ГОСУДАРСТВО ß ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ: ПРОБЛЕМА ДЕФИНИЦИИ
А.А. РАКВИАШВИЛИ,
кандидат экономических наук, доцент, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова,
e-mail: [email protected]
Статья посвящена проблеме определения понятия «государство». Предлагается авторское видение государства как абстрактного понятия, описывающего специфические властные отношения, сформировавшиеся в результате долгого процесса эволюции. Отдельное внимание в работе уделяется мотивам политиков и бюрократов, которые от-
т ражают принятые в обществе правила получения, удержания и реализации власти и
R непосредственным образом влияют на развитие экономики.
>
C Ключевые слова: государство; власть; политико-экономический цикл; бюрокра-
N тия; политические рынки.
0
1
О The article is dedicated to the problem of definition of the state notion. Here is the
> authors vision of the state as an abstract notion, that describes specific governmental relations, formatted in a result of a long evolution process. The special attention is attracted to the motivations of politicians and bureaucrats, that reflect adopted in the
ю society rules of receiving, keeping and realization of the power and has a direct influence
2 on the development of economy.
м Keywords: state; authority; political-business cycle; bureaucracy; political markets.
> Коды классификатора JEL: A10, B00, D70, D71, D72, D73, H0.
№
IO
4
В подавляющем большинстве работ по экономической теории можно встретить прямое или косвенное упоминание государства, которое «регулирует», «стремится», «защищает» и для которого определяют «цели» и «стратегии». Но где это государство? Несмотря на то, что оно — наиболее активный субъект современного мира, еще никто не продемонстрировал его физические параметры. Бестелесное нечто, осуществляя действия, описанные в бесчисленных работах, посвященных государственному регулированию, несомненно, влияет на развитие человечества, но механизм этого влияния, как и характеристика действующего субъекта, до сих пор загадка. Если государство — не конкретное физическое тело, то что обозначает соответствующий термин? Если это люди, то какие люди? Если это контракты, то контракты между кем? Множество подобных вопросов неминуемо возникает, если не принимать факт существования государства как данность и постараться понять, что же собой представляет современное государство.
Одно из наиболее популярных определений понятия «государство» предложено Д. Нор-том, согласно которому государство представляет собой организацию «со сравнительными преимуществами в осуществлении насилия, распространяющимися на географический район, границы которого зависят от ее способности осуществлять налогообложение» [16, p. 21]. Иногда определение Норта дополняют позицией М. Вебера, видевшего в государстве «объе-
© А.А. Раквиашвили, 2012
о
динение людей, (успешно) поддерживающее монополию на легитимное применение силы на данной территории» [13, p. 78]. Кроме того, в зависимости от предпочтений исследователей, государству приписывают различные функции: производство общественных благ, предоставление услуг образования или повышение общего культурного уровня граждан.
Но, несмотря на популярность, указанный подход является ограниченным и противоречивым.
Во-первых, частное охранное агентство в принципе может иметь большую эффективность в осуществлении насилия по сравнению с государством, так как не сталкивается с проблемой безбилетника. Неслучайно охранные агентства востребованы и в самых безопасных странах, и на территориях вооруженных конфликтов, в том числе с участием самых сильных армий мира.
Во-вторых, указанные определения легко применимы к средневековому королевству или территории, подконтрольной преступной группировке. Например, ХАМАС в секторе Газа также обладает преимуществом в осуществлении насилия, власть этой группировки распространяется на конкретную территорию, на которой она взимает налоги для своего содержания, и, по крайней мере, значительная часть населения принимает это правление, т. е. имеют место элементы легитимности. При этом ХАМАС, даже учитывая теоретическую возможность трансфор- ^
01
мации властных отношений, не более чем обычная террористическая организация, и в этом качестве она не может рассматриваться как государство, если, конечно, этот термин не означа- о ет, как то предлагал Ч. Тилли, «лишь относительно централизованную, дифференцированную 5 организацию чиновников, с большим или меньшим успехом контролирующую основные институты насилия в рамках сообщества людей, проживающих на большой, единой территории» [17, p. 170]. В любом случае, столь специфическое определение государства не оставляет воз- о можности отделить те властные отношения, что сформировались в развитых странах в наши дни, от имевших место и наблюдаемых на самых различных территориях и в самых разных исторических эпохах.
В-третьих, неясно, зачем преимущество в осуществлении насилия использовать для пре- =з доставления неких услуг, не связанных с защитой? Если государство лучше всего умеет при- ^ менять силу, то оно должно этим и заниматься, а то, что государство имеет преимущество О при предоставлении, например, образовательных услуг — далеко не очевидный факт. Не О оправдывает государственное регулирование и необходимость предоставления общественных благ, когда под этим термином понимается что-либо большее, чем защитные услуги, так как подобная трактовка понятия «общественное благо» — грубая, хоть и широко распространенная, ошибка1.
Наконец, в-четвертых, представляется безответственным приписывать государству функции по «повышению культурного уровня», что является отражением идеи о более развитых, умных и дальновидных чиновниках (или ученых), которые, будучи высококультурными людьми и носителями «общечеловеческой морали», могут и должны прокладывать путь для остальных, менее развитых людей. Ценность подобного допущения становится еще более сомнительной, если учитывать, что находясь в согласии с законами логики, индивид, согласившийся с такой позицией, также должен принять любые фантазии и деяния, которые могут прийти в голову человеку, в конкретный момент времени объявившему себя мессией, фюрером или отцом нации.
Следовательно, сводить государство лишь к организации, осуществляющей насилие, бессмысленно и непродуктивно. В конечном счете, известные нам системы властных отношений значительно отличаются друг от друга, как процедурами, так и целями, и используемая в экономической теории концепция государства должна объяснять эти различия.
Очевидно, понятие «государство» описывает специфические властные (а не договорные) отношения, которые, как и все человеческое общество, постоянно находятся в процессе изменений. За известный нам период истории механизмы завоевания, удержания и реализации власти претер-
1 По определению, общественное благо неконкурентно и неисключаемо в потреблении, но и образование, и медицина, и освещение дорог, и даже охрана правопорядка, как и все прочие блага, за исключением блага «оборона» (то есть услуги армии) этим критериям не удовлетворяют.
О
пели несколько важных трансформаций, и, чтобы корректно описать то, чем является государство сегодня, следует слегка углубиться в историю вопроса, раскрыв процесс эволюции власти и ее современные черты.
Удерживать власть в течение длительного периода, опираясь лишь на физическое принуждение, сложно и дорого. Проще и дешевле править легитимно, т. е. с одобрения порабощенных. Как указывал Фуко, «управление людьми — вне зависимости от того, собраны ли они в небольшие или в крупные группы, идет ли речь о власти мужчин над женщинами, взрослых над детьми, одного класса над другим или бюрократии над населением, — предполагает определенную форму рациональности, а отнюдь не физическое насилие» [1, с. 83]. Эта рациональность, или в данном случае критерии принятия решений, обеспечивающих легитимацию, исторически определялись в контексте божественного происхождения вождей2.
Сакрализация не только обеспечивала добровольное подчинение, но и способствовала персонификации власти, так как обожествлять легче одного человека, а не всю властвующую элиту. Кроме того она породила внешние ограничения власти, отражавшие представления людей о законах справедливости и богоугодных делах, так как царь, ставленник Бога, не мог по своему усмотрению нарушать божьи законы. Даже если эти ограничения нередко попирались, Е они постоянно играли важную сдерживающую роль, указывающую иерархам, что можно де-А лать, а что делать недопустимо. В этом смысле показательными являются слова Эразма Роттер-т дамского: «Самое благополучное состояние достигается тогда, когда есть принц, которому все О подчиняются, когда принц повинуется законам и когда законы отвечают нашим идеалам чест-
0 ности и справедливости» [8, с. 20]. Так как источник власти не люди, а законы справедливости,
1 стоящие выше желаний подданных, Эразм настаивает, что не стоит государю считать, что ему и «позволено делать все, к чему его подстрекает чернь» [11, с. 39].
Но к XVII в. произошла важная трансформация властных отношений. Обретенный европей-<° скими монархами после Вестфальского мира суверенитет стимулировал расширение власти королей, что естественным образом сопровождалось разрастанием чиновничьего аппарата. По-0 степенно, набрав силу, бюрократия взяла власть в свои руки [4, с. 159-234]. И оказалось, что
2 лишенное тела суверена, скрытое за бюрократией, обезличенное государство стало невозможно О увидеть, «нащупать». Фраза Людовика XIV «Государство — это я» получила известность не по-ф тому, «что отражала истинное положение дел, а ввиду того, что она явно противоречила фактам, о а именно огромной по тем временам бюрократической машине» [8, с. 175].
^ Разрастание бюрократии вместе с другими важными сдвигами в социальных отношениях
4 (вызванных реформацией, развитием науки и экономическим ростом) оказало значительное деструктивное влияние и на сакральное восприятие государства, что имело два важных последствия: ослабление внешних ограничений власти и разрушение легитимности, основанной на божественной воле. Оба этих процесса сместили фокус усилий ученых с поиска «правильных», «справедливых» законов на поиск методов правления, обеспечивающего большее богатство народа. И к концу XVIII в. этот сдвиг становится хорошо различимым в работах экономистов. Так, А. Смит пишет, что политическая экономия стремится решить две задачи: «во-первых, обеспечить народу обильный доход или средства существования, а точнее, обеспечить ему возможность добывать себе их; во-вторых, доставлять государству или обществу доход, достаточный для общественных потребностей» [9, с. 419].
Но со временем оказалось, что поддерживать видимость соблюдения законов справедливости легче, чем обеспечивать высокие темпы экономического роста, а сакральная власть устойчивей мирской, особенно когда правитель не обеспечивает значительный прирост богатства подданных. И это наглядно продемонстрировала Великая французская революция, где правление, лишенное сакральности и не создавшее никаких других источников легитимности3, быстро переросло в тиранию и так же быстро разрушилось.
Так как власть постепенно лишалась ореола божественности, а экономический рост не гарантировал устойчивое правление, возникла необходимость в новом источнике легитимности,
2 Кстати говоря, именно эта особенность властных отношений не учитывается во в целом правдоподобной и очень популярной модели Оседлого бандита МакГира-Олсона [14].
3 Хотя подобные попытки активно предпринимались [6].
и прошло почти два с половиной столетия после Вестфальского мира, пока он был найден. Этим источником стала «воля народа», обеспечившая во второй половине ХХ в. невиданную устойчивость власти без опоры на божественные законы4. Еще в конце XIX в. избранные «народом» политики не были полностью свободны от ограничений, налагаемых высшими законами [10, с. 164]. Однако вскоре изменения в базовых установках людей, уже видевших в государстве инструмент исполнения собственных желаний, а не механизм реализации высших законов, предопределили разрушение внешних ограничений власти и переход к новому типу осуществления правления.
Конечно, полностью избавиться от каких бы то ни было внешних ограничений власти сложно, в частности из-за влияния принятых в обществе норм справедливости на восприятие властных отношений. Тем не менее в подавляющем большинстве случаев политики руководствуются лишь внутренними ограничениями, зависящими от пользы принимаемых решений в системе предпочтений конкретной группы влияния в рамках существующих процедур борьбы за власть.
В результате, в современном мире понятие «государство» перестает описывать состояние власти отдельных правителей, а является абстрактным описанием специфических (безличных5) отношений власти и подчинения, основанных на физической силе и легитимности, ^
01
источник которой («воля большинства») не рождает внешних ограничений власти. Данное 2 определение в корне отлично от позиции Норта и Вебера, в понимании которых государство о значительно более материально, представая в виде организации с заданными целями и характеристиками, тогда как в реальной жизни форма реализации власти зависит от специфики процедур легитимации, которые в свою очередь крайне разнообразны и не могут быть объ- ^ ектом внешней оценки, всецело завися от мировоззрения находящихся в подчинений людей и их правителей.
Кроме того, предложенное видение государства позволяет лучше понять причины и цели политических решений. В современном государстве у политиков и бюрократов появляются стимулы, очень напоминающие мотивы техноструктуры, описанные Дж.К. Гелбрейтом [2, =э с. 74-83, 406-422]. Как и техноструктура, бюрократия стремится к максимизации власти че- ^ рез больший контроль над ресурсами. Поэтому цель бюрократии — максимизация налогового О бремени. Но стремление к максимизации поступлений от налогов негативно сказывается на экономическом росте и может стать причиной потери легитимности, поэтому налоговое бремя распылено среди всех групп населения, скрыто за многообразием платежей и сложными процедурами и, как правило, балансирует на уровне, не подрывающем экономический рост.
Но налоги лишь условие реализации власти, тогда как реальная власть рождается, когда чиновник непосредственно вмешивается в экономику, выделяя субсидии и регулируя деятельность рыночных агентов. Субсидии и регуляции в руках политика — одновременно и рычаг воздействия на различные группы интересов, и инструмент поддержания лояльности. В силу указанных причин в современном обществе неминуемо выстраивается разветвленная система субсидий и трансфертов, получателями которых оказываются почти все граждане, хотя и в разной мере.
В этой связи демократическое государство никогда не станет «либеральным идеалом», т. е. государством-«ночным сторожем», так как это противоречит целям бюрократии. Точно также демократическое государство не дойдет до социализма, так как рост регулирования снижает эффективность экономики и, в конечном счете, не позволяет поддерживать необходимый уровень легитимности [10, с. 227-286]. В этом смысле демократия — внутренне противоречивая система.
Указанную нестабильность правления хорошо иллюстрирует политико-экономический цикл, впервые описанный Нордхаусом. Суть его идеи заключается в том, что правительство выбирает ту политику, которая максимизирует шансы на переизбрание [15], используя для этого ресурсы власти: налоги, субсидии и прочие регуляции. Раз избиратели редко руковод-
4 В той мере, в какой это вообще возможно в человеческом обществе.
5 Стоит учитывать двойную обезличенность власти, отличая, с одной стороны, власть чиновника от власти государства, а с другой — само государство от общества [8, с. 43-45].
О
А на описание деятельности конкретных людей со своими собственными целями и мотивами
т позволяет раскрыть механизм принятия решений бюрократами и политиками, и вследствие
О этого лучше понять процессы, протекающие на политических рынках. В таком ракурсе, напри-
0 мер, проблемы с государственными финансами, преследующие США и многие страны Европы,
1 оказываются не чисто экономическими проблемами, а следствием сложной и естественной для
и демократий политической дилеммы, когда те, субсидирование кого необходимо урезать в перо
вую очередь, — ключевой электорат основных политических сил. с И конечно же, рассмотрение государственного регулирования через призму человеческой
деятельности, приводящей к перераспределению богатства от одних граждан к другим, позво-0 лит сделать значительный шаг в оценке эффективности активности государства во всех его с проявлениях, будь то «борьба с бедностью» или стимулирование экономического роста. О В совокупности пересмотр значения термина «государство» может стать существенным
с шагом в развитии экономической науки и оказать сильное воздействие на жизнь миллионов о людей во всем мире, до сих пор воспринимающих государство как самостоятельный субъект ^ социальной жизни, оторванный от реальных людей и ими управляющий.
ю
ЛИТЕРАТУРА
1. Аласания К.Ю. Теоретические и методологические основания анализа политической власти во французском постмодернизме (вторая половина ХХ - начало XXI века). М.: Современные тетради, 2010.
2. Гэлбрейт Дж.К. Новое индустриальное общество. Избранное. М.: Эксмо, 2008.
3. Каплан Б. Миф о рациональном избирателе: Почему демократии выбирают плохую политику. М.: ИРИСЭН; Мысль, 2012.
4. КревельдМ. Расцвет и упадок государства. М.: ИРИСЭН, 2006.
5. Лаффон Ж.-Ж. Стимулы и политэкономия. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2008.
6. Олар А. Культ Разума и культ Верховного Существа во время французской революции. М.: Сеятель, 1925.
7. Олсон М. Логика коллективных действий: Общественные блага и теория групп. М.: Фонд Экономической Инициативы, 1995.
8. Понятие государства в четырех языках. СПб.; М.: Европейский университет в Санкт-Петербурге: Летний сад, 2002.
9. Смит А. Исследование о природе и причине богатства народов. М.: Эксмо, 2007.
10. ХиггсР. Кризис и Левиафан: Поворотные моменты роста американского правительства. М.: ИРИСЭН; Мысль, 2010.
ствуются здравым смыслом, имея относительно короткий горизонт планирования и не оценивая все последствия совершаемого выбора [3, с. 43-78], то и политики адаптируют свои программы, делая упор на краткосрочные выгоды. Вследствие этого, а также учитывая относительно меньшую информированность обычных граждан и возможности политиков реализовывать «скрытые» механизмы перераспределения («скрытый трансферт» в терминологии Таллока [18; 12]), экономическая политика неминуемо становится ущербной для экономического развития.
В свою очередь политико-экономический цикл видоизменяется под давлением отдельных, хорошо организованных групп. Как отмечал М. Олсон, издержки координации в малых группах ниже, поэтому «относительно малая группа или отрасль может добиться налоговых или тарифных скидок за счет миллионов потребителей или налогоплательщиков и вопреки правилу большинства. Таково отличие привилегированных и промежуточных групп от больших латентных» [7, с. 135; 5, с. 33-34].
Резюмируя вышесказанное, следует подчеркнуть, что отказ от мифологизированного, антропоморфного восприятия государства имеет не только сугубо теоретическое значение. Замена бессмысленных терминов, таких как «цели государства» или «стратегия государства»
11. Роттердамский Э. Воспитание христианского государя. М.: Мысль, 2010. С. 39.
12. Coate S., Morris S. On the form of transfers to special interest // Journal of Political Economy. 1995. № 6 (December). P. 1210-1235.
13. From Max Weber: Essays in Sociology. NY, Oxford University Press, 1946.
14. McGuireM.C., Olson M. The Economics of Autocracy and Majority Rule: The Invisible Hand and the Use of Force // Journal of Economic Literature. 1996. March, Vol. 34. P. 38-73.
15. Nordhaus W. The Political Business Cycle // Review of Economic Studies. 1975. No. 42. P. 169190.
16. North D. Structure and Change in Economic History. NY: W.W. Norton, 1981.
17. Tilly С. «War Making and State Making as organized Crime» in Bringing the State Back edited by Peter Evans, Dietrich Rueschemeyer and Theda Skocpol // Cambridge: Cambridge University Press, 1985.
18. Tullock G. Where Is the Rectangle? // Public Choice, 1997. Vol. 91. No. 2. P. 149-59.
о ,o
О
см
со 3
О
О z О О
с*