CC BY
71
УДК 94(470)061.5
М. Н. Барышников
ГРАФ А. А. БОБРИНСКИЙ В ПРОМЫШЛЕННОЙ ЖИЗНИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Статья посвящена истории финансово-промышленной деятельности А. А. Боб-ринского в России в начале ХХ века. Анализ участия Бобринского в операциях Русско-Английского банка и акционерных компаний способствует выявлению наиболее значимых для ведущих отраслей российской экономики структурных показателей промышленного предпринимательства, в том числе: бóльшей или мéньшей самостоятельности акционера в тех или иных видах бизнеса; наличия коммерческих и социокультурных связей среди деловых партнеров; эффективности используемого баланса социально-экономических интересов.
Ключевые слова: Россия, история, А. А. Бобринский, банк, акционерная компания, промышленность, баланс интересов, собственность, управление.
M. Baryshnikov
COUNT А. А. BOBRINSKY IN THE INDUSTRIAL LIFE OF THE RUSSIAN EMPIRE
This article is devoted to the research of the history of the financial and industrial activities of A. A. Bobrinsky in the Russia of the early twentieth century. The analysis of the participation of Bobrinsky in the operations of the Russian-English bank and joint-stock company allows to reveal the most important structural parameters of industrial business for the leading branches of the Russian economy, including: a) larger or smaller independence shareholder in those or other kinds of enterprise activity; b) availability of commercial and socio-cultural connections among other businessmen; c) efficiency of the balance of social and economic interests.
Keywords: Russia, history, A. A. Bobrinsky, bank, joint stock company, industry, balance of interests, ownership, management.
Обращаясь к историческому фону складывания институциональных предпосылок экономического роста России, отметим, что к концу Х1Х века капиталистическая и в этом смысле поликультурная направленность развития хозяйственных отношений приобрела в многонациональной империи доминирующий характер. Перспективы индустриальной модернизации связывались с раскрепощением потенциала индивидуального и ассоциированного предпринимательства, мощный толчок которому придали социально-экономические реформы 1860-1870-х годов. С этого времени совершенствование правовых (в том числе закрепляемых в договорах и корпоративных уставах) и неформальных регуляторов
делового взаимодействия выступало важнейшим фактором успеха промышленной деятельности, влияя на структуру и объемы привлекаемых инвестиций. Характерной чертой российской экономики, особенно наглядно проявившейся на фоне преодоления хозяйственного и социально-политического кризиса начала ХХ века, становилось усиление связей коммерческих банков с промышленными предприятиями. Банки выступали инициаторами формирования горизонтально интегрированных финансово-промышленных групп, способствуя развитию внутри таких объединений разнообразных ассоциированных отношений. Одновременно происходило, как полагал И. Ф. Гиндин, обособление интересов ак-
ционеров банков, вызвавшее широкое развитие финансово-эмиссионных операций и соответствующее стремление кредитных учреждений получить влияние на промышленность при сопутствующем появлении самостоятельных интересов директоров банков, реализующихся в том же направлении и усиливающих вышеописанные тенденции [3, с. 63]. Накануне мировой войны большинство столичных банков придерживались собственных стратегий в отношении отраслевых и региональных сфер промышленной жизни России, включая особенно перспективный для того времени сектор оборонных заказов. С другой стороны, происходило оформление ряда вертикально интегрированных групп, в том числе основанных на базе семейных капиталов, в том числе нефтяных (среди крупнейших отметим концерн Нобелей и холдинг Гукасовых). Рост масштабов деятельности банков и промышленных корпораций, сопровождавшийся переплетением интересов их владельцев, обеспечивал в перспективе укрепление производственного и финансового потенциала отечественной экономики, активизацию процессов ее диверсификации, совершенствование норм деловых отношений в соответствии с характерными для европейского бизнеса того времени хозяйственными и институциональными параметрами развития.
Конечно, при существующих к концу XIX века особенностях функционирования российской политико-правовой системы, с учетом разнообразия национально-религиозного состава отечественных деловых кругов и специфичности норм их поведения, могли использоваться различные средства достижения индивидуальных и групповых целей и соответственно способы реализации институциональных соглашений, а также разные формы организации предприятий применительно к конкретным типам хозяйственных отношений. В связи с этим отметим, что ряд институциональных
преобразований, имевших место в 18601890-е гг., обусловил заметное сокращение рисков для бизнеса. В числе таковых стало складывание современной для того времени правовой базы акционерного дела, развитие банковского и страхового рынка, обновление системы судопроизводства и местного самоуправления (с соответствующим увеличением расходных статей, связанных с вложением в «человеческий капитал» — земское образование и здравоохранение). В качестве важнейших выступали во второй половине XIX века инфраструктурные изменения (прежде всего — строительство Транссибирской магистрали), сопровождавшиеся крупными инвестициями в транспортные коммуникации, а также реформированием денежной системы и коммерческого налогообложения (1895-1898).
Промышленный подъем в России в начале 1910-х годов определялся диверсифи-кационными процессами в экономике и ростом емкости рынка, нарастанием инвестиционной активности, быстрым развитием индивидуального и ассоциированного предпринимательства. В отечественной экономике действовало более двух тысяч акционерных обществ, представлявших собой крупные фирмы с участием отечественного и иностранного капитала. Существовавшая для акционерного дела разрешительная система не являлась серьезным препятствием для создания компаний: заявленные уставы, сопровождавшиеся качественным юридическим обоснованием, обычно утверждались императором в течение непродолжительного срока. Добавим, что в стране имелось свыше шести тысяч средних и малых фирм, оперировавших в форме полных товариществ и товариществ на вере, учреждение которых носило уведомительный характер. В преддверии мировой войны наблюдался быстрый рост активности в сфере частного предпринимательства. Только городским населением было приобретено в 1912 году около
1,8 млн свидетельств на право ведения хозяйственной (торговой, промышленной, финансово-кредитной и т. д.) деятельности в различных ее организационных формах. Из 35,5 млн руб. налогов и сборов, уплаченных путем приобретения основных свидетельств на предприятия, 89,7% приходилось на те из них, которые не обязывались публичной отчетностью (это главным образом мелкое и отчасти среднее предпринимательство), 10,3% — имели публичную отчетность (учреждения с акционерным и паевым капиталом). Для сравнения фискальной значимости для того времени мелкого, среднего и крупного бизнеса отметим, что сумма всех видов промыслового налога (включая дополнительный) с «неотчетных» предприятий составила в 1912 году 56,9 млн руб., или 80,2% общей суммы промысловых сборов в империи. В среднем на каждое подобное предприятие приходилось 95 руб. налога, что по отношению к прибыли составляло обложение в среднем в 6,9% [19, с. I-XVI]. При всем своеобразии имеющихся деловых отношений (включая ряд ограничений в отношении предпринимательской деятельности лиц иудейского вероисповедания) промышленное развитие Российской империи происходило в целом в русле свободного распределения ресурсов и рисков.
На этом фоне складывались в начале ХХ века деловые предпочтения А. А. Боб-ринского — праправнука Екатерины II и Г. Г. Орлова. Предыстория вовлечения графа в масштабные деловые операции оказалась связана с 1907 годом, когда в Петербурге создается Торгово-промышленное товарищество «Григорий Бененсон». Учредитель компании, имя которого она получила, развернул к тому времени масштабную деятельность сразу по нескольким направлениям, включая выпуск нефтепродуктов, лесопереработку, целлюлозно-бумажное производство и поставки сахара [9, л. 79-109]. Последняя сфера стала в даль-
нейшем коммерческой основой для формирования доверительных отношений, проявившихся в стратегическом партнерстве еврейского предпринимателя Бененсона и графа Бобринского. Дело в том, что ко времени описываемых событий последний состоял в качестве совладельца, наряду с братьями, нескольких промышленных предприятий. В их число входили пять сахарных заводов в Черкасском и Чигиринском уездах Киевской губернии, на которых было занято 2,7 тыс. рабочих, выпускавших продукции (рафинад и сахарный песок) на сумму свыше 8 млн руб. в год. Кроме того, братьям принадлежали два винокуренных предприятия в Богородицком уезде Тульской губернии с годовой производительностью 185 тыс. рублей [18, ч. 2, с. 166, 250]. Впрочем, сам А. А. Бобрин-ский, будучи достаточно состоятельным человеком, проявлял больший интерес не столько к предпринимательской, сколько к общественно-политической деятельности.
В первые годы ХХ века А. А. Боб-ринский уже известен как глава Императорской археологической комиссии и председатель Петербургской городской думы, управляющий сиротскими домами Ведомства учреждений императрицы Марии и попечитель столичного Крестьянского благотворительного общества. Благотворительной деятельностью занималась и его бывшая супруга Н. А. Половцова (с 1906 г. находились в разводе), состоявшая председателем Общества попечения о питомцах Императорского Санкт-Пе-тербурского воспитательного дома в деревнях по линии Николаевской железной дороги, Мариинского приюта для ампутированных и увечных воинов и Российского общества покровительства животным. Осенью 1907 года в качестве правого политика А. А. Бобринский избирается депутатом III Государственной думы от Киевской губернии. По оценке консервативно настроенных публицистов того времени, граф, оставаясь убежденным монар-
хистом, являл собой пример «яркого и ясного выразителя соединенных интересов Престола и Народа», был сторонником широких реформ, проводимых «сверху», и не был чужд «народных требований» (по: [7, с. 174]). Отметим также прекрасное знание Бобринским английского языка и заметные симпатии к Британии, что в немалой мере будет способствовать его сближению с англофилом Г. Бененсом. В 1908 году, когда граф с головой окунулся в думскую работу, произошло еще несколько важных событий. Центральным из них, ставшим затем переломным в складывании качественно нового социокультурного пространства деловых операций Бобринского, стала попытка создать в Петербурге еще один коммерческий банк.
Инициаторами этой идеи выступили два лица: профессор финансового права П. П. Мигулин (зять председателя бюджетной комиссии III Государственной думы М. М. Алексеенко) и экономист правого толка, кандидат прав Г. П. Сазонов. В тот период отношения между министерством финансов и бюджетной комиссией переживали «медовый месяц» [8, с. 278]. При поддержке Алексеенко учредителям удалось получить согласие министерства на открытие Всероссийского банка для хлебной торговли. Как вспоминал князь А. Д. Голицын, при занимавшем в это время пост министра финансов В. Н. Коковцеве утверждение уставов новых банков было крайне затруднено, поэтому обладание таким уставом уже являлось «крупной материальной ценностью». Предполагалось, что целью банковских операций станет централизация финансового контроля за хлебной торговлей в стране, с последующей поддержкой строительства элеваторов и защитой интересов соответствующей категории сельхозпроизводителей [5, с. 311].
В состав учредителей вошли, помимо П. П. Мигулина и Г. П. Сазонова, влиятельные общественные деятели, в том числе и А. А. Бобринский. Однако дальнейшие
попытки привлечь необходимое количество состоятельных лиц, готовых приобрести акции «аграрного» банка, оказались безуспешны. В конечном счете, П. П. Мигулин и Г. П. Сазонов, «отчаявшись» найти сколько-нибудь значимые средства для открытия банка, приняли решение продать устав Г. Бененсону. Последний к тому времени не скрывал желания изменить стратегию развития своего бизнеса, располагая для этого значительными финансовыми ресурсами и связями в российских и британских деловых кругах. Не менее значимым являлось и то обстоятельство, что все заявленные ранее учредители не возражали против такого решения, даже с учетом возможного изменения в социокультурном облике большинства акционеров. По словам А. Д. Голицына, тогда всем было известно, что «денежный рынок находится в руках еврейских кругов», а само это сообщество «держится крепко рука об руки за свои интересы». В данном случае перспективы делового проекта явно перевешивали возможные этноконфессиональные предпочтения как прежних учредителей, так и самого покупателя и близких к нему лиц. В итоге Бененсон сумел не только приобрести устав, но и получить согласие потенциальных акционеров на переименование банка в Русско-Английский.
В сферу деятельности финансово-кредитного учреждения, открытого в 1911 году, входила кроме обычных банковских операций «задача привлечения английских капиталов в русские промышленные предприятия» [5, с. 312]. Помимо видных русских общественных деятелей в число собственников банка приглашаются британские подданные, в том числе известные политики — лорд Бальфур и Остин Чембер-лен. В Англии была собрана примерно половина уставного капитала в 5 млн руб. Но уже последующий выпуск акций в 1913 году на 5 млн руб. реализуется на три четверти в России [1, с. 480]. Председателем правления становится Г. Бененсон. В соот-
ветствии с уставом этот пост давал ему возможность заниматься самостоятельными деловыми операциями (в отличие от должности исполнительного директора) [20, с. 23-30]. В свою очередь, председателем наблюдательного совета единогласно избирается А. А. Бобринский.
Особенно активно деятельность Русско-Английского банка, выступавшего средним по масштабам операций финансово-кредитным учреждением, развивалась в годы Первой мировой войны. В 1915 году его собственный капитал составил 11,7 млн руб., чистая прибыль (с учетом прежних остатков) — 1,7 млн руб. Для сравнения четверка крупнейших из 40 российских банков — Петроградский международный коммерческий, Азовско-Донской, Русский для внешней торговли и Русско-Азиатский — имела соответственно следующие показатели: 100 млн и 5,8 млн руб., 92,8 и 11 млн руб., 83,4 и 6,7 млн руб., 80,8 и 8,7 млн руб. Отметим также общероссийские банковские суммы по двум этим показателям: 597 и 52 млн руб. [17, с. 11, 21]. В целом за период 1914-1916 гг. уставной капитал Русско-Английского банка возрос с 10 до 15 млн руб., активы — с 33 до 98 млн руб., текущие счета и вклады — с 14 до 48 млн руб. К началу 1917 г. рентабельность активов увеличилась до 3,1%, собственного капитала — до 16,6% (при его достаточности в 18,9%) [12, л. 36-37]. Спустя четыре года после создания банка российским подданным принадлежало почти 75% акций [11, л. 1-2].
Русско-Английский банк разместился в престижном «Доме Зингера» на Невском проспекте (дом № 28). А. Д. Голицын вспоминал о первых днях работы финансово-кредитного учреждения: «Англичане остались очень довольны устройством помещения банка, который действительно был оборудован по последним образцам банковской техники, что значительно сокращало время, затраченное клиентом на операции» [5, с. 312]. Со своей стороны
А. А. Бобринский готов был оказывать всемерную поддержку банку в качестве главы наблюдательного совета. На состоявшемся в его особняке (Галерная ул., 58) банкете он выразил надежду, что помещением капиталов в российские промышленные предприятия англичане «разовьют их до надлежащих размеров и, способствуя, с одной стороны, процветанию обеих стран, с другой стороны, будут содействовать дружественному сближению двух великих империй» [5, с. 313].
Скорее всего, эти слова имели для присутствующих двойной смысл, прежде всего — в плане перспектив участия главы наблюдательного совета в экономической жизни России. Дело в том, что уже к концу 1911 года среди акционеров существовало устойчивое мнение в отношении перспектив территориальной направленности операций банка. Речь идет об уральском регионе, акционирование промышленных предприятий которого представлялось крайне интересным с точки зрения эффекта от будущего роста местной экономики с учетом существовавшей здесь обширной горнозаводской и горнодобывающей базы.
Спустя год после создания Русско-Английского банка по инициативе Г. Бе-ненсона принимается решение об избрании А. А. Бобринского председателем правления акционерного общества «Лысьвенский горный округ наследников графа П. П. Шувалова». Эта крупная компания была учреждена в 1913 году путем приобретения от прежних владельцев нескольких уральских железоделательных и чугуноплавильных заводов, а также золотопромышленных приисков, железорудных и платиновых месторождений [2, с. 181-188]. Крупнейшими собственниками Общества стали два петербургских банка: Азовско-Донской (12000 акций) и Русско-Английский (3400). Кроме того, владельцы первого — Б. А. Ка-минка и пять представителей его семьи — приобрели 4875 акций. Г. Бененсон, заняв-
ший также пост члена правления, получил 2930 акций. Среди ключевых собственников находилась графиня Е. П. Бобринская (1950 акций), невестка А. А. Бобринского, выступавшая в роли выразителя интересов прежней группы собственников [10, л. 5-6].
А. А. Бобринский на новом для себя поприще сумел проявить недюжинные способности, обеспечивая согласование интересов владельцев Азовско-Донского и Русско-Английского банков с потребностями развития компании. Ему, в частности, удалось провести решение о возведении Обществом крупной целлюлозно-бумажной фабрики, в чем непосредственно оказался заинтересован Г. Бененсон. Инвестиции в строительство предприятия составили огромную сумму в 5 млн руб. С началом мировой войны Лысьвенское общество демонстрировало мощный подъем. За 1914/15 операционный год компания получила 5,1 млн руб. чистой прибыли, из которой сумма в 1,9 млн была направлена в дивиденд акционерам. Так, по итогам этого года Е. П. Бобринской выплатили 23 400 руб., Г. Бененсону — 35 160 руб., Азовско-Донскому банку — 144 000 руб. [10, л. 1]. В целом в 1914-1917 гг., при непосредственном участии Бобринского, Русско-Английский банк продолжал активно участвовать в операциях с ценными бумагами Лысьвенского общества, в том числе включившись в деятельность созданного Азов-ско-Донским банком консорциума по дополнительной эмиссии акций компании [13; 14; 15; 16].
Здесь следует пояснить, что накануне Первой мировой войны, когда развернулась деятельность Русско-Английского банка, в России оперировали многочисленные промышленные фирмы, в том числе зарегистрированные за рубежом или имевшие в составе собственников и управленческого персонала лиц различной этнической и конфессиональной принадлежности. Результативность деятельности ком-
паний все в меньшей степени зависела от национальных, религиозных или родственных предпочтений их владельцев. Например, имеющиеся исследования свидетельствуют, что, несмотря на различие институциональных и организационных форм, используемых английскими предпринимателями в России, процесс капиталовложений являлся логически неизбежной, завершающей стадией долговременных торговых связей между двумя странами [6, с. 108]. Темпы развития отечественной промышленности в значительной мере определялись активным вовлечением в хозяйственные отношения лиц различной этнокультурной принадлежности. По мере роста числа собственников все большую значимость в деятельности российских корпораций приобретал вопрос о результативности взаимоотношений между отдельными группами акционеров (в том числе из среды управленческого персонала), в составе которых можно было встретить православных и иудеев, протестантов и католиков. Не только в столичном, но и в активно развивающемся региональном бизнесе действовали многочисленные частные предприятия и фирмы, собственниками которых состояли русские, евреи, армяне, немцы, англичане, французы, шведы, бельгийцы. Многоязычие и культурное разнообразие общественной жизни становилось общим фоном экономической жизни России. Этническое происхождение, вера, семейное положение и возраст уже не являлись определяющей предпосылкой достижения делового успеха. Устойчивость культурных предпочтений для владельцев бизнеса скорее связывалась с исторически сложившимися способами нахождения и использования ресурсов, необходимых для успеха деловых операций. Возникающая необходимость идентификации себя с другими людьми, например совладельцами (акционерами, пайщиками) компании, имеющими иной социокультурный облик, предполагала способность к самоограниче-
ниям не только на деловом, но и на обыденном уровне. Подобная, по своей сути прагматичная направленность поведения, широко распространенная в российском бизнесе в начале ХХ века, подтверждала наличие в стране благоприятных возможностей для сохранения этнокультурного своеобразия в отечественных деловых кругах при одновременном утверждении формальных (договорных) ограничений в сфере их организационного внутри- и межгруппового взаимодействия, в том числе в процессе создания и функционирования публичных компаний. Примечательно, что в 1915 г., когда А. А. Бобринский избирается председателем правой группы в Государственном совете, ему был задан вопрос о правомерности совмещения — с точки зрения «материальных интересов» — поста в законодательном учреждении с должностью главы наблюдательного совета Русско-Английского банка (в том числе в плане опасений по поводу возможного «либерального крена»). На это Бобринский ответил, что он не признает ни за кем права ставить ему какие-либо условия относительно его частной жизни или занятий, не касающихся деятельности в Государственном совете [7, с. 178]. Тем не менее в июле — ноябре 1916 г., во время нахождения на посту министра земледелия, он по собственному желанию покинул должность в совете банка.
В целом, пример деловых операций А. А. Бобринского свидетельствовал, что в предвоенное десятилетие в российском обществе значительно усиливалась (по мере реализации реформаторского курса правительственной политики) индивидуальная и групповая мотивация на активное уча-
стие в экономической жизни. Появление многопартийной Государственной думы с законодательными правами, инициированные П. А. Столыпиным преобразования в аграрном секторе, в судебной и социальной сфере позволили значительно обновить институциональную среду хозяйственной деятельности в стране. Каждое из этих нововведений было тесно связано, в свою очередь, с наличием в деловых кругах согласия по вопросу о неприкосновенности частной собственности как важнейшем факторе хозяйственного прогресса страны. По мнению П. Грегори, если даже «очень осторожно» спроецировать показатели хозяйственного роста империи в «гипотетическое будущее», то «мы увидим, что Россию отделяло всего лишь несколько десятилетий от превращения в процветающую во всех отношениях экономику» [4, с. 248].
Однако в условиях масштабной модернизации социально-экономической жизни России все более отчетливо проявлявший себя дисбаланс предпочтений властных и общественных (в том числе предпринимательских) кругов усиливал общую разба-лансировку межгрупповых отношений, обернувшись в годы мировой войны ростом политической напряженности и, как следствие, нарастанием кризисной ситуации в империи. В этом смысле последовавшие осенью 1917 года революционные катаклизмы поставили точку в истории эволюционных изменений в российской экономике, обусловив разрушение действовавшего ранее механизма институционального согласования индивидуальных, общественных и государственных интересов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Беляев С. Г., Петров Ю. А. Санация петербургских коммерческих банков. «Старомосковские» банки в начале ХХ века // Кредит и банки в России до начала ХХ века: Санкт-Петербург и Москва / Б. В. Ананьич, М. И. Арефьева, С. Г. Беляев, А. В. Бугров, О. В. Драган, З. В. Дмитриева, М. М. Дадыкина, С. К. Лебедев, П. В. Лизунов, В. В. Морозан, Ю. А. Петров, С. А. Саломатина. СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 2005. С. 478-498.
2. Буранов Ю. А. Акционирование горнозаводской промышленности Урала. 1861-1917 гг. М.: Наука, 1982. 261 с.
3. Гиндин И. Ф. Банки и экономическая политика в России (XIX — начало ХХ в.). М.: Наука, 1997. 623 с.
4. Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX — начало XX в.). М.: РОССПЭН, 2003. 255 с.
5. Голицын А. Д. Воспоминания / Сост., подгот. текста, послесл., указатель имен А. К. Голицын. М.: Русский путь, 2008. 606 с.
6. Гурушина Н. Н., Поткина И. В. Английские капиталы и частное предпринимательство в России // Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России: Очерки. М.: РОССПЭН, 1997. С. 54-119.
7. Иванов А. А. Правые в русском парламенте: от кризиса к краху. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2013. 520 с.
8. Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903-1919: В 2 кн. Кн. первая. М.: Наука, 1992. 447 с.
9. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 23, оп. 12, д. 205.
10. РГИА, ф. 65, оп. 1, д. 233.
11. РГИА, ф. 629, оп. 1, д. 1172.
12. РГИА, ф. 629, оп. 1, д. 1369.
13. РГИА, ф. 629, оп. 2, д. 261.
14. РГИА, ф. 629, оп. 2, д. 262.
15. РГИА, ф. 629, оп. 2, д. 263.
16. РГИА, ф. 629, оп. 2, д. 264.
17. Русские акционерные коммерческие банки по отчетам за 1915 год с соответствующими данными за 1914 год. Пг.: Издание Комитета съездов представителей акционерных коммерческих банков, 1916. 55 с.
18. Список фабрик и заводов Российской империи / Под ред. В. Е. Варзара. СПб.: Типография Киршбаума, 1912. 720 с.
19. Статистика прямых налогов и пошлин. Гос. промысл. налог. Основной налог с отчетных и неотчетных предприятий и дополнительный налог с неотчетных предприятий за 1912 г. Пг.: Тип. П. П. Сой-кина, 1915. 576 с.
20. Устав Русско-Английского банка. Пг.: Типография Петроградского товарищества печатного и издательского дела «Труд», 1915. 52 с.
REFERENCES
1. Beljaev S. G., Petrov Ju. A. Sanatsija peterburgskih kommercheskih bankov. «Staromoskovskie» banki v nachale XX veka // Kredit i banki v Rossii do nachala XX veka: Sankt-Peterburg i Moskva / B. V. Anan'ich, M. I. Arefeva, S. G. Beljaev, A. V. Bugrov, O. V. Dragan, Z. V. Dmitrieva, M. M. Dadykina, S. K. Lebedev, P. V. Lizunov, V. V. Morozan, Ju. A. Petrov, S. A. Salomatina. SPb.: Izdatel'stvo S.-Peterburgskogo universite-ta, 2005. S. 478-498.
2. Buranov Ju. A. Aktsionirovanie gornozavodskoj promyshlennosti Urala. 1861-1917 gg. M.: Nauka, 1982. 261 s.
3. Gindin I. F. Banki i ekonomicheskaja politika v Rossii (XIX — nachalo XX v.). M.: Nauka, 1997. 623 s.
4. Gregori P. Ekonomicheskij rost Rossijskoj imperii (konec XIX — nachalo XX v.). M.: ROSSPJEN, 2003. 255 s.
5. Golitsyn A. D. Vospominanija/sost., podgot. teksta, poslesl., ukazatel' imen A. K. Golitsyn. M.: Russkij put', 2008. 606 s.
6. Gurushina N. N., Potkina I. V. Anglijskie kapitaly i chastnoe predprinimatel'stvo v Rossii // Inostrannoe predprinimatel'stvo i zagranichnye investitsii v Rossii: Ocherki. M.: ROSSPJEN, 1997. S. 54-119.
7. Ivanov A. A. Pravye v russkom parlamente: ot krizisa k krahu. M.; SPb.: Al'jans-Arheo, 2013. 520 s.
8. Kokovtsov V. N. Iz moego proshlogo. Vospominanija. 1903-1919: V 2 kn. Kn. pervaja. M.: Nauka, 1992. 447 s.
9. Rossijskij gosudarstvennyj istoricheskij arhiv (RGIA), f. 23, op. 12, d. 205.
10. RGIA, f. 65, op. 1, d. 233.
11. RGIA, f. 629, op. 1, d. 1172.
12. RGIA, f. 629, op. 1, d. 1369.
13. RGIA, f. 629, op. 2, d. 261.
14. RGIA, f. 629, op. 2, d. 262.
15. RGIA, f. 629, op. 2, d. 263.
16. RGIA, f. 629, op. 2, d. 264.
17. Russkie aktsionernye kommercheskie banki po otchetam za 1915 god s sootvetstvujuwimi dannymi za 1914 god. Pg.: Izdanie Komiteta sjezdov predstavitelej aktsionernyh kommercheskih bankov, 1916. 55 s.
18. Spisok fabrik i zavodov Rossijskoj Imperii/ pod red. V. E. Varzara. SPb.: Tipografija Kirshbauma, 1912. 720 s.
19. Statistika prjamyh nalogov i poshlin. Gos. promysl. nalog. Osnovnoj nalog s otchetnyh i neotchetnyh predprijatij i dopolnitel'nyj nalog s neotchetnyh predprijatij za 1912 g. Pg.: tip. P. P. Sojkina, 1915. 576 s.
20. Ustav Russko-Anglijskogo banka. Pg.: Tipografija Petrogradskogo tovarishchestva pechatnogo i izda-tel'skogo dela «Trud», 1915. 52 s.
Е. А. Вересова
ПОДЖОГИ КАК ОДНА ИЗ ФОРМ КРЕСТЬЯНСКОГО ПРОТЕСТА В КОНЦЕ XIX — НАЧАЛЕ XX ВЕКА (по материалам Тверской губернии)
Рассматриваются источники о привлечении крестьян к ответственности за совершение поджогов в имениях помещиков, в казенных и удельных лесах в Тверской губернии в 1881-1904 гг. Исследуются мотивировка поведения обвиняемых крестьян, а также отношение властей к таким действиям.
Ключевые слова: поджоги в имениях помещиков, в казенных и удельных лесах, тверские крестьяне, протестные настроения, реакция властей.
E. Veresova
THE ARSONS AS A FORM OF PEASANT PROTEST IN THE END OF THE 19th — BEGINNING OF THE 20th CENTURIES (Based on Materials of Tver Province)
This article examines the sources giving evidence of holding peasants responsible for committing arsons in the estates of landowners, state and specific forests in Tver Province in 1881-1904s. The motivation of the accused peasants behavior and the attitude of the government towards those actions are investigated.
Keywords: arsons in the estates of landowners, state and specific forests; Tver peasants; protest attitudes; the reaction of the government.
История крестьянства остается актуальной темой отечественной историографии. Среди исследователей возрастает интерес к крестьянскому протесту. Изучение действий крестьян по защите своих интересов
поможет лучше понять особенности политики самодержавия и причины революций 1905-1907 и 1917 гг.
Одной из форм сопротивления крестьянства являлись поджоги в имениях поме-
