CC BY
46
ГОСУДАРСТВО-ПОЛИТИКА-БИЗНЕС: ТРАНСФОРМАЦИЯ ОТНОШЕНИЙ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Н.В. Каламанова
Кафедра политических наук Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 10а, 117198, Москва
В статье рассматривается роль и место бизнеса во взаимоотношениях с властью в современной России с позиции теории неокорпоративизма. В статье деалется вывод о существенном сдерживании потенциала институтов функционального представительства интересов бизнеса на фоне монополизации не только всего энергетического сектора, но и экспансии государственных корпораций в другие сектора экономики.
На современном этапе корпоративизм пронизывает всю институционализированную систему взаимоотношений власти и бизнеса в России, что материализуется в постоянном росте роли государства в процессе взаимодействия с крупными финансово-промышленными группами. Сейчас можно с уверенностью прогнозировать дальнейшее усиление роли государственных корпораций в наращивании своего присутствия на рынке. В данной работе мы постараемся исследовать российское политическое пространство как форму рыночных отношений, в которых государство начинает занимать доминирующее положение (см.: [4, рр. 53-54]).
В трудах таких видных исследователей, как Ф. Шмиттер, Г. Лембрух,
А. Косон, Дж. Мидоукрофт, отмечается, что государство в корпоративной модели является не просто арбитром, а центральным игроком, допускающим к участию в принятии политических решений достаточно узкий круг групп интересов (см.: [13, р. 74]). В российской практике при исследовании отношений власти и бизнеса с позиции неокопоративизма следует учитывать определенные ограничения в проецировании политологических подходов, устоявшихся в западной академической традиции.
Как отмечает известный российский исследователь С.П. Перегудов, особенность российской корпоративистской модели заключается в том, что отношения часто могут устанавливаться не только посредством различного рода официальных структур и институтов, но и через отношения неформального, межличностного толка (см.: [5, р. 48]). В этой связи можно сказать, что в России
устанавливается «неформальный корпоративизм», потому что официальные институты функционального представительства интересов бизнеса во власти носят в большей степени декоративный характер. Все многообразие взаимодействия бизнеса и власти на политическом уровне носит кулуарный характер, а институты выступают лишь в роле формальных площадок, где происходит закрепление ранее достигнутых договоренностей.
Во многом такой уровень взаимоотношений стал логическим продолжением развития политического процесса. Известно, что процесс формирования олигархического капитала в России и его сращивание с властью на определенной стадии своего развития привел к неизбежному противостоянию между бюрократически организованной властью и бизнесом, который активно пытался проводить свои корпоративные интересы путем прямого давления на власть, по сути приватизированную несколькими крупными финансовопромышленными группами.
Сегодня можно с уверенностью констатировать тот факт, что провозглашенная на заре реформ, в начальный период перестройки, свобода индивида в экономике и во всех других сферах человеческой деятельности реализовывалась при отсутствии установленных государством правил игры, в атмосфере всевластия денег и практически неограниченного чиновничьего произвола. Это привело к установлению нелегальных форм отстаивания интересов. В то же самое время наблюдаемое в последние годы усиление позиций государственной власти опять толкает систему в крайности, потому как на современном этапе многие чиновники в первую очередь отстаивают интересы государственных корпораций и опираются на административный и силовой ресурсы в вопросе перераспределения собственности, что способствует радикальному изменению правил игры в государстве.
Необходимо также зафиксировать, что все это происходит на фоне смерти публичной политики, что находит отражение в стремлении большинства групп интересов не афишировать своего реального влияния на политические и электоральные процессы. Не так давно представители российской бизнес-элиты не скрывали своего личного участия в политических процессах. Довольно интересную точку зрения на проблему взаимодействия власти и крупного бизнеса сформулировал российский предприниматель О. Дерипаска, который отметил, что крупный бизнес полностью завязан на технологическую цепочку государственной власти, прежде всего в финансовой части, затем в части технологии управления обществом и в политических структурах. Солидарен со своим коллегой и глава нефтяной компании «ЛУКойл» В. Алекперов, который в интервью Независимой газете от 7 октября 1998 года отметил: «Я был бы нечестен, если бы сказал, что не занимаюсь политическими вопросами, иначе бы я поставил под угрозу группу «ЛУКойл», акционеров и не смог бы оградить и от политических потрясений».
В этих условиях существенными преимуществами во взаимодействии с органами власти обладают более организованные группы давления и сильные общественные объединения, имеющие финансовые ресурсы, связи в федеральном руководстве, в то время как целый ряд корпораций после потери влияния на принятие политико-управленческих решений стремится подороже продать свои активы государству или вывести свой капитал за пределы страны, ограничив свой бизнес от неизбежных потрясений.
Примечательно также, что фактор влияния крупного бизнеса на политику является вполне очевидным явлением, однако механизм взаимодействия российских групп давления, предпринимателей, олигархов, коммерческих, общественных объединений и организаций, граждан, а также иностранных фирм и органов власти до сих пор не всегда представляется прозрачным. Все поставленные исследовательские проблемы трудно осмыслить, если не исследовать всю сложность отношений власти и бизнеса в исторической ретроспективе.
Проследим генезис отношений власти и бизнеса в современной России с точки зрения эволюции влияния групп интересов на политические процессы в стране. До 80-х годов XX века было принято полагать, что лобби, лоббизма, лоббистских отношений в нашей стране нет и не может быть. Однако эта догма находилась в противоречии с действительностью, в которой лоббизм существовал всегда. Потребности определения общегосударственных целей и распределения приоритетов невольно подтолкнули систему к созданию довольно мощных лоббистских структур как в правительстве, так и в самом ЦК КПСС и Политбюро. Именно из этого времени вышли «три источника, три составные части» нынешнего российского лоббизма: военно-промышленный, топливно-энергетический и агропромышленный (см.: [5, рр. 78-98]).
К 1970 - 1980-м годам в Советском Союзе сформировались группы давления, которые не только осознали себя организованной силой, но и активно отстаивали свои интересы. Это были мощные отраслевые группы и региональная элита.
По мнению известного российского исследователя В. Лепехина, «наибольшим влиянием в СССР обладали отраслевые группы давления, имевшие клановый характер, в интересах которых проводилась государственная политика, которая уже к концу 70-х годов XX в. была неподконтрольна Политбюро», а «к 80-м годам именно они были основными субъектами власти, которые фактически подмяли под себя партийные органы» [6, рр. 39-40]. Эффективность лоббирования отраслевых интересов в СССР определялась степенью важности той или иной производственной отрасли. С этой точки зрения самыми сильными лоббистами были предприятия ВПК, космической и тяжелой промышленности.
Изменение ориентации в экономике, ее реструктуризация, начавшаяся в период так называемой перестройки, сопровождались ломкой всей системы существовавших до этого общественных отношений и принципов развития экономики страны, разрушением советских законодательных основ правовых отношений власти и предпринимателей. Автор статьи прекрасно понимает, что одной из форм влияния на государство было продавливание определенных решений на законодательном уровне. В тот период основной постулат провозглашенной свободы предпринимательства сводился к понятию «все разрешено, что не запрещено законом». А так как к тому времени действовавшее законодательство объективно устарело, а новое еще не появилось, то свобода бизнеса практически ограничивалась лишь отсутствием стартового капитала, бандитским произволом и коррупцией бюрократии.
Почти все лоббистские группы начинали активно действовать через Верховный Совет. Государственные ведомства инициировали законопроекты либо через президентские или правительственные структуры, либо непосредственно через структуры Верховного Совета. С возникновением
конфронтации между Верховным Советом и президентскими структурами проводить законопроекты непосредственно через Верховный Совет стало несколько проще, не говоря уже о том, что при согласовании законопроекта в структурах исполнительной власти могли быть заблокированы важные для ведомств положения. В результате связь между ведомствами, комитетами и комиссиями Верховного Совета только укреплялась.
Стоит отметить, что заметными игроками в Верховном Совете были профсоюзы, имевшие собственную депутатскую группу. К самым влиятельным из них можно отнести Федерацию независимых профсоюзов России (ФНПР). ФНПР была образована на базе Всесоюзного Центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС). Данный профсоюз лоббировал принятие Закона о социальном страховании. На выборах в Государственную Думу в 1995 году на базе ФНПР был также создан избирательный блок «Профсоюзы и промышленники России - Союз Труда», который не смог преодолеть пятипроцентного барьера.
Можно выделить еще ряд организаций, которые оказывали заметное влияние на законодательный процесс: Ассоциация товаропроизводителей, некоторые предпринимательские союзы, а также формировавшиеся в это время финансовые холдинги («Мост», «Гермес», «Менатеп» и другие) (см.: [5, рр. 78-83]).
Рассматривая отстаивание интересов, лоббистскую деятельность начала 1990-х гг., стоит особо отметить отраслевой лоббизм. Структурные изменения, произошедшие в нашей стране в 1991 - 1993 годах, разделили общество. На этой основе появляются лоббисты, представляющие определенные группы интересов. Это, прежде всего, военное лобби, которое менее всего поддается рыночной трансформации. В политическом плане оно было представлено Гражданским союзом, объединившим «партию генерала Руцкого», Российский союз промышленников и предпринимателей (А. Вольский) и Демократическую партию России.
Период, начавшийся в 1994 году, характеризуется тем, что в это время вступила в действие новая Конституция РФ, а также появилась качественно новая конфигурация федеральной власти. Бизнес начинает быстро увеличивать свое влияние на государство. Лоббистская деятельность заметно эволюционирует и ведется на разных уровнях: федеральная исполнительная и законодательная власть, региональная исполнительная и законодательная власть, а также муниципальная власть.
Обостряется кризис между развивающимся бизнесом (вкупе с распространением в обществе либеральных ценностей свободной рыночной экономики, свободы слова, значимости индивида как основы гражданского общества и правового государства) и забюрократизированной властью - они вынуждены сотрудничать и одновременно противостоять друг другу. Делаются попытки выработать определенную компромиссную модель, строятся институты защиты прав собственности и личной свободы человека.
При этом значительная часть представителей бизнеса уклоняется от уплаты налогов, демонстрирует неуважение к законам, крупные предприниматели получают преференции путем теневого лоббирования своих интересов. Попытки государства взять верх в этом конфликте интересов носят выборочный и несистемный характер, по большей части были демонстративны.
Уже в новой системе власти, сформированной после 1993 года, Парламент перестает играть важную роль в отстаивании интересов капитала. «В 1995 году социологическая служба «Кассандра» провела исследование, в котором определялась значимость того или иного института для эффективного лоббирования, и получила следующие результаты: 76 % лоббистов приходится на органы исполнительной власти, более двух третей опрошенных респондентов назвали исполнительную власть (прежде всего правительство и Администрацию Президента) главной площадкой для эффективного продвижения интересов» [7, р. 68].
По мнению профессора С.П. Перегудова, «наличие хороших контактов в Администрации Президента позволило в свое время ряду компаний, в частности «Сибнефти» и банковской группе «МДМ», осуществить вторжение в металлургическую, энергетическую, машиностроительную и некоторые другие отрасли экономики» [10, р. 62]. За короткое время на базе банка «МДМ», возглавляемого А. Мамутом, была создана мощная финансово-промышленная группа, которую с полным правом можно включить в «большую десятку» интегрированных бизнес-групп (см.: [9, р. 57-63]).
После избирательной кампании 1996 г. происходит «приватизация власти» -именно тогда представители российского бизнеса работали как одна команда, стараясь не допустить приход к власти коммунистов. Именно тогда в современной политике представители бизнеса полностью контролировали ситуацию в стране и допустили масштабную фальсификацию результатов выборов в угоду собственным интересам. Таким образом, типичное для России 1990-х соединение в одних руках собственности и управления, отсутствие действенных партийно-политических структур, а также возрастающая роль социального капитала и внутрикорпоративной солидарности поставили отечественные корпорации в выгодное положение на политическом поле и сделали их приспособленными для игры на политическом рынке.
Такая модель взаимоотношений власти и бизнеса может быть охарактеризована понятием «ложный плюрализм», означающий распределение власти между основными финансово-промышленными группами, которые во многом определяли политику государства, вырабатывали его политическую повестку.
Практически все крупные российские бизнес-структуры начинают активно приобретать печатные и электронные СМИ, причем как на федеральном, так и на региональном уровнях. Крупные корпорации стали активно формировать свои политические команды, скупая места в законодательных собраниях федерального и регионального уровней.
С приходом к власти В. Путина начинают меняться отношения власти и бизнеса. Некоторые влиятельные крупные корпорации постепенно отстранялись от власти, что в публичном пространстве получило штамп деприватизиции власти. На деле те финансово-промышленные группы, которые не демонстрировали лояльность, постепенно стали терять свои активы, в то время как другие становились еще более мощными. Также взятый курс на выстраивание информационного пространства привел к переделу медиа-бизнеса, который уходит под контроль крупных государственных корпораций. В частности, «медиа-империя» Газпрома контролировала 44 % телекомпании НТВ, 3 % - телекомпании ОРТ, 100 % - телерадиокомпании «Прометей». Компания являлась основным спонсором газет «Труд» и «Комсомольская
правда», а дочерние предприятия Газпрома являлись совладельцами ряда региональных газет и телекомпаний. Компании ЛУКойл принадлежали акции газеты «Известия», журналов «Смена» и «Профиль», телеканалов REN-TV. Компания также издавала политизированный журнал «Нефть России», который, находясь в тесном сотрудничестве с журналом «Нефтегазовая вертикаль», выступала от имени нефтегазовой отрасли и формировала ее имидж. АФК «Система» владела акциями газет «Россия», «Литературная газета», «Культура». Группа «Альфа» и «ТНК-ВР» имели доли акций телеканала ОРТ. Акции телеканала ОРТ в свое время принадлежали также нефтяным компаниям -ЮКОС и «Сибнефть». Принадлежащие В. Потанину «Интеррос» и «Норильский Никель» владели акциями газет «Известия» и «Комсомольская правда» (см.: [9, рр. 57-63]).
По мнению исследователя Я.Ш. Паппэ, еще со времен перестройки журналистская элита и пресса как институт играют исключительно важную роль не только в распространении информации, но и в генерировании идей и продвижении и легитимизации интересов бизнеса. Таким образом, контроль над СМИ приносил бизнесу не только рекламные выгоды, но и значительные политические дивиденды, фактически играя роль важного политического ресурса. Ведущие финансово-промышленные конгломераты прекрасно осознавали значение активной работы в информационной области и поставили СМИ себе на службу.
Уже с приходом к власти В. Путина и началом выстраивания моноцентричной политической системы отношения между властью и бизнесом стали меняться. Был задекларирован принцип равноудаленности бизнеса от власти. К моменту избрания В. Путина президентом России распад олигархической модели отношений между властью и бизнесом, отчетливо оформившейся в период правления Б. Ельцина, стал необратимым.
Решив восстановить утраченную субординацию, президент Путин заявил о намерении добиться «равноудаленное™» бизнеса от власти. Пресса и деловые круги восприняли этот тезис скептически, так как отдельные крупные фигуры, вроде Р. Абрамовича и А. Мамута, которых считали тесно связанными с новой президентской командой, продолжали сохранять свое влияние. Однако последовавшие вскоре жесткие действия правоохранительных и налоговых органов сигнализировали о снятии «иммунитета» с прежних олигархов. Создавалось впечатление, будто на смену сращивания власти с бизнесом идет система административного принуждения. В то время президент ЮКОСа М. Ходорковский в интервью швейцарской газете предупредил иностранных инвесторов о росте политических рисков в России. Олигархи не могли рассчитывать на поддержку общественного мнения, и поэтому политика президента по отношению к бизнесу внесла раскол между наиболее приближенными к ельцинскому клану предпринимателями. Такие фигуры, как Р. Абрамович, предпочли приспособиться к изменившимся условиям, «обменяв» свой политический капитал на прочные позиции в экономике. Это позволило им не только выйти из-под удара правоохранительных органов, по и расширить свои позиции.
Уже в 2000 году эпохальная встреча крупных предпринимателей с
В. Путиным показала, что остальная часть делового сообщества смирилась с утратой прежнего стагуса - публичных политических игроков.
Новые президентские структуры однозначно дали понять, что старые правила игры, построенные на политическом торге с Центром и включавшие в себя «иммунитет», отменяются. Новые же предполагают ведущую политическую роль государства и выполнение крупным бизнесом всех обязательств. Именно тогда экономист Е. Ясин констатировал победу силового подхода: «...власть не нуждалась ни в каких формальных соглашениях с бизнесом». Однако последующие события стали свидетельством того, что так происходило далеко не всегда. Просто власть предложила новые правила игры, и те, кто их принял, смогли быстро адаптироваться к новым реалиям.
Тем не менее, именно в это время государство делает попытку выстраивать институционализированные отношения с бизнесом, которые предполагали создание легальных площадок для ведения диалога и артикуляции интересов.
Становление режима консультаций не было произведено одним действием и включало ряд шагов. Одним из них стало образование осенью 2000 года Совета по предпринимательству при Правительстве РФ, Обращает на себя внимание тот факт, что диалогу государства с бизнесом на федеральном уровне задали узкие рамки, исключавшие обсуждение проблемы распределения и перераспределения властных полномочий, а также политических перспектив развития страны.
Создание Совета по предпринимательству подтвердило ключевые принципы нового подхода к бизнесу - восстановление ведущей роли государства. Кроме того, стало ясно, что в них есть формальное место диалогу (см.: [7, с. 197]).
Для постоянного взаимодействия с правительством были отобраны предприниматели, которые:
- представляли преимущественно реальный сектор;
- выполняли управленческие функции;
- руководили крупными (но не обязательно крупнейшими) и успешными предприятиями;
- были настроены на конструктивный диалог с властью в определенных ею границах;
- участвовали в политике лишь по соображениям, так или иначе связанным с интересами их предприятий и фирм.
Такой Совет был вполне способен справиться с экспертным обеспечением экономической политики. Политолог А. Зудин отмечает, что в самом правительстве функции Совета сначала понимали по-разному: экс-премьер М. Касьянов был склонен толковать их расширительно, наподобие представительного органа, глава же Министерства экономического развития и торговли (МЭРиТ) Г. Греф возражал против того, чтобы Совет стал постоянным механизмом обратной связи правительства и предпринимателей. Он рассматривал заседания Совета лишь как разовые встречи для обсуждения конкретных вопросов.
Этап институционализации бизнеса проходил не только на федеральном, но и на региональном уровне. Во второй половине 2000 года государство начало создавать институты диалога с бизнесом (консультативно-экспертные советы по предпринимательству) при полномочных представителях президента в федеральных округах. Тем самым оно, по-видимому, рассчитывало постепенно разрушить «непрозрачную» политическую базу региональных лидеров в местных деловых сообществах, стимулировать формирование единого экономического пространства и высвободить предпринимательскую
инициативу. Организация окружных советов проходила при содействии представителей либерального крыла правительства.
Совет по предпринимательству при правительстве и консультативные советы в округах должны были придавать отношениям государства с бизнесом характер единой общефедеральной системы. Однако система советов по предпринимательству остается не до конца интегрированной. В центре она замыкается на правительство, а в округах - на президентскую вертикаль власти.
Начиная с 2000 года все прежние институты представительства групп интересов бизнеса стали трансформироваться. В октябре 2000 года состоялась встреча В. Путина и тогдашнего руководителя Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) А. Вольского. Это организация, расцениваемая многими экспертами как «профсоюз олигархов». Уже в ноябре 2000 года правление РСПП образовало бюро в составе 27 человек, в том числе 18 крупных предпринимателей. Этот шаг стал прелюдией к внутренним переменам в РСПП - усилением внимания к его политике со стороны китов отечественного бизнеса.
«Обновив» РСПП, Кремль создал еще одну площадку для выстраивания отношений с бизнесом. Система отношений между властью и бизнесом в современной России явно эволюционирует по направлению к неокорпоративной модели. Такое название получила утвердившаяся после Второй мировой войны в ряде стран Запада система сотрудничества государства с «организованными интересами».
Неокорпоративизм совместим с политической демократией, и типичными признаками этого типа отношений между государством и бизнесом считаются:
- высокий уровень корпоративной организованности делового сообщества, а также профсоюзов,
- добровольный характер отношений между участниками,
- институционализированная конфликтность,
- система взаимных обязательств,
- центральная роль государства, которая, однако, может принимать различные формы (от «арбитража» до «мягкого лидерства», или «дирижизма»).
На наш взгляд, пока представляется преждевременным судить о том, насколько отечественная система представительства бизнеса приблизится к развитой неокорпоративистской модели. Как показывают известные события вокруг компании «ЮКОС», когда руководитель крупной нефтяной компании М. Ходорковский активно заявил о своих политических амбициях и желании продать активы наиболее преуспевающей в России компании западным корпорациям, его бизнес-империя рухнула под мощью давления со стороны государства. Данные события подтверждают также, что российское государство, следующее исторической традиции этатизма, в ряде случаев не ограничивается «легким дирижизмом», а поддается соблазн)' использовать все доступные средства, в том числе и репрессивные.
Более того, становится очевидной тенденция к монополизации всего энергетического сектора. Сделка между подконтрольным государству «Газпромом» и компанией «Сибнефть», активы которой контролировал олигарх Роман Абрамович, также свидетельствует о заинтересованности государства в расширении политико-экономической ресурсной базы. Учитывая «решительность» государства и недавние события вокруг «ЮКОСа», владельцы «Сибнефти» согласились на эту сделку. На наш взгляд, российская версия
неокорпоративизма представляется своеобразной, поскольку втиснуть все отношения между государством и бизнесом в рамки союзов и ассоциаций будет чрезвычайно затруднительно.
Особая роль крупных корпораций в нашей стране, естественная для экономики, унаследовавшей плоды советской гигантомании. Крупные корпорации играют в социальной структуре общества и его территориальном развитии столь значительную роль, что их рассматривают как «социально-политический институт».
Электоральные кампании последних 5 лет показали высокий уровень политической активности корпораций в регионах. Почти во всех случаях они вступали в коалиции с Кремлем, пытаясь договориться заранее. После событий в Беслане Кремлю удалось изменить электоральные параметры политического поля, что выразилось в отмене губернаторских выборов, отмене одномандатных округов, повышении заградительного барьера на парламентских выборах. Это еще сильнее усилило позиции федеральной бюрократии в торге с корпорациями, заинтересованными в контроле над политической ситуацией в регионах. Можно привести примеры фактического делегирования политического контроля над регионами представителям лояльных бизнес-групп: такова роль Р. Абрамовича на Чукотке, А. Хлопонина («Русский алюминий») на Таймыре или А. Ткачева («Альфа-груп») в Краснодарском крае (см.: [3, сс. 31-39]).
Со становлением новой, «путинской», модели государственного управления и отношений с бизнесом положение крупных предпринимателей в российской социальной системе заметно изменилось. Если раньше оно зависело от экономического веса и автономных политических ресурсов, то теперь все большую роль стал играть иерархический ранг в институционально закрепленной системе отношений с государством. Отдельные эксперты отмечают, что при новой системе «иерархи» сменяют олигархов.
При анализе сложившейся ситуации можно отметить, что постепенно складывается избранный круг ведущих предпринимателей, занимающих высокие места в новой иерархии: участники регулярных встреч с президентом, члены Совета по предпринимательству, а также члены бюро РСПП.
В частности, в прессе неоднократно отмечалось, что «статус членов бюро РСПП резко возрос, тогда как у не вошедших в него членов Совета по предпринимательству он заметно снизился» [2, р. 37]. В конфликтологическом поле можно уверенно говорить о конфликте статусов. На первые места выдвинулись бизнесмены, совмещающие несколько иерархически значимых позиций.
Если окинуть взглядом последние структурные трансформации в недрах РСПП, то видно, что в правлении этой организации заметно возрастает количество представителей государственных компаний. Возможно, это новая мягкая технология подчинения и «приручения» бизнеса, которую использует политическая власть.
Как отмечает С.II. Перегудов, отличительной особенностью в функционировании российской корпораций как политических акторов является «многоканальность» их взаимодействия с другими общественно-политическими институтами и образованиями - исполнительной и законодательной властями, регионами и муниципалитетами, некоммерческими общественными организациями, конкурентами и союзниками по большому бизнесу,
экономическими и политическими структурами ближнего и дальнего зарубежья (см.: [5, pp. 37-103]).
Наличие у каждой крупной корпорации собственных интересов побуждает их действовать на политическом поприще, в одиночку используя свои личные связи в органах государственной власти, а также лоббистскую деятельность, в том числе и на региональном уровне, где у каждой корпорации есть свои ареалы и приоритеты.
Автор статьи полагает, что в России давно установился «неформальный корпоративизм», потому что официальные институты функционального представительства интересов бизнеса во власти носят в большей степени декоративный характер. Более того, становится очевидной тенденция к монополизации не только всего энергетического сектора, но и экспансии государственных корпораций в другие сектора экономики, что в политической сфере ведет к слиянию государственных чиновников и крупных государственных корпораций, а это создает угрозу перераспределения собственности и радикального изменения правил игры.
Тем не менее, потенциал функционального представительства интересов бизнеса во власти не может считаться исчерпанным. Можно спрогнозировать увеличение роли РСПП в российской политике. Во-первых, внутри самого правительства руководители экономического блока нуждаются во «внешней поддержке», в «моральной помощи» со стороны бизнеса с целью противостояния «дирижистским» тенденциям в правительстве. Во-вторых, Кремль заинтересован в улучшении инвестиционного климата, в преодолении негативного восприятия российской экономики как все менее либеральной и все более регулируемой. Кремлю выгодно видимое повышение роли бизнеса, либерализация дискуссий о государственной политике. В-третьих, в стране реализуются «национальные проекты», которые без участия бизнеса не могут быть успешными. Это политический проект, и власть очень заинтересована в эффективном сотрудничестве с бизнесом, причем не столько на «принудительной» основе, сколько на основе взаимовыгоды и реальной заинтересованности бизнеса.
Литература
1. Зудин А. Неокорпоративизм в России? // Pro et contra. - 2001. - Vol. 6. - № 4.
2. Бунин И., Зудин A., Макаренко Б. Система представительства российского бизнеса: Формы коллективного действия. - М.: ЦПТ-С1РЕ, 1997.
3. Итоги и уроки губернаторских выборов. - М.: ЦПТ, 2001.
4. Крыштановская О. Анатомия российской элиты. - М., 2005.
5. Перегудов С.П. Корпорация, общество, государство: Эволюция отношений. -
М., 2003.
6. Лепехин В. А. Общественно-политические процессы в среде предпринимателей. -М., 1994.
7. Любимов АЛ. История лоббизма в России. - М.: Фонд «Либеральная миссия», 2005.
8. Нещадин A.A., Блохин A.A., Верещагин В.В. Лоббизм в России: подражание худшему или переход к лучшему? // Безопасность. - 1995. - № 5-6.
9. Паппэ Я.Ш. «Олигархи»: экономические хроники. - М., 2000.
10. Перегудов С.П. Крупная корпорация как социально-политический институт. -
М.: ИМЭМО, 2000.
11. Перегудов С.П. Корпорация, общество, государство: эволюция отношений. -М., 2003.
12. Бизнес и государство при В. Путине. Становление новой системы взаимоотношений. - М.: Центр политических технологий, 2000.
13. Ясин Е. Пришел, увидел, отступил // Московские новости. - 2000. - № 30.
14. Cawson A. Corporatism and Political Theory. - London, 1986.
STATE, POLITICS AND BUSINESS: TRANSFORMATION OF POLITICAL RELATIONS IN MODERN RUSSIA
N.V. Kalamanova
The Department of political science
Russian People’s Friendship University 10a Miklucho-Maklaya str., 117198, Moscow, Russia
The article is based on the (neo) corporatism theory. It explores the role and activity of business in the relations with government in modern Russia. In the conclusion the author insists that in Russia the ruling class restrains the institution of business functional representation in government against a background of monopolization not only the energetic sector but also the expansion of state corporations into the economical sectors which leads Russian political system to the monocentrism.
