Говор чехов среднего Прииртышья: генезис и своеобразие Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ФИЛОЛОГИЯ

Вестн. Ом. ун-та. 2013. № 3. С. 129-135.

УДК 801 С.С. Скорвид

ГОВОР ЧЕХОВ СРЕДНЕГО ПРИИРТЫШЬЯ:

ГЕНЕЗИС И СВОЕОБРАЗИЕ

Рассматриваются некоторые фрагменты фонологической, морфологической и синтаксической системы говора представителей чешской диаспоры, живущих в трех населенных пунктах Омской области Российской Федерации, которая возникла вследствие переселения части чешских крестьян с юга Украины в Сибирь в начале XX в. Показано, что их говор демонстрирует хорошее сохранение особенностей исходных для него северо-восточных чешских диалектов; с другой стороны, под влиянием первоначально украинского, а позже русского языка он развил такие черты, особенно на синтаксическом уровне, которые отражают определенное изменение языковой картины мира его носителей в направлении ее сближения с русской.

Ключевые слова: чешская диаспора в России, переселение крестьян, северо-восточные чешские диалекты, среднеприиртышский чешский говор.

Говор потомков чешских переселенцев в Западной Сибири, проживающих на территории Репинского сельского поселения Калачинского района Омской области (деревни Репинка, Новоградка, Воскресенка), а также в самом городе Омске, до сих пор оставался неизвестным широкой лингвистической общественности. О существовании этой чешской общины в России автор данной статьи узнал из работы М. А. Харламовой «Этническая самоидентификация и ее показатели в диалектном тексте», в которой, в частности, сообщается:

«В силу различных причин на территории Омской области оказались представители западнославянских языков - чехи, поляки. В Сибирь чехи приехали не из Чехии, а уже с Украины <...>: Аткуда ани были? с-украйины аткуда-то // худо жыли наверна да Иоворят где-то ф-сыбири харашо жыть / земли мноИа / ну-и-так астались тут // здесь-вот ди-рэвня / здесь хахлы были чэхи-там // чэхы перэшли дальшэ / так абра-завалась наваИратка // (Новоградка, Калачинский, Яндер А.И., муж., 1932 г. р. <...>, грам., чех, 2004 г.); по другим рассказам - из Бессарабии: Отец з-бисарабии а-мать с-крыма / издалика / эта ф-читвёртом наверна не-е подождити ф-шыстом наверна или сидьмом Иодах / так // давно // (Репинка, Калачинский, Вондра А.А., жен., 1937 г. р., грам., чеш., 2004 г.)» [1, с. 282]. Далее исследователь констатирует: «Некоторые диалектоносители сознают, что они теряют народные традиции, забывают язык: <...> Дома сразу разИаваривали чиста по-чэски ф-симьйе / на-чяли ф-школу хадить там-руский / значить плоха разИавариваем с-руским путаем слава // (Воскресенка, Калачинский, Кадермас А.И., 1939 г. р. <...>, муж., грам., чех, 2004 г.). <...> сичас ми ужэ пэрэмерли перэшли на-руский язык // ну я-то разИовариваю а-дэти маи нихто // (Новоградка, Калачинский, Вондра Э.И., 79 лет, 1925 г. р., жен., неграм., чеш., 2004 г.)» [1, с. 284-285].

В июне 2012 г. благодаря гранту, полученному в рамках Программы поддержки научно-образовательных проектов РГГУ (Москва), была предпринята экспедиция в вышеназванные деревни Омской области. Членами экспедиции, в которой, кроме автора статьи, участвовали Д. К. Поляков (РГГУ) и М. А. Харламова (ОмГУ им. Ф. М. Достоевского), был собран материал объемом около 8 часов аудиозаписей, отражающий современное состояние среднеприиртышского чешского говора (далее - СПЧ). Было опрошено 12 его носителей:

© С. С. Скорвид, 2013

в Репинке - супруги Яндер Зинаида Васильевна и Петр Андреевич (оба 1938 г.р.), Вондра Анастасия Андреевна (1937 г.р.), Перетятько (урожд. Яндер) Мария Иосифовна (1956 г.р.);

в Новоградке - Шиллер Федор Антонович (1938 г.р.), его сестра Белявская Полина Антоновна (1935 г.р.), Липа Раиса Андреевна (1940 г.р.), Киселева (урожд. Вондра) Мария Иосифовна (1947 г.р.), Эйхгорн Елена Викторовна (1951 г.р.);

в Воскресенке - Кадермас Александр Иосифович (1939 г.р.);

в Омске - уроженки Новоградки Сычук (урожд. Яндер) Таисия Иосифовна (1951 г.р., сестра Перетятько М.И.) и Ишкова (урожд. Вондра) Елена Алексеевна (1953 г.р.).

Всего, по сведениям, полученным в местной администрации, в Репинском сельском поселении из 1700 зарегистрированных жителей (при 1500 фактически проживающих) в ходе переписи населения 2011 г. чехами себя заявили 86 человек. Разумеется, не все они являются носителями СПЧ; с другой стороны, в некоторых смешанных семьях супруги чехов, принадлежащие к другой национальности, в разной степени владеют этим говором, который в таких семьях может служить средством повседневного бытового общения. Таковы из охваченных нашим опросом семьи А.И. Кадермаса (супруга

- урожд. Примак Галина Устиновна 1941 г.р., украинка) и Е.В. Эйхгорн, ср. из беседы с ней: та йтиНа роїоиіпа, иопа ]ако ропасуі И’єтєс, по тїииі росєвкі, ті йота тїииітє росєвкі ‘моя вторая половина, она по нации немец, но говорит по-чешски, мы дома говори по-чешски’.

С информанткой, сообщившей М.А. Харламовой в 2004 г., что ее отец приехал в Сибирь из Бессарабии (и относившей переселение родителей к 1904 или 1906-1907 гг.), мы не встретились; другие же информанты в беседах с нами единодушно указывали в качестве территории, откуда в Среднее Прииртышье переселялись их предки, Запорожскую область Украины и, конкретнее, Мелитопольщину. Например, З.В. Яндер: пи і їайі роїот <...> па§іт ртай’єйат пагєгаиаїі гєт, і иої иоп’і вє /вєі’аіі, /вєі’аіі... п’акі Ьіїі паикта]іп’є а п’акі и^арото... пи Ьо ]є г 2арото±]а роргуігй’єіі ‘ну и тут потом нашим прадедам нарезали землю, и вот они заселялись, заселялись... какие-то были на Украине, а какие-то в Запорожье, ну то есть из Запорожья поприезжали’; М.И. Киселева: і пайіі втє Ш иєвп’ісі И’єШороІ’, ЬЛ’є иої... пайє гііі тодОсє... а ]іпас їо (?) їакі пка]і пє М’еШороґ, а ИоиоИтаїка, ]ак пайє той’ісє гііі и ИоиоИтаїсє, їак і їат їакі гікаїі ИоиоИтаїка, пи - тєпо иої їакоиі та ‘и нашли мы ту деревню Мелитополь, где жили наши родители, а иначе это называется не Мелитополь, а

Новоградка, как наши родители жили в Новоградке, так и там называют Новоградка, ну вот такое у нее название’.

Во втором извлечении речь идет о хорошо известном центре чешской диаспоры в Мелитопольском районе Запорожской области Украины - селе Новгородковка (укр. Новгородювка), основанном в 1869 г. чешскими колонистами и до 1946 г. именовавшемся Чехоград. Современные потомки переселенцев оттуда в Западную Сибирь напрямую связывают название своей Ново-градки с послевоенным (советским) названием украинской родины их предков, ср. русскоязычное высказывание Е.В. Эйхгорн: Новоградка почему? Я сейчас думаю так: когда в Запорожье жили чехи, там Новго-родка (в фонетической записи [НоуЬаратка]) бъла. И когда вот некоторые семьи... выехали... вот они, я думаю, по той деревне назвали уже не Новгородка, а Новоградка (в фонетической записи [НаваЬратка]), потому что даже мы еще переписывались с Запорожьем, и вот писали: деревня Новгородка. Ну и оттуда еще родственники приезжали, в восьмидесятых... При этом та же информантка, как и другие, указывают, что их Novohratka je zdvanactiho roka, vesn’ice... ‘Новоградка двенадцатого года, деревня’, а само переселение произошло годом раньше; ср. З.В. Яндер: t’isic devjetset jedenactim roku nacali vNovohratce se fsel’at Cechi ‘в 1912 году в Новоградке начали поселяться чехи’, но Ф.А. Шиллер: наши когда родители в девятьсот одиннадцатом году приехали сюда, они сразу [т. е. сначала] остановились в Око-нешниковском районе в Плетнёвке... а потом оттуда приехали в Воскресенку, немного пожили, и чехов с хохлами не взяла дружба. сюда переехали, и тут они облюбовали место... отец девятьсот одиннадцатого года, он здесь родился уже. В то же время при отчетливом осознании вторично-сти переселения их предков в Сибирь ряд информантов не исключает, что кто-то из них прибыл прямо из Чехии или, по крайней мере, родился в Чехии (часто именуемой Чехословакией), ср. З.В. Яндер: on’i sem pfijeli sUkrajini, n’akt, a n’akt sCechiji ‘они приехали с Украины, некоторые, а некоторые из Чехии’; А.А. Вондра: a starsi tceri, kera bila s t’isic devjetset prun’iho, s t’isic devjetset druhiho, tfetiho, ti se rod’ili fCechoslovakiji ‘а старшие дочери, которые были 1901-го,

1902-го, 3-го, они родились в Чехословакии’.

Интересен рассказ А.И. Кадермаса: Oj, jak nasi rod’it’el’i sem pfijeli.... Pfijeli uon’i dfiu. naUkrajinu - na a tam zeml’i bilo malo, zemn’e, tak uon’i jeli doS’ib’ir’i. Nu a tadik S’ib’ir’ je S’ib’ir’, cholot, zima, a zemn’e bilo navabm. Nu uot uon’i tadikpocho... kak chodaki jezd’ili sem. Pochod’ili, pochod’ili, nu a potom jak? Zemn’e je

hodn’e - nu z’ima, i medvjed’i chod’eji... nu i resili sem jet. Pfijeli tam na Ukrajinu, jeli sem zasej. Nu jeli, kan’esno... tadik nejedna s’emja bila... bili i Trpkosovi, i Kadrmasovi, i esce jaktsi fam’iliji druhi bili... nu, Sileri bili taki,

Uondrovi bili... A potom bil holot, i von’i se rvanuli naKaukas... Nu, to bilo - jd nevim... esce do r’evol’uciji.. Nu i vot na Kaukdzu tam ostali n’dkejch... n’dkd rodn’a vostala, mamiyka se s n’ima pfepisuvala, nu jd tocno adres nevim. ‘Ой, как наши родители сюда приехали... Приехали они сначала на Украину - ну а там земли было мало, так они поехали в Сибирь. Ну а тут - Сибирь есть Сибирь, холод, зима, а земли было навалом. Ну вот они тут, как ходоки ездили сюда. По-ходили-походили, а потом что? Земли много

- ну зима, и медведи ходят... ну и решили сюда ехать. Приехали туда на Украину, поехали сюда дальше. Ну, ехали, конечно... тут не одна семья была: и Трпкоши, и Кадерма-сы были, и еще какие-то другие семьи... Шиллеры были тоже, Вондры были... А потом был голод, и они рванули(сь) на Кавказ... Ну, это было - не знаю, еще до революции... Ну и вот на Кавказе там осталась какая-то родня, мать с ними переписывалась, но адрес я точно не знаю’.

Родственные связи чехов Среднего Прииртышья с кем-то из чешской диаспоры на Северном Кавказе, своеобразно объясняемые информантом, могли сохраняться со времен миграции части переселенцев из Че-хограда в обоих направлениях, о чем в 1910 г. писал уроженец этой чешской колонии на Украине, впоследствии баптистский проповедник Ян (Иван Васильевич) Непраш: «Поселение Чехоград сейчас насчитывает 102 двора с 575 жителями. Около 50 семей уже выехало в Америку, на Кавказ, а в последнее время также в Сибирь» [2, с. 14]. Комментатор цитированной публикации А. Дрбал соотносит переезд группы поселенцев из Чехограда на Кавказ, в окрестности Новороссийска, с посещением Крыма Бедржихом Гейдуком, в 1867-1884 гг. агрономом Черноморского округа. Отъезд же семей, упомянутых нашим информантом, и, возможно, других в 1910-1911 гг. в Сибирь, несомненно, был связан с политикой развития земледелия в восточных регионах Российской империи, проводившейся правительством П.А. Столыпина.

Чешские колонии на Северном Кавказе возникали, начиная с 1868 г., в результате переселения чехов, происходивших, как нами было установлено в процессе изучения нынешнего северокавказского чешского говора их потомков под Новороссийском и Анапой (и показано в работе [3] и последующих), в основном из Южной Чехии. На территорию же Украины, напротив, прибывали еще с 1862 г. выходцы из Восточной

Чехии (по сообщению Я. Непраша, в южные районы Украины - из окрестностей городов Усти-над-Орлици, Литомишль и Високе-Мито); часть этих переселенцев, первоначально осевших в Крыму, позже перебралась под Мелитополь и в 1869 г. основала Чехоград (см. [2, с. 11, 14]). Ввиду этого у чехов в Омской области мы ожидали застать говор, возводящийся к северо-восточной подгруппе собственно чешских диалектов. Собранный материал, который, кроме ауди-файлов, включает 25 фотокопий записей чешских молитв, сделанных русскими буквами (у одной их них - с добавлением диакритического значка: р) покойной Каролиной Кадермас в 1992 г., и других, в целом подтвердил наши ожидания.

Рассматриваемый говор, разделяя основные признаки собственно чешских диалектов прежде всего на уровне фонетики (е" < *у, Ї < *ё, ср. в записях молитв Буг дух сватей, од брани пекелни ~ чеш. лит. оіі Ъгапу реке1пё ‘от врат адских’, покажди ~ чеш. лит. рокаЫё ‘всякий раз’; протетиче-ский V перед о-, утрата 1 после согласных в конце слова в случаях типа гєк < гєкі ‘сказал’ и др.), обнаруживает многие черты, общие для северо-восточных и центральных (среднечешских) говоров, в отличие от югозападных, а также специфические северовосточные особенности.

I. В области фонетики/фонологии

СПЧ демонстрирует в целом хорошую сохранность системы центральноевропейского типа, характеризующейся нефонологическим инициальным ударением и независимым от ударения фонологически значимым различением кратких и долгих гласных.

1. Сильное ударение на первом слоге слова или тактовой группы (в частности, переходящее с существительных, в том числе многосложных, и других слов на односложные проклитики-предлоги: роиєвп’ісє /!/ ‘по деревне’, паиктауіп’є, но иногда

также йоРтаЫ и т. п.) осознается носителями как яркая черта их говора, распространяющаяся и на частотные в их чешском дискурсе русские лексемы. Ср. высказывание Е.В. Эйхгорн: ті тіииітє иё... ]єп

ийат’єп’ує, віоиа тивкі а ]єп ийат’єп’ує віаиітє ро йтиЫт, ті - ]ак... иоЬтив’є/йі ‘мы говорим уже... только ударение, слова русские, а только ударение ставим по-другому, мы как... обрусевшие’. Действительно, инициализация ударения в русизмах - явление, обычное в СПЧ, ср.: пи шої шоп’і їайік... как сИойакіуєгй’ііі вєт... пи і тейііі вєт]єї ‘ну вот они, как ходоки, ездили сюда... ну и решили сюда ехать’, і иої иоп’і вє /веі’аіі, /веі’аіі... ‘и вот они вселялись, вселялись...’, роїот иё віатікі пасаіі іоИо, итітаі, а тоіой’ой... ‘потом

уже старики начали того, умирать, а молодежь...’, a potom us fs’o, roctvo se koncilo ‘а потом уже все, родство кончилось’, kiselka -kartoski ddvaji tam, potom jak... po mojemu vajicko... ‘«киселка» - картошку туда кладут, потом, по-моему, яйцо... ’ и т. д.

2. Краткость/долгота остается в СПЧ устойчивым различительным признаком гласных как в корневых, так и в аффиксальных морфемах. Факультативное сокращение долгих гласных, особенно й, Ї в конце слова, во флексиях и в отдельных суффиксах, считающееся характерной приметой северо-восточных и среднечешских говоров, в СПЧ хотя и отмечается (напр., pjet klucu i stiri d’evcata, devjet lid’i ‘пять мальчиков и четыре девочки, девять человек’, skosickem ‘с корзинкой’, иногда и в корне: mliko ‘молоко’, jist ‘есть’ и др.), однако в целом не чаще, чем в среднем в диалектах на территории Чехии. Своеобразным, но опять-таки не отличительным для СПЧ выглядит сокращение Ї во флексиях - в частности собирательных существительных на *-bje - с одновременным продлением исконно краткого корневого e перед 1, г или другим шипящим, напр.: Cechi pёfi drali... a pёfini sme d’dli ‘чехи перо щипали, и перины мы делали’, knedlicki se zёlim ‘кнедлики с капустой’, bjёzis za n’imi ‘бежишь за ними’.

3. В полном соответствии с состоянием в северо-восточных и среднечешских говорах (в отличие от юго-западных) дифтонгическое сочетание ej в СПЧ выступает также на месте *1 в позиции после свистящих согласных, напр.: cejcha ‘мешок для постели’ (чеш. лит. лексема cicha у информантки вызвала ассоциации с русским названием материала «тик»!), cejtej ‘они чувствуют’ (здесь с твердым ti), blisko lesejka ‘близ лесочка’, navozejckdch ‘на телегах’.

4. Отдельного внимания заслуживает колеблющийся статус фонемы /v/, в СПЧ способной вести себя и как шумная губнозубная звонкая с оглушением в [f] перед глухим согласным (но, по-видимому, не в конце слова), и как сонорная губно-зубная, которая в конце слова всегда, а в остальных позициях часто бывает представлена губногубными вариантами [u] и [w]. Ср. примеры: dfiu. ‘раньше’ (при rejdfiv bili... ‘сперва были...’), prun’i ‘первый’; mladi d’eucdtka, d’efcata ‘молоденькие девочки, девушки’ (а также dvje d’evcdtka ‘две девочки’, se svima dwouma d’evcatama ‘со своими двумя девочками’); pfijeli f tficet sidmim roku, hnoci ‘приехали в тридцать седьмом году, ночью’ (= ‘в ночи’, где h < w, что отмечается в северо-восточных чешских говорах), но и t’isic devjetset jedendctim roku nacali v Novohratce se posel’at Cechi ‘в 1911 г. в Но-

воградке начали поселяться чехи’ (с утратой предлога перед числительным), wrosadn’iku co roste? ‘в огороде что растет?’; jak vistfelej, tak to wejskali ‘как выстрелят, так визжали’, vona i z d’et’ima poceski mluvi, i swnukama poceski mluwi ‘она и с детьми, и с внуками говорит по-чешски’, a won fikal, jak on to fek... ‘и он говорил, как он это сказал... ’ (по-видимому, с утратой w после согласного перед o-); krdwi wotpases... ‘коров отпасешь...’, newite takovi? ‘не знаете такого?’, powidali, ze drzel jednu kobilu, и та было, bez wocasa ‘говорили, он держал одну кобылу, и та была без хвоста’; vobuj se nazivd, wobliknout nanohi nebilo co ‘обувь называется, на ноги нечего было надеть’ (в vobuj наблюдается переход некогда мягкого w в j, встречающийся и в других случаях, ср. pojdali ‘говорили’, также в записях молитв: пак се пойда ‘потом говорится’, т. е. ‘говорят’).

С [u] как вариантом фонемы /v/ в СПЧ идентифицируется и вторая часть дифтонгического сочетания ou < *й, что красноречиво документируют записи молитв, где этот дифтонгоид последовательно передается русскими буквами как ов, например: од-повщиме [otpouScime] ‘отпускаем, прощаем’, последне се ловчим свами [posledn’e se loucim s vami] ‘напоследок прощаюсь с вами’, довфа душе ма в Господина [doufa duse ma vhospod’ina] ‘уповает душа моя на Господа’, полибени вровци [poliben’i vrouci] ‘горячий поцелуй’, при совду [pfi soudu] ‘на суде’, Кристе Совдце [kriste soudce] ‘Христе Судия!’, крописе свеценов водов [kropi se svjecenou vodou] ‘окропляется святой водой’, про смртелнов овскост твов [pro smrtelnou ouskost tvou] ‘ради твоей смертной муки’ (но также про смртелнов ускост, как в чеш. лит. pro smrtelnou uzkost) и др.

На собственно чешской территории реализация фонемы /v/ в виде [u] и [w] свойственна северо-восточным диалектам, причем первый вариант в конце слова и перед согласным распространен достаточно широко, а второй в настоящее время отмечается лишь на периферии этой диалектной зоны. Поскольку, однако, такая реализация /v/ имеет явные украинские параллели и наблюдается также в русской речи носителей СПЧ, здесь можно говорить о сохранении северо-восточночешской особенности в благоприятствующих этому условиях внешнего воздействия. Впрочем, такие проявления этой особенности, как w перед гласным переднего ряда, тем более с переходом его в j в случаях типа powidali > pojdali (ср. также jd paidam ‘я говорю’) или obuj, как и замена w > h, по-видимому, все же следует считать специфически северо-восточночешскими.

В речи одной информантки (А.А. Вонд-ры) засвидетельствована и билабиальная реализация 1 в случаях ЬаЬіска Ьіша іівїс уовитвеї иовитйєваї уйвтіт токи ‘бабушка была в 1883 году’ (т. е. года рождения), їаґіпєд Ьіи ґівіс йєуієівєі їгєіїт ‘папа был в

1903-м’, что также фиксируется в периферийных говорах на северо-востоке Чехии.

5. Еще один более частный, но рассматриваемый обычно как характерный признак северо-восточных чешских диалектов, касающийся консонантизма (точнее, комбинаторики согласных), отражают в нашем материале только записи молитв: это диссимиляция пп > дп в Мария падна ‘Дева Мария’, встретившаяся в трех примерах (наряду с про примлуви благославены Марийи /!/ панны ‘ради заступничества благословенной Девы Марии’). Примечательны также такие случаи диссимиляции, как бп > бш в рівтіскі ‘песни, песенки’ (последовательно) и особенно частая дистантная метатеза плавных: котоуіаї (< коІоугаЦ ‘прялка’, ієиотиєт у тисє, паЬіїєУ ртийсє ‘револьвер в руке, крепко заряженный’ (строчка из песни, которую исполнительница - А.А. Вондра - переводит на русский так: а уон наб’ил

л’еворв’ер...). Информант Ф.А. Шиллер же настаивает, что фамилия наша раньше должна была быть Ширэл, со следующей мотивировкой: они все чешские (в фонетической записи [ческ’ийе]) фамилии должны через э писаться, а вы всех нас уже под немцев смягчили, под немцев (в фонетической записи [пад.н’емцефэ см’ихчил’и, пад.н’емцеу]).

II. В области морфологии

1. Презентные формы 3-го л. мн. ч. глаголов типа тіиуії ‘говорить’ и вігііеі ‘стрелять’ (с основой на -г- в других формах пре-зенса) последовательно оканчиваются в СПЧ, как и в северо-восточных чешских говорах, на -єу либо с сохранением флексии как таковой на -єу/-єуі, ср.: тіии]є] ‘говорят’, кгісє] ‘кричат’, йтгє] ‘держат’, віаи]є] ‘ставят’, сє^є] “чувствуют’ (с твердым 1!), ОЧієУ / вігіієуі ‘стреляют’, уівїгєіє] / уіїгєієу ‘выстрелят’, сУюй’єу. ‘ходят’, иій’є]і ‘видят’. Примеры из записей молитв: не надали се то мнози же так мусей умржит брзи [пепаїіаіі ее 1о mnoz^, ге 1ак musej итгії Ьгеу] ‘не ждали того многие, что они должны умереть так скоро’, спива се май розловчит. а сповщей до гробу ^ріуа se maj гс^іоисії; а spouscej ііо.ЬгоЬи] ‘поют (букв. поется), должны проститься и опускают в могилу’. Только у одного глагола засвидетельствована конкуренция этих форм с более распространенными сейчас на территории всей Чехии (ранее же

- преимущественно на юго-западе) формами на -г, ср.: й’єіі тогитп’єу ‘дети понимают’, но

иоп’і ]є] уоіу’єсау. па тивкіт, а тогитп’єї /йєско тогиті ‘они ей отвечают на русском, а понимать всё понимают’.

Формы 3-го л. мн. ч. глаголов типа ііеіаі ‘делать’, как показывает уже ряд примеров выше, оканчиваются на -ау/-ау, а у других глаголов имеют окончание -ои, что совпадает с состоянием во всех диалектах собственно Чехии. Ср.: Уюдїіпи пєЬо йу]є И пєйау, рак И гав ргіпєвои. титки “час или два тебе не дадут, а потом опять поднесут рюмку’, п’єдйє вє и’ойй’єіціои ойй’єі’по і їат иё ваті воЬ]є ЪЫа] ‘где-то отделяются и там уже сами по себе гуляют’, тоики їат павірои і тгтісНау їо ‘муку туда насыплют и размешают’, тогтіскиіои і гаЩуауг ‘размешивают и заливают’ и т. д.

2. Одушевленность существительных в СПЧ продолжает регулярно выражаться только в единственном числе, причем в дательном и местном падежах ее маркером, как и в северо-восточных чешских говорах, служит особое окончание -оу < *-ош’і (иногда здесь даже слышится скорее -оці), ср.: тіайіти кіико] ‘молодому парню’, й’єйєско] (»-ош) гікаіі Апїой ‘деда звали Антош’, ро їа^іпко^у (и-ош) Ьііа ^пйєтоуа ‘по отцу она была Яндерова’, из записей молитв: Слава отцу сину Сватыму духой.

Существительные мужского рода на -а со значением лица имеют в творительном падеже единственного числа, как и в некоторых окраинных северо-восточных чешских говорах, окончание -єт, ср. Апєйка гНопгєт ‘Анежка с Гонзой’, ]ак ті втє Уєйпоик ]єіі в Ит, в Ктапїєт РгіЬііоуіт ‘как мы однажды ехали с этим, с Франтой Пршибы-лом’.

Во множественном числе выражение одушевленности существительных мужского рода в СПЧ под влиянием чешско-русской, а ранее, возможно, также чешско-украинской интерференции разрушено. У существительных твердого типа особую форму им. п. мн. ч. с маркирующим одушевленность чередованием конечного согласного основы перед окончанием -і сохраняют только некоторые лексемы со значением лица или животного: СєсН - Сєйі (наряду с Сєскі), ЬосН

- Ьойі и кіик - кіисі ‘парни’, также тєйуієй’і со смягчением конечного согласного; кроме того, в песне встретилась форма кататай’і ‘друзья, товарищи’, а в записях молитв, помимо книжной формы гришницы [Ьгііпіеі], в тексте, озаглавленном Погребение малих детей в хати /!/, показательный пример сестрички а братрички ‘сестрички и братишки’ с написанным поверх последней буквы окончанием ове и в следующей строке школаци а спйевачкове ‘соученики и певчие’. Формы на -ове (чеш. лит. -оуе) явно не имели поддержки в говоре автора записи;

лишь форма skolaci от skolak с чередованием, как в kluk - kluci, могла найти в нем опору.

У существительных, не утрачивающих формы им. п. мн. ч. с чередованием конечного согласного основы, другие падежные формы мн. ч. также могут образовываться от основы с чередованием (что распространено и в северо-восточных чешских диалектах): тв. п. s Cesami /!/, род. п. pjet klucu ‘пятеро парней’, вин. п. na kluci davali zem ‘на парней давали землю’.

Большей частью, однако, формы им. п. мн. ч. одушевленных существительных в СПЧ совпадают с исконными формами вин. п. мн. ч., ср.: jeziski chod’ili ‘иисусики ходили’ (разносящие детям рождественские подарки), na svarbje kluci... bili jak ofcanti ‘на свадьбе парни были как официанты’ (без смягчения t), dva sini umfeli ‘двое сыновей умерло’ и dva sini mn’el ‘двоих сыновей имел’ и т. п. Лишь изредка под влиянием русского языка наблюдается выражение одушевленности в форме вин. п. мн. ч., которая может совпасть с формой род. п., причем не обязательно у существительного мужского рода, например: jednu ned’eli kluci nas smrkostovali, d’efcat ‘в одно воскресенья парни стегали прутьями нас, девчат’ (здесь явно имеет место аналогия с совпадающими формами род. и вин. п. местоимения 1-го л. мн. ч.).

Формы им. п. мн. ч. всех разрядов адъективных слов при согласовании с одушевленными существительными, даже сохраняющими показатель одушевленности в данном падеже, в СПЧ обычно равны формам вин. п. мн. ч.: start Cesi ‘старые чехи’ и jedni Cechi ‘одни чехи’, mi rod’ice rozd’oni sou tedik ‘мои родители рождены тут’, mladenci fsechni, kluci... fsechni bili stejma... ‘все молодые люди, парни, все были с этими...’ при единичном случае a ti kluci nosili na stoli ‘и эти парни носили на столы’ (со смягчением t!).

3. Притяжательные прилагательные в СПЧ, кроме форм им. п. ед. ч. муж. рода и форм, обозначающих принадлежность к семье, имеют полные флексии, напр.: fceras bila mamincina a neskej usjs)es Kolickova -свадебная песня, в переводе исполнительницы: ‘раньше ты была материна, а теперь ты уже Колина’, tatinkovou. babicku ja sem nazivala babus’a... a svou. babicka, mamincinou jako ‘папину бабушку я называла бабуся, а свою - бабушка, мамину то есть’, jedna babicka nase bila, statinkowej strani, wona bila chachluska, a smamink’inej strani babicka bila cisto Ceska ‘одна бабушка наша была, с папиной стороны, она была хохлушка, а с маминой стороны бабушка была чисто чешка’ (с устранением чередования k - c перед суффиксом притяжатель-

ного прилагательного -in- в последнем случае).

Формы, выражающие принадлежность к семье и служащие также «домашними» фамилиями, в СПЧ, как и в северо-восточных чешских говорах, дифференцируются в единственном числе по родовому признаку. Формы мужского рода в им. п. ед. ч. оканчиваются на -й (d’ed bil Vondm. ‘дед был Вондра’) и склоняются, сохраняя отчасти краткие именные флексии: uFranti Sirilova ‘у Франты Шиллера’, sFrantem Pfibilovim ‘с Франтой Пршибылом’. Формы же женского рода в им. п. ед. ч. оканчиваются на -ovd; при этом в речи М.И. Перетятько фигурируют девичьи фамилии на -ova с кратким гласным во флексии: D’evici, da?

Pohofelova... a potat’inkoj bila Janderova ‘Девичья, да? Погоржелова, а по отцу она была Яндерова’.

Эта дифференциация мужских и женских «домашних» фамилий является важной частью языкового сознания носителей СПЧ. Вот как говорит об этом Е.А. Ишкова: Я всегда говорила, что мужская фамилия не склоняется, а... ну и у нас всегда говорили, taki babicka bila pan’i Vondrovd... d’ed bil Vondrii, a ndm pordd fikali Vondra... Вот на уроке... а я всегда оскорблялась... popravuju, ze Vondrovd, nu... А Т.И. Сычук продолжает, перечисляя вначале женские фамилии в русском звучании: Vondra, Jander, Pfibil,

Kad’ermas... a mi sme tak fikali: Kad(e)rmasovd, (Pfibil)ovd... Этим фамилиям она противопоставляет мужские: Kadermasй, Vondrii... a d’efcata - Vondrovd, Kadermasovd.

Семью в целом или нескольких ее членов в СПЧ обозначают формы мн. ч. на -ovi с кратким гласным во флексии им. п., ср.: bili i Trpkosovi, i Kadrmasovi, i esce jakisi fam’iliji druhi bili ‘были и Трпкоши, и Кадер-масы, и еще какие-то другие семьи’, nase tatinki bili dva bratra, Vondrovi ‘наши отцы были два брата, Вондры’.

III. В области синтаксиса

1. Сохраняется исконно чешская посессивная конструкция с личными формами глагола mit ‘иметь’, доминирующая в сравнении с проникающей из русского языка исходно локализующей конструкцией «у кого-либо есть». Ср., однако, переход от первой ко второй в смешанном чешско-русском высказывании А.А. Вондры: i Helena nemn’ela d’et’i taki... и у Лены даже не было детей... а у тех вот, у всех вот - у моей матери десять, десять детей, осталось пять, desed d’et’ti, tak po ceski fict... uKarolini vosum, uBarci vosum, vot, uBarci vosum d’etu... i fsechni vosum d’et’ti, fsechni soy tetkej esce zivi. Попутно можно заметить, что и конструкция с предикативным прилагательным fsechni soy esce zivi ‘все еще живы’, и безактантное употребле-

ние инфинитива в tak po ceski fict ‘так по-чешски сказать’ обязаны русскому влиянию (лит. чеш. соответственно vsechny jeStё ziji и tak se to fikd/ fekne cesky).

2. В целом сохраняется присущая чеш-

скому языку тенденция, с одной стороны, к подстановке в позицию формального субъекта указательного местоимения, а с другой

- к заполнению позиций объектных актантов конкретизирующими личными местоимениями, ср.: а/ vot takovi to bilo u nds ‘вот так у нас было’ (букв. ‘вот такое это было’), vot zroyna to vi... vilitdvd to spam’eti ‘вот как раз вы... вылетает из памяти’ (букв. ‘вылетает это’), i tak polucd se to, ze... ‘и так получается, что...’ (букв. ‘и так это получается’), б/ nu (w)on powidal: napisu, poslu - i cosi neposild ji ‘ну он говорил: напишу, пошлю -и что-то не посылает’ (букв. ‘... её’, речь об обещанной книге), однако также: wotkril

колбасный цех, d’dl kolbasu i vozil na bazar ‘открыл колбасный цех, делал колбасу и возил на базар’ и т. п.

3. Наблюдается дифференцированное

выражение долженствования при помощи личных форм чешских модальных глаголов muset и mit, с одной стороны, и безличного русского модального предикатива nada - с другой. Ср.: a dise mn’eli... mladd pdra

hubickovat, vot vitfeleji a i mladi se hubickujoy... ‘а когда должны были... молодая пара поцеловаться, вот выстрелят - и молодые целуются’ (mn’eli подразумевает

соответствие установленному распорядку), tet’ se kfici „hor’ka!“, a u ndz nebilo za... abi kficeli, a vot vitfeleji - i museli se hubickovat ‘теперь кричат «горькоі», а у нас не было за[ведено], чтобы кричали, а вот выстрелят -и они должны были поцеловаться’ (museli подразумевает внутренне осознанную необходимость, обусловленную внешними обстоятельствами), jd sem i sem pfijela, protoze kravicku nada drzet - v rajon’e, tam kravicku nebudes... ‘я сюда и приехала потому, что коровку надо держать - в районе, там корову держать не будешь’.

4. Имеет место конкуренция возвратных деагентивных конструкций с глаголами обоих видов и обобщенно- или неопределенноличных предложений с формами 2-го лица

ед. ч. и 3-го лица мн. ч. смыслового глагола, картина которой заметно отлична от ситуации в диалектах на основной территории распространения чешского языка, подробно исследованной Д. К. Поляковым в работе [4]. В данном отношении весьма показателен диалог информантки А.А. Вондры с опрашивающей М. А. Харламовой, недостаточно

владеющей чешским языком, о чешских кушаньях и о приготовлении супа «киселач-ка»: Бл’уда? Учехоу... уот так’ийе:

Иалушки, кнэдл’ичк’и... роКика М.ее1аска иап

ее... иап ее... - Варжи сэ? - Уап ее... ну, ва-рица... Вот знайет’е, к’иселачка как вар’ица? У о1, й иаш 1о... пи, й 1о гекпи росеекь.. Тиисе ее шйеио... ро1иисе ее шаеио, тЖе^е ее, шйеио ее иЬеге... ишаге/ ее каг1оёМ., 1тоё-юки ие иой’е ее ииаге/ а ро1ош... 1акоие•] Ие1е]сек /!/ пагегеё, кпейНсЫ ИойХё... ишапё... шаео ее ро^йп, ^а!е]её... ‘<...> Вот я вам - ну, я по-чешски скажу (букв. это). Сбивают масло... собьют масло, выльют, масло убирают... сварят картошку, немножко в воде сварят, а потом... такой листочек нарежешь, кнедлички бросишь, сваришь... мясо поджаришь, зальешь...’ Ср. также из рассказа Ф.А. Шиллера о свадьбе: V йиапйс1... Иой’т поЫ zd’elйvali и]епек... ио1 рое1е... ]ак ее zd’elй ш]епек - ра1ош рога1ц]е1а... ‘в 12 часов ночи снимали венок... вот после, как снимут венок - потом пожалуйста...’.

Рассмотренные черты далеко не исчерпывают своеобразия среднеприиртышского чешского говора, работа по описанию которого, безусловно, требует продолжения. При этом уже и ряд обозначенных выше признаков, таких как выражение долженствования и средства устранения семантического субъекта из структуры предложения, показывает, что особый интерес в СПЧ представляют явления, в которых отражается, с одной стороны, исходная для носителей данного идиома чешская, а с другой - в той или иной мере усвоенная ими русская языковая картина мира.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Харламова М. А. Этническая самоидентифика-

ция и ее показатели в диалектном тексте // Ученые записки Казанского государственного университета. Гуманитарные науки. 2009.

Т. 151. Кн. 3. С. 281-287.

[2] Ыергаё и. СесИоуё па Кгути I оБас1а СесИоИгас! // 1пЮгтаСп[ уёБ^к. оЬсапБкёИо Бс^и^ет Бжи!ап1 2008. № 1. С. 25. Э. 11-16.

[3] Скорвид С. С., Третьякова И. В. «Тут жил Кирилл, а там - Мефодий...», или Чехи под Новороссийском // Язык, сознание, коммуникация. М., 2009. Вып. 38. С. 40-54.

[4] РоЦаО й. ие Ь Ь!Ггко, со Ьу катепет с1о1юс11!: ОеадепМ уё1у б З.Бд. уе Бр1Боупё сеёйпё а V сеБкусИ пагесюИ // Э!ау|Бйка V тос1егтт БУё1ё (Ко^егепсе тЫусИ Б!ау|БЙ III). Сегуепу КоБ1е!ес, 2008. Э. 311-323.