обязательно сопровождалось игрой на кифаре или флейте, декларированию звучным плавным голосом специально обучались. Иногда лирические произведения исполнялись не соло, а хором, который то стоял неподвижно, то двигался в танце29. Поэзия, таким образом, являлась сложным действием, включавшим в себя драматический (актерский), хореографический и музыкальный компонент.
Мы попытались проследить на ряде примеров, где и как пролегали границы античного искусства с точки зрения античного и современного понимания. Подведем некоторые итоги и выскажем ряд соображений.
Ответ на вопрос: Каковы были границы искусства в античности? - очевиден. Границы были гораздо шире, потому что самого понятия искусства как такового не существовало. Греческое технэ и латинское ars означали совершенно другое...
Изобразительное искусство античного мира таковым является для нас, а для древних греков и римлян оно было умением, мастерством сродни ремесленному. Границ между «высоким» и «низким» искусством, между искусством и не-искусством не существовало. Общество и господствующий в нем этико-эстетический идеал ка-локагатии требовали украшения ежедневной жизни, эстетизации обыденности. Многие творения античных художников и ремесленников (греч. технитай), которыми любуются сейчас на вернисажах как произведениями искусства, создавались не для музеев и выста-
вок. Они использовались в быту в качестве посуды, домашней утвари, мебели и т. п. «Произведение искусства в греческом мире всегда приносило пользу и всегда имело смысл»30. Еще Стендаль говорил, что для древних прекрасное - не более чем отражение полезного.
Впрочем, если не в теории, то на практике, на уровне повседневной жизни, древние греки различали «высокое» искусство и ремесло. Характерно, что все анекдоты рассказывались о художниках, но не о вазописцах. Идеалом художественности, отличительной чертой высокохудожественных творений было присущее им чувство меры. Не случайно Платон считал меру главной характеристикой наивысшего блага (Филеб, 64 Е).
Впрочем, поскольку классицизм рассматривал древнегреческое искусство как образец, то не только высокохудожественные произведения, но и изделия античных технитай (ремесленников) - вазопись, помпейские фрески - стали для современных европейцев не только очевидными произведениями искусства, но и объектами подражания. Классическое образование в гимназиях и университетах способствовало закреплению подобных стереотипов, перенесению некоторых моделей восприятия и использования искусства из античности в современность. Примеров тому множество, назовем хотя бы ленинский план монументальной пропаганды, по сути, и в деталях копировавший перикловский план украшения Афин.
Изобразительное искусство в древней Греции было непретенциозным и выполняло функцию социальной коммуникации. Именно поэтому не могло существовать «не-искусства», «анти-искусства». Не может же существовать «не-ремесло» и «анти-ремесло»! Как и древнегреческий полис представлял собой нерасчлененные город, государство, гражданскую общину, так и технэ было нерасчленен-ным искусством/ремеслом. Но проблема границ искусства в античном мире существовала. Однако искать ее нужно не в изобразительном искусстве, а в сферах, находившихся под покровительством Муз. Дух противоречия, «культурного протеста» был, несомненно, присущ и грекам, но проявлялся он в другой сфере, в гораздо более творческой (с их точки зрения): в сфере философии, а именно, в школе киников. Чем как не подобным протестом (иногда вполне эстетизированным, как и всё в греческом мире) была жизнь и деятельность киников. Жизнь Диогена в огромном горшке-пифосе и катание оного по Коринфу - чем не предтеча перформанса?
Вопросы
1) Как оценивал греческий художественно-эстетический идеал И. Винкельман?
2) Какой смысл вкладывали древние греки в понятие «космос»?
3) Что такое калокагатия?
4) В чем отличие античного представления о художественном творчестве от современного? (приведите примеры).
5) Сопоставьте понятия 1ееЬпе у древних греков, аге у римлян и русское «искусство»: что общего и особенного у двух первых в сравнении с третьим?
6) Приведите примеры того, как древнегреческое искусство служило политическим или пропагандистским целям.
7) Какова была эстетическая и общественная роль театра в античном обществе?
8) Как вы думаете, почему именно к античному обществу, прежде всего, в её «классическо-греческой» разновидности, более всего подходит известная шекспировская метафора: «Весь мир - театр, в нем женщины, мужчины - все актеры»?
9) Как бы вы определили понятие «границы искусства» в современном и античном обществе?
Примерные темы рефератов
1) Античные авторы о древнегреческих скульпторах классической эпохи.
2) Афинский Акрополь и его строители.
3) Аристотель о происхождении античной драмы.
Примечания
1 Колпинский Ю.Д. Искусство Эгейского мира и Древней Греции. М., 1970.
2 Соколов Г.И. Искусство Древней Греции. М., 1980.
3 Акимова Л.И. Искусство Древней Греции: геометрика, архаика. СПб., 2007.
4 Таруашвили Л.И. Искусство Древней Греции: Словарь. М., 2007. С. 132 - изобразительное искусство.
Ii
5 Чубова А.П., Конькова Г.И., Давыдова Л.И. Античные мастера. Скульпторы и живописцы. Л., 1986. С. 47-48.
6 Алпатов М.В. Художественные проблемы искусства Древней Гре-ции. М., 1987. С. 134.
7 «Трудно согласиться с А. Мальро и Э. Грасси, которые считают, что художественный подход был незнаком грекам и что он является привилегией только художников нового времени» (Там же. С. 134, примеч. 2).
8 Там же. Ссылка на Элиана (XIV. 8).
9 Винкельман И.И. История искусства древности. Малые сочинения / Изд. подгот. И.Е. Бабанов. СПб., 2000. С. 101.
10 Там же.
См.: Wilamowitz-Möllendorff U. von. Aristoteles und Athen. Berlin, 1893. Bd. I. S. 378.
Топоров В.Н. Космос // Мифы народов мира. В 2 т. Т. 2. М., 1982. С. 9.
См., например: Лосев А.Ф., Шестаков В.П. История эстетических категорий. М., 1965. С. 100 сл.
Марру А.-И. История воспитания в античности (Греция) / Пер. с фр. А.И. Любжина, М.А. Сокольской, А.В. Пахомовой. М., 1998. С. 71. Бернштейн Б. Пигмалион наизнанку. К истории становления мира искусства. М., 2002. С. 113.
См., например: ChamouxF. Greek Art. London, 1966. P. 4-7. Подобная точка зрения общепринята среди серьезных специалистов по истории древнегреческого искусства: Osborne R. Archaic and Classical Greek Art. Oxford; New York, 1998. Dionys. Halic. De Isaeo 4; Demetr. De eloc. 14. Pollitt J.J. The Art of Greece. 1400-1431 B. C. Sources and Documents. Engelwood Cliffs, N. J., 1965. P. 226. См.: Бернштейн Б. Пигмалион. С. 147-148.
«Метафизика» Аристотеля в переводе А.В. Кубицкого приводится по изданию: Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. I. М., 1976. В издании «Метафизики» вместо «технэ» употребляется «искусство». См.: Миллер Т.А. Аристотель и античная литературная теория // Аристотель и античная литература / Отв. ред. М.Л. Гаспаров. М., 1978. С. 67.
Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека / Пер. с нем. А.И. Любжина. Т. 1. М., 2001. С. 26.
Акимова Л.И. Искусство Древней Греции. Классика. СПб., 2007. С. 184. Lapatin K. Art and Architecture // The Cambridge Companion to the Age of Pericles. Cambridge, 2007. P. 128. Йегер В. Пайдейя. С. 26-27.
26 Rosenberger V. Griechische Orakel: Eine Kulturgeschichte. Darmstadt, 2001. S. 157.
27 Маринович Л.П. Гражданин на празднике Великих Дионисий и полисная идеология // Человек и общество в античном мире / Отв. ред. Л.П. Маринович. М., 1998. С. 363.
28 См., например, характеристику греческой культуры: Bonanno M.G. All the (Greek) World's a Stage: Notes on (Not Just Dramatic) Greek Staging // Poet, Public, and Performance in Ancient Greece / Ed. by L. Edmunds & R.W. Wallace. London, 1997. P. 112.
29 Круазе А. и М. История греческой литературы / Пер. с фр. В.С. Елисеевой под редакцией С. А. Жебелева. СПб., 2008. С. 101.
30 Chamoux F. Greek Art. Р. 7.
Литература
Обязательная
1. Античные поэты об искусстве / Сост. С.П. Кондратьев, Ф.А. Петровский. СПб., 1996.
2. Аристотель. Поэтика // Аристотель. Соч. В 4 т. Т. 4. М., 1984. С. 645680.
3. Павсаний. Описание Эллады / Пер. С.П. Кондратьева под общей ред. Э.Д. Фролова. В 2-х т. СПб., 1998.
4. Винкельман И.И. История искусства древности. Малые сочинения / Изд. подгот. И.Е. Бабанов. СПб., 2000.
5. Бернштейн Б. Пигмалион наизнанку. К истории становления мира искусства. М., 2002.
6. Маринович Л.П. Гражданин на празднике Великих Дионисий и полисная идеология // Человек и общество в античном мире / Отв. ред. Л.П. Маринович. М., 1998.
7. Колпинский Ю. Д. Искусство Эгейского мира и Древней Греции. М., 1970.
8. Колпинский Ю.Д. Великое наследие античной Эллады и его значение для современности. М., 1977.
9. Чубова А.П., Конькова Г.И., Давыдова Л.И. Античные мастера. Скульпторы и живописцы. Л., 1986.
Дополнительная
1. Акимова Л.И. Искусство Древней Греции: Классика. СПб., 2007.
2. Акимова Л.И. Искусство Древней Греции: геометрика, архаика. СПб., 2007.
3. Боннар А. Греческая цивилизация. Пер. с фр. (любое издание).
4. Борухович В.Г. Вечное искусство Эллады. СПб., 2002.
5. Варнеке Б. История античного театра. М.; Л., 1940.
6. Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека / Пер. с нем. А.И. Люб-жина. Т. 1. М., 2001.
7. Каллистов Д.П. Античный театр. Л., 1970.
8. Маринович Л.П., Кошеленко Г.А. Судьба Парфенона. М., 2000.
9. Соколов Г.И. Искусство Древней Греции. М., 1980.
10. Миллер Т.А. Аристотель и античная литературная теория // Аристотель и античная литература / Отв. ред. М.Л. Гаспаров. М., 1978. С. 5-107.
11. Chamoux F. Greek Art. London, 1966.
12. Osborne R. Archaic and Classical Greek Art. Oxford; New York, 1998.